Текст книги "Невеста принца"
Автор книги: Линда Лаел Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА ПЯТАЯ
На другое утро Анни не пошла завтракать. Едва она открыла глаза, как почувствовала зверский голод, но от одной мысли о встрече с Рафаэлем ей сразу же стало страшно. Все чувства у нее смешались и бурлили. То она испытывала головокружительную радость, то немыслимое отчаяние. К тому же, она до сих пор не пришла в себя после ласк Рафаэля, и вся трепетала, стоило ей только вспомнить, как…
Она была абсолютно уверена, что принц, который хорошо знает жизнь и женщин, с первого взгляда догадается о ее тайных муках.
Так как ей была невыносима мысль о встрече с принцем в ближайшее время, то она быстро оделась и позволила Федре длинными коридорами увести себя в самый дальний конец замка.
– Здесь солярий, – объявила Федра, когда они оказались в просторной солнечной комнате, совершенно круглой, с каменными стенами и множеством цветов. – В старые времена дамы приходили сюда поболтать за рукоделием. Иногда их развлекали музыканты. Папа вставил в окна стекла, до этого в них ничего не было, зато были великолепные гобелены на стенах. Но они висели тут до того, как Рафаэль унаследовал корону. – Принцесса помолчала, и тень пробежала по ее обыкновенно веселому лицу – Он сказал, что они гниют здесь на свежем воздухе, и отдал их в какой-то музей в Моровии.
Анни медленно повернулась вокруг себя, восхищаясь еще не виданной ею комнатой с потолком как в церкви и балконом. Представляя, как тут все было во времена средневековья, она почти воочию видела дам Сент-Джеймс в их старинных нарядах, как они сидели тут, вышивали и болтали, как пели под звуки лютни и смеялись милым шуткам.
– Как здесь хорошо! – воскликнула Анни.
Федра показала на балкон, который располагался на высоте примерно двадцати футов над каменным полом.
– Когда-то давно одна принцесса бросилась с этого балкона и разбилась. Слуги говорят, что ее призрак до сих пор бродит по замку.
Холодок сладкого ужаса пробежал по спине Анни. Ей бы хотелось познакомиться с одним из таких существ, если бы, правда, оно было не очень уродливым и умело более или менее прилично себя вести.
– Ты помнишь, что обещала заменить меня? – шепотом спросила Федра, когда постучали в арку, служившую тут вместо двери.
Вошла невысокая пухлая женщина с седыми волосами и бородавкой возле носа, а за ней по пятам две девушки.
Одна несла много-много белого муара, а другая рабочую корзинку, до верха наполненную ленточками и кружевами. Обе выглядели усталыми и взвинченными.
Пожилая женщина уперла руки в крутые бока и, внимательно оглядев Анни и Федру своими глазками-бусинками, вопросила:
– Кто из вас будет принцесса?
У нее был такой голос, словно на этот солнечный, промытый дождем день намечалась не примерка свадебного платья, лучшего во всей Европе, а принародная казнь королевской особы.
– Я принцесса, – холодно ответила Федра, гордо поднимая голову. В ней совсем не было тщеславия, и она ужасно не любила, когда ее титуловали вне официальных церемоний. – А это моя подруга, мисс Анни Треваррен. Она примерит платье вместо меня. Анни, это мисс Августа Ренденнон.
Это и была та модная швея, которую привезла с собой мисс Ковингтон. Покраснев, она поджала губы.
Ее собственное платье не отличалось ни хорошим вкусом, ни каким-то особенным покроем, шнурованные ботинки были довольно сильно стоптаны, а чепчик, украшавший прическу, видал лучшие времена. Мисс Ренденнон во все глаза смотрела на растерявшуюся Анни.
– Хм-м…
Она явно осталась недовольна результатом осмотра.
Анни покраснела от негодования и смущения одновременно и обязательно бы ткнула Федру локтем, если бы та предусмотрительно не отошла подальше.
– Не думаю, – робко проговорила она.
