Текст книги "Серебрянные слитки"
Автор книги: Линдсей Дэвис
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Наверное, это было состязание, брат! Борьба!
– Не вся жизнь – борьба, – спокойно сказал Тит.
* * *
В случае Домициана «титул учтивости» казался ироничным. У него были фамильные локоны, типичная для Флавиев выступающая вперед нижняя челюсть, бычья шея, квадратное тело. Домициана отличало крепкое телосложение, но выглядел он как-то неубедительно. Он был на десять лет младше Тита, что объясняло и его недовольство, и желание брата его защищать. Несмотря на то, что Домициану уже исполнилось двадцать лет, лицо его все еще сохраняло детскую мягкость, пухлость и розовощекость.
– Простите! – воскликнул он.
В первое мгновение я подумал, что он обладает способностью брата обезоруживать. Во второе я решил, что он просто хороший актер.
– Что здесь происходит – вершатся государственные дела?
Я вспомнил, как роли Домициана в государстве быстро положил конец папа-император.
– Этого человека зовут Дидий Фалько, – представил Тит, в этот момент говоривший голосом полководца. – Он – родственник центуриона из моего легиона, служившего со мной в Иудее.
До меня наконец дошло, что эту работу я получил благодаря брату. Веспасиан с Титом знали Феста, поэтому и доверяли мне. Не в первый раз в жизни я думал о брате со смешанными чувствами. Не впервые за время расследования этого дела я чувствовал, что до меня все ужасно медленно доходит.
Словно все было обговорено заранее, вошел слуга и вручил мне мешок с монетами, который я с трудом поднял.
– Это подарок вашей матери, Дидий Фалько, лично от меня как командующего Пятнадцатым легионом Аполлинария, – объявил Тит ровным голосом. – Небольшая компенсация за утерянную поддержку. Дидий Фест незаменим для нас обоих.
– Вы его знали? – спросил я не потому, что хотел это услышать, а потому, что когда буду рассказывать матери обо всей этой позолоченной чуши, она меня обязательно спросит.
– Он был одним из моих солдат. Я пытался лично знать всех.
– Нам обоим повезло, Дидий Фалько, что у нас есть братья с такой великолепной репутацией! – со смехом встрял Домициан. Смех казался искренним.
Ему были присущи черты других представителей дома Флавиев – изящество, отличные умственные способности, серьезное отношение к предстоящей задаче, сообразительность, здравый смысл. Домициан это тоже демонстрировал. Он мог быть не менее хорошим государственным деятелем, чем его отец или брат. Иногда ему все удавалось. Веспасиан в равной мере поделился талантами. Отличие заключалось в том, что один из сыновей на самом деле умело и уверенно ими пользовался.
Тит завершил беседу с нами.
– Передайте своей матери, Фалько, что она может вами гордиться.
Мне удалось сохранить спокойное выражение лица и не взорваться.
Когда я повернулся, Домициан отступил в сторону.
– А кто эта госпожа? – прямо спросил он меня, когда Елена Юстина поднялась на ноги, блеснув золотом и тряхнув серебром. Его бесстыжие глаза осмотрели ее так, словно намекали на движение шаловливых ручек.
Я разозлился из-за ее дискомфорта.
– Бывшая жена мертвого эдила по имени Атий Пертинакс, – ответил я.
Я увидел, как у него в глазах промелькнуло беспокойство при упоминании этого имени.
* * *
Тит проводил нас до двери и тоже решил проверить брата.
– Эдил оставил даме странное наследство. Теперь этот охотник за удачей ходит за ней повсюду и ревностно следит за соблюдением ее интересов…
Домициан больше никак не демонстрировал своей нервозности. Он поцеловал Елене руку, прикрыв глаза и глядя на нее из-под наполовину опущенных век, как делают очень молодые люди, считая, что великолепны в постели. Она смотрела на него с каменным лицом. Тит вмешался. Действовал он так гладко и ловко, что я ему позавидовал. Когда мы оказались у самой двери, он поцеловал ее в щеку, как родственник. Я ему позволил. Если Елена захочет, она в состоянии сама его остановить.
