Текст книги "Чудовищ не бывает"

Автор книги: Лиселотт Виллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Соня взяла уже развешенную одежду и пошла к гардеробной, откуда вскоре раздалось позвякивание плечиков о металлическую штангу. Соня расхаживала по гардеробной, а Алиса думала: «Мне было семь лет. Семь. И ты не могла меня уговорить?»

– Ты дралась, – проговорила Соня. Она вышла из гардеробной и теперь наблюдала за Алисой. – Ты меня била. Впивалась ногтями в лицо. Я пыталась с тобой совладать, но в тебя словно дьявол вселялся. Я не знала, как поступить. Тот единственный раз, когда мне удалось взять тебя с собой, мы с Иваном умудрились затолкать тебя в машину. И всю дорогу до Хусё я дико боялась, что ты откроешь дверь и на полном ходу выпрыгнешь наружу. Больше я тебя с собой не брала.

Под ногтями больно – будто их пытались выдрать. Она ведет машину резко и постоянно притормаживает, так что я подскакиваю на сиденье. У нее на щеках алеют отметины. Я ее ненавижу. «Я запру пианино, – угрожает она, – если не поедешь со мной, я запру пианино». Я раздумываю над тем, как он себя ведет. На кухне я припрятала нож – она его забыла, а я припрятала. Она не понимает, что в нем появилось нечто незнакомое. Нечто, не похожее на него. Вроде со стороны он, но внутри его уже нет. Осталась пустота.

Я сказала, чтобы он ждал меня. «Я сыграю для тебя кое-что, – сказала я, – Пюсиенну № 1 Сати, ту самую, из-за которой мы поругались. Сыграю как раз так, как ты учил. Главное, дождись меня».

Она хлопает дверцей, так что машина трясется, и идет в сторону лаборатории. Стекло холодное, запотевшее. Я тру его рукой. На крыльце какого-то дома сидит девочка постарше меня – у нее длинные светлые волосы и грубые ботинки. Я прохожу мимо, делая вид, будто ее там нет.

Они в комнате, в ней много стульев. Она и мужчина в очках. Он показывает ей какой-то документ. На нем в несколько рядов написаны цифры, а внизу– что-то вроде карты. Во время разговора мама машет руками. Смеется над его словами, словно он говорит что-то забавное, хотя на самом деле нет. Мужчина показывает на карту и на мамину руку, прикрывающую карту. Мама убирает руку. Поворачивается ко мне и улыбается.

Я ухожу оттуда. Иду в комнату, где стоит заставленный пробирками стол, а на стене висят всякие схемы – нарисованная на них рыба очень похожа на дохлую. Когда я возвращаюсь, мамы с мужчиной уже нет. Я брожу и ищу их, но нигде не нахожу. Документ лежит на столе. Карта. Он что-то написал на ней. Цифры и значки. Я беру листок и выхожу из комнаты. Внизу, у моря, виднеется пляж, с одной его стороны растет камыш. Я мну бумагу – сминаю ее в комок – и кидаю в воду. Комок медленно уплывает от меня.

Я слышу сзади чьи-то шаги. Это девочка – та же, что сидела на крыльце. «Он далеко уплывет, – говорит она, – может, вообще на край света».

Интересно, чем он сейчас занимается. Дома ли? Или на острова поплыл? А если так, вернулся ли он уже домой?

«Хочешь рыбок посмотреть?» – спрашивает девочка.

Я иду за ней к большому красному зданию. Там есть помещение с резервуарами. В одном из них плавают мелкие рыбешки. Я опускаюсь на корточки и сую руку в воду. Когда рыбки проплывают мимо, мне щекотно.

Внезапно появляется мама. Она кладет руку мне на локоть. «Там на столе документ лежал. Это ты его взяла?» Я качаю головой. Девочка ничего не говорит. Мама выходит. Девочка садится на корточки рядом со мной. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее волос. Они мягкие и теплые. Я встаю и собираю их в тугой хвост. Зыбкое отражение девочки в воде все время меняется.

«Вот так отлично будет, – говорю я, – прямо как надо».

