Текст книги "Четыре мушкетёра (сборник)"

Автор книги: Лион Измайлов

Соавторы: Виталий Чепурнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 14
Любовник и муж

– Могу вам сообщить, что профессор ваш – изрядное трухло.

– Ой, да я знаю это, что ты меня убеждаешь, – рассеянно отвечала Катя. – Кстати, ты, значит, слышал весь разговор?

– Извините, но невольно пришлось. Всё происходило так громко…

– Зови меня на «ты», мы ведь пили на брудершафт.

– Ну хорошо, ты. Я, может, смогу тебе чем-то помочь?

– Ты – помочь?.. – задумалась Бонасеева. – А впрочем, почему нет? – Она даже обрадовалась. – А ты сумеешь сделать, что требуется? Ты ведь слышал, что?

– Да, пришлось услышать. Так что инструкции не надо.

– Но я боюсь, ты справишься?

– А чего справляться? Жору я знаю, слава богу, виделись, знакомы. – Вартанян приналёг на слово «знакомы».

– Не надо, милый, ты же всё узнал. Это герой не моего романа. – Она впервые назвала его «милый», что пустило по его лицу изрядное количество красной краски. Катя, естественно, это заметила и поняла, что надо и дальше так поступать. – Действительно, тебе будет проще, если ты его знаешь, – продолжала она. – Но трудность в другом. У меня сложилось впечатление, что он не очень хочет отдавать эти подвески, даже если ты будешь возвращать ему деньги.

– А что же тогда делать?

– Вот тут-то и надо будет сообразить.

– Но как бы то ни было, если подвески едут в Одессу, их легче заполучить будучи там, чем будучи здесь. Так что надо ехать, а там разберусь! – Душа Вартаняна лопалась от распиравшей его любви и так оглушительно пела, что слабый голос разума был абсолютно не слышен.

– Но что это?! Кто-то выходит из лифта, мужские голоса.

Бонасеева схватила Вартаняна за руку и заметалась по квартире. Но Вартанян знал, куда бежать. Он увлёк её в свою дальнюю комнату, где оба залезли в большой платяной шкаф. Там ему поневоле пришлось обнять её, потому что было очень тесно и руки иначе в шкафу не умещались.

В это время дверь отворилась и послышались уже более отчётливо два мужских голоса, один из которых принадлежал профессору.

– Она уже ушла»– констатировал этот голос* Давайте посмотрим в других комнатах, – не терял надежды другой голос.

Они ходили по квартире, неумолимо приближаясь к комнате Вартаняна. Бонасеева начала дрожать, и Вартаняну, чтобы не было заметно извне, не оставалось ничего другого, как начать дрожать в противофазе.

– Да, не видно, – сказал другой голос» когда оба зашли в комнату Вартаняна. – А чья это комната? Тот самый жилец?

– Тот самый, – подтвердил профессор,

– А где он сам?

– Да учится, поди. Он малый вроде ничего.

– Все они ничего. Ух ты, какой у вас шкаф! В антикварном покупали или но наследству достался?

– Это супругиной бабки шкаф.

– Да, знатный шкаф. Ну, ладно. Если её нет, то давайте хотя бы попробуем понять ещё раз, чего она от вас хотела в Одессе.

– Так я, товарищ Ришельенко, вроде всё рассказал.

Обладатели голосов вышли из комнаты и, громко топая, удалились.

Бонасеева в шкафу первая очнулась от оцепенения, в которое оба впали во время разговора о бабушкином шкафе, и прошептала:

– Ах, подлец! Так он Ришельенко привёл!

Вартанян очнулся от Катиного шёпота и, ввиду того что шептаться было опасно, крепко, но неумело поцеловал её. Старый шкаф на миг вздрогнул – но только для соблюдения приличия – и затих на весьма продолжительное время, что было очень полезно для требуемого в данной ситуации режима тишины. А профессор и Ришельенко там, вдали, продолжали беседу.

