Текст книги "Двойной шантаж (СИ)"

Автор книги: Линетт Тиган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Ты его хочешь наказать? – спрашиваю в ответ.

– Да, – кратко отвечает он.

– Тогда ты знаешь, что делать, – говорю я, снова отворачиваясь и прикрывая глаза.

Ни одно мое оправдание никогда и никого не спасало, особенно, если Марат уже вынес свой вердикт или приговор.

Слышен короткий стук и нерешительно отпирающаяся дверь. Марат не шелохнулся, продолжая прикасаться ко мне своими руками, совсем без сексуального подтекста, скорее по-собственнически.

– Мирон, – с уважением произносит знакомый обволакивающий голос, и я стремительно открываю глаза, дернувшись и попытавшись встать. Меня удерживает Марат, не позволяя совершать резких движений. – Виктория, – её глаза удивленно сверкнули, узнавая меня, но она постаралась держать лицо непроницаемым. – Чем могу помочь?

– Лицо, ребра и рука. Проверь, – приказывает Марат холодно и требовательно.

Когда доктор склоняется надо мной, аккуратно повернув мою голову в сторону, осматривая ушиб на лице, я замечаю, как на неё в упор смотрит Марат.

– Зубы целы? – задает она вопрос, и я киваю.

– Пустяк, – пожимаю я плечами. – В области ребер болит, – я сама одной рукой задираю кофту до обнаженной груди. Я совсем не заморачивалась с одеждой, когда спешила к Егору на сделку. Доктор сначала смотрит, не касаясь, но потом сдается и проводит пальцами по ребрам.

– Болят именно ребра?

– Немного, больше в грудной клетке ноет, – делюсь своими ощущениями.

– Ребра целые, маловероятно даже трещина. Гематомы и отёчности нет, пройдет за несколько дней, – говорит Валерия, скорее Марату, чем мне, пострадавшей. – Если сильно болит – дам обезболивающее, но лучше использовать мазь.

– Само пройдет, – отмахиваюсь я, не желая пичкать себя таблетками или даваться в руки Марату, который лично будет обрабатывать ушиб.

– Не пройдет, – заведомо поправляет меня Марат. – Мазь давай и таблетки оставь, вдруг боль усилится. И руку посмотри.

Я подаю ей руку для осмотра.

– Вывиха нет. Сильно болит? – доктор аккуратно ощупывает запястье и ладонь.

– Не сильно, – пожимаю я плечами и ощущаю, как ноги Марата подомной буквально каменеют. – Простой ушиб, – доктор кивает, переглядываясь с главой Клана.

– Она в порядке, но стоит отдохнуть. Хочу заметить, что слишком бледная и явно недостаток в весе. Ушибы незначительные, но не стоит лишний раз напрягаться. Пару дней в постели, применение мазей и всё будет хорошо, – говорит доктор. – Мазь в моём кабинете в больнице, ближе съездить в аптеку.

– Я буду спать и соблюдать постельный режим, – выдыхаю я, осторожно поднимаясь. – Я очень устала, хочу отдохнуть. До завтра ничего не случится.

– Иди, – Марат кивает доктору на дверь, повернувшись ко мне лицом. Доктор озабочено смотрит на меня, но подчиняется и уходит. – Ты совсем не изменилась, всё ещё халатно относишься к своему здоровью, – делает он мне замечание, но без какого-либо недовольства или злобы. Скорее обычная констатация факта.

– Ты тоже не изменился, – тихо отвечаю я, свешивая ноги на пол. – Я могу принять душ и переодеваться? – спрашиваю я разрешение, на что слышу тяжелый выдох.

– Ты здесь не заложница, Пташка. И никогда ею не была. Всё в твоём распоряжении, как и всегда, – он поднимается с кровати.

– Если я не заложница, значит, могу уйти? – тоже поднимаюсь, не желая ему давать возможности возвышаться надо мной. Я замечаю в его глазах недовольный блеск, который быстро рассеивается, но даже это впечатляет. Он проявляет какие-то эмоции – это уже очень неожиданно.

– Ты часть Клана, часть нашей семьи. Никто из семьи не уходит, а семья никогда и никого не оставляет, – строго напоминает мне Марат, отчего мурашки бегут по коже.

