Текст книги "Черный Лотос"

Автор книги: Лора Джо Роулэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

30

Земля бодхисатвы Неисчерпаемой Силы

Будет полна сокровищ и райских дворцов,

Все верные преобразятся,

Их тела воссияют,

Пищей же им будут радость и

безграничное знание.

Сутра Черного Лотоса

В закатном небе над храмовым комплексом Дзодзё парило перламутрово-розовое облако. Колокола возвещали начало вечерних обрядов. Лоточники и запоздалые богомольцы потекли через рынок домой, а монахини и священники – в свои обители. Однако ворота храма Черного Лотоса были заперты. Никто не входил и не выходил оттуда. Молчаливые стены его как будто притягивали ночную тьму.

Все входы и выходы храмового подворья охраняли монахи с копьями, они же ходили дозором от здания к зданию. В окнах горел свет. Мерцало пламя и в каменных светильниках вдоль главной дорожки, где выстроилась рядами сотня монахинь и священников с деревянными кинжалами в руках. Возглавлял строй Кумасиро, вооруженный стальным клинком. Он кружил по площадке, рассекая воздух в ритуальном поединке. Толпа вторила его движениям, словно армия теней.

Мидори стиснула кинжал, стараясь не отставать. Она запыхалась. Ей было невдомек, зачем нужно учиться ближнему бою. Кумасиро ничего им не объяснил, кроме того, что от этого зависит их будущее. Остальные подражали ему, сопя от усердия, как если бы были с ним в сговоре. Этот урок, или, скорее, боевое учение, на манер того, что Мидори видела в замке, укрепил ее подозрения в отношении Черного Лотоса. Повторяя замахи и выпады, она то и дело поглядывала на Тосико в соседнем ряду.

Весь день Мидори ждала обещанного переполоха, но подруга никак не проявила себя – не подмигивала и вообще не говорила ни слова. Мидори страшно проголодалась, ведь с прошлого вечера она не съела ни крошки – боялась, что здешняя пища ее одурманит. Ей хотелось скорее покончить с заданием и сбежать до наступления ночи. Теперь к ее бедам добавились колебания новой подруги.

Строй новобранцев окаймляли колонны монахинь, следящих за тренировкой. Без помощи Тосико ей, Мидори, никогда мимо них не пробраться. Ее охватило уныние.

Но вот упражнения закончились, и все вытянулись по стойке "смирно". К Кумасиро подошли три священника – каждый из них нес крестовину с пугалом на конце. Пугала были с деревянными головами, в соломенных шляпах и мужских кимоно.

– Следите за мной, – приказал Кумасиро.

Священники двинулись на него, держа перед собой пугала. Кумасиро бросился на них с кинжалом и начал кромсать их посередине – справа налево, слева направо...

– Построиться в линию, подходить поочередно и рубить, как я показал, – распорядился Кумасиро.

Все бросились занимать позицию, в том числе и Мидори. Монах, возглавлявший цепочку, помчался вперед. Священники тыкали в него чучелами, а он отбивался от них деревянным кинжалом. Его примеру последовали другие юноши и девушки. С каждым шагом Мидори становилось не по себе: слишком уж жестоким было упражнение, и слишком уж неистово бросались ее соратники на людские пугала.

Страшась своей очереди, она смотрела в спину Тосико, стоящей через четыре человека от нее.

Внезапно подруга громко вскрикнула. Сердце у Мидори екнуло. Все разом обернулись к Тосико, а та выронила кинжал и схватилась за живот.

– А-а, болит! – закричала она, валясь наземь.

Сбежались монахини-надзирательницы. Тосико каталась по земле, корчась от боли. На один краткий миг они с Мидори встретились взглядами, и Тосико подмигнула.

Не помня себя от радости, Мидори бросилась бежать. Свет луны и окон терялся в густой листве, так что она почти не разбирала дороги. Миновав узкий проход меж сплошных стен, а затем небольшую рощу, Мидори выбралась на простор. Зацепившись ногой не то за ветку, не то за булыжник, она растянулась на траве. При падении ее кинжал выпал. Секунду она лежала неподвижно, слыша громкий стук сердца, потом поднялась. Только тут до нее дошло, что она не продумала, что делать после побега. Куда же идти? Она застыла в нерешительности, чувствуя себя беззащитной и одинокой, как никогда.

