Текст книги "Четыре мушкетёра (сборник)"

Автор книги: Лион Измайлов

Соавторы: Виталий Чепурнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Мы тоже пошли танцевать. Танцевать я научился ещё в детстве, поэтому привык к этому занятию настолько, что музыка мне почти не мешала. С присущим мне мастерством я изображал человека, которому только что вступило в спину, а Анастасия гордо переступала с одной ноги на другую и обратно.

На манекенщицу наш танец, похоже, произвёл неизгладимое впечатление. По крайней мере, она тут же изъяла из рук моряков фужеры с водкой и буквально вытащила их обоих в самую гущу танцующих.

Нет, что ни говорите, а танцевать я умею. Причём плохо. Танцы всегда были для меня лишь способом знакомства и средством сближения. Наконец заиграли что-то медленное, и я вежливо обнял Анастасию за талию. Мы поплыли, почти прижавшись друг к другу. Щека моя касалась то её волос, то горячей щеки. Наверное, можно было поцеловать эту разрумянившуюся, пылающую щеку, но я этого делать не стал. Не то чтобы не хотелось, а просто не люблю делать то, чего от меня ждут.

Мимо постоянно пролетала манекенщица, кося глазом и делая отсутствующее выражение. Не могу сказать, чтобы я ей понравился. Нет, причиной её настойчивого внимания скорее всего было оскорблённое утром самолюбие и женское любопытство. Порой женщине бывает интересно, а что это другая женщина, да к тому же и красивая, нашла в этом типе.

В какой-то момент у ребят-музыкантов что-то лопнуло в аппаратуре. Музыка стихла. Танцующие сделали по инерции ещё несколько па и в недоумении встали. Общая беда сблизила нас со Светой и её спутником. Моряк пригласил на следующий танец Анастасию, я пошёл танцевать с манекенщицей.

– Вы скоро пойдёте домой? – сразу спросила она.

– Думаю, в одиннадцать, когда кончится музыка.

– Давайте уйдём вместе. А то я как-то боюсь. Знаете, ребята не очень знакомые.

– По-моему, очень симпатичные ребята.

Она расстроилась оттого, что я похвалил их как-то свысока.

– Да нет, ребята, конечно, замечательные.

– Вам просто повезло с ребятами.

– Да, верно. Но всё равно. Я думаю, так будет лучше. Нам ведь в одну сторону. – И вдруг добавила в раздражении: – Ну что у вас, отвалится? – И тут же смутилась и поправилась: – Вас, я думаю, не убудет.

После танца мы все оказались за одним столиком. Начались состязания в тостах. Тосты, естественно, были грузинские, и мне пришлось что-то вымучивать про каких-то баранов. Пришлось поднапрячься, поскольку Анастасия смотрела на меня с надеждой, что я не подведу. Я сказал нечто туманное и многозначительное. Моряки выпили с глубокомысленным видом. Анастасия посмотрела на меня с выражением.

В этот момент к нам подошёл официант Маркелл.

– Как гуляешь, Настя? – нечётко спросил он.

– Нормально, Марик, – ответила Анастасия.

– Во! – произнёс Маркелл. – Именно это я и хотел сказать в присутствии всяких столичных светил. Чем были бы мы, если бы не наш источник? – Тут Маркелл принял театральную позу. – Ну да, чем? А? Ну, я мог быть каким-нибудь ветеринаром или аж бригадиром, А Настенка – бухгалтершей, и никогда бы мы не сидели вот так.

Он опустился на стул.

– Не сидели бы за столом цивилизации. В креслах благосостояния. А теперь вот сидим. Так что выпейте, друзья, за наш источник, а вернее, за источник наших благ.

– А ты? – спросила Анастасия.

– Я на работе! – ответил Маркелл, хотя из его речи было понятно, что работа ему не помешала. И, вспомнив о работе, сказал мне ласково: – Вас обсчитать или сами дадите?

Я дал сам, хотя понимал, что он всё равно обсчитает.

