Текст книги "Возвращение: Тень души"
Автор книги: Лиза Джейн Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)
Глава 4
– Ты дрожишь. Позволь мне сделать это в одиночку, – сказала Мередит, положив руку на плечо Бонни, когда они стояли перед домом Кэролайн Форбс.
Бонни начала поддаваться давлению, но заставила себя остановиться. Это было унизительно дрожать так очевидно июльским утром в Виржинии. Так же было унизительно, что с ней обращаются как с ребенком. Но Мередит, которая была старше всего на шесть месяцев, смотрелась сегодня более взрослой, чем обычно. Ее темные волосы были откинуты назад, таким образом, ее глаза казались еще больше, и смуглое лицо с высокими скулами представало в наилучшем виде. «Она практически моя нянька», тоскливо подумала Бонни.
Мередит так же была на высоких каблуках, вместо своей обычной платформы. Бонни, в сравнении с ней, чувствовала себя более маленькой и юной, чем когда-либо. Она провела рукой по своим клубнично-русым кудрям, пробуя распушить их и сделать себя на драгоценные полдюйма выше.
– Я не боюсь. Я замерзла, – сказала Бонни со всем достоинством, на которое способна.
– Я знаю. Ты чувствуешь, что что-то исходит оттуда, не так ли? – Мередит кивнула на дом перед ними.
Бонни покосилась на него, а потом снова на Мередит. Внезапно взрослость Мередит стала скорей утешающей, чем раздражительной. Но прежде, чем вновь посмотреть на дом Кэролайн, она выпалила:
– Зачем каблуки?
– О, – протянула Мередит, глядя вниз. – Только с практической целью. Если кто-то попытается схватить меня за ногу, на этот раз он получит сдачи.
Она топнула ногой, и раздался удовлетворяющий стук.
Бонни почти улыбнулась:
– Разве ты не носишь свой кастет?
– Я не нуждаюсь в нем, я проучу Кэролайн голыми руками, если она попытается что-нибудь сделать. Но мы отошли от темы. Я могу сделать это одна.
Бонни, наконец, позволила себе вложить свою руку в тонкую, с длинными пальцами руку Мередит. Она пожала ее.
– Я знаю, что ты сможешь. Но я та, кто должна. Это меня она пригласила.
– Да, – сказала Мередит, изящно изогнув губу. – Она всегда знала, куда вонзить нож. Ну что бы ни случилось, Кэролайн сама виновата. Для начала мы постараемся ей помочь, ради нее и ради нас. Мы постараемся заставить ее принять помощь. После этого…
– После этого, – проговорила Бонни, – к сожалению неизвестность.
Она вновь посмотрела на дом Кэролайн. Он смотрелся каким-то… перекошенным… как будто его было видно через кривое зеркало. Более того, у него плохая аура: черная, просачивалась сквозь уродливые тени серо-зеленого. Бонни никогда не видела у дома такой энергетики. И дышало холодом как из морозилки. Бонни чувствовала, что это высосет и ее жизненную энергию и превратит в лед, если только представится шанс.
Она позволила Мередит позвонить в дверь. Раздалось негромкое эхо, и когда миссис Форбс ответила, ее голос тоже отозвался эхом.
У внутренней части дома тоже было то забавное зеркальное искажение, смотря на это, Бонни подумала, что это вызывает какое-то странное ощущение.
Если бы она закрыла глаза, то можно представить себя в более широком месте, с уходящим под наклоном полом.
– Вы пришли повидаться с Кэролайн? – спросила миссис Форбс. Ее появление шокировало Бонни. Мать Кэролайн была похожа на старуху, с седыми волосами и морщинистым, бледным лицом.
– Она в своей комнате. Я вам покажу, – сказала мама Кэролайн.
– Но миссис Форбс, мы знаем, где это, – Мередит осеклась, когда Бонни положила ей на плечо руку.
Увядшая, состарившаяся женщина показывала дорогу. У нее почти не осталось ауры, поняла Бонни, и была поражена до глубины сердца. Она знала Кэролайн и ее родителей так долго, может, их отношения строились таким образом?