Но вот ее глаза понемногу привыкли к темноте, и она смогла разглядеть, где находится. Место походило на парк – корявые сосны подпирали темное небо, в маленьком пруду плавал блеклый круг луны. Мидори учуяла запах горелого дерева и увидела выжженный черный квадрат на земле. По ее коже пробежал холодок. Должно быть, на этом самом месте стояла хижина, в котором сгорели Ояма и женщина с ребенком, а обугленные руины расчистили до голой земли.

По палой листве зашуршали чьи-то быстрые шаги. Кто-то шел в ее сторону! Мидори чуть не задохнулась от страха. Она заметалась на месте с поднятыми руками, чтобы отогнать темную фигуру, подступающую все ближе и ближе.

Но вот некто остановился и громко прошептал:

– Это я!

– Ох! – Мидори согнулась от облегчения. – Тосико! – Вот здорово, что ты здесь! Как тебе удалось выбраться?

– Я сказала, что у меня колики, – ответила Тосико, – а потом притворилась, будто мне лучше. Когда урок начался, я сбежала. Ну, что теперь?

Не успела Мидори сказать, что не знает, как посреди пожарища раздался странный скрип. Девушки вздрогнули. У них на глазах из-под земли показалось зеленоватое свечение.

– Это духи людей, которые здесь сгорели! – прошептала Мидори в суеверном ужасе.

Они с Тосико спрятались за ствол, прижавшись друг к другу.

Но вот из земли показалась рука с фонарем, потом человек целиком. Рука принадлежала женщине, одетой в серое кимоно, с белым покрывалом на голове. Настоятельница Дзюнкецу-ин! Она встала у люка, из которого только что выбралась, светя фонарем над отверстием.

– Здесь, наверное, спуск в один из подземных ходов, о которых рассказывала госпожа Рэйко, – прошептала Мидори подруге. – Судя по всему, раньше он был скрыт в хижине.

Вскоре скрип послышался снова, и из земли выросли еще две фигуры – на этот раз мужские. Головы незнакомцев были выбриты, за поясом виднелись мечи. На их шелковых плащах Мидори разглядела эмблемы дома Курода. Самураи и настоятельница отправились по тропинке в сторону большого двора.

– Хочешь посмотреть, что там, под землей? – спросила Тосико.

Мидори передернуло от идеи спуститься неизвестно куда.

– Давай лучше узнаем, зачем Дзюнкецу-ин привела тех двоих. – Рэйко было бы интересно узнать, для чего настоятельница заманила в храм высокопоставленных самураев из влиятельного клана. – Пошли!

И они отправились за троицей, крадясь среди кустов, окаймляющих дорожку. Дзюнкецу-ин повела самураев по лестнице на террасу одной из малых молелен. Из зарешеченных окон лился тусклый свет. Мидори и Тосико спрятались снаружи, за молитвенным камнем, и смотрели, как один из гостей открывает дверь.

– Постойте, – остановила его Дзюнкецу-ин. – Разве вы ничего не забыли?

Самураи порылись в складках одежды, достали какие-то вещицы, которые Мидори не смогла разглядеть, и вручили настоятельнице. Потом все трое исчезли внутри.

– Послушаем у окон, – шепнула Мидори.

Они прошмыгнули вдоль фундамента в тень и там затаились. Мидори услышала топот и шорох отодвигаемой двери. Потом мужской голос сказал:

– Я беру эту.

На что другой ответил:

– Ну что ж, тогда мне – вон того.

Скоро Дзюнкецу-ин вышла из здания, но уже одна, и направилась в главный зал. Мидори разрывалась между желанием разузнать, что творится у них под носом, и проследить за настоятельницей. В конце концов страх перед Дзюнкецу-ин взял верх.

Из окна над головой слышались приглушенные голоса, но Мидори не могла различить ни слова. Тогда Тосико встала, просунула палец в решетку и ловко продырявила оконную бумагу. Пока Мидори стояла, дивясь ее смелости, Тосико прильнула к дырке.

– Глянь-ка! – взволнованно зашептала Тосико, отходя в сторону.

