Текст книги "Серебрянные слитки"
Автор книги: Линдсей Дэвис
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
В год четырех императоров моя семья – отец, дядя Гай и я – поддержали Веспасиана, – начала Елена. – Дядя Гай давно его знал. Мы все восхищались этим человеком. У моего мужа не было твердых убеждений. Он был торговцем – арабские специи, слоновая кость, индийский порфир, жемчуг. Однажды кое-какие люди в нашем доме обсуждали второго сына Веспасиана, Домициана. Тогда парень попытался вмешаться в германское восстание, как раз перед тем, как Веспасиан вернулся домой. Они убедили себя, что из этого зеленого юнца получится идеальный император. Домициан достаточно симпатичен, чтобы стать популярным, и одновременно им легко манипулировать. Я пришла в ярость! Когда гости ушли, я попыталась поговорить об этом с мужем, переубедить его…
Она колебалась. Я посмотрел на нее украдкой, решая, перебивать или нет, и пришел к выводу, что мне лучше помолчать. В сумерках глаза Елены приобрели цвет старого меда – таким видятся самые остатки, которые маячат в самых дальних уголках горшка, как раз вне пределов досягаемости пальца. И ты не можешь допустить, чтобы его выбросить.
– О, Дидий Фалько, что я могу сказать? Эта ссора не стала концом нашего брака, но помогла мне увидеть пропасть между нами. Он не подпускал меня к себе, не доверял мне. Я не могла его поддерживать, как следует жене. А что хуже всего, он никогда не выслушивал моего мнения.
Даже дикий критский бык не заставил бы меня заявить, чего ее муж боялся. Он боялся, что она права.
– Наверное, он неплохо зарабатывал на специях и порфире, – заметил я. – Ты могла бы вести спокойную жизнь, не вмешиваться…
– Да, могла! – гневно согласилась она.
Некоторые женщины считали бы, что им повезло, завели бы любовника, а то и нескольких, и жаловались бы матерям, тратя деньги мужа. Я неохотно восхитился ее целеустремленностью.
– Почему он на тебе женился?
– Жизнь в обществе. Жена обязательна. А, выбрав меня, он привязал себя к дяде Публию.
– Твой отец его одобрил?
– Ты знаешь семьи. Давление нарастает на протяжении лет. Мой отец имеет привычку делать то, что хочет его брат. В любом случае мой муж выглядел абсолютно нормальным человеком: слишком развит эгоизм, неразвито чувство юмора…
Немногие мужчины могли бы так выразиться! Чтобы ее успокоить, я задал практичный вопрос.
– Я думал, что сенаторам не позволяется заниматься торговлей?
– Именно поэтому он заключил партнерство с дядей Публием. Он инвестировал средства, а все документы были на имя моего дяди.
– Значит, твой муж богат?
– Его отец богат. Хотя они пострадали в год четырех императоров…
– И что тогда случилось?
– Это допрос, Фалько?
Внезапно она рассмеялась. Я впервые слышал ее искренний смех, ей явно было забавно. Смех оказался неожиданно привлекательным, и я непроизвольно засмеялся в ответ.
– Ну, хорошо. Когда Веспасиан объявил о своих претензиях на престол и установил блокаду на поставку зерна в Александрии, чтобы оказать давление на сенат и заставить его себя поддержать, возникли трудности в торговле с востоком. Мой муж и дядя пытались разведать новые европейские рынки. Дядя Публий даже посетил Британию, чтобы разузнать, что могут экспортировать кельтские племена! Дяде Гаю это не понравилось, – добавила Елена.
– Почему нет?
– Они не ладят.
– Почему нет?
– Разные люди.
– А что думает Элия Камилла? Она взяла сторону мужа или брата Публия?
– О-о, она очень трепетно относится к дяде Публию по тем же причинам, по которым он раздражает дядю Гая.
Госпожа развеселилась. Я снова хотел услышать ее смех и приложил для этого усилия.