– Тихо! – прикрикнула на нее швея, делая вокруг нее круги. – Мадам здесь не для того, чтобы думать. Да… да… Ну конечно же вы думаете, но, осмелюсь сказать, мне нужно снять мерку. – Она протянула руку и больно ущипнула Анни. – Полновата, но, по правде сказать, мужчинам нравится, когда кое-где мягко.
Анни зло посмотрела на Федру, хотя румянец на ее щеках был вызван не теперешним унижением, а воспоминанием о том, как накануне Рафаэль ласкал и целовал все ее, как она сказала, «мягкое» тело.
– В самом деле, если это платье предназначено принцессе, то она должна…
Федра уже была возле двери и перед тем как исчезнуть за ней, подобно лесной нимфе, прячущейся за деревьями, подмигнула Анни, словно желая напомнить ей о ее обещании, и послала прощальный воздушный поцелуй.
– Мисс Ренденнон сама все знает, – пропела она и растворилась в воздухе, как самый настоящий призрак.
У Анни заурчало в животе, и мисс Ренденнон мученически закатила глаза.
– Варвары, – пробормотала она. – Просто варвары, и ничего больше.
Одна из служанок, положив кружева на скамейку, присела перед Анни и сказала:
– Мисс, я принесу вам поесть.
– Поесть? – возмутилась мисс Ренденнон. – Я не потерплю никакой еды ближе, чем на сто саженей. Здесь же настоящие сокровища! К тому же, мне еще только не хватает, чтобы разошлись швы.
Анни вспыхнула. Возможно, она немножко полнее Федры, но мисс Ренденнон говорила так, будто она чудовищно толста и ей ничего не остается, как показывать себя за деньги в цирке.
– Госпожа Ренденнон, не думаю…
Швея не позволила ей договорить. Она хлопнула в ладоши и приказала одной из девушек расстелить на полу простыни, чтобы защитить бесценный муар от пыли и грязи, а потом стала обмеривать Анни, беспрерывно вздыхая, причмокивая и приговаривая что-то.
Когда почти весь пол скрылся под простынями, а Анни раздели до одной рубашки, то начался священный процесс примерки свадебного платья. Анни стояла, как святой Иоанн у столба. В животе у нее урчало. Она смотрела, как пылинки летают в лучах солнца и придумывала планы мести принцессе Федре, один коварнее другого.
Через какое-то время у Анни появилось странное ощущение в затылке, и она поняла, что кто-то смотрит на нее. Тогда она повернулась и с изумлением увидела принца Рафаэля на балконе, не сводившего с нее глаз. Не в силах уловить выражение его лица из-за разделявшего их расстояния, она ясно ощутила какую-то непонятную свою беззащитность перед этим мужчиной, словно ее поставили перед ним обнаженной, как любимую наложницу из гарема перед султаном.
Мисс Ренденнон подняла голову и тоже увидела принца, отчего ее манеры мгновенно стали другими. Она поклонилась и просияла.
– Доброе утро, ваше высочество.
Рафаэль, одетый в белую рубашку и черные бриджи, кивнул, но не сказал ни слова. Анни пыталась заставить себя отвести от него взгляд, но поняла, что не может пошевелиться, и продолжала стоять неподвижно, сгорая от страсти и мучаясь от унижения при воспоминании о том, какой дурой она выставила себя накануне перед этим человеком. Однако она от всей души желала только одного, чтобы ей предоставилась хотя бы еще одна возможность испытать то, что она испытала.
Принц стоял неподвижно и ничего не говорил, и Анни понимала, что мисс Августа Ренденнон, возможно, даже больше, чем она, смущена его присутствием. Что-то бормоча себе под нос и качая время от времени головой, она продолжала работать, пока в конце концов не вытащила иголки и не оставила Анни посреди комнаты в одной рубашке.
Одна из служанок, не потерявшая головы в присутствии принца, подала Анни платье, и она скользнула в него, старательно отводя взгляд от того места на балконе, где был принц, повторяя про себя, что он давно уже ушел. В конце концов, он же принц Бавии и не может попусту тратить время, наблюдая за примерками с балкона.
