Текст книги "Возвращение: Тень души"
Автор книги: Лиза Джейн Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Глава 28
– Мне намного лучше, – сказала Елена доктору Меггару. – Я бы хотела прогуляться по имению.
Она старалась не подпрыгивать на кровати.
– Я поела мяса и выпила молоко, я даже приняла то мерзкое масло печени трески, которое вы мне прислали. Также у меня очень устойчивое восприятие действительности: я здесь, чтобы спасти Стефана, а маленький мальчик в Деймоне – это метафора для его подсознания, которую я «увидела» из-за того, что мы обменялись кровью.
Она вскочила, делая вид, что тянется за стаканом с водой.
– Я чувствую себя, как счастливый щенок с натянутым поводком, – она продемонстрировала ему недавно изготовленные браслеты для рабов: серебряные с лазуритами, – и если я вдруг умру – я подготовилась.
Брови доктора Меггара двигались вверх и вниз.
– Ну, твой пульс и дыхание в порядке. И я не вижу, как хорошая послеобеденная прогулка может тебе навредить. Деймон, безусловно, может к тебе присоединиться. Но не подкидывай подобную идею Леди Ульме. Ей нужно соблюдать постельный режим еще несколько месяцев.
– Ей сделали миленький столик из подноса для завтрака, – объяснила Бонни, изображая руками размеры столика. – Она проектирует одежду на нем.
Бонни наклонилась вперед, широко раскрыв глаза.
– И знаешь что? Ее платья очаровательны.
– Я бы ничего другого от нее и не ожидал, проворчал доктор Меггар.
Но в следующий момент Елена вспомнила кое-что неприятное.
– После того, как мы получим ключи, – сказала она, – мы должны будем подготовить настоящий побег из тюрьмы.
– Что еще за побег из тюрьмы? – взволнованно спросила Лакшми
– Получается – у нас есть ключи от тюремной камеры Стефана, но нам все еще необходимо придумать, как мы собираемся войти в тюрьму, и как мы собираемся тайно его вывести.
Лакшми нахмурилась:
– Почему бы просто не войти и не вытащить его?
– Потому что, – сказала Елена, пытаясь быть терпеливой, – они не дадут нам просто войти и забрать его.
Она сузила свои глаза, поскольку Лакшми обхватила голову руками.
– О чем ты думаешь, Лакшми?
– Ну, хорошо, сначала, вы говорите, что ключ будет у вас в руках, когда вы пойдете в тюрьму, а потом вы устроите ему побег, будто его и так не выпустят оттуда.
Мередит покачала головой, изумленная. Бонни положила руку на свой лоб, словно он болел. Но Елена медленно наклонилась вперед.
– Лакшми, – очень спокойно сказала она, – ты говоришь, что если у нас есть ключи от камеры Стефана, то это по существу и есть выход из тюрьмы?
Лакшми оживилась.
– Конечно, – сказала она. – Иначе, зачем тогда ключ? Они могли просто запереть его в другую камеру.
Елена едва могла верить этим чудесным словам, которые она только что услышала, поэтому сразу же начала искать в них подвох.
– Это означало бы, что мы могли бы сразу с вечеринки у Блоддьювед просто пойти в тюрьму и забрать оттуда Стефана, – сказала она с таким сарказмом, какой только смогла вложить в свой голос. – Мы могли бы просто показать наш ключ, и они бы позволили нам забрать его с собой.
Лакшми закивала головой:
– Да! – воскликнула она, пропустив сарказм мимо ушей. – И, не сердись, ладно? Но я удивлялась, почему вы никогда не ходили его навещать.
– Мы можем навестить его?
– Конечно, если вы договоритесь о встрече.
К настоящему времени Мередит и Бонни пришли в себя и поддерживали Елену с обеих сторон.
– Как скоро мы можем послать кого-нибудь, чтобы договориться о встрече? – проговорила сквозь зубы Елена, все ее силы ушли на это, и она всем своим весом опиралась на подруг. – Кого мы можем отправить, чтобы назначить встречу? – прошептала она.
– Я пойду, – сказал Деймон из темно-красной темноты позади них. – Я пойду сегодня ночью, дайте мне пять минут.
* * *
Мэтт мог чувствовать, что его лицо имело самое сердитое и непоколебимое выражение.