Осмотревшись – не видит ли кто, – Мидори встала на цыпочки и заглянула в дыру. В комнате находились двое – самурай, которого привела Дзюнкецу-ин, и монахиня. Самурай, раздетый донага, стоял на коленях, а монахиня сидела вплотную к нему, держа во рту его член. Он стонал, гладя ее по бритому затылку.

Мидори обомлела.

Тосико подергала ее за рукав.

– Пошли посмотрим, что в других комнатах.

Они подползли к следующему окну, в котором Тосико тут же проделала еще одну дырку. По ту сторону они увидели голого монаха, стоящего на четвереньках, и второго самурая, пристроившегося к нему сзади. Вспоминая сцену у дверей, Мидори поняла, что мужчины платили Дзюнкецу-ин за услуги наложников и выбирали себе пару. Очевидно, при храме действовал бордель для богатых клиентов.

– Ну что, насмотрелась? – зашептала Тосико. – Теперь мы можем идти?

Мидори больше всего на свете хотелось вырваться отсюда. Вот только будут ли рады Хирата и Рэйко ее новостям? Да, проституция за пределами веселого квартала каралась как преступление, но не имела ничего общего с убийствами или зловещими планами Черного Лотоса.

– Нет, пока не можем, – ответила она Тосико. – Идем туда!

Они снова припустили через подворье – обратно в лес, к выжженному пятну. Девушки подобрались к краю ямы и заглянули вниз. Мидори увидела глубокий колодец, обитый изнутри досками. Вглубь уходила вертикальная лестница. На дне сиял тусклый свет, еще оттуда доносился приглушенный грохот.

– Там что-то есть. И темно, – пожаловалась Тосико. – Я боюсь туда лезть.

Мидори тоже боялась, но старалась храбриться.

– Можешь подождать меня здесь, – сказала она. Вышло даже увереннее, чем она чувствовала.

– Одной еще страшнее.

– Значит, полезем вдвоем.

Мидори начала спускаться по скрипучей лестнице. Ее окутала темнота. По мере спуска воздух становился прохладнее, пахло сыростью и землей. У Мидори в душе росло ощущение нависшей угрозы. Она вцепилась в боковины лестницы и судорожно нащупывала перекладину за перекладиной – ей так и виделись чьи-то руки, норовящие ее схватить. Добравшись до дна, она увидела, что находится в пещере. Свет испускали масляные рожки, висящие на укрепленных стенах сходящихся здесь трех туннелей. Секундой позже из люка показалась Тосико. С появлением подруги у Мидори прибавилось смелости.

– Сюда, – ткнула она наугад в один из ходов.

Осторожно ступая по земляному полу, девушки нырнули в туннель. Мерный лязг раздавался повсюду вокруг. Через отверстия в своде шел свежий воздух, разнося стойкий запах рыбы и маринованной редьки. По бокам туннеля располагались многочисленные комнаты. Мидори заглянула в одну из них и увидела ряды высоких кувшинов, стоящих один на другом до самого свода. В следующей комнате оказались тюки с рисом, в той, что за ней, – бочонки с питьевой водой.

– Наверное, это та самая провизия, которую при нас заносили в храм, – заметила Мидори. – В прохладе они сохранятся гораздо дольше, хоть и неясно, зачем секте делать такие запасы и тащить сюда воду.

Тосико посмотрела вперед. В ее глазах читались испуг и тревога.

– Кто-то идет!

Действительно, послышались чьи-то шаги. Мидори шмыгнула в кладовку с бочонками, втянув за собой Тосико. Мимо прошли шесть священников. Когда они скрылись за поворотом, подруги опять засеменили по коридору.

– Куда теперь? – прошептала Тосико.

– Будем идти на шум.

Чем больше они углублялись, тем сильнее громыхало. По пути им встречались кладовки, комнаты с матами на широких нарах, развилки с боковыми ответвлениями. Как-то на перекрестье показался еще один колодец, ведущий наверх. По его лестнице спускались четыре монахини. Мидори и Тосико еле успели отскочить и спрятаться.

– Давай вернемся, – заканючила Тосико.

– Погоди.

