355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лопе Феликс Карпио де Вега » Испанская новелла Золотого века » Текст книги (страница 6)
Испанская новелла Золотого века
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 03:01

Текст книги "Испанская новелла Золотого века"


Автор книги: Лопе Феликс Карпио де Вега


Соавторы: Мигель Де Сервантес Сааведра,Тирсо Молина,Антонио де Вильегас,Антонио де Эслава,Хуан де Тимонеда,Хуан Перес де Монтальван,Дьего Агреда-и-Варгас,Себастьян Мей,Луис де Пинедо,Алонсо Кастильо де Солорсано
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

Небылица тринадцатая

Брат у брата дочь украл,

Чтоб к наследству подступиться,

Дочь другую в пасти львицы

Фелисьяно отыскал.

У Фелисьяно, человека влиятельного и щедро оделенного Фортуною, была маленькая дочь, еще грудная, которую воспитывали в деревне; его неимущий брат выкрал девочку, отнес ее на две мили от жилья и бросил в масличной роще, ибо пока дочь Фелисьяно жила, не мог он надеяться на наследство.

Однако Богу было угодно, чтобы Эрасистрато, богатый поселянин, направляясь к одному своему выпасу, услыхал, как эта самая девочка плачет. Взял он ребенка и отнес к жене, которая как раз выкармливала свою дочку, спасенной девочке сверстницу; жена и дала найденышу имя Оливия, ибо среди олив ее подобрали.

Фелисьяно же, как ни старался, дочери отыскать не смог, даже и следов никаких не обнаружил, а через какое-то время жена его Роселия родила сына и сама родами умерла; отец дал ребенку имя Роселио в память о покойной матери. А как брат, желавший наследовать, узнал об этом, то дня через три с досады и помер. Фелисьяно же, оставшись вдовцом, пристрастился к охоте. Раз поднял он львицу с детенышами, а жена Эрасистрато в то время на выпасе была; родная дочь ее на скамье перед домом играла, а найденная сосала грудь; вдруг откуда ни возьмись выскочила львица, схватила девочку со скамьи да и унесла; женщина же от великого сего ужаса в несколько дней скончалась.

А Фелисьяно, настигнув львицу, одним выстрелом сразил ее наповал: показалось ему, что в зубах несет она какую-то задавленную зверушку. Но, подойдя ближе, он увидел, что то не зверушка, а красивая девочка; принес ее Фелисьяно к себе и дал ей имя Леонарда[9]9
  Имя Леонарда (Leonarda) происходит от leona – «львица».


[Закрыть]
, поскольку вынул ее из пасти львицы. Так и поменялись отцы дочерьми, сами того не ведая; а когда уже пришла пора девушек замуж выдавать, поселился Эрасистрато в своем городском доме. Повстречал Роселио Оливию да и влюбился в нее, и они тайно дали слово друг другу. Слухи об этом дошли до Фелисьяно; позвал он сына к себе и объявил ему: ежели, мол, правда это, что он обручился с Оливией, то не видать ему никакого наследства. Роселио отрекся, а Фелисьяно ему и говорит:

– Раз так, сын мой, то подобает тебе взять в жены Леонарду: тогда получишь ты все мое имущество в полное владение, и послужит это к приумножению твоего благополучия и моего доброго имени.

Уступил Роселио и женился на Леонарде. Узнала про то Оливия и рассказала отцу, как еще до женитьбы своей дал ей Роселио обещание. Пошел Эрасистрато и все это перед Фелисьяно изложил; тот и слушать не захотел, а в гневе погнал старика со двора прочь. Эрасистрато же обратился в суд; уразумел тут Фелисьяно, что дело выходит скверное, и решил поскорее отправить сынка в Македонию.

Прибыв туда, свел он дружбу с рыцарем по имени Коринео. Тот, находясь в любовной связи с Крисолорой, женою Тибурсио, богатого горожанина, открылся во всем своему новому другу, который щедро ему в его делах помогал и сильно тратился. Фелисьяно, дабы положить конец мотовству, а также склонясь на просьбы Леонарды, счел за лучшее сына отозвать. Приехал он, извещен был о том Эрасистрато и дал Фелисьяно знать, что тяжба, дескать, готова и собирается он ко двору ее представить, там искать защиты.

