Текст книги "Влечение (ЛП)"
Автор книги: Лиза Джейн Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
16
12 ноября 1864 года
Жизнь с Дамоном похода на игру в шахматы с сумасшедшем. Я могу придумать тысячу вероятных ходов и способов защиты от них, он сделает тысячу других, а потом просто поменяет правила игры.
Его сделала непредсказуемым не только свежеприобретенная склонность к жестокости, но и то, как он ею наслаждается. Мы питаемся кровью, но у нас все-таки остается какая-то сила воли. Дамон не должен был поддаваться злу, но он сделал это радостью.
Я наблюдал, как он менялся, со смесью ужаса и чувства вины – это я толкнул его на этот путь. Катерина преобразила его, но это я заставил его впервые укусить человека.
После послания кровью я уже не мог бросить Сазерлендов, не придумав способа обеспечить их безопасность. То, что мой брат сделал с Келли… он не остановился перед убийством целой семьи, после того как его члены послужат выполнению его плана.
Но когда он начнет действовать? На свадьбе? После свадьбы? После медового месяца? Через год? Могу ли я увезти девушек? убедить их спрятаться? Зачаровать их? Дамон смог найти меня здесь, найдет ли он меня – или их – в другом месте?
Мне нужен план на тот случай, если Дамон не уедет, заполучив деньги.
Конечно, проще всего будет убить Дамона.
Voila – уничтожить одного больного, непредсказуемого, жестокого вампира, и весь мир, а заодно и я, окажемся в безопасности. Конечно, если предположить, что я на это способен. Я настолько слабее его, что понадобится действовать обманом, например ударить его ножом в спину. Как он убил Келли.
Но я не должен так думать. Я не опущусь до его уровня. Он мой брат. И, каким бы ужасным он ни был, он единственный родной мне человек.
Время летело, как будто у него не было лучшего занятия, чем подталкивать меня к женитьбе. Не успев этого понять, я был втиснут в костюм, насильно накормлен оладьями и оттранспортирован на сотню кварталов к северу, к алтарю, где и стоял теперь, ожидая свою судьбу, а Сазерленды, сами того не зная, ожидали свою.
Мы с Дамоном стояли плечом к плечу в огромном холле Вудклиф-мэнор – семейная часовня оказалась маловата для амбиций Бриджит. Ричардсы были так любезны, что предоставили нам свой дом на оконечности острова Манхэттен. На самом деле это был скорее замок – серые башни, парапеты, декоративные решетки, серый камень стен, словно бы растущих из такого же серого утеса.
Недалеко отсюда, за готическими окнами, находились развалины форта Трайон, места поражения британцами американских войск под командованием Джорджа Вашингтона.
Мыслями я был где-то далеко, среди щеголеватых англичан и оборванных американцев, среди выстрелов и запаха пороха, и вдруг что-то случилось. Катерина могла помнить эту битву. Я никогда не спрашивал, сколько ей лет, – может быть, Дамон спрашивал, – но она была намного старше, чем выглядела. Она могла быть свидетелем многих событий, о которых я читал в учебниках истории.
Я задрожал при этой мысли, но неожиданная жара в помещении уняла дрожь. Мы с Дамоном стояли перед толпой самых уважаемых людей Нью-Йорка, неловко ерзавших на церковных скамьях. Они не понимали, какой опасности себя подвергают просто находясь здесь.
Я оттянул воротничок и галстук, внезапно ставшие слишком тесными. В глазах все плыло, стены двигались, и на секунду наряды и лица гостей оплыли, как будто под языками огня. Кожа облезла с лиц, как листья с кукурузного початка, оставив белые кости, обвитые сухожилиями.
– Стефан! – прошипел Дамон, толкая меня локтем. Я понял, что вцепился ему в руку. – Тебе позвать врача? – саркастически поинтересовался он.
Я потряс головой, не понимая, что со мной. Снова разглядел толпу – живую, радостную, смеющуюся и осторожно обмахивающуюся веерами.
Даже я вынужден был признать, что миссис Сазерленд, миссис Ричарде и служанки проделали огромную работу. Алый ковер был засыпан розовыми лепестками так густо, его почти не было видно. Розовые, белые, бордовые, они превращали зал в великолепный розовый сад. По стенам висели гирлянды дорогих экзотических цветов, в воздухе плавал запах лимона и апельсина. Под потолком красовались огромные цветочные шары, настоящий фейерверк лепестков. В каждой нише и каждом углу стояли вазы с изящными композициями из трав и цветущих веток айвы, как будто мы были в лесу.
