Текст книги "Невероятные приключения Шарлотты Бронте"
Автор книги: Лора Джо Роулэнд
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Я боялась ее, но села и вежливо поблагодарила:
– Спасибо.
Женщина ухмыльнулась и передразнила мое произношение. С первого же слова я обнаружила свою принадлежность к другому классу общества и поставила себя в положение чужачки.
– Меня зовут Полл, – сказала боксерша. – А тебя?
– Шарлотта, – ответила я.
– Если ты не собираешься есть свою порцию, Шарлотта, я возьму ее себе, – вмешалась юная блондинка, сидевшая по другую сторону от Полл. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не постоянная ухмылка, кривившая губы. Она быстро протянула руку мимо Полл и ухватила мой кусок хлеба.
Полл ударила ее по руке и сказала:
– А ну, поостынь, Мейзи. – Похоже, она была здесь за главную. Обращаясь ко мне, она спросила: – Ты здесь за что?
– Я не сделала ничего предосудительного, – ответила я. – Я не должна была бы здесь находиться.
Все сидевшие вокруг разразились хохотом.
– Мы тоже, – сказала Полл. – Но мы здесь. И ты тоже. Так за что же ты сюда попала?
– За убийство, – нехотя призналась я.
– Нет, правда?! – переспросила Мейзи и, так же как все остальные, уставилась на меня с благоговейным уважением.
Злобный взгляд сделал лицо Полл еще более грозным.
– Никакая ты не убийца! Это я – убийца! – выкрикнула она, ударив себя кулаком по обвисшей груди. – Я зарезала того сукина сына – надсмотрщика, который побил меня, когда я работала в богадельне. После суда и приговора меня повесят. – Она явно гордилась своим особым статусом, который имела среди товарок, поскольку совершила самое серьезное и жестокое преступление, и не желала, чтобы кто-то потеснил ее с почетного места. – А ты брешешь.
– Кого ты убила? – поинтересовалась Мейзи.
– Заколола русскую актрису по имени Катерина, – ответила я, – но я не…
– Кончай пудрить нам мозги! – взорвалась Полл, лицо у нее побагровело от гнева. – Никого ты никогда не убивала.
Хотела бы я, чтобы полиция была так же уверена в моей невиновности, как она!
– Как раз это я и пытаюсь вам сказать.
– Я тебе покажу, как шутки со мной шутить! – завопила Полл и замахнулась на меня кулаком.
Я отклонилась в сторону, увертываясь от удара, и свалилась с лавки. Полл ринулась за мной и наткнулась на другую заключенную, женщину с огненно-рыжими волосами и конституцией портового грузчика, которая как раз в тот момент проходила мимо.
– Эй, смотри куда прешь! – закричала та и оттолкнула Полл.
Между ними завязалась драка. Вмиг вся скопившаяся в тюрьме энергия вырвалась наружу. Я с удивлением наблюдала, как женщины повскакали со своих мест и стали натравливать друг на друга Полл и ее противницу, а потом начали драться между собой. Они молотили, лягали ногами и царапали друг друга, визжа и швыряясь мисками. Каша забрызгала меня, пока я ползла по полу в поисках убежища. Мужчины-надзиратели вклинились в этот хаос, разбрасывая дерущихся в стороны. Вскоре порядок был восстановлен. Когда они оттаскивали Полл, она, указывая на меня, закричала:
– Это она все начала!
Надзиратель схватил меня.
– Я не виновата, – запротестовала я.
– В карцер обеих! – распорядился надзиратель.
– Только не в карцер! – заскулила Полл, вся ее бравада вмиг сменилась страхом. Пока нас с ней волокли по коридору, она отчаянно боролась, умоляя: – Нет! Пожалуйста, не надо!
