Текст книги "Серебрянные слитки"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 53

К тому времени как я добрался до дворца, я пребывал уже в таком истеричном состоянии, что ожидал ареста преторианцами при одном только взгляде на меня. Было приятно обнаружить, что стража императора, очевидно, способна отличить настоящего наемного убийцу от возбужденного, но честного человека. Это успокаивало. Когда я попросил встречи с Титом, мне пришлось встретиться с несколькими чиновниками, ранг которых все время поднимался, пока меня не передали высокому худому секретарю. При взгляде на него создавалось впечатление, что у него не дрогнет ни одна красивая длинная ресница, даже если его теща застанет его занимающимся содомией с мясником у нее на заднем дворе. Он выслушал меня, потом усадил на стул. Я аккуратно сложил тогу на коленях, а он ушел во внутренние помещения.

Вышел Тит. Выглядел он великолепно. Он снова облачился в военную форму со всеми регалиями главнокомандующего в Иудее. Форме соответствовала уверенность и настроение ее обладателя. На полководце были декоративные доспехи и широкий плащ сочного пурпурного цвета, который окутывал торс героических пропорций. Тунику по всем краям украшали вышитые пальмовые листья. Недостаток роста героя компенсировался мускулистым телосложением. Он был готов отправиться в храм Исиды, где собирался провести торжественную ночь с отцом и братом перед завтрашним въездом в Рим. Победоносные римские полководцы поведут домой пленных и понесут блестящие трофеи.

Теперь меня одолевали сомнения. Мой клиент оделся так, чтобы служить моделью для официальных статуй, которые будут его прославлять на протяжении нескольких тысяч лет. Я не верил в силу церемоний, но понял, что пришел не в тот день.

Я встал. Я вручил Титу восковую табличку Сосии и почувствовал крепость его руки, когда он ее принимал. Он молча и напряженно уставился на имя Домициана, затем пробежал глазами остальной список.

– Спасибо, Фалько. Это полезно, но ничего нового…

Взгляд у Тита казался отстраненным, он мысленно уже находился в завтрашнем дне и предстоящих почестях. Но несмотря на это, в конце концов ему передалось мое возбуждение.

– Что?.. Ты считаешь, что это оно и есть?

Я показал на пробел.

– Господин, дочь Камилла Метона не была писарем. Она писала как ребенок и сильно надавливала пером. Я должен был показать вам список, но если вы согласитесь, ценой его уничтожения… – я сглотнул, потому что мне было нелегко уничтожать подарок Сосии Камиллины. – Если мы полностью расплавим воск, то вполне может оказаться, что на дереве таблички остались какие-то следы.

Тит внимательно посмотрел на меня. Его взгляд был таким же пронизывающим, как испанский меч.

– Недостающее имя все еще можно рассмотреть? – Тит Цезарь и в мирной жизни принимал решения как полководец. – Нам нечего терять!

Он крикнул своего тощего секретаря. Этот сутулый вампир пытался слегка рисоваться, но, тем не менее, наклонил табличку над пламенем, затем стал вертеть костлявым запястьем, чтобы капли воска падали в гравированную серебряную чашу, после чего отдал табличку назад с учтивым поклоном.

Тит бросил взгляд на поцарапанную поверхность, затем подал знак секретарю, чтобы тот исчез. Одно болезненное мгновение мы смотрели друг на друга. Затем Тит снова заговорил тихим голосом.

– Ну, Дидий Фалько, насколько ты хороший информатор? Хочешь сказать мне, до того как я тебе покажу табличку, чье имя по твоему мнению здесь значится?

* * *

Военный трибун, со знаками отличия, свидетельствующими о принадлежности ко второму рангу, вошел в приемную по какому-то официальному делу, связанному с триумфом. Его глаза горели, он обул лучшие сандалии, а броня была начищена до блеска. Он явно много времени провел в бане, начистив все – от коротко подстриженных ногтей на ногах до покрасневших юношеских ушей. Тит даже не взглянул на него.