– Пошли, – сказал Тайрон, выглядя развеселенным.
Они оба готовились к походу в чащу. Это означало, что им нужно надеть два пальто сохраненных по гвоздичному рецепту, а затем, с помощью клейкой ленты, прикрепить к ним перчатки. Мэтт уже вспотел. Но Тайрон хороший парень, думал он.
В этот момент Мэтт вышел из трудного положения и сказал:
– Эй, ты знаешь, что за безумная штука, которая, как ты видел, приключилась с бедным Джимом Брайсом? Ну, это все связано с еще более странными вещами… это все из-за лисьих духов и Старого Леса, и миссис Флауэрс говорит, что если мы не выясним, что происходит, но у нас будут огромные неприятности. И миссис Флауэрс не сумасшедшая старушка из пансиона, хотя все так говорят.
– Конечно нет, – с порога раздался бесцеремонный голос доктора Алперт.
Она поставила свою черную сумку – по прежнему местный врач, даже когда город был в кризисе – и обратилась к сыну:
– Теофилия Флауэрс и я знаем друг друга уже очень давно, и миссис Сайтоу, тоже. Они обе всегда помогали людям. Это их натура.
– Хорошо, – Мэтт видел возможность и схватился за нее. – Миссис Флауэрс одна из тех, кто сейчас нуждается в помощи. Очень, очень нуждается в помощи.
– Тогда ты что сидишь, Тайрон? Поторопитесь и отправляйтесь на помощь миссис Флауэрс, – доктор Алперт потрепала пальцами свои волосы с проседью, а затем нежно взъерошила и черные волосы ее сына.
– Я уже, мам. Мы только собирались уходить, когда ты зашла.
Тайрон, увидев, в каком ужасном состоянии находилась машина Мэтта, предложил добраться до дома миссис Флауэрс на его «Камри». Мэтт, боявшийся окончательной поломки машины в какой-нибудь решающий момент, был только рад принять это предложение. Он был рад, что Тайрон будет центральным игроком в команде школы Роберта И. Ли в наступающем году. Тай был из того типа парней, на которых можно положиться – чему свидетельствует его предложение о помощи сегодня. Он был отличным спортсменом и абсолютно правильным и не употреблявшим. Мэтт не мог не видеть, как наркотики и выпивка погубили не только реальные игры, но и спортивное мастерство других команд в кампусе. Тайрон был парнем, который может держать язык за зубами. Он даже не засыпал Мэтта вопросами, пока они ехали к пансионату, но присвистнул, не на миссис Флауэрс, а на ее ярко-желтый «Форд» «Т», стоявший в старой конюшне.
– Стоп! – сказал он и выскочил из машины, чтобы помочь ей с сумкой с продуктам, в это время его глаза пожирали Форд от крыла до крыла: – это седан, «Форд», модель «Т»! Это могла бы быть прекрасная машина, если… – он вдруг остановился и его коричневая кожа начала краснеть.
– О Боже, не смущайся Желтой Повозки! – сказала миссис Флауэрс, позволяя Мэтту взять другую сумку и отнести ее через огород в кухню дома. – Она служила моей семье почти 100 лет, и накопила немного ржавчины и повреждений. Но она идет со скоростью почти тридцать миль в час по асфальтированной дороге! – добавила миссис Флауэрс не только гордо, но и с неким благоговейным уважением к быстро-скоростной езде.
Глаза Мэтта и Тайрона встретились, и Мэтт знал, что была только одна общая мысль, висящая в воздухе между ними – восстановить до совершенства ветхий, изношенный, но все еще красивый автомобиль, который провел большую часть своего времени в перестроенной конюшне.
– Мы можем это сделать, – сказал Мэтт, чувствуя, что, как представитель миссис Флауэрс, он должен сделать предложение первым.
– Мы точно можем, – сказал Тайрон мечтательно. – Она уже находится в гараже, вдвое больше необходимого – нет проблем с помещением.
– Нам не нужно будет разбирать ее до рамы… она действительно едет как мечта.
– Ты шутишь! Мы могли бы очистить двигатель, хотя: посмотри на пробки, ремни, шланги и прочее. И, – темные глаза внезапно блеснули, – у моего отца есть мощный шлифовальный аппарат. Мы могли бы снять старую краску и покрасить ее в такой же желтый цвет!
