Текст книги "Багровый берег (ЛП)"

Автор книги: Линкольн Чайлд

Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

6

Персиваль Лейк остановился в дверях ресторана «Штурманская рубка», тут же обнаружив Пендергаста среди группы посетителей. Он выделялся из толпы болезненным пятном: черно-белый, словно сошедший с ленты старого кино посреди всех этих жителей Новой Англии в одежде из мадраса и жатого ситца. По опыту Лейка даже самые эксцентричные и необычные местные жители тщательно следили за своим обликом. Мало кого по-настоящему не заботило, что о них подумают другие. Однако Пендергаст был одним из таких.

Лейку это нравилось.

Пендергаст хмуро изучал исписанную мелом доску: в ресторане «Штурманская рубка», как и в гостинице «Капитан Халл» отсутствовали печатные меню. Когда Лейк приблизился к столику агента, Пендергаст поднял взгляд и встал. Они пожали друг другу руки.

– Мне нравится этот зал, – сказал Лейк, заняв свое место, – старый дорогой сосновый паркет на полу, навигационные инструменты, украшающие интерьер, каменный очаг. Здесь очень уютно, особенно сейчас, осенью. Когда становится холоднее, они разжигают камин.

– Это место напоминает мне гроб, – отозвался Пендергаст.

Лейк усмехнулся и обратил свое внимание на доску.

– Вино здесь отвратительное, но в отеле хороший выбор крафтового пива. Есть местное, которое я весьма рекомендую...

– Я не пью пива.

Официантка – молодая женщина с коротко стрижеными волосами, почти такая же светловолосая, как Пендергаст – подошла, чтобы принять заказ.

– Что вам принести, джентльмены? – мягко спросила она.

В тишине Пендергаст взглянул на бутылки, расположенные за барной стойкой, и его светлые брови приподнялись.

– Я вижу, что у вас есть абсент.

– Я думаю, это своего рода эксперимент нашего бармена.

– Пожалуй, я бы принял в нем участие. Удостоверьтесь, что вода, которую вы принесете, будет чистой родниковой, а не водопроводной, абсолютно ледяной, но безо льда. И будьте добры подать также несколько кубиков сахара. Если бы вы могли принести вдобавок специальную ложку с прорезями и стеклянный стакан, это было бы просто прекрасно.

– Стеклянный стакан, – пробормотала официантка, записывая заказ. – Сделаю все возможное.

– Что мы закажем на ужин? – спросил Лейк. – Жареные моллюски – местный деликатес.

Пендергаст снова взглянул на доску.

– Возможно, позже.

– А мне, пожалуйста, пинту эля «Пиппид».

Официантка ушла, и Лейк повернулся к Пендергасту.

– Поразительная девушка. Она новенькая.

Если Пендергаст и заинтересовался, то никоим образом этого не показал. У Лейка сложилось впечатление, что он и вовсе ничего не услышал.

– Говорят, вас арестовали сегодня, – прочистив горло, заметил Лейк. – Новость, разумеется, уже распространилась по всему городу. Вы произвели настоящий фурор.

– В самом деле?

– Полагаю, у вас были причины дать арестовать себя.

– Разумеется.

Молодая официантка вернулась с напитками, поставив перед Пендергастом все перечисленное ранее: стакан, ложку – без прорезей; блюдо с кубиками сахара, небольшой стеклянный кувшин с водой и абсент в высоком стакане.

– Надеюсь, вас все устраивает? – спросила она.

– Попытка, заслуживающая доверия, – ответил Пендергаст. – Спасибо.

– Похоже, вы собираетесь провести химический эксперимент, – заметил Лейк, пока Пендергаст тщательно занимался соответствующими приготовлениями.

– На самом деле, в каком-то смысле, это и есть химический эксперимент, – ответил агент, положив кубик сахара в ложку, затем уравновесив ее на стакане с абсентом, а потом осторожно полив ее водой.

Лейк наблюдал, как внутри зеленой жидкости зарождается мутное облако. Над их столиком разнесся стойкий запах аниса, и скульптор вздрогнул.

– В абсенте содержатся определенные растительные экстракты на основе масел, которые растворяются в спирте, но почти не растворяются в воде, – объяснил Пендергаст. – Они проявляют себя, когда вы добавляете воду, создавая опалесценцию[13]13
  Опалесценция – оптическое явление, заключающееся в резком усилении рассеяния света чистыми жидкостями и газами при достижении критической точки, а также растворами в критических точках смешения. Причиной является резкое возрастание сжимаемости вещества, сопровождающееся усилением флуктуационной плотности (в том числе и микрочастиц в растворах), на которых и происходит рассеяние света.