Скоро шум перерос в ужасающий грохот, в котором Мидори уловила дробный металлический лязг и зловещие завывания. Они оказались у края гигантской впадины. Там, в глубине, виднелся какой-то исполинский механизм, состоящий из складчатых труб-мехов, деревянных шестерен и железной трубы толщиной в ствол, пробивающей свод пещеры. Десять дюжих священников качали мехи и поворачивали рычаги.

– Они нагнетают снаружи воздух, чтобы здесь было чем дышать, – догадалась Мидори.

Они с Тосико прокрались мимо впадины и направились к отверстию туннеля. Вскоре на них обрушился вал воя и грохота, в нос ударил запах перепрелой земли и мочевины. Бритоголовые мужчины и женщины орудовали здесь кирками, ставили балки, ровняли стены и поднимали по шахте наверх куски породы, строя новый коридор. Одежда их почернела от пота и грязи, на ногах бряцали кандалы. Свет факелов едва пробивался сквозь клубы пыли. Среди пленников прохаживались священники с дубинками, колотя тех, кто пытался перевести дух. Повсюду раздавались жалобные вскрики.

– Пожалуй, достаточно, – сказала Мидори. Теперь, когда она убедилась, что истории Рэйко о рабстве внутри секты были верны, ей стало не до геройства. Ее все сильнее терзал страх быть пойманными. – Давай выбираться отсюда.

Они побежали обратно, но где-то спутали повороты и очутились в совершенно незнакомом месте. Коридор здесь вонял тухлой рыбой, а из ближайшей комнаты доносился шорох каменной терки. Мидори прокралась к двери и заглянула внутрь. За длинным столом у стены стоял человек. Он что-то писал. Это был доктор Мива.

У Мидори душа ушла в пятки: комната походила на мастерскую, заполненную какими-то странными и пугающими приспособлениями. Монахиня, стоя к ней спиной, вынимала из чана с водой дохлую рыбешку и кидала в глиняный горшок. Ее соседка крошила рыбу остро отточенным тесаком, а другие монахини процеживали слизистую кашу через тряпицы и собирали жидкость в бутыли. Мидори уже видела такую рыбу. Называлась она фугу, или рыба-собака. Все знали, что фугу смертельно опасна и ее продажа во многих местах запрещена. Так зачем Черному Лотосу делать из нее вытяжку?

Тосико вдруг ахнула и вцепилась Мидори за руку – сзади послышались шаги. Девушки бросились за угол, выглянули и одним глазом увидели, как в двадцати шагах, миновав их поворот, прошли три священника. Одним из них был первосвященник Анраку. Двое других освещали ему путь. Мидори вспомнила церемонию посвящения и бездонный взгляд Анраку, его завораживающий голос и прикосновение, лишающее покоя, его и ее возбуждение. Ей захотелось бежать от него без оглядки, но она сдержалась. Если Анраку здесь всем заправляет, значит, задание касается его напрямую.

– Идем за ним, – сказала она Тосико.

Они поспешили к развилке. Внезапно из-за угла показались монахини и двинулись им навстречу. Тосико вжалась в стену, но Мидори подтолкнула ее вперед, бормоча:

– Не сворачивай. Делай вид, что мы здесь по делу.

Монахини поравнялись с ними, буднично кивнули и отправились дальше. Девушки кивнули в ответ. Анраку и священники свернули в комнату. Мидори и Тосико притаились у открытой двери.

– Сколько штук? – спросил Анраку.

– Наши покровители-самураи пожертвовали достаточно, чтобы вооружить всех наших братьев и сестер, – ответил один из священников.

– Превосходно.

Мидори осторожно заглянула в проем. Ее взгляду открылась большая пещера. Анраку и священники стояли к ней спиной, окруженные странным сиянием. Приглядевшись, Мидори поняла, откуда оно: свет фонарей священников отражался от клинков тысяч мечей, пик, кинжалов и алебард, укрепленных на стойках вдоль стен, сваленных грудами на полу, свисающих с потолка. У нее перехватило дух. Подумать только – целый арсенал, не меньше, чем в замке Эдо!

Тем временем Анраку подошел к обитой железом двери в дальней части пещеры.

– Лампы оставьте здесь. Не хватало еще, чтобы бомбы рванули раньше времени.

Священники повесили фонари и отправились вслед за ним в темноту. Было слышно, как они обсуждают количество бомб и их поражающую способность.