Все были при полном параде, мужчины во фраках, пожилые женщины в тяжелых муаровых шелках, молодые – в легких и ярких. Ярды и ярды ткани лежали на полу у их ног, как будто розовых лепестков было в два раза больше. Шляпки колыхались перьями, сверкали камнями, иногда на них сидели целые птицы. Ради такого случая были вытащены все фамильные драгоценности, на каждой шее и запястье сверкали жемчуга, бриллианты и рубины, некоторые размером с ноготь большого пальца.
Женщины держали в руках шелковые расписные веера из Японии или Англии. Стараясь, чтобы веера деликатно трепетали в их руках, дамы в основном махали ими изо всех сил. Лица дам никак не хотели сохранять благородную бледность, упрямо покрываясь румянцем.
Все шептались и взволнованно переговаривались. Я мог бы услышать любую из этих бесед благодаря обостренному слуху, но это было мне не нужно – все говорили одно и то же.
– Так быстро… они встретились всего месяц назад. Вы слышали эту историю? Он так благороден…
– …счастливица. Надеюсь, моей Лукреции так же повезет.
– Разумеется, младшая из Бомонтов положила глаз на де Санга, но он никого не видит, кроме Лидии…
– …такой красавец. И к тому же граф!
– …да, но кто второй? Жених Бриджит?
Я закрыл глаза, хотя хотел закрыть уши. Как мне хотелось обратно в свою нору в парке.
– Прямо как в старые добрые времена, да, братишка? – вздохнул Дамон, изящно поправляя манжету. – В другой жизни вы с Розалин уже поженились бы.
– Заткнись.
Он был прав. Если бы Катерина не убила подружку моего детства, я бы на ней женился. Тогда вынужденная женитьба на нелюбимой казалась мне худшим, что только могло случиться. Каким же я был невинным…
Я улыбался, хотя улыбка наверняка выглядела вымученной. Изучал толпу, пытаясь найти человека в шарфе, не подходящем к остальному наряду. Утром я высосал насухо пару белых голубей, изначально предназначенных для трогательной послесвадебной церемонии. Но когда в последний раз ел Дамон? Или он планировал огромный кровавый пир?
– Смотрит на нас, – Дамон показал на кого-то из толпы, улыбнулся, – мы красивая пара.
– Я делаю это для того, чтобы спасти жизни, а теперь заткнись.
Дамон закатил глаза:
– Ты такой скучный. Надеюсь, вскоре у тебя разовьется чувство юмора, или это будет ооооочень длинная вечность.
Свадебный марш избавил меня от необходимости отвечать.
Шаферы, муж Маргарет и Брэм, выступили из бокового придела. Другими шаферами были какие-то юнцы, безудержно флиртовавшие с подружками невесты. На девушках были симпатичные одинаковые платья персикового цвета и огромные шляпы, но я разглядел на одной кое-что еще. Хильда повязала на шею платок.
Я посмотрел на Дамона.
Тот пожал плечами:
– Я проголодался, пока ждал.
Честно говоря, я немного расслабился – он не сдерживал себя, предвкушая что-то грандиозное.
Наконец вышел Уинфилд, гордо ведя обеих дочерей. Лидия шла прямо и легко. На ней было простое белое платье из тяжелой ткани, ложившейся складками при каждом движении. Оно полностью закрывало шею и руки, и единственным украшением ему служил ряд жемчужных пуговиц. Тонкая сетка фаты лежала на спине. Она походила на королеву из сказки и улыбалась загадочной улыбкой, которая делала ее еще красивее.
Слева от Уинфилда шла Бриджит в своей парче и атласе. Она была довольно хорошенькой, хоть и слишком разукрашенной. Огромная кружевная фата топорщилась на голове, как корона. Я не мог вообразить, что недавно сравнивал ее с Келли. Бриджит была капризным ребенком, а Келли – независимой и практичной девушкой.
Но сейчас было не время думать о Келли.
Время поползло медленно. Бриджит поднимала и опускала ноги, с каждым шагом приближаясь ко мне на несколько дюймов. Юбки колыхались, как будто по собственной воле. Губы кривило хихиканье, казавшееся далеким и искаженным. А потом я почувствовал запах лимона и имбиря.
Все снова расплылось.
– Катерина?
Вместо Бриджит ко мне шла женщина, одетая в подвенечный наряд. Это из-за нее я здесь находился. Густые черные волосы были забраны под фату, открывавшую идеальные плечи и шею. Синяя камея сверкала на груди. Она застенчиво опустила голову, но бросала озорные взгляды из-под длинных ресниц. Когда она облизала губы, у меня задрожали колени.