– Вон! – приказал он почти вежливо, правда, трибун вылетел, не бросив больше ни одного взгляда на начальника.

* * *

Комната снова погрузилась в молчание. Тит и я… Тит продолжал держать табличку, которую я так и не видел.

У меня пересохло во рту. Я был средним информатором (слишком мечтательным и слишком осторожным, чтобы браться за поручения сомнительного характера – как раз те, за которые хорошо платят). Но все-таки я неплох. Раньше я поклялся себе никогда больше не связываться с правящими и влиятельными особами, тем не менее, снова предоставлял свои услуги своему городу и империи. Я никогда не приму божественности императора, но я уважал себя и хотел обеспечить получение денег.

Поэтому я сказал Титу Цезаря, на кого думаю.

– Это должен быть один из братьев Камиллов, Цезарь. Только я не уверен который.

Глава 54

Мы услышали, как снаружи собирается группа сопровождения. Тит прошел к дверному проему и сказал несколько слов. Шум стих, кто-то выставил стражу.

У меня так болел живот, словно я лишился кого-то из родственников.

* * *

Когда Тит вернулся, то предложил мне сесть и сам занял место на кушетке рядом, потом положил табличку между нами, стороной для письма вниз.

– Бедная девочка! О, Фалько, вся эта семья несчастна! Хотя подобное случалось и раньше. Пожалуйста, объясни мне, как ты пришел к таким выводам.

– Господин, после того, как хорошо подумаешь над всеми известными фактами, все становился ужасающе очевидным. Я вернусь к началу. Случившееся с Сосией Камиллиной оказалось тесно связанным с первым обнаруженным в Риме слитком. Я всегда так думал. Возможно, Атий Пертинакс, занимая пост эдила в управлении претора, смог сообщить заговорщикам, где спрятан слиток. Но теперь я считаю, что они это уже знали. Определенно, кто-то близкий к Сосии понял, что она знает номер банковской ячейки. Поэтому самым быстрым способом в нее забраться было отвести туда саму девушку. Использовать головорезов, чтобы всех запутать и не дать ей никого узнать.

Тит кивнул.

– Что-то еще? – спросил он.

– Да. Как раз перед смертью Сосия написала письмо двоюродной сестре с сообщением, что опознала дом человека, который связан с похитившими ее людьми. Я считаю, что там она и обнаружила этот список. Дело в том, что в то время ради ее собственной безопасности после попытки похищения, она сидела дома, то есть в сенаторском доме. Хотя я не сомневаюсь, что когда бы она ни захотела, ей все еще дозволялся доступ в дом ее отца, расположенный по соседству.

Тит кивнул, неохотно принимая услышанное.

– Цезарь, с того самого момента, как я взялся за это дело для вас, кто-то очень близкий наблюдал за моими успехами и продвижением вперед и мешал на каждом повороте. Когда мы с Еленой Юстиной вернулись из Британии, после многомесячного отсутствия, кто-то знал достаточно, чтобы устроить нам засаду в самый первый день. На самом деле я послал сообщение о нашем приближении от Остийских ворот – семье Елены Юстины.

– И таким образом ты потерял письмо от друга Илария? – произнося эту фразу, Тит дружески улыбнулся. Честный Гай, славящийся педантичной преданностью тяжелой работе, часто заставлял людей улыбаться. Я тоже улыбнулся, но просто потому, что мне нравился этот человек.

– Вот именно. Я всегда предполагал, что два имени, которые Флавий Иларий отправил Веспасиану, – это Домициан и Пертинакс. Однако он отказывался мне их называть. Я был не прав. Маловероятно, что подрядчик с рудников Трифер понял бы, что в дело вовлечен ваш брат… Пертинакс, перевозчик, должен был быть одним из них, и Пертинакс был женат на собственной племяннице Гая. А если предположить, что второй – еще более близкий родственник его жены? Это, вероятно, оказалось болезненно. Неудивительно, что Флавий Иларий решил отступить в сторону и позволить Веспасиану принимать решение.