Мы шли дружной пятёркой: в середине я, слева и справа девушки под руки со мной, а право– и левофланговыми были офицеры. Говорила в основном манекенщица. О Москве, о модах, о знакомых артистах. Она вещала на всю улицу, потом заспорила со своим спутником справа и от нас отключилась. Анастасия упорно молчала и слушала басок левого сопровождающего лица. Я остался сам по себе, и у меня наконец появилось время подумать. Нет, я и раньше пытался это делать, но как-то без напряжения. Сейчас в голове всплывали какие-то фразы, обрывки разговоров и что-то такое, что я силился вспомнить, но никак не мог. Я вспоминал: огород, источник, тётя Паша, речи, достижения, председатель, директор, отдыхающая, опять тётя Паша, ресторан. Нет, в ресторане ничего не было. Когда так мучительно не можешь что-то вспомнить, надо вернуться на некоторое время назад в ту прежнюю ситуацию. Но что за ситуация? Нет, что-то мне явно мешало, что-то лежало где-то на полочке, которое я обещал себе додумать после, но забыл в этой суматохе.

Пора было включаться в общую беседу. Офицеры торжествовали. При таком раскладе я, очевидно, был лишним. Они от меня теперь легко отделаются попарно и проводят девушек сами. И мало ли что, а вдруг… А это «вдруг» было вот здесь рядом, за углом. Дом тёти Паши. Мы остановились. Анастасия сказала:

– Спокойной ночи.

Сделала ручкой и пошла. Света быстро чмокнула обоих офицеров и тоже упорхнула. Моряки такого поворота событий не ожидали и несколько опешили.

– Закурим, – сказал один из них.

Мы закурили.

– Ну, пошли, что ли, – сказал мне второй.

– Так я уже пришёл, – ухмыльнулся я.

– Как это?

– Живу я здесь, ребята. У меня здесь гнездо!

У ребят вытянулись лица.

– Не волнуйтесь вы. Я здесь койку снимаю. Я здесь третий лишний. Приходите, гуляйте, женитесь, разводитесь. Я здесь ни при чём. Я пошёл. Гуд бай.

– Пока, – сказали оба бодро и с благодарностью за-облегчение потопали на дорогу.

Девушки сидели на кухне. Я произнёс, улыбаясь во всю физиономию:

– Ну, вы тут разберитесь, кому сегодня со мной спать, а я пошёл.

Они расхохотались. Я пошёл в свою комнату. Неловко, конечно, что я сплю на кровати, а она будет спать на раскладушке. Я улёгся на раскладушку. Через некоторое время меня кто-то стал ощупывать в темноте. Я узнал Анастасию.

– Это вы, Света? – нарочно спросил я.

– Я, – сказала Анастасия. – Чего это вы на раскладушку улеглись?

– Вы мне лучше скажите, что это вы на меня накинулись?

– Когда я на вас накинулась?

– Да вот только сейчас: воспользовались темнотой и тут же обниматься. А я, может быть, женат?

– Вы мне никакой – ни женатый, ни холостой – не нужны.

Все шутки кончились.

– А почему такая сердитая?

Она улеглась на кровать.

– Потому, что надоело всё. Вот и вы туда же: Свету ждали. Конечно, столица. Пожила бы здесь, когда всё всё про всех знают.

– Да я ведь пошутил. Я вас сразу узнал. По запаху… по духам.

– Да бросьте вы…

Она вдруг заплакала. Я услышал её всхлипывания. Конечно, я должен был встать, погладить её по головке, обнять и долго успокаивать.

Нет, ребята, не получится. Я сказал как можно грубее:

– Ну что у вас? Что? Подумаешь, она здесь живёт, а не в Москве! Ну и радуйтесь. Эту манекенщицу уже сейчас только штукатурка спасает. А у вас от ваших гор такие персики на щеках! А что вам мешает, в конце концов? Езжайте, пожалуйста, учитесь.

– Ага, ловите женихов, оставайтесь. Мне надоело всё здесь. Надоел источник, надоели ухажёры-отдыхающие. Надоели квартиранты. Вы все – женатые, неженатые. Что вы лезете со своими разговорами? Женатый он! Да у вас у всех на лицах написано: хочу развлечься. На три дня приехал, а туда же, в серьёзные ухаживания играет. Ну что, будем повышать процент деторождаемости? Вы уже пили воду из источника или так попробуем?

– У вас истерика!

– Да, истерика, – она всхлипывала часто-часто. – Надоело, надоели разговоры об этой деторождаемости. Слово-то какое!