Видел ли ее Дамон? Я искоса посмотрел на брата – видит ли он то же, что и я? Не знаю, был ли я околдован, любил ли я Катерину или находился под воздействием Силы, но я все еще был в плену ее чар. Но на лице Дамона была надета безупречная маска, изображающая любовь и радость.
Время снова потекло нормально. Я снова увидел радостно улыбающуюся Бриджит.
А потом девушки стали перед нами, пришел священник, а в наших руках оказались кольца.
К счастью, церемония оказалась очень короткой. Священник произнес короткую речь о любви и зачитал несколько строк из Библии, которые мне бы очень понравились в любых других обстоятельствах. Я не знал, молиться ли, чтобы священник продолжал и продолжал и дал мне как можно больше времени перед неизбежным, или чтобы он поторопился и поскорее закончил все это.
– Если кому-то известна причина, по которой эти две пары не могут вступить в законный брак, назовите ее сейчас или молчите вечно.
Я оглядел зал, надеясь, что кто-то встанет и запротестует. Может быть, это будет Маргарет; она скажет, что Дамон де Санг – не тот, за кого себя выдает, или назовет меня шпионом Конфедерации, или… старшая сестра покачала головой и улыбнулась, но промолчала. Мне могло показаться, но я увидел, что мать сжимает ее колено.
Дамон был первым – он женился на старшей. Я не слушал; в ушах шумело так громко, что я удивлялся, что этого не слышит больше никто.
Что случится, когда закончится церемония? Все произойдет сегодня? Буду ли я вынужден в собственную брачную ночь насмерть сражаться с братом?
– Повторяйте за мной, – наконец сказал священник. Я подчинился.
– Я, Стефан Сальваторе, беру тебя, Бриджит Линн Капберт Сазерленд, в свои законные жёны, чтобы, начиная с этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить тебя и заботиться о тебе в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока… смерть не разлучит нас.
Я почти задохнулся и мог только надеяться, что публика примет это за эмоции.
– Я, Бриджит Линн Капберт Сазерленд, беру тебя, Стефан, в свои законные мужья, чтобы, начиная с этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить тебя, заботиться о тебе и подчиняться тебе в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.
Она забыла мою фамилию. Посмотрев ей в глаза, я понял, что она все еще думает о прошлой ночи.
У меня в руке было кольцо. Простая золотая полоска, на внутренней стороне которой были выгравированы инициалы – мои и Бриджит. Драгоценный металл, приковавший меня к моей судьбе.
Я взял Бриджит за руку. Голос звучал на удивление спокойно:
– С этим кольцом я беру тебя в жены и принимаю его в знак твоей любви отныне и навсегда, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Кольцо скользнуло на палец. Она радостно взвизгнула.
Я поцеловал ее. Поцелуй был быстрым и жестким – надеюсь, он оказался достаточно долгим для публики. Бриджит прильнула ко мне, пытаясь продлить момент. У ее губ был вкус мяты. Я чувствовал себя ужасно.
Теперь я стал женатым вампиром.
17
Прием происходил в другом зале. Мой брат, Лидия и мы с Бриджит принимали и приветствовали гостей у входа. Дамон раскланивался и делал вид, что знает этих людей. Зачаровывал их, чтобы они считали его старым другом. Бриджит демонстрировала свое кольцо, Лидия целовала гостей, пожимала им руки и улыбалась, в зависимости от близости их отношений. Она даже засмеялась, когда Брэм попытался сорвать «прощальный» поцелуй. Бриджит стояла рядом с сестрой, светясь искренней радостью.
– Благодарим за то, что пришли, – повторял я снова и снова. Слова отдавали мелом на языке. – Мы так рады, что вы нашли время разделить с нами праздник. Благодарю за то, что вы здесь. Рады вас видеть.
– Стефан Салъваторе? – вопросила дама в почти негнущемся сером шелковом платье и жемчугах, задержав мою руку в своей дольше, чем этого требовали приличия. Она произнесла е в конце моей фамилии, а глаза у нее были такие же каменные, как юбки.
– Да, мэм. – Я улыбнулся как можно теплее.
– Из флорентийских Сальваторе? Князь Алессандро?
– Не уверен, мэм. – Я пытался удержать на лице улыбку. – Когда мой отец приехал в эту страну, он объявил себя американцем. Он не поддерживал отношений с родственниками.