Тит ничего не стал комментировать и осторожно спросил:

– А ты никогда не рассматривал вариант, что и Иларий может быть замешан в этом деле?

– Не после того, как я с ним познакомился!

Я рассказал Титу свою шутку про то, что в этом деле только государственные служащие оказываются честными. Он рассмеялся.

– Рыцари заслужили почестей, – воскликнул он, аплодируя среднему классу, затем добавил со всей серьезностью:

– Тебе самому следует подумать насчет более высокого разряда. Мой отец хочет пополнить списки достойными людьми.

– Имущественный ценз для второго разряда – это собственность стоимостью четыреста тысяч сестерциев.

Тит Цезарь не понимал, насколько смехотворно его замечание. В некоторые годы мой доход был таким низким, что я был вправе претендовать на пособие, выдаваемое беднякам пшеничной крупой. Проигнорировав шутку императорского сына, я напомнил, что на протяжении двадцати лет Флавий Иларий был другом Веспасиана.

– Фалько, грустный факт заключается в том, что когда человек становится императором, ему приходится по-новому смотреть на своих друзей.

– Когда человек становится императором, господин, его друзьям может потребоваться по-новому смотреть на него!

Он снова рассмеялся.

* * *

Недавно стихшие голоса за дверью снова зазвучали громче: кто-то что-то напряженно обсуждал. Тит смотрел в никуда.

– А Флавия Илария попросили повторить письмо? – спросил я.

– Мы отправили срочное сообщение, но из-за триумфа все передвижения замедлились. Ответ должен прийти в конце завтрашнего дня.

– А он вам все еще требуется?

Именно тогда он перевернул табличку Сосии, чтобы я сам мог прочитать, что там написано.

– Боюсь, что да, – сказал Тит.

На бледном дереве просматривалось несколько царапинок. Я догадался правильно: Сосия сильно нажимала на перо, когда писала. По всей поверхности выделялись четкие линии, петли, даже отдельные буквы.

Но было невозможно прочитать отсутствующее имя.

Глава 55

Тит Цезарь сложил руки на груди.

– На самом деле это ничего не меняет. Нам просто придется все выяснять самим. У тебя есть мысли насчет того, который из братьев?

– Нет, господин. Это может быть сенатор, который, как кажется, с такой готовностью оказывает содействие вашему отцу, но на самом деле делает это, чтобы иметь возможность мешать нашим усилиям. И с точно такой же вероятностью это может быть его брат, который так тесно сотрудничал с Атием Пертинаксом. Я предполагаю, что это даже могут быть оба.

– Фалько, а как давно у тебя зародились эти подозрения? – с любопытством спросил меня Тит.

– Цезарь, если вы хотите еще больше рассуждений, то я мог бы еще шесть месяцев назад вручить вам список с тысячью имен…

Руки Тита оставались сложенными на груди, но тут он выдал знаменитую улыбку Флавиев.

– И как ты сам относишься к вовлеченности к делу этой семьи? Ты ведь, очевидно, к ним привязан?

– Нет, Цезарь, – настаивал я.

Мы были на грани жаркого спора. Неудивительно, я в одно или другое время спорил и ссорился со всеми остальными людьми, связанными с этим делом. Но Тит, с его сильной сентиментальной жилкой, внезапно сдался. Он еще дальше закинул голову и воскликнул грустным голосом:

– О, Фалько! Как я все это ненавижу!

– Вы это ненавидите, – сказал я ему резко, – но вам придется с этим разбираться.

* * *

Снаружи снова послышались движения. В комнату вошел трибун, по возрасту немного старше первого, в форме, свидетельствующей о принадлежности к сенаторскому чину. Увидев, что мы с Титом беседуем, наклонившись друг к другу, он тихо встал у двери. Очевидно, ему очень доверяли, поэтому он не ожидал, что его сразу же выставят вон. Он явно считал, что завтрашний день важнее моих мелких интриг. Присутствие постороннего и его нежелание уходить напомнило Титу о предстоящих делах.

