Текст книги "Запретный плод сладок"

Автор книги: Лора Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Знаю.

Она сдвинула очки наверх.

– Спасибо за твое предостережение. После развода я твердо пообещала себе, что больше никогда не стану путать свои фантазии с реальностью. Твое напоминание оказалось очень кстати, особенно после вчерашней ночи.

Не только сами слова и словно бы чужой голос, но и отстраненное выражение ее лица как током ударили Тейта.

– Я вовсе не собирался предостерегать тебя, Клер, – вырвалось у него. – Ты неправильно поняла меня…

– Разве? Ты только что очень вежливо, но вполне ясно дал мне понять, что мне не следует питать насчет тебя каких-либо надежд. Для меня это было немножко неожиданно, но я приветствую твою откровенность.

Он схватил ее за руку, не позволив уйти.

– Я только хочу, чтобы ты поняла, что жизнь предъявляет ко мне такие требования, с которыми нелегко справиться.

«А я очень хочу, чтобы ради меня ты рискнула их преодолеть», – промелькнула у него в сознании мысль.

Она вырвала руку.

– Ты ждешь, что я с ними справлюсь?

Тейт на это рассчитывал, он молился в глубине души, чтобы это случилось.

– Я прошу тебя попытаться.

– Не знаю, смогу ли я, – отозвалась она. – Мне нужно подумать.

Высказанные напрямик слова задели его. Внутренний голос нашептывал, что он не должен позволить гордости стать на пути своего счастья. Но и здравый смысл, и его чувства к Клер убеждали Тейта, что он правильно поступил, рассказав ей о себе со всей откровенностью. Этого требовало не только его прошлое, но и ее будущее.

– Никто не смог бы попросить о большем, – хмуро кивнул он. – И я не прошу о большем… пока. Я не кривил душой, говоря, что не хочу воспользоваться твоей слабостью. – Тейт на миг замолчал, выискивая в ее лице хоть намек на какие-то чувства к нему. Но ее отчужденность была по-прежнему очевидна. – И я не кривил душой, когда сказал, что ты очень дорога мне.

– Я отчетливо помню все, что ты говорил, Тейт. – Клер бросила взгляд ему за спину и добавила тем же спокойным тоном: – В бухту пожаловали гости. Конечно, это, может быть, и Тома, но я сильно сомневаюсь. Он, как правило, держится на расстоянии.

Тейт и сам уже услышал шум мотора приближающегося катера. Его первая мысль была об оружии. Оно осталось в каюте «Моргана», и Тейт в душе проклинал свою оплошность. Второй его мыслью было как можно быстрее спрятать Клер на яхте. Они определенно играли с огнем.

– Давай, док, вперед. Быстро, – приказал он и, подхватив с песка корзину, шагнул вслед за Клер в воду.

До «Моргана» они доплыли в считанные минуты. Парень за рулем катера заглушил мотор, но волны от лодки незваных гостей уже нарушили водную гладь бухты.

Тейт успел поддержать Клер, когда яхту сильно качнуло, и она, потеряв равновесие, чуть не подвернула ногу. Закрыв Клер собой, он обернулся лицом к шумной компании с фотоаппаратами, магнитофонами и банками пива в руках.

– Тебе лучше спуститься вниз, – коротко распорядился он.

Она было открыла рот, но Тейт резко оборвал ее:

– Не спорь. Кто знает, что это за шутники. Я не хочу подвергать твою жизнь опасности.

Одарив его гневным взглядом, Клер все же подчинилась и скользнула по трапу в камбуз.

– Эй, как рыбалка? – раздался возглас одного из пассажиров катера.

Остальные вовсю щелкали фотокамерами.

– Хуже некуда, – выкрикнул в ответ Тейт.

Они еще что-то кричали, но его односложные ответы отбили у них охоту продолжать общение.

Под пристальным взглядом Тейта отдыхающие – а это явно были всего лишь туристы – бросили якорь, толпой выгрузились на берег и полностью разрушили уединенное очарование бухты.