Семья. До чего же это нелепо звучит…

– Душ там? – предполагаю я, увидев вторую дверь в комнате. Марат кивает, но уйти не дает, осторожно положив свою массивную ладонь мне на плечо.

– У тебя кто-то был? – спрашивает тихо, и его дыхание щекочет мне шею. – Ты была без моего присмотра очень долго, Пташка, – он обеими руками сжимает мои плечи.

– Ты сделал всё возможное, чтобы я была одна, – передергиваю плечами, но ощущаю, как сердце в страхе сжимается. Я выживу здесь, это сложно морально, но не физически… Но, если Марат узнает хотя бы часть правды и Тимуре – он с ним поквитается, и я уверенна, что на моих глазах.

– Хорошо. Помни, здесь всё в твоём распоряжении, – он смотрит, как я подхожу к шкафу, открывая его. Не удивляюсь, когда четкая половина наполнена моими вещами, которые я носила, кажется, уже вечность назад. – Я знал, что ты вернешься ко мне, – говорит Марат, когда я достаю свою пижаму.

Хочется едко сделать ему замечания, фыркать и язвить, но я не решаюсь даже на это. Я должна быть благодарна, что жива, невредима и снова окутана больной заботой и контролем криминального авторитета.

Оставляю его без ответа, когда скрываюсь в ванной комнате, включаю воду и даю своим слезам свободу.

Я не готова начинать всё с нуля.

Дорогие читатели! Если вам нравится эта книга, пожалуйста, поддержите меня звёздочками! Это абсолютно бесплатно: D Вам – не сложно, а мне – приятно!

Глава 15. Его женщина

Тимур:

Четыре утра, а я сижу и не шелохнусь, когда возле меня возятся люди. Алексей Андреевич раздает строгие указания и накидывает варианты поиска Вики, а меня словно прижало бетонной плитой. Ни слов, ни эмоций, ни даже желания что-либо делать. Я растерялся. Впервые жизни я понимаю, что от меня ничего не зависит и мне… Страшно.

Архипов поднял меня ночью. Я не спал, словно чувствуя что-то нехорошее, глаза даже не смыкались. Был уже одетым, просто лежал с телефоном в руках и смотрел в потолок. Мы предполагали сделку между Викой и неизвестным человеком на выходных, но она даже не высовывалась. А среди ночи в воскресенья все подорвались.

Я до последнего надеялся, что Вика одумается, придет ко мне хотя бы с каким-то глупым объяснением и жалостливо попросит помощи, но она четко провела черту. Выгонять её из моей квартиры стоило вселенских усилий, и я знал, что был прав, но… Но внутри меня всё сопротивлялось, билось в протесте и агонии, когда я ловил её взгляд, полный сожаления и боли. Несмотря ни на что, она упрямо стояла на своём – молчала и принимала моё решение, хоть и сдерживала стоящие в глазах слезы.

Архипов настоял действовать радикально – вытряхнуть её из комфортной обстановки, заставить её говорить, надавить и услышать мотивы. По-другому она не хотела, а даже сменив стратегию, тоже смолчала. Хоть и Алексей Андреевич остался довольный результатом, я – нет. Его волновала моя безопасность, а меня волновала Вика.

Меня всего трусило, когда я смотрел на бардак в спальне, взбесившимся зверем обходя квартиру, как запертый в клетке хищник. Тогда я уже понял – она не вернется, и я не до конца понимал, упрямство это или что-то совершенно другое?

Дамир предложил помочь, но я не решился откровенничать, посоветовал только его людям наблюдать за девочками. Людей прибавилось сразу же, а Дамир лично приехал переговорить с Алексеем Андреевичем, пока я изо всех сил старался взять себя в руки.

Мы были на стройке, и я своими глазами видел её – удивительно решительную и сильную женщину, которая швырнула деньги также, как и я. Они её не волновали, от слова совсем. А затем моё сердце остановилось и вовсе – Вику и мужика, который смахивал на описанного бандита Зоей Ивановной, окружили.

– Вытащи её оттуда, – сорвался я, увидев, как моя женщина, брошенная на произвол судьбы, самостоятельно сражается с рослыми и массивами мужланами.