– Какие-то проблемы, господин? Домициан Цезарь уехал вперед, но ваш отец откладывает отъезд и ждет вас.

– Хорошо. Я иду.

Трибун ждал. Тит оставил его.

* * *

– Ты нам нужен, чтобы помочь опознать остающихся заговорщиков! – настаивал Тит, обращаясь ко мне. Я колебался. Я был слишком тесно связан с задействованными людьми, чтобы и дальше трезво оценивать ситуацию. Я понял, что он ожидал увидеть нежелание с моей стороны.

– Цезарь, теперь этим для вас могут заняться стражники. Я хотел бы порекомендовать вам одного капитана, который кое-что уже знает о деле. Его зовут Юлий Фронтин. Он заинтересовался делом, когда в Риме нашли первый слиток. Тогда он помог мне встать на правильный путь…

– Друг?

– Они вместе учились в школе с моим братом.

– А-а!

Общение с Цезарем проходило неприятно учтиво официально. От его хороших манер мне становилось плохо. Вместо того чтобы сбежать, я чувствовал, как подпадаю под давление.

– Фалько, я не могу заставить тебя продолжать вести это дело, хотя хочу, чтобы именно ты продолжал им заниматься. Послушай, ты можешь отложить свое решение на день? Ничего не случится за следующие двадцать четыре часа. Весь Рим замрет. Завтра мой отец будет вручать подарки людям, которым платит. Ты определенно это заслужил. Ты вполне можешь воспользоваться возможностью! Тем временем мы оба подумаем, что делать. Приходи после триумфа, и поговорим.

Он встал, теперь готовый ответить на призыв подчиненного, тем не менее, меня он не торопил.

– Это люди не моего круга, – неловко заявил я ему. – Я могу скрутить головореза или вора, бросить его к вашим ногам с петлей на шее, живого или мертвого, как вы захотите. А для этого дела я недостаточно ловок.

Тит Цезарь сардонически приподнял одну бровь.

– Маловероятно, что загнанный в угол предатель отреагирует в соответствии со строгим дворцовым этикетом. Дидий Фалько, мой отец получил письмо от Флавия Илария, который восторгается твоей физической выносливостью и умственными способностями. Он поет тебе дифирамбы на трех страницах первоклассного пергамента! Тебе удалось самому, в весьма суровых условиях разбираться со всеми, кто попадался на пути, когда это тебе подходило, тем не менее, тебя что-то не устраивает сейчас?

– Хорошо, господин. Я выполню условия контракта и найду того, кто организовал заговор…

– И найдешь серебряные слитки!

– Сосия Камиллина подозревала, где они находятся. Я считаю, что она была права.

– Переулок Ворсовщиков?

– Переулок Ворсовщиков.

– Фалько, я не могу больше держать своих людей в переулке Ворсовщиков! – теперь Тит был раздражен. – У них есть работа в других местах. Этот склад фактически разобрали и собрали заново, причем несколько раз. Стоимость содержимого серьезно осложняет работу ответственного офицера. Даме, которую ты представляешь, пообещали, что мои люди оставят содержимое…

– И пусть оставят, – предложил я с легкой улыбкой. – И позвольте мне сказать Елене Юстине, что ваши подчиненные с завтрашнего дня отозваны для выполнения других обязанностей. Завтра – день триумфа, и у них есть другие дела. Возможно, будет полезно дать этой новости погулять среди членов семьи…

Я не стал объяснять зачем, но, как и другие умные люди, Тит наслаждался разговором, во время которого ему требовалось напрягать умственные способности.

– Ничего не случится, пока мои солдаты сидят на слитках? Согласен. Можешь сказать Елене Юстине, что склад открыт. Я попрошу преторианцев время от времени тайно его осматривать. Но, Фалько, я полагаюсь на тебя!