Тейт поднял якорь. Выйдя из бухты, он сообщил Клер, что опасность миновала и она может выйти на палубу. Весь оставшийся путь их разговоры касались лишь сложности управления парусами при неизвестно откуда взявшемся сильном ветре.

К причалу они добрались в сумерках. Оба молчали, угнетенные тем, что между ними произошло в последние минуты на пляже. Расстались они, когда Тейт увидел Тома с помощником, маячивших у входа в доки. Последнее, до чего они договорились, – Клер позвонит ему, когда будет готова к разговору.

Тейту была ужасно неприятна эта перспектива. Ждать в сомнении, захочет ли Клер и дальше с ним встречаться или нет, казалось ему даже унизительным, но интуиция подсказывала ему, что иного выхода не существует. Не в его силах заставить Клер принять его жизнь, он мог лишь молиться, чтобы она согласилась сделать хотя бы одну попытку приблизиться к совместному существованию.

11

В назначенный день судебный процесс не начался, но не очередные махинации адвокатов Сантьяго были тому виной. Судья Бентон сам стал причиной отсрочки, поскольку слег с гриппом.

Все средства массовой информации из-за вынужденного безделья дни и ночи напролет обсуждали столь нежелательную задержку, пытались раздуть обычное недомогание до слухов о полной потери здоровья и возможной замене судьи, а также с увлечением интервьюировали друг друга. Клер подобное поведение посчитала недостойным ребячеством и твердо решила избегать всех, будь то журналисты или телерепортеры.

Следующие две недели она посвятила обычному приему пациентов и ежедневным наездам в свой дом, который, если положиться на заверения подрядчика, вот-вот должен был предстать перед ней в законченном виде. Вечера же, все до единого, она упорно билась над тем, чтобы определиться в своих чувствах к Тейту, бродяге и скитальцу – по его же собственному признанию, – завладевшему ее сердцем.

В результате этих раздумий Клер пришла к печальному и тягостному выводу. Как бы глубоки ни были ее чувства к нему и как бы искренен он ни был с ней, поведав всю правду о себе, надежды на совместное будущее у них нет.

Мысль о том, чтобы продолжать жизнь в мире, где нет его, сокрушала Клер. С каждым прошедшим днем ее тоска по нему росла. Иногда она принимала угрожающие размеры, и тогда Клер, чтобы хоть как-то прийти в чувство, приходилось напоминать себе, что он порядочный и достойный человек. Человек чести. Человек, который не захотел воспользоваться ее слабостью. Она так ценила эти качества. В такие мгновения ей даже удавалось убедить себя, что немножко – это все же лучше, чем ничего, если женщина любит мужчину так, как она любит Тейта.

Но инстинкт самосохранения, горький опыт эмоционального краха и – по выражению самой Клер – ее старомодное здравомыслие одержали верх над ее сердцем.

Тейт говорил, что она дорога ему. Очень дорога. Но он не произнес слова люблю. Ни разу.

К несчастью, сама она полюбила, хоть это признание и не было сказано вслух. Теперь она была рада, что сдержалась и не выставила себя на посмешище.

Тейт наверняка понимает, что она испытывает к нему. Иначе зачем бы он стал предостерегать ее? И к чему ему было бы утруждать себя подробностями своей личной жизни и работы?

Клер знала ответ на эти вопросы. У Тейта не было намерений что-либо в своей жизни менять. А потому выбор у нее невелик. Либо она принимает все как есть и приспосабливается к ограничениям, неизбежным в любви к такому человеку, как Тейт, либо идет своей дорогой, стараясь заглушить сердечную боль.

Она не надеялась, что перестанет любить или мечтать о Тейте, понимая, что любые попытки закончатся провалом. Но она очень рассчитывала, что справится с другой, куда более сложной задачей, что не захлопнет навсегда дверцу к своему сердцу, что оставит ее открытой для другого. Но только для того мужчины, который захочет стать ей постоянным спутником в жизни.

Клер, призвав на помощь все свое благоразумие, шла по мучительно долгому пути поиска подходящего выхода. Даже от домашних не укрылся ее непривычно хмурый и задумчивый вид, но все тот же инстинкт самосохранения подталкивал ее дойти до конца выбранной ею дороги.

