Текст книги "Литературная Газета 6348 ( № 47 2011)"
Автор книги: Литературка Литературная Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
«Сердце плещется в русле России»
«Сердце плещется в русле России»
Инна БОГАЧИНСКАЯ
НЬЮ-ЙОРК
СТИХИ О КРИТИЧЕСКИХ ПОЛОВИНАХ
Юрию Вязовскому
Мне до всего не хватает
каких-нибудь полтона,
И я всегда пытаюсь
подтягиваться, как диезы.
Но выливается это обычно
в расстояние – как от Земли до Плутона
Или в лучшем случае -
как от Нью-Йорка до Москвы и Одессы.
Я всегда от ночи
недохватываю получаса
До того, как простреливаюсь
серенадой будильной,
Чтобы после к ночному
больше не возвращаться,
Несмотря на то,
что об этом заранее не предупредили.
Я всегда ловила
какие-то полусигналы,
Нет, точнее всё-таки -
неопознанные, порхающие флюиды.
И по вещим знакам
тайный смысл явлений знала,
Но об этом не поведаешь всуе,
как, например, о поездке во Флориду.
Мне всегда недосчитывалось
каких-нибудь полбалла,
Чтобы быть коронованной
питомником лилипутов.
Но мой крен в Гулливерье
это отнюдь не сгибало,
А посему – мне небесная выдавалась корона,
будто Марс мою душу попутал.
Меня всегда отделяло
каких-нибудь полмиллиметра
От твоего сердца,
захлопнутого, как после приступа глаукомы.
А реабилитация, как водится,
настигала слишком посмертно,
Но подобные повороты
до жженья в желудке знакомы.
Я всегда недотягивала
каких-нибудь полступени,
Чтоб от земных привязок
окончательно отключиться.
И звёзды мне призывно
свои позывные пели,
Но тут же заклинивало счётчик,
что чуть ниже левой ключицы.
Я отказываюсь от чужеродных присутствий,
от пинг-понга признаний
и от клеток хрустальных.
Вот такая я странная -
принимайте или просто смотрите.
Мне бы только – открывался Сезам,
жил курилка
и раздвигались тайны,
И чтоб на собственном космодроме
я отыскивала слова – кислородные подушки.
Слова-метеориты...
СТИХИ О ПОВАЛЬНОЙ ЭМИГРАЦИИ
Эмиграция – сродни пересадке органа.
Ампутации прожитого генофонда.
Эмиграция – участь обжигающе белого ворона,
Обречённого на происки
самоубийственного марафона.
Эмигрируют все
из погасших, истоптанных будней.
Из обломков любви,
из вопроса: – Чем завтра кормить?
Из того, что зажглось,
но себя обесточило. Будто
Вспышки длятся, по статусу,
лишь за чужими дверьми.
Эмигрируют из
ставших скудными брачных постелей.
Из гербария лиц,
от которых кабально мутит.
Из того, что сбылось,
но не так и не с тем, с кем хотели.
Из служебного плена,
неотвязного, как стоматит.
Эмигрируют из
раболепских систем партократства.
Из комедии выборов.
А есть ли кого выбирать?
Из того, что врагом
объявляли коллегу и брата.
И что ныне и присно
в фаворе шакальная рать.
Эмигрируют из
своих комплексов, фобий, фиаско.
Из того, что хватает за горло,
а с продыхом временит.
Из того, что печёт, как Сахара.
И студит, как Аляска.
Будто в чьём-то дворе
можно скрыться от сей западни.
Эмигрируют стадно.
Куда-то. Во что-то. Зачем-то.
Чтоб набить свои недра
кулинарно-мирской мишурой.
Планки падают.
Нужды, как ноты, кричат на крещендо.
Сытно вроде и пр.
Только с воздухом напряжёнка порой.
Даже если на райские
перенесёшься массивы
И поставишь заслон,
чтоб себя отлучить от корней,
Сердце не пересадишь.
Сердце плещется в русле России,
Потому что душа
пришвартована фибрами к ней.
Старый дисковый телефон
Старый дисковый телефон
ЛИТРЕЗЕРВ
Алексей МОШКОВ
Родился в 1983 году в Кондопоге. Окончил Литературный институт им. Горького – семинар Олеси Николаевой.