– Значит, вот что я вам скажу. Только сначала… – Я дал ей таблетку валидола. Она покорно положила её под язык и засопела. – Да, так вот. Что это вам всё надоело? Ну, источник. Радуйтесь, что он есть. Вы ведь в школу за десять километров ходили, когда его не было. Что ещё-то? Койки сдаёте. Не сдавайте, ходите в одном платье, а не в пяти. Ну что ещё? Ухаживания надоели? Да нет. Нравиться вам никогда не надоест. Приставания – понимаю. Но, по-моему, вы умеете отшивать нахалов. А сейчас вы просто манекенщице позавидовали. Она более раскованна. Ну так что ж? Я тоже должен завидовать журналистам-международникам? Они там по заграницам ездят, а я по дырам с источниками, извините, что оскорбил ваш замечательный город. А полресторана вам завидовало: красивая, стройная, молодая, здоровая. Что вас не устраивает?

– Враньё меня не устраивает.

– А что, вы так часто врёте?

– Всё время, мы все здесь будто сговорились.

– О чём сговорились?

– Э, да вы всё равно не поймёте. Пишите свою статейку. Кропайте. Отмечайте наши успехи. Давайте спать…

Было уже часа два. Я ещё немного поворочался. Всё-таки что-то я не мог вспомнить. Перебирал снова и снова: гостиница, огород, скважина у соседа, институт, десять лет, праздник, речи. Что они там говорили? Нет, ничего особенного. Потом тётя Паша, потом ресторан.

– А что, Анастасия?

– Я сплю, – сказала Анастасия.

– Всё. Спокойной ночи.

Проснулся я от гудка. Длинный, пронзительный гудок. Я понял. Именно его я и вспоминал.

Два тёмных глаза глядели на меня в упор.

– Давно?

– Всю жизнь.

– И всегда засыпаешь?

– Не всегда.

– И всегда в пять?

– Экспресс.

– А не пробовали?

– Зачем же, – усмехнулась она.

Наконец-то я понял, что меня всё время мучило. Этот гудок. Ведь он будит весь город. Люди просыпаются, а до работы ещё часа три. И делать просто нечего, И всё так легко. Ну как же я не догадался ещё вчера!

– Значит, все сговорились?

– О чём это вы? – Она смотрела так, будто и не говорила никогда этих слов.

Попробуем заснуть. Нет, заснуть просто невозможно. Я еле дождался восьми. Бежал по улицам. Звонил к Трофиму Егоровичу в дверь его трёхкомнатной квартиры.

Он, привыкший вставать в пять, был свеж, выбрит, умыт и уже навеселе.

Мы сели.

– Ну что я могу сказать, – начал он скороговоркой. – С детства, понимаешь, хотел стать первооткрывателем, хотел стать моряком. Открыть, понимаешь, какую-нибудь землю, а открыл воду. Но я не жалею, – И дальше всё, что было на митинге, что я уже слышал.

– Знаю, – сказал я, – это я сам вам писал.

Кто-то же наверняка это писал, не сам же он мучился.

– Иди ты, – сказал Трофим Егорович.

– Уже пришёл, – ответил я.

– Милый! – закричал первооткрыватель. – Всю жизнь тебя благодарить буду. Как же складно! Словечко к словечку. Веришь, каждый раз говорю, и сердце радуется и наполняется большим чувством… – Он, видно, опять попал на накатанный текст. Закончив, он полез обниматься.

– Дед, – сказал я, – я о тебе, видно, книгу писать буду. Но какие-то вопросы у меня всё же есть. Ты мне скажи по совести: вода-то минеральная?

– А как же! – испугался первооткрыватель. – Вся как есть минеральная.

– Ну а на соседнем огороде она ведь тоже митральная была.

– У Прасковьи-то? Так ведь у неё же холодная. А у меня до километра бурили, я ж им четвертной дал. Она и пошла тёплая.

– А если б у неё до километра бурили, так тёплая была бы?

– А это уж я не знаю. Тут ведь кто смел, тот и съел. Она ведь, эта магма, не разбирает, чей огород. Она ведь вулканическая. Она греет, и всё тут. У нас здесь, я те так скажу, куда ни кинь, везде магма.

– Ну для первого раза достаточно, – сказал я. – Ещё приду. Ещё поговорим.

Он пытался меня удержать. Но я убежал.

Я быстрым шагом направился в НИИ курортологии.