Мидори похолодела от ужаса, когда наконец разгадала смысл увиденного.

– Черный Лотос готовится к войне и осаде! – взволнованно прошептала она Тосико. Вот оно, то самое открытие, которое поможет Рэйко и впечатлит Хирату. – Мы должны всех предупредить!

Она обернулась и увидела, что говорит с пустым местом.

– Тосико-сан! Ты где?

Но та бесследно исчезла. Мидори всполошилась. Удастся ли ей одной выбраться? А если и удастся, нельзя же оставлять Тосико в таком месте! Решив во что бы то ни стало разыскать подругу, она бросилась по коридору, как вдруг ей навстречу выскочили священники с криками: "Вот она! Держи нарушительницу!"

Мидори в страхе метнулась обратно, но было поздно: коридор перегородили две темные фигуры. Она затормозила, пробежав несколько шагов, и обомлела: перед ней стоял сам Анраку, а рядом с ним – Тосико.

– Какая жалость. – Он сочувственно покачал головой. – Со мной тебя ждало бы прекрасное будущее. Но, как ни печально, своим предательством ты изменила свою судьбу. Всякий, кто выступает против Черного Лотоса, должен понести наказание.

Мидори захлестнул мутный ужас, сменившись горечью вины.

– Прости, что втянула тебя во все это, – сказала она Тосико.

Подруга, впрочем, не выглядела испуганной. На ее лице играла самодовольная усмешка. Когда же Анраку, взглянув на нее, просиял, Мидори посетила жуткая догадка.

– Ты спрашивала, что Анраку-сан пообещал мне, – произнесла Тосико. – Так вот, когда в прошлом году я присоединилась к Черному Лотосу, он сказал, что моим призванием будет поиск его врагов и что в своем новом царстве он устроит мне роскошную жизнь.

Теперь-то Мидори припомнила знаки, которые должны были насторожить ее с самого начала: то, как легко Тосико с ней сошлась, уступала ее планам, сбежала посреди тренировки... Она лишь притворялась послушницей-жертвой, эта подсадная утка Черного Лотоса, которую пускали к новобранцам для слежки. Ее пугливость и робость были только личиной, и минуту назад Тосико никуда не терялась – она бегала доложить хозяевам о новой изменнице.

Подгоняемая священниками, Мидори шла вниз по туннелю и кляла свою наивность, за которую – в этом она почти не сомневалась – поплатится жизнью.

31

Бойтесь правителей, законных

наследников,

Высших чинов и начальников —

Приверженцев неправоты.

Сутра Черного Лотоса

Сидя в паланкине, Рэйко слышала крики и звон мечей: снаружи завязался бой. Вдруг все расплылось как в тумане, и вот уже она стоит в доме Фугатами, где министр и Хироко лежат мертвые в забрызганной кровью спальне. Она мчится по пустым комнатам и коридорам, пытаясь отыскать несуществующую дверь, скрыться от неведомой угрозы. Подбегает к окну и начинает биться о его решетку. "Помогите!" Снаружи, посреди зловеще притихшего предрассветного сада, стоит Хару. В руке у нее зажженный факел.

– Хару, выпусти меня! – кричит Рэйко.

Но та, глядя перед собой с выражением слепой сосредоточенности, как будто не замечает ее. Затем подносит факел, и все вокруг Рэйко вспыхивает. Она кричит...

Рэйко подскочила на постели, испугавшись собственного крика. Сердце колотилось в груди. Она узнала свою комнату с побелевшими в утреннем свете окнами. Со времени происшествия в Нихомбаси прошло полдня, вечер и ночь, но на нее до сих пор нападала то дрожь, то оцепенение при воспоминании о пережитом. Все носильщики полегли в битве, и Рэйко пришлось добираться верхом на коне, принадлежавшем убитому вассалу Сано. Муж ехал рядом, держа поводья. Она думала, что нападение на ней не отразилось, пока они с Сано не сели в гостиной обсудить произошедшее.

– Уж теперь-то ты должен понять, как эта секта гнусна и опасна, – сказала Рэйко.

– Знаю, – отозвался Сано. Его деловой тон был под стать ее тону, но глаза выдавали тревогу. – То же относится и к Хару.