* * *
[?]прежде чем человек умирает,
он перестаёт видеть кончик носа.
Ошо
Без очков я всегда видел не дальше собственного носа,
но теперь, как ни напрягаюсь, не могу разглядеть его кончик.
Чувствую, не к добру. У меня накопилось к жизни немало вопросов,
как бы жизнь не оставила меня с носом, впрочем,
его я как раз и не вижу, а жизнь только вошла в своё русло:
я заработал свой десятый миллион,
и карапуз мой отправился в школу.
Всё как полагается, как у людей, но часто я просыпаюсь
с таким чувством,
будто я что-то упустил или просто, как сорванец,
непоправимо нашкодил.
Нельзя терять времени, но куда спешить: жизнь, по сути,
ещё вначале.
Надо столько ещё свернуть гор, утереть носы
доброжелателям и прочим злодеям,
но чувствую, что-то не так, раз стал просыпаться
и глаз не смыкать ночами,
и столько вопросов, даже не знаю, что с ними делать.
Зачем вкалываю, как вол, а жена цветёт и пахнет, как цветочек,
зачем вообще она, наш карапуз, я сам, да и все мы вместе?!
Зачем что-то куда-то дальше, когда я уже не вижу кончик
собственного носа, но продолжаю месить жизнь, словно тесто?
Так, стоп, просто устал, надо записаться к психологу и окулисту,
надо отдохнуть, съездить на море или хоть выбраться на рыбалку,
нужно расслабиться, выпить рюмочку под музычку Франца Листа
и забыть об инвестициях, кредитах, акциях, банках.
Забыть обо всём, выпить чаю с вареньем и скушать пончик,
заняться любовью с женой или рухнуть в детство
и забраться на крышу...
Я знаю, что всё образуется, только меня беспокоит кончик
собственного носа, который я больше не вижу.
ПОСВЯЩАЕТСЯ КОНДОПОГЕ
Там воздух уже не отличить от ядовитого газа.
Там деревья упали бы, если бы корни
не трансформировались в болты.
Там рыбы превратились в ихтиозавров, но как-то сразу,
тем самым принципы деволюции сводя до статуса ерунды.
Там стоит городишко по горло в падали и отбросах.
Там дома уходят в землю, как дряхлые старики.
Там комбинат пыхтит трубой, как древний дед папиросой,
которому две затяжки до гробовой доски.
Там работа стала Мечтой, но бесполезен поиск:
Заводы разрушены, пыхтит один комбинат.
Там у каждого, как в раю, белоснежная совесть,
поскольку её нечем марать.
Нет даже спирта, чтоб подмутить рассудок.
Но с каждым днём становится веселей:
девки удрали в столицу пополнять ряды проституток.
Парни, как патриоты, превратились в бомжей,
ибо милиция не спит и даже не дремлет:
выселяют за неуплату. Постановление: страшный суд.
Чем так жить, уж лучше ворованной дрелью
просверлить себе горло, но сограждане не поймут.
Потому что в стаде каждый должен знать своё место.
Потому что стадом надёжнее двигаться в сторону небытия.
Потому что небытие – жених, а стадо – его невеста.
И на брачное ложе со всеми шагаю и я.
* * *
Жизнь – это, в общем, такая хурма:
говорят, сочна, хоть и на вид бетон.
Не успеешь продрать глаза, а вокруг уже тьма,
и даже не можешь вспомнить, какой был сон.
Выключатель[?] какой же был он на цвет,
и где он был вообще? вспоминаешь, шаря впотьмах.
Надежда – это стержень: надеешься на электрический свет,
потому что помнишь, говорили: сочна хурма.
Но выключателя нет. Тогда остаётся дверь.
Но ты отграничен сплошной стеной.
Бьёшь в стену. Рычишь, как зверь.
Была бы водка – на неделю ушёл бы в запой.
Главное: не сдаваться, не сидеть, ручонки сложа,
вот и шаришь по стенам, чтоб их занять:
когда руки заняты, тогда душа
может и в отсутствие моря погоды ждать.
Думаешь, потому что не вечна тьма,
надо лишь пережить, как прескверный сон,
ведь помнишь, говорили: сочна хурма.
Но вокруг только один бетон.
* * *
Дело моё не труба, не флейта, не саксофон.
Дело моё не труба, не гаечный ключ, не молоток.