Однако эта спасительная мысль ненадолго застряла в ее голове, потому что она услыхала стук шагов на каменной лестнице. Скосив взгляд, она увидела приближающегося к ней расстроенного Рафаэля.
– Что вы делаете? – с раздражением спросил он.
Анни поняла, что ее осуждают, словно она поймана на мелкой краже в чужом доме, и откровенно разозлилась. Неужели Рафаэль думает, будто ей доставило удовольствиецелый час простоять неподвижно как статуя, пока мисс Августа Ренденнон колола ее булавками и бормотала нечто неописуемое?
Анни присела в почти издевательском реверансе в то время, как ее глаза метали молнии.
– Наверное, у Федры сегодня нашлись более приятные занятия, чем мерить свое свадебное платье, – сказала она.
Отчаянная смелость тотчас покинула ее.
Анни потеряла дар речи, едва заметила, что Рафаэль улыбается ей, и мигнула, словно ее ослепило яркое солнце. Когда она вновь обрела способность видеть, Рафаэль уже опять принял важный вид.
– На субботу назначен бал, – произнес он таким тоном, словно говорил не о радостном событии, а о похоронах. – Бал будет в Моровии, и вам с Федрой понадобятся соответствующие туалеты.
Анни, застегивая по-весеннему легкое платье из зеленого хлопка, не могла удержаться от улыбки в предвосхищении великолепного празднества в королевском дворце.
– Бал для Федры! Как это чудесно! – радостно воскликнула она.
Рафаэль вздохнул.
– Чудесно.
Анни, склонив набок голову, с любопытством уставилась на него.
– Вы не хотите там быть?
– Не в этом дело, – ответил Рафаэль и перевел взгляд с лица Анни сначала на балкон, потом на высокий потолок. – По крайней мере, для членов семьи Сент-Джеймс, увы, Моровия – опасное место. Народ Бавии видит в этом дворце символ семисотлетних обид и унижений. – Когда Рафаэль вновь встретился с ней взглядом, Анни поняла, что он жалеет о вырвавшихся у него словах. – Не расстраивайся, Анни. Мы будем там в безопасности… Барретт и его люди присмотрят за нами.
Анни не успела заверить его в том, что ни капельки не боится, во всяком случае, если боится, то не за себя, как он поднял руку и нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. На его губах вновь появилась печальная улыбка и, помолчав, он тихо проговорил:
– Я виноват перед тобой.
Анни отвела взгляд. Она трепетала от едва сдерживаемого желания крикнуть ему, что не хочет слышать о его вине, что она всегда любила его и всегда будет любить, но сердце у нее колотилось так громко, что он, наверное, тоже слышал его. И она ничего не сказала. Не посмела сказать.
Рафаэль поднял ей голову и заставил посмотреть ему прямо в глаза.
– Где-то на этой странной земле, – тихо проговорил он, глядя на нее затуманенным печалью взором, – живет такой счастливый мужчина, что ему могут позавидовать даже ангелы. В один прекрасный день он наденет на ваш пальчик, Анни Треваррен, золотое колечко и с благословения небес уведет вас в свою постель. Когда, моя милая Анни, вы отдадите себя на волю его любви, прошлое перестанет для вас существовать.
Анни уже готова была крикнуть, что для нее существует и всегда будет существовать только то время, которое она провела с Рафаэлем в домике на берегу озера, и никакого мужчины, кроме Рафаэля, никогда-никогда не будет в ее жизни, как вдруг она услыхала издевательские аплодисменты с балкона.
Анни и Рафаэль одновременно увидели высоко над собой Люсиана.
Усмехнувшись, он опустил руки.
– Великолепный спектакль, братец, – сказал он. – Очень поэтичный. И в нем чувствуется искренняя драма…
Анни перевела взгляд на Рафаэля, который крепче стиснул зубы.
– Хватит! – проговорил он, не повышая голос.
Тем не менее, Люсиан не только услышал его сверху, но и дернулся, словно в него бросили камнем.