– Нельзя сейчас вмешиваться, – отрицательно качает головой Архипов, а я не выдерживаю и дергаю ручку дверцы машины. Не поддается, и тогда я понимаю, что он меня намеренно запер. Сукин сын! – Сейчас же отопри и дай мне оружие, – приказываю я, раздражаясь.

– Нельзя, – вторит мужчина, крепко впиваясь пальцами в руль, смотря в перед. Когда я перевожу взгляд, Вика отворачивается от жесткого удара. Она сражается, пока я бездействую. – Виктория им нужна. А если сейчас вмешаемся – мертвыми будем все.

Я вздрагиваю, когда на неё направляют оружие. Во мне все ежится от страха, но адреналин вызывает безрассудство. Архипов не успевает отреагировать, когда я бью его кулаком в лицо, вытаскивая из кобуры пистолет, щелкаю нужную кнопку и выхожу из машины.

Тогда мне преграждает дорогу Дамир.

– Не лезь, – рявкаю я. Мой друг не отходит в сторону, а я уже вижу, как все рассаживаются по машинам и разъезжаются в разные стороны. Что-то в тот момент во мне с треском надломилось.

– Ты не в себе, – Дамир аккуратно забирает из моих рук пистолет. – Мы её вернем, но тебе нужно успокоится.

Я совсем не помню дорогу к моей квартире, только вкус жгучего алкоголя и несколько таблеток, которые притупляют эмоции и заставляют ощущать себя в прострации.

Если бы я её не прогнал и запер у себя дома – она была бы цела и невредима. Я корю себя, что пошел на поводу, что разозлился и потерял здравый смысл.

– Они её не тронут, – уверенно твердит мне Дамир, присев рядом на диван, плеснув себе в стакан виски.

– Ты ничего не знаешь, – бессильно шепчу я, уставший слушать это обещание. – Никто ни черта не знает! – рявкаю я, отставив стакан в сторону. – Я не должен был её отпускать от себя ни на шаг.

– Тогда, мой дорогой друг, в тебе давно была бы дырка, – он тяжело опускает свою ладонь мне на плечо. – Люди не простые, серьезные и имеют влияние. Нужно действовать умнее.

– Откуда тебе знать, кто это?

– Не все родились во влиятельной семье, как ты, – невесело усмехнулся Дамир, заставив меня вскинуть бровь и посмотреть на него. – Я поднимал деньги разными способами и в начале пути первый капитал для вложений пришлось зарабатывать, работая с такими же ублюдками, – многозначительно намекает друг.

– У тебя всегда были деньги, – недоумеваю я.

– Понты это были, а не деньги. Брендовые шмотки – паленка, шлюхи сами вешались на меня, а пару нужных знакомств никак не прибавляли мне денег в карман. Жил я в общаге до самого выпуска.

– А ко мне ты почему не пришел? – удивленно спрашиваю я. Помню наше студенчество и не могу вспомнить ни разу, когда Дамир был без гроша в кармане.

– Решил соответствовать, по-своему, по-глупому и совершенно не по-честному, – пожимает он плечами. – К тому же если состоишь в Клане, разглашение сулит смертью, так что я держал язык за зубами.

Меня передергивает. Снова этот «Клан».

– Состоял? – не то спрашиваю, не то поправляю.

– Из Клана выходят только мертвым, – беззаботно пожимает он плечами, а я вдруг понимаю, что совершенно не знаю своего друга.

– Так значит ты… – хочу сделать очень шумное оглашение, но Дамир напирает своим взглядом.

– Я не важная шишка, в тех кругах не особо кручусь, но эти люди не забывают, что когда-то помогли мне. Теперь я должен помогать им, – тихо объясняет Дамир, делая глоток алкоголя. – К моему главному пробиться не просто, но я это сделаю любой ценой. Твоя Кошка вляпалась по самые уши – это я точно знаю.

– Мурка, – неосознанно поправляю я друга, который не сразу понимает смысл моего слова. – Хотя она та ещё… Кошка, – качаю я головой, взъерошивая волосы. – Помоги мне, Дамир. Я не пожалею ничего, совершенно.

– Ничего, говоришь… – задумчиво констатирует он мою решительность. – Дай мне допуск к своим проектам. Кажется, я знаю, что можно предложить моим привередливым друзьям.