Миссис Флауэрс внезапно просияла:
– Это именно то, что моя дорогая мама ждала от вас услышать, молодой человек, – сказала она, и Мэтт только сейчас вспомнил о своих манерах – он забыл представить Тайрона. – Теперь, если вы скажете: «давайте выкрасим ее в бордовый, голубой или любой другой цвет», я уверена, что у нее будут возражения, – сказала миссис Флауэрс, в то время как начала делать сэндвичи с ветчиной, картофельный салат и большую кастрюлю печеных бобов.
Мэтт наблюдал за реакцией Тайрона на упоминание о маме, и был рад: был момент удивления, за которым последовало выражение лица, подобное спокойной воде. Раз его мать сказала, что госпожа Флауэрс не была сумасшедшей старой леди, значит, так оно и было. Казалось, что с плеч Мэтта свалился огромный груз. Он был не один с хрупкой пожилой женщиной, которую нужно защитить. У него был друг, на которого можно было положиться, и который на самом деле, был немного больше самого Мэтта.
– А сейчас, вы оба съедите по бутерброду с ветчиной, а я в это время буду делать картофельный салат. Я знаю, что нужно молодым людям, – миссис Флауэрс всегда говорила о мужчинах так, словно они были особыми сортами цветов, – нужно много хорошего добротного мяса перед сражением, но нет никаких причин соблюдать формальности.
Они радостно повиновались. Теперь они готовились к сражению, чувствуя себя готовыми бороться с тиграми, так как идея миссис Флауэрс о десерте заключалась в том, чтобы разделить ореховый пирог между мальчиками, наряду с огромными чашками кофе, которые прочистили мозги, словно шлифовальная машинка.
На кладбище Тайрон и Мэтт ехали в рухляди Мэтта, следуя за седаном миссис Флауэрс. Мэтт видел, что деревья могут сделать с машиной, и он не хотел такой перспективы для чистой как стеклышко «Камри» Тайрона. Они спускались с холма в укрытие Мэтта и шерифа Моссберга, каждый мальчиков подал руку для помощи хрупкой миссис Флауэрс. Один раз она споткнулась и упала бы, но Тайрон вонзил носок своего кеда фирмы DC в холм и стоял как скала, пока она не скатилась к нему.
– О, мой Бог, спасибо, Тайрон, дорогой, – пробормотала она, и Мэтт знал, что «дорогой Тайрон» был принят в сообщество.
Небо было темным за исключением одной алой полосы, когда они достигли укрытия. Миссис Флауэрс вынула значок шерифа, немного неуклюже, из-за садовых перчаток, которые были на ней. Сначала она приложила его ко лбу, потом медленно начала отводить его, все еще держа перед собой на уровне глаз.
– Он стоял здесь, и затем он наклонился и сел на корточки здесь, – сказала она, опускаясь именно в том месте укрытия – фактически – где сидел шериф.
Мэтт кивнул, не зная, что он делает, и миссис Флауэрс сказала, не открывая глаз:
– Никакого наставничества, Мэтт дорогой. Он услышал кого-то позади себя – и обернулся, выхватив пистолет. Но это было только Мэтт, и они говорили шепотом некоторое время. Потом он вдруг встал.
Миссис Флауэрс внезапно остановилась, и Мэтт услышал всевозможное предупреждающее мелкое пощелкивание и потрескивание в ее хрупком старом теле:
– Он шел, а точнее шагал, прямо в чащу. Ту злую чащу. Она отправилась в чащу, как и шериф Рик Моссберг, когда Мэтт наблюдал за ним.
Мэтт и Тайрон спешили за ней, готовые остановится, если она покажет какой-нибудь знак о том, что они пересекли границу Старого Леса, который был все еще жив. Вместо этого, она ходила вблизи него, держа значок на уровне глаз. Тайрон и Мэтт кивнули друг другу и, ничего не говоря, каждый взял ее под руки. Таким образом, они ходили вдоль кромки чащи, все время поблизости, и Мэтт шел первым, за ним следовала миссис Флауэрс, а Тайрон был последним. В какой-то момент Мэтт осознал, что на щеки миссис Флауэрс скатывались слезы. Наконец хрупкая пожилая женщина остановилась, достала кружевной платок (после одной или двух попыток) и со вздохом вытерла глаза.