[Закрыть]. Иными словами, слабое свечение.

– Я бы попробовал его, если бы не ненавидел ликеры. К слову, разве полынь не способствует значительным повреждениям мозга?

– Сам акт жизни способствует значительным повреждениям мозга.

Лейк засмеялся и поднял свой стакан.

– В таком случае: за Эксмут и тайну закованного скелета.

Они чокнулись. Пендергаст сделал глоток и поставил свой стакан.

– Я заметил, что у вас несколько рыцарское мироощущение, – сказал он.

– В смысле?

– Вы только что потеряли очень ценную коллекцию вина. Как правило, после кражи со взломом люди чувствуют себя дискомфортно и тревожно. Но вы, похоже, пребываете в хорошем настроении и сохраняете бодрость духа.

– Если за дело взялись вы, то почему бы и нет? – Лейк потягивал свое пиво. – Наверное, я отношусь к жизни слишком легко. Я научился этому там, где вырос.

– А где вы выросли?

– Аутпост[14]14
  Outpost – в переводе это значит «аванпост», «сторожевой пост», «отдаленное поселение», «застава».


[Закрыть], Миннесота. Хорошее название, не правда ли? Всего в двадцати милях к югу от Интернашенал-Фолс. Население – сто двадцать человек. Зимы были, как у Кафки. Чтобы справиться с этим, вы либо спиваетесь, либо сходите с ума, либо учитесь принимать жизнь такой, какая она есть, – Лейк рассмеялся. – Большинство из нас выбирало последний вариант, – он сделал еще один глоток пива. – Недалеко от города располагалась каменоломня. Там я и начал работать с камнем. Так и проводил уйму свободного времени в периоды с ноября по апрель.

– А потом?

– Что ж, будучи мальчишкой со Среднего Запада, я решил перебраться в Нью-Йорк, чтобы сделать себе имя в мире искусства. Это было вначале 80-х, и каким-то образом моя работа пошла в гору. Возможно, я привнес в искусство что-то новое… Хотя все новое – это хорошо забытое старое. Боже, этот город казался мне настоящим бедламом! Когда я стал популярнее, все свалилось на меня, как снег на голову: деньги, слава, вечеринки, весь этот ужасный претенциозный мир в центре города-галереи, – он покачал головой. – Как и все остальные, я подсел на кокаин. Но, в конце концов, я прозрел. Я понял, что если ничего не сделаю, то выпаду из этой среды и потеряю свою музу.

– Как же вы выбрали этот город?

– Я познакомился с удивительной девушкой, и она устала от Нью-Йорка так же, как и я. Детство она провела в Ньюберипорте. Мы купили территорию маяка, восстановили дом смотрителя, а остальную часть истории вы уже знаете. У нас была прекрасная жизнь – у меня и Элизы. Боже, как я любил ее! Мне не хватает ее каждый день.

– Как она умерла?

Лейк был немного озадачен прямотой этого вопроса и употреблением резкого слова «умерла» вместо более аккуратного «скончалась».

– Рак поджелудочной железы. Ей поставили диагноз, и уже через три месяца ее не стало.

– Вам никогда не становится скучно здесь?

– Если вы серьезно намереваетесь быть художником, вам просто необходимо работать в тихом месте. Нужно отгородиться от мира, проводить время вдали от всего это дерьма: кураторов, критиков, трендов. К тому же и на практическом уровне мне требуется довольно большое пространство. Я обрабатываю большие каменные куски. А еще я ведь упоминал, что здесь прекрасный источник розового гранита. Он есть только на побережье. Я могу пойти в карьер и выбрать свой камень, а рабочие достают его для меня и доставляют. Роскошная вещь.

– Я немного знаком с вашей работой, – заметил Пендергаст. – Вы не боитесь избегать модного или эфемерного. И вы отлично чувствуете камень.

Лейк, казалось, покраснел от смущения. Он чувствовал, что этот человек очень редко кого-либо хвалит.

– А ваша новая компаньонка, госпожа Хинтервассер? Как вы с ней познакомились?

Этот вопрос тоже показался слишком прямым.

– После смерти Элизы я отправился в круиз. Там я и познакомился с Кэрол. На тот момент она недавно развелась.