– Значит, ты по-прежнему хочешь оставить ее в тюрьме ждать суда? – поразилась Рэйко.

– Я считаю, что поджог и убийства совершила она, пусть и ради Черного Лотоса, – сказал Сано. – Лучше не будем об этом, я вижу, ты расстроена...

– Со мной все в порядке! – отрезала Рэйко и вдруг вопреки своим словам залилась слезами. – Нельзя приговаривать Хару к смерти, если есть шанс, что она невиновна. Тогда настоящие убийцы решат, что им все сойдет с рук!

Однако Сано отказался продолжать разговор и настоял, чтобы Рэйко отправилась спать. Только к утру ее сморил беспокойный сон, переросший в кошмар... Она несколько раз глубоко вздохнула, прогоняя скорбь. Пришла пора взять себя в руки, иначе Черный Лотос не одолеть. Сон про Хару – всего-навсего сон, чем бы он ни закончился.

Рэйко умылась, оделась и уговорила себя проглотить чашку чаю и немного риса. Покормив Масахиро, она отправилась во дворец.

Госпожа Кэйсо-ин завтракала в своих покоях.

– Я пришла повидать Мидори, – сказала Рэйко.

– Здесь ее нет. – Кэйсо-ин выглядела удивленной. Прихлебывая рыбный бульон, она добавила: – Я думала, она осталась у вас.

– Нет, ее не было. Мы попрощались позавчера вечером и с тех пор не встречались.

– Помню, она говорила о каких-то неотложных делах, и я отпустила ее ненадолго. Она уехала несколько дней назад, рано утром, пока я спала. – Кэйсо-ин повернулась к своим фрейлинам и служанкам. – А что, Мидори-тян еще не появлялась?

Женщины покачали головами. Кэйсо-ин едко заметила:

– Я не думала отпускать ее так надолго, да и что это за дело для приличной девицы – разгуливать невесть где по ночам? Мидори-тян могла связаться с каким-нибудь городским отребьем. Найдете ее – велите немедленно возвращаться.

– Обязательно, – ответила Рэйко, встревожившись. Мидори была не из тех, кто сбегает из дома в ночь. "Как бы чего не случилось", – забеспокоилась она.

Попрощавшись с госпожой Кэйсо-ин, Рэйко отправилась домой и послала слугу разузнать, не вернулась ли Мидори в замок. Другому слуге предстояло пойти в усадьбу господина Ниу. Может быть, подруга решила навестить семью и там осталась. Через час один из посыльных сообщил, что охрана у ворот замка Эдо видела, как Мидори уехала, но и только. В поместье Ниу ее тоже не было, и едва ли она могла заночевать где-то еще. В душу Рэйко закралось ужасное подозрение. С тяжелым сердцем она мерила шагами комнату, не замечая играющих на солнце Масахиро и нянек, как вдруг ее взгляд задержался на клочке бумаги возле письменного стола. "Должно быть, его сдуло ветром", – подумала Рэйко и подняла листок. То, что она прочла на обороте, превратило ее опасения в страшную явь.

Мидори нарушила обещание и отправилась в храм Черного Лотоса!

После того, что сделали с Хару, после убийства Фугатами и засады у Рэйко не оставалось сомнений: секта не ведает жалости. Если Мидори поймают, ей точно не жить. Как ни страшно было рассказывать мужу о произошедшем, другого выхода не оставалось.

Рэйко вбежала в кабинет, где Сано совещался с Хиратой и несколькими сыщиками.

– Прошу извинить, что прерываю вас, но у меня срочное дело, – сказала она, кланяясь.

Сано отпустил сыщиков, но Хирате дал знак задержаться.

– В чем дело? – спросил он.

Рэйко села и выложила как на духу, что Мидори задумала проникнуть в секту и исчезла, а после показала найденную записку. По мере рассказа Сано менялся в лице. Сначала он выглядел озадаченным, а под конец – взбешенным.

– Так ты и Мидори втянула в расследование?! – вскричал он. – Знаешь, за последние дни я многого от тебя натерпелся, но такой подлости, низости...

– Это не я. Мидори сама вызвалась, – оправдывалась Рэйко. Хирата смотрел на нее в немом ужасе. – Я отговаривала ее, но она все равно пошла.

Сано, качнув головой, ударил ладонями по столу.