Я шла, не сопротивляясь. Мне трудно было представить себе место хуже того, которое я только что покинула. Мой надзиратель открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Я увидела крохотную коморку без окна, с единственной деревянной скамьей и жестяным горшком. Дверь захлопнулась, оставив меня в кромешной тьме и мертвой тишине. Камера была звукоизолирована, ни единого шороха не доносилось сюда снаружи. Я на ощупь пробралась к скамье и села. Если это ненадолго, то такое наказание показалось мне не слишком суровым. Я была рада оказаться вдали от женщин, которые насмехались надо мной и оскорбляли меня, и иметь возможность побыть в одиночестве и подумать. К тому времени священник должен был уже сообщить обо мне на Глостер-террас. Джордж Смит наймет мне адвоката, который убедит суд снять с меня обвинение. Скоро Джордж приедет и заберет меня домой. Все, что от меня требуется, это терпеливо ждать.
Но время шло, и я начала замечать неудобства своей камеры. Она была сырой, слишком жаркой и смердела застоявшейся мочой. Мне самой приходилось пользоваться горшком, что лишь усугубляло мерзость атмосферы. Лавка была жесткой, а внушающая ужас тишина вселяла странное ощущение, будто мир за пределами камеры перестал существовать. По мере того как час проходил за часом – сколько их миновало, я не знала, – моя надежда на избавление угасала. Я чувствовала, будто тьма пожирает меня, растворяя в себе мое тело. Я ощупывала руки, ноги, голову, пытаясь удостовериться, что они еще на месте. Не видя себя, я чувствовала себя привидением. Мне начинало казаться, что здесь я и умру.
Одолеваемая страхом, я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от тьмы. Но тьма под веками была такой же, как тьма в этой черной могиле. Я старалась представить себе вересковые пустоши, окружавшие Гаворт, расшитый лиловым цветением вереска ковер из трав, колыхавшихся под свежим ветерком, широкое голубое небо, а вместо этого видела просторную величественную комнату со стенами, окрашенными в мягкие бежевые тона. На темно-красном ковре стояла кровать с несколькими положенными друг на друга матрасами под белоснежным покрывалом и массивными столбцами красного дерева, с которых свисали густо-красные занавеси. Жалюзи на окнах, задрапированных красными камчатными шторами, были спущены. Это была «красная комната» в Гейтсхед-холле, где миссис Рид заперла Джейн Эйр в наказание за непослушание.
Я открывала глаза, но видение не исчезало. Оно казалось абсолютно реальным до малейших деталей, несмотря на то что Джейн Эйр, Гейтсхед-холл и миссис Рид были чистыми плодами моей фантазии. Темнота, тишина и страх перевели меня через магический порог, отделяющий реальность от вымысла. Я превратилась в десятилетнюю Джейн Эйр, сидящую на оттоманке у камина в «красной комнате». Я видела ее – свою – миниатюрную одинокую фигурку, отражающуюся в огромном зеркале, и кипела от гнева из-за несправедливости, которую над ней – надо мной – учинили.
В каком оцепенении от страха пребывала моя душа! Как смятен был мой разум, как бунтовало мое сердце!
Тот же самый иррациональный ужас, который обуревал Джейн, поразил теперь меня, потому что я видела блик света, скользящий по стене к потолку и дрожащий над моей головой. Это был призрак мистера Рида, умершего в «красной комнате». Охваченная паникой, я бы, как Джейн, вскочила, бросилась к двери и начала колотить в нее, пока не окровавила бы себе руки, если бы не была парализована страхом. Я дрожала так, что скамья подо мной ходила ходуном. Я не могла дышать. Я умирала. Спрятав голову в колени, я молилась об избавлении.
Долгое время спустя в замке заскрежетал ключ. Когда дверь открылась и благословенный свет упал на меня, я села и заплакала от облегчения. На пороге стоял надзиратель.
– Выходите, – сказал он. – К вам посетитель.
Глава четырнадцатая
Надзирательница вывела меня из здания. Солнечный свет ослепил меня, и шум внутреннего двора, где заключенные совершали свой ежедневный моцион, едва не сбил с ног. Женщины группами прогуливались и болтали между собой. Хоть мне казалось, что я провела в темнице целую вечность, солнце стояло еще высоко; было немного после полудня. Надзирательница завела меня в длинную узкую клеть, опоясывавшую двор. По другую сторону решетки стоял поджидавший меня человек. Эта клеть была местом, где обитатели тюрьмы встречались с посетителями; решетка защищала визитеров и исключала возможность побега для заключенных. Джордж Смит! Наконец-то! Я подбежала к нему, но резко остановилась.