Дело моё старый дисковый телефон.
Говорю, вроде кто слушает, раз не идёт гудок.
Раз не идёт гудок – значит, кто-то с другого конца
провода слушает, что говорю ему.
Мои слова действуют, как на цветок – пыльца,
на слушающих. Я разношу пыльцу.
Дело моё – старый дисковый телефон,
а ты слушай, тот, который с другого конца
провода: дело твоё – гаечный ключ или саксофон,
поэтому мне не надо знать твоего лица.
Напрягай уши, впитывай слов пыльцу.
Каждое слово на золота вес.
Каждое слово моё будет тебе к лицу;
будешь красив, как бес,
говорю это, трубку сжимая в худых руках,
говорю, сколько не помню уже.
Раз гудок не идёт – значит, голос мой в чьих-то ушах.
Мне велели уши глаголом жечь.
Мне сказали, что надо в трубку вот так слова,
что там кто-то слушает с другой стороны.
Мне сказали, и в это верит моя голова.
И я говорю. Жаль, в ответ слова не слышны.
Осенние бега за Прустом
Осенние бега за Прустом
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
Кира САПГИР
Во Франции осень – сезон литературных премий. Ставки забегов были сделаны уже в октябре. Имя литературным премиям во Франции легион (весьма почётный) – их тут около 2000. Причина подобного «изобилия» очевидна: создал собственную премию – заставил заговорить о себе. Вот и поговорим.
Знакомые незнакомцы
С этого года жюри многих премий возвращаются к изначальной концепции – награждать «знакомых незнакомцев». 27 октября таким «широко известным в узких кругах» лауреатом стал 52-летний Сорж Шаландон, получивший за свой роман «Возвращение в Киллибег» премию Французской академии. Эта литературная награда – одна из почётнейших во Франции. Лауреатов одаривают кругленькой суммой в 50 000 евро.
Действие романа Шаландона разворачивается в Северной Ирландии, где автор долгое время был корреспондентом газеты «Либерасьон» – слал репортажи с «фронта военных действий» IRA (Ирландской республиканской армии). Роман представляет собой исповедь Тайрона Меана, волею судеб оказавшегося двойным агентом. В старом шпионе уживается борец, искренне преданный «ирландскому делу», и предатель, который верой и правдой служит британской разведке. Как говорит в романе один из героев: «Подонок может быть при этом и отличным парнем».
Далее по календарю следует «Гонкур» – самая престижная и старейшая награда во Франции. Её присуждает с 1902 года Гонкуровская академия, учреждённая в 1896 году по завещанию Эдмона де Гонкура в память брата и соавтора Жюля. В академию входит десяток самых известных литераторов Франции. Каждый член Гонкуровской академии имеет только один голос и может отдать его только за одну книгу. Президент академии имеет два голоса. Размер премии символичен – 10 евро. Однако не в деньгах счастье. Гонкур приносит славу, а с нею хорошие продажи и, соответственно, хорошие деньги. В разные годы лауреатами Гонкуровской премии были Марсель Пруст, Андре Мальро, Луи Арагон, Анри Труайя.
В этом году в гонках на получение Гонкура, как казалось, лидировал Эммануэль Каррер за повествование «Лимонов» (см. «ЛГ» № 44). Но «выигрышный» герой не удержал автора на дистанции. 2 ноября в парижском ресторане «Друан» Гонкура присудили Алексису Женни за дебютный роман «Французское искусство войны». 48-летний профессор биологии из Лиона даже не считает себя профи. Свой 700-страничный роман о колониальных войнах Франции в ХХ веке – от Индокитая до Алжира – он попросту отослал по почте в единственное издательство – «Галлимар». Роман был издан с первой попытки и сразу показал высокий рейтинг: ещё до вручения Гонкура было продано 65 000 экземпляров книги, а теперь издатели рассчитывают на все 300 000.
Что касается Э. Каррера, то горевал он всего минуту. Ибо именно минутой позже (как положено по традиции) за «Лимонова» ему выдали премию «Ренодо». Эта премия носит имя Теофраста Ренодо, в 1630 году основавшего новостное издание, одно из первых в Европе. А 300 лет спустя, осенью 1926 года, десяток французских журналистов и критиков, истомившись от «проклятой неизвестности» в преддверии присуждения Гонкура, решили в пику «академикам» основать свою премию. Среди лауреатов «Ренодо» разных лет – Марсель Эме, Луи-Фердинан Селин, Луи Арагон. Эта премия вообще не предусматривает денежной награды. Её отмечают весёлым обедом в ресторане.