Однако он быстро пришел в себя. Через несколько мгновений он уже вновь улыбался, как ни в чем не бывало, и так же грациозно, как Рафаэль незадолго до него, облокотился на перила.
– Значит, сплетники правы, – проговорил он с издевкой, которой надлежало не ранить, а убивать на месте. – Ты нашел для себя еще одну очаровательную спутницу и теперь открываешь ей трагическую истину – как бы ни было приятно вам вместе, это ровным счетом ничего не значит, потому что твоя судьба – умереть великой и благородной смертью. Великолепно, Рафаэль! Просто великолепно!
– Люсиан, – прохрипел Рафаэль, – я предупреждаю тебя. Остановись, пока не поздно.
Младший брат бесстрашно спустился по лестнице и оказался против Анни.
– Прекрасная Анни, вы ему верите? – спросил он тихим хитрым голосом. – Если верите, то не браните себя. Вы не первая такая.
Рафаэль ответил не сразу, однако в комнате как будто сгустился воздух и стало трудно дышать.
Анни стало по-настоящему страшно, и в то же время она разозлилась на Люсиана, потому что поняла, принц взбешен и готов на все.
А Люсиан продолжал, не обращая внимания на брата, словно он и Анни были одни в комнате:
– В будущем постарайтесь быть более осмотрительной, Анни Треваррен, или, по крайней мере, научитесь играть роль леди.
В это мгновение Рафаэль бросился на брата и сомкнул пальцы у него на шее.
Анни закричала, боясь, как бы он не убил его, но Люсиан легко освободился из рук Рафаэля. Тогда Рафаэль с такой силой ударил его кулаком в живот, что Люсиан задохнулся.
Рафаэль повалил его на пол и принялся душить, у Люсиана сверкали глаза от злобы и унижения, ведь он не ожидал ничего подобного, и щеки у него побагровели. Все же сильнее всего в нем была ненависть к брату, сильнее даже страха как будто неминуемой смерти.
Анни попыталась было оттащить Рафаэля, но он с силой отпихнул ее, и она чуть не упала. Один Бог знает, что было бы, если бы в комнату не вбежал Эдмунд Барретт, а за ним двое его людей.
Барретт оторвал Рафаэля от брата, и ему удалось оттащить его в другой конец комнаты.
Рафаэль дрался с ним, как пантера, но Барретт завел ему руки за спину и справился с ним. Его люди подняли Люсиана на ноги, и по кивку своего капитана один из них повел его, прихрамывающего, вон из комнаты.
Рафаэль недюжинным усилием вырвался из рук Эдмунда Барретта, но остался стоять на месте.
– Боже Милостивый, зачем, Рафаэль? – Барретт, по-видимому, совсем забыл об Анни, впрочем, как и принц. – Мало тебе того, что ты настаиваешь на том, чтобы оставаться в Бавии, пока мятежники не схватят и не повесят тебя! Теперь тебе еще надо принести себя в жертву! Ты хочешь, чтобы тебя повесили за убийство, совершенное под крышей твоего же дома?
Рафаэль что-то пробормотал в ответ и взглядом нашел Анни. Когда она заглянула ему в глаза, то увидела в них такую бездну страдания, что едва не упала перед ним на колени.
Он был на краю пропасти.
– Анни…
Словно хватаясь за последнюю соломинку, данную ему Богом, шептал Рафаэль ее имя.
Она сделала шаг к нему и остановилась. Рафаэль должен умереть. Анни зажала рот рукой, чтобы сдержать рвавшиеся наружу рыдания, и выбежала вон из комнаты.
На пороге она едва не столкнулась – только этого не хватало! – с мисс Фелицией Ковингтон.
Мисс Ковингтон нахмурила свой прелестный лоб, и ее темные глаза выражали искреннее беспокойство. Вблизи она была так же красива, как ангел кисти Боттичелли, и, по-видимому, так же добра.
На секунду она обхватила Анни за плечи, чтобы она не упала, а потом вошла в солярий.