Между тем связь Коринео с мадамой Крисолорой обнаружил какой-то ее родич и, ославив рыцаря негодяем, а даму – прелюбодейкою, вызвал Коринео на поединок. Принял Коринео вызов, дабы защитить даму; назначил он время, противник выбрал оружие, но, сознавая, что дело его неправое, открылся рыцарь одному некроманту, большому своему приятелю, и просил так устроить, чтобы из этого положения вышел он с честью. Тот отвечал, что наилучшим образом все может устроиться, если только есть у Коринео друг, который захочет драться вместо него. Коринео сказал, что есть такой друг, имея в виду Роселио, и вскоре Коринео с некромантом явились в дом Фелисьяно. Встретил их Роселио, узнал, зачем они прибыли, и, охотно согласившись вступить в бой, с большими почестями их у себя дома принял.

Когда пришло время Роселио отправляться в путь, велел некромант друзьям поменяться одеждой, а потом колдовскими своими чарами поменял им обличье, так что Роселио стал походить на Коринео, а Коринео – на Роселио. Совершилась сия подмена, и говорит тут Роселио своему другу:

– Коль скоро я, дабы смыть с тебя бесчестие, великой опасности себя подвергаю и готов даже жизни лишиться, должен и ты спасти меня: знай же, что некогда я обещался и дал слово жениться на Оливии, приемной дочери одного богатого поселянина, именем Эрасистрато. Известно мне, что со дня на день ожидается по этому делу приговор, согласно которому я должен буду взять девицу в жены; а посему, если, приняв за меня, станут тебя к браку принуждать, прошу тебя, брат мой, не противься, тем более что ты тут ни с какой стороны не прогадаешь.

Согласился Коринео, а Роселио распрощался с отцом своим Фелисьяно и с женою Леонардой, да и отбыл вместе с некромантом в Македонию.

А Коринео остался в доме Фелисьяно вместо Роселио, и, чтобы наилучшим образом своему другу верность соблюсти, он, ложась с Леонардой, вынимал из ножен меч и клал его посередине кровати. Таким доселе невиданным делам изумилась Леонарда и обо всем доложила Фелисьяно. Стал Фелисьяно за это ему выговаривать да выпытывать у него, к чему такие чудачества; а тот отвечает – вернувшись из Македонии, дал, дескать, обет Господу нашему; однако же для беспокойства нет причин, ибо скоро тому обету срок выйдет. Тем временем жалобу на Роселио при дворе рассмотрели и, приняв во внимание все обстоятельства, постановили его на Оливии женить; а понеже откажется, отрубить ему голову. С таковым постановлением пошел Эрасистрато к судье, а тот направил альгвасила, чтобы Роселио взять под стражу. Вот идут они вдвоем и встречают Коринео с оруженосцем; останавливает альгвасил рыцаря и все ему излагает. Отвечает на это Коринео – путь, мол, Эрасистрато выразит свою волю, а он уж все исполнит как надобно, ибо готов поклясться всеблагою крестною силою, что Леонарда ему не жена и в жизни он с нею не сходился. Сказал тогда Эрасистрато, что, коли так, пускай возьмет он в жены Оливию при нотариусе и добрых свидетелях. И в полном согласии поспешили они к дому Эрасистрато.

Хоть и свершилось бракосочетание без особого шума, не прошло и недели, как узнала о нем Леонарда, а тут и Роселио вернулся из Македонии, сразив Коринеева противника. Подошел Роселио к двери своего дома и слышит, как отец его Фелисьяно и жена Леонарда бранят Коринео за то, что женился тот на Оливии; тут искусный и ученый некромант вернул друзьям их обличье, и поразились Фелисьяно с Леонардой, увидя перемену; кстати и Роселио пожаловал. Узнали все его; разъяснил он, отчего и зачем такая путаница получилась, сообщил также, что Коринео больше беспокоиться не о чем, а тот ему поведал о своей женитьбе на Оливии. Изумились все таковым чудесам, а Роселио сказал:

– Государь мой батюшка, на этом, думаю я, тяжба наша кончена, и Эрасистрато должным образом удовлетворен.