Я надеялся, что она понимает: эти двое происходят из старомодной сабинской семьи. Если снять с них пурпурные одежды, они окажутся провинциальными обычными людьми, скупыми трудоголиками и подкаблучниками. К слову, у обоих братьев уже имелись животики, и оба были ниже меня ростом.
* * *
Мне пришлось оставить Елену в одиночестве, чтобы отправить кого-то за ее паланкином. Пустой атрий казался таким огромным и просторным, что я пошатнулся, пытаясь увидеть его весь. Однако, вернувшись, я сразу же заметил ее, сидящую в сочно-зеленом наряде на краю фонтана. На нее отбрасывала тень стофутовая статуя Нерона в виде бога Солнца. Елена выглядела обеспокоенной и смущенной.
К ней обращался мужчина в свободных одеждах сенатора с пурпурными полосами, из тех, у кого пузо вываливается из-за ремня. Елена отвечала кратко и резко. Увидев, как я спешу через холл, она посмотрела на меня с благодарностью.
– Где еще можно искать наяду, как не у фонтана? На поиски паланкина ушло много времени, но его вскоре подадут…
Я устроился рядом. Господин в сенаторской одежде выглядел раздраженным, я повеселел. Она не желала нас представлять. После того как он ушел, я увидел, как Елена расслабилась.
– Твой приятель?
– Нет. Странно, но мы дружим с его женой.
– Просто подскажи мне кивком, если ты хочешь, чтобы я исчез.
– О, спасибо! – гневно воскликнула она.
Я сел рядом с ней у фонтана и заговорил задумчиво.
– Забавная штука развод. Похоже, на груди женщины появляется табличка: «Уязвима». Это оказался один из тех редких моментов, когда Елена Юстина позволила мне увидеть под маской свое истинное лицо.
– Это обычное дело? Я уже начинала чувствовать свою странность.
Я увидел, как подают паланкин, поэтому просто улыбнулся в ответ.
– Дидий Фалько, ты проводишь меня до дома?
– Боги, да! Это же ночной Рим. А я помещусь в твоем паланкине вместе с мешком золота?
После ужина с Цезарем у меня появились экстравагантные идеи. Тем не менее, Елена кивнула и холодно информировала носильщиков, что им также предстоит нести и меня.
Мы забрались внутрь и поставили ноги под углом, чтобы не ударяться коленями. Носильщики отправились в путь по северной стороне Палатина. Шли они медленно из-за дополнительного веса. Еще не совсем стемнело.
Елена Юстина выглядела такой несчастной, что я был вынужден сказать:
– Не думай о случившемся с Пертинаксом.
– Постараюсь.
– И не пытайся убедить себя, что он жалел, когда ты с ним развелась.
– Прекрати, Фалько! – я откинулся назад на стенку паланкина в своем углу и скривил губу. Она извинилась в почти полной темноте:
– Ты даешь советы с таким пылом! У твоего героического брата была жена?
– Была девушка и ребенок, о котором он так и не узнал.
– Марция! – воскликнула она. Ее тон изменился. – Я думала, что она твоя дочь.
– Я же сказал тебе, что нет.
– Да.
– Я не вру тебе.
– Нет. Прошу прощения… И кто теперь о них заботится?
– Я.
Это прозвучало слишком резко, и я ерзал, но это не имело отношения ни к чему из того, о чем мы говорили. Когда мы спустились к Форуму, у меня не осталось сомнений: за нами кто-то шел украдкой, и шел слишком близко.
– В чем дело, Фалько?
– За нами следят. На всем пути от дворца.
Я ударил по верху паланкина и выскочил, как только носильщики остановились. Елена Юстина выскользнула за мной, пока я еще не успел предложить руку. Я схватил мешок с золотом для матери. Затем я подхватил госпожу, желая поскорее увести ее с открытой улицы. Я толкнул Елену в освещенный дверной проем ближайшего дешевого трактира, словно она была какой-то светской дамой, которой все наскучило и которая заплатила мне, чтобы я показал ей злачные заведения ночного Рима.
В тусклом свете крошечной прихожей она выглядела так напряженно, что я задумался, не хотелось ли ей на самом деле это сделать.