Фатум «Медичи»
4 ноября в ресторане «Средиземноморье» на площади Одеон состоялось вручение премии «Медичи». Эта премия создана в 1958 году писателем и драматургом Пьером Жироду. Её нынешний денежный эквивалент – 2222 евро – назначила меценатка (кстати, русского происхождения) Гала Барбизан.
Поначалу «Медичи» присуждали только французским писателям. Но со временем учредили премии за эссе и роман иностранного автора. В 1978 году её в этой номинации получал Александр Зиновьев за роман «Зияющие высоты», в 1996-м – Людмила Улицкая за повесть «Сонечка».
В этом году премию «Медичи» за лучшую переводную книгу получил 52-летний израильский писатель Давид Гроссман за роман «Женщина, бегущая от похоронки» (есть и другие варианты перевода). Ора, героиня романа, прячется, чтобы её не нашла невзначай роковая повестка о гибели сына, солдата на передовой в зоне палестинского конфликта. Ора пытается заклясть фатум: «Если я спрячусь и повестка меня не найдёт, он останется в живых». Фатум настиг самого автора! Внося последнюю правку в роман, Гроссман получил извещение о гибели сына, заживо сгоревшего в танке во время Второй ливанской войны.
«Медичи-2011» за французский роман получил Матье Лендон. Этот роман озаглавлен "То, что значит «любить». «Это рассказ сына об отце, – сказано в газете „Ла Круа“, – волнующий, искренний и простой, показывает любовь с самых разных точек зрения, в самых разных проявлениях и контекстах». Книга состоит из диалогов с Мишелем Фуко (1926-1984), французским философом и культурологом, с которым автора связывала теснейшая дружба, невзирая на 30-летнюю разницу в возрасте. Но главный персонаж книги – отец Лендона Жером, близкий друг Фуко, глава легендарного французского издательства Minuit («Полночь»), с 1989 года возглавлявший Верховный совет по сохранению французского языка. Блистательные «старшие» в романе предстают в окружении элиты, людей, являющих собой цвет современной французской интеллигенции.
Наконец, «Медичи» в номинации «Эссе» получил очерк писателя Сильвана Тессона «В лесах Сибири». Тессон – знаменитый путешественник, авантюрист и лауреат Гонкуровской премии 2009 года. Он уже совершил кругосветное путешествие на велосипеде, проехал на лошади по степям Центральной Азии от Казахстана до Узбекистана, пешком прошёл от Сибири до Индии. На сей раз у Тессона не было ни велосипеда, ни лошади, ни многомесячного пешего маршрута. Зато он полгода просидел в охотничьем домике на Байкале. Холод, тишина, одиночество – три состояния, которые, по словам автора, «завтра в мире с населением в 9 миллиардов будут цениться дороже золота».
Ответ мачистам
«Фемина» – премия, учреждённая в 1904 году, стала ответом на «мачизм» Гонкуровской академии. В составе жюри 12 женщин – знаменитых писательниц и критиков. Лауреатами «Фемины» были Ромен Роллан, Антуан де Сент-Экзюпери, Маргарита Юрсенар, тот же Э. Каррер. Премию присуждают «самому сильному по духу и оригинальному по форме произведению, обладающему несомненными литературными качествами, свидетельствующими о большом потенциале автора».
Между Гонкуром и «Феминой» существует договорённость об очерёдности: раз в два года «женскую» премию вручают на неделю позже Гонкуровской. И в этом году лауреат стал известен 7 ноября. Им оказался Симон Либерати. Он – автор романизированной биографии «Джейн Мэнсфилд, 1967». За основу взята подлинная история: в 1967 году Мэнсфилд, белокурая пышногрудая кинодива, погибла в автокатастрофе. Ей было всего 34 года, и она была секс-символом Голливуда. По сюжету в этой аварии Джейн оторвало голову. Но Либерати видит в своей героине не куклу в белокуром парике и с искалеченной судьбой, но женщину-борца, умную, энергичную, вступившую в «честную схватку с самой жизнью» – словом, стопроцентную американку!