«Я не буду называть имени Кэролайн, независимо от того, как она делает», молча пообещала Бонни: «Не важно, что. Даже… да, даже после того, как она поступила с Мэттом. Я постараюсь помнить что-то хорошее о ней».
Но в этом доме тяжело было думать вообще и думать о чем-то хорошем в частности.
Бонни знала, что они поднимаются по лестнице, она видела каждую ступеньку впереди себя.
Но все остальные ее чувства говорили ей, что они спускаются вниз.
Это было ужасающее чувство, вызывавшее головокружение – резкий уклон вниз, когда она видит, что ноги поднимаются.
Присутствовал так же странный и острый запах тухлых яиц.
Это был омерзительный, гнилой запах, который витал в воздухе.
Дверь в комнату Кэролайн была закрыта, а перед ней на полу стояла тарелка, с вилкой и ножом на ней.
Миссис Форбс опередила Мередит и Бонни, быстро взяла тарелку, открыла дверь напротив комнаты Кэролайн, поставила ее туда, прикрыв дверь за ней. Но перед тем как тарелка исчезла, Бонни уловила движение к горке продуктов на прекрасном английском фарфоре.
– Она сейчас почти не разговаривает со мной, – сказала миссис Форбс тем же пустым голосом, что и раньше.
– Но она говорила, что ждет вас.
Она поспешила мимо них, оставляя их одних в коридоре. Запах тухлых яиц – нет, серы, теперь Бонни поняла, был очень силен. Сера, она узнала запах класса химии в прошлом году. Но как такой ужасный аромат мог оказаться в элегантном доме миссис Форбс? Бонни повернулась к Мередит, чтобы спросить, но та покачала головой. Бонни знала этот жест. Молчи. Бонни сглотнула, вытерла слезящиеся глаза и посмотрела на Мередит, поворачивающую ручку двери Кэролайн. В комнате было темно. Из прихожей лилось достаточно света, чтобы показать, что занавески в комнате были усилены непрозрачными покрывалами, прибитыми над ними. На кровати никого не было.
– Входите, и закройте эту дверь, быстро! – это был голос Кэролайн, с ее типичными язвительными нотами.
Волна облегчения прокатилась по Бонни. Голос не походил на мужской бас или завывание, это была Кэролайн-в-плохом-настроении. Она вступила в полумрак перед ней.
* * *
Елена уселась на заднее сиденье «Ягуара» и надела бирюзовую футболку и джинсы под сорочкой, на всякий случай, если бы остановился полицейский или кто-то еще пытающийся помочь владельцу автомобиля, остановившемуся посреди пустынного шоссе. А затем прилегла на кресле. Но хотя ей было тепло и уютно, сон к ней не шел.
«Чего я хочу? Правильно ли я поступаю сейчас?» – спросила она себя.
Ответ пришел незамедлительно.
«Я хочу к Стефану. Я хочу чувствовать, как его руки обнимают меня. Я хочу посмотреть в его лицо – в его зеленые глаза с этим особым взглядом, как только он умеет смотреть на меня. Я хочу, чтобы он простил меня и сказал мне, что он знает, что я буду всегда любить его. И я хочу…» – Елене стало тепло, потому, что жар пробежал по ее телу, – «я хочу, чтобы он поцеловал меня. Я хочу поцеловать Стефана… тепло и сладко и спокойно…»
Елена подумала, что это второй или третий раз, когда она закрывает глаза, на них наворачиваются слезы. На самом деле она могла только плакать, плакать о Стефане. Но что-то остановило ее. Она с трудом выжала слезинку. Боже, она обессилена… Елена старалась. Она лежала с закрытыми глазами и раскачивалась взад и вперед, стараясь не думать о Стефане хоть несколько минут. Она должна поспать.
Отчаявшись, она резко поднялась, чтобы устроиться поудобнее, когда все вокруг изменилось. Елене было комфортно. Слишком комфортно. Она ничем не могла почувствовать сиденье. Она взлетела и замерла, сидя в воздухе. Она почти касалась головой потолка «Ягуара».
«Я снова потеряла вес!» – с ужасом подумала девушка.