– Ну, я понимаю, – говорил Ришельенко, – лететь в Одессу, встретить красавца мужчину. А если у вас и у вашей супруги разные вкусы? Тогда вы встретите не того мужчину?

– Ну, она ведь, наверное, знала, что там такой один на два вагона.

– Ладно, допустим, один. Вы к нему подходите, а он вам говорит, что он не красавец. Вы ему: «Вы красавец», – а он вам: «Нет, я не красавец». И что тогда?

– Не знаю. Я об этом и не думал. Я считал, что он знает, что он красавец.

– Да, странная просьба, – задумался Ришельенко.

– Хорошо, что я не успела рассказать ему всё, – снова зашептала Бонасеева, но тут же губы её оказались заняты страстным поцелуем Вартаняна, который после первого поцелуя готов был лететь куда угодно, причём лучше, если вместе со шкафом.

– Вы немного поторопились, товарищ Бонасеев, – сделал наконец вывод Ришельенко. – Если бы вы ещё чуть-чуть её послушали, нам теперь было бы куда проще.

– Поймите, я не мог её больше слушать. Мне надоели эти махинации. Я и вас привёл сюда не для того, чтобы распутывать паутину заговора, а для того, чтобы вы её как следует припугнули.

– Боже, сейчас должна прийти Анна Леопольдовна, – в ужасе прошептала Бонасеева. – Что же будет?

Ответом ей было то, что и должно было быть: Вартанян снова принялся её целовать. Причём делал он это добросовестно, как в детстве учили его делать любое дело, за которое берёшься.

– Да, может быть, вас это заинтересует, – вспомнил вдруг профессор. – Как раз перед этим разговором у Кати в гостях была Анна Леопольдовна.

– Так-так, – оживился Ришельенко.

– Это её подруга, жена директора магазина.

– Анна Леопольдовна, её подруга? Интересно. И зачем она приходила?

– Я не знаю, я как раз в булочной был.

– А в булочную вы сами пошли или жена вас попросила?

– Катя попросила. Сказала, что Анна Леопольдовна будет у нас обедать. А она передумала и ушла.

– Ну что же вы сразу не сказали? – обрадовался Ришельенко. – Теперь кое-что прояснилось.

– Доверься дураку, – начала Бонасеева, но вовремя замолчала, чтобы не дать повода Вартаняну поцеловать её ещё раз – не потому, что ей это было неприятно, просто она боялась, что он с непривычки объестся помадой и не сможет лететь в Одессу.

– Ну, спасибо вам, профессор, – стал прощаться Ришельенко. – Вы очень нам помогли.

– Скажите, а Кате ничего не будет? – испугался Бонасеев.

– Скорее всего, ничего.

– Ну ладно, тогда я пойду с вами вместе. Мне вообще-то давно в институте надо быть, а я вот с этим делом тут замешкался.

И они оба ушли. Молодые люди вышли из шкафа, посмотрели друг на друга, но Вартанян уже не смущался от взгляда Бонасеевой, так как чувствовал себя большим. Они прошли в гостиную и ходили по ней, не зная, о чём говорить.

– Так, – опомнилась первой Бонасеева. – Мы совсем упустили из виду, что Анна Леопольдовна не должна знать, что едешь ты, а не мой муж. Как только раздастся звонок, иди в ванную и пускай воду. Я скажу, что это муж принимает душ перед дорогой. Понял?

Она говорила это таким властным голосом, что Вартанян и представить себе не мог, как он целовал эту женщину пять минут назад. Она ещё что-то вспомнила, подошла к зеркалу, поправила причёску и заново накрасила губы, реставрировала на лице оставшуюся косметику и наложила новую в тех местах, где она стёрлась. После этого Бонасеева показалась Вартаняну прекраснее в два с лишним раза. Он снова шагнул к ней, весь охваченный любовью. Она позволила поцеловать себя ещё раз и ещё, а потом, хотя и не без её ведома, получилось так, что они сели на диван и долгое время в квартире стояла полная тишина, нарушаемая лишь стуком капель воды из неисправного крана в ванной.