Глава 45Перед входной дверью красовалась голова Венеры с вздернутым кончиком носа и надувающимися щеками, рядом висела табличка с приглашением заходить. Огромный мужик брал немереную плату за вход. Это был бордель. Я ничего не мог поделать. Таким образом мы покинули улицу. Здесь было тепло, темно и, несомненно, появление в этом месте еще раз подтвердило отвратительное мнение госпожи обо мне.
Мне самому придется найти плату за вход. Клиентка или не клиентка, я едва ли мог заставить сенатора взять деньги из банковской ячейки, чтобы заплатить мне за то, что отвел его нежную дочь в подобное грязное место.
Владельцы борделя зарабатывали на скромную жизнь благодаря доходам от прелюбодеяния, и делали большие деньги на воровстве из карманов и продаже краденой одежды. Заведение состояло из одного большого помещения, напоминающего пещеру, где на шестах висели шкуры, разделяя пространство на маленькие закутки. В них можно было заниматься мошенничеством, кражей или убийством в относительном уединении. Совокупления происходили в таких же затененных уголках, которые уже кто-то занимал.
В центре зала, на полу, освещенном факелами, шло представление, оживляемое звоном потрескавшихся кастаньет. Три девочки-подростка с тонкими руками и поразительными бюстами крутились вместе на ковре. Они улыбались широкими искусственными улыбками, а на их телах из одежды были только маленькие кожаные ремешки. Сбоку ждала обезьяна. Я не стал думать, для какой цели. За столами сидели темные фигуры с остекленевшими лицами и пили слишком дорогое вино, наблюдая за представлением, время от времени они что-то кричали. Это были отрывочные и несвязные крики.
Невысокая полная хозяйка появилась перед нами в лиловом, почти прозрачном наряде, спущенном с плеч. На талии наряд распахивался и открывался целый ярд ноги с пораженными варикозом венами. От этого прозрачного наряда у меня возникло желание видеть поменьше ее тела и вообще больше ее не видеть, когда она заговорила.
– Хочешь поиграть на моем тамбурине, центурион? – спросила женщина усталым голосом. От былой живости мало что осталось.
Я не успел остановить сенаторскую дочь.
– Со мной его высочество! – резко сказала она.
Женщина ожила при этом экзотическом намеке (я сам немного ожил).
– О-о! Два золотых или четыре, если приводите собственную девушку.
Мужчина при входе взял с меня больше этого, но я предполагаю, что и он, и обезьяна хотели получить свою долю.
– Плата, взимаемая с посетителей за откупоривание принесенных ими бутылей? – восхитилась Елена. Я был потрясен. Женщины, обменивающиеся грубостями и непристойностями, так вульгарны.
– Не нужно так себя вести! Это недостойно дамы! Гадес, за нами следили. Ты заманила меня в это место…
Несколько крупных мужчин проскользнул во входную дверь за нами. Их цели явно не предвещали ничего хорошего. Протесты от слуги в дверях говорили о том, что они ему не заплатили. Эти типы явно не собирались тут задерживаться после того, как доберутся до нас.
Моя спутница тихо обратилась к своей новой подруге.
– Этот шут скрестил ноги. Нет ли тут…
– В задней части, дорогая.
– Пошли, Фалько! Я тебя выведу!
Она потащила меня прямо через центр зала, где шло представление. Едва ли кто-то это заметил. Те же, кто обратил на нас внимание, посчитали, что мы – его часть, и на одно смехотворное мгновение мы и были ею. Извивающаяся молодая амазонка, не понимающая, в какую сторону движется, врезалась в Елену и фактически упала ей на руки. Елена передала ее мне, как нежелательный кусок хлеба. Я смачно поцеловал девушку и пожалел об этом, поскольку от нее пахло потом и чесноком. Этот запах можно выдержать, только если от тебя самого пахнет точно также. Затем я аккуратно усадил ее на ближайший стол, где она исчезла под похотливыми руками группы счастливых корсиканцев, которые не могли поверить в свою удачу. Соперники из других групп иностранцев заорали от ревности. Стол перевернулся, сорвав штору. Открылась белая задница какого-то гражданина, которая поднималась, словно богиня Луны, пока он нетерпеливо совокуплялся с одной из девушек. Бедный кролик остановился по середине движения, затем на него нашло полное затмение. Народ стал кричать и подбадривать его. Елена захихикала.