Отвечал Фелисьяно:

– Что до меня, то я доволен; но чтобы уж вполне была совесть чиста, надо позвать сюда Эраснстрато.

Привели его и подробнейшим образом доложили о происшедшем; и поскольку Коринео ему приглянулся, а новой ссоры затевать не хотелось, со всем согласился старик и добавил только, что Коринео подобает этот брак за счастие почитать, ибо Оливия, судя по облику ее и нраву, должка быть знатного рода. Услыхал такое Фелисьяно и удивился:

– Как это, разве она не ваша дочь?

– Нет, – отвечает Эраснстрато.

А Фелисьяно:

– Как же она к вам попала?

Рассказал Эрасистрато все как было, а Фелисьяно:

– Нельзя ли пеленки показать, в которые девочка была завернута?

– Можно, – говорит Эрасистрато, и Фелисьяно упросил его сходить за пеленками, а заодно и Оливию привести.

Вернулся старик с девушкой, и пеленки принес – по ним-то и узнал Фелисьяно, что Оливия – его дочь; обнял он ее и дал ей свое благословение. Видя такой редкостный случай, заплакал горько Эрасистрато и молвил:

– Ах, если бы Господь сподобил и меня, о добрый мой господин Фелисьяно, отыскать дочь, которая у меня пропала, но напрасны мои сетования, ибо тело ее нежное пожрали дикие и свирепые звери.

Осведомился Фелисьяно, что же случилось; рассказал Эрасистрато, как львица унесла с выпаса его дочь, а жена от пережитого ужаса скончалась. Спрашивает тогда Фелисьяно:

– Какие на девочке были знаки?

– Сударь мой, была у нее на шее золотая цепочка, а на цепочке той – золотой орел, – ответствует Эрасистрато.

И молвил тут Фелисьяно:

– Глядите, не этого ли орла Леонарда на груди носит?

Поглядел он и говорит, что да; а Фелисьяно ему:

– Ну, значит, это – ваша дочь.

Обнял старик Леонарду и благословил ее; затем попросил, чтобы ему рассказали, каким чудом попала она к Фелисьяно; тот ему изложил все честь по чести: и как на охоту пошел, и как львицу поднял и убил из ружья, а девочку, вынутую из львиной пасти, назвал Леонардой. Тут и Коринео признался, что он Эрасистратов сын и что уж десять лет отца не видал.

Справили они две свадьбы в великом веселии и ликовании: брат взял в жены сестру другого брата, а сестра вышла замуж за брата другой сестры, и стали они жить честно да Бога славить.

Небылица четырнадцатая

Раз аббат достойных правил

Угадать ответ не смог;

Повар честь его сберег.

От лихой беды избавил.

Измыслил некий король, по наущению злых языков, отобрать аббатство у одного достойного аббата и передать другому; призвал его к себе и говорит:

– Преподобный отче, поелику уведомили меня, что не обладаете вы ученостию в той мере, каковой ваше звание требует; я, ради блага моих подданных и успокоения собственной совести, хочу задать вам три вопроса, и ежели вы мне их разъясните, то в двойном выигрыше окажетесь: клеветники ваши будут изобличены во лжи, а я оставлю за вами аббатство до конца ваших дней; ежели же не найдете решения, не обессудьте.

На что аббат ответствовал:

– Говорите, ваше величество, а я все силы приложу, дабы вопросы ваши истолковать.

– Ну так вот, – начал король, – во-первых, хочу я, чтобы вы изъяснили, какова мне цена; во-вторых, где находится середина мира; и в-третьих, что я в мыслях держу. А дабы не говорили потом, что я застал вас врасплох и принудил отвечать наугад, я даю вам месяц на размышления.

Вернулся аббат в свой монастырь, но сколько ни рылся в Священном писании и в творениях древних, нигде не мог на три вопроса найти ответы, которые бы ему достаточными показались. А поскольку означенные вопросы не выходили у него из головы, бродил он по монастырю и рассуждал сам с собою довольно громко; однажды услышал это монастырский повар, подошел и спросил:

– Что с вами, ваше преподобие?

Аббат молчит, а повар ему:

– Не побрезгуйте моим советом, сударь, ибо по одежке встречают, а по уму провожают, и малая птаха всю округу будит.