– Сам у себя? – спросил я секретаршу, которая разглядывала свои большие глаза в маленьком зеркале и готовила тушь, чтобы сделать их ещё больше.

Не дождавшись ответа, я вошёл в кабинет.

– Здравствуйте, Иван Иванович, – уверенно произнёс я. Имя и отчество успел прочесть на двери.

– А-а, приветствую вас, – отозвался Иван Иванович, наверняка пытаясь вспомнить, кто этот наглец. – Чем обязан в такую рань?

– Да знаете, уезжать пора. А мне интервью у вас надо подписать. Так положено.

Я положил перед ним два листочка, написанные от руки.

– Здесь, сами понимаете, машинки у меня нет.

Теперь он, похоже, вспомнил меня.

Он чуть было не расписался, даже занёс руку, но что-то его заинтересовало. Он вчитался.

– Постойте, – осторожно заверещал он. – Что это?

– Где? – наивно спросил я.

– Да вот же, здесь написано. – Он зачитал: – «Большое значение для повышения процента рождаемости имеет пятичасовой экспресс, ежедневно проходящий через наш город. Его гудок звучит как сигнал… Готовится диссертация по теме влияния пятичасового экспресса…» Что это такое?

– Что-нибудь не так?

– Постойте! Когда вы у меня брали интервью?

– Сразу после банкета. А что, разве что-нибудь не так? – И позволил себе поиграться. Даже если бы он расписался, я бы не стал использовать его подпись: мне нужна была его реакция, только она. – А что, – продолжал я простодушно, – разве этот экспресс не имеет никакого значения?

– Вы что, с ума сошли?! Я не мог вам этого сказать. – Он был не на шутку встревожен. – Вы что, собираетесь это печатать?

– А как же!

– Послушайте, это же немыслимо!

– Давайте поговорим подробнее. Вы вчера несколько раз коснулись проблемы подтверждения гипотез, но ни разу не упомянули о процессе их выдвижения. Как я понял, основу всех выдвинутых гипотез составляет предположение о том, что источник целебный.

– А как же! Так оно и есть. Вода улучшает перистальтику, обмен веществ, общий тонус.

– То есть лечит в основном болезни желудочно-кишечного тракта.

– У нас шесть диссертаций по рождаемости, и всё на основании этой гипотезы, проверенной нами.

– Ну а если взять за гипотезу экспресс? Если проверить эту гипотезу?

– Да что вам дался этот экспресс? Скоро вообще кончатся эти гудки: уже писали о них. Курортная зона – и такой гудок.

– А что, если после этого упадёт ваш знаменитый процент?

– Ну знаете, батенька, как же это он упадёт, если уже многократно доказано, что всё идёт от источника? Теперь уж ему никак не упасть.

– А может, всё-таки стоит проверить мою гипотезу?

– Видите ли, наш институт не занимается бесплодными исследованиями. Сами посудите: если бы дело в гудке было, как всё было бы просто. В любом городе устанавливай гудок, сажай дежурного с будильником. Гудок гудит в пять утра, и город превращается в курорт мирового значения. Верно?

– Верно, – сказал я. – Как это не догадались!

– Чувствуется, я вас не убедил.

Он стал уговаривать меня не печатать свою гипотезу. Потом он сказал, что я могу в любое время приезжать к ним отдыхать. Потом он стал угрожать мне. Затем я вышел из его кабинета.

Конечно, логика в его словах была, но чего он так встревожился, чего он так испугался?

Я пошёл к председателю. Секретарша, узнав мою фамилию, сказала, что Семён Петрович ждёт меня. Значит, директор НИИ уже звонил.

Семён Петрович смотрел на меня ясными, умными глазами. Я изложил суть проблемы,

– Думаю, – сказал он мне, – что всё это плод вашего больного воображения. Бывает, у человека неприятности, спад нервный, всё выглядит в чёрном цвете, вам надо отдохнуть, успокоиться. Не надо в своих неприятностях винить других. Раздражительность – плохой советчик.

– Но экспресс существует, и гудок действительно будит всех.

– Но источник тоже существует, и в нём на самом деле – и это подтверждено компетентными комиссиями – повышенный процент нужных элементов. И все диссертации подкреплены опытными данными, подкреплены письмами благодарных нам людей.

– Медицина – это на пятьдесят процентов внушение, психотерапия. Если все они верят в то, что поможет, оно и помогает.