– Значит, ты подала ей идею! Сама бы она не додумалась. Все из-за тебя. Мидори виновата лишь в том, что всегда смотрела тебе в рот.

Рэйко совсем не хотелось идти на попятный и извиняться, равно как и позволить Сано впасть в заблуждение и думать о ней невесть что.

– Я пыталась остановить ее...

– Но не сумела, – оборвал ее Сано. Он поднялся, сверля ее взглядом. – А может, не очень-то и старалась. Может, ты хотела воспользоваться наивной беззащитной подругой, лишь бы выгородить Хару, даже не зная, виновна она или нет!

Каждое слово хлестало ее, словно пощечина. Как бы ей хотелось повернуть время и не дать Мидори уйти – силой, а не уговорами! Казня себя, Рэйко подняла глаза на Сано.

– Ты прав. Я прошу прощения за все, что натворила. – Она чувствовала, что вот-вот снова расплачется. – Теперь прошу тебя, помоги вызволить Мидори, пока не поздно!

Хирата сидел рядом, однако все сказанное Сано и Рэйко в пылу ссоры пролетало мимо него. Весть о том, что Мидори отправилась в Черный Лотос и не вернулась, потрясла его и заставила по-новому взглянуть на вещи, которые он позабыл или нарочно не замечал.

Он вспомнил трогательную преданность Мидори и то, как легко и радостно ему становилось всякий раз, когда она была рядом; вспомнил их дождливый вечер вдвоем – он еще подумал тогда, что лучшей жены ему не найти. Первая мысль о Мидори вызвала в нем прилив нежности. Но вот он задумался о своем отношении к ней в последние дни, и ему стало тошно. Увлекшись высшим светом, он почти забыл о ней – возникал рядом на мгновение, только когда не знал, куда себя деть. Теперь-то он понял, отчего Мидори переменилась: она тщетно пыталась вернуть его внимание. Что, если и предложение помочь в работе, и готовность шпионить за Черным Лотосом объяснялись лишь желанием вернуть его приязнь? Хирата похолодел. Выходит, именно он в ответе за беды, которые Мидори навлекла на себя. Он перебирал в уме услышанное в полицейской управе – истории о мужьях, женах, детях, сгинувших без следа в Черном Лотосе. Хирата не мог объяснить, почему его так угнетает исчезновение Мидори, но и сидеть сложа руки тоже не мог.

Объятый паникой, он вскочил.

– Прошу извинить меня, – сказал он, торопливо кланяясь Сано, – но я должен идти в Черный Лотос, должен ее спасти!

Сано выглядел обеспокоенным. Казалось, он колеблется.

– Сёгун приказал мне оставить секту в покое, и на моих подчиненных его приказ тоже распространяется.

– Не можем же мы ее там бросить! – в сердцах вскричала Рэйко.

Хирата всей душой желал вернуть прошлое и исправиться, чтобы у Мидори не было нужды так рисковать. Ему вдруг вспомнилось предупреждение полицейского секретаря Утиды: "Идя на поводу у гордыни и честолюбия, можно расстаться с тем, что действительно дорого". Только сейчас он осознал, что новые знакомства ничего для него не значат. Каким глупым, чванливым болваном он себя выставил! Мидори была ему дороже всего. Он едва понял, что любит ее, и уже почти потерял. Хирата был готов созвать целую армию, штурмовать стены храма и разнести там все до последней сторожки, пока не отыщет Мидори, зарубить каждого, кто ее обидел. Вместе с тем, как истинный самурай, он никогда не нарушил бы повеление военачальника и не позволил бы Сано отвечать за его неповиновение приказу. Разрываясь между любовью и долгом, мучимый собственным бессилием, Хирата упал перед Сано на колени.

– Помогите, прошу вас! – воскликнул он срывающимся голосом. – Должен же быть способ ее спасти!

* * *

Сано пришел к выводу, что исчезновение Мидори было веской причиной обыскать Черный Лотос, но для этого требовалось особое разрешение сёгуна. Они с Хиратой поспешили во дворец. Токугава Цунаёси восседал на возвышении у себя в приемной. Всякого рода чиновники подносили ему бумаги на одобрение, а он скреплял их своей личной печатью.