* * *

Я вышел из дворца с северной стороны и спустился к Форуму по склону Победы. Все улицы, которые обычно в это позднее время были погружены во тьму, освещались многочисленными мигающими факелами. Нечетко различимые в их свете фигуры украшали гирляндами портики. Бригады муниципальных подрядчиков строили временные трибуны. В канавах постоянно что-то булькало – грязь и строительный мусор несло от одного острова к другому. Отряд за отрядом солдат маршировали мимо на большой смотр на Марсовом поле. Граждане, которые обычно запирались в своих лавках и домах после наступления темноты, группами маячили на улице в ожидании. Город уже гудел.

* * *

Я отправил одного из племянников с запиской к Елене Юстине, сообщил, что специи теперь принадлежат ей, но я больше не могу сопровождать ее при осмотре склада, как она хотела. Я не объяснял почему. К тому времени, как мне станет стыдно от нарушения обещания, она поймет, почему я это сделал. А пока она подумает, будто я решил ее избегать.

Возможно, мне следовало ее избегать. Я никогда раньше не писал Елене. Теперь я, вероятно, никогда этого больше не сделаю. Несомненно, после того как она узнает, что я сделал на Палатинском холме, достопочтенная Елена Юстина сама захочет меня избегать.

Я велел племяннику дождаться ответа. Но его не последовало.

* * *

В тот вечер я навестил Петрония у него дома. Его жена, которая и так в самые лучшие дни смотрит на меня мрачно, совсем не обрадовалась. Она хотела, чтобы Петроний провел время с детьми, в виде компенсации за потерянные часы во время всеобщего праздника, когда ему придется следить за лавочниками на Остийской дороге.

Я рассказал другу о том, что, по моему мнению, должно произойти в ближайшее время, и он обещал вместе со мной вести наблюдение за складом, как только я подам ему сигнал. Когда я уходил, он стоял на четвереньках и изображал слона, на котором катались три маленькие девочки. Перед моим уходом жена Петрония вручила мне кровяную колбасу. Думаю, это была благодарность за то, что я оставил их в покое.

Мне хотелось напиться. К счастью для жены Петрония, я придерживаюсь философии, что напиваться можно в любой момент ведения дела, но только не когда ты, наконец, узнаешь, кого ищешь.

Отправляясь во дворец, я думал, что все закончилось. Самые ненавистные дела, как кажется, не заканчиваются никогда.

Глава 56

Я взял всех сестер и дюжину маленьких детей наблюдать за триумфом Веспасиана. Только за одно это моя душа заслужила спокойного отдыха на Элисийских полях.

* * *

Мне удалось пропустить скучный марш консулов и сенаторов по простой причине – я проспал. (Даже когда город гудит от возбуждения, на шестом этаже можно спокойно спать, словно голубиное яичко в гнездышке, свитом на каменной сосне.) На Марсовом поле для парада выстроилась армия, Веспасиан с Титом заняли места на тронах из слоновой кости в портике Октавии, чтобы принимать парад. Когда крики солдат донеслись до небес, даже самый большой соня на Авентине вскочил с кровати. Пока император с приближенным завтракал под Триумфальной аркой, я достал праздничную тунику, спокойно полил цветы на балконе и расчесал волосы. Напевая себе под нос, я оправился в северную часть города и, пройдя под украшенными гирляндами арками, оказался среди шумной толпы.

День был хорошим, теплым и солнечным, торжественность ощущалась даже в воздухе. Это оказался плохой день для тех, кто страдает бурситом большого пальца стопы. Когда я, наконец, подошел к трибунам, остались только стоячие места. Все храмы открыли двери, а бани закрыли. На тысячах алтарей курился фимиам, и его запах смешивался с запахом пота полумиллиона человек, которые надели праздничные одежды и весь день не имели возможности помыться. Если не считать парочки преданных делу воров-взломщиков, которые проскальзывали по пустым переулкам с неприметными мешками награбленного добра, все, кто не участвовал в процессии, за ней наблюдали. Вдоль пути прохождения процессии собралось столько зевак, что марширующие продвигались вперед крайне медленно, словно ползком.