Этот человек не был моим издателем. Это был лорд Истбурн.
Его вид, излучавший благополучие, и элегантный костюм являли собой послание из здорового, уютного, нормального мира, существовавшего за стенами тюрьмы. На свету его грубоватое властное лицо казалось еще более красным, чем в министерстве. Похоже, эта клеть была ему не в новинку, потому что он вел себя так же свободно, как у себя в кабинете.
– Добрый день, мисс Бронте, – сказал он.
Я была так удивлена, что забыла о хороших манерах:
– Что вы здесь делаете?
– Просто я узнал, что вы арестованы, и пришел вам помочь. – Его проницательные карие глаза смотрели на меня с озабоченностью и сочувствием.
– Благодарю вас, милорд, – воскликнула я, распираемая чувством благодарности.
Лорд Истбурн кивнул и добавил:
– Вы должны подробно рассказать мне о том, что случилось.
Я поведала ему, как отправилась к Катерине и нашла ее связанной, израненной и умирающей.
– Я не убивала ее! – закончила я свой рассказ, отчаянно надеясь, что он мне поверит.
– Разумеется, не убивали, – сказал он с такой горячностью, что я заплакала от облегчения. – Но, к сожалению, полиция придерживается иного мнения. Я говорил с ними. Они сомневаются, что вы могли случайно оказаться на месте преступления как раз в тот момент, когда кто-то другой истязал Катерину.
– Но это правда!
– Вероятно, ваша история покажется полиции более убедительной, если вы объясните, зачем поехали к Катерине. – Он явно разделял мнение, что поездка дамы моего круга, без сопровождения, в столь поздний час, в подобное место не может не казаться в высшей степени подозрительной.
Я знала, что мое объяснение ему не понравится, к тому же интуиция подсказывала мне проявлять осмотрительность и не вываливать все подряд, поскольку я не знала, можно ли доверять лорду Истбурну. Но если я что-нибудь от него скрою, он может это заметить и передумает мне помогать.
– Позавчера вечером, возле театра «Королевский павильон» я видела Джона Слейда вместе с Катериной и поехала к ней домой, чтобы спросить, где можно найти мистера Слейда.
Лорд Истбурн нахмурился:
– Но я ведь сказал вам вчера, что Джон Слейд мертв.
– Да, но мне не хотелось в это верить. Я не могла оставить попыток найти его. – И моя охота за Слейдом зашла в тупик, а моя свобода и жизнь оказались на кону, добавила я мысленно. Злость на Слейда вспыхнула во мне. Хоть и любила его по-прежнему, я понимала в тот момент, что, если бы не он, я бы никогда не оказалась в подобной неприятной ситуации.
Лорд Истбурн не двинулся с места, лишь почесал подбородок, но мне показалось, что он отступил от меня подальше. Он разглядывал новых, только что пришедших посетителей и заключенных, приведенных для встречи с родственниками и друзьями. Те протягивали друг другу руки и целовались через решетку. Я испугалась, что мое упрямство разозлило лорда Истбурна и настроило против меня. Теплый день вдруг показался холодным.
– Вы рассказали в полиции, зачем поехали к Катерине? – Хоть теперь лорд Истбурн и смотрел на меня, дистанция между нами сохранялась.
– Да, – ответила я.
– Это плохо. Скорее всего, они думают, что вы любите Слейда, а потому нашли Катерину, бывшую его любовницей, надругались над ней и убили в припадке ревности.
– Все было совсем не так! – Застань я Слейда в постели с Катериной, я, наверное, могла бы от ярости убить его, но ее я убивать бы не стала. Или в припадке гнева могла убить обоих? С ужасом я осознала, что это было не исключено. Я всегда проявляла сдержанность и уравновешенность в своих физических действиях, но не принимать во внимание тех чувств, которые захлестнули меня, когда я вошла в дом Катерины, тоже было невозможно. Склонность к насилию сидит во всех нас, и мною она тоже могла овладеть, приведя к фатальным последствиям.