– И что тут смешного? Какие причины?
– Я не буду говорить. Ну, не смейся… Много лет назад, когда они жили в Вифинии, а моя тетя была ребенком, дядя Публий научил ее управлять гоночной колесницей!
Я не мог этого представить. Элия Камилла выглядела такой величественной и горделивой.
– Ты знаешь дядю Гая – он милейший человек, зачастую авантюрист, но может быть степенным и уравновешенным.
Я об этом догадался.
– Дядя Гай жалуется, что тетя Элия ездит слишком быстро! Боюсь, что она научила этому и меня, – призналась Елена.
Я задрал голову и с серьезным видом уставился в небо.
– Мой хороший друг, твой дядя, прав.
– Дидий Фалько, давай обойдемся без твоей неблагодарности! Ты был так тяжело болен, что мне требовалось спешить. Ты был в полной безопасности.
Совершенно не привычно для себя, она протянула руку и притворилась, будто собралась отодрать меня за уши. Я остановил движение и схватил ее за запястье, но остановился.
* * *
Я повернул руку Елены Юстины ладонью вверх и сморщил нос, вдыхая аромат духов. У нее оказалась крепкая маленькая ручка, а сегодня вечером она не украсила ее драгоценностями. Как и у меня, у Елены были холодные руки, но они пахли духами. Он напоминал корицу, только к ней примешивалось что-то еще. Запах заставил меня вспомнить парфянских королей.
– Какое экзотическое розовое масло!
– Малобатр, – сообщила она, пытаясь вырвать руку, но не особенно. – Из Индии. Очень дорогая реликвия от моего мужа…
– Щедро!
– Пустая трата денег. Дурак никогда не обращал на запах внимания.
– Возможно, у него был насморк, от которого он не мог отделаться, – поддразнил я.
– Четыре года?
Мы оба смеялись. Мне следовало отпустить ее руку. Но я решил снова наклонить голову и насладиться еще одним вдохом.
– Малобатр! Прелестно. Мой любимый запах! Он от богов?
– Нет, от дерева.
Я чувствовал, что она начинает беспокоиться, но была слишком горда, чтобы велеть мне отпустить ее руку.
– Четыре года, значит, ты вышла замуж в девятнадцать?
– Восемнадцать. Довольно поздно. Как и насморк моего мужа – трудно что-то изменить.
– О-о, я в этом сомневаюсь! – галантно заметил я. Когда женщины удостаивают меня своих рассказов, я всегда даю им совет.
– Тебе следует почаще над ним смеяться.
– Возможно, мне следует смеяться над собой.
Только маньяк попытался бы поцеловать ее руку. Я, как истинный кавалер, положил ее на колени Елены Юстины.
– Спасибо, – сказал я тихо, другим тоном.
– За что?
– За то, что ты однажды сделала.
* * *
Мы сидели молча. Я откинулся назад, вытянул ноги и положил одну руку на сильно ноющие ребра. Я думал о том, какой Елена была до того, как богатый дурак с насморком сделал ее озлобленной по отношению к другим людям и настолько же недовольной собой.
Пока я думал, на небе, среди неровных бегущих облаков, зажглась вечерняя звезда. Шумы, долетавшие из гостиницы за нами, стали тише. В перерыве между обжорством и полным опьянением клиенты рассказывали грязные истории на двенадцати языках. На поверхности пруда появился карп. Время хорошо подходило для размышлений – конец долгого путешествия, нечего делать, кроме как ждать наш корабль, да и место в саду располагало к разговорам. Здесь приятно разговаривать с умной женщиной, с которой мужчина, прилагающий немного усилий, мог легко обмениваться мыслями.
– Mars Ultor, я подошел так близко… Мне жаль, что мне не удалось выяснить, как эти слитки переправляются.
Я выражал свое раздражение вслух. И едва ли ожидал ответа.