– Здравствуйте и прощайте!
К этому времени пришедшие в ярость кочегары и портовые грузчики, качаясь, поднимались на ноги, готовые сразиться с кем угодно. Их не интересовала причина драки. Обезьяна ела яблоко, пока никому не требовалась. Я щелкнул пальцами у нее над головой, выхватил яблоко, обезьяна посмотрела вверх. В этот момент я отвел руку назад, словно копьеметатель, чтобы бросить яблоко в банду, которая нас преследовала. Обезьяна обнажила зубы и прыгнула в центр группы, кусая всех, до чьего лица могла дотянуться.
Елена Юстина нашла небольшую дверцу. Я не успел и вдохнуть, как она уже вытолкнула меня в узкий переулок. Мы не выпили ни капли. Ну, люди не ходят в бордель, чтобы пить.
В самом широком месте расстояние между зданиями составляло половину ярда. Темные балконы нависали у нас над головами и скрывали небо. Вонь была такой сильной, как львиная моча, я ударился коленом об ящик из-под лука, потом вступил в липкую грязь и через несколько шагов почувствовал, как эта холодная жижа собирается у меня между голых пальцев. Я был в сандалиях.
Я смело хромал, а сенаторская дочь помогала мне поспешать, крепко держа меня рукой за предплечье и не теряя самообладания.
– Дидий Фалько, я и не знала, что ты такой робкий. Я бросил взгляд назад через плечо.
– А я и не знал, что ты нет, – пробормотал я.
Наши шаги издавали неприятные резкие звуки на блоках лавы на должном образом вымощенной улице.
– Теперь, после того как мы вместе побывали в борделе, могу ли я называть тебя Елена?
– Нет. Представление на полу выглядело поразительно. Мне очень жаль, что я его пропустила.
– Мне показалось, что тебе следует уйти. Шелудивая горилла странно на тебя посматривала.
– Это был шимпанзе, – педантично сказала Елена Юстина. – И мне показалось, что это ты очаровал обезьяну!
* * *
Мы сбавили темп, но нас шатало, пока мы не добрались до одной из основных улиц. С тех пор как мы покинули дворец, проезд открыли, и стали впускать повозки с поставками, как и обычно после вечернего колокола. От всех ворот Рима к нам приближались разнообразные транспортные средства, создавая дикий шум. Мы заткнули уши, чтобы не слышать скрипа осей и ругани возниц. Стояла кромешная тьма, если не считать повозок с прикрепленными светильниками. Внезапно послышались крики. Нас заметили, какие-то крепко сложенные мужчины преследовали нас, правда, мы пока видели только их тени. Что-то в движении этих теней убедило меня, что это солдаты. Они следовали за нами без суеты по двум сторонам дороги и пробирались между фургонов, словно поплавки, то появляющиеся, то ныряющие в гавани. Они молча и уверенно пробирались сквозь тьму к цели.
– Еще какие-то бандиты! Лучше нам взять повозку…
– О, Юнона! – в отчаянии выдохнула Елена. – Фалько, только не гонка на повозках вверх и вниз по семи холмам!
Теперь ночь ожила. Улицы были заполнены. Очереди, шум, свалившиеся с повозок товары, пробки. Я поставил ногу на медленно передвигающийся фургон сзади, забрался в него и затащил Елену. Мы обнимались с мраморной могильной плитой на протяжении половины квартала, потом перебрались в повозку с навозом, поняли, куда попали, быстро сошли и вместо навоза разделили путь с сетками, наполненными капустой.
Я пытался пробраться на юг, где знал улицы. Возница, перевозивший капусту, остановился, чтобы обменяться ругательствами с конкурентом, который врезался в его повозку, поэтому мы спрыгнули на землю.
– Смотри, куда ноги ставишь!
Я отскочил, чтобы не попасть под колеса проезжающей телеги.