Но Бонасеева сделала наконец вид, что с трудом взяла себя в руки, из которых на самом деле она себя и не выпускала.

– Милый, теперь не время. Потом, после Одессы.

Она снова подошла к зеркалу и начала приводить себя в порядок. «Воистину, чтобы общаться с этим малым, надо иметь собственную парфюмерную фабрику, – думала она, подновляя в который раз лицо и придавая ему привычное для всех окружающих выражение. – И что это Анька телится с деньгами. Так все самолёты уйдут». Она посмотрела на часы.

Но вот раздался долгожданный звонок. Бонасеева поглядела в глазок, увидела Анну Леопольдовну, знаком скомандовала Вартаняну зайти в ванную и открыла дверь.

– Дорогая, что же вы так долго? Ведь поезд-то идёт всё это время.

– Так получилось. Потом расскажу. Где Михаил?

– Он, пока ждал, вдруг надумал душ перед дорогой принять. Говорите мне, что хотите сказать.

– Вот деньги. – Анна Леопольдовна прошла в гостиную и начала отсчитывать на столе купюры. Все были одна к одной по сто рублей. – Это тысяча двести вам с Михаилом…

– А где ещё триста?

– По возвращении, сейчас не сумела достать. А это, – она выложила ещё две пачки сторублёвок, – Жоре за подвески. Сначала надо дать ему одну пачку – здесь пять тысяч – и сказать, что остальное отдам тут, а если он начнёт артачиться – надо отдать и вторую. Но не всю. Сперва тысячу пятьсот рублей, а потом набавлять по пятьсот, если он будет продолжать артачиться. Поняла?

– Да, я поняла. – Бонасеева вскрыла обе пачки и стала пересчитывать купюры.

– Ты напрасно их пересчитываешь. Неужели ты думаешь, что можно в наше время лететь с такими деньгами в кармане?

– А где же их ещё прятать?

– Их вообще нельзя брать с собой! Мало ли что с самолётом может случиться. А тут такие деньги! Надо, чтобы Михаил отправил их туда аккредитивом.

– Значит, Михаила вам не жалко, а денег жалко, – обиделась Бонасеева.

– Да нет, ты меня неправильно поняла. Михаила тоже жалко. Но если деньги будут при нём, то не будет ни у тебя Михаила, ни у меня денег. А если раздельно, то хоть деньги останутся. Пойми, деньги-то без Михаила в самолёте никак не улетят. И поверь, дорогая, если бы можно было, неужели я не отправила аккредитивом для безопасности и Михаила тоже?

Бонасеева стала лихорадочно соображать. Авантюра грозила вот-вот рухнуть.

– Ну ладно, – сказала она как можно более безразлично, – сейчас он выйдет из душа, соберётся, и мы с ним по дороге всё сделаем.

– Ну конечно, – обрадовалась Анна Леопольдовна, – сейчас пойдём и оформим.

Уловка не прошла, и Бонасеева снова стала думать.

– Что он там так долго моется? – начала нервничать Анна Леопольдовна.

– Миша – мужчина аккуратный, – постаралась успокоить подругу Бонасеева, – пока всё не вымоет, ни за что не выйдет.

А Вартанян сидел в это время, приложив ухо к двери. Он слышал обрывки фраз и пытался изо всех сил восстановить из них суть проблемы.

– Да, кстати, – вспомнила вдруг Бонасеева, – а записку вы ведь не написали!

– О боже! – воскликнула Анна Леопольдовна. – Как же это я так!