Я стремительно срываюсь с места, словно и оживаю впервые за несколько часов. Спешу в кабинет и Дамир не отстает. Мы остаемся вместе, ограждаясь от шума в кухне в гостевой комнате. Я сажусь за свой рабочий стол и включаю ноутбук, нетерпеливо поглядывая на время.

Не хочу, чтобы Вика была в чужих когтистых лапах больше, чем она выдержит. Я совсем не знаю, что с ней делают, как она реагирует и что вообще происходит… Но я знаю одно – Дамиру я верю.

– Так. Что тебя конкретно интересует? – спрашиваю я, подключаясь к своему главному серверу.

– Жилой комплекс. Развлекательные центры или дома. Возможно, оборудование, рабочие машины и склады, – задумывается Дамир, а я смотрю на свои сортированные проекты по папкам.

– Я собираюсь строить загородный комплекс, участок уже выкупил. Жилой комплекс… – задумываюсь, откидываясь на спинку дивана, – родительский фамильный дом. Он находится в лесной роще у воды, заброшен и подлежит ремонту, но им можно заняться. Фундамент очень впечатляющий. Склады имею только под свою личную продукцию, а машины у официальных подрядчиков, – рассуждаю я в слух.

– Всё равно мелко, – задумавшись, говорит Дамир.

– А что насчет моего бизнеса в целом? – собственная идея заставляет меня подняться и загоревшимся взглядом посмотреть на друга, которая отрицательно покачал головой. – Почему? Это хороший бизнес, прибыльный и налаженный.

– И официальный, – фыркает Дамир, откинув голову на спинку удобного кресла. – Это Клан, а значит заведомо их любой род деятельности криминальный. От нового руководства твои люди разбегутся от ужаса, а бизнес похерят через пару лет. Если это понимаю я, значит не подходит точно.

– Тогда, что они поимеют с развлекательного комплекса или дома? – я совершенно никогда не понимал и не вникал в управление бандитской группировки, или как его там… Клана.

– Да всё просто. В развлекательном комплексе можно сделать бордель, принимать важных шишек и хорошо отдохнуть после дел. А жилой комплекс может служить их резиденцией, – говорит Дамир, не поднимая головы.

Фыркаю.

– Вряд ли бордель можно спрятать, – я слышу надменное хмыканье Дамира, который тяжело выдыхает. – Что? Это же не законно!

– Это ты не можешь спрятать, а они скорее листовки начнут печатать тысячными тиражами, чтобы выловить рыбу покрупнее, – вздыхает друг. – Не засоряй голову этими вопросами, просто предлагай варианты.

Я задумываюсь. И впрямь – мой бизнес прозрачный, честный и законный. Мне нечего предложить… Почти нечего.

– А шахты? Шахты их могут заинтересовать? Туннели в несколько сотен километров, куда можно спрятать достаточно много и, главное, безопасно, – задаю я вопрос, вспоминая о своем дедушке, который когда-то на шахтах поднял свой бизнес.

– Шахты… Звучит интересно, – он опускает голову, вперив в меня задумчивый взгляд. – Они принадлежат тебе? – Дамир заинтересованно поддается вперед.

– Да, достались от дедушки, – киваю я, с надеждой глядя на Дамира, который встал. – Они закрыты, но там безопасно. Туннели очень широкие и, на мою память, даже железная дорога рабочая.

– Сделаешь по ним отчет? Метраж, объем, безопасность и всё в этом духе? – спрашивает он, достав из кармана свой телефон. – И фамильный дом, думаю, тоже подойдет.

– Это их заинтересует? – встревоженно поднимаюсь, когда мой друг хмурится и что-то клацает в своём телефоне.

– Уверенным быть нельзя ни в чём, но мы попробуем, – даже маленький шанс, звучит как успех. – Займись этим сейчас же, а мне стоит переговорить с нужными людьми. К семи часам утра справишься?

– Если нужно, смогу и быстрее, – заверяю я Дамира, который поднял взгляд и снова внимательно на меня посмотрел. Я нервно перебираю пальцами карандаш, поджимая губы.

– Ты её любишь? – внезапно задает вопрос друг, спрятав в карман телефон.