Ее глаза расширились – правда, руку она отпустила:
– Иммигрант! Как чудесно! – Она удалилась без улыбки.
Еще через несколько сотен людей мы все-таки сели. Наш стол был украшен пальмовыми ветвями и цветочными гирляндами и уставлен самыми дорогими деликатесами – то ли для еды, то ли для демонстрации возможностей. Закуски из морепродуктов – устрицы, копченый шотландский лосось, русская икра. Главное блюдо, включавшее в себя пугающее количество мертвых животных: ростбиф, перепела, оленина, фазаны, вальдшнепы, утка, ягненок, жареная свинина, мясо холодное и горячее, тушеное и жареное, рубленое, соте, нарезанное ломтиками и запеченное в пироги.
Все это венчал свадебный торт – пять ярусов фруктового бисквита, покрытого помадкой и украшенного завитушками, стружками, колоннами и сахарными птичками. Официанты в черных сюртуках разливали шампанское, гости оживленно беседовали. Все мои мышцы были словно завязаны в узлы. «Свадьба» была официально завершена. Мы с Дамоном теперь принадлежали к семье Сазерлендов. И теперь вступление в силу следующего пункта его плана – только вопрос времени.
– Дорогой, передай мне стакан воды. – Лидия нежно прикоснулась к щеке моего брата.
– В некоторые моменты женщина должна любить, уважать и подчиняться. Передай стакан мне, женушка. – Он неприятно улыбнулся.
– Конечно, дорогой, для тебя все что угодно. Вода, вино…
– Кровь? – предположил Дамон.
Лидия засмеялась:
– Если ты этого хочешь, я повинуюсь.
Бриджит ничего не ела, все время перегибалась через стол поговорить с подружками и протягивала руку, демонстрируя кольцо. Я провел ужин нервно гоняя очень дорогую еду по очень дорогой тарелке очень дорогой и очень тяжелой серебряной вилкой и не сводя глаз с Дамона.
Когда вынесли десерт, Брэм на минутку милосердно занял место Бриджит:
– Поздравляю, приятель. – Он пожал мне руку. – Вы с Дамоном отхватили двух лучших невест Нью-Йорка.
Я механически кивнул.
– Миссис и мистер Сазерленд просто ужасны. А Маргарет… она вспыльчивая, но я верю, что ты с ней справишься рано или поздно.
Я встрепенулся:
– Ты не замечал за Маргарет ничего… странного?
Брэм знаком с Сазерлендами всю жизнь. Может быть, он поможет мне понять, как Маргарет сопротивляется чарам Дамона.
Брэм взъерошил черные кудри:
– Странного?
– Да. Она не такая, как другие. Сильная, – я попытался навести его на мысль.
Брэм грустно рассмеялся:
– Это точно. Когда мы были детьми, я утащил ее любимую куклу, чтобы она была санитаркой при игре в солдатики. Господи, как она на меня посмотрела! Она ко мне даже не притронулась, но мне все равно было больно… Понятно, больше я никогда не трогал ее игрушки.
– Она причинила тебе боль не прикасаясь? – попытался уточнить я.
Но тут Уинфилд тронул меня за плечо и кивнул в сторону задней комнаты. Дамон пошел с нами, сохраняя притворно-серьезное выражение лица. Мы тихо прошли мимо гостей и вышли в боковой коридор. Я выглянул в окно. Сквозь деревья и башни виднелись могучие воды Гудзона и утесы Палисейдс, золотое солнце, наполовину погруженное в воду, зеленые леса, лодки и баржи, сновавшие вверх-вниз по реке. Я почти почувствовал себя королем, осматривающим свои владения, – брак вознес меня на самые вершины нью-йоркского общества.
Мы вошли в курительную комнату, обшитую темными панелями. Уинфилд разлил по стаканам рубиновый херес. Дамон вытащил серебряную фляжку и прямо на глазах у Уинфилда налил в свой бокал крови. Человеческой.
– За то, чтобы брак длился вечно. – Дамон поднял бокал.
– За брак, – энергично подтвердил Уинфилд.
Я только кивнул и отхлебнул вина, надеясь, что прохладная жидкость утолит мою жажду.
– Я должен с вами серьезно поговорить. – Уинфилд устроился в большом кресле. Дамон наклонился к нему. Я сжался на своем кресле, готовый ко всему. – О приданом.
Я сжал ладони. Дамон ухмыльнулся, открывая сверкающие клыки, и плюхнулся на бархатный диван.
– Как раз это и я хотел обсудить, папа. Вы не против, если я буду вас так называть?
– Конечно нет, мой мальчик. – Уинфилд предложил Дамону сигару.
Брат принял ее, осторожно отрезал кончик и прикурил так изящно, что я задался вопросом, где он подхватил эту привычку. Вдвоем они моментально заполнили комнату клубами дыма, так что я закашлялся. Дамон, наслаждаясь тем, что мне неудобно, послал в мою сторону кольцо дыма.
– Теперь к делу. Я хочу, чтобы вы оба встали на ноги. Мои девочки достойны настоящих мужчин, и я хочу быть уверен, что, если со мной что-нибудь случится, они будут под надлежащим присмотром.
– Конечно, – заверил его Дамон, двигая только углом рта.
– У меня есть несколько рудников в Виргинии, один из них золотой. Ими нужно управлять. Еще у меня есть акции железной дороги.
Брат раскрыл глаза. Я отвернулся, не в силах смотреть, как он зачаровывает этого несчастного.
– Я бы предпочел наличные, – сказал он.
– Да, это разумно, – согласился Уинфилд без малейшей паузы. – Ежегодная рента?
– Сразу. Все, – любезно ответил Дамон.
– Двенадцатая часть моего поместья, капитала и предприятий?
– Лучше четверть.
Уинфилд сразу же соглашался на все, что говорил Дамон, но я никак не мог понять, обеспечит ли он этим свою личную безопасность. Оставит ли его Дамон при себе, наслаждаясь безукоризненным выполнением приказов?
– Я рад, что вы собираетесь заботиться о моих девочках так, как они привыкли. – Голос Уинфилда звучал глухо, как будто какая-то крошечная часть разума понимала, что что-то неправильно.
Он вытащил чековую книжку и перо. Через мгновение он вручил мне чек с таким количеством нулей, что их было даже не сосчитать.
Дамон оскалился в победной улыбке. Встал, пронеся свой стакан с хересом и кровью совсем рядом со мной. Запах опьянял. Все силы уходили на то, чтобы не схватить и не осушить бокал.
А потом Уинфилд сказал самую поразительную и банальную вещь в мире.
– Эти чеки начнут действовать через некоторое время, – извинился он, не зная, что этими семью словами только что спас себе жизнь.
В глазах Дамона бушевало пламя. Злой, раздраженный взгляд, который знали все в Мистик-Фоллз и под который никто не хотел попадаться. Разочаровывать моего брата опасно. Он скомкал чек в ладони.
– Вы об этом не предупреждали, – прорычал он, размахивая у меня перед носом бокалом с кровью. Я замер, чувствуя, как прорывают десну клыки.
– Мне нужно продать большую часть поместья и предприятий, чтобы получить столько денег, – жалобно ответил Уинфилд.
– Так сделай это! – приказал Дамон.
Я больше не обращал на него внимания. Мне нужно выйти отсюда. Сила отреагировала на голод и гнев – я чувствовал, что начинаю изменяться.
– Мне… – Я не стал утруждать себя извинением.
Я выбежал из комнаты, оставив там злого брата и грустного тестя, бросился из замка в черную ночь, частью которой я был.
18
Между деловой частью города и особняком Ричардсов было две сотни кварталов. Почти десять миль. Но вампиры двигаются совсем не так, как обычные люди, а я только что выпил одну из принадлежавших Ричардсам коз. Я казался всему миру размытой тенью, как и он мне. Я опустил голову, чтобы ни обо что не споткнуться, и бежал, изматывая себя. Подальше от скалистых утесов и прохладных деревьев, через долину, отделявшую их от города. К цивилизации, немощеным грязным дорогам, пахнущим пылью и травой, особенно табаком, привезенным из родной Виргинии.
После недели ожидания, наблюдения и попыток перехитрить брата мне хотелось, чтобы это наконец закончилось. А оно не кончалось.
Дамон не может убить Уинфилда, пока не получит денег, – а кто знает, когда это произойдет. А я должен оставаться с Бриджит, следить за Сазерлендами, изображать счастливого молодожена и пытаться разгадать игру Дамона.
Я запутался в сетях вины; при каждой попытке вырваться из этого болота я увязал еще глубже. Я просто хотел свободы.
Я хотел жить в одиночестве. Если я вынужден прожить вечность вампиром, вряд ли я сумею не оставить никаких следов. Ни смертей, ни травм, ни боли, никаких доказательств моего существования. Я бежал от себя, от своей новой сути, и не мог убежать, так же как не мог убежать от Дамона, моей тени в этом бесконечном посмертии.
Запахи природы уступили вони отходов, которая не исчезает полностью даже в богатых кварталах. В переулках за огромными особняками слуги выбрасывали мусор прямо на улицы, а молочники оставляли молоко на ступеньках заднего крыльца. Они замечали только внезапный порыв ветра, когда я пробегал мимо, тень на кирпичных стенах – как будто облако, на мгновение закрывшее солнце.
В Швейном квартале ноздри обжег резких запах химикатов и опаленных волокон – девушки кроили, шили и красили ткань на фабриках, которые постепенно заменяли фермы. Девушки группками курили у пожарных выходов, подвернув рукава, прислонившись к стенам, стараясь не потерять ни секунды драгоценного перерыва.
Я пробежал мимо одной девушки, чуть не задев ее. Порыв ветра задул спичку у нее в руках. Я обернулся посмотреть на нее, растерянную, в облаке дыма.
Скоро я почувствовал запах человеческой плоти и мусора. Конского навоза и газовых ламп. Фабрик, типографской краски, черного смога, реки, соленой рыбы, а потом и свежего морского ветра. Я различал только отдельные детали, все звуки и виды сливались в ровную серую полосу. Дорогие духи и цветы, мясо и копченый бекон. Лимон и имбирь.
Я встал посреди Вашингтон-сквер как вкопанный. Это были духи Катерины.
Рука опустилась на мое плечо, и я резко обернулся.
Но вместо черных кудрей женщины, которой я обязан своим существованием, я увидел лицо Дамона, который стоял рядом, снисходительно приподняв одну бровь.
Я чуть не упал, так навалились на меня истощение и отчаяние. Я даже не стал стряхивать его руку. Куда я мог пойти, в самом деле? Мой брат следил за мной на всем пути с востока. Я так долго отказывался от человеческой крови, что он в любом случае сильнее и быстрее меня. Пытаясь убежать, я только оттягивал неизбежное – что бы он ни придумал.
– Это же наша брачная ночь, братишка. Куда ты собрался? – резко спросил он.
Я стоял, окончательно измученный побегом:
– Я хотел вернуться.
Дамон закатил глаза:
– Я возьму кэб. – Он поднял руку, и кэб тут же остановился рядом.
– Угол Пятой и Семьдесят третьей, – приказал Дамон.
– Мы едем к Сазерлендам? – удивился я. – Не к Ричардсам?
– Мы едем домой, – поправил Дамон, – да, прием закончен. Ты сбежал под самый конец.
– Что ты сказал Бриджит? – Я не любил ее, но чувствовал, что поступил нехорошо, бросив ее на собственной свадьбе. Вообще-то ничего хуже я в принципе не мог сделать с такой девушкой.
Дамон снова закатил глаза:
– Не беспокойся. Они даже не заметили, что тебя нет.
– Ты их пока не убил?
– С чего ты взял, что я собираюсь их убивать? – невинным тоном спросил он. – Ты считаешь меня чудовищем?
– Да.
– Да. Я то, что ты из меня сделал, – Дамон слегка кивнул.
– И ты ничуть не улучшаешь ситуацию, – пробормотал я.
– Ты ошибаешься, принимая меня за того, кто стремится улучшить твою жизнь, – сказал Дамон неожиданно холодно. Глаза у него сверкнули.
– Ты немало постарался, чтобы остаться в моей жизни, – указал я, – ты уверен, что хотел только сделать мне больно?
Он посмотрел на меня:
– К чему ты клонишь?
– Я думаю, что нужен тебе. Я думаю, что под маской гнева ты прячешь страх перед самим собой. Я – последняя связь с человеческой жизнью, единственный, кто знает правду. И я единственный, кто будет ее знать остаток вечности.
Дамон прищурился и прошипел:
– Ты ничего обо мне не знаешь.
Он открыл дверцу кэба и бросил свое тело вперед и вверх. Мягкий удар – он приземлился на крышу. Я высунул голову из окна, взглянул наверх и в ужасе увидел, как Дамон поднял кэбмена и разорвал ему шею. Сделал один или два глотка и швырнул тело на улицу.
– Дамон! Нет! – но было слишком поздно. Я попытался выпрыгнуть, помочь раненому, но Дамон опустил руку и удержал меня. Стоя на крыше, весь окровавленный, Дамон нахлестывал лошадь. Мы неслись на север, будто Сатана и влекомый им грешник.