– И некоторое время спустя она решила переехать к вам?

– Я сам пригласил ее. Мне не нравится оставаться в одиночестве. И безбрачие меня не устраивает. Совсем.

– Она разделяет ваш энтузиазм насчет вина?

– Она больше предпочитает «дайкири» или «маргариту».

– Что ж, у каждого свои недостатки, – сказал Пендергаст. – А сам город? Как бы вы охарактеризовали его?

– Тихий. Здесь никого особенно не волнует, что я – известный скульптор. Я могу заниматься своим делом, и никто не станет меня беспокоить.

– Но...?

– Но... я полагаю, что у каждого маленького городка есть своя темная сторона. Романы и вражда, грязные сделки по недвижимости, некомпетентные чиновники – вы ведь знаете, что говорят об отцах основателях Новой Англии – и, конечно же, шеф полиции, который очень любит проводить большую часть своего времени, вкладывая не всегда уместные штрафные талоны за «дворники» автомобилей приезжих, прибавляя выручку к своему жалованию.

– Вы уже частично поведали мне историю шефа местной полиции.

– Ходят слухи, что он вляпался в какие-то неприятности в Бостоне. Этого было недостаточно, чтобы его уволить, но это пошатнуло его карьерные перспективы, поэтому его перевели сюда – дослуживаться до выхода на пенсию. Разумеется, внутри он настоящий мужлан, но со временем смог внешне слегка отшлифовать себя. Более-менее.

– А какого рода неприятности возникли у него в Бостоне?

– Говорят, он слишком давил на одного подозреваемого, принуждал его признаться в том, чего этот человек не совершал, угрожал ему и прочее. Парня реабилитировали с помощью ДНК-теста, и пришлось его освободить – он выиграл крупный иск против города.

– А что насчет его молодого заместителя?

– Гэвина? – Лейк помедлил. – Он хороший парень. Тихий. Родом из Эксмута. Его отец раньше был шефом полиции. Парень получил высшее образование – в Бостонском филиале Массачусетского Университета, насколько я помню. Закончил учебу хорошо, он теперь специалист по уголовному праву. Все ожидали, что его ждут великие дела, а вместо этого он вернулся сюда и попытался пойти по стопам отца – к большому удовольствию города, должен отметить. Естественно, он метил на место Мердока, – Лейк прервался. – Итак, готовы отужинать?

Еще один взгляд на доску.

– Могу я поинтересоваться, есть ли в городе ресторан получше?

Лейк рассмеялся.

– Вы и сидите в numero uno[15]15
  Nurero uno (итал.) – номер один.


[Закрыть]. Просто здесь не могут обойти своим вниманием стандартный набор блюд Новой Англии: шашлык, гамбургеры и жареных моллюсков. Но на кухне работает новый повар, говорят, что он прежде служил на морском флоте. Может быть, он сможет улучшить ситуацию.

– Посмотрим.

Лейк посмотрел на него.

– Меня разбирает любопытство касательно вас, мистер Пендергаст. Я все пытаюсь распознать ваш акцент. Вы упоминали, что вы с юга, но я не могу с точностью определить происхождение вашего акцента.

– Он зародился во Французском Квартале Нового Орлеана.

– Теперь я понимаю. И что же привело вас в Нью-Йорк? Надеюсь, вы не против, что я спрашиваю.

Лейк понял по выражению лица агента, что он насторожился.

– Несколько лет назад я приехал в Нью-Йорк из-за одного расследования. Нью-йоркское отделение попросило меня остаться.

Стараясь вернуться на безопасную почву, Лейк спросил:

– Вы женаты? Дети есть?

Он тут же заметил, что зашел с расспросами слишком далеко. Добродушное выражение исчезло с лица Пендергаста, воцарилось долгое молчание, прежде чем он ответил:

– Нет, – от тона его голоса вода запросто могла превратиться в лед.

Лейк попытался скрыть свое смущение очередным глотком пива.

– Что ж, может, обсудим наше дело? Мне любопытно, есть ли у вас какие-нибудь версии того, кто именно это сделал.

– Никаких версий, которые превышали бы уровень обычных догадок, – Пендергаст осмотрел помещение ничего не выражающим взглядом. – Возможно, будет полезнее, если вы расскажете мне о людях в этом зале.

Эта просьба поставила Лейка в тупик.

– Вы имеете в виду их имена?