Анни спряталась в тени, хотя всеми силами желала быть где-нибудь подальше отсюда, но не находила в себе мужества двинуться с места.
– Рафаэль, – крикнула мисс Ковингтон, подходя к Рафаэлю и кладя ему руки на плечи. – Что ты сделал с Люсианом?
Рафаэль дернулся, но она не отпустила его, и только теперь по этому ее жесту Анни поняла, как она близка Рафаэлю.
– Ничего, – резко ответил он. – Оставь меня, Фелиция. Пожалуйста.
Фелиция погладила его по волосам, и эта ее ласка болью отозвалась в сердце Анни. Она еще глубже ушла в тень и затаила дыхание, стараясь взять себя в руки.
Фелиция кивнула Барретту, и он неохотно пошел к выходу, не замечая Анни.
– Почему, Рафаэль? – тихо спросила Фелиция Ковингтон, обнимая его за талию. – Почему ты так ненавидишь Люсиана? Ведь он твой брат.
Рафаэль вздохнул и провел рукой по волосам. Ярость оставила его, но Анни видела, как он еще весь напряжен.
– Это не я ненавижу Люсиана, – ответил он. – Это Люсиан ненавидит меня. И иногда мне кажется, что он прав.
Фелиция улыбнулась Рафаэлю, пригладила ему волосы и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. Анни не могла оторвать от нее взгляд. Ей хотелось презирать эту женщину, и она не могла заставить себя.
– Ты хотел убить своего бедняжку брата? – ласково спросила Фелиция. – Или себя?
Рафаэль вздохнул и обнял Фелицию за талию. Вот уж ее мисс Августа Ренденнон не назвала бы толстой, в отчаянии подумала Анни, спрятавшись за доспехами, когда он и она подошли ближе.
– Я настоящий негодяй, – сказал Рафаэль.
Анни со слезами зависти и отчаяния на глазах смотрела, как Фелиция берет Рафаэля за руку и улыбается ему.
– Почему же, ваше высочество? – поддразнивая, спросила она его.
Они быстро удалялись по коридору, но все же Анни ясно услышала ответ принца:
– Люсиан обвинил меня в том, что я использую кое-кого, и он прав.
Это признание стало словно удар топором для Анни. Она прислонилась спиной к холодной каменной стене и глубоко вдохнула воздух в ожидании, когда пройдет боль. Немножко придя в себя, она, не сомневаясь, что принц и Фелиция на другом конце замка, отправилась к себе в комнату.
Там она сполоснула лицо, вытащила из волос шпильки, расчесала волосы, вновь уложила их и, достав принадлежности для письма, отправилась в сад. Она решила написать отцу с матерью, чтобы они скоро ждали ее в Ницце. В Бавии она больше не может оставаться, это она поняла со всей определенностью.
Ей невыносимо быть здесь, даже несмотря на такое важное событие, как свадьба Федры, ведь Рафаэль жалеет о случившемся, потому что, оказывается, в самом деле использовал ее.
Она шагала по зале, как вдруг вспомнила, что ничего не ела с утра, и отправилась в кухню. Если она не проглотит что-нибудь, то вскоре ее затрясет и опять начнется головная боль.
В кухне ее словно поджидал Люсиан, которому очень миленькая служанка смачивала холодной водой аристократический лоб. Он заметил Анни прежде, чем она успела убежать, так что бежать было поздно, этого ей никак не могла позволить ее гордость.
Холодно кивнув ему, она прошла мимо в кладовую, где взяла себе хлеб, сыр и яблоко. Когда она появилась обратно, стараясь ничего не уронить, Люсиан уже отпустил служанку и поджидал ее, закрывая ей дорогу к двери.
Вглядываясь в его красивое лицо, Анни неожиданно поняла, что Люсиан навсегда останется всего лишь карикатурой на старшего брата, и, поняв это, пожалела его.
– Позвольте мне пройти, – приказала она, задирая нос. – Мне нечего вам сказать.