Она взяла поданный Бонасеевой лист бумаги, достала из сумочки свой «паркер», села и начала писать. Писала долго, выискивая в своём словарном запасе слова, способные, по её мнению, поразить Жору в самое сердце, или что у него там. Но, к сожалению, женщина властна только над будущими поклонниками, тогда как прошлые всегда готовы отбиться от рук. Так что когда дело дошло до обещаний на будущее за её выполненную просьбу, Анна Леопольдовна не нашла ничего такого, что можно было бы считать для Жоры завлекательным. Она лишь в который раз за свою жизнь подумала о том, что скоропалительность женщин в их амурных делах всегда чревата и как было бы хорошо, если бы с Жорой всё было ещё впереди. И зареклась, опять-таки в который раз, впредь быть осмотрительнее. «Но, с другой стороны, такой с виду порядочный человек, работник такого министерства – кто бы мог знать!» – подумала она напоследок, прежде чем запечатать письмо и отдать его Кате.

– Давайте ещё раз всё обговорим, – старалась оттянуть время Бонасеева, сама, впрочем, не зная, что это может дать. – Что Миша должен сделать в первую очередь? Бежать за деньгами или к поезду?

– Сперва к поезду. И надо договориться с Жорой о встрече. Потом за деньгами. А потом по договорённости. Ведь всё так просто! – Анна Леопольдовна заметно нервничала и смотрела на часы.

– Ничего страшного, если он улетит даже ночным рейсом, всё равно успеет к поезду. Ведь сутки поездом – час самолётом! – напомнила Бонасеева. – Может быть, вы торопитесь? Так не сомневайтесь, идите. Мы с Мишей всё сделаем сами. Он всё-таки профессор! – Искра надежды снова мелькнула в глазах Бонасеевой.

– Ну куда же я пойду? Я должна быть уверена. А тут ещё Король должен домой прийти, а меня нет. Я боюсь, что он начнёт меня разыскивать и может припереться сюда без звонка. Он ведь знает, что по телефону ты ему не признаёшься, что я здесь. А мне бы не хотелось, чтобы он что-нибудь заподозрил, ты же знаешь.

– Так идите, я позвоню вам сразу, как только мы всё сделаем.

– Если только так, дорогая. Я тебе верю, но очень беспокоюсь. Ты уж, пожалуйста… – И Анна Леопольдовна пулей вылетела из квартиры.

Бонасеева облегчённо вздохнула и пошла к ванной комнате. Постучала в дверь.

– Выходи, она ушла.

– Сейчас, домоюсь и выйду! – ответил Вартанян. Он и в самом деле после долгих попыток понять из-за двери, что там происходит, решил принять душ перед дорогой.

«Ну и нервы у мужиков – крепкие!» – подумала Бонасеева и начала нетерпеливо ходить по квартире. Минут через десять вышел из ванной Вартанян.

– Значит, так, – сказала она ему, – ты пока собирайся, а я сбегаю на почту, положу деньги на твоё имя. Кстати, как тебя зовут, отчество? Паспорт у тебя есть?

Вартанян пошёл в свою комнату и принёс паспорт. Она положила его в сумку вместе с деньгами и ушла, а он пошёл собирать вещи в дорогу.

Глава 15
План кампании

В это время раздался звонок, и на пороге появился Планшеев, который если слышал звон, то точно знал, где он, и всегда умел вовремя там оказаться.

– С большим приветом! – беззастенчиво отсалютовал он Вартаняну и, не дожидаясь приглашения, пошёл в его комнату.

Вартанян последовал за ним.

– Ты что, уезжаешь? – спросил Планшеев, увидев в комнате следы сборов в дорогу. – А как же я?

– Я ненадолго. Можешь здесь пока пожить один.

– А куда, если не секрет?

– Понимаешь, это не мой секрет.

– Ну, если не твой, так и жалеть нечего. Говори, куда едешь? И всех делов. – Иметь свои секреты Планшееву всегда было не по средствам из-за его болтливости, поэтому он и в смысле секретов предпочитал жить за чужой счёт.

– По делам в Одессу.

– Какие у тебя могут быть дела в Одессе? Небось какое-нибудь барахло импортное закупать?

– Это не у меня дела, меня просто попросили.

– Кто попросил?

– Секрет.

– Катька небось?

– Ну, допустим, она. Что это меняет?

– А откуда деньги на дорогу?