Тейт позвонил ей на работу спустя несколько дней после того, как она рассчиталась за пребывание в отеле и вернулась в свой отремонтированный дом. Клер чуть было не попросила секретаршу сказать, что ее нет на месте, но трусость всегда была ненавистна ей, особенно в себе самой, а потому она взяла трубку.

– Доктор Дункан, – произнесла она официально, хоть и знала, кто на другом конце провода.

– Я скучал по тебе, Клер, – сказал он. – Не поужинаешь со мной сегодня?

– Я тоже скучала по тебе, – слетело с ее губ, прежде чем она успела собраться с мыслями. Самообладание ее рассыпалось в пыль, и ей пришлось потрудиться, чтобы обрести хоть видимость душевного равновесия.

– Эти две недели показались мне нескончаемыми.

– Полагаю, ты был по горло занят, – прохладно отозвалась Клер.

– Не настолько, чтобы не скучать по тебе.

Она отразила натиск соблазна. Соблазна поддаться искушению его сексуального голоса. Ее собственный голос прошелестел едва слышно:

– Ты только что из Вашингтона?

– Прилетел пару часов назад. И тут же обнаружил, что ты выехала из гостиницы. Признаться, меня удивило, что ты не оставила записки.

– Я переехала домой несколько дней назад, – объяснила она. – Ремонт удалось закончить раньше намеченного срока.

– Рада возвращению домой?

– Очень. – Клер чувствовала, как давит на нее необходимость высказать Тейту все, что она обязана высказать, но нужные слова, казалось, застряли в горле. – А как ты?

– Мне было без тебя одиноко, – тихо признался он.

Клер онемела.

– Что случилось? – спросил Тейт.

– Ничего. – Ответ был еще одним примером ее пресловутых рефлексов. Ей стало стыдно, что она возвращается к тому же обману, что составлял основу ее брака. – Многое, – помолчав, исправилась она.

– Клер…

Она не дала ему договорить.

– Кажется, ты собирался дать мне возможность позвонить самой, когда я буду готова к разговору.

– У меня закончилось терпение, – честно признался он.

Клер нервно теребила в пальцах телефонный шнур, чувствуя, как тает ее решимость и как неодолимо тянет ее к нему. – Мне нужно работать, Тейт. Пациент ждет.

Его молчание длилось добрых тридцать секунд.

Клер, уставившись на настольные часы, сердцем почувствовала каждую из этих бесконечных секунд.

«Будь же честна с ним, – убеждал ее внутренний голос. – Не заставляй его корчиться в муках. Это несправедливо».

– Так как насчет ужина? – переспросил Тейт.

Она уловила утомление и неуверенность в его голосе. Не желая тянуть с неизбежными словами, Клер словно нырнула с головой в ледяную воду:

– Лучше нам не видеться. У меня очень много работы, да и дома нужно привести все в порядок.

– Только сейчас – или навсегда?

Она кожей чувствовала его напряжение. В ней самой все было натянуто как струна. Слезы подступили к глазам, потекли по щекам.

Ей до боли хотелось увидеть его, прикоснуться, ощутить его тепло и силу, ее изводило мучительное желание отдаться той страсти, что не отпускала ее даже сейчас. Щемящая тоска по нему переворачивала ей душу. Она никогда в жизни не испытывала таких страданий, и все же ей удалось выстоять и напомнить себе в который раз, что он не сможет быть в жизни рядом с ней.

– Бежишь? – снова раздался его голос.

«Конечно, бегу, – в полном отчаянии мысленно отозвалась она. – А что же еще мне прикажешь делать? Перевернуть жизнь с ног на голову и принести себя в жертву твоему вольному существованию? Как бы не так!»

– Я буду жить своей жизнью, Тейт. Давай на этом поставим точку.

– Не думал я, что придет тот день, когда мне придется выслушивать твою ложь самой себе.

Обвинение во лжи больно ударило по ее натянутым от напряжения нервам. Она вспылила, несмотря на то, что заслужила эти слова.

– С моей стороны, что бы ты там ни думал, это здравое решение, основанное на несовпадении наших желаний, привычек и жизненных целей. И все.