Но нет, это было иначе, чем тогда, когда, вернувшись из загробного мира, она парила в воздухе как воздушный шарик. Она не могла объяснить, почему, но она была уверена. Она боялась, что улетит в неизвестном направлении. Она на была уверена о причине своего бедствия, но не смела двинуться. И потом она увидела это. Она увидела себя, свою упавшую назад голову и закрытые глаза, лежащую на кресле в машине. Она могла разглядеть все в мельчайших подробностях, от складочек на ее футболке до заплетенных в косу золотистых волос, которые из-за отсутствия резинки уже растрепались. Она выглядела так, как будто спала. Так вот как все это закончилось.
Это то, что они скажут, что Елена Гилберт, в один летний день, мирно скончался во сне.
Никаких причин смерти найдено не было….
Поскольку она не хотела видеть причиной смерти свое горе и в качестве мелодраматического жеста, она попыталась броситься вниз на свое тело, закрыв лицо одной рукой. Не сработало. Как только она протянула руку, чтобы попробовать еще, она оказалась вне «Ягуара». Она прошла прямо через потолок, не чувствуя его.
«Я полагаю, что такое происходит, когда ты становишься призраком», – подумала Елена. – «Но это не как в прошлый раз. Ведь я увидела туннель и отправилась на свет. Может быть, я не призрак».
Вдруг Елена почувствовала приступ смеха.
«Я знаю, что это такое, с торжеством подумала она. Моя душа вышла из тела!» —
Она снова внимательно оглядела себя.
Да! Да! Вот она, нить, связывающая ее спящее тело с телом духовным. Она была привязана! Куда бы она ни пошла, она сможет найти дорогу домой. Существовало только два возможных направления. Один из них – возвращение в Феллс Чёрч. Она знала общее направление от солнца, и была уверена, что это кто-то с буквой «О».
О.
В.
(как-то Бонни переживала приступ спиритизма и перечитала множество книг на эту и аналогичные темы) будет в состоянии узнать все пересечения линий Лей.
Другим направлением был, конечно, Стефан. Деймон мог думать, что она не знает куда идти, и это было правдой, она могла лишь смутно предположить, что Стефан находился в другую сторону по отношению к восходящему солнцу. Но она всегда слышала, что души истинно любящих как-то связаны, серебряной нитью ли от сердца к сердцу или красным шнурком от мизинца к мизинцу.
К ее радости, она нашла почти сразу.
Тонкий шнурок лунного цвета, казалось, натянулся между спящей Еленой и… да. Когда она прикоснулась к разуму, он срезонировал ей Стефана, и она знала, что приведет ее к нему. Было некогда сомневаться в намерении, какое направление выбирать.
Она оказалась в Феллс Чёрче.
Бонни была экстрасенсом с внушительной силой, как и старая домовладелица Стефана, госпожа Теофилия Флауэрс. Они были там, наряду с Мередит и ее блестящим интеллектом, для защиты города. И они бы все поняли, несколько отчаянно сказала она себе. Такого шанса у нее могло бы больше не быть. Более не колеблясь, Елена повернулась к Стефану, и позволила себе идти. Тут же она поняла, что мчится сквозь воздух слишком быстро, не понимая, что творится вокруг.
Все вокруг было размыто, различаясь лишь по цвету и структуре, как поняла Елена – она проходила сквозь объекты. Таким образом, лишь через миг, она увидела душераздирающую сцену: Стефан на ветхом и сломанном убогом ложе весь серый и истощенный.
Стефан в омерзительной, усыпанной тростником, наполненной вшами камере с проклятыми кусками железа, откуда не мог сбежать ни один вампир. Елена отвернулась, чтобы он не увидел ее мучения, и слезы когда проснется. Она успокаивала себя, когда вдруг голос Стефана заставил ее дрогнуть. Он уже не спал.
– Ты пытаешься и пытаешься, не так ли? – сказал он, его голос был полон сарказма. – Думаю, ты должна получить за это баллы. Но всегда что-то идет не так. В прошлый раз это были маленькие резкие ушки. В этот раз это одежда. Елена ни за что не одела бы мятую рубашку как эта, и не была бы босиком с грязными ногами, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Убирайся.
Пожав плечами под изношенным одеялом, он отвернулся от нее. Елена изумленно смотрела. Она была слишком раздражена, чтобы подбирать слова: они вырывались из нее как из гейзера.