– Что ж тут плохого? Кому-то помогает вода, кому-то воздух, и всем, кто верит, психотерапия.

– Ну а если гудок отменят?

– Обязательно отменят. Мы давно этого добиваемся. Ну посудите сами, зачем нам гудок? Будит людей, спать мешает. Хотя, с другой стороны, вы, наверное, не в курсе дела, но у нас всё под этот гудок подлажено.

Завтрак в санатории в семь утра, а до завтрака зарядка и обязательно питьё воды из источника. Но гудок мы всё равно отменим.

– А если я всё же напечатаю, что дело в гудке?

– Я вам не советую. Это несерьёзно. Будет выглядеть как анекдот. И потом, для чего? Вы посмотрите, люди стали лучше жить, и если на секунду предположить совсем невероятное, то ваша публикация всё здесь испортит. Неужели вы пойдёте на это?

Я попрощался и пошёл к двери.

– Смотрите на жизнь более оптимистично, – сказал мне председатель на прощание.

Я дошёл до парка и сел на скамейку, чтобы поразмыслить. А подумать было о чём. Я сидел, и мысли разбегались в разные стороны. В одну сторону – праведные мысли об источнике, в другую – еретические мысли-диверсанты об экспрессе.

Я никак не мог соединить уверенные заявления председателя, туманные высказывания и тревогу директора НИИ, простодушные откровения профессиональной отдыхающей и невольно прорвавшиеся признания Анастасии.

Ну, положим, председателя горисполкома можно понять: он заботится о благосостоянии города и, что бы там ни текло из источника, ему всё равно. Для него источник – источник капиталовложений, и его дело распорядиться ими с умом и с пользой для города.

Директора НИИ тоже можно понять: он чуть ли не основоположник большой науки об этом источнике, он верит в его целебные качества. А кто верит в свою науку, у того, как известно, любая гипотеза подтверждается. Часто ещё до того, как бывает выдвинута. Опять же и количество докторов и кандидатов делает честь НИИ. Нет, по-своему он тоже прав.

Но ведь и отдыхающую мать тоже можно понять.

Если раньше она родила одного ребёнка, не зная никакого источника, а зная лишь «фанту», то теперь, когда у неё трое детей, её хоть чем напои, она больше рожать не будет. А с другой стороны, почему бы ей не поехать отдохнуть, если её даже посылают сюда от фабрики. Не будет же она после этого на каждом шагу кричать, что источник ей не помог или что она не пила из него вовсе.

Можно теперь понять и официанта Маркелла, и тётю Пашу, и Трофима Егоровича, и других жителей города, для которых источник стал курицей, несущей золотые яйца.

А уж Анастасию просто трудно не понять. Жить в городе с такой сменяемостью населения, видеть постоянно новые лица, слышать изо дня в день восторги по поводу источника – это и впрямь может кому хочешь надоесть. И потом, ведь наверняка всякие попытки случайных, мимолётных знакомств с многозначительными словами – от этого и вовсе сбежать можно. Отсюда и скепсис её, и истерика.

Нет, с Анастасией тоже всё понятно. Замуж ей надо, И тогда ей не будет мешать ни источник, ни экспресс. Семейные заботы всё заменят.

Непонятно было одно – как быть с теми, кто обманут в своих ожиданиях. Ведь* если источник фальшивый, то тысячи едущих сюда в надежде вылечиться уезжают отсюда обманутыми.

Сделаем скидку пятьдесят процентов на тех, кому помогла психотерапия. Значит, сотни обманутых. Да пусть не сотни, а десятки. Одна. Даже одна. Но это ещё надо доказать. Доказать, что источник – обман и всё дело в пятичасовом экспрессе.

Я пошёл домой.

Тётя Паша плакала. Анастасия устало спросила:

– Ну зачем же вы? Ведь ничего не напечатаете, а столько неприятностей нам уже устроили. Если б дело, а то ведь так, баловство. А для баловства вам бы и манекенщицы вполне должно было хватить.

Я поцеловал её. Посмотрел ей в глаза. Я молча попросил у неё прощения. Я молча пообещал ей всё, что мог пообещать.

– Не напечатаете, – сказала она тихо.

Улетали мы вдвоём со Светой. Она оказалась славной, простой девушкой, мечтающей выйти замуж за дипломата.