– Фалько, – осторожно заговорила Елена. – Ты знаешь, что я ездила на побережье. В тот день, когда я вернулась злой…
Я рассмеялся.
– Самый обычный день. Как и многие другие.
– Слушай! Кое-что я тебе никогда не рассказывала. Они загружали сланец. Кривобокие товары из серого глинистого сланца для кладовок – кубки, чаши, подсвечники, ножки для столов в виде ухмыляющихся морских львов. Это все жуткие поделки. Не могу представить, кто это купит. Все это нужно мазать маслом, или вещи трескаются и разваливаются…
Я виновато заерзал, вспоминая поднос, который подарил матери.
– О, госпожа! Что-то подобное вполне может служить прикрытием. А ты подумала спросить…
– Конечно, Фалько. Человек, занимающийся экспортом этих безделушек, – Атий Пертинакс.
«Пертинакс!» Это имя было последним, которое я ожидал здесь услышать. Пертинакс, торгующий кухонной утварью плохого качества! Атий Пертинакс, остроносый эдил, который меня арестовал, пока искал Сосию, затем избил и сломал мою мебель! Я выплюнул короткое слово, используемое рабами на свинцовых рудниках. Я надеялся, что Елена его не поймет.
– Не нужно произносить таких отвратительных слов, – заявила она без всякого выражения.
– Нужно, госпожа! Ты знакома с этим извивающимся клещом?
Елена Юстина, сенаторская дочь, которая постоянно заставляла меня удивляться, произнесла необычно тихим и робким голосом:
– Дидий Фалько, ты плохо соображаешь. Да, я с ним знакома. Конечно, знакома. Я была за ним замужем.
Наконец долгое путешествие сказалось на мне. Я почувствовал себя раздавленным и больным. Меня тошнило.
Глава 35Теперь ты думаешь, что это я.
– Что?
Ты проводишь несколько месяцев, решая проблему, и решение постоянно от тебя ускользает. А затем за полсекунды понимаешь больше, чем твой мозг в состоянии переварить.
Именно поэтому Децим с такой неохотой говорил о Пертинаксе. Это был его нелюбимый зять. Атий Пертинакс! Теперь понятно. Я знал, как серебряные слитки доставляют в Италию, кто и как их прячет под таким неинтересным грузом. Сквозь руки таможенников в Остии проходят красивые вещи, с которых берется особый налог на предметы роскоши, эти люди обладают хорошим художественным вкусом. Они один раз заглядывают в трюм, стонут при виде жуткого сланца и никогда не удосуживаются обыскать корабль. Бедная Елена невинно пыталась договориться о том, чтобы нас взяли на борт корабля, на который загружены серебряные слитки!
Более того, с самого начала этого дела Атий Пертинакс, эдил сектора Капенских ворот, был шпионом в управлении претора, который подслушал, где на Форуме друг претора Децим спрятал потерянный слиток. Вероятно, именно он организовал похищение Сосии Камиллины из дома. После того как я сорвал этот план, он выяснил, что девушка у меня, сказал об этом ее отцу, потом использовал Публия в виде оправдания для моего ареста за то, что я подобрался слишком близко. И все это в большой панике, потому что потерянный на улице слиток мог указать на него.
Елена была его женой.
– Твоя первая мысль: я замешана в деле, – настаивала она.
Теперь она ему не жена.
– Ты слишком правильная.
Моя вторая мысль – всегда самая лучшая.
Она решила меня подогнать.
– Каким образом твой медленно работающий мозг пришел к этому выводу? Вероятно, Трифер назвал дяде Гаю имена моего мужа Пертинакса и Домициана, сына Веспасиана.
– Да, – сказал я.
Я чувствовал себя таким бесполезным, как она всегда намекала. Наверное, Гай отказался назвать нам имена, потому что Пертинакс был ее мужем.
Последовало долгое молчание.
– Скажи мне, как давно ты пришла к этому выводу? – спросил я несколько напряженным тоном.