– Имена, précise[16]16
  Précise (франц.) – детали.


[Закрыть], особенности.

Лейк заказал второе пиво – на этот раз эль «Тандерхед». У него разыгрался аппетит, и он чувствовал, что просто обязан немедленно что-нибудь съесть. Лейк наклонился вперед.

– Есть одна вещь, которую они не могут испортить в этом ресторане при всем желании: устрицы в полураковине.

Услышав это предложение, Пендергаст оживился:

– Превосходно! Давайте закажем две дюжины.

Лейк поманил официантку и сделал заказ, после чего наклонился вперед.

– Что ж, давайте посмотрим. Новая официантка...

– Нам нет необходимости обсуждать официантку. Следующий?

– Хмммммм, – Лейк осмотрел комнату. Помимо бармена и посетителя за барной стойкой, в зале были заняты всего два стола. – Человек за барной стойкой – Джо Данвуди. Данвуди – старожилы Эксмута, их семья корнями уходят аж к колониальным временам. Его брат Дана – один из членов городского управления и чертовски проницательный адвокат. Лучше не переходить ему дорогу.

– А если перейти?

– Вам могут не предоставить разрешения на строительство гаража, о котором вы так мечтали. Или, быть может, к вам заявится санитарный инспектор и повесит красную бирку на сеть ваших труб. Мелкие неприятности, но раздражающие.

– Дальше.

Лейк осмотрелся.

– Видите эту грудастую женщину в углу, попивающую «7&7»[17]17
  7&7 – алкогольный коктейль. Для его приготовления стакан заполняется льдом, поверх наливается виски, практически доверху наливается содовая, после чего содержимое слегка перемешивается.


[Закрыть]? Долорес Клейбрук. Очень любит совать нос в чужие дела. Ужасная женщина, само олицетворение слова «Schadenfreude»[18]18
  Schadenfreunde – злорадство (нем.)


[Закрыть]. Ее семья была одной из самых богатых в городе, они сколотили состояние в Глостере на судостроении. Филиал переехал сюда, и они занялись ловлей трески, но это дело не принесло успеха, и их финансы пришли в упадок. Долорес последняя представительница семьи, оставшаяся в живых, и уже похоронила трех мужей. Если бы вы подмигнули ей или ущипнули за задницу, она охотно рассказала бы вам все, что угодно.

– Возможно, в другой раз. Дальше?

– Эта пара за столом у окна – Марк и Сара Лилли. Он руководит местным страховым агентством, занимается мелкими инвестициями. У них на стороне есть еще дело по финансовому планированию. Его семья уходит корнями туда же, куда и большинство жителей Эксмута – в Олдхэм.

– Олдхэм?

– Маленький городок, расположенный на острове Кроу к югу отсюда. Он был разрушен ураганом в 38-м году[19]19
  Великий новоанглийский ураган 1938 года – один из немногих сильных ураганов, наносивших удар по Новой Англии. По оценкам, ураган убил от 682 до 800 человек, разрушил или значительно повредил 57 тыс. домов и нанес ущерб в 306 млн. долларов США. Сейчас этот ураган остается сильнейшим в истории Новой Англии.


[Закрыть]. Большинство жителей переехало в Дилл-Таун, который до этого был заброшен. В конце концов, семейство Лилли породнилось с голубой кровью Эксмута – и так или иначе была ею принята.

Пендергаст указал на мужчину в твидовом пиджаке, который сидел за барной стойкой.

– А вот этот весьма любопытный субъект. Тот, что с кожаными заплатками на пиджаке. Кто он?

– Он не из местных, это же очевидно. Англичанин. Уже приезжал сюда несколько недель назад ради исследований одной морской тайны, довольно популярной в этом районе. Кажется, теперь он вернулся, но я не знаю, зачем.

– Морской тайны?

– В 1884 году исчез пароход «Замок Пембрук», вышедший из Лондона и направлявшийся в Бостон. Он буквально испарился ночью на северо-востоке между мысом Элизабет и мысом Энн. Не было обнаружено ни следа, даже сломанного лонжерона. Время от времени сюда прибывают люди, которые пытаются выяснить, что произошло. Это напоминает историю «Летучего Голландца»[20]20
  «Летучий голландец» – легендарный парусный корабль-призрак, который не может пристать к берегу и обречён вечно бороздить моря. Обычно люди наблюдают такой корабль издалека, иногда в окружении светящегося ореола. Согласно легенде, когда «Летучий голландец» встречается с другим судном, его команда пытается передать на берег послания людям, которых давно уже нет в живых. В морских поверьях встреча с «Летучим голландцем» считалась плохим предзнаменованием.