– Деньги есть.

– Деньги – это хорошо! – сразу отвлёкся от темы Планшеев, так как был очень мечтательным человеком в смысле денег. – А много?

– Ещё не знаю, но на дорогу должно хватить.

– Надо сделать так, чтобы ещё и осталось, – поучительным тоном сказал Планшеев.

– Как получится, – неопределённо ответил Вартанян, до которого уже дошло, что такие люди, как Планшеев, всегда бывают в друзьях, хочешь ты этого или нет.

– И что тебя в Одессу тянет? – продолжал размышлять вслух Планшеев. – Небось какая-нибудь Кать-кина тёмная история? Можешь ничего не говорить, скажи только, тёмная или нет? И всё.

– Не знаю. Наверное, нет.

– Ну ладно, ты мне только мозги-то не пудри. У Катьки и не тёмная. Так не бывает.

– Ну пусть тёмная, если тебе так хочется.

– Вот видишь, я же говорил, что тёмная! Я же говорил, – сразу оживился Планшеев. – А очень тёмная или не очень? Больше ни слова. Только скажи, очень или не очень?

– Ну, не очень.

– Не очень, но ведь всё равно тёмная. Да-а, парень, попался ты, похоже. Надо тебя выручать. А денег-то много или не очень?

– Хватит.

– Я понимаю, что хватит. Но ты пойми: в Одессу в одиночку – это тухлое дело. Ты в Одессе хоть раз был?

– Нет.

– То-то, что нет. Одесса – это знаешь! Это не шутка! – сказал Планшеев, который тоже в Одессе ни разу не был. – Так что давай выкладывай, какое дело, и мы тебя будем выручать.

– Кто – вы?

– Всё. Я сейчас всех обзвоню. Ведь мы же друзья?

– Друзья.

– А друзья тебя не бросят. Это ты запомни. Особенно в трудную минуту.

Вартанян и не догадывался, что самой трудной минутой в жизни друзей Планшеев считал ту, в которую эти друзья задумывались, куда бы потратить деньги. А в этом деле он был просто неоценимый помощник.

– Так что я звоню. Одного тебя в Одессу мы не пустим. Так Катьке и скажи. Сам, конечно, не говори, но если спросит – вот так.

И он начал яростно крутить телефонный диск. А Вартанян ходил по комнате и соображал, хорошо или плохо то, что предлагал Планшеев,

– Ты пойми, – продолжал убеждать его Планшеев, не переставая работать с телефоном, – Одесса – это дело нешуточное, туда в одиночку что в омут головой. Я-то точно знаю. Туда только впятером. И то ещё мало. Алло! – он наконец дозвонился. – Атасов? Это я. Дуй на Катьки ну квартиру. В Одессу едем. Здесь всё объясню.

Он опустил трубку на рычаг, тут же поднял её и снова начал крутить диск.

– Алло, Порточенко, ну что ты там сидишь? Тут в Одессу надо ехать, а ты там сидишь. Так одна она, Одесса-то. Давай мигом сюда, к Катьке, а отсюда уже в Одессу.

Потом на очереди был Арамич.

– Ну ты, старик, даёшь, ты где пропадаешь? Давай лети в Одессу. Ну нет, сперва захвати нас, мы тут у Катьки на квартире. Перевалочный пункт у нас тут. Давай в темпе, а то суточных не достанется. Намёк понял? Отдать концы в воду!

Вартанян с благоговением слушал его команды. «Вот что значит друзья! Ради какого-то пустякового поручения хоть на край света», – думал он.

– Вот так куётся гвардия! – гордо сказал Планшеев. – Ведь ты отметь – все словно ждали команды, прямо сидели в готовности номер раз. Ты понял? Вот что такое настоящие друзья!