Что касается премии «Декабрь», её вручение выпадает на 17 ноября – праздник молодого божоле. Эта премия – самая молодая и самая модная во Франции, учреждена в 1999 году по инициативе мецената Пьера Берже. У премии солидный призовой фонд – 100 000 евро. «Декабристам» вручают награду в отеле «Лютеция» за произведение, «чтение которого дарит настоящее интеллектуальное наслаждение». Приз не имеет «национальных признаков». И оттого среди 12 членов жюри не только французы, но и иностранцы. В их числе модная бельгийская писательница – баронесса Амели Нотомб.
На этот раз в «Лютеции» произошло настоящее потрясение основ: премировали сразу двух авторов. Это Жан-Кристоф Байи, награждённый за эссе «Смена декораций: путешествие во Франции» и Оливье Фребур – за роман «Гастон и Гюстав». «Мы не смогли отдать предпочтение ни одному из этих авторов. Оба в одинаковой мере достойны», – объяснила Лор Адлер, президент жюри нынешнего «Декабря».
«Сюжет моей книги – попытка понять, что есть Франция на самом деле – и что в ней такого, чего нет больше нигде» – так начинает Байи свой рассказ. И затем, в поисках ответа, три года странствует пешком, на поезде и в автомобиле. Он смотрит на страну глазами художника, а не экономиста или социолога – и разглядывает Францию как бы впервые, словно попав на другую планету.
В ночь на Пятидесятницу в Руане у рассказчика в романе Фребура рождаются недоношенные близнецы – Гастон, который выжил, и Артур, который умер. Младенца выхаживают в инкубаторе. Но главный герой книги – Гюстав Флобер, уроженец Руана. Его статуя высится у входа в родильное отделение. Для рассказчика он – олицетворение подвижнического литературного труда. С тремя сыновьями он посещает дом Флобера в Круассе – и спасённый Гастон вдруг кричит: «Папа, а у Флобера классная хата!»
Литература во Франции изначально являет собой подлинную религию. Только после Сартра французы уже не ищут гуру и пророков – с них хватит. Зато они хотели бы иметь если не нового бога, то хотя бы нового Пруста. Азартная интеллектуальная игра в ежегодную раздачу премий на самом деле и состоит в том, чтобы в очередной раз попытаться определить, кто в этом году претендует на роль Пруста.
Новый Пруст, где ты? Дай ответ! Не даёт ответа.
Иллюзия поэзии
Иллюзия поэзии
СЕТЕРАТУРА
Николай КАЛИНИЧЕНКО
[?]Я вожусь с малодаровитой молодёжью не потому, что хочу сделать их поэтами. Это немыслимо. Я хочу помочь им по человечеству. Надо, чтобы все могли лечить себя писанием стихов[?]
Н.С. Гумилёв
Говорят, что поэзия умирает. Говорят, что стихосложение и стихочтение становятся редкими, вроде выступлений иллюзионистов. Врут, конечно. Стихи звучат со сцен и сценочек, печатаются в сборниках и публикуются в Интернете. Всемирная сеть является настоящим бастионом свободной поэтической мысли. Однако какова степень этой свободы? Кто очерчивает границы творческой ойкумены? Чьему взыскательному взгляду неизменно радо сердце поэта?
После анализа общения на поэтических форумах прихожу к выводу, что прослойка искушённых сетевых цензоров крайне тонка, а то и вовсе отсутствует. Вместо этого есть ассортимент мнений и отзывов разной степени глубокомысленности. Некоторые сайты могут похвастаться редколлегией, но это всё реликты, которые ожесточённо дистанцируются от некачественной рифмованной продукции и в итоге неизбежно ударяются во вкусовщину.
Зато на форумах полная свобода волеизъявления. Вместо редколлегии – модератор, карающий разве что за мат. Остальное – как масть ляжет. На почтенных площадках рано или поздно появляются авторитеты. Как правило, это люди, у которых достаёт времени писать пространные комментарии под каждым новым произведением и поддерживать продолжительные диалоги. Есть ещё те, чьё мнение более аргументированно или кажется таковым. Здесь любят «раздолиться» учителя литературы и гастролёры-эрудиты, разносчики опасных заболеваний, которых, вспоминая дядьку «Корнея» с его статьёй о канцелярите, можно назвать «буквализмом» и «энциклопедитом». На этих недугах стоит остановиться подробнее.