Лорд Истбурн печально покачал головой.
– Видимость часто значит больше, чем факты. В суде обвинитель представит вас женщиной уязвленной и готовой мстить. Присяжные вполне могут счесть вас виновной.
Представив себя на эшафоте, окруженном толпой народа, явившегося поглазеть, как повесят Каррер Белл, я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги. Чтобы не упасть, я ухватилась за прутья решетки. Мое будущее в тот момент казалось печальным как никогда.
Лорд Истбурн снова впал в молчаливую задумчивость, наблюдая за ссорой, разгоревшейся между несколькими заключенными и их гостем. Надзиратели ходили вдоль клети, следя за порядком.
– Вы сообщили полиции, кто такой Джон Слейд и откуда вы его знаете?
– Нет, – ответила я, оскорбленная предположением, что я могла нарушить клятву секретности и разгласить сведения о событиях 1848 года. – Я не нарушаю своих обещаний.
– Хорошо, – сказал лорд Истбурн. – Если полицейские станут расспрашивать вас о Слейде, говорите, что вы никогда о нем ничего не слышали. Притворитесь, будто забыли, что упоминали его прежде. Скажите, что поехали к Катерине, потому что были потрясены ее игрой.
Меня охватил испуг:
– Я не умею врать. Они поймут.
– А вы постарайтесь. Изменив свою историю, вы окажете себе большую услугу, чем придерживаясь правды.
Изменив свою историю, я окажу услугу не столько себе, сколько кое-кому другому, подумала я. У нас с лордом Истбурном разные цели: я хочу снять с себя подозрения, он – сохранить в тайне государственные секреты. Даже при том, что он обязан мне за мою службу на благо правительства, могла ли я ему доверять? Увы, нет.
– Вы также сможете себе помочь, если предоставите какие-нибудь доказательства того, что Катерину убил кто-то другой, – продолжал лорд Истбурн. – У вас они есть?
– Я слышала мужской голос. Он разговаривал с Катериной.
– Вы видели этого мужчину?
– Нет. Он убежал через черный ход.
– Жаль, – сказал лорд Истбурн. – Полиция опрашивала соседей. Никто, судя по всему, не заметил никакого мужчины, входящего в дом Катерины или выходящего из него. А вот свидетели, видевшие вас, имеются. Вы – самый очевидный подозреваемый.
Настроение у меня еще больше ухудшилось.
– Но перед смертью Катерина сказала то, что доказывает обратное.
Вмиг насторожившись, лорд Истбурн приблизился к решетке.
– Она что-то сказала перед смертью?
Мы вступили на опасную территорию – я поняла это прежде, чем успела мысленно объяснить себе почему, и почувствовала себя так, словно передо мной открылось поле, утыканное капканами и ямами-ловушками. Что можно говорить лорду Истбурну, а чего говорить не следует?
– Она сказала, что человек, надругавшийся над ней и оставивший ее умирать, – Вильгельм Штайбер. – Я передавала слова Катерины как смогла их разобрать, а не излагала собственное суждение. Мне было необходимо назвать другого подозреваемого, и я не хотела указывать пальцем на Слейда, несмотря ни на что.
– Вильгельм Штайбер, – лорд Истбурн повторил имя так, словно никогда прежде его не слышал и хотел запомнить.
Но я привыкла различать малейшие проявления чувств, даже у тех, кто отлично натренирован их скрывать. Это умение я приобрела, когда училась в благотворительной школе, и развила позднее, когда служила гувернанткой в богатом доме. Это искусство слабых и униженных, чье выживание зависит от способности читать по лицам хозяев, чтобы избежать наказания. При упоминании имени Вильгельма Штайбера я уловила мимолетную, но явную вспышку узнавания в глазах лорда Истбурна.
– Катерина сказала, кто это? – поинтересовался он.
Но можно было сказать наверняка, что он знал это сам, а это добавляло достоверности истории Слейда и подтверждало безошибочность моей веры в то, что он говорил правду.
– Она сказала, что он – шпион на службе русского императора.