И не отступился, покуда аббат не открыл все, как было. После чего и говорит:

– Сделаем так, отче: сбрею-ка я бороду к надену ваше платье; а поскольку я немного на вас похож и к королю пойду, когда уж смеркнется, никто и не заметит обмана, приняв меня за ваше преподобие; я же честью своей клянусь, что вас из этой беды выручу.

На том и порешили: облачился повар в аббатовы ризы и, сопровождаемый слугою, как то положено по этикету, предстал перед королем. Завидя его, король велел ему сесть подле себя и спросил:

– Ну, любезный аббат, что новенького?

Отвечал повар:

– Явился я сюда, ваше величество, дабы постоять за свое доброе имя.

– Вот как, – изрек король, – ну-ка, послушаем, какие ответы придумали вы на мои три вопроса.

И говорит ему повар:

– Во-первых, спрашивали вы у меня, какова вам цена; расчел я, что двадцать девять сребреников, ибо Христа продали за тридцать. Во-вторых, интересовались вы, где находится середина мира; она у вашего величества под ногами, ибо коль скоро Земля наша круглая, как шар, куда ни ступишь ногою, там у нее середина, и ничего тут супротив не скажешь. В-третьих, должен я отгадать, что вы в мыслях держите; а то вы держите в мыслях, что говорите сейчас с аббатом, а на самом деле перед вами его повар.

Изумился этому король и вопрошает:

– Это что, правда?

А тот ему:

– Да, государь, я – повар, ибо для таких вопросов и повара довольно, и незачем беспокоиться господину аббату.

Смелость повара к его находчивость пришлись королю по праву, и он не только аббатство оставил за его хозяином, но и самого его щедро наградил.

Небылица девятнадцатая

Не хотел Танкред с Фебеей

Брандианы честь сберечь:

Брат на брата поднял меч,

Злобы в сердце не имея.

Правил как-то в Шотландии славный король по имени Ахиллей, молодой и еще не женатый; Богу угодно было, чтобы однажды он занемог. Будучи на краю могилы, поклялся он, что если Господь избавит его от недуга и вернет прежнее здоровье, то он примет схиму и будет остаток дней своих служить всевышнему в монашеском звании. Случилось так, что очень скоро он поправился и, дабы исполнить обет, вызвал своего брата Калимеда, который давно уже был женат и имел дочь по прозванию Брандиана, посадил его на свой трон и препоручил свое королевство, заставив всю знать присягнуть ему; сам же удалился от мира в аббатство Санта-Флор.

Став шотландским королем, Калимед выказал великую щедрость и широту души – не только в отношении своих подданных, но и со всеми чужеземцами; к тому же дочь его отличалась красотою, добродетелью и приветливым обхождением, а потому ко двору его стекалось знатных кавалеров без числа. Меж ними прибыли два брата, Ричард и Дульсид, сыновья британского короля, и сын герцога Альбанского по имени Танкред. Ричард, видя, что он титулом и званием принцессе ровня, назвал ее своею дамой, принялся ей служить и в ее честь устроил при дворе несметное множество пиров, турниров, состязаний и прочих забав; и всюду он блистал, ибо рыцарем был безупречным. Королева и король Калимед несказанно всему этому радовались и его уже за сына почитали, каждодневно оказывая ему внимание и являя свою милость.

Однако же и Танкред не оставлял служения Брандиане, тщась изо всех сил понравиться ей; но, видя, сколь мало проку в его стараниях и как обласкан Ричард, решил он испробовать другой путь для достижения желаемой цели, а именно – взялся обхаживать Фебею, любимую камеристку принцессы Брандианы, да с таким пылом, что уж через несколько дней добился от нее всего, чего хотел, и почитай что каждую ночь проводил с нею в свое удовольствие, в полночь, когда все мирно отдыхают, поднимаясь в ее покои по веревочной лестнице, А вступив с Фебеей в подобные отношения, выбрал он случай и попросил камеристку, чтобы она перед своей госпожой за него словечко замолвила: так, мол, и так, дни и ночи терзает Танкреда любовь; а ежели принцесса окажет ему такую милость и как-нибудь согласится выйти за него, он ей, Фебее, даст семь тысяч дукатов в приданое. Не отказала Фебея; однако же претило ей себе во вред стараться, ибо в случае успеха потеряла бы она возлюбленного; с другой стороны, манило ее приданое, Танкредом обещанное; в конце концов корысть взяла верх, и с Брандианой девица поговорила. Но поскольку у той на сердце был один Ричард, она про Танкреда и слушать не стала – больше того, пригрозила Фебею прогнать, если еще раз об этом заикнется.