Звук удивительный, какой-то чирикающий. И вокруг вода – она течет по голым рукам Алисы. Он гребет, машет веслами. Волосы топорщатся. Пальцы сомкнуты вокруг весел. Звук издают не весла – он слышится откуда-то сверху. Вода убегает из-под лодки. Каменные стены, каменная крыша, лестница плавно заворачивает. Алиса поднимает взгляд и видит девочку – движется та странно, точнее, двигает она только ногой, причем медленно, водит ею по кругу.

Алиса с криком вскочила в кровати. На лестнице раздались шаги, а потом в дверь постучали. Она посмотрела на ручку. Кто-то звал ее: «Алиса! Алиса!»

На пороге стояла Соня, босая, в ночной рубашке.

– Ты чего? Почему заперлась? – Она приподняла голову дочери за подбородок. – Алиса! Тебе опять что-то приснилось? Да?

Алиса дернула головой.

– Отвечай! Расскажи! – Рука Сони опять потянулась к Алисиному подбородку. – Давай, рассказывай! Что случилось, Алиса? Я должна знать! Должна!

Алиса прикрыла глаза. В ушах у нее по-прежнему раздавалось чириканье – этот звук словно просачивался сквозь кожу. Она царапнула себя ногтями, но звук не стих, хотя на коже остались отметины от ногтей. На руке выступили мелкие капельки крови, как сок на стволе дерева или стебельке цветка. Капельки росли, растекаясь по ее белой коже.

– Алиса, хватит, – Соня погладила ее по голове, – прекрати.

Алиса посмотрела на мать, и очертания комнаты стали четче. Стены. Светлые, чуть пожелтевшие обои.

– Надо нам уехать отсюда, – сказала Соня, – тебе тут плохо. Зря я это все затеяла. Зря. Не надо было нам сюда соваться. Я просто думала…

Алиса непонимающе уставилась на нее:

– Что ты думала?

Сонино выражение лица изменилось, в нем появилась какая-то незнакомая решимость, даже настороженность. Она наклонила голову:

– Давай соберем все самое необходимое, съездим в больницу, а оттуда вернемся в квартиру. Остальные вещи потом привезем.

– В квартиру? – переспросила Алиса.

– Да.

– Я думала, там жить нельзя.

– Уже все готово.

Снова тот же взгляд.

Алиса отступила и уселась на кровать. Простыня была теплой и немного влажной.

– Ты уехала, – сказала Алиса. – Почему?

– Когда?

– Когда он исчез.

– Я ездила в Хусё, – ответила Соня, – мне надо было на работу.

– Тебя не было два дня.

– С чего ты взяла?

Перед глазами у Алисы замелькали строчки из статьи, фотографии в газете, факты. Она посмотрела прямо в глаза матери:

– Помню.

– Иногда мы вспоминаем то, чего на самом деле не было.

Алиса словно наблюдала за матерью издалека. Как будто Соня была сидящим в клетке зверем или рыбой в аквариуме в Хусё, своего рода подопытным животным.

Это незнакомое выражение лица. Вранье.

Алиса закрыла глаза и представила комнату. Тело на полу, темные пятна у виска. Но теперь на тело падала тень. Не ее тень. Напротив нее кто-то стоял. Мужчина. Она его отчетливо видела. Она его знала. Лицо было знакомым. И звук, неспешный, какой бывает, когда включаешь обогреватель.

Алиса открыла глаза, и звук стих.

– Не надо никуда уезжать, – сказала она, – я отлично себя чувствую. Просто приснился кошмар.

– Не в этом дело, – ответила Соня. – Завтра уезжаем. Давай договоримся: завтра нас тут не будет.

В тот день дул сильный ветер.

Алиса посмотрела на свои руки на одеяле и перевела взгляд на мать.

– Это был несчастный случай, – спокойно проговорила она, – мы сели в лодку, дул ветер… И отец выронил весло… он… упал… А позже лодку прибило к берегу. Я убежала в лес. И заблудилась. Никак не могла выбраться оттуда.

В наступившей тишине были слышны лишь шелест листьев за окном да шум разбивающихся о скалы волн. Какие-то невнятные звуки. Соня побледнела. Глаза ее заблестели. Она отвернулась и украдкой вытерла их.

– Я хочу остаться, – сказала Алиса.

Соня кивнула.

– Просто так глупо все вышло. – Алиса едва заметно улыбнулась. – Я проснулась, смотрю – а тут платье. Я и забыла, что сама его сюда принесла. Испугалась. Мне показалось, что там кто-то повесился.