– В самом деле? – лорд Истбурн дал понять, что эта интересная информация произвела на него впечатление. – А сказала ли она, какие отношения связывали ее со Штайбером?
– Она была его осведомителем. – Хоть теперь я доверяла лорду Истбурну еще меньше, чем прежде, и не хотела выдавать ему эту информацию, но вся моя надежда на освобождение зависела от него. Я не могла позволить себе уклоняться от его вопросов, чтобы не разозлить. – Она общалась с русскими иммигрантами, выуживала у них информацию о заговорах против царя и передавала ее Штайберу.
Скептическое выражение появилось на лице лорда Истбурна:
– Тогда почему он мучил ее?
– Она сказала, что поссорилась с ним.
– Как это?
– Не знаю, – ответила я, интуитивно догадавшись, что эту информацию следует скрыть, чтобы обезопасить Слейда. Если лорд Истбурн узнает, что Катерина назвала Слейда, это может убедить его в том, что Слейд жив, пусть он мне и не верил раньше. Лорд Истбурн и так уже считает Слейда предателем, он без колебаний повесит на него и убийство. Я представила себе, как он развязывает охоту на Слейда, вынуждая и меня в ней участвовать, и не желала, чтобы Слейда обвинили в еще одном преступлении – по крайней мере, до тех пор, пока сама не удостоверюсь, что он виновен.
– Катерина умирала, ее речь становилась нечленораздельной, она начала бормотать по-русски… – Тут я решила проверить историю Слейда: – Но она сказала, что Штайбер кого-то ищет. Какого-то ученого по фамилии Кавана. Он якобы изобрел некое устройство, которое хочет заполучить царь.
Лорд Истбурн слушал, внешне оставаясь невозмутимым, однако я чувствовала, как нарастает его волнение:
– Какого рода устройство?
– Новая разновидность оружия. Она сказала, что царь хочет использовать его против Англии. – Здесь я соединила то, что узнала от Катерины, с тем, что поведал мне Слейд. – Штайбер думал, будто она знает, где находится этот ученый. И это было еще одной причиной, по которой он ее пытал.
– Что ж, – лорд Истбурн немного поразмыслил и небрежно добавил: – все, что связано с Россией, представляет интерес для Министерства иностранных дел. Катерина сказала вам, где обретается этот Найал Кавана?
У меня быстрее забилось сердце: я не упоминала имени Кавана, только фамилию, но лорд Истбурн знал его и проговорился.
– Нет, – ответила я. – После этого она умерла.
Значит, Кавана действительно существует и, предположительно, сделал свое изобретение. Слейд сказал правду, но, вероятно, лишь отчасти. Я по-прежнему не знала, на чьей он стороне – Англии или России и виновен ли он в убийстве. Вероятно, он смешал правду с ложью. Тем не менее я радовалась, что не выдала лорду Истбурну всего. Он обманул меня, скрыв тот факт, что знает и о Вильгельме Штайбере, и о Найале Кавана, и о секретном изобретении. Возможно, он сделал это, чтобы сохранить государственную тайну, но, вероятно, у него были и другие, более глубинные мотивы. Если опыт лета 1848 года и научил меня чему-то, так это тому, что люди во власти не всегда бывают честны.
И еще одна мысль пришла мне в голову. Слейд сказал, что британское правительство прячет Кавана, но лорд Истбурн спросил меня, не знаю ли я, где он. Означает ли это, что правительство не располагает сведениями о его местонахождении? И если его прячет не Штайбер, то кто?
– У вас были еще контакты с человеком, которого вы считаете Джоном Слейдом? – спросил лорд Истбурн.
Я ощутила неприятный холодок тревоги, поскольку поняла, что лорд Истбурн изменил свое мнение относительно Слейда: он больше не уверен, что тот мертв. Я так упорно пыталась убедить его в том, что Слейд жив, что слишком преуспела в этом. Не исключено, теперь он снова пошлет своих агентов охотиться за ним, убить его и на сей раз постарается лично убедиться, что его приказ выполнен. А я не могла отказаться от своей преданности Слейду даже под пыткой.
– Нет, – сказала я. – Не было.