Получив такую отповедь, Танкред завязал с Ричардом наитеснейшую дружбу и однажды наедине высказал ему следующее:

– Сударь ты мой Ричард, коль скоро я тебя за друга почитаю, хотел бы я кое-что между нами разъяснить: отлично тебе известно и ведомо, что уже долгое время я служу Брандиане; ни для кого также не секрет, что хочу я через труды мои и старания жениться на ней, и король, насколько я знаю, препятствий чинить не будет; так не след тебе стоять у меня на пути и желать того, чего вряд ли достигнешь.

Ричард ему на то ответил:

– Удивляют меня, Танкред, твои речи, будто раньше меня полюбил ты Брандиану; не замечал я, чтобы ты хоть единым взглядом свое чувство выказал, но не в этом суть, ведь не можешь ты не знать, сколь велика любовь ко мне Брандианы; она ни о чем ином и не помышляет, как только стать моей супругой. И дабы не питал ты напрасных надежд, скажу тебе, что от нее самой не раз я слышал, будто она тебя терпеть не может.

– Ах, – молвил Танкред, – вижу я, в каком заблуждении ты пребываешь и сколь ослеплен ты своей любовью; но если ты уверен, что любим принцессой, как вслух об этом провозглашаешь, давай биться об заклад: расскажи мне, какие милости оказала она тебе за время, пока ты ей служишь, а я расскажу, какие я от нее получал; и у кого выйдет больше и весомее, тот и останется ее рыцарем.

Согласился Ричард; дали они друг другу честное слово, что сохранят услышанное в тайне, и начал так британский принц:

– Знай же, Танкред: поклялась мне Брандиана, что не будет у нее иного супруга и повелителя, кроме меня, и в подтверждение сняла с руки вот это кольцо; а понеже отец ее воспротивится, дала мне слово бежать со мною в Британию.

На что Танкред ответствовал:

– Коль скоро мнишь ты себя уверенным в своем праве, должен я тебе такое сообщить, отчего ты меня сочтешь не в пример более удачливым, а именно: каждой божьей ночью сплю я с Брандианой.

Услыша такие слова, сказал Ричард, что поверить в это не может. Молвил тогда Танкред:

– Ты, значит, более веришь женскому слову? Так погоди немного и следующей ночью увидишь собственными глазами.

Условились они, пошел Танкред к Фебее и говорит ей:

– О возлюбленная моя и владычица моего сердца! Был бы я рад, ежели бы ты соизволила, ради того, чтобы выбросил я из головы мечты о Брандиане, оказать мне неизреченную милость: следующей ночью, когда я приду к тебе, а я уж выберу времечко попозднее, облачись в платье принцессы, сделай прическу, как у нее, и, встречая меня, подражай ей в голосе и движениях; так, вообразив, что ты – это она, я, может быть, утолю свое безумное желание.

Охотно согласившись, помчалась Фебея исполнять уговор, а Танкред напомнил Ричарду об условленном: тот, на случай если с ним что-нибудь приключится и потребуется защитить его жизнь, известил своего брата Дульсида и указал место, где должно ему стоять в дозоре.

И вот очутились оба соперника на заднем дворе, куда выходили принцессины окна; оставив Ричарда в потайном месте, дабы тот воочию убедился в истинности его речей, подал Танкред условленный знак, и на галерее показалась Фебея в изящнейшем белом платье из тонкой ткани с золотою отделкой, с парчовыми вставками и в токе, расшитой золотыми нитями – словом, в том самом наряде, какой Брандиана носила все эти дни. Явилась лестница; Танкред поднялся наверх и Фебея крепко обняла его; Танкред же, по обыкновению целуя ее, сказал громко, так, чтобы Ричард слышал:

– О принцесса и госпожа моя, хватит ли жизни всей, дабы воздать вашей светлости за счастие, каковое вы мне даруете?