– Повесился?

– Ну да. Повесился.

Алиса, 2004

Потом она брела за ним по лесу. Он непрестанно оглядывался, словно боялся, что она исчезнет.

Он тащил ящик с инструментами, и казалось, будто тот легкий, как пушинка. Когда Иван поворачивался, она видела, что костяшки пальцев у него ободраны.

Начало смеркаться. За деревьями показался рыбацкий сарай с окном, похожим на черный глаз. Отец открыл дверь и велел ей войти внутрь. Она повиновалась. Сам он остановился на пороге, молча глядя на нее. Ни слова не произнес, лишь стоял и смотрел.

Потом снял с крючка куртку и разложил ее на скамейке в дальнем углу, рядом с перевернутой лодкой. Это тут они с Иваном сидели по вечерам. Мама говорит, что они злоупотребляют спиртным. И ей это не нравится. Он кивнул и вышел. Алиса слышала, как он чем-то стучал и гремел за стенкой в сарае. Видела в узенькие щели его тень. Она поднесла к щели палец. Откуда-то вдруг потянуло холодом. Кто-то будто бы дотронулся до нее.

Она вспомнила ведущую на башню лестницу, все ее ступеньки. Запах. Словно на заливе в конце лета. Гниющие водоросли. Да, этот запах.

О нем она больше не думала.

На лодке стояла зловонная, полная старых окурков пепельница. Пол тоже был усеян окурками, некоторые – почти втоптаны в землю.

Она уселась на расстеленную на скамейке куртку. Звуки снаружи стихли. Она встала, подошла к окну и выглянула на улицу, но отца не увидела, а потом он вдруг возник на пороге. «Это только пока я не вернусь», – проговорил он. Она бросилась к двери и потянула за ручку. Подергала. Он запер ее внутри. Заперто. Она опять подбежала к окну. Он завернул за угол и остановился.

– Мне надо вернуться туда, – отчетливо сказал отец, – я обещал. – Он на миг умолк. – Я вернусь.

Она поджала ноги и закуталась в куртку. И увидела на столе паука. В сарае было так темно, что она едва его разглядела. Паук заполз ей на палец и двинулся дальше по руке.

«А вдруг не он, – подумала она, – вдруг вернется не он?»

Она снова подошла к двери. Тянула и дергала за все, что под руку подворачивалось. Ей почудилось, будто вся стена подалась. И словно откуда-то послышался какой-то звук, но снаружи никого не было. Она провела рукой по оконной раме. Нащупала щеколду. Нет, слишком высоко.

В углу валялось несколько деревянных дощечек. Она перетащила их к окну, сложила друг на дружку и, пошатываясь, забралась на них. Наконец уцепилась за щеколду и нажала на нее. Бесполезно. Нажала сильнее, щеколда подалась, окно распахнулось и ударилось о стену. Тишину прорезал звон стекла. Она залезла на подоконник и спрыгнула на улицу. На полпути к лесу она остановилась и вернулась.

Ящичек с инструментами стоял в сарае – там, где его оставили.

Часть третья

ОБРАТНЫЕ ФУНКЦИИ

Третья и четвертая недели марта

Машины возле избушки Лео Стенберга не было. Алисе казалось, будто окно смотрит на нее, темное и неприветливое. Она вспомнила о детях из сказки и их тощих ручонках. С ветки прямо перед ней свисала паутина, в которой застряло насекомое с крошечными крылышками. Оно уже не шевелилось.

Она обошла вокруг сарая. С противоположной стороны была дверь, но на ней висел замок. Дверь в избушку заперли, и окно тоже.

Домой Алиса возвращалась лесной тропинкой, едва заметной среди кустов и усыпанной иголками. На полпути она свернула на другую тропинку – ту, что вела к морю. На земле виднелись следы зверей, некоторые довольно свежие. Девушка сбавила шаг и огляделась, но никого не увидела. Она двигалась в северном направлении. Лес поредел, его сменили голые скалы. Наконец Алиса дошла до обрыва. Ветра не было. Над водой парил орел – она разглядела его силуэт, хоть солнце и светило прямо в глаза. На скале она заметила сложенную из палочек пирамидку и вспомнила похожие пирамидки в ольховой роще. Ей казалось, что здесь есть закономерность, что кто-то специально положил их тут. Алиса подняла голову. Видимость здесь метров двести, не больше. Волн на море не было, однако над водой висел туман. Пускай и не очень густой, острова он спрятал.