– Зато мне есть, что вам сказать, – спокойно ответил Люсиан, складывая руки на груди. Он улыбался, несмотря на встряску, полученную им от Рафаэля. – Я совсем не хотел вас обидеть. Напротив, мне хотелось защитить вас.
У Анни задрожали руки, и несколько мгновений она боролась с желанием бросить все на пол. Потом она посмотрела прямо в глаза Люсиану.
– Я могу прекрасно обойтись без вашей рыцарской помощи, мистер Сент-Джеймс, – холодно проговорила она. – В дальнейшем постарайтесь себя не затруднять. Я прекрасно сама позабочусь о себе.
Он вопросительно изогнул бровь.
– Так же, как накануне?
Анни показалось, будто ее ударили по лицу, и она возненавидела Люсиана. Она в самом деле ненавидела его. С тех пор как она приехала в Бавию, ее достаточно унижали, не хватало еще, чтобы ей напоминали о том, что все знают о ее вчерашнем неблагоразумном поведении.
– Оказывается, вы сплетник, Люсиан, – сказала она. – Кроме всего прочего. Пожалуй, вам пора заняться чем-нибудь серьезным.
Он усмехнулся, однако жесткие складки, вдруг появившиеся по обе стороны его губ, испугали ее.
Люсиан отступил, но его слова заставили Анни остановиться и прислушаться к нему.
– Рафаэль опять будет вас соблазнять, несмотря на его милые слова, несмотря на всю эту чепуху о его судьбе и о вашем благородном возлюбленном, который ждет вас в будущем, он сделает вас своей любовницей, Анни. Он поселит вас в большом доме в Париже или Лондоне, Риме или Мадриде и осыпет вас нарядами и драгоценностями, которые и вполовину не будут так обольстительны, как его речи в поздней ночи, когда он будет любить вас. А когда вы дадите ему то, чего он больше всего на свете хочет, когда вы подарите ему здорового сына с храброй американской кровью в жилах, он отберет его у вас, чтобы воспитать по-своему, а вас забудет, словно какую-нибудь дрянь, попавшуюся ему ненароком на улице.
Анни медленно повернулась и встретилась глазами с Люсианом.
– Если Рафаэлю нужен наследник, правда, я не думаю, что он намеревается прожить достаточно долго, чтобы успеть его вырастить, ему не нужна любовница. Ему нужна жена, ведь ребенок должен быть законнорожденным.
Люсиан хмыкнул, и Анни похолодела в предчувствии чего-то страшного.
– Наверное, вы были бы правы, если бы речь шла о другой стране и о другом семействе. В нашей стране… – Он пожал плечами. – У нас другое дело. Рафаэль сам ублюдок, сын цыганки – любовницы моего отца. Естественно, она была одной из многих его любовниц. Но никто не сомневался, что именно он унаследует корону. Это разбило ей сердце… Нет, не цыганке, а первой жене отца, которую все считают матерью Рафаэля. Она заперлась в своих покоях, никого не хотела видеть и умерла от горя.
Анни сделала шаг по направлению к Люсиану, и яблоко, выпав у нее из рук, покатилось по полу.
– Причем тут Рафаэль? – дрожащим голосом пролепетала она. – Это не его вина.
Ничто в ее собственной жизни не могло подготовить Анни к встрече с такими интригами и таким уродством. В ее доме все любили друг друга и радовались друг другу. Любовь ее родителей всегда казалась ей прекрасной и чистой.
– Почему вы так его ненавидите, Люсиан? Что он вам сделал?
– Позаботьтесь о том, чтобы ваша судьба была не такой, как судьба матери Рафаэля, – сказал Люсиан прежде, чем ответить на ее вопрос. – Что Рафаэль мне сделал? Он родился первым. Он украл положенное мне по праву рождения и бросил это псам.
– Вы сошли с ума!
Люсиан пошел в кладовую и вернулся с другим яблоком, которое вытер о свою рубашку и отдал Анни со словами:
– Вот, красавица. Имейте в виду, даже если вы откусите от него, вы не уснете на сто лет.