– О, Стефан! Я просто заснула в одежде на случай, если здесь остановится полиция, пока я на заднем сидении «Ягуара». «Ягуара», который ты мне купил. Но я не думала, что тебе это важно! Моя одежда мятая, так как она из моей шерстяной сумки, а ноги испачкались, когда Деймон… Ну… ну… Это не важно. У меня есть ночная рубашка, но она не была на мне, когда я вышла из тела, и, я думаю, когда ты выйдешь, ты будешь выглядеть так же, как и твое тело….
Тут она тревожно вскинула руки, так как Стефан летал вокруг. Но… Чудо из чудес… На его щеках появился оттенок крови! Более того, он уже не выглядел презрительным. Он казался неумолимым, его зеленые глаза угрожающе сверкали.
– Ты испачкалась, когда Деймон – ЧТО? – осторожно и четко потребовал он.
– Это не важно…
– Важно, черт возьми, – отрезал Стефан. – Елена, – прошептал он, глядя на нее, будто она только что появилась.
– Стефан! – она не могла удержаться и не обнять его.
Она уже ничего не могла контролировать.
– Стефан, не знаю как, но я здесь. Это я! Я не сон и не привидение. Засыпая, я думала о тебе – и вот я тут! – она пыталась прикоснуться к нему похожими на привидение руками. – Ты мне веришь?
– Я верю тебе… так как я думал о тебе. Каким-то образом это перенесло тебя сюда.
С помощью любви. Потому что мы любим друг друга! – он произноси слова как откровение.
Елена закрыла глаза. Если бы она была здесь в своем теле, она бы показала Стефану, как сильно его любит. Но сейчас они могут использовать лишь неуклюжие слова, которые были абсолютно правдивы.
– Я всегда буду любить тебя, Елена, – сказал Стефан, снова шепча.
– Но я не хочу, чтоб ты находилась возле Деймона. Он найдет способ сделать тебе больно…
– Я могу с этим справиться, – прервала его Елена. – Тебе придется смириться с этим! Так как он моя единственная надежда, Стефан! Он не причинит мне вреда. Он уже убивал, защищая меня. О Боже! Сколько всего произошло! Мы на пути в… – Елена не решалась, ее глаза осторожно осматривались.
Глаза Стефана на миг расширились. Но когда он говорил, его лицо было невозмутимо:
– Место, где ты будешь в безопасности.
– Да, – ответила она так же серьезно, зная, что призрачные слезы льются по ее бестелесным щекам. – И… О, Стефан, как много ты не знаешь. Кэролайн обвинила Мэтта в нападении на нее на их свидании, так как она беременна. Но это не был Мэтт!
– Конечно, нет! – с негодованием сказал Стефан, и сказал бы больше, но Елена продолжила:
– И я думаю, что забеременела она от Тайлера Смоллвуда, судя по сроку, и потому, что Кэролайн меняется. Деймон говорит, что оборотень-ребенок всегда превращает свою мать в оборотня. Да, но части оборотня придется бороться с малахом, который тоже внутри нее. Бонни и Мередит рассказали мне о том, что Кэролайн нравится сидеть на затопленном полу как ящерице, что просто страшно. Но я должна была оставить их разбираться с этим самостоятельно, так что я могла… могла добраться до того безопасного места.
– Оборотни и лисы, – Стефан покачал головой. – Конечно, китцуны являются более могущественными волшебниками, а оборотни, как правили, сначала убивают, а потом думают.
Он ударил по колену кулаком:
– Хотел бы я быть там! Елена, – разразился он смесью удивления и отчаяния, – а вместо этого я здесь, а не с вами. Я никогда не думал, что смогу это сделать. Но я ни чем не могу помочь вам.
– Моя кровь, – Елена сделала беспомощный жест и увидела самодовольство в глазах Стефана. У него еще осталось вино «Черная магия» от лиса, которое она втайне передала ему! Она знала это! Это была единственная жидкость, которая смогла бы, в крайнем случае, поддерживать жизнь в вампире, когда кровь не доступна.