Я тяну с ответом, хоть и знаю его. Просто не привык говорить это, не привык чествовать подобное, а тем более волноваться до седины и трясущихся рук за свою женщину.

– Если понадобится – костьми лягу, но я верну её к нормальной жизни, – это звучит глубже и тверже, и говорит больше одного «люблю», потерявшего всю суть в наше время. – Я нуждаюсь в ней, – признаюсь я, и ощущаю, как желудок сжимается и готов вывернуться наизнанку от странных ощущений.

Дамир кивает, не произнося больше ни слова. Взгляд его непроницаемый, совершенно закрытый от меня, но видимо он многое понимает, когда мягко растягивает губы в поддерживающей улыбке. Мой друг уходит тихо, а я сажусь за работу, решая сделать такой же впечатляющий и продающий отчет, как умеет делать только остроумная Виктория Владимировна.

***

Виктория:

Я проснулась, когда услышала тяжелые шаги. Сон был беспокойным, и я часто просыпалась, не чувствуя себя в безопасности.

Повернувшись на бок, вижу Марата, который ставит на тумбу поднос с завтраком. Он смотрит на меня своими стеклянными глазами и отходит в сторону, словно ощущая, как из-за него я почти не дышу. Марат размещается в кресле у столика, расслаблено в нем устроившись, уперев взгляд в окно.

Сажусь ровнее, удобно размещая за спиной подушку и тянусь к подносу. Завтракать с утра я совсем не привыкла, но я не хочу лишний раз разговаривать или находить причины к отказу. Просто делаю то, что предлагают.

Завтрак хоть и выглядит простым, но по подаче я уже понимаю, что готовил отличный шеф-повар. Слишком всё идеально, даже эти яйца, которые у меня всегда растекаются по всей сковороде, введут любого перфекциониста в экстаз. Не спеша надкусываю свежую брускету с красной рыбой и заедаю кусочком яичницы.

Момент, когда жевать становится трудно и даже неловко, поднимаю голову. Марат пристально на меня смотрит, а я стараюсь продолжить жевать и не подавиться.

– Тебе нравится столица? – спрашивает мужчина, вопросы которого никогда не бывают беспочвенными.

Я пожимаю плечами, запивая еду соком.

– Мы можем остаться здесь жить, – продолжает говорить Марат, а я уже соображаю, к чему он клонит.

– Не нравится, – кратко отвечаю я на первый вопрос, и специально набиваю рот едой, чтобы не получать от него новые и внезапные вопросы.

Марат задумывается и вновь переводит взгляд в окно, словно там черпает собственные идеи и стратегии. Какой бы не была напряженная обстановка, завтракаю я почти с удовольствием. Еда вкусная, а я оказалась голодной. Сметаю почти всё с тарелки и, наверное, будь я дома, насыпала бы добавки.

– Почему? – его короткий вопрос сбивает с толку, когда я отставляю поднос.

– Шумно, – не многословно говорю я, а сама вспоминаю Тимура. Мне стоит держаться от него как можно дальше, а лучше вообще вернуться в родной город. Возможно, я встречусь со своей мамой… Сейчас я ощущаю, как мне одиноко и что я в ней нуждаюсь, как потерянный ребенок.

– Но ты здесь прожила несколько лет, – Марат прощупывает почву, а я отлично помню этот метод своеобразного, но мягкого допроса.

– Я сбежала. Здесь не твоя территория, а значит это была моя защита. У меня не было выбора, – я говорю ему это в глаза, не тая своих прошлых мотивов, – но это не значит, что столица мне нравится. Наш город мне ближе. Там спокойно, – договариваю я, всё-таки склоняясь к возвращению домой, даже если это случится под конвоем его псов.

– Ты стала другой, – Марат поднимается, а я готова спрыгнуть с кровати и выброситься в окно. Подходит тихо, с изящной хищной походкой, присаживаясь на край кровати рядом со мной. – Стала совсем взрослой и самостоятельной, – он поднимает руку, а я дергаю подбородком, отворачиваясь от прикосновения. Он смотрит глубоко и дико, но не прикасается, – расцвела.

Когда я сбегала, была юной девушкой, всего двадцать два года. Но даже тогда я для своего возраста видела и ощущала больше, чем нужно.