– Спасибо. Давай вон туда…
Мы воспользовались подводой без бортиков.
– Попытайся выглядеть амфорой хорошего латинского вина…
Я рухнул на повозку, истерически хохоча, когда трезвая госпожа послушно имитировала кувшин с вином: руки на бедрах изображали изогнутые ручки, а напряженно-смешное выражение лица – горлышко.
Через шесть повозок с запряженными волами тени продолжали нас преследовать и даже приблизились. Быстрее было бы идти пешком. Мы снова соскользнули на землю, мои выходные сандалии оказались в чем-то теплом, недавно оставленном ослом. Я все еще нес подарок матери от Тита и беспокоился о том, что не смогу сконцентрироваться на защите Елены. Я испугался, что потеряю ее, но не тут-то было! Пока я издавал возгласы, она схватила меня за свободную руку. Она была готова бежать. В свете, падающем из таверны, у нее блестели глаза. Я позволил себе раньше наслаждаться иллюзией, что Елена Юстина – уравновешенная и спокойная особа. Это была чушь. Она нацелилась не дать себя схватить и победить, тем не менее, сдавленно смеялась себе под нос при виде моего удивленного выражения лица. Я почувствовал точно такое же возбуждение, рассмеялся и быстро побежал.
* * *
Повозки вывезли нас с Форума, через Аврелиеву дорогу и дальше на юг. Мы обогнули Большой цирк и понеслись на восток, пока не оказались у центрального обелиска. При приближении к Двенадцатому кварталу я остановился, укрывшись в переулке, и мы отдышались. Я прижал госпожу к стене без окон, закрыл ее одной рукой и стал оглядываться, напряженно прислушиваясь. Через некоторое время я опустил руку и также молча опустил на землю мешок с золотом. От зданий вокруг нас доносился только тихий шум, в котором не слышалось ничего необычного. Место, в котором мы очутились, внезапно показалось спокойным. Мы стояли в этаком пруду тишины: я, сенаторская дочь, силуэт совы на стропильной ноге. Из ближайшей канавы пахло старыми стручками гороха. Любителям гороха место могло бы показаться весьма романтичным.
– Мы от них ушли! – прошептал я. – Как тебе прогулка, нравится?
Елена Юстина рассмеялась почти беззвучно.
– Я слишком устала сидеть у фонтана и смотреть, как рабыни пришивают оборки к платьям!
Я собирался что-то сделать, в любом случае что-то сказать, но тут вместо моего голоса прозвучал голос какого-то другого разбойника.
– Это отличное этрусское ожерелье, госпожа. Опасно бегать в нем по улицам. Вам лучше отдать его мне!
Глава 46Елена Юстина редко надевала много ювелирных украшений, но сегодня вечером она выбрала все самое лучшее. Я почувствовал ее боль даже в темноте.
– Что мне делать? – не двигаясь, спросила она меня тихим голосом.
– Думаю, то, что он говорит. Он не очень крупный парень, но он вооружен.
Я разглядел более черную тень примерно в двух ярдах справа. Интуиция подсказала мне, что у него есть нож. Я передвинул девушку, чтобы она оказалась слева от меня. Голос рассмеялся с упреком.
– Освобождаешь правую руку – словно у тебя есть меч. Госпожа, давайте ваше добро!
Елена раздраженно дернулась, но сняла позвякивающие серьги, браслеты с головами пантер с каждой руки и тиару с головы. Держа все это, она пыталась расстегнуть ожерелье.
– Позволь мне.
– Большой опыт? – хмыкнул вор.
Он был прав. Мне доводилось раньше расстегивать ожерелья. Я мог это сделать. Там были две петельки, которые я вначале прижал друг к другу, а затем разъединил. Пока ожерелье оставалось на шее, его вес помогал им оставаться на нужном месте. Шея Елены Юстины была мягкой и теплой после бега. Я знаю это, потому что только дурак расстегивает ожерелье на женщине, не пощекотав ей шею.
– Сложная застежка! – заметил я, потом опустил золотое украшение в руку Елены.
Тощая лапа протянулась, чтобы все это забрать.