[Закрыть] или «Марии Целесты»[21]21
  «Мария Целеста»  – корабль, покинутый экипажем по невыясненной причине и найденный 4 декабря 1872 года в 400 милях от Гибралтара кораблём «Деи Грация» (Dei Gratia). Классический пример корабля-призрака.


[Закрыть].

– Любопытно. И как же зовут этого джентльмена?

– Моррис МакКул.

– Вы встречались с ним?

– Нет. Но могу сказать, что в нем есть что-то подозрительное. Если бы он на тот момент не был далеко отсюда, для меня он стал бы первым подозреваемым в деле о моем украденном вине. Моррис МакКул... бьюсь об заклад, что это самое вымышленное имя, что я когда-либо слышал.

– Напротив, никто не стал бы брать такой псевдоним.

Лейк замолчал, когда появилась официантка и поставила перед ними большое блюдо сырых устриц на подушке из измельченного льда с коктейльным соусом, тертым хреном и ломтиками лимона.

– Как вы предпочитаете их есть? – поинтересовался Лейк.

– С лимоном и больше ни с чем.

– Наш человек! – Лейк выжал лимон над глянцевыми жирными устрицами, наблюдая, как кромки начинают скручиваться при попадании кислоты.

– После вас.

Пендергаст поднял одну полураковину, быстрым движением поднес ее к губам, беззвучно всосал устрицу и с кошачьей грацией отложил пустую половинку раковины в сторону, промокнув губы салфеткой.

Лейк взял следующую, и на время трапезы за столом воцарилась тишина. Они всасывали одну пухлую устрицу за другой, пока на блюде не осталось ничего, кроме пустых блестящих раковин.

Пендергаст в последний раз промокнул губы, отложил салфетку и взглянул на часы.

– Теперь мне пора. Я искренне насладился ужином. Благодарю вас за предложение.

– Рад услужить, – что-то странное присутствовало в этом человеке, которого Лейк счел любопытно привлекательным: мраморно-бледное лицо с острыми чертами, черный костюм, строгий вид... и, не в последнюю очередь, его алчная любовь к устрицам.

7

Моррис МакКул покинул гостиницу «Капитал Халл», находясь в приподнятом настроении, несмотря на то, что пастуший пирог тяжелым грузом покоился у него в животе. В то время как еда оказалась лишь пародией настоящего блюда, он был приятно удивлен прекрасным ассортиментом местных сортов пива и эля, доступных сейчас в Америке; во время своего последнего визита, двадцать лет назад, ему было трудно найти что-то, кроме «Курза».

МакКул был любителем пеших прогулок. В своей деревне Пенрит, Камбрия, он всегда гулял после обеда, чтобы улучшить пищеварение. МакКул был ярым сторонником свежего воздуха и физических упражнений, и именно после этих послеобеденных прогулок у него возникало много исторических соображений и идей.

Но предстоящая прогулка имела определенную цель. Вытащив из кармана карту, нарисованную от руки, он просмотрел ее, сориентировался и направился к посеребренной деревянной лестнице, ведущей через скалы к пляжу, раскинувшемуся внизу.

Волны с размеренным темпом следовали одна за другой, с грохотом и шипением обрушиваясь на берег, а затем, с блеском отступали и снова повторяли свой набег. Оставаясь там, где песок все еще был плотным от сырости отступающего прилива, он направился вдоль пляжа в сторону раскинувшихся обширных болот, где река Эксмут впадала в бухту. Печально известные слепни, которые доминировали жарким днем, отошли от дел этим прохладным октябрьским вечером.

МакКул с удовлетворением вдохнул соленый воздух. Сейчас он был так близко... так близко. Несмотря на то, что все еще всплывали некоторые загадочные, но совершенно необъяснимые аспекты, он был уверен, что разгадал главную тайну.

Пляж оказался пустынным, за исключением маленькой фигуры позади него, тоже наслаждающейся вечерней прогулкой. Казалось, что фигура внезапно вышла со стороны болот. МакКулу не понравилось, что кто-то может заметить, куда он направился, и он ускорил шаг, чтобы оставить попутчика позади. Пока он шел, маяк на удаленных скалах начал мигать: без сомнения, сработала автоматика, настроенная на закат, в то время как оранжевый шар солнца начал погружаться за стволы сосен вдоль границы болота.