– Ничего подобного. Все дело в твоем бывшем муже, – резко возразил Тейт. – Ты ждешь, что я буду вести себя точно так же, как он. Я уже говорил и еще раз повторю. Ты признала меня виновным в чужих преступлениях. И глупость этого твоего сравнения заключается в том, что мне даже нет необходимости совершать эти преступления. Меня просто-напросто отправили за решетку, не предоставив ни малейшей возможности для защиты. Безумное, абсолютно идиотское положение вещей, и я, прости меня, не в силах поверить, что такова на самом деле твоя позиция.

Клер решила, что самое время напомнить ему о том, что произошло с ней в жизни, поскольку ей было совершенно ясно, что память ему отказала.

– Мне до конца моих дней хватит той боли, что я испытала и испытываю. Больше я не вынесу, так что не бери на себя смелость судить меня или мое решение. Я его выстрадала. Этот шаг – один из самых тяжелых в моей жизни.

– Тобой движет страх.

– Мной руководит здравый смысл! – со злостью парировала она.

– Ты дорога мне, – тихо сказал Тейт, не обращая внимания на ее агрессивный тон.

«А я тебя люблю, – теперь уже безмолвно отозвалась она, – и что из этого следует? Мы все равно остаемся двумя разными людьми, каждый из которых ждет от жизни своего».

– Ты меня слышала?

– Слышала, разумеется.

– Ты не веришь мне?

– Я тебе верю, – прошептала Клер. – И от этого мне еще тяжелее.

Она опустила взгляд на свою руку, стискивавшую телефонный шнур с такой силой, что косточки пальцев стали белыми.

– Я ни к одной женщине так не относился, Клер. Ни одна из них не была мне так дорога. Никогда.

От охвативших ее переживаний ком встал у нее в горле. Клер проглотила слезы и постаралась, чтобы ее голос прозвучал со всей убедительностью, на которую она только была способна:

– Я сказала, что верю тебе, и я понимаю, что и ты веришь сейчас своим словам, но моя жизнь – не лабораторный эксперимент. Это обычная человеческая жизнь. В ней есть прошлое, а в этом прошлом есть определенный эмоциональный багаж. И я не стану отмахиваться от него, не стану игнорировать ни малейшую его частичку, потому что без него это буду уже не я. Я разбираюсь в себе, я знаю, чего хочу, и я больше никогда не удовольствуюсь меньшим.

– Я не прошу тебя чем-то довольствоваться, Клер. Впервые в жизни я готов к серьезным отношениям, именно к таким, о которых ты мечтаешь и которых ты вправе ожидать от мужчины. Я очень хорошо понимаю, как тяжело тебе было переносить в одиночку смерть сына, но тебя бросил и предал Даррен, а не я. Не заставляй меня платить за его грехи. Не лишай нас шанса самим убедиться, есть ли у нас будущее. Единственное, что я могу тебе пообещать, – это что в критический момент, если, конечно, он наступит, я ни за что не покину тебя. Боюсь только, что ты не позволишь своему сердцу в это поверить, – с безнадежностью в голосе закончил Тейт.

Она съежилась.

– Дело не в доверии. Просто я вижу реальное положение вещей и имею дело с реальной жизнью. Я не могу сама себя дурачить иллюзиями, рисуя тебя не таким, какой ты есть на самом деле. Я не стану жить в мире фантазий, Тейт. Не стану даже ради тебя. Потом бы мне пришлось заплатить слишком дорогую цену за подобный обман. Однажды я уже принимала желаемое за действительное, я знаю, чего это стоит, и будь я проклята, если повторю ту же ошибку!

Между ними повисло молчание, а потом Тейт заговорил – сдавленным, вымученным тоном:

– Мне нужно видеть тебя. Трогать. Засыпая в одиночестве, я все еще слышу запах твоей кожи. Я помню твое тело, я не забыл жар твоей страсти.

Клер задрожала под лавиной обрушившихся на нее ярчайших образов.

– Я отчетливо помню вкус твоих губ, – продолжал он. – Я знаю, что мне не забыть то, что произошло между нами. Никогда не забыть.