– Вы нашли его? – спросил Мэтт, неспособный больше сдерживать свое любопытство.
– Что же, нужно посмотреть. Китцуны кажутся очень и очень способными в иллюзиях.
Все что я видела, может быть иллюзией. Но, – она вздохнула, – одному из вас придется ступить в Лес.
Мэтт сглотнул слюну:
– Это буду я, тогда… – его перебили.
– Эй, так не пойдет, парень. Ты знаешь их слабые места, чем бы они не были. Тебе придется выводить отсюда миссис Флауэрс…
– Нет, я не могу рисковать, прося тебя пройти через это и пораниться…
– Ладно, а что же я тогда здесь делаю? – требовательно спросил Тайрон
– Подождите, мои дорогие, – сказала миссис Флауэрс, голос, будто она сейчас расплачется.
Она оба тут же замолчали, и Мэтту стало стыдно за себя.
– Я знаю, как вы оба можете помочь мне, но это очень опасно. Опасно для вас обоих. Но возможно, если нам придется сделать это только один раз, мы сможем снизить риск и повысить шансы найти что-нибудь.
– Что это? – Тайрон и Мэтт сказали почти одновременно.
Несколькими минутами позже, они были готовы для этого.
Они лежали бок о бок, лицом к стене, которую образовывали деревья, опутанные зарослями молодого леса. Они были не только привязаны друг к другу, но еще у них все руки были заклеены стикерами миссис Сайтоу.
– Теперь на счет «три», я хочу, чтобы вы вытянули вперед руки и раскопали ими землю. Если почувствуете что-нибудь, вытаскивайте руки, не отпуская этого. Если ничего не почувствуете, немного пошевелите руками, а затем доставайте их так быстро, как сможете. И кстати, – спокойно добавила она, – если почувствуете, что что-то тащит вас или сковывает ваши руки, орите, и боритесь, и пихайтесь, и орите, и мы поможем вам выбраться.
Затем наступила долгая-долгая минута тишины.
– Итак, по существу, вы думаете, что везде в чаще зарыты какие-то предметы, и что мы можем достать их, просто ища вслепую, – сказал Мэтт.
– Да, – ответила миссис Флауэрс.
– Хорошо, – сказал Тайрон, и Мэтт снова посмотрел на него одобрительно.
Он даже не спросил: «Что или кто может затащить нас в Лес?»
Теперь они были на позиции, и миссис Флауэрс считала:
– Раз, два, три.
После чего Мэтт засунул свою правую руку в землю настолько глубоко, насколько смог и начал шевелить ею, пытаясь что-нибудь нащупать. Он услышал крик позади него:
– Нашел! – и затем тут же: – что-то тянет меня!
Мэтт вытащил свою собственную руку из зарослей, перед тем как помочь Тайрону. Что-то обрушилось на нее, но наткнулось на стикер, и он почувствовал, будто его ударили куском пенопласта. Тайрона дико хлестали, и уже затащили по плечи. Мэтт схватил его за талию и со всей силой потянул назад. Один момент он не поддавался, а затем Тайрона внезапно отбросило назад, словно внезапно вырвавшуюся пробку. На его шее и лице были царапины, не было ни одной там, где были пальто и стикеры.
Мэтт чувствовал желание сказать «спасибо, но обе женщины, которые сделали амулеты, были далеко, и он чувствовал, что будет глупо говорить это пальто Тайрону. В любом случае, миссис Флауэрс дрожала от волнения и благодарила людей за троих.
– О, мой, Мэтт, когда та большая ветка опустилась, я думала, что она сломает твою руку… как минимум. Благодари Бога, что женщины Сайтоу сделали такие замечательные амулеты. И, Тайрон дорогой, пожалуйста, возьми выпей из этой фляги…
– О, я на самом деле много не пью…
– Это всего лишь горячий лимонад, приготовленный по моему собственному рецепту, дорогой. Если бы вы не были вдвоем, мы не добились бы успеха. Тайрон, ты что-то нашел, да? А затем тебя схватили, и ты бы ни за что не высвободился, если бы Мэтта здесь не было, чтобы спасти тебя.