– И твой перстень тоже! – рявкнул ее обладатель на меня.
Я вздохнул. Это было единственное наследство, если не считать долгов, которое я когда-либо получал. Я бросил ему перстень своего двоюродного дедушки.
– Спасибо, Фалько.
– Он тебя знает, – раздраженно сказала Елена. Очевидно, разбойник был одним из сборщиков утиля на Авентине, но я его не помнил.
– Меня знают многие, но не многие посмеют взять перстень моего дедушки Скаро, – резко ответил я.
Елена напряглась, словно надеялась, что я вытащу какое-то скрытое оружие, а затем прыгну. Веспасиан отдал преторианцам приказ прекратить обыскивать посетителей. Это служило сигналом о наступлении спокойных времен, но я не был сумасшедшим, и не отправился во дворец с ножом в рукаве. Мне не с чем было прыгать.
Внезапно наш вор утратил интерес. Поскольку я тоже прислушивался, то понял, почему. Я уловил свист, который узнал. Тип бросился к входу в переулок и исчез с уловом.
С другой стороны в переулок ворвался мужчина с факелом.
– Кто здесь?
– Я, Фалько!
К нему подбежал еще кто-то.
– Петроний, ты?
– Фалько? Мы только что видели коротышку Мелития. Он у тебя что-то взял?
– Драгоценности. Ты очень удачно подвернулся. У меня также был мешок с золотом.
– Я все выясню. Что у тебя было?
– Мешок золота.
Все время, пока мы разговаривали, Петроний Лонг шел ко мне. Теперь в свете факела он заметил и мою наяду.
– Фалько! А это уже лжесвидетельство! – взорвался он.
Он схватил своего подчиненного за руку и высоко ее поднял. Теперь факел светил как маяк. С этой минуты Петроний меня игнорировал. В свете факела Елена Юстина блестела и сияла, словно опал: глаза сверкали от возбуждения, выражением лица она словно бросала вызов, а ее плечи я назвал бы лучшими у Капенских ворот…
Она была одного роста со мной, поэтому мы оказалась ниже моего высокого медлительного друга на четыре дюйма. Он был одет во все коричневое, с ремня свисала деревянная дубинка, положенная ему по статусу. Средства защиты включали наручи, наголенники, а бритую голову предохранял специальный обруч. Я знал, что дома Петроний играет с котятами детей, но сейчас он выглядел мрачно. Елена приблизилась ко мне, я воспользовался возможностью и обнял ее. Петроний покачал головой, все еще не веря глазам своим.
– Наверное, ты попытаешься мне сказать, что это и есть твой горшок с уксусом? – с детской невинностью спросил этот придурок. – Если я правильно помню, ты говорил про старый горшок с прогорклым уксусом, не правда ли?
Какой мстительный ублюдок.
До того как я успел выкрутиться, Елена высвободилась из моих объятий и ответила слабым голосом:
– О, это не я! Обычно он говорит, что в сравнении со мной змеи Медузы выглядят безобидными, как черви для рыбной ловли.
– Петроний Лонг, для тихого человека ты создаешь слишком много излишнего шума! – заорал я.
* * *
Я ничего не мог ей сказать, поэтому ворчал на него.
– Она – сенаторская дочь…
– А ты где их берешь?
– Выиграл ее во время игры в кости.
– Юпитер громовержец! И где ведутся такие игры? – спросил он, поднимая ее руку для поцелуя.
– О, отпусти ее! Тит и Домициан Цезарь сегодня уже оставили ядовитые следы на бедной девушке…
У Петрония горели глаза, поскольку он застал друга в щекотливой ситуации. Он вызывающе улыбнулся, затем поцеловал руку сенаторской дочери с чрезмерным уважением, которое обычно демонстрирует только когда провожает девственниц-весталок по Остийской дороге. Я пытался его остановить.
– Mars Ultor, Петроний! Это дочь Камилла…
– О, я это понял. Если бы это была одна из твоих ливийских танцовщиц, то она уже находилась бы в какой-нибудь спальне, лежа на спине!
Он считал, что я преднамеренно ему врал насчет нее. Он был в ярости.