Снова наступила пауза. Клер упрямо отказывалась ее нарушить.

Когда он наконец заговорил, его слова были пронизаны горечью и сожалением.

– Ты разрушаешь наши отношения из страха, Клер. Меня терзает одна мысль, я никак не могу избавиться от нее. Мы слишком долго ждали этой встречи, мы слишком много лет искали друг друга, чтобы все вот так и закончилось. Неужели ты этого не понимаешь?

– Мне жаль, – только и смогла ответить она.

Ее убежденность в том, что их отношения зашли в тупик, глубоко пустила корни в сознании, и, хоть измученное сердце и молило ее отбросить все тревоги и сомнения раз и навсегда, Клер не поддалась этой мольбе.

– Мне тоже. Мне чертовски жаль нас обоих.

Спустя несколько секунд Клер услышала в трубке щелчок. Беспомощно поникнув в кресле, Клер заливалась слезами, проклиная Даррена за его былые жестокие уроки, коверкающие ее последующую жизнь, корила судьбу за то, что она безжалостно отняла у нее сына. Она проклинала жестокость своих душевных мук и себя за то, что принесла столько боли Тейту. Она не верила, что сможет когда-нибудь простить себе его страдания.

12

Три недели спустя Клер готова была отдать полжизни за то, чтобы оказаться рядом с Тейтом. Теперь она видела его лишь по телевизору да на газетных страницах, посвященных репортажам о процессе над Сантьяго. Уже много ночей подряд она не могла сомкнуть глаз и знала наверняка, что выглядит так же, как и чувствует себя. Ужасно.

Поэтому ее совсем не удивило, когда отец с тревогой заметил:

– У тебя совершенно измученный вид, малышка. Ты здорова?

Они встретились в семь часов утра. Клер уже вышла из дому и открывала дверцу машины, когда на подъездной дорожке показался «Мерседес» ее отца. Мигель Альварес вышел из машины, взял дочь за руки и обвел изучающим взглядом. Раскрыв наконец объятия, крепко прижал к себе. И лишь тогда высказал свое мнение.

– Да, я немного устала, пап, но скоро все пройдет, – поспешно заверила она отца, надеясь избежать дальнейших расспросов.

– Правда?

Нежная забота, прозвучавшая в его вопросе, проникла ей в душу и возродила ту маленькую девочку, у которой он всегда с такой любовью залечивал разбитые коленки. У Клер задрожал подбородок, но она нашла в себе силы справиться с эмоциями.

– Я очень на это рассчитываю. Убеждаю себя, что каждый следующий день будет лучше, чем предыдущий.

– И ты веришь своим собственным словам? – пытливо допытывался отец. – Пока нет, – призналась она. – Но надежды не теряю.

– Должно быть, ты его очень любишь.

Сердце на миг замерло у нее в груди. Она недоумевающе уставилась на отца.

– Кого?

Тот сдвинул густые брови.

– Я имею в виду твоего друга – Тейта Ричмонда.

– Откуда ты знаешь? – едва слышно произнесла она. Ведь они так тщательно скрывались ото всех. Кто и как мог узнать о них? – Тома, – высказала Клер вслух свою догадку.

Мигель покачал головой.

– Он слишком уважает тебя, чтобы посягнуть на твою личную жизнь.

– Но тогда откуда ты можешь это знать, папочка?

– Я уже довольно давно догадывался. К сожалению, теперь ваш секрет известен всему миру.

– Не понимаю. – Клер казалось, что она сходит с ума.

– Сейчас поймешь.

Он потянулся сквозь опущенное окно в машину, достал газету и нетерпеливо развернул ее.

Если бы даже кто-нибудь заранее предупредил ее о том, что с ней случится, Клер все равно бы не поверила, что ее жизнь попадет в такой ураган, что ее сорвет с якоря и унесет без руля и ветрил навстречу всем враждебным стихиям.

Уставившись расширенными от ужаса глазами в газету, она поняла, что перед ней открылась прямая дорога в преисподнюю и дверь туда ей услужливо распахнула пресса – кричащим заголовком на самом верху первой страницы: «Предосудительная связь свидетелей обвинения по делу Сантьяго».