Поверив словам Танкреда и скудному свету луны, решил Ричард, что эта Брандиана; выхватил он меч из ножен, упер рукояткой в землю, дабы пронзить себе грудь, но тут подоспел Дульсид и схватил его за руку со словами:

– Что это, брат мой? Разум ты потерял, коли из-за женщины такое творишь? Или не знаешь, как ветрены все они и непостоянны? И коль скоро убедился ты воочию во лживости ее и притворстве, обрати против нее свое оружие либо же перед ее отцом открой сию великую низость.

Отвечал Ричард:

– Брат мой, не приведи мне Господь увидеть в беде и невзгоде ту, кого я столь сильно любил; однако же решил я внять твоему совету: идем отсюда, и пускай достаются женщины тому, кто их достоин.

Ушли они, но Ричард, который истинно был влюблен, все увиденное запечатлел в сердце и душе и на другое утро поднялся рано, еще до света, удалился на полмили от города, к морю, взобрался на одну из прибрежных скал и оттуда кликнул находившегося поблизости пастуха, которому и сказал:

– Братец, не откажи в просьбе, пойди ко двору короля Калимеда и сообщи всем, что Ричард (то есть я) сам себя жизни лишил оттого, что Брандиана верность ему не сумела соблюсти.

И едва лишь произнес он эти слова, как бросился в море; пастух же поспешил ко двору.

Но, оказавшись в воде, Ричард сразу же в содеянном раскаялся. А поскольку умел он хорошо плавать, то выбрался на берег прямо у аббатства Санта-Флор, где приютили его монахи, коим он сказал, что спасся вплавь с корабля, неподалеку отсюда потерпевшего крушение.

Дульсид же, который, проснувшись поутру, брата нигде найти не мог, впал в такое отчаяние, что нельзя было глядеть на него без сострадания и великого ужаса; король с королевой, сильно любившие Ричарда, тоже в тоске пребывали, равно как и вся придворная знать, а более всех Брандиана, хотя она виду и не показывала.

В разгар этих забот и треволнений явился ко двору пастух и рассказал, как Ричард утопился из любви к Брандиане, – он, дескать, это своими глазами видел. Дульсид, получив столь печальную весть и считая, что по вине Брандианы брат его принял смерть, облачился в простые доспехи, без герба или же девиза, и, войдя в покои, где сидел король, королева и Брандиана в окружении придворных, возгласил следующее:

– Знайте, ваше королевское величество, что смерть брата моего Ричарда приключилась по вине дочери вашей Брандианы: видели мы с ним, как миловалась она с каким-то рыцарем из тех, что при вашем дворе служат; с каким именно – ночью, в темноте я не разглядел хорошенько, а брат его имени назвать не пожелал, но истинность слов моих готов я подтвердить в бою с оружием в руках.

Слова Дульсида привели всех присутствующих в такое смущение, что они лишь переглядывались между собою, не зная, что ему и отвечать; один король наконец изрек:

– Вот что, рыцарь, раз уж выдвинули вы такое обвинение, я готов даже и против собственной дочери обратить закон, для подобных случаев предусмотренный. Идите и не тревожьтесь: для разрешения сего дела отныне назначены судьями Танкред, сын герцога Альбанского, и граф Фламандский; и если по истечении месяца не явится рыцарь вступиться за мою дочь, постигнет ее кара, какой она заслуживает.

И велел король объявить, что тот, кто победит Дульсида, получит принцессу в жены. Такую огласку получила эта история, что вести о ней в короткое время дошли до самых дальних краев, но, поскольку был Дульсид необычайно силен и отважен, не нашлось рыцаря, который дерзнул бы сразиться с ним.

Ричард, бывший тогда в монастыре Санта-Флор, тоже обо всем узнал, ибо монах Ахиллей, дядя Брандианы, сильно горевал, видя, какая беда с племянницей приключилась. Попросил Ричард Ахиллея достать оружие и коня; раз, мол, не нашлось рыцаря, который взял бы это на себя, должен он сам, с Божьей помощью, побороть Дульсида. С великой охотою отозвался Ахиллей на его просьбу и щедро снабдил всем требуемым.