Алиса спустилась к заливу. Внизу остановилась и посмотрела наверх, на дом. Отсюда она не видела, там ли Соня. Но возвращаться, пока мать не уедет, Алиса не собиралась.

Она уселась на нос лежащей на берегу лодки. Холод пробирался сквозь одежду. Теперь повисшее на востоке солнце едва проглядывало сквозь туман. На рыболовном причале что-то блеснуло, Алиса будто бы заметила там какое-то движение, но все тут же вновь замерло.

Алиса вгляделась туда, где увидела блеск, однако за спиной послышался треск, и она повернулась. Звук раздавался со стороны наблюдательной вышки.

Там стояли двое мужчин – под ногой одного из них и треснула ветка. Один нес рюкзак и палку, кожа у него на лице была морщинистая и сухая. Второй шел позади, и Алиса разглядела лишь грубые ботинки. Возможно, они остановились в отеле и выбрались на день на природу. Тот, что постарше, пристально посмотрел на Алису и повернулся к своему спутнику. Девушке стало не по себе, хотя она и сама не понимала отчего. Что-то было странное в том, как они замерли на месте. Она посмотрела на дом и заставила себя еще раз взглянуть на море, на залив, на черно-серую лодку. Дом выглядел пустынно. Может, мать и правда уехала? Алиса беспокойно поглядывала на незнакомцев, на то, как они медленно шагают по песку, по скалам. И прислушивалась. Они удалялись.

Спустя некоторое время шаги смолкли. Значит, мужчины уже достаточно далеко. Алиса представила, как они поднимаются на скалы и скрываются из виду.

Она посмотрела на свои руки, на локти, упирающиеся в коленки. На одежду, которую слегка трепал ветер. Обернулась.

Они стояли прямо за ее спиной, всего в паре метров от лодки. Алиса ухватилась за планширь. Второй по-прежнему скрывался за спиной пожилого, который буравил ее маленькими сероватыми глазками. Потом он поднял палку – это была толстая ветка с обструганными сучками, которая сверху представляла собой рогатину, а внизу заканчивалась острием. Алиса поняла, что тот, что стоит сзади, намного крупнее.

Она снова посмотрела на палку. Ведь она и прежде их видела, да? У обрыва.

Алиса встала и шагнула в сторону. Мужчина сделал то же самое. Его тело напряглось, и он слегка наклонился вперед. Сейчас, когда он отступил, удалось разглядеть и второго. Высоченный, с огромными руками. Он поднес руку ко рту. Послышался такой звук, будто он отхаркивался или сморкался. Брюки тесно обтягивали бедра, и Алиса увидела его напряженную плоть. На поясе висел нож с блестящей рукояткой.

И ей вспомнились рассказы о происшествии в лесу. А после все мысли испарились. В голове стало пусто. Позади была вода. Между морем и пожилым незнакомцем оставалась полоска песка – достаточно широкая, и если Алиса постарается, этого будет вполне достаточно. Ей удастся улизнуть. Она сделала пару шагов и споткнулась – ботинок увяз в песке. Она едва не упала, однако один из мужчин крепко ухватил ее за локоть. В ногу впилось что-то острое.

– Тихо, тихо, – сказал он, – а то тебе же хуже будет.

Она посмотрела на руку мужчины, сжимавшую ее локоть. Он прихватил и прядь ее волос. Алиса чувствовала запах у него изо рта, кисловатый, омерзительный. Картинка перед глазами вдруг сузилась. Алиса смотрела на морщины на его лице и торчащие из обветренной кожи волоски на подбородке. Он смотрела на палку в его руке. Наверное, ее она может выхватить. А на конце палки острие.

Так действуй!

Внутри зазвучал голос. Голос девочки. Она посмотрела на ольховую рощицу, на море. Она шагнула вперед, дернула плечом, волосы скользнули между пальцев мужчины, но запутались. Кожу на голове пронзила резкая боль.

И тут она услышала Сонин крик. Мать звала ее. Мужчина быстро разжал пальцы и посмотрел на дом. Он подал своему спутнику какой-то знак, а затем они развернулись, поднялись на скалы и двинулись по тропинке к обрыву.

Боясь шелохнуться, Алиса стояла на берегу. В голове звенело, словно ей вдруг перекрыли кислород. Ее снова позвали – издалека имя превратилось в «и-и-иса!». Она села на камень, попыталась сунуть руку в карман, не смогла и тогда собрала волосы в хвост. В руках у нее остался целый пучок светлых волос. Рука болела. На ней виднелись синяки. И вмятина. Она вспомнила маленькие серые глазки мужчины, запах изо рта. Представила, как бьет его по морщинистому лицу, услышала звук удара. Жесткий, хлесткий. Алиса зажала уши руками.

Так действуй!

Она огляделась. Море, наблюдательная вышка, лодка. Она слушала голос девочки. На ведущей к обрыву лестнице никого не было. Незнакомцы скрылись за скалами. До нее донесся шум двигателя – это машина Сони; значит, мать уехала.

Сборник упражнений, глава шестая: «Обратные функции и методы интегрирования».

– Я думала, тебя нет дома. Входная дверь заперта. Алиса подняла голову. Она читала книгу и заснула, а теперь на пороге ее комнаты стояла Соня с коробкой в руках. Говорила она словно запыхавшись, на щеках горели красные пятна.

– Я весь день дома, – ответила Алиса.

Она внезапно вспомнила глаза мужчины, его руку на своем локте. Заостренную палку, от которой под коленкой осталась царапина – ее она обнаружила уже дома. Алиса несколько раз промыла царапину водой с мылом, потому что ей казалось, будто у нее началось заражение крови и теперь она заболеет.

– Утром ты уходила, – сказала Соня.

– Я спускалась на берег.

– Я звала, но ты не откликалась.

– Там были…

Двое мужчин. Алиса осеклась снова вспомнила о нападении на тропинке. Тогда, за ужином, они это обсуждали. Она посмотрела на мать и подумала: «Если бы ты не позвала меня – что тогда? Обнаружила бы ты меня там, на берегу? И что именно обнаружила бы?» Ей стало дурно. Желудок превратился в дыру. Все это время Алиса ничего не ела.

– Я все хотела тебя спросить, – сказала Соня, – ночью, когда ты проснулась, когда я пришла к тебе… я заметила, что ты не приняла таблетку. Она так и лежала на блюдце.

Алиса с трудом пересилила себя и удержалась, чтобы не посмотреть в сторону тумбочки. Со своего места Соня ее увидеть не могла.

– Я приюта таблетку потом, когда ты ушла.

– Хорошо, – обрадовалась мать. – Ты, главное, не забывай. – Она поудобнее ухватилась за коробку. – Я тут подумала, – проговорила наконец Соня, – и решила поступить по-твоему. Давай останемся. Но… – она посмотрела на Алису, – знай: если случится еще что-нибудь… все что угодно… Если я замечу, что тебе здесь плохо, если замечу хотя бы что-то, мы тут же уезжаем. Ясно?

– Да.

Соня снова перехватила коробку и уже собиралась уходить, но остановилась.

– Наверное, хорошо, что мы поговорили о том, что произошло с Иваном. Я давно голову ломала… И теперь… ну да, я как будто освободилась. – Она кивнула и вышла.

Алиса дождалась, когда хлопнет дверь в Сонину комнату, взяла таблетку и выбросила ее в ведро. Она посмотрела на лежавший на столе сборник упражнений, которые собиралась сделать. И вспомнила тех двоих, на берегу. О них надо рассказать.

Мать была в своей комнате, стояла возле окна с видом на море. Коробку она поставила у стены. Солнечный свет падал на ее волосы и блузку-безрукавку из простой белой ткани. «Если замечу хотя бы что-то» – так она сказала.

Алиса подумала про избушку, про Лео Стенберга. Вспомнила его лицо – то самое, которое видела во сне.

Нет, сейчас уезжать нельзя. Никак нельзя.

Соня повернулась к ней.

– Что случилось? – спросила она.

Нападение. На женщину напали. Но случилось это не здесь, а далеко отсюда. Нет, эти двое тут ни при чем. Она просто навыдумывала всякого. Да ведь с ней самой-то ничего и не случилось. Подумаешь, царапина. И пара вырванных волосинок. Зато если бы не тот мужчина, она б грохнулась на песок. Ничего плохого ей не сделали. Ей вообще ничего не сделали.

– Ничего, – ответила Алиса.

Соня улыбнулась. Мать выглядела посвежевшей, волосы словно стали гуще, кожа выровнялась, как будто она дышала каким-то другим воздухом.

«Как будто освободилась», – сказала она. От чего, интересно? Что, по мнению матери, случилось в тот день?

Соня наклонилась к окну.

– А это еще кто?

Алиса подошла и встала рядом.

Двое незнакомцев стояли внизу и, запрокинув головы, смотрели на дом. Простояли они так долго, но затем развернулись и исчезли за ольховой рощей, ушли в том же направлении, откуда появились.

Алиса молчала.

Соня провела пальцами по подоконнику и покачала головой.

– Наверное, просто туристы, – решила она.

Лео вернулся. В лесу блеснули фары. Когда мужчина вошел в избушку, в окне загорелся свет. В доме что-то загромыхало. Алиса представила, как он, согнувшись, суетится в маленькой кухоньке, достает из корзинки дрова и кладет их в печку.

Алиса поднялась на крыльцо, сжала руку в кулак, чтобы постучать, но замерла. Она уже решила, что именно скажет. Шум в избушке на миг утих. А спустя несколько секунд послышались шаги.

Лишь слегка приоткрыв дверь, Лео увидел Алису и закатил глаза. Руку с дверной ручки он не убирал.

– Можно я войду? – спросила она.

– Я же тебе все растолковал. Ты чего-то не поняла?

На руке у него выступили вены. Он явно собирался захлопнуть дверь – щель между ней и косяком уменьшилась.

– Я больше не буду спрашивать про девочку, – сказала Алиса и, помолчав, добавила: – Ты знал моего папу. А я его почти не помню.

– Тут я тебе не помощник, – ответил Лео. – Я ведь велел не таскаться сюда. Нечего тебе тут делать.

Лео захлопнул дверь. Алиса слышала, как он запер ее, однако шагов не было. Возможно, он стоял под дверью и ждал. Девушка опять подняла кулак и постучалась. Нет, бесполезно. Ничего. Потом за дверью раздались шаги, а в оконце показался силуэт. Алиса спустилась с крыльца. Лео сидел на корточках посреди кухни, в печке горел огонь. Пламя вгрызалось в бумагу и дрова. Прикрыв печную заслонку, он посмотрел в окно и увидел Алису. На мгновение Лео точно окаменел, но после поднялся и скрылся в другой комнате. Алиса обошла дом и приблизилась к окну гостиной. Он сидел за столом с журналами. Она знала, что, возможно, он ее видит. Судя по тому, как Лео вел себя, так оно и было – уж слишком неестественно он склонился над столешницей. Перед ним лежала раскрытая книга. Он заложил указательным пальцем страницу, но так и не перевернул ее. Просто неподвижно сидел за столом. Алиса смотрела на поношенную майку, мощную шею и короткие седеющие волосы, сильно поредевшие на макушке.

Наконец Лео убрал руку, закрыл книгу и оставил ее на столе. Поднявшись, подошел к книжному шкафу и выключил верхний свет, так что теперь в комнате горела лишь тусклая лампочка над кроватью. Он улегся на кровать прямо в одежде и в окно больше не смотрел. Повернувшись к стене, дернул провод, который тянулся куда-то за кровать. В комнате воцарилась темнота. На миг все исчезло, окно будто стало непроницаемым. Алиса посмотрела в угол, туда, где стояла кровать, и положила руку на стекло. Прижалась к нему лбом. Стекло было прохладным, словно вода.

Алиса снова стояла возле окна. Лео так же лежал, повернувшись к ней спиной, как будто и не двигался. На столе она разглядела стакан с мутноватой жидкостью, а на полу возле кровати – раскрытую книгу.

Когда Лео зашевелился, она отступила, чтобы он ее не заметил, пока не встанет. Но он увидел ее и замер, а затем быстро покинул комнату. Она обошла дом. Стенберг суетился на кухне. Дверца холодильника была открыта. Алисе показалось, что Лео куда-то собирается. Она уселась на крыльце и решила подождать. Просидела она так довольно долго, но спустя некоторое время услышала шаги. В уличной одежде и сапогах, с сумкой через плечо, он вышел на крыльцо и запер дверь.

– Иди домой, Алиса, – приказал Лео.

Надо же, назвал ее по имени. Она подняла голову и наблюдала, как он залез в пикап, потом машина развернулась и скрылась из виду.

Она знала, куда он направляется. Вернувшись к дому, Алиса вытащила велосипед и поехала сперва вдоль моря, а потом – по ведущей в гору тропинке. За деревьями показался блестящий фургон. Она притормозила. Лодка исчезла. И трейлер тоже. На земле она заметила что-то вроде следов от колес. Алиса поехала дальше, к рыболовному причалу. Пикап Лео стоял возле лодочного сарая. Какая-то лодка быстро двигалась в открытое море.

Другие сараи для лодок, похоже, пустовали. Вокруг не было ни души. На парковке возле причала стояли старенький «фиат» и пустой трейлер. Прежде этот трейлер был возле фургона – Алиса узнала зеленый брезент, брошенный на землю рядом с трейлером.

Она снова посмотрела на море. Черная точка медленно уменьшалась. Алиса вспомнила про сумку, которую Стенберг взял с собой, – судя по всему, вернется он нескоро.

Алиса поехала прочь, но в самом начале дороги, возле шлагбаума, перекрывавшего поворот на Сал-тудден, остановилась. Чуть поодаль блеснуло что-то вроде фар, а следом в сторону отеля проехала машина – серая, а не черная, однако Алиса развернулась и решила двигаться обратно. Проехав несколько метров, она услышала, как машина остановилась. Открылась дверца. Притормозив, Алиса спустила ноги на землю, но руль из рук не выпускала. Потом она обернулась.

Оказалось, это не Лео, а Каролина. Алиса смотрела на фигуру женщины по другую сторону шлагбаума.

– Алиса, можно с тобой поговорить?

Голос звучал властно, и Алиса едва не согласилась, но потом вспомнила о словах Каролины: «Я вообще не понимаю, зачем они вернулись. Не хочу иметь с ними ничего общего! Зря они сюда приехали».

– Если о Юнатане, то не волнуйтесь, – ответила Алиса, – он больше не хочет со мной общаться.

– Нет, не о Юнатане, – возразила Каролина, – о твоем папе, Иване. – Ее тон изменился, она заговорила осторожно, почти опасливо.

Алиса нехотя развернула велосипед и подошла к шлагбауму. Сквозь листву просачивался солнечный свет, вырисовывая на руках девушки причудливый живой узор, похожий на крылышки насекомых.

– Если хочешь, поехали со мной, – предложила Каролина.

Алиса оставила велосипед в канаве на обочине и залезла в машину. Приборный щиток блестел, в салоне пахло кожей и духами. Едва она села, Каролина развернула машину и двинулась к гостинице. Возле дома она остановилась.

Алиса огляделась, и Каролина это заметила.

– Ни Рогера, ни Юнатана нет дома. Они поехали в город за стройматериалами. Вернутся только завтра.

Каролина проследовала вперед, в дом, предложила Алисе располагаться на кресле возле камина, а сама вышла, но вскоре вернулась с маленьким подносиком, на котором стояли два стакана и кувшин с янтарного цвета напитком.

– Будешь чай со льдом? – Не дожидаясь ответа, Каролина наполнила оба стакана. Руки у нее слегка дрожали, и кубики льда тихо позвякивали о бокал. Она уселась в кресло и положила руку на подлокотник. В большое окно светило солнце, и лицо женщины казалось особенно бледным. Гостиница располагалась немного на отшибе, на скалах. На гостевой парковке уже стоял велосипед Анни и несколько машин.

– Я хочу рассказать, как все было, – сказала Каролина, – тогда, больше десяти лет назад. Хочу рассказать о своем участии в этой истории. Пора положить этому конец. – Она опустила голову, но вновь ее подняла: – Я всего лишь человек. И прекрасно это осознаю. Люди ошибаются. И порой их ошибки тянут за собой последствия такие чудовищные, что их не исправить. И тогда необходимо научиться уживаться с ними.

«Она хуже всех», – вспомнились Алисе слова матери.

«Чего же тебе от меня-то надо?» – подумала она.