Вартанян, конечно, не мог предполагать, что все они сегодня сидели дома потому, что уже три недели сидели на мели, и как последний шанс выплыть из этого безденежья ими был пущен Планшеев к Вартаняну разузнать, не проявил ли о нём папенька материальную заботу через посредство услуг почтового отделения. Планшеев оправдал надежды: лучше быть в Одессе с деньгами, чем здесь без них. Оставалось только понять, сколько Катька готова заплатить за операцию, и сделать так, чтобы готова была заплатить много.

– Да, хороший город Одесса, – не умолкал Планшеев, – только очень уж любит деньги да глупость. Особенно когда и то и другое у одного человека. А ты – «в Одессу, в Одессу». Одесса – это, брат, не шутки. Туда меньше, чем вчетвером, лучше не ходи.

В это время пришла хозяйка.

– Ну, Бонасеева, ты вообще! – сразу заявил Планшеев. – Ты куда это нашего юного друга законопачиваешь? А? Ему экзамены в институт сдавать, а ты что? Ну ты, в общем, это, вообще! Это ж надо, а?

– Не нуди! – оборвала его Бонасеева. – Пусть мальчик мир посмотрит.

– Ах, мир посмотрит! Он ещё от глобуса не отвык, а ты его, стало быть, в мир! И главное, с чего у тебя мир начинается – с Одессы! Это ж надо, а?

Бонасеева выразительно посмотрела на Вартаняна, стоявшего позади Планшеева, но он только развёл руками.

– Так вот, запомни, Катюша, мы, – и Планшеев театрально ударил себя в грудь, – мы своего друга одного в такое опасное путешествие не пустим. Мы – с ним. Я вот, а сейчас будут остальные.

И они действительно пришли. Сперва Арамич, за ним Атасов и Порточенко. У всех был самый обычный вид, никак не указывающий на предстоящую неблизкую дорогу.

– Выкладывайте, что вы подразумеваете под словом «Одесса»? – начал Порточенко. – Кабака такого мы не знаем, но сюрприз всегда приятен. Давай ты, – он показал на Планшеева.

– Да вот нашего юного друга вдруг решили послать зачем-то в Одессу.

– Это в ту, что ли? – уточнил Атасов.

– В ту самую. Я говорю, рано ему одному в Одессу. Ведь Одесса – это же сами знаете.

– Да-а! – многозначительно протянул Арамич. – Одесса – это не хухры-мухры.

– А кто его посылает? – осведомился Порточенко.

– Да вот она.

– Это правда? – спросил Атасов у Вартаняна.

– Ну, в общем-то да, – ответил он, совсем уже не зная, как себя вести. С одной стороны, ему очень не хотелось обижать своих друзей, с другой – получалось, что он предаёт свою любимую, хотя и не было у них уговора о молчании вокруг его поездки.

– А зачем? – продолжал громыхать Порточенко.

– По делам. Секрет, – вступила в разговор Бонасеева.

– Нет секретов от друзей, – Порточенко перешёл с баритона на бас.

– У него от вас нет, а у меня могут быть! – не сдавалась Бонасеева.

– Ладно, Порточенко, не встревай в чужие дела, – оборвал Атасов, чтобы не злить понапрасну потенциальную кредиторшу. – Секрет так секрет.

– Правильно, – поддержал друга Арамич. – Ведь нас волнует лишь судьба нашего юного друга.

– С Одессой не шутят, – продолжал продавливать свой тезис Планшеев, – мы едем с ним!

Бонасеева постепенно понимала, что у друзей, похоже, нет денег и с ними придётся поделиться тем, что она получила от Анны Леопольдовны.

– Тогда так, – постаралась она взять управление событиями в свои руки. – Я даю каждому по сто рублей, и точка.

Друзья замолчали, но только на миг, потому что в подсчёте доходов с ними не могла сравниться ни одна ЭВМ того времени.

– Не пойдёт! – твёрдо проблеял Планшеев, – Что ж мы там, в Одессе, побираться на улицах будем?

– Это как же не пойдёт? – возмутилась Бона-сеева. – Билет туда и обратно – по тридцатке, там два дня – по два рубля шестьдесят копеек суточных, гостиница – но три рубля в сутки. Считайте.