Распрощался Ричард с монахами и, наказав, чтобы поминали его в молитвах, двинулся в путь; и нельзя не привести здесь слов, какие он, сам с собою споря, то и дело сдерживая коня, произносил:

– Не думаю, чтобы в целом свете сыскался такой, как я, неразумный рыцарь, который столь опрометчиво, не размышляя нимало, взвалил бы на себя столь тяжкое бремя. Что все это значит, Ричард? Что ты делаешь? Куда едешь? Во сне ты или наяву? В своем ли ты уме или же лишился рассудка? Еще и еще раз должен ты все обдумать и взвесить: ведь если вступишь ты в этот бой, то, чтобы выручить Брандиану, должен будешь побороть или убить родного брата; но если, к несчастию моему, – а как ни прикинь, все несчастие выходит, – Дульсид меня поборет или же убьет? Оба мы с Брандианой станем тогда добычей жестокой смерти.

Наконец, справедливо признав, что все зло пошло лишь оттого, что брат вмешался в его дела, решился Ричард продолжать назначенный путь. И въехал он на ристалище, где на помосте, обитом черною тканью, каждодневно восседали король, судьи, принцесса Брандиана, тоже в черном с головы до пят, и Дульсид в полном вооружении. Предстал Ричард перед судьями и заявил, что желает защитить честь принцессы Брандианы; отвели судьи место для поединка, и вступили рыцари в бой, да так, что в первом же столкновении переломились оба копья, а конь Дульсида опрокинулся наземь. Очень тому обрадовались все, кто там был: думали они, что сейчас спешится и чужеземный рыцарь; однако же Ричард обождал, покуда коня подымут – братская любовь ему велела противника щадить. Встал на ноги Дульсидов конь; рыцари обнажили мечи и дрались столь стойко и отважно, что народ глядел на них в изумлении. Так долго длилась битва и так равны были силы соперников, что лишь ночь их развела, и каждый ушел к себе для отдыха и сна.

Тем временем Фебея, припомнив давешний обман, поняла, что Танкред послужил причиною бесчестия Брандианы, и дабы спасти двух рыцарей, которые безо всякой вины бились насмерть, втайне направилась прямо в аббатство Санта-Флор, где, преклонив колена перед монахом Ахиллеем, подробно изложила ему все, как было, попросив только, чтобы брат монаха, король Калимед, их (Танкреда и ее) помиловал, а с Танкреда стребовал приданое, какое рыцарь ей посулил. Пообещал ей это монах и велел из монастыря никуда не отлучаться, а сам, видя, какой оборот принимает дело, поспешил ко двору и брату своему Калимеду поведал, что дочь его невинна, а причина великого сего беспокойства – козни Танкреда и Фебеи, но все же просил пощадить их и даровать им жизнь. Смилостивился король, однако же, дабы клеветникам воздать по заслугам и восстановить честь дочери, велел взять под стражу Танкреда и Фебею, с тем чтобы после, в особо назначенный день каждый из них взведен был бы на эшафот и прилюдно бы в своем грехе покаялся и в лжесвидетельстве признался. Затем послал он за чужеземным рыцарем, что вступился за Брандиану.

Как узнал о том Ричард, оделся в доспехи без девиза, как будто к бою готовясь. А явившись в королевские покои, снял шлем и тут же был узнан всеми; и крепко обнял его король, и брат Дульсид, и все рыцари, что при этом присутствовали. Великие радость и ликование от известия, что Ричард жив и что он-то и был тот чужеземный рыцарь, который сразился с Дульсидом, распространились по всему дворцу, и вот королева с принцессой Брандианой, нарядившись роскошно, вышли, чтобы увидеть Ричарда и возблагодарить его за тяготы, кои он претерпел ради спасения их чести. Король же, исполняя данное слово, просил брата своего Ахиллея обвенчать Ричарда с Брандианой при всем народе. После венчания Ричард преклонил колена перед королем, прося отпустить Танкреда и Фебею, что король и не преминул сделать: отпустил обоих и помиловал, однако же с условием, чтобы Танкред навсегда покинул двор, оставив Фебее расписку на семь тысяч дукатов – приданое, какое он ей обещал. Так все и было исполнено, а через несколько дней Ричард и Брандиана свадьбу сыграли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю