Текст книги "Литературная Газета 6240 (36 2009)"
Автор книги: Литературка Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Неистовый лейтенант
В ПРОКАТЕ: ДВА МНЕНИЯ
Возвращение ироико-комического
Самым простым и удобным в этой ситуации было бы свести всё к пресловутому гендеру. Объяснить, стало быть, разницу позиций по отношению к последнему тарантиновскому творению тем очевидным фактом, что великий и ужасный снял этакое абсолютно мальчуковое кино. Воплотил на экране какие-то свои детские шальные фантазии. Всласть наигрался – располагая бюджетом в несколько десятков миллионов долларов – в недоигранную некогда войнушку. А данная забава, сколько помнится, никогда не вызывала особого энтузиазма у представительниц противоположного пола
Но это было бы не столь даже по-сексистски некорректно, сколь – вспоминая опять-таки об одном из главных игровых прегрешений в пору нежного возраста – «нечестно». Ибо наряду с пожурившей создателя «Бесславных ублюдков» уважаемой коллегой его порядком отчитали, причём в куда более суровых выражениях, и многие критики-мужчины. Например, журнал «Афиша» устами Станислава Зельвенского вообще, по сути, поставил на режиссёре К. Тарантино крест. Перед нами, дескать, «работа состарившегося вундеркинда», который «как-то по-студенчески не справился с материалом», в результате чего «из колбы донеслись шипение и зловоние, а джинн так и не появился». И наши люди, надо сказать, на сей раз оказались в мире далеко не одиноки: после весеннего каннского показа многие авторитетные западные СМИ дружно выдали буквально испепеляющий залп. «Ублюдков» склоняли на все лады – и тебе «типичное B-movie», и «откровенно скучная картина» со множеством «бестолковых разговоров»; фильм был даже удостоен такой, скорее, к традиции отечественного киноведения отсылающей дефиниции, как «бессовестная халтура».
Между тем пользователи сайта imdb. com – крупнейшего англоязычного ресурса, посвящённого экранному искусству, – путём своего свободного волеизъявления в форме голосования, можно сказать, внесли «последнего Тарантино» в анналы и в историю. Фильм занимает 35-ю строчку в топ-листе особо полюбившихся произведений, опередив в нём «Апокалипсис сегодня» и «Терминатора-2» и лишь немного отстав от «Гражданина Кейна». И прибегнуть к спасительной во многих подобных случаях оппозиции элитарное/массовое здесь не очень получится: «Бесславные ублюдки», как ни крути, всё же не явление масскульта, с этим, надо полагать, самые рьяные зоилы вынуждены будут согласиться. Перед нами сугубо авторское высказывание.
Вот только нет в данном авторском кино – что составляет главный парадокс и рождает, похоже, весь массив критического недоумения и неприятия – вещи для него, казалось бы, первостепенной. А именно внятно выраженной этого самого автора «позиции». Эстетической, общественной, нравственной, или, если угодно, нарочито вызывающе «безнравственной» – вообще никакой Мы ведь как привыкли – ежели художник («настоящий художник», естественно, в разряд которых Тарантино при своём дебюте сразу угодил, а оттуда обратного хода нет) до нас чего-то такое силится донесть, то он должен в первую очередь обозначить «правила игры». Скажем: «Я обвиняю!» Или – я проповедую Или, что называется, я откровенным образом стебусь (Так называемый «стёб», другими же словами пересмешничество, есть, как мы знаем, одно из главных орудий в руках современного художника, и именно ему было обязано своим немеркнущим триумфом «Криминальное чтиво».) А в «Ублюдках» в этом смысле сам чёрт не разберёт, что происходит!
Ведь действительно вроде бы такие откровенно пародийные нацисты заявлены во главе с купающимся в своей роли Кристофом Вальцем, – но прячущуюся в подвале еврейскую семью они в прологе расстреливают самым жестоким и куда как нешуточно воздействующим на сколько-нибудь впечатлительного зрителя образом. Вроде бы в лице эффектной и отважной кинозвезды-антифашистки Бриджет фон Хаммерсмарк (всецело соглашусь с Ж. Васильевой в высокой оценке этого образа) мы должны узреть фигуру, вызывающую искреннюю человеческую симпатию, здоровый позитив и всё такое, – но сцены рокового «прокола» и последующей гибели её сняты так, что если не от заливистого смеха, то от широкой улыбки удержаться практически невозможно. Наибольшее же наше сочувствие вызывает – могу поручиться – появляющийся в единственном коротком эпизоде пленный немецкий сержант, отказывающийся выдать врагу необходимые тому сведения, за что отряд американских еврейского происхождения «ублюдков», а точнее боец, получивший наводящую на всю Германию ужас кличку «жид-медведь», безжалостно и хорохорясь разносит ему голову бейсбольной битой.
Здесь нарочито, я бы даже сказал, местами «рафинадно», р-р-романтическое выступает рука об руку с откровенно фарсовым, здесь альтернативная история (шутка ли! Вторая мировая, согласно Тарантино, совсем не так, как мы привыкли считать) переплетается, перепутывается с реально саднящим душу, выступает в качестве контрапункта к услышанному режиссёром стуку пепла Клааса, до сих пор не оставляющим сердце целых народов.
На том этапе, когда не только в сфере массовой культуры, но и в области высокого всё крепче и выше становится система ограждений под названием «формат», когда «шаг вправо, шаг влево» с некогда избранного пути считается не побегом даже, а нечестной изменой и без особых раздумий карается критическим ударом по черепу, – появление такого фильма, пускай не идеального, пускай не лишённого внутренних проблем, всё же представляется событием неоценимой важности. Так необходимо было, чтобы кто-то совершил дерзкую диверсионную вылазку, бесстрашно шагнул за флажки как-то незаметно, но железобетонно устоявшихся норм поведения себя в искусстве. И напомнил нам о великой формуле – судить художника должно исключительно «по законам, им самим над собой признанным». Пусть даже законы эти могут быть в значительной мере охарактеризованы такими словами того же самого автора: Многие меня поносят / И теперь, пожалуй, спросят: / Глупо так зачем шучу? / Что за дело им? Хочу.
Упаси нас Бог – мы никоим образом не рискуем сопоставлять «наше всё» с ихним теперь уже почти никем (в глазах изрядной части критического цеха). Но есть – чёрт побери! – в «Бесславных ублюдках» и какое-то почти пушкинское дерзновенное мальчишество. И вдруг прямо в следующей сцене, в следующем кадре невесть откуда берущаяся у этого, на мой взгляд, всё-таки никак не желающего стариться вундеркинда пушкинская же поэтическая – другим великим поэтом подмеченная – «грусть».
Но и толики непременной «средиземной спеси» у создателя картины вновь, конечно же, не отнять – голос крови, понимаете, тени забытых итальянских предков И тут мы вспоминаем о том, что в своём во многом вызывающем жесте К. Тарантино в общем-то не одинок, что имеет он в истории мировой культуры некоторое число великих предшественников. В том числе с фамилиями, оканчивающимися на "о"
«В отличие от средневековых романов, – услужливо сообщает Википедия, – поэма Ариосто лишена морализирующей функции, позиция автора пронизана иронией – он создаёт героико-комическое произведение. Ариосто проявляет исключительную свободу в композиционном построении поэмы, которая состоит из множества переплетающихся и параллельных сюжетных линий, нередко почти зеркально отражающих друг друга. Целое, однако, образует единство, обладающее чертами ренессансной соразмерности».
До «ренессансной соразмерности» мы, вероятно, цитату продлили напрасно, погорячились. Но «исключительная свобода» в «Ублюдках», несомненно, имеется. Равно как и «единство» – своё, эксклюзивное, собственными законами регулируемое. Другое дело – чтобы его ощутить, нужно, как мне кажется, перестать по ходу просмотра задаваться ничего, окромя всевозрастающего раздражения не способным дать, вопросом: к какому же жанру это «ни то ни сё» относится?.. Следует, как говорится, расслабиться и постараться получить удовольствие!
И тогда, возможно, командир отряда еврейских диверсантов бравый лейтенант Альдо Рейн тоже причудливо анаграммически зарифмуется в вашей голове – выдержавшей удар бейсбольной битой – с персонажем, известным как «Неистовый Роланд».
Рассказывай ещё, – тебя нам слишком мало, / Покуда в жилах кровь, в ушах покуда шум.
Александр А. ВИСЛОВ
Имени Покровского
ЗАНАВЕС!
Три месяца прошло с момента ухода великого режиссёра оперного действа Бориса Александровича Покровского, основателя и бессменного художественного руководителя Московского камерного музыкального театра.
Что же представляет собой нынче творческий коллектив без своего Мастера? Каков будет его репертуар в открывшемся на днях новом 38-м сезоне? Об этом мы попросили рассказать директора и главного дирижёра театра Льва ОССОВСКОГО, человека, многие годы работавшего рука об руку с Покровским.
– Для нас, конечно, всё ещё невероятны остры и ощущение невосполнимой потери, и желание сохранить, увековечить память Мы обратились в Министерство культуры с просьбой присвоить нашему театру имя его основателя. И теперь мы называемся: «Московский государственный академический камерный музыкальный театр имени Б.А. Покровского».
– Лев Моисеевич, каждый сезон вносит в репертуар свои краски, волей-неволей изменяются даже спектакли-ветераны. Но публика неизменно ждёт в первую очередь премьер и связанных с ними открытий. Новых имён, новых названий
– Но открытие вовсе не обязательно связано лишь с чем-то доселе невиданным. В этом отношении интересен пример с классической оперой Моцарта «Так поступают все женщины». И в Советском Союзе, и в России она многие годы активно и довольно бойко воплощалась на самых различных сценах, но, как правило, в некоем общепринятом ключе. Сегодня наш театр, разумеется, попытался избрать свой, «покровский», стиль в трактовке сочинения молодого гения. Насколько он окажется состоятелен – судить зрителю, который придёт на премьеру в конце октября. Ну а современные композиторы нам всегда были небезразличны: Покровский, по сути, и начал путь своего Камерного театра с оперы «Не только любовь» молодого тогда композитора Родиона Щедрина. Без малого сорок лет спустя к нам в театр однажды пришёл белорусский композитор Сергей Кортес и предложил ознакомиться с клавиром одноактных опер «Медведь» и «Юбилей» по водевилям Чехова. Сочинение оказалось весьма интересным. Мы принялись за работу над ним. Особенно приятно было то, как композитор интеллигентно реагировал на внесённые нами в материал коррективы: достойно, без истерик, как это нередко бывает с мэтрами. С. Кортес сумел прочувствовать именно нашу «фирменную» стилистику – в этом, я надеюсь, залог будущего успеха постановки.
– В анонсах ещё прошлого сезона не раз мелькало название оперы Николая Сидельникова «Бег» по пьесе Михаила Булгакова. Премьера, надо полагать, перекочевала в репертуарный план сезона нынешнего? Или же возникли какие-то проблемы?
– Если честно, мы просто немного не рассчитали свои силы. Это произведение, которое, надо заметить, автор закончил незадолго до смерти, но рукопись пролежала в столе несколько лет, пока она не попала в наш театр, как говорится, «с листа», – в музыкальном отношении очень богатое, яркое. Но с другой стороны, его сценическая, певческая и актёрская фактура, его массив (а в спектакле должна участвовать практически вся труппа театра) – всё это настолько тонко и сложно, что работа требуется невероятно кропотливая К марту, надеемся, мы её закончим.
– Прошлый сезон прошёл у вас под знаком Гоголя – одного из самых любимых писателей Бориса Покровского. Состоялись премьеры «Ревизора» и «Черевичек», окончательно закрепившие за Камерным музыкальным позицию самой «гоголевской» сцены Москвы, да, наверное, и России. Думаю, вы не собираетесь останавливаться на достигнутом?
– О продолжении темы серьёзно думаем. Уже есть кое-какие намётки. Но пока всё-таки говорить стоит о главном нашем решении: отныне каждый год 1 апреля, в день рождения Николая Васильевича, будет открываться специальный фестиваль «Н.В. Гоголь на сцене театра Покровского». И уж кстати о фестивалях. Их мы планируем провести несколько. Борис Александрович поставил несколько опер Моцарта – «Дон Жуана», «Свадьбу Фигаро», «Волшебную флейту». К этому ряду вскоре присоединятся вышеупомянутая «Так поступают», а в недалёкой перспективе – и «Похищение из сераля». Эти спектакли будут объединены в рамках фестиваля «Моцарт на Никольской». И ежегодный фестиваль памяти Покровского в наших стенах теперь тоже будет. 29 января, в день рождения Бориса Александровича, начнётся показ спектаклей, поставленных выдающимся оперным режиссёром в Камерном музыкальном театре: начиная с «Носа», «Дон Жуана», «Сорочинской ярмарки», «Ростовского действа» и до самых последних спектаклей Мастера. Сейчас для нашего коллектива важно прежде всего, чтобы традиции и эстетические ценности, выпестованные Борисом Александровичем, были навечно сохранены в театре. И это будет так, что бы ни случилось, какие бы новомодные поветрия в оперной режиссуре и театральном мире ни случались. Для нас дело Покровского – святое.
Беседу вёл Сергей ЛУКОНИН
Он жив!