Мгновение она молчала.
– Когда капитан корабля моего мужа отказался нас везти. Мы с Гнеем расстались хорошо. А капитан отнесся ко мне так недоброжелательно и злобно.
Значит, она до сих пор называет его Гнеем!
– Вероятно, капитан корабля твоего бывшего мужа чувствовал себя в большой растерянности, когда ты к нему обратилась!
Потом мне в голову ударила еще одна мысль, еще один аспект проблемы.
– А насколько твой бывший муж близок с твоим дядей Публием? – спросил я.
– Дядя Публий не может об этом знать.
– Ты уверена?
– Это невозможно!
– А что он думает о Веспасиане?
– Конечно, дядя Публий его поддерживает. Он – деловой человек и хочет стабильности. Веспасиан стоит за хорошо управляемое государство – высокие налоги, но и большая прибыль от торговли.
– Твой дядя обеспечивает великолепное прикрытие для Пертинакса, и не одним способом.
– О, Юнона, мой бедный дядя!
– Правда? Скажи мне, а какой точки зрения придерживался Публий о Домициане Цезаре во время спора, после которого вы поссорились с Пертинаксом?
– Никакой. Его там не было. Они приходил к нам в дом только на семейные торжества. И отстань от моего дяди.
– Я не могу.
– Фалько! Почему? Ради всего святого, Фалько, он же отец Сосии!
– Именно поэтому. Для меня было бы слишком просто его игнорировать…
– Дидий Фалько, ты должен быть уверен в одном: никто из ее родственников – и уж, тем более ее отец – не мог участвовать ни в чем, что принесло бы зло этому ребенку!
– А как насчет твоего собственного отца?
– Прекрати, Фалько!
– Пертинакс был его зятем. Тесная связь.
– Мой отец совсем не испытывал к нему теплых чувств после того, как я с ним развелась.
Это соответствовало тому, что я видел. Децим явно испытывал раздражение при упоминании мною Пертинакса.
Я спросил ее, кто же все-таки участвовал в обсуждении Домициана. Елена перечислила несколько имен, которые мне ни о чем не говорили.
– А ты знаешь что-нибудь про переулок Ворсовщиков? – резко спросил я. Елена посмотрела на меня округлившимися глазами, я быстро продолжил. – Сосия Камиллина погибла на складе в этом переулке. Он принадлежит старому патрицию, который умирает в загородном поместье – человеку по имени Карпений Марцелл…
– Я его немного знаю, – перебила Елена ровным голосом. – Я бывала у него на складе. Сосия ходила вместе со мной. Это высохший, болезненно умирающий старик, у которого нет сына. Он усыновил наследника. Так делается довольно часто. Представительного молодого человека, у которого не было надежд пробиться самому по себе. Он обрадовался приглашению Марцелла в дом господина благородного происхождения. Он оказал должные почести его блистательным предкам, обещал похоронить старика с должными почестями и оказать уважение, а в ответ управлять внушительным имуществом Марцелла. Цензор сообщил бы тебе, если бы ты потрудился об этом спросить. Полное имя моего мужа, моего бывшего мужа, звучит: Гай Атий Пертинакс Карпений Марцелл.
– Поверь мне, у твоего бывшего мужа есть еще несколько грязных имен, – заметил я мрачно.
* * *
Наиболее удобным казалось какое-то время помолчать.
– Фалько, я полагаю, вы обыскивали склад?
– Предполагаешь правильно. Обыскивали.
– Пусто?
– К тому времени, как мы начали обыск.
* * *
В пруду распрыгались лягушки, некоторые из них квакали. Из воды выпрыгивала рыба. Я бросил камень вводу, и он тоже выпрыгнул. Я откашлялся и квакнул.
– Мне кажется, что хамы из управления претора и щенки из дворца не в состоянии организовать происходящие события, – заявила сенаторская дочь. В эти минуты она очень напоминала свою британскую тетю.