Хоть и дрожала от нервного напряжения, я смотрела лорду Истбурну прямо в глаза и видела, как он пытается понять, не лгу ли я. К определенному мнению он явно не пришел, но можно было с определенностью сказать: в том, что кое-какую информацию я утаила, он не сомневается.
– Мне надо идти, мисс Бронте, – сказал он.
Я снова ударилась в панику:
– Не оставляйте меня здесь! – Я протянула руку через решетку, желая его удержать.
Лорд Истбурн едва прикоснулся к моим пальцам и улыбнулся:
– Не волнуйтесь. Я подергаю за кое-какие ниточки и скоро вас освобожу.
*
– Ну что, теперь будете вести себя хорошо? – спросила меня надзирательница.
Желая избежать нового заключения в темнице, я ответила утвердительно. Тогда она отвела меня в помещение, где произошла моя ссора с Полл. Женщины сделали вид, что не заметили меня, – кроме Мейзи. Та подсела ко мне во время обеда, состоявшего из жирной бараньей похлебки, и зашептала:
– Когда Полл выпустят из карцера, тебе придется прятаться.
Я молила бога, чтобы к тому времени меня здесь уже не было. Вечером надзирательницы развели нас по камерам. Каждая была размером не более чем футов тринадцать на семь, с каменным полом; передняя стена представляла собой решетку с железной дверью, в противоположной – такое же зарешеченное окно. Удобства состояли из стола и нескольких табуреток, медной раковины с краном, полок для постельных принадлежностей и ватерклозета. К стене крепилась тускло горевшая газовая лампа с жестяным абажурчиком. Моими сокамерницами оказались три уличные женщины, две пьянчужки, от которых разило перегаром, и две карманницы. Наши постели представляли собой матрасы, расстеленные на полу. Мне хотелось лечь и провалиться в благословенное забытье, но спать здесь оказалось невозможно.
Женщины развлекали друг друга рассказами о преступлениях, за которые их арестовали, о мужчинах, дурно с ними поступавших, и вообще о своей тяжелой жизни. Болтовня и смех гуляли по галереям. Шум продолжался даже после того, как выключили свет. Наконец мои соседки потребовали:
– Теперь твоя очередь рассказывать свою историю!
Опасаясь того, что они могут со мной сделать, если я откажусь, я начала пересказывать им краткую версию «Джейн Эйр». Никто из них слыхом не слыхивал об этой книге, не говоря уж о том, чтобы читать ее. Им страшно понравился рассказ о страданиях Джейн в доме Ридов, о ее заточении в «красной комнате» и о том, что пришлось ей пережить в жуткой лоувудской школе. Они ловили каждое слово. Женщины из соседних камер притихли и тоже стали слушать. Те, кто обитал в дальних, кричали, чтобы я говорила громче.
Все рыдали, когда умерла Хелен Бернз, подруга Джейн.
Я вспомнила детство: ученицы школы для дочерей священников считали меня лучшей среди них рассказчицей. А теперь вот иная аудитория, состоявшая из преступниц, не давала мне остановиться, даже когда я уже охрипла. Я рассказывала свою историю, судя по всему, до полуночи, пока перед решеткой моей камеры не появилась надзирательница. С ней были двое мужчин в белых халатах, их лица прятались в тени.
– Шарлотта Бронте, – выкрикнула надзирательница, отпирая дверь, – на выход!
Женщины заголосили:
– Ее нельзя забирать! Мы желаем знать, чем закончилась история Джейн Эйр!
Радость переполняла меня, когда я вскакивала со своего матраса. Я не подозревала, что меня ждет нечто куда худшее, чем Ньюгейтская тюрьма.
Глава пятнадцатая
Тайные приключения Джона Слейда
Пасха 1849 года. После всенощной огромная толпа народа заполонила Красную площадь – обширное пространство, замкнутое стенами Кремля.[5] Купола сверкали во влажном весеннем воздухе. Собор Василия Блаженного, с его многокрасочными узорчатыми маковками похожий на рождественский леденец, возвышался на краю площади. Тысячи лиц, озаренных дрожащими фитильками свечей, которые люди держали в руках, сияли, словно лики на средневековых иконах. Двери всех кремлевских храмов открылись. Свет изнутри излился наружу, и процессия священников в золототканых облачениях – некоторые размахивали кадилами – выступила на площадь в сопровождении верующих, которые несли хоругви и тонкие восковые свечи. Хор мощных голосов взмыл к небесам.