Вино «Черная магия» – безалкогольное и не изготовлено для людей, а в первую очередь является напитком, который используют вампиры, находясь далеко от крови. Деймон сказал Елене, что оно волшебное, из винограда, выращенного на землях старых ледников, и что оно должно храниться в полной темноте. Именно это и придает ему такой бархатный и терпкий вкус, сказал он.
– Это не вопрос, – сказал Стефан, видимо для тех, кто может шпионить. – Как это точно случилось? – спросил он после. – Это твоя душа? Почему бы тебе не пройти вот сюда и рассказать мне об этом?
Он лег на койку, с болью отводя от нее глаза:
– Я сожалею, но не могу предложить ничего лучше.
На мгновение его лицо исказилось гримасой унижения. Все это время он скрывал это от нее и чувствовал стыд от появления перед ней в грязной камере, наполненной Бог знает чем и в лохмотьях. Он – Стефан Сальваторе, который был когда-то…
Был когда-то, сердце Елены раскололось. Она знала, что оно раскололось, потому что чувствовала каждый его острый, как стекло, осколок, терзающий каждый кусочек ее плоти. Она знала, что оно раскололось, потому как она плакала, ее огромные слезинки духа падали на лицо Стефана как кровь, прозрачные в воздухе, но, едва касаясь его лица, окрашивались в багрово-красный цвет.
«Кровь? О ну конечно это была кровь», – подумала она.
Она не смогла принести для него что-то еще более полезное в этой форме. Она действительно рыдала теперь; ее плечи дрожали, а слезы, продолжали падать на Стефана, который теперь поднял одну руку, чтобы поймать хоть одну…
– Елена, – в его голосе слышалось удивление.
– Что… что? – спросила она.
– Твои слезы. Твои слезы заставляют меня чувствовать себя… – он смотрел на нее снизу вверх с чем-то вроде благоговения.
Елена до сих пор не может остановить плач, хотя знала, что она успокоила его гордое сердце и сделала что-то еще.
– Я не понимаю.
Он поймал одну из ее слез и поцеловал ее. Потом он посмотрел на нее с блеском в его глазах.
– Тяжело говорить, моя маленькая любовь…
Тогда зачем слова, подумала она, продолжая плакать, но, спустившись, таким образом, она дышала чуть повыше его горла.
– Это просто… они не слишком щедры с закусками тут, – сказал он ей. – Как ты догадываешься. Если бы ты не помогала мне, я был бы мертвецом к этому времени.
Они не могут понять, почему я еще им не являюсь. Так они – они погибнут
прежде, чем доберутся до меня, иногда, ты видишь…
Елена подняла свою голову, и на сей раз слезы чистого гнева упали прямо на его лицо:
– Где они? Я убью их. Не говори мне, что я е смогу, потому что я найду дорогу. Я найду способ убить их, хотя и нахожусь в этом мире.
Он покачал головой:
– Ангел, ангел, ты не видишь? Ты не должна убивать. Потому что твои слезы, слезы чистейшего создания.
Она покачала головой:
– Стефан, любой знает, что я не чистейшее создание.
– Чистейшее создание, – продолжал Стефан, даже не отвлекаясь на ее возражение, – может вылечить от всех скорбей. И я был болен сегодня, Елена, хоть я и пытался это скрыть.
Но я исцелен сейчас! Совсем как новенький! Они никогда не будут в состоянии понять, каким образом это могло произойти.
– Ты уверен?
– Посмотри на меня!
Елена взглянула на него. Серое, осунувшееся лицо Стефана теперь выглядело иначе. Обычно он был бледен, но сейчас его тонкие черты порозовели, как будто он стоял перед костром и свет отражался от изящных очертаний любимого лица.
– Это… сделала я? – она вспомнила первые капельки слез – они выглядели как кровь на его лице. Не как кровь, поняла она, а как естественный оттенок, опускаясь на его лицо и освежая его. Она не могла скрывать свое лицо у его шеи, она подумала: «Я рада. О, как я рада. Но я хотела, чтобы мы могли касаться друг друга. Я хочу чувствовать твои руки, обнимающие меня».
– По крайней мере, я могу смотреть на тебя, – прошептал Стефан, и Елена знала, что даже это, как вода в пустыне для него.
– И, если я мог коснуться тебя, то положил бы руку вот здесь, у талии и поцеловал тебя сюда и сюда.