– О нет, этой труппой обезьян управляет настоящий руководитель!
– Я не думаю, что Атий Пертинакс способен на убийство, – сказала Елена Юстина гораздо более робко.
– Ну, если ты так считаешь.
– Я так считаю! Можешь быть циничным, если хочешь. Возможно, люди никогда на самом деле не знают, что представляю собой другие. Тем не менее мы должны пытаться. В твой работе ты должен доверять собственным суждениям и впечатлениям…
– Я доверяю твоим, – просто признал я, поскольку этот комплимент соответствовал истине.
– И все же ты мне не доверяешь!
Ребра меня сильно беспокоили, нога болела.
– Мне на самом деле важно твое мнение, – сказал я, – и я его ценю. Ради нее, ради Сосии, в этом деле не должно быть удовольствий и наслаждений. Никакой верности, никакого доверия, а если повезет, и никаких ошибок.
Я поднялся на ноги и стал хромать из стороны в сторону. Произнося имя Сосии, я хотел немного отдалиться от Елены. Прошло много времени с тех пор, как я думал о Сосии так просто, и воспоминания все еще оставались невыносимыми. Мне хотелось подумать о Сосии Камиллине, но только в одиночестве.
Я завернулся в плащ и прошел к пруду. Елена осталась на скамье. Вероятно, она разговаривала с серой фигурой, полы плаща которой время от времени хлопали на ночном ветру, прилетавшем с моря. Я услышал, как она меня тихо зовет.
– До встречи с родственниками мне было бы неплохо знать, как умерла моя двоюродная сестра, – сказал она. – Это поможет.
Гай, который, вероятно, сообщил ей печальную весть, похоже, скрыл детали. Поскольку я уважал Елену, то рассказал ей голые факты.
– А ты где был? – спросила Елена тихим голосом.
– Лежал без сознания в прачечной.
– Это связано?
– Нет.
– Ты был ее любовником? – удалось ей выдавить из себя. Я молчал. – Отвечай мне. Я тебе плачу, Фалько!
Я в конце концов ответил только потому, что знал об ее упрямстве.
– Нет, – сказал я.
– А ты хотел им быть?
Я молчал достаточно долго, чтобы это само по себе стало ответом.
– У тебя была возможность! Я знаю, что была… Почему не тогда?
– Другое сословие, – заявил я. – Возраст. Опыт. – Глупость! – добавил я через некоторое время.
Затем она спросила меня о нравственности. Мне казалось, что мои нравственные принципы очевидны. Это ее не касалось, но в конце я сказал ей, что мужчине не следует пользоваться готовностью юной девушки, которая поняла, что хочет, обладает инстинктами это получить, но не имеет смелости справиться с неизбежной печалью, которая последует.
– Если бы она осталась жива, то кто-нибудь другой развеял бы иллюзии Сосии. Я не хотел, чтобы это был я.
Ночной ветер усиливался и развивал мой плащ. На душе было тяжело, требовалось прекратить этот разговор.
– Я иду в номер.
Я не собирался оставлять свою клиентку одну в темноте. К этому времени, если в мире существует справедливость, она уже должна была бы это знать. Из гостиницы доносились звуки веселья, часто сиплые и хриплые голоса. Елена чувствовала себя не очень уютно в общественных местах, а Массилия в период оргий не место для благородной госпожи. Это не место ни для кого. Я сам начал чувствовать себя здесь несчастным на открытом воздухе.
Я ждал, не могу сказать, что проявлял нетерпение.
– Лучше я тебя провожу, – сказал я.
Я проводил ее до двери номера, как делал всегда раньше. Вероятно, она никогда не узнает, сколько претендующих на нее типов мне пришлось отгонять на протяжении нашего путешествия. Однажды ночью мы ночевали в месте, где еще не изобрели замки. Клиенты там были особенно настойчивыми и отталкивающими. Я спал у ее порога с ножом в руке. Я предпочитал, чтобы было так. Это моя работа. Именно за это мне платила эта ценная госпожа, даже хотя ей было неудобно выразить это словами в нашем контракте.