Джон Смит, стоя в толпе, видел знакомую фигуру агента третьего отделения, который следил за ним вот уже четыре месяца. У агента, щуплого меланхоличного человека с темными усами, было типично русское лицо. Но сегодня Слейд заметил в его внешности нечто особенное. Человек подошел к нему ближе, чем обычно, Слейд впервые встретился с ним взглядом и почувствовал, что шанс, которого он долго ждал, у него в руках. Он медленно выбрался из толпы, позволив своей «тени» следовать за ним, не отставая, и остановился на берегу реки. Здесь, под сенью деревьев, было темно и тихо. Отсвет огней, горевших на Красной площади, виднелся вдали. Ждать пришлось недолго. «Тень» подошла к нему и сказала:
– С Пасхой вас, господин Иван Зубов.
– Вас также, господин Андрей Плеханов. И ваших коллег по третьему отделению.
Темные глаза мужчины расширились.
– Откуда вы знаете, кто я?
Слейд немного пошпионил за своим шпионом. Он проследил его путь до дома и расспросил соседей – арендаторов других квартир. Плеханов не заметил, как Слейд обернул слежку против него.
– Я позаимствовал страничку из вашего блокнота.
Плеханов деланно улыбнулся:
– Вы не обычный инакомыслящий, господин Зубов. Ваши товарищи – Петр, Александр и Федор – никогда бы меня не обнаружили, не говоря уж о том, чтобы узнать мое имя. Но они слишком заняты организацией заговора против правительства, не правда ли?
Предполагалось, что Слейда должно огорчить сообщение о том, что третьему отделению известно, кем являются он и его товарищи, и он с готовностью изобразил на лице соответствующее выражение тревоги и испуга. Плеханов облегченно улыбнулся:
– Как видите, мы знаем, что вы замышляете.
– Я ничего не замышляю, – ответил Слейд намеренно дрожащим голосом, избегая смотреть в глаза собеседнику и всячески давая понять, что он лжет. – Я вообще никакой не инакомыслящий.
– Неужели? А как же статьи, которые вы пишете для радикальных изданий?
– Я пишу по заказу всех, кто мне платит. Я всего лишь бедный журналист, который таким образом зарабатывает на жизнь.
Плеханов рассмеялся.
– Вы бедны, это правда. Ваш хозяин сообщил, что вы просрочили арендную плату за квартиру. Вы также задолжали во всех магазинах и кабаках в округе. – Слейд сознательно создавал себе репутацию закоренелого должника, и Плеханов заглотал эту наживку. – Но не бойтесь. У меня к вам предложение. Если вы его примете, все ваши финансовые проблемы будут решены.
Слейд изобразил надежду во взгляде, смешанную с настороженностью:
– Что за предложение?
– Вы станете моим осведомителем, будете доносить на своих товарищей, а я буду платить вам за это столько, что вы не только покроете свои долги, но останется еще и на чарку водки.
– Я не могу предать своих товарищей, – возмутился Слейд.
Меланхолическое выражение на лице Плеханова сменилось жестким:
– Откажетесь – вышлем вас обратно в Санкт-Петербург. А мне случайно стало известно, что там вас разыскивает полиция. – Слейд сам распространил слух о том, что он якобы совершил ряд мелких правонарушений в Санкт-Петербурге и скрывается в Москве от закона. Это, как и хотел Слейд, заставило Плеханова поверить, что у него есть рычаг давления на своего подопечного. Тот обреченно опустил плечи и согласно кивнул.
– Вы разумный человек. – Плеханов снисходительно похлопал Слейда по спине. – А теперь, когда мы заключили сделку, скажите: замышляют ли ваши товарищи что-то, о чем третьему отделению следует знать?