Мужу моей сестры Мико (штукатуру) тоже нашлось дело. Как только рассвело, его отправили строить помост для одной нашей семьи перед частным домом одного ничего не подозревающего гражданина. Вся семья Дидиев устроилась на больших плетеных корзинах с крышками, в шляпах я полями, которые носят сельские жители. Все наше семейство поедало сочные дыни, запивая их прихваченным с собой вином, и было готово дать отпор каждому, кто помешает. Заметившие их солдаты эдила взяли по куску предложенной дыни, затем отправились прочь, даже не пытаясь разрушить помост.

К счастью, к тому времени как я прибыл на место, сенаторы уже прошли, мимо нас теперь несли трубы и рожки. Их пасти, изрыгающие звуки, находились на одном уровне с нашими головами. Викторина и Алия стали меня ругать. Остальные члены семьи заткнули уши, спасаясь от шума труб и рожков, и решили не напрягать голосовые связки жалобами на мое опоздание.

– Вы помните тот триумф в честь завоевания Британии, когда слоны императора испугали Марка так, что его стошнило? – занялась воспоминаниями Викторина, когда в рядах трубачей на мгновение образовался проем. Говорила она очень громким голосом.

Это не имело никакого отношения к слонам. Мне было семь лет. Я сидел, скрестив ноги, на земле перед подносом с персидскими засахаренными фруктами, который стоял в тени. Из триумфа в честь завоевания Британии я видел только ноги людей. За день я сжевал три фунта жареных фиников, обваленных в меду, губы у меня разъело, живот разболелся и решил устроить мятеж. Я слонов даже не увидел…

Майя бросила мне шляпу. Из всех моих сестер Майя особенно добра ко мне. Было только одно исключение. Именно Майя внедрила в нашу семью моего зятя Фамию. Этот Фамия – ветеринар, лечит лошадей, впрягаемых в гоночные колесницы, причем из команды зеленых. Я посчитал бы его бездарной посредственностью, даже если бы не был активным болельщиком голубых. На самом деле мне не нравились мужья всех моих сестер, и это была одна из причин моей нелюбви к семейным сборищам. Я не считаю, что праздничный день нужно проводить, демонстрируя любезность идиотам и конченным типам. Если не считать мужа Галлы, которого она временно выбросила в кучу мусора, эти презренные и жалкие типы на протяжении всего дня только приходили и уходили. Меня утешало только то, что их жены относились к ним еще более язвительно, чем ко мне.

И это был долгий день. После прохода трубачей, нам демонстрировали военные трофеи. Тит был прав: ничего подобного никто никогда в мире не видел. Прошел год после захвата трона Веспасианом и шесть месяцев после того, как сам Тит вернулся домой. Прошло достаточно времени, чтобы дворец организовал зрелище, и он его организовал. Час за часом нам представляли, как проходила Иудейская кампания Веспасиана. Мы видели пустыни и реки, захваченные города и горящие деревни, армии, проходящие по раскаленным долинам, осадные орудия, которые придумал сам Веспасиан. Все это было нарисовано яркими красками на парусине, натянутой на щитах высотой в три или четыре этажа, и проплывало мимо нас. Затем среди болезненного скрипа колес и запаха свежей краски, трескавшейся на солнце, по улицам поплыли корабли с нарисованными веслами. Они вздымались вверх и опускались вниз, словно носы настоящих кораблей. Корабли мне понравились больше всего. Плавание по сухой земле казалось мне идеальным.