Пляж изгибался вовнутрь, где в океан входила лента Эксмута. Поток вытекал из обширного устья, вливаясь в убывающий прилив и выстреливая темно-серыми брызгами. От отмели шел насыщенный, но не совсем неприятный запах. Когда МакКул развернулся, чтобы оглядеться, то был очень удивлен, увидев, что фигура позади него стала намного ближе. Человек, должно быть, очень быстро шел, возможно, даже бежал, чтобы настолько приблизиться к нему. Неужели он пытается догнать его? Даже с заметного расстояния МакКулу не понравился внешний вид мужчины.

Еле заметная тропинка пролегала в болотной траве вдоль края деревьев, и он начал двигаться еще быстрее. Преследователь находился примерно в сотне ярдов позади него, одетый в неряшливую одежду довольно непонятного фасона. Или, возможно, это оказалось всего лишь впечатлением МакКула от беглого взгляда?

Он направился по тропе, сверившись с грубой картой. Давно заброшенная рабочая набережная девятнадцатого века располагалась вдоль следующего изгиба устья. Когда он повернул за угол, то увидел группу старых деревянных свай, уходящих в бухту параллельными рядами штырей, и давно исчезнувший настил. Массивные гранитные сваи, сделанные из грубо отесанных блоков, все еще стояли вдоль берега – и будут стоять до конца времен. Перед взглядом историка предстали гранитные фундаменты погрузочных доков и пристаней, а также разрушенный завод по переработке рыбы. МакКул тщательно составил карту этой области, используя исторические документы и фотографии, чтобы воссоздать набережную 1880-х годов. Именно здесь давным-давно торговали рыболовы на своих драгерах[22]22
  Драгер — небольшое моторное рыболовное судно.


[Закрыть], сейнерах[23]23
  Сейнер – рыбопромысловое судно для лова рыбы снюрреводом или кошельковым неводом, который также может называться сейной.


[Закрыть], и каботажниках[24]24
  Каботажник (фр. cabotage) – коммерческое грузовое или пассажирское судно, плавающее между морскими портами одного и того же государства.


[Закрыть], переживая долгий экономический спад после китобойного расцвета восемнадцатого и начала девятнадцатого веков. Устаревшая набережная, в конце концов, была разрушена печально известным ураганом «Янки-Клипер» 1938 года. Современная набережная была построена выше устья, в более защищенном месте. Но до конца город так и не восстановился от разрушений.

Когда появились гниющие причалы, МакКул услышал позади себя шум и обернулся, чтобы обнаружить мужчину, приближающегося к нему с решительным видом. И только теперь он смог рассмотреть, что же это была за странная и страшная фигура: странно деформированное лицо, сбитый пучок тонких рыжих волос на голове, дергающиеся влажные губы, больше утолщенные с одной стороны, чем с другой, пятнистые поражения, напоминающие веснушки, трехконечная борода и выступающий лоб с единственной густой бровью, пролегающей поперек. МакКул думал, что он знаком со всеми в городе, но этого человека он никогда раньше не видел. Он казался воплощением всех ночных кошмаром.

В одной руке мужчина держал штык, который, пока он приближался быстрой походкой и сверкал глазами, он обнажил со стальным высоким резким звоном.

С непроизвольным криком замешательства и страха МакКул развернулся и побежал к старым причалам. Его преследователь также перешел на бег, соблюдая дистанцию: не приближаясь и не отставая, как будто он специально гнал его вперед.

МакКул позвал на помощь раз, затем еще раз, но он находился слишком далеко от города, и его голос поглощали обширные болота, раскинувшиеся за гниющими пирсами.

Стремясь скрыться от преследователя, он спрыгнул с тропы, поднялся по насыпи над первым причалом, перепрыгнул через каменный фундамент и прорвался сквозь заросли кустов малины. Он слышал, как его преследователь крушит все, следуя за ним.

– Чего ты хочешь? – прокричал МакКул, но не получил ответа.

Чертополохи рвали его брюки и рубашку, царапая лицо и руки. Он выскочил с другой стороны зарослей и направился вдоль очертаний набережной, споткнувшись о фундамент прогнившей, обвалившейся рыбной лавки и клубок проржавевших кабелей и цепей.