– Выслушай меня. – Каролина словно прочитала ее мысли. – Больше я тебя ни о чем не прошу. Алисе казалось, будто они просидели там бесконечно долго. Каролина монотонно рассказывала о себе и своей жизни. О том, как познакомилась с Рогером Эдвиком и переехала, покинув людей, к которым привыкла с детства. В ее новой жизни дни бежали, а ничего особенного не происходило, обеды и ужины сменяли друг дружку, времена года следовали слепой чередой, дни становились то короче, то длиннее, на двери появлялись новые отметины, все выше и выше, по мере того как Юнатан рос и требовал все меньше ее внимания. Потом сюда переехали Соня с Иваном. Они построили дом у моря и поселились там. Сперва на люди они особо не показывались. По крайней мере, Иван. Он вечно был в разъездах. Каролина несказанно радовалась новым соседям: они словно связывали ее с прежней жизнью, с искусством, культурой, всем тем, по чему она тосковала. Она устроила в гостинице концерт, доходы от которого пошли на благотворительность. Соня уговорила Ивана принять в нем участие, и тот пообещал выступить. За два дня до концерта он пришел в гостиницу и сыграл на рояле, после чего заявил, что нужно будет хорошенько подготовиться. Инструмент совершенно расстроен, играть на нем невозможно. Тон Ивана был резким и требовательным. Каролина сказала, что, разумеется, все уладит и вызовет настройщика, вот только сам-то Иван – понимает ли он, что публика здесь другая и что местные жители, скорее всего, не смогут оценить всех нюансов его исполнения? На это Иван ответил, что она ошибается и ведет себя высокомерно. «Если не выкладываться полностью каждый раз, когда играешь, в конце концов у тебя ничего не останется» – так он сказал. Это как с любовью. Если не любить всем сердцем, чувство исчезнет.

– Мне казалось, будто он говорит обо мне, – призналась Каролина, – о моей жизни, о замужестве. Он описывал мои собственные чувства – будто все вокруг сжимается, уменьшается. Я влюбилась в твоего отца в тот же день, когда впервые его увидела. Ощущение это словами не выразить, я утонула в нем с головой. И то, что у твоего отца имелась семья, меня ничуть не тревожило. На свою семью мне тоже было наплевать.

Алиса молча смотрела на Каролину. К стакану с чаем она не притронулась, и кубики льда медленно таяли в воде.

– Вскоре после первого благотворительного концерта он получил должность кантора, – продолжала Каролина. – Я тоже стала петь в хоре, но таких встреч было недостаточно, и я упросила Ивана давать мне уроки игры на фортепиано. Полгода он приходил сюда раз в неделю. Я делала все, чтобы твой отец заметил меня, чтобы между нами пробежала искра. Однако его интересовала лишь моя игра, и дотрагивался он до меня лишь в тех случаях, когда я неправильно держала руки над клавишами.

В конце концов она не выдержала и сама прикоснулась к нему, но Иван отвел ее руку в сторону. «Не надо, Каролина, – сказал он, – это ни к чему не приведет». Она собиралась бросить хор, но продолжала туда ходить. Прежде Каролина защищала его, убеждала остальных, что он хочет как лучше. Уговаривала их простить его резкость и требовательность. Сейчас же она прекратила. На протяжении следующих двух лет она молчала, ни слова не говоря Ивану о том, что он слишком требователен. Наблюдала его вспышки гнева, одну за другой, вплоть до последней, той самой, после которой все изменилось.

– Ему пришлось срочно уволиться. Я сразу же навестила Ивана – говорила, мол, понимаю, почему он так себя повел, понимаю, как ему, должно быть, тяжело. Ради него я была готова все бросить. А он сказал: «Каролина, какой в этом смысл? Это же бессмысленно. Везде одно и то же, лучше места мне не найти. И деваться мне некуда».

Каролина наклонилась вперед. Небо за окном потемнело, по комнате поползли тени, лицо женщины тоже сделалось сумрачным.

– Мне следовало понять, – сказала она, – что надо было поговорить с кем-нибудь, с кем угодно, объяснить, что Ивану нужна помощь, ведь я думала, что он болен и обречен. А вместо этого я решила его наказать, устроить благотворительный концерт. Я знала, что отнимаю у него последнее, но мне хотелось, чтобы он прочувствовал, каково это – когда тебя лишают всего. Спустя две недели, в день концерта, возле берега обнаружили пустую лодку, а твоего отца больше никто не видел.