– Я помню тебя ещё совсем девочкой, а сейчас ты уже взрослая и умная женщина, – говорит он, пристально рассматривая меня, – и ты должна осознать, что принадлежишь мне и Клану. Я хочу, чтобы тебя уважали, а не воспринимали, как предателя или мою шлюху.

Тяжело сглатываю, но взгляд не отвожу.

– Этого хочешь ты, Марат, а не я, – напоминаю ему о своих желаниях, которые он уважал, но в нужный момент всегда о них забывал. – Я не хочу такой жизни и никогда не хотела.

– Значит, тебе придется с этим смириться, – его тон становится утробным и угрожающим, а глаза темнеют.

Он красивый мужчина: с волевым подбородком и начисто выбритым лицом, с аристократически убранными в хвост волосами, которые черней смолы, а глаза холодные и цепляющие – серые. Когда-то я даже думала, что влюблена в него, такого неземного, опасного для других и бережного со мной… Но я оказалась умнее, начала понимать, что в его жизни мне не место, что я хочу свободы и принадлежать самой себе.

Противостоять ему оказалось сложно, он обрек меня на узы «семьи», когда привел в свой Клан. Марат хочет обладать мной полностью, но я никогда не давала согласия на принадлежность как к Клану, так и быть ему женой.

– Меня устраивает роль шлюхи. С этим я могу смириться.

Хотелось злорадно усмехнуться, но это было бы слишком. Марат мне многое позволяет, но границы проводит жесткие, часто напоминая о последствиях, чтобы я не забывалась. И сейчас он уже в ярости. Единственное, что его выдает – он не моргает, как зверь перед броском.

– Ты меня провоцируешь? – спрашивает Марат, а я вдруг холодею и отвожу взгляд. Я думала, что стала сильнее, но переиграть его невозможно. – Не справишься, Пташка. Хоть ты и оперилась, но я всё ещё помню, что ты меня предала, – внутри меня всё сжимается от эмоционального накала.

– Я тоже многое помню, – во мне забурлила несправедливость, когда я с горечью смотрю ему глаза. Марат никак не выражает эмоции, просто смотрит, внимательно. Так, словно желает мне вскрыть череп и пристально рассмотреть все мои мысли. – Помню это, – я приподнимаю рубашку, демонстрируя ему шрамы, которые он оставил лично. – Помню, как ты не дал мне закончить учебу. Я помню, как ты не выпускал меня месяцами из своего дома. А ещё я помню, как ты убивал и мучил на моих глазах…

– Достаточно, – он поднимает ладонь, грубо меня заткнув.

Я замолкаю, но гневно прожигаю его взглядом, всем видом показывая, что не готова ему поддаваться так просто. Да, мне придется подчиниться, но это не значит, что я буду хорошей девочкой. Я ею была до встречи с ним. Может, я слаба сейчас, но я не собираюсь быть жертвой всю свою жизнь.

– Отдыхай. Я пришлю к тебе доктора, – Марат, больше не уронив взгляда в мою сторону, встает и уходит, хлопнув дверью. Дверь с замочной скважиной, но он меня не запирает.

Я не заложница – сказал он. Как же! Видимо, Марат до сих пор считает меня юной, неопытной и совсем неумной девочкой, которая не понимает, что эта территория защищается ничем не хуже, чем президентская резиденция.

Смотрю в стену, совершенно ни о чём не думая. Стены давят, причем на столько, что становится душно. В воздухе всё ещё слышен его запах, и он такой тяжелый, что заставляет подняться и открыть окно на проветривание.

На территории я замечаю охрану с псами, но взгляд мой поднимается дальше и выше – на высокий, гладкий забор, по которому невозможно вскарабкаться без помощи. Фонари стоят буквально через каждые пятнадцать метров, ночью здесь очень светло, так что никто не выйдет и не зайдет незамеченным.

«Не заложница» – напоминаю я себе его слова, горько усмехнувшись.

Я оборачиваюсь на едва хлопнувшую дверь. Доктор, собственной персоной. Ночью даже не смотрела особо в глаза, а сейчас цепляет каждый мой выдох, всматривается в лицо и обреченно качает головой.

– Здравствуй, Валерия, – говорю я и прохожу к креслу, присев на него. – Давно не виделись, – в моём голосе слышится горечь.