Какое-то время они говорили друг другу, обычные слова влюбленных, смотря и слушая друг друга. А потом Стефан тихо и твердо попросил рассказать ему все про Деймона, с чего они и начали. В настоящее время Елена была достаточно хладнокровна, чтобы рассказать ему об инциденте с Мэттом, без представления Деймона как злодея.
– Стефан, Деймон действительно, как умеет, защищает нас.
Она рассказала ему о двух вампирах, которые следили за ними, и как поступил Деймон.
Стефан просто пожал плечами и сказал сухо:
– Большинство карандашами пишут; а Деймон ими людей списывает.
Он добавил:
– А твоя одежда испачкалась?..
– Поскольку я услышала, громкий шум, когда Мэтт упал на крышу автомобиля, – сказала она. – Но, честно говоря, в это время он пытался угрожать Деймону самодельным колом. Я подсказала ему избавиться от нее.
Она шепотом добавила:
– Стефан, я не против того, что Деймон и я сейчас должны проводить много времени вместе. Это ничего не меняет между нами.
– Я знаю.
И удивительно то, что он действительно знал. Елена купалась в теплоте его доверия к ней.
После этого, они «коснулись» друг друга, Елена невесомо прижалась к изогнутой руке Стефана… И это было счастье. А затем мир во всей вселенной вздрогнул при звуке оглушительного хлопка. Это дернуло Елену. Он исходил не отсюда, мира любви и доверия, и сладостного разделения каждой частички ее души со Стефаном. Это началось снова, чудовищное гудение, что страшно напугало Елену. Она бесполезно схватилась за Стефана, который с беспокойством смотрел на нее. Он не слышал звук, который, как она поняла, был у нее в голове. Потом стало еще хуже. Она была вырвана из объятий Стефана и понеслась назад через предметы, все быстрее и быстрее, пока не очутилась в своем теле.
При всем своем нежелании она осела в совершенно твердом теле, что до сих пор было единственным, что она знала. Она упала в него и растворилась, затем она села и услышала Мэтта, который стучал в окно.
– Прошло два часа, как ты пошла спать, – сказал он, когда дверь открылась. – Но я понял, что тебе это нужно. С тобой все в порядке?
– Ах, Мэтт, – простонала Елена.
На мгновение казалось, что она не сможет удержаться от слез. Но потом она вспомнила улыбку Стефана. Елена моргнула, заставляя себя иметь дело с ее новой ситуацией. Она не видела Стефана уже достаточно долго. Но ее воспоминания о недолгом прекрасном времени, проведенном вместе, были окутаны нарциссами и лавандой, и ничто не могло забрать у нее это.
* * *
Деймон был разгневан.
Поскольку он взлетал все выше на широко раскрытых черных вороньих крыльях, пейзаж внизу разворачивался как великолепный ковер, а освещение рассвета озаряло поля и изгибы холмов изумрудом. Деймон все игнорировал. Он видел это множество раз.
То, что он искал, было una donna splendida. [2]2
сверкающая женщина (итал.)
[Закрыть]Но его разум продолжал дрейфовать.
Остолоп и его кол… Деймон никак не мог понять, почему Елена наряду с ними хотела оградить беглеца от правосудия. Елена… Деймон пытался вызвать в ее воображении те самые чувства, наполненные гневом, которые вызывал в нем Мэтт, но никак не мог с этим справиться.
Он кружил вокруг города, держась ближе к жилым районам, в поисках аур. Ему нужна была сильная и настолько же прекрасная аура. И он был в Америке достаточно долго, чтоб знать, что ранним утром можно встретить на улице три типа людей.
Первыми были студенты, но сейчас лето, так что их не так много чтоб выбирать. Несмотря на предположения Мэтта, Деймон крайне редко подходил к девочкам из средней школы. Вторыми были бегуны. И третьими, у кого были прекрасные мысли, как у… этой, внизу… были домашние садовники.
Молодая женщина с садовыми ножницами смотрела, как Деймон завернул и приближался к ее дому, сначала быстро, но потом замедлил свой шаг. Его шаги уверяли, что он восхищен цветочной феерией перед прелестным Викторианским домом. На мгновение женщина была поражена, практически напугана. Это было нормально. Деймон был одет в черные туфли, черные джинсы, черную футболку, и черный кожаный плащ, дополненный солнцезащитными очками.