Это было безумие. Его преследует сумасшедший.

Он всхлипывал, задыхаясь от паники, с жадностью хватая ртом воздух. В ужасе он споткнулся о еще один разрушенный фундамент, скатился по насыпи, снова поднялся на ноги и забежал на широкий участок, покрытый болотной травой. Может быть, ему удастся затеряться в зарослях. МакКул продвигался вперед, помогая себе руками, продираясь сквозь густую траву. Он оглянулся и увидел, что рыжеволосый сумасшедший все еще преследует его: глаза горели, подобно раскаленным углям, штук в руке сметал все на своем пути почти без усилий.

– Помогите! – закричал МакКул. – Кто-нибудь помогите мне!

Стая черных дроздов вырвалась из полосы камышей спутанной массой бьющихся крыльев. Не было никакого шанса обогнать этого упорного преследователя. МакКула просто загоняли все глубже и дальше в болото.

Вода. Если бы он только смог добраться до воды. Он был уверенным пловцом. Сумасшедший едва ли мог так хорошо плавать.

МакКул повернул налево, направляясь к сердцу болота. Теперь трава стала такой высокой, что он не мог рассмотреть, что ждет его впереди, затем он споткнулся, схватился за острую траву руками, едва ощутив порезы и ссадины, которые она ему нанесла. Снова и снова он падал, слыша треск веток позади себя и шуршание одежд своего преследователя – эти звуки раздавались теперь всего в каких-то десяти футах от него. Бухта или болотный канал должны быть где-то впереди. Что угодно, ради Бога, что угодно...

И вдруг трава кончилась, и он вырвался на илистую пойму, раскинувшуюся на пятьдесят футов до стремительного проточного канала.

Здесь не было спасения; он погрузился в грязь, увязнув до самых колен. С криком страха он боролся, шлепал, бился и метался в грязи. Он обернулся и увидел рыжеволосого урода, стоящего на краю травы со штыком в руке, его и без того уродливое лицо искажала гротескная ухмылка.

– Кто ты?! – закричал МакКул.

Мужчина вернулся в заросли травы и скрылся.

Мгновение МакКул стоял в грязи, задыхаясь и кашляя, положив руки на колени, и чувствуя, что его легкие могут вот-вот взорваться. Что же делать дальше? Он огляделся. Канал пролегал на расстоянии пятидесяти футов от него: мутный поток, направляющийся к убывающему приливу. На противоположной стороне раскинулось бесконечное болото.

Никогда он не вернется в эту кошмарную траву: только не к тому маньяку, который там прячется. Никогда. И все же первым возможным вариантом выхода из этого ада было вернуться обратно, пробравшись через заросли травы. Альтернатива состояла в том, чтобы добраться до воды и выплыть, отдавшись течению.

МакКул продолжал стоять на месте с колотящимся сердцем. Свет дня угасал; вода продолжала свой бег, а дрозды, крича, возвращались.

В конце концов, он направился к водному каналу. Когда МакКул приблизился к берегу, слой грязи стал еще толще, и он остановился. Грязь была холодной, а вода, как он догадывался, будет еще холоднее. Но у него не было выбора.

Он погрузился в поток. Было очень холодно. Он оттолкнулся от берега, позволив воде подхватить его, и поплыл вниз по течению, обремененный твидовым пиджаком, брюками, пропитанными грязью, и тяжелыми кожаными ботинками. Но он был опытным пловцом и удерживал себя над уровнем воды, совершая длинные взмахи руками, увеличивая скорость и оставляя позади болотную траву. Канал сузился, скорость течения стремительно возросла, трава подступала с обеих сторон. Он направлялся к морю. Это все, на чем он был сосредоточен. Слава богу, скоро покажется пляж, на который он сможет выбраться и вернуться в свой безопасный номер в гостинице.

Когда он обогнул следующий изгиб канала, пытаясь лихорадочно плыть, то увидел стену травы, из-за которой показалась фигура: рыжие волосы, изуродованное ухмыляющееся лицо, сверкающие желтые глаза, мерцающий штык.

– Господи, нет. Нет! – закричал он, пытаясь отчаянно добраться до противоположного берега канала, даже когда поток лишь ближе подтолкнул его к набережной, где стояла эта фигура… даже когда фигура спрыгнула в воду подобно хищнику, обрушившись на него… даже когда почувствовал, как толчок холодной стали, подобно острой сосульке, пронзил его нутро.