– Давно, – соглашается она. Подходит к другому креслу и устраивает на нём свою рабочую сумку, ища в ней лекарство. – Как попалась? – интересуется девушка, хоть и делает вид, что внимательно читает инструкцию по применению мази.

– Сдали, – пожимаю плечами. Валерия громко выдыхает и опрокидывает голову, стараясь взять себя в руки. Она напряжена, точно, как и я.

– Дай угадаю: ты снова влезла в неприятности, – усмехается девушка, не злобно, но весьма печально. Отставляет на журнальный столик мазь и обезболивающие лекарства. – Ты нарушила своё обещание, – напоминает мне доктор, человек, который здесь такой же узник, как и я.

Единственное, что нас отличает – она свободна, но крепко накрепко связана с Кланом. Она работает доктором, приближенная, имеет свой авторитет и может жить своей жизнью на воле – ей доверяют. А я не имела права ни на что, кроме как существовать рядом с Маратом, который глаз с меня не спускал.

Так мы и познакомились, когда от бессилия я выпрыгнула с третьего этажа особняка. Собиралась бежать, но ушибы оказались сильнее меня. Лера оказалась не просто доктором, но и хорошим психологом, заставив меня одуматься… И быть умнее, настолько, чтобы дождаться своего часа и дать дёру в столицу. Не без её помощи у меня оказался дубликат ключей от каждой двери особняка.

– У меня к тебе есть просьба, – говорю я и ощущаю холодный взгляд голубых глаз. – По твоей части.

Валерия тяжело вздыхает, прикрывает глаза и присаживается на край кресла, подняв свои внимательные глаза на меня. Мы не чувствовали никогда симпатии друг другу, даже подругами не были, да нам и не дали бы дружить. Но, как бы там ни было, она мне помогает, осторожно и не вызывая подозрений, а я не наглею – много никогда не прошу.

– Достанешь мне тест на… Беременность? – мой голос превратился в шепот, когда я волнительно выдохнула. Лера меняется в лице – у меня получилось её удивить, причем очень неприятно.

– Ты роешь себе яму, Вика, – предупреждающе говорит девушка, недоверчиво меня осмотрев.

– Я хочу знать точно, – настаиваю я, решительно настроившись узнать о своём положении. Появилось слишком много сомнений, которые не дают мне спокойно дышать и действовать без плана.

– Если кто-то узнает – мы встретимся на аборте, – чеканит девушка, и не выдержав, потирает переносицу.

– Если кто-то узнает, – соглашаюсь я, – и, если я беременна, – договариваю я, всё-таки предполагая, что моё странное состояние последние недели вызвал гормональный сбой на почве стресса.

– Я не стану рисковать. Меня проверяют с ног до головы, когда захожу и когда выхожу. Заменить могу только таблетки. Так что если хочешь избавиться от плода, пока не поздно – решай сейчас и я принесу пилюли, – Лера говорит о плановом выкидыше с полной отстраненностью и холодом, словно мы обсуждаем аллергическую сыпь.

– Избавиться? – переспрашиваю я, скорее у самой себя.

Во мне всё ежится, когда я представляю, что это может произойти. Меня бросает в пот, а тело становится тяжелым, из-за чего я пересаживаюсь в кресло, нервно схватившись за подлокотники.

– Дотянешь до трех месяцев – аборт делать будет нельзя. Выносишь, родишь, а он всё равно умрет – убьют. Лучше сейчас, чем, когда услышишь плачь своего ребенка, – её тон меняется, становится звенящим и натянутым.

Мой подбородок дрожит.

– А если я не беременна, эти таблетки… – я превращаюсь в ту пугливую и растерянную девушку, которая когда-то оказалась в этом месте. Не могу собраться, не могу решиться и тем более… Господи, как на это пойти, если есть вероятность, что я могу быть беременной? Невозможно.

– Может быть побочка, но не так страшно, – пожимает плечами доктор. – Решайся. Потом нужен будет весомый повод, чтобы я ходила к тебе. У тебя усиленная охрана.