Она гораздо сильнее переживала смерть Сосии, чем я думал. Когда в тускло освещенном коридоре я повернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи и наконец взглянул на Елену, то понял, что хотя ничего не заметил в саду, она плакала.
Я замер на месте, беспомощный при виде этого непривычного зрелища.
– Спасибо, Фалько, – тем временем произнесла Елена самым обычным голосом.
Я тоже повесил на лицо обычное выражение, несколько застенчивое и робкое, чтобы соответствовать. Елена Юстина это проигнорировала, как и всегда.
– С днем рождения! – тихо сказала она как раз перед тем, как отвернуться.
Затем в честь моего дня рождения она поцеловала меня в щеку.
Глава 36Вероятно, она почувствовала, как я дернулся.
– Прости меня! – воскликнула она. Ей следовало резко повернуться и уйти. Мы могли бы на этом закончить, на самом деле меня бы это не беспокоило. Ее жест был вполне приличным.
Проклятая женщина не знала, что делать.
– Мне очень жаль…
– Никогда не извиняйся! – я услышал, как проскрипел мой голос. После смерти Сосии я ушел в себя. Я больше не мог иметь дел с женщинами. – Ничего нового, госпожа. Богатая грудинка ищет густого соуса. Гладиаторы сталкиваются с этим постоянно. Если бы я хотел этого, то ты бы давно об этом узнала!
Ей следовало сразу же уйти в номер. Но она просто стояла на одном месте и выглядела обеспокоенной.
– О, ради всего святого! – раздраженно воскликнул я. – Прекрати на меня так смотреть.
Ее большие усталые несчастные глаза напоминали озера. На протяжении двух часов я думал, что почувствую, если ее поцелую. Поэтому я ее поцеловал. Раздраженный, озлобленный, выведенный из себя, я шагнул к дверному проему, потом сжал ее локтями, а ладонями взялся за ее бледное, как кость, лицо. Все закончилось довольно быстро, удовольствия не было. Вероятно, это оказалось самым пустым жестом в моей жизни.
Она вырвалась. Она дрожала от холода в саду. Все лицо у нее было холодное, а ресницы влажные от слез. Я поцеловал ее, и тем не менее, все равно не понял, каково это. Я знаю мужчин, которые скажут вам, что с женщинами следует общаться грубо, потому что так хотят женщины. Эти мужчины глупцы. Елена Юстина заметно смутилась. Если быть полностью честным, то я и тоже был смущен.
Елена могла бы справиться с ситуацией, но я не дал ей времени – я резко развернулся и ушел.
* * *
Я вернулся. За кого вы меня принимаете? Прошел по темному коридору украдкой как слуга с посланием, которое он забыл передать раньше. Я постучал ей в дверь особым стуком – три раза подряд, быстро, костяшками пальцев. Мы никогда об этом не договаривались специально, так получилось само собой. Обычно она сразу же подходила к двери и впускала меня.
Я снова постучал. Я попробовал дверь, зная, что она не поддастся (я сам показывал Елене, как запирать дверь на палку, если останавливаемся в гостинице). Я прижался лбом к дереву и тихо произнес ее полное имя. Она не желала отвечать.
К этому времени я понял, что она предполагала, будто мы наконец достигли некоторого понимания. Она предложила мне перемирие, а я по глупости этого даже не понял, тем более не принял. Елена Юстина была настолько щедра, насколько я глуп. Мне хотелось бы получить возможность сказать ей, что я сожалею. Она не желала или не могла предоставить мне эту возможность.
Прошло какое-то время, ждать здесь больше было нельзя, или я мог бы подмочить ее репутацию. Елена Юстина наняла меня именно затем, чтобы избавлять ее от этого. Единственное, что я мог для нее сделать, – это уйти.