Но потом он улыбнулся и начал первую попытку проникнуть в мысли прекрасной леди. Одна вещь была ясна с самого начала. Ей нравились розы.
– У меня просто шквал эмоций! – сказал он, встряхивая головой от восхищения, когда смотрел на кустарники, усыпанные блестящими розовыми бутончиками, – и те Белые «Айсберги», вьющиеся по решетке… ваши «Лунные камни»! – он слегка коснулся уже распустившейся розочки, чьи лепестки только слегка наливались цветом.
Криста, молодая женщина не могла сдержать улыбку. Деймон легко почувствовал поток информации с ее памяти к своей. Ей было всего двадцать два, не замужем, все еще жила с родителями. Она имела именно ту ауру, которую он искал, а в доме только спящий отец.
– Вы не похожи на того, кто интересуется розами, – искренне сказала Криста и затем застенчиво засмеялась. – Простите, я встречала все сорта роз на Криквильской Выставке Роз.
– Моя мать страстный садовник, – солгал Деймон свободно и без тени сомнения. – Я думаю, я перенял это увлечение от нее. Теперь я не задерживаюсь на одном месте достаточно долго, чтобы вырастить их, но я могу мечтать. Хотите знать, какая моя главная мечта?
К этому времени Криста чувствовала, как будто она плыла на прекрасной с ароматом роз туче. Деймон чувствовал каждый тонкий ее нюанс, приятно было видеть ее румянец, наслаждаться легкой дрожью, которая потрясла ее тело.
– Да, – просто сказала Криста. – Я хотела бы знать, о чем вы мечтаете.
Подавшись вперед, Деймон снизил голос:
– Я хочу вырастить настоящую черную розу.
Криста вздрогнула, в ее разуме что-то мелькнуло, что Деймон не успел разобрать,
но потом сказала таким же приглушенным голосом:
– Тогда я хотела бы показать вам кое-что. Если… если у вас найдется для меня время.
Задний двор выглядел еще более роскошно, чем вид дома с улицы, и Деймон с одобрением отметил мягко покачивающийся гамак. Вскоре ему понадобится место, куда положить Кристу… пока она не проснется. Но позади беседки обнаружилось нечто, что заставило его невольно ускорить события.
– Черные розы! – воскликнул он, глядя на бутоны цвета темного, практически бургундского вина.
– Да, – тихо сказала Криста, – черная магия – черные, наиболее удачные из всех когда-либо выведенных. Я получаю урожай трижды в год, – робко прошептала она, не задаваясь более вопросом, кто этот молодой человек, пораженная охватившими ее чувствами, которые почти увлекли и Деймона.
– Они великолепны, – сказал он, – это самый глубокий красный цвет, который я когда-либо видел. Ближайший к черному из всех выведенных.
Криста все еще дрожала от радости.
– Можете выбрать одну, если хотите. Я возьму их на выставку в Криквиле на следующей неделе, но могу дать вам одну полностью распустившуюся. Может, Вы сможете почувствовать ее аромат.
– Я… с удовольствием, – сказал Деймон.
– Вы можете подарить ее своей девушке.
– У меня нет девушки, – ответил Деймон, обрадованный возможностью снова солгать.
Руки Кристы мелко дрожали, пока она отрезала для него один из самых длинных, самых прямых стеблей.
Деймон потянулся, чтобы взять розу, их пальцы соприкоснулись. Деймон улыбнулся ей. Когда колени Кристы сами собой подогнулись, Деймон легко подхватил ее и продолжил делать то, ради чего пришел.
* * *
Мередит была позади Бонни, когда вошла в комнату Кэролайн.
– Я же сказала, закройте эту чертову дверь! – сказала – нет – прорычала Кэролайн.
Было вполне естественно посмотреть, откуда исходит голос. Прежде, чем Мередит погасила единственный источник света, закрыв за собой дверь, Бонни увидела стол в углу комнаты. Стул, стоявший раньше перед ним, исчез. Кэролайн была под ним. В десять лет это могло бы оказаться удачным убежищем, но восемнадцатилетней Кэролайн пришлось скорчиться в немыслимой позе, чтобы уместиться там. Она замерла на куче тряпья, похожего на обрывки одежды.