– О, я уверен, что он бы выбрался, – поспешно сказал Мэтт, потому признание в то в том, что им нужна помощь, привело бы всех, таких как Тайрон, в замешательство.
И все-таки Тайрон трезво сказал:
– Я знаю. Спасибо, Мэтт.
Мэтт почувствовал, что покраснел.
– Но все же я что-то не достал, – сказал Тайрон с отвращением. – Это выглядит как старая труба или что-то в этом роде…
– Что же, давай посмотрим, – сказала миссис Флауэрс очень серьезно.
Она повернула самый яркий фонарик на предмет, добытый из чащи Тайроном с таким риском. Вначале Мэтту показалось, что это была огромная сыромятная собачья кость. Но затем очень знакомая форма заставила его взглянуть поближе. Это была бедренная кость, человеческая бедренная кость. Самая большая кость в теле, находящаяся в ноге. Она была все еще белая. Свежая.
– Она не выглядит пластмассовой, – сказала миссис Флауэрс отстраненным голосом.
Она и не была пластмассовой. А еще она не была сыромятной. Она была… ну, настоящей. Настоящей костью человеческой ноги. Но это было не самое страшное; то, что заставило Мэтта скрутиться подальше в темноте. Кость была чисто отполирована и с отметинами от десятка маленьких крошечных зубов.
Глава 29
Елена светилась от счастья. Она заснула счастливой, только чтобы снова проснуться счастливой и спокойной, зная, что скоро она навестит Стефана, а после этого, несомненно, также скоро, она сможет забрать его оттуда. Бонни и Мередит не были удивлены, когда она захотела посоветоваться с Деймоном по двум вопросам: во-первых, кто должен пойти, и, во-вторых, по поводу ее выбора наряда.
Но их удивил ее выбор.
– Если все в порядке, – медленно начала она, водя пальцем по большому столу в одной комнат, где все собрались следующим утром, – я бы хотела, чтобы лишь несколько людей поехали со мной. Со Стефаном плохо обращаются, – продолжала она, – а он ненавидит плохо выглядеть в глазах других людей. Я не хочу унижать его.
На лицах присутствующих появился румянец. Или, может, они покраснели от негодования, а затем от вины. С западными немного открытыми окнами, так что утренний красный свет падал на все, трудно было понять. Только одно было ясно: каждый хотел идти.
– Поэтому я надеюсь, – сказала Елена, поворачиваясь, чтобы смотреть Мередит и Бонни в глаза, – что ни один из вас не обидится, если я не выберу вас, чтобы идти со мной.
«Это говорило им обеим, что они не пойдут», – подумала Елена, поскольку видела расцвет понимания в лицах обеих. Большинство из ее планов зависели от того, как две ее лучших подруги реагировали на них. Мередит первая благородно ответила ей.
– Елена, ты прошла через ад, в буквальном смысле, чтобы спасти Стефана и чуть не умерла, делая это. Ты возьмешь с собой людей, которые принесут больше пользы.
– Мы понимаем, что это не конкурс на популярность, – добавила Бонни, сглатывая, потому что она старалась не заплакать.
«Она действительно хочет пойти», – подумала Елена, – «но она понимает».
– Стефан может чувствовать себя более неловко перед девушкой, чем перед парнем, – сказала Бонни.
«И она даже не добавила: «хотя мы никогда не сделаем ничего, чтобы смутить его»», – подумала Елена, обнимая Бонни и чувствуя ее мягкое маленькое, словно у птички, тело в своих руках. Потом она повернулась и почувствовала теплые, худые сильные руки Мередит, и как всегда чувствуя, что часть ее напряжения уходит.
– Спасибо, – сказала она, вытирая лившиеся из ее глаз слезы. – И Вы правы, я думаю, что было бы более трудно держаться перед девушками, чем перед парнями в ситуации, в которой он находится.
Также будет более трудно держаться перед друзьями, которых он знает и любит. Поэтому я хотела бы просить, следующих людей пойти со мной: Сейджа, Деймона, и доктора Меггара.
Лакшми вскочила заинтересованно, как если бы она была выбрана.
– В какой он тюрьме? – спросила она, довольно бодро.
Деймон заговорил:
– В Ши-но-Ши.