Ответ на этот вопрос у Слейда был заготовлен: заговор убить шефа третьего отделения. Он с товарищами тщательно следил за князем Орловым, и план операции был уже почти готов. Чувство вины обрушилось на Слейда подобно ножу гильотины. Но долг повелевал ему отдать товарищей в руки врага.
– Да, – сказал он с искренним отчаянием, – есть.
Глава шестнадцатая
Я вышла из камеры с ощущением свободной женщины, хоть и была еще в тюремной одежде. Едва веря в свое счастье, обуреваемая радостью, я горячо благодарила мужчин в белых халатах как своих спасителей. Они не отвечали. Ведя меня вдоль галереи, они смотрели прямо перед собой и шли в ногу, печатая шаг, как на военном параде. Оба были высокими, обоим было лет по тридцать; но тот, что шел справа от меня, имел сильно развитую мускулатуру и точеный профиль греческого атлета, тот же, что шел слева, был долговязым и тощим, с пухлыми губами и взглядом, выдававшим чувственность и порочность.
– Вас послал лорд Истбурн? – спросила я.
Они, похоже, даже не заметили, что я что-то сказала. Но кто кроме лорда Истбурна мог послать их, чтобы вызволить меня из тюрьмы? Ни один из двоих не обращал на меня ни малейшего внимания, но я была слишком благодарна им, чтобы сетовать на их поведение. Вдоль всей Ньюгейт-стрит тускло горели газовые фонари. Было, скорей всего, часа два-три ночи. По небу, подсвеченному оранжевым заревом литейного стана, плыла пелена дыма. Нигде не было видно ни души. Как же я доберусь домой? Сомнительно, чтобы здесь удалось поймать экипаж, а пешком я идти боялась: Лондон кишел головорезами.
К моему облегчению из тени между двумя фонарными столбами появился экипаж, запряженный парой лошадей. Один из моих сопровождающих, тот, что напоминал греческого атлета, вскарабкался на козлы и сел рядом с извозчиком. Другой открыл дверцу для меня.
– Пожалуйста, отвезите меня на Глостер-террас, дом семьдесят шесть, – попросила я.
Трясясь в экипаже, я предвкушала горячую ванну, хорошую еду и встречу с друзьями. Чтобы понять, далеко ли еще ехать, я выглянула в окно и увидела незнакомую улицу.
– Простите, – обратилась я к своему провожатому, – разве это дорога к Глостер-террас? – Тот промолчал. У меня появилось отчетливое и неприятное чувство, что меня намеренно везут куда-то не туда. – Я выйду здесь, если не возражаете, – сказала я.
Экипаж не остановился. Я попыталась открыть дверь. Она оказалась запертой снаружи. Ледяная волна страха окатила меня.
– Выпустите меня! – я заколотила в дверь и, высунувшись в окно, закричала: – Помогите!
Но помочь мне было некому. Окно оказалось слишком маленьким, чтобы выбраться через него. Экипаж поехал быстрее, тарахтя по пустынным улицам и накреняясь на поворотах. Когда он наконец замедлил ход, я увидела пункт нашего назначения, и ужас обуял меня. Бедлам, словно призрак демона, черной громадой нависал над нами, вырисовываясь на фоне огненного сияния неба. По обе стороны от входной двери горели газовые фонари. Охранник открыл задние ворота, и экипаж въехал в них.
– Нет! – закричала я. Экипаж остановился, дверь открылась, и мои провожатые стали вытаскивать меня наружу. Я сопротивлялась, но они были сильнее.
Два санитара привезли металлическую каталку с прикрепленными к ней кожаными ремнями. Меня положили на нее и, поскольку я отбивалась руками и ногами, пристегнули ремни, опоясав ими мое тело, и повезли внутрь психиатрической больницы. Мои провожатые следовали за нами по тускло освещенному отделению.
– Помогите мне! – кричала я, завидев проходивших мимо медсестер. – Меня похитили! Пожалуйста, помогите!
Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Сумасшедшая женщина, сопротивляющаяся водворению в палату, конечно же, была обычным для Бедлама явлением. Подняв каталку, санитары понесли меня вверх по лестнице. Еще до того, как увидела тяжелую металлическую дверь, я поняла, куда они направляются.