КНИЖНЫЙ РЯД
Виоле Бернар. Жерар Депардьё / Пер. с фр., вступ. ст. и коммент. Е.В. Колодочкиной. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 234 [6] с: ил. (ЖЗЛ: Биография продолжается: сер. биогр.: вып. 16).
Немного предыстории. Безвременно скончавшийся в прошлом году от наркотиков и незадавшейся биографии сын Жерара Депардьё Гийом Депардьё выпустил в 2004 году книгу "Отдать всё" – открытый счет, предъявленный отцу, за полусиротское детство. Депардьё-пэр отреагировал едва ли не молниеносно, напечатав в том же году и в том же издательстве "Плон" свой рипост – книгу бесед с журналистом Лораном Нойманом "Я жив!" (в русском переводе – "Я всё ещё жив!" Екатеринбург, У-Фактория, 2005), в которой постарался взять примирительный тон со своим 33-летним сыном, жизнь которого была уже на излёте.
Рассказывая о себе в той книге бесед, Депардьё весьма откровенен. Если он и притушёвывает острые углы своей биографии, то отнюдь не скрывает подробностей – от рождения вплоть до начала нового века. Таким образом, изложенная актёром биография послужила канвой для журналиста Бернара Виоле, который издал уже в 2006 году биографию Депардьё-актёра под собственным именем. Аналогичное авторское издание об Алене Делоне (Б. Виоле. Загадки Делона. М.: Колибри, 2008) пестрило неимоверным количеством фактических ошибок и нелепостей, вполне вписываясь в разряд бульварной литературы, которой ныне заполонён российский книжный рынок. В отличие от неё книга о Депардьё суха, сдержанна и от объема бульварных ляпов избавлена. Как-никак, устная биография Депардьё была для автора, по-видимому, надёжным подспорьем. Перевести же прямую речь персонажа из книги "Я жив!" в косвенную под авторским пером – дело литературного навыка. Свидетельствую как переводчик книги бесед, что узнавал переведенные мной пассажи в книге Бернара Виоле о Депардьё, прежде рассказанные самим актёром. Разумеется, не закавыченные…
Правда, без досадных оплошностей не обошлось и в ней. Опытный журналист французских кровей, коим является Б. Виоле, не должен был аттестовывать режиссёра Филиппа Лабро, снявшего Жерара Депардьё в 1984 году в своем фильме "Берег левый, берег правый", новичком в кино. Всё-таки новичок этот к тому времени – за 15-то лет работы на съёмочной площадке! – успел снять полдюжины полнометражных фильмов.
Не могу не отметить нечастый в нынешней отечественной практике переводной литературы высокий уровень перевода. Русский текст Екатерины Колодочкиной прежде всего грамотен. Мы дожили до того времени, что с этим можно поздравлять коллег. Она прекрасно владеет родным языком и умело им пользуется, тактично вводя в текст перевода жаргон. Её точному варианту перевода одного из лучших фильмов Жерара Депардьё "Вальсирующие" как "Мудозвоны" мог бы позавидовать переводчик мужского пола!
Пожалуй, единственным на всю книгу замеченным мной переводческим огрехом является транскрипция имени классика немецкого экпрессионизма и каммершпиле Фридриха Вильгельма Мурнау. Как бы там ни было, он всё-таки не Фредерик Мюрно!
Но это отнюдь не ложка дёгтя с моей стороны, а всего лишь реплика.
Валерий БОСЕНКО
Порок против порока?
ТЕЛЕБРЮЗГА
Про гадости, демонстрируемые в наших медиа, высказано столько возмущения в их адрес, что никакие отговорки редакторов типа "какой народ – такая и газета", "какой народ – такое и телевидение", "пипл хавает" уже не срабатывают. Есть разная целевая аудитория. Но, судя по нашим СМИ, можно подумать, что вся российская аудитория состоит из любителей блатного шансона, вуайеристов и посетителей стриптиз-баров, для которых и трудятся медиа.
Но есть у производителей такой продукции ещё один аргумент: показывая насилие, подлость, убийства, мы, говорят они с гражданским пафосом, вызываем к ним отвращение публики, и в этом наша заслуга перед обществом. Ну просто виват, СМИ! Они, оказывается, исполняют свой гражданский долг, когда чуть не каждый фильм начинается со сцены изнасилованной и убитой, но обязательно красивой девушки с будто случайно обнажённой грудью (крупный план) или ещё каким пикантным кусочком женской плоти, или кровавого мордобоя (натурные съёмки на пленэре). Ведь как посмотрит публика на эти безобразия, сразу расхочет девушек насиловать – а то уже было собралась, даже ботиночки надела и чёрную маску припасла – и перестанет выяснять отношения с помощью кулаков, ножей и пистолетов, обратив их в дружескую мягкую ладошку и такой ласковый взгляд, ласковее которого на свете на бывает Вот этот более тонкий "аргумент" мне и хочется сегодня рассмотреть на примере одной регулярной телепрограммы.