Глаза Лакшми округлились. Мгновение она смотрела на Деймона, а затем выскочила за дверь, оттуда раздавался ее голос:
– Мне нужно сделать несколько дел по хозяйству, господин!
Елена повернулась, чтобы посмотреть прямо на Деймона.
– И что это была за реакция? – она спросила тоном, способным заморозить лаву на тридцать метров.
– Я не знаю. Правда, не знаю. Шиничи показал мне иероглифы, и сказал, что они произносятся как «Ши-но-Ши», и означают «Смерть Смерти», то есть снятие проклятие смерти с вампира.
Сейдж закашлялся:
– О, мой доверчивый друг. Мой дорогой идиот. Не спросил другого мнения…
– Вообще-то, я спросил. Я спросил у японки средних лет из библиотеки, про ромадзи, это японской слово, выписанное в наших письмах, переводится ли это слово как «Смерть Смерти». И она сказала, что это так.
– И ты повернулся на каблуках и вышел, – сказал Сейдж.
– Откуда ты знаешь? – Деймон начинал сердиться.
– Потому что, мой милый, эти слова означают многое. Все зависит от первоначальных японских символов – которые ты ей не показал.
– У меня их не было! Шинити написал их для меня в воздухе, в красном дыму, – потом добавил с каком-то сердитой тоской: что еще они означают?
– Ну, они могут означать, и то, что ты сказал. Они также могут означать «Новая Смерть». Или «Истинная Смерть». Или даже – «Боги Смерти». И учитывая то, как со Стефаном обращались…
Если бы взгляды были кольями, Деймон был бы уже мертвым. Все смотрели на него твердыми, обвиняющими глазами. Он повернулся, словно затравленный волк, и обнажил свои зубы в улыбке в 250-киловатт.
– В любом случае, я не предполагал, что это было что-нибудь замечательно приятное, – сказал он. – Я просто подумал, что это поможет ему избавиться от проклятия быть вампиром.
– В любом случае, – повторила Елена. Затем она сказала:
– Сейдж, если ты пойдешь и убедишься, что они пустят нас, когда мы прибудем, я была бы чрезвычайно признательна.
– Считайте, что практически сделано, мадам.
– И… дайте подумать… я хочу, чтобы все надели что-нибудь немного другое для посещения. Если все в порядке, я пойду, поговорю с Леди Ульмой.
Она чувствовала, как Бонни и Мередит растерянно смотрят на ее спину, когда она уходила.
Леди Ульма была бледна, но ее глаза сияли, когда Елену проводили в ее комнату. Ее альбом был открыт, это хороший знак. Потребовалось только несколько слов и сердечный взгляд прежде, чем Леди Ульма сказала твердо:
– Мы можем все сделать за час или два. Это лишь дело вызова правильных людей. Я обещаю.
Елена сжала ее запястье очень, очень осторожно.
– Спасибо тебе. Спасибо тебе, ты просто кудесница!
* * *
– И таким образом я иду, как кающийся грешник, – сказал Деймон.
Он был прямо за дверью комнаты Леди Ульмы, когда Елена выходила оттуда, и она подозревала, что он подслушивал.
– Нет, это никогда даже не приходило мне в голову, – сказала она. – Я просто думала, что рабская одежда на тебе и других мужчинах сделает Стефана менее застенчивым. Но почему ты думаешь, что я хотела наказать тебя?
– А это не так?
– Ты здесь, чтобы помочь мне спасти Стефана. Ты прошел через… – Елена остановилась и начала искать в своих рукавах чистой носовой платок, пока Деймон не предложил ей один, черного шелка.
– Ладно, – сказал он, – мы не будем вдаваться в это. Извини. Я думаю о том, что сказать, а затем я просто говорю, не важно, на сколько неправильно я думаю о человеке, я принимаю во внимание личность, с которой разговариваю.
– И ты никогда не слышал еще один маленький голос? Голос, который говорит, что люди могут быть хорошими, и они могут не пытаться тебя обидеть? – спросила Елена задумчиво, задаваясь вопросом, насколько маленький мальчик сейчас был загружен цепями.
– Я не знаю. Может быть. Иногда. Но, поскольку этот голос чаще всего ошибается в этом злом мире, почему я должен обращать на него внимание?