– О, я согласен насчет спальни, но совсем не обязательно на спине! – процедил я сквозь стиснутые зубы.
Петроний почувствовал смятение. Я знал, что так и будет. Он считал, что похабные разговоры могут вести только мужчины между собой, но никак не в присутствии дам. Он быстро отпустил руку Елены, и она вздернула подбородок. Она была бледна, как отбеленное постельное белье. У меня опустилось сердце.
– Начальник стражи, пожалуйста, дайте мне совет. Я хочу добраться до дома моего отца. Можно что-то сделать?
– Я ее провожу, – перебил я, предупредительно глядя на Петрония, чтобы не вмешивался.
При этих словах Елена очень неожиданно повернулась ко мне.
– Нет, спасибо! Я слышала твое мнение. А теперь я выскажу тебе свое! – она стала говорить тише, но поморщились. – Ты отправился в Британии в царство Гадеса, и смог вернуться оттуда, ты спас мне жизнь. Ты – единственный человек в Риме, который все еще оплакивает мою кузину. Ты все это делаешь, но все равно остаешься сквернословом с предубеждениями и любителем мелких унижений. У тебя отсутствуют хорошие манеры, как и хороший характер и добрая воля. Большинство из того, в чем ты меня винишь, на самом деле не является моей виной…
– Я ни в чем тебя не виню…
– Ты винишь меня во всем!
Она была прекрасна. Я не мог поверить, что когда-то думал по-другому. Но любой мужчина может ошибиться.
– Дидий Фалько, если я и буду о чем-то жалеть до конца своих дней, то о том, что не дала тебе свалиться в Родан, пока у меня была такая возможность!
Елена Юстина умела говорить любезности так, что у мужчины возникало ощущение, будто с него содрали кожу. Она так разозлилась, что я почувствовал себя беспомощным. Я прислонился к стене за нами и смеялся до тех пор, пока не ослаб. Петроний Лонг продолжал в смущении смотреть в стену над нашими головами, затем сухо заметил:
– Вы можете жалеть об этом еще больше, госпожа, если узнаете, что даже в армии Фалько так никогда и не научился плавать.
Она еще больше побелела.
* * *
Мы услышали крики. До нас донесся звук шагов. Патрульный, который сторожил вход в переулок, позвал тихим голосом. Петроний с беспокойством направился к нему.
– Петроний, помоги нам выбраться отсюда!
– Почему бы и нет? – пожал плечами он. – Давай поменяемся… – он замолчал. – Госпожа, я могу проводить вас…
– Отстань, Петроний, – перебил я угрюмо. – Госпожа со мной.
– Доверяйте ему, госпожа, – снизошел Петроний до добрых слов. – Он прекрасен в критической ситуации!
– О, он прекрасен везде, – с неохотой капитулировала Елена Юстина. – Судя по его словам!
Эта заявление из уст сенаторской дочери удивило его также, как и меня.
* * *
Мы все выбрались из переулка на шумную улицу. Подчиненный Петрония что-то пробормотал. Мы все нырнули назад. Петроний застонал.
– Они кишат тут, как пчелы на Гибле, – проворчал он, глядя на меня через плечо. – Если мы проведем отвлекающий маневр…
– Уведи их от реки, – быстро согласился я.
– Крикни, если госпожа столкнет тебя в Тибр, чтобы мы все могли посмотреть, как ты тонешь! Отдайте мне вот это…
Петроний улыбнулся и снял с Елены Юстины белую накидку, которую она носила на улице. Он накинул ее на самого маленького из своих подчиненных, который тут же побежал в поток движения. Остальные что-то кричали ему вслед, подбадривая или оценивая.
У перекрестка с Остийской дорогой Петроний поставил своих людей регулировать движение. Я знал, чего ждать – все замерло на местах в течение нескольких секунд. Я заметил поднятую руку – это белая накидка Елены мелькала среди орущих возниц. Все они встали на козлах и выкрикивали оскорбления в адрес стражников.