– А такси до аэропорта надо? – начал прибавлять Атасом. – В гостиницу чтобы устроиться, по полтинничку отдай? Ты что, Катюша, рассуждаешь, как какой-нибудь главбух. Ты бы ещё догадалась нам безналичными дать,

– Или керенками, – пробасил Порточенко.

– По сто пятьдесят – и точка.

– Ну вот, опять точка! – возмутился Арамич. – По двести пятьдесят. Мы же рискуем.

– Чем вы рискуете? – Бонасеева начала раздражаться.

– Как чем? А репутация? Если Тревильян спохватится… – начал стращать её Атасов.

– У вас? Репутация? – Бонасеева долго и звонко хохотала, впрочем, экономно расходуя при этом силы.

Вартанян ничего не понимал. Действительно, после опасений, высказанных его друзьями, путешествие в Одессу казалось ему уже не такой беззаботной прогулкой, какой представлялось сначала. С другой стороны, не могла же Катя, думалось ему, вовлечь его в авантюру, полную опасностей. Хотя женщины коварны, он где-то читал об этом ещё в седьмом классе.

– Ну не спохватится, так заинтересуется, – изменил версию Атасова Арамич. – Тогда придётся что-то говорить. Ведь наш юный друг всё-таки его протеже. Ты брось, Катя. Всё не так просто.

– Особенно для тебя. – Стараниям Планшеева не было границ, потому что он очень хотел, чтобы они выглядели максимально объёмисто и были оценены хотя бы за это.

– Действительно, – вступил опять Порточенко, – а что мы тогда скажем? Так это дело может и до Короля допрыгать.

– Ну ладно, двести! – набавила Бонасеева.

Но мужчины словно не слышали её.

– Ты пойми, нам ведь не деньги нужны, – продолжал общую мысль Атасов, – но если ты очень заинтересована в своём поручении… Кстати, ты очень заинтересована?

– Ну ладно, что ты заладил – «очень, не очень», говори, что хотел сказать!

Бонасеева уже была не рада, что связалась с Вартаняном. Но надо было думать раньше, когда выходила замуж за профессора. Профессора – они, конечно, мужики умные и с деньгами, думалось ей, но перед каждым предстоящим подвигом в их жизни у них появляются дела, о которых они на каждом углу трубят, что они-де важнее. После этого начинаются разговоры о смысле жизни, и жизнь с ними теряет всякий смысл.

– Значит, очень. – Планшеев всё больше превосходил себя.

– А если очень, – продолжал Атасов, – то надо всё организовать так, чтобы комар носу не подточил. Чтобы было выполнено с гарантией. Значит, надо всё предусмотреть. Правильно?

– Правильно, молодец, – одобрил его Порточенко. – Вот голова, а? Ну просто не придумаешь лучше. И про комара тоже верно.

– Так я сказала – по двести, – повторила Бонасеева, не в силах сопротивляться такому организованному напору.

– Я думаю, по двести хватит, – опередил Вартанян Атасова, готового не согласиться.

– Но чтобы вылететь немедленно, – добавила Бонасеева.

– А как же, сей же час! – сказал Порточенко.

– Мы мигом! – подтвердил Атасов.

– Точно, Планшеев? – откликнулся на призыв Арамич.

– А что нам? – согласился Планшеев.

И только Вартанян молчал: он давно был готов лететь куда угодно.

Бонасеева с тяжёлым сердцем пошла в гостиную за деньгами. Она уже подсчитала, конечно, что имеет с этого дела теперь те же двести рублей, что и остальные непрошеные партнёры. И ещё триста, которые, хоть и туманно, обещала Анна Леопольдовна, но пусть попробует не отдать. Она взяла десять сотенных бумажек, принесла их в комнату, где сидели друзья, и обратилась к Вартаняну:

– Вот так. Отдать только в Одессе. Ну что, в аэропорт? – решительно сказала она.

– Да, поехали, – поддержал её Вартанян.