– Мне хочется, чтобы ты иногда хотя бы пытался, – прошептала Елена.
– Я мог бы быть в более подходящей позиции, чтобы согласиться с тобой.
«Мне очень нравится эта позиция», – телепатически сказал ей Деймон, и Елена осознала – как это может происходить снова и снова? – что они таяли в объятьях.
Хуже того, на ней был утренний наряд: длинное шелковое платье и пеньюар из того же материала, и обе вещи были очень бледного жемчужно-голубого цвета, который превратился в фиолетовый в лучах никогда не садящегося солнца.
«Мне… это тоже нравится», – заметила Елена, и почувствовала волну, проходящую через Деймона с его поверхности, через тело, и все глубже и глубже в бездну, которую можно увидеть, взглянув в его глаза.
«Я только пытаюсь быть честной», – добавила она, почти испугавшись его реакции. «Я не могу ожидать от других честности, если сама не буду такой».
«Не будь честной, не будь честной. Испытывай ко мне ненависть. Презирай меня», – умолял ее Деймон, и в тоже время гладил ее руки и два слоя шелка, преграждавшие путь для его рук к ее коже.
«Но почему?»
«Потому что мне нельзя верить. Я – свирепый волк, а ты – чистая душа, белоснежная новорожденная овечка. Ты не должны позволять мне делать тебе больно».
«Почему ты должен делать мне больно?»
«Потому что я могу… нет, я не хочу кусать тебя… я только хочу поцеловать тебя, совсем немного, как сейчас», – в мысленном голосе Деймона было откровение.
И он так сладко поцеловал; он всегда знал, когда колени Елены подкашивались, и подхватывал ее до того, как она упадет на пол.
«Деймон, Деймон», – думала она, чувствуя себя очень приятно, потому что она знала, она доставляла ему удовольствие, когда вдруг осознала: «о! Деймон, пожалуйста, отпусти меня… Я должна идти на примерку прямо сейчас!»
Густо покраснев, он медленно неохотно опустил ее, подхватив прежде, чем она упадет, и снова опустил ее.
– Кстати, я думаю, мне тоже стоит прямо сейчас пойти на подгонку, – сказал он ей, выходя из комнаты спотыкаясь, с первого раза не попав в дверь.
– Не подгонку, а примерку! – сказала Елену ему вслед, но, так и не узнав, слышал ли он ее.
Она была довольна, хотя, он отпустил ее, в действительности не понимая ничего, кроме того, что она сказала «нет». Это было совсем небольшое уточнение. Потом она прибежала в комнату Леди Ульмы, которая была наполнена самыми разными людьми, включая двух моделей-мужчин, которых только что одели в брюки и длинные рубахи.
– Одежда для Сейджа, – Леди Ульма кивнула в сторону крупного мужчины, – а это, для Деймона. – Она кивнула на меньшего мужчину.
– О, они прекрасны!
Леди Ульма посмотрела на нее с толикой сомнения в глазах.
– Они сделаны из натуральной мешковины, – сказала она. – Убогой, низшей ткани в рабской иерархии. Ты уверена, что они будут носить их?
– Они их оденут или вообще никуда не пойдут, – твердо сказала Елена и подмигнула.
Леди Ульма рассмеялась.
– Хороший план.
– Да, но что Вы думаете о другом моем плане? – спросила Елена, искренне заинтересованная во мнении Леди Ульмы, даже когда она покраснела.
– Моя дорогая благодетельница, – сказала Леди Ульма. – Я раньше видела, как моя мама составляла такие костюмы, после того как мне исполнилось тринадцать, и она говорила мне, что они всегда делали ее счастливой, так как она приносила удовольствие сразу двум людям, и что этом не было никакой другой цели, как доставить удовольствие. Я обещаю, что мы с Люсьеном успеем вовремя. Теперь, ты не должна готовиться?
– О, да… о, я так люблю тебя, Леди Ульма! Это так забавно, чем больше людей ты любишь, тем больше ты хочешь любить! – И с этой мыслью Елена побежала обратно в свою комнату. Все ее служанки были там и полностью готовы.