– Принеси, – киваю я, а сама пытаюсь совладеть с собой. – Как сможешь, принеси…

– Так будет лучше, ты это и сама понимаешь. Мирон с катушек слетит, если узнает, и тогда полетят головы, – напоминает мне Лера, а я поднимаю на неё глаза полные слез. – Соберись, Вика. Пока ты была малолеткой – тебе всё спускали с рук, но ты уже выросла. Теперь ты должна нести ответственность за свои поступки, – она поднимается и застегивает сумку, смотрит на наручные часы. – Приду вечером, занесу лекарство. Это будут витамины для организма.

Я стираю слезы, которые все-таки побежали по щекам и снова киваю, словно разом забыла, как говорить. Валерия уходит тихо, а я не могу собрать себя в кучу. Только успокаиваюсь, а затем думаю о Тимуре и снова рыдаю, захлебываясь в проклятых слезах. Проклятье!

***

Не поддаваясь на уловку Марата, который разрешил мне чувствовать себя вольно в доме – я не вышла за пределы комнаты. Самобичевание не позволило мне вылезти из постели, я даже не решилась сменить пижаму. Дремота накатывала каждые несколько часов, что заметно сократило время и буквально выдернуло меня уже вечером.

Я проснулась от пристального взгляда, резко сев. Жалкий болезненный стон вырвался непроизвольно, и я хватаюсь за ребра. Я замечаю, как Марат дергается, но быстро берет себя в руки, напряженно откинувшись на спинку кресла.

Присмотревшись к его костюму, меня прошибает озноб. Ещё утром серый костюм, который сшит идеально по его меркам, теперь заляпан пятнами крови. Торшер, излучающий приглушенный свет слева от мужчины, ожесточает его лицо с острыми скулами и тенями под глазами, делая из него монстра в облике человека.

– Ты весь в крови, – констатирую я очевидное, и заставляю себя подавить свой страх, брезгливо осмотрев его одежду. Напоминаю себе, что должна быть сильной рядом с ним и очень наблюдательной. Даже сейчас Марат напоминает мне хищника, который готовится к нападению.

Мужчина медленно опускает голову, разглядывая свою одежду, словно только сейчас увидел пятна крови. Марат поднимается плавно и двигается к шкафу почти бесшумно в гнетущей тишине. Открывает шкаф, выбрав себе чистую рубашку и брюки.

Раздевается. Ни о каком смущении и речи не идет, ему и вовсе плевать на подобное. Я перевожу взгляд в окно, в котором разглядываю кроваво-красный закат. Ужасающее совпадение.

– Помоги мне, Пташка, – хрипло обращается ко мне Марат.

Беспрекословно поднимаюсь и подхожу к главе Клана без надлежащего волнения и страха. Марат стоит с расстёгнутой черной рубашкой, которую я не спеша принимаюсь застегивать. Замечаю за собой изменения – ненависть и безумная осторожность подавляют страх.

Он смотрит пристально, но совершенно непроницаемо. Чувства Марата никто и никогда не замечал, но я много читала о подобном синдроме. У такого поведения, а точнее отсутствие любых эмоций и сочувствия – точно есть какой-то диагноз.

Марат никогда не кричит, иногда вообще кажется, что и не слушает никого, впадая в прострацию. Но, когда заостряешь внимание или задаешь вопрос – ответ точно и метко. Он ни к кому не испытывает жалость, страх или любовь, Марат на это оказался неспособен.

Сначала это казалось таким притягательным, загадочным и таинственным, а затем меня каждый раз захлестывала паника, когда я не могу залезть в его голову или элементарно увидеть эмоции в глазах. Это сводило с ума, пока я не поняла одного – меня он не тронет.

За исключением одного, того самого судного дня, когда я умудрилась неосторожно сбежать и угодить в ловушку через тринадцать часов. Тогда я поняла, что внутри Марата всё-таки есть эмоции, но они сведены к животным инстинктам: жажда крови, хладнокровие, охота, лидерство и выживание. Он озверел, когда понял, что побег полностью моя инициатива и я не стану отступать от своего желания.

Он искал меня тринадцать часов и оставил ровно тринадцать шрамов, заклеймив. Тогда он заверил меня, что, если у меня выйдет сбежать – я буду его вспоминать каждый час. Марат оказался не прав, и как только я обрела своеобразную защиту в столице на территории другого Клана, забыла об этом, как страшный сон.