Клер заморгала, увидев под заголовком сероватый снимок. Качество фотографии оставляло желать лучшего, но никаких сомнений в его подлинности у Клер не было.

Снимок запечатлел последние минуты перед выходом из уединенной бухты «Моргана», а на борту судна обнимающуюся пару в купальных костюмах: Клер Альварес Дункан, судебного медэксперта, дочь почтенного адвоката Мигеля Альвареса, а также Тейта Ричмонда, следователя по особо важным делам министерства юстиции, производившего арест Сантьяго и являющегося свидетелем со стороны обвинения. Какая разница, что в тот миг Тейт всего лишь поддерживал ее, потому что яхту раскачивало на волнах, которые поднял вторгшийся в их уединение катер! На снимке все выглядело так, словно их застали в недвусмысленной интимной обстановке.

Клер, вся вспыхнув, выпрямилась и повернулась к отцу.

– Просто не верю, что все это происходит наяву.

– Защита, разумеется, потребует твоего вызова в суд. – Спокойный тон отца произвел на Клер отрезвляющее действие. – Очень даже может быть, что повестку принесут буквально через час прямо к тебе в кабинет. Адвокаты Сантьяго не замедлят воспользоваться благоприятной для них ситуацией и поспешат поставить под сомнение твою объективность. Ты готова к такому повороту?

Клер кивнула.

– Сегодня утром я говорил с ним, – вскользь бросил Мигель.

– С Тейтом? С какой стати он звонил тебе?

Он нахмурился.

– Я же твой отец. С кем, по-твоему, он должен был связаться в первую очередь?

Мало того, что ее с Тейтом сфотографировали, продали снимок алчущим сенсации журналистам, выставив тем самым их отношения на всеобщее обозрение. Так нет же, нужно было еще втянуть и отца в водоворот их потерпевшей крах любви! Для Клер это стало последней каплей.

– Он не имел никакого права… – гневно выпалила она, но отец прервал ее – нежно, но решительно:

– Прежде чем ты позволишь гневу взять над собой верх, выслушай меня. Тебе следует знать, что он беспокоится прежде всего о тебе и о твоей безопасности. И считает, что, несмотря на твое нежелание в данный момент с ним видеться – возможно, это и к лучшему, – ты все равно не должна в одиночку переносить эту пытку.

Мигель Альварес убрал газету с крыши машины и снова сложил ее.

– На мой взгляд, лучше выразиться было невозможно. Тебе также следует знать, что это не первый наш с ним разговор.

– Ради Бога, папа, я же не ребенок!

– Верно, ты не ребенок. Ты женщина, которая живет в доме совершенно одна. Кроме того, ты вызвала жгучую злобу Сантьяго. Я не могу закрыть глаза на то, что мне известно об этом исчадии ада в образе человека. Благодаря Тейту Ричмонду, Клер, я знал, что твоя безопасность находится в руках очень надежных людей, а не зависит только от наших помощников в Майами.

Вся краска мгновенно сбежала с ее лица.

– За мной следили по его приказу?

– По его приказу ты всегда была под присмотром бдительных глаз и поблизости от тебя всегда находились надежные люди – на тот случай, если возникнет неожиданная ситуация.

Клер не знала – визжать ли ей от возмущения предательской натурой всего мужского пола или же хохотать до слез над тем нелепым виражом судьбы, куда занесло ее жизнь с того момента, как судья Бентон назначил ее экспертом по делу Сантьяго.

Она не сделала ни того ни другого. Просто прикусила язык, поскольку здравый смысл вовремя подсказал ей, что нельзя обвинять людей, движимых столь благородными мотивами.

– Может быть, я попрошу Миранду выделить сегодня утром часок для тебя, чтобы вы смогли вдвоем составить заявление для прессы? В одиннадцать тебе подойдет? А после встречи с ней пригласишь меня на ленч, и мы обсудим все детали.

Клер кивнула. Миранда Гонзалес была не только ее личным поверенным, но и сотрудником юридической фирмы отца.