Что же такое буквализм и каковы его симптомы? Чаще всего этому поветрию подвержены люди с профессиональными деформациями сознания. Любимая работа с её терминами и определениями неизбежно проникает в мозг. В итоге мы имеем человека, строго ориентированного на определённую трактовку того или иного слова.
Например, поэт пишет:
Влачились змеи по уступам,
Угрюмый рос чертополох,
И над красивым женским трупом
Бродил безумный скоморох[?]
(Н.С. Гумилёв)
Критик-патологоанатом, больной буквализмом, тут же заявит, что автор стихотворения плохо представляет, как выглядят трупы, которые «красивыми» быть не могут по определению. Тут же явится цензор-ботаник и заявит, что на уступах чертополох не растёт и сравнение «угрюмый» к такому легендарному растению (между прочим, эмблема Шотландии!) вообще не подходит. Этнограф, подключившийся позднее и стихотворения уже не читавший, но зацепившийся взглядом за знакомое слово, заявит, что в Шотландии скоморохов никогда не было. Поэт вздохнёт, выключит компьютер и пойдёт пить пиво. Какое уж тут вдохновение?
А вот ещё один пример:
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул[?]
(А.С. Пушкин)
Хирург со стажем непременно обратит внимание поэта на то, что сердце, вырванное из груди, – это окровавленный кусок плоти и для возвышенного слога никак не подходит. Кроме того, раскалённый уголь, погружённый в мягкие ткани, даст тяжкий дух палёного мяса и быстро потухнет, испустив облако смрадного пара. Жалкие попытки напомнить о метафоричности языка, о силе контекста и намеренно гиперболизированных образах отметаются с негодованием. Мол, я понял так, а значит, так и было показано. Дня через три, когда споры утихнут, откуда ни возьмись, появится щепетильный редактор и отметит, что слово «водвинул» не годится, а следует писать «вдвинул» либо «вложил». Поздно! Поэт уже принял яд.
Этих умных, профессиональных, в сущности, очень добрых и внимательных людей хочется пожалеть. Они бы и рады приобщиться к искусству, но утомлённый честным трудом разум выдаёт убогий образный ряд. Буквалисты напоминают больных, перенёсших тяжкую полостную операцию. Их слабый желудок не может принять никакой другой пищи, кроме жидкого бульона и безвкусного водянистого пудинга из протёртой гречки. Пожалеть хочется, но нельзя!
Проблема в том, что эти граждане Интернета активно участвуют в обсуждениях и, сами того не желая, заражают сознание менее активных посетителей форума буквализмом. Привыкшие доверять профессиональному мнению, даже если этот профессионализм не имеет никакого отношения к стихосложению, робкие участники дискуссии попадают во власть чужих иллюзий, воспринимая поэзию в искажённом виде. Эталоном для инфицированных буквализмом становится нечто среднее между рифмованной прозой и поэзией Золотого века в переложении для младших классов.
Второй недуг, «энциклопедист», является частным случаем первого. Коварная хворь возникает у людей с широким кругозором и внушительным багажом знаний в разных областях. С такими «ходячими справочниками» очень интересно общаться. Но только не по части поэзии. «Энциклопедисты» полагают, что внушительного багажа знаний достаточно для правильного понимания поэтических произведений. В то время как поэзия прежде всего обращается не к значению, а к сути, не к смыслу, но к настроению. Причём речь идёт о стихах традиционных, рифмованных, размерных. Что уж говорить об авангардных направлениях, верлибре, комбинаторике? Там одно только настроение, обнажённая сердцевина искусства. Подходить к этому рассудочно – словно пытаться бить в набат антикварным серебряным колокольчиком.
Как же излечиться от болезней восприятия? Просто и одновременно сложно. Нужно внимательнее относиться к себе. Уметь останавливаться и оглядываться вокруг, подниматься над обыденностью. Тренировать духовно-чувственное восприятие мира.
Прислушивайтесь к тому, что происходит в вашей душе. Отнеситесь к этому серьёзно, и тогда стихи – настоящие стихи, а не рифмованный суррогат – откроются для вас.
Обсудить на форуме