Наткнулась я на неё случайно. Вечерами по телеканалу ДТВ идёт программа "Брачное чтиво". И какой эпиграф! Из Сократа, не шутите: "Всё тайное рано или поздно становится явным".
Схема всегда одна. Существует телеагентство по расследованию супружеских измен. К нему обращаются граждане, сомневающиеся в верности своего партнёра. За подозреваемым в измене устанавливается слежка с использованием "жучков", телекамер скрытого наблюдения и "летучих бригад". Если измена не подтверждается, съёмки в эфир не попадают – кому они интересны, эти добродетельные супруги?.. А вот если подтверждается О-о-о, в этом вся соль, конфетка, апогей – как хотите назовите – всей затеи. Чуть размытым образом демонстрируется незаконный половой акт, совершаемый в самых разных местах и позах: почти наглядная тебе Камасутра. Обманутого партнёра привозят к месту преступления, и он (или она) – почти всегда, за редчайшими исключениями, – посмотрев видеозапись, натурные съёмки, тут же рвётся выяснять отношения. Камеры следуют за ним и подробно фиксируют, кто что "благородного" в такой ситуации сделал, кто что "высокого" при этом сказал ("пикалка" пищит через слово), кто куда после этого пошёл и с каким выражением лица.
Будучи исследователем массовой культуры и включая уже намеренно в урочный час эту программу, какое-то время не могла понять, отчего же, смотря её, я впадаю в такое вовсе не академическое бешенство. И организаторы сего действа всегда внешне корректны (чего не скажешь об изобличённых в измене) – и о правде пекутся, и в финале всегда благочестиво грозят пальчиком: не изменяйте любимым, будьте добродетельны. И ханжеством не страдаю, и в узких кругах слыву правдорубкой, и Сократа чту, и супружеские измены не одобряю. В чём же дело?
Рассмотрим составные части программы, что называется, "на пальцах". Измены широко распространены – это знает каждый, и ничего нового в этом нет. Социологи говорят, что своим постоянным партнёрам изменяют примерно 95% мужчин и около 60% женщин (по разным странам цифры несколько отличаются). Как это происходит – знает каждый взрослый и уже, наверное, многие младенцы (спасибо тем же СМИ). Некоторые на изменах попадаются, за чем следует развод или примирение, по-разному бывает. Что же так раздражает в "Брачном чтиве"?
Я поняла это недавно, проанализировав не один сюжет этой программы. Публику привлекают тут два обстоятельства: квазикриминальный сюжет (подозреваемый, слежка, изобличение, истец, ответчик) и порнография. Да-да, а как ещё можно назвать эти центральные сцены, где во всех подробностях демонстрируются постельные подвиги? В разных ракурсах, с разными парами, гетеро– и гомосексуальные связи?
Но завлекалочка криминального или, как тут, квазикриминального сюжета чревата тем, что зритель непременно отождествляет себя либо с преследующим, либо с преследуемым. Отождествлять себя с благородным Эркюлем Пуаро вполне допустимо. Но с этими вот мальчиками Они ведь действительно нарушают Конституцию – личная жизнь, согласно закону, неприкосновенна. Отождествлять себя с изменником тоже вряд ли полезно – и с психологической, и с эстетической точки зрения. А уж с обманутым любящим – и вовсе одни слёзы
Но, конечно, главный крючок, который держит зрителя у экрана, – порнографические сцены. Разумеется, мне известно, что в законе нет определения порнографии, не выработано оно, как ни старались депутаты Думы. Однако есть – у приличных людей – чувство меры, чувство вкуса. Высокая эротика – как, например, у Бертолуччи – это искусство. Обычный половой акт, супружеская измена, снятая скрытыми камерами, – не искусство по определению. Это просто демонстрация просто порока. И снятая таким образом, что вызывает не отвращение, а физическое возбуждение. Пороком порок не исправить, только укрепить и из патологического действия превратить в норму. Личная территория – закрытая территория, открывает ли её муж или жена, старики или дети. И никакими ссылками на Сократа, предупреждавшего о том, что всякая тайная истина становится явной, тут не оправдаться.
Где там наши ботиночки и чёрная маска?..
Анна ЯКОВЛЕВА