– Да, будь так добр. Как только приеду в офис, я сама ей позвоню и уточню время. И за ленчем я тоже с удовольствием встречусь с тобой, папа. Я угощу тебя ленчем, а ты попотчуешь меня тем, что еще не успел рассказать о разговоре со своим новым приятелем из министерства юстиции. Договорились?

Старший Альварес немного смутился.

– Могу я еще что-нибудь для тебя сделать, малышка? – спросил он, явно не желая останавливаться на последней теме.

В данный момент ей хотелось только одного.

– Ты не обнимешь меня еще разок, папочка? Без этого, боюсь, мне сегодняшний день не пережить.

Мигель Альварес незамедлительно раскрыл дочери объятия.

Клер нырнула под его надежное крылышко.

Несколько минут он крепко прижимал дочь к сердцу.

– Мы с мамой знаем, что ты не совершила ничего предосудительного, но догадываемся также, что тебе придется выдержать мощный натиск с разных сторон. Вполне возможно, что твоя личная жизнь станет для прессы лакомым кусочком. Собери все свое мужество, дочка, и да храни тебя Бог!

Клер поняла, что слова отца относятся к ее разводу и смерти Джейсона. К горлу подкатила тошнота, когда она представила, что все события прошлых лет будут вытащены на свет Божий, но Клер тут же поклялась себе выстоять, сохранив максимум достоинства.

– Спасибо, – сказала она и шагнула назад.

– Занимайся своими пациентами, малышка. Я поговорю с Мирандой сразу же, как приеду на работу, – пообещал отец.

– Я люблю тебя, папочка.

Мигель Альварес проводил дочь до ее машины. Она пристегивала ремень безопасности, когда он обронил:

– Тейт Ричмонд – достойный и честный человек.

– Это правда, но у наших отношений нет будущего. У нас с ним разные интересы в жизни.

Мигель улыбнулся – в первый раз с начала их разговора.

– Твоя мать, когда я ухаживал за ней, сказала то же самое. Вернее, она это говорила много раз, но я ее переубедил.

– У нас все по-другому, папа, – настаивала на своем Клер.

– Твое упорство, мне кажется, лучше оставить на потом, – посоветовал отец. – В данных обстоятельствах неплохо прибегнуть к компромиссу, тем более если двое любят друг друга. Тебе никогда не приходило в голову, что ему могут быть свойственны те же самые страхи, которые мучат и тебя? Ведь жизнь тоже преподносила ему горькие уроки.

Клер вела машину по запруженным утренним улицам, а в ее сознании эхом звучали слова отца. Результатом этих раздумий стало зернышко сомнения – правильно ли она поступила, положив конец их с Тейтом отношениям?

У порога ее офиса Клер дожидались два офицера в форме. Клер молча расписалась в получении повестки на судебное заседание.

Чуть позже она позвонила Миранде, сообщила необходимые подробности своего короткого романа, передала недавний разговор с отцом и договорилась о встрече через пару часов.

В последующие недели средства массовой информации вели себя, как стая голодных хищников. Клер перестала смотреть телевизор и слушать радио – после того, как услышала в вечернем выпуске новостей особенно грязные выпады, порочащие ее репутацию, а также отвратительно бесстыдное изложение ее личной жизни.

Даже Даррен не остался в стороне от поднятой шумихи и дал интервью Си-эн-эн, чем довел Клер до белого каления. Она отказалась с ним разговаривать, когда он позвонил ей в офис, несомненно, готовый лопнуть от утоленного тщеславия.

Очередь адвокатов Сантьяго настала недели две спустя, когда государственные обвинители закончили изложение в суде целого списка преступлений, вменяемых бывшему диктатору. Как ее и предупреждала Миранда, Клер оказалась в числе последних свидетелей, вызванных защитой на открытое заседание. Миранда также объяснила, что Клер, скорее всего, будут использовать в качестве дымовой завесы – чтобы отвлечь внимание присяжных от сути процесса, да еще в качестве подручного средства, с помощью которого адвокаты надеются поставить вопрос о законности суда над их подзащитным.