Во время этого хаоса мы убежали прочь. Чтобы не тащить лишний вес, пока забочусь о Елене, я отдал мешок с золотом Петронию, с просьбой доставить его моей маме вместо меня. Я предупредил его, что все золото принадлежит матери, чтобы не вздумал забрать часть себе. Затем мы с Еленой быстро вернулись на дорогу, по которой следовали изначально. Вскоре мы сильно отклонились на запад, но находились на более тихих улицах, на Авентине, со стороны реки, неподалеку от моста Пробия. Я шел на юг мимо Дворца свободы и остановился у библиотеки Поллионов, чтобы напиться из фонтана. Заодно я также вымыл грязную обувь и ноги. Елена Юстина принялась украдкой делать то же самое. Я обхватил ее пятки и быстро вытер ей ноги, словно опытный раб, прислуживающий на пирах.
– Спасибо, – тихо произнесла она. Я с самым серьезным видом чистил ее украшенную бусинками обувь. – Теперь мы в безопасности?
– Нет, госпожа. Мы в Риме, в темноте. Если кто-то на нас набросится, то, вероятно, просто прирежет только от одного расстройства, что с нас большего нечего взять.
– О, ты сможешь дать им отпор! – попыталась она меня умаслить.
Я не ответил, пытался решить, что делать. Я считал, что следят и за моим, и за ее домом. У Елены Юстины поблизости не было никаких друзей. Все, кого она знала, жили дальше на севере. Я решил отвести ее к своей матери.
– Ты поняла, в чем дело, госпожа?
Она прочитала мои мысли.
– Серебряные слитки находятся в переулке Ворсовщиков!
Это было единственное объяснение наследства, оставленного ей в последнюю минуту ее невежливым и неприятным мужем.
– Его имя значилось в письме, которое у нас украли, – продолжала она. – Он понял, что теперь объявлен вне закона. Он придумал этот кодицилл на тот случай, если его предадут сообщники, чтобы в отместку лишить их средств. Но что по его представлениям я буду делать со слитками, если их найду?
– Вернешь их императору. Ты честная, не правда ли? – спросил я ее сухим тоном.
Я обул ее, и мы тронулись в путь.
– Фалько, почему они нас преследуют?
– Слишком бурная реакция Домициана? Тит намекнул на подозрения насчет твоего наследства. А он вполне мог подслушивать под дверью перед тем, как зайти со свистом. А это что-то такое?
Я уловил какой-то звук. Небольшая компания всадников появилась словно ниоткуда. Мимо грохотала пустая повозка с высокими краями, в которых обычно выводят мусор из сада. Я затащил Елену в повозку и быстро поднял заднюю часть. Мы лежали внутри, не шевелясь, пока мимо проносились лошади.
Может, это было совпадение, а, может, и нет.
Мы покинули дворец два часа назад. Начинало сказываться напряжение. Я выглянул из повозки, заметил всадника, затем так резко нырнул назад, что сильно ударился головой и чуть не лишился сознания. И только тогда я понял, что заметил лишь статую какого-то древнего полководца, которая позеленела у венка. Что-то щелкнуло.
– Похожа, эта повозка знает, куда направляется, – пробормотал я. – Давай просто не поднимать головы!
Создавалось впечатление, что повозка страдает артритом, лошадь астмой, а управляет ею самый старый в мире садовник, который просто не может ехать ровно. Я предположил, что они не уедут далеко.
Мы прятались, пока не добрались до конюшни, затем старик распряг лошадь и отправился домой. Несмотря на опасность возникновения пожара, он оставил гореть тонкую восковую свечу. Значит, он был или в хлам пьян, или же лошадь боялась темноты.
Мы остались в одиночестве – в безопасности. Имелась только одна проблема: когда мы выглянули наружу, оказалось, что мы находимся в саду, открытом для посещения всех желающих. Высота ограды составляла восемь футов, а, уходя, садовник запер ворота.
– Я буду ждать здесь и плакать о несостоявшейся встречей с мамой, – тихо сказал я Елене. – А ты вылезешь и отправишься за помощью.
– Если мы не можем выбраться, то никто не может забраться…
– Я не собираюсь спать вместе с лошадью!
– О, Фалько, неужели тебе не хочется приключений?
– А тебе хочется?
Мы устроились спать с лошадью.