– А-а, сёсакан-сама и Хирата-сан, – произнес он с вымученной улыбкой. – Эта рутина меня так утомила... Уж вы-то, надеюсь, порадуете меня новостями?

Сано с помощником опустились на колени перед возвышением и поклонились.

– Да, новости есть, ваше превосходительство, – сказал он. – Ниу Мидори, одна из фрейлин вашей высокочтимой матушки и дочь даймё, властителя провинций Сацума и Осуми, третьего дня отправилась в храм Черного Лотоса и не вернулась. С тех пор никто ее не видел и ничего о ней не слышал.

– Э-э, история презагадочная, – изрек Цунаёси, морща лоб в явной попытке понять, какое отношение она имеет к нему.

– В последнее время участились случаи насилия, связанные с этой сектой, – продолжил Сано. Он мельком взглянул на Хирату, молча сидящего рядом. На лице того пролегли суровые складки – было видно, сколько муки ему причиняет каждая минута промедления. Однако просить сёгуна изменить приказ было рискованным шагом, требующим веского обоснования. – В частности, убийцы супругов Фугатами, похитившие их детей, оставили на месте преступления символ Черного Лотоса, нарисованный кровью. Далее, меня и моих приближенных вчера атаковал отряд вооруженных священников этой же секты. Погибло несколько моих людей. Теперь, как оказалось, Ниу Мидори пребывает в заточении и, возможно, в смертельной опасности. Я помню о вашем приказе оставить Черный Лотос в покое, но все же вынужден просить: допустите нас в храм, иначе беззащитная девушка может погибнуть.

Сёгун недовольно насупился. Чиновники рядом заерзали; Сано ощутил их желание разбежаться. Оно и понятно: кому хочется попасть под горячую руку из-за безумца, вздумавшего оспорить решение правителя?

– Ниу Мидори очень добрая, верная и покладистая! – выпалил Хирата. – Я... Она... – Голос юноши дрогнул в попытке передать, как много Мидори для него значит.

Сёгун смягчился.

– А-а, вижу, вы неравнодушны к этой молодой особе, – произнес Цунаёси. В делах сердечных он был сама проницательность, на прочие это практически не распространялось. – Несомненно, бедняжку надо как-то спасать. – Его лицо омрачилось тревогой. – Однако же я не могу допустить, чтобы кто-нибудь чинил Черному Лотосу беспокойство.

Сано еще раз убедился, насколько влиятельна родня Токугавы, способная приструнить сёгуна и поставить на страже своей новой религии. Видя, как он сник, Хирата метнул на него затравленный взгляд.

– Помимо того, не вижу нужды отменять свои приказы. – Сёгун мгновение поколебался, а потом неуверенно произнес: – Разве что в виде исключения...

В душе Сано затеплилась надежда, Хирата рядом глубоко вздохнул. Внезапно одна из стенных панелей под пейзажной фреской распахнулась и из смежной комнаты появился глава старейшин Макино. От вида его чахлой физиономии Сано передернуло. Похоже, Макино подслушивал их с самого начала, а то, что он вышел, предвещало неприятности.

– А-а, Макино-сан, как удачно вы пришли! – обрадованно сказал сёгун. – Может быть, подскажете нам выход из тупика?

Украдкой зыркнув на Сано, чиновник сел перед возвышением и отвесил Токугаве поклон.

– Приложу все старания.

Сано мысленно клял свое невезение. Только выдалась удачная минута попросить сёгуна об услуге, а наушник Макино уже тут как тут.

Сёгун объяснил положение – как видно, он и понятия не имел, что Макино уже все известно.

– Я думал, не дать ли сёсакану Сано такую возможность – отправиться за Ниу Мидори, как он предложил. Беда в том, что я уже запретил ему посещение храма. Что бы вы посоветовали в таком случае? – робко осведомился он у Макино.

– Я посоветовал бы отклонить просьбу, – произнес Макино, точь-в-точь как Сано и предчувствовал. – Девицы там может и не быть, а если она в храме, это еще не означает, что ее нужно спасать, притом поступаясь вашими приказами.

– Сейчас не время для споров. Правильнее всего будет вызволить Ниу Мидори из храма, и как можно скорее, – ответил Сано, всеми силами сдерживая себя.