Елена приняла самую быструю и освежающую ванну в своей жизни (она была очень взволнованна), и очутилась на кровати посреди улыбающихся, с проницательным взглядом девушек, каждая из которых аккуратно выполняла свою работу, не мешая остальным. Ей делали депиляцию, конечно, более того на каждой ноге и каждой подмышке делали разные девушки, и еще одна выщипывала брови. Пока эти женщины и женщины со смягчающими кремами и мазями были за работой, создавая необыкновенный аромат для Елены, другая женщина внимательно осматривала ее лицо и тело. Эта женщина подретушировала брови Елены, чтобы сделать их темнее, и покрыла веки Елены тенями металлического цвета перед тем, как нанесла что-то, что удлинило ресницы Елены, по крайней мере, на четверть дюйма. Затем она удлинила глаза Елены карандашом для век экзотичными горизонтальными линиями. Наконец, она аккуратно накрасила губы Елены насыщенным блеском красного цвета, который почему-то придавал им вид, будто они все время сложены бантиком для поцелуя. После этого женщина обрызгала все тело Елены чем-то, отчего оно стало слабо переливаться. И в довершении всего, на ее пупок прочно прикрепили большой ярко-желтый алмаз, который прислали из ювелирной лавки Люсьена. Когда парикмахеры осматривали последние маленькие кудряшки на ее лбу, от женщин Леди Ульмы принесли две коробки и алый плащ. Елена искренне поблагодарила все своих служанок и косметологов, заплатив им всем бонус, от которого они захихикали, и затем попросила их оставить ее одну. Когда они начали возмущаться, она попросила их снова, также вежливо, но уже немного громче. Они ушли.
Руки Елены дрожали, когда она взяла костюм, созданный Леди Ульмой. Он был также приличен, как купальник, но выглядело это так – ювелирные украшения стратегически расположенные на клочках золотой тюли. Все это гармонировала с бриллиантами канареечного цвета: от ожерелья до браслетов на предплечьях и до наручников, которые означали, что как бы дорого не была одета Елена, она все еще рабыня.
И это все.
Она шла, одетая в тюль и драгоценности, надушенная и накрашенная, чтобы увидеть ее Стефана.
Елена накинула алый плащ очень, очень аккуратно, чтобы не помять и не испортить наряд под ним, и сунула ноги в изысканные золотые сандалии с очень высокими каблуками. Она побежала вниз по лестнице и успела как раз вовремя. Сейдж и Деймон были одеты в плотно закрытые плащи, которое означали, что под ними на них была одета одежда из мешковины.
Сейдж уже приготовил карету Леди Ульмы. Елена прикрыла свои сочетающиеся золотые браслеты на запястьях, ненавидя их, потому что она должна носить их, довольная тем, что они рядом с белой меховой отделкой на ее алом плаще.
Деймон протянул руку, чтобы помочь ей сесть в экипаж.
– Я поеду внутри? Означает ли это, что я не должна носить…
Но, взглянув на Сейджа, ее надежды были разбиты.
– Если мы не хотим занавесить все окна, – сказал он, – фактически, внешне, ты путешествуешь без рабских браслетов.
Елена вздохнула и подала свою руку Деймону. Стоя против солнца, он казался темным силуэтом. Но затем, когда Елена моргнула из-за яркого света, он выглядел удивленным. Елена знала, что он увидел ее позолоченные веки. Его взгляд опустился до ее губ, сложенных, как в поцелуе. Елена покраснела.
– Я запрещаю тебе приказывать мне показать то, что находится под плащом, – сказала она торопливо.
Деймон взглянул упрямо.
– Волосы в крошечных завитках, прикрывающие лоб, плащ, который покрывает все от шеи до пальцев ног, помада как… – он посмотрел снова. Его губы дернулся, как если бы он прикоснулся к ее губам.
– И пришло время идти! – пропела Елена, торопливо входя в экипаж.
Она чувствовала себя очень счастливой, хотя она понимала, почему освобожденные рабы никогда не будут носить ничего похожего на наручники снова.
Она все еще была счастлива, когда они подошли к Ши-но-Ши, большому зданию, которое, казалось, объединяло тюрьму с тренировочными корпусами для гладиаторов. И она все еще была счастлива, когда охранники в большом контрольно-пропускном пункте Ши-но-Ши пропустили их, не проявляя никаких признаков неприязни.