Во время первого появления Клер перед судом присяжных ей пришлось собрать все свои силы, чтобы перенести тот шок, который она испытала при виде Тейта в окружении ее матери, отца и брата-юриста, устроившихся позади государственного обвинителя. Но в эту самую минуту защитник Сантьяго приступил к допросу с пристрастием, и все внимание Клер переключилось на него.

Она вынесла три бесконечных заседания, заполненных вопросами главного адвоката защиты Биллингса, который использовал все имевшиеся в его арсенале трюки, чтобы заманить ее в ловушку и на законном основании поставить вопрос о ее компетентности как судебного медэксперта.

Клер, слишком упрямая, чтобы сдаться без боя, не позволила Биллингсу запугать, оскорбить или смутить себя – даже когда он разворошил ее личную жизнь, извратил тот факт, что она оставила медицинскую практику после смерти Джейсона, а затем даже высказал предположение, что она сознательно пошла на поводу у своего любовника, и тот, будучи важным свидетелем обвинения, повлиял на ее заключение о психической полноценности Сантьяго.

Постоянное присутствие Тейта в зале суда приносило ей неожиданное для нее самой успокоение, хоть она и не показывала этого, сохраняя бесстрастное выражение всякий раз, когда их взгляды встречались. Он ее не бросил, не оставил одну. Он был рядом – на тот случай, если вдруг понадобится ей.

Защита сложила оружие в борьбе за то, чтобы доказать необъективность, предосудительное поведение Клер или ее профессиональную некомпетентность. Прокурор задал ей несколько дополнительных вопросов, которые должны были смягчить впечатление после допроса защитников, и отпустил.

Она покинула зал суда на дрожащих от облегчения ногах, чтобы тут же попасть в водоворот софитов, видео– и фотокамер и, как ей показалось, по меньшей мере сотни микрофонов.

Из всего этого столпотворения неожиданно материализовался Тейт, пробился к ней, обнял ее плечи одной рукой и, как щитом, укрыл своим телом от алчных глаз. Он стремительно увлек ее по запруженному людьми коридору к служебному лифту. Охранник в униформе держал для них двери кабины открытыми.

– Твой брат нас ждет, – объяснил Тейт. – Он отвезет тебя домой к родителям.

Клер устало привалилась к стене медленно ползущего вниз лифта и устремила взгляд на лицо человека, которого так сильно любила. Он выглядел уставшим, но спокойным и собранным.

– Лифт больше не пугает тебя? – сказала она первое, что пришло ей в голову.

Он покачал головой.

– Несколько недель назад твоя секретарша дала мне телефон Крейга Дженнера. Он провел со мной несколько сеансов, и я позабыл о прежних страхах.

– Я рада.

Ее это нисколько не удивило. Она давно поняла, что Тейт никогда ничего не оставляет недоделанным.

Тейт окинул ее быстрым взглядом и неожиданно нажал кнопку остановки лифта между этажами.

– Я горжусь тобой, – сказал он и сделал шаг в ее сторону.

Она тоже оттолкнулась от стены, и они встретились на середине огромной кабины, но в последний миг Клер заколебалась.

– Как ты догадался, что мне нужно было видеть тебя в суде каждый день?

Он обнял ее плечи.

– Как я мог не догадаться? И как я мог не прийти? Как я мог допустить, чтобы ты в одиночку сражалась с Биллингсом?

Клер смотрела на него, раздираемая тысячами эмоций. Усталость, одиночество, смятение переполняли ее, лишали возможности думать, притупляли все ее чувства.

– Я не… То есть, я имела в виду, после того, как я все оборвала… – Клер стиснула руками виски. – Господи, я так разбита.

– Ты вымотана до предела, но скоро эта история закончится и тогда снова все будет хорошо. – Обещаешь?

– Обещаю.

Тейт, улыбаясь, привлек ее к себе, и она с наслаждением ощутила тепло и силу его объятий. Он молчал, прижимая Клер, словно чувствовал, что на большее она сейчас не способна.

Она высвободилась из его рук:

– Нам нужно ехать.

– А ты не хочешь услышать вторую часть ответа на свой вопрос? – спросил Тейт и ткнул пальцем в нужную кнопку.