«Ее лучшей одежды», – подумала вдруг Бонни, когда в свете закрывающейся двери на мгновение сверкнула искромсанная золотая ткань. Теперь они оказались втроем в темноте. Со стороны двери, выходящей в коридор, свет совсем не поступал.
– Это потому, что коридор находится в другом мире, – Бонни посетила дикая мысль.
– Что со светильником, Кэролайн? – тихо спросила Мередит.
Ее голос был ровный, успокаивающий:
– Ты просила нас приехать и увидеться с тобой, но мы тебя не видим.
– Я сказала приехать и поговорить со мной, – немедленно поправила Кэролайн, точно в прежние времена. Это тоже должно было успокаивать, только Бонни слышала раскатистый голос из-под стола, можно сказать другого тембра. Не столько охрипший, сколько… «Ты действительно не хочешь думать об этом. В полуночной тьме этой комнаты», – твердил разум Бонни: «Не столько охрипший, сколько рычащий», – беспомощно додумала Бонни.
Можно сказать, Кэролайн рычала, когда отвечала. По еле слышным звукам Бонни поняла, что девушка под столом задвигалась. Дыхание Бонни участилось.
– Но мы хотим видеть тебя, – тихо произнесла Мередит, – и ты знаешь, что Бонни боится темноты. Можно я просто включу твой ночник?
Бонни чувствовала, что дрожит. Это плохо. Не очень-то умно показывать Кэролайн, что боишься ее. Но всепоглощающая тьма заставляла ее трепетать. Она почти чувствовала, как комната искажается, или, быть может, это только ее воображение. Она слышала звуки – резкие двойные щелчки прямо за спиной – и они заставляли ее каждый раз вздрагивать.
Что было их причиной?
– Ну ладно! Включи тот, что у кровати, – Кэролайн определенно рычала. И направлялась к ним; Бонни слышала шуршание и дыхание все ближе.
Это была паническая, иррациональная мысль, но Бонни ничего не могла с собой поделать и вдруг уперлась во что-то… Что-то высокое и теплое. Это не Мередит. За все то время, что Бонни знала Мередит, от нее никогда не пахло горьким потом и тухлыми яйцами. Что-то теплое завладело поднятыми руками Бонни и стиснуло их с теми же странными щелкающими звуками. Руки не были просто теплыми, они были горячими и сухими. Их края странно кольнули кожу Бонни. Как только свет у кровати включился, все исчезло. Лампа, что нашла Мередит, излучала тусклый-тусклый рубиновый свет – и понятно почему. Ярко-красный халатик и пеньюар опутывали абажур.
– Это может привести к пожару, – проговорила Мередит, но даже в ее ровном голосе слышалась дрожь.
Кэролайн предстала перед ними в красном освещении. Бонни она показалась выше, чем когда-либо, высокая и мускулистая, с немного выступающим животом. Она была одета обычно, в джинсы и облегающую футболку. Руки шутливо заведены за спину, улыбка прежняя, наглая и лукавая.
«Хочу домой», – подумала Бонни.
– Ну? – не выдержала Мередит.
Кэролайн продолжала улыбаться:
– Что, ну?
Мередит начала выходить из себя:
– Чего ты хочешь?
Кэролайн с лукавством глядела на них:
– Вы навестили сегодня свою подругу Изабелл? Поговорили с ней?
Бонни подавила в себе мощное желание залепить пощечину и стереть тем самым самодовольство с лица Кэролайн. Но она сделала этого. Должно быть, это игра неверного света лампы – она знала, все из-за него, – но, казалось, будто в центре каждого глаза Кэролайн блестит красная точка.
– Да, мы были у Изабелл в больнице, – равнодушно сказала Мередит. И, с очевидным гневом в голосе, добавила: – Ты прекрасно знаешь, что она еще не может говорить. Но, – торжествующе добила она: – доктора уверяют, что все будет хорошо. Ее язык срастется, Кэролайн. Да, у нее шрамы везде, где она пронзила себя, но она вполне сможет разговаривать.