Шествие продолжалось. Ряд за рядом от Марсова поля шли носильщики в праздничных одеждах и лавровых венках. Их путь пролегал мимо театров, где толпы расположились на наружных стенах, сквозь Бычий рынок, вокруг цирка, между Палатином и Целием, затем на Форум по Священной дороге. Они несли знамена и полотнища в богатом вавилонском стиле, нарисованные прекрасными художниками или украшенные вышивкой с драгоценными камнями. В паланкинах качались статуи самых почитаемых богов города в праздничных одеждах. Тоннами несли сокровища, причем в таком количестве, что они становились практически бессмысленными. Там были не только золото и драгоценные камни, извлеченные из обломков разгромленного Иерусалима, но и бесценные сокровища, полученные при помощи суровой дипломатии по приказу Веспасиана из городов в богатейших уголках мира. Отдельные драгоценные камни горами лежали на носилках – грудами, без разбора по сортам, словно все рудники Индии вдруг одновременно изрыгнули ночью свои драгоценности: оникс и полосчатый халцедон, аметисты и агаты, изумруды, яшма, гранат, сапфиры и лазурит. За ними последовали золотые короны покоренных царей, небрежно сложенные горками на носилках, в солнечных лучах блестели диадемы и бросали лучи во все стороны. Короны украшали гигантские рубины и жемчужины. Золото засверкало так, что, казалось, расплавленный металл медленно и неторопливо тек с героической экстравагантностью к Капитолию, извиваясь.

Я помню, что после полудня шум стал стихать, но не потому, что люди охрипли (хотя на самом деле охрипли) или утратили интерес (они не утратили), а потому, что толпы больше не могли смотреть на все это великолепие империи, которое в начале и вызывало восторженные крики. Казалось, что аплодисментов уже недостаточно. В то же самое время бесконечные марширующие ноги шли мимо с нарастающей гордостью. Подходил самый важный момент, основная часть процессии – сокровища из священного Иерусалимского храма – странный семисвечник, золотой стол весом в несколько центнеров, и пять свитков Торы.

– Здесь следовало бы быть Фесту, – захныкала Галла, и все мои родственники шмыгнули носами. (Все емкости с вином уже успели опустеть.)

* * *

Похоже, возникла пауза. Мы с Майей спустили всех детей на землю и повели их к ближайшей общественной уборной. Затем мы привели их назад и напоили, чтобы малыши не умерли от обезвоживания и возбуждения.

– Дядя Марк! А вон тот дядя запустил руку тете под тунику, – сказала Марция.

Какой наблюдательный ребенок! Подобные вызывающие смущение случаи происходили весь день. Марина, мать моей племянницы, ничего не сказала. Она уже устала от постоянных неприличных восклицаний Марции и поэтому редко что-то говорила.

– Наверное, хочет залезть ей в карман и что-то украсть, – беззаботно ответил я.

Майя взорвалась.

– Боги, Марк, ты бы хоть постыдился!

* * *

Жрецы и юноши вели на малиновых поводках ослепительно белых жертвенных животных с гирляндами цветов вокруг рогов. Их сопровождали флейтисты в клубах фимиама, рядом крутились танцовщики, ловко выбирая место, где оно вообще было. Они делали сальто и крутили колесо. Мальчики-прислужники несли золотые кадила и все необходимое для жертвоприношений.

– Дядя Марк, вон тот дядя там! Тот дядя, который воняет!

Лицо в толпе. Нет, запах.

* * *

Я увидел его, как только она закричала. Он стоял у колонны портика на другой стороне улицы. У него было вытянутое лицо, болезненная кожа и тонкие отвратительные волосы. Забыть или перепутать эту физиономию было невозможно. Виночерпий, которого я обнаружил в своей комнате после возвращения из Британии. Наконец до меня дошло, что никакого совпадения в том, что во время моего отсутствия Смаракт нашел нового жильца, не было. Этот вонючий кусок дерьма специально туда поместили, чтобы следить за мной. И он продолжал за мной следить. Я снял ребенка с плеч и прошептал Майе, что оставляю ее за старшую, пока схожу переговорить с одним знакомым насчет скачек. Он должен мне подсказать, на кого ставить.

Не думаю, что наша Майя когда-либо меня простила. Я ведь так и не вернулся.