Анни взяла яблоко и молча стояла, пока Люсиан обводил кончиком пальца ее губы, а потом засвистел и пошел к двери.
Ласковые и разумные слова Фелиции не могли успокоить Рафаэля. Были только два средства обрести вновь душевное равновесие – или сразиться на рапирах, или отправиться в постель к шлюхе. Поскольку шлюх поблизости не было, к тому же, он твердо знал, что ему нужна только Анни Треваррен, то Рафаэль решил поиграть рапирой. И послал за Барреттом.
– Бедняжка Эдмунд, – отозвалась на это Фелиция, глядя, как Рафаэль достает рапиры, доставшиеся ему в наследство от отца. – Он слишком прямолинеен и слишком дорожит своим местом, чтобы победить, значит, ему достается больше всех, ведь, на самом деле, ты всегда хочешь победить Люсиана.
Рафаэль усмехнулся через плечо. Никто не понимал его так, как Фелиция Ковингтон, но ее откровенность бывала подчас весьма болезненной.
– Если бы мне пришлось сейчас биться с моим братом, я бы мог его убить. Барретт, естественно, меньшее из двух зол.
Фелиция покачала головой.
– Ты не прав, Рафаэль. Барретт тут совсем ни при чем. Его несчастье в том, что он верен тебе и подчиняется твоим сумасшедшим приказам.
Хотя все рапиры были только лучшего качества, одну Рафаэль любил больше других и безошибочно узнавал. Он крепко взял ее в руку, и она серебром блеснула на солнце, стоило ему едва заметно пошевелить рукой.
– Тебя вот не обвинишь в покорности, – сказал он Фелиции, старательно избегая ее взгляда. – Будь ты покорной, тебя бы уже давно не было в этой проклятой стране. Фелиция, ты красивая женщина. Зачем тебе зря терять тут время?
Фелиция вздохнула и, прошелестев юбками, уселась в кресло. Она очень похудела с тех пор, как он видел ее в последний раз. К тому же, черные круги под глазами. Ему стало беспокойно.
– Я уже говорила тебе, Рафаэль. Когда ты уедешь из Бавии, тогда и я.
– Что ж, – беззаботно ответил Рафаэль, пряча свое отчаяние, – если ты не боишься сыграть в ящик вместе со мной…
У Фелиции слезы выступили на глазах, и она вскочила с кресла.
– Черт бы тебя побрал, Рафаэль! – крикнула она. – Как ты можешь шутить со своей смертью?
Рафаэль опустил рапиру и принялся смотреть, как Фелиция шагает по дорожке сначала в одну сторону, потом в другую, давая выход своему возбуждению.
– Я только так и могу, – сказал он. – Ради Бога, Фелиция, тебе не надо тут оставаться. Уезжай из Бавии сразу после свадьбы, если не хочешь раньше. И не думай, что ты можешь спасти меня от моей судьбы. Никому это не под силу.
– Никому, кроме тебя самого? – заплакала Фелиция. – Но ты слишком упрям и слишком глуп, чтобы что-нибудь предпринять.
С этими словами она убежала, едва не налетев на Эдмунда Барретта.
– Сегодня уже вторая дама убегает от тебя вся в слезах, – заметил Барретт. – Или еще были другие, о которых мне неизвестно?
– Заткнись и держи рапиру, – ответил ему Рафаэль, доставая для него рапиру и бросая ее прямо ему в руки.
Барретт пожал плечами, и они отправились на боковую тропинку в саду, где было довольно места для поединка на рапирах.
– Должен заметить, что мисс Ковингтон считает, – сказал Рафаэль, пока Эдмунд Барретт разминал руку, – что все эти годы ты уступал мне из какого-то дурацкого чувства долга. Это правда?
Телохранитель улыбнулся.
– Ты самый лучший фехтовальщик, какого мне когда-нибудь приходилось встречать, – сказал он. – Но пару раз… Она права… пару раз я мог бы у тебя выиграть.
Рафаэлю понравилась откровенность Эдмунда, но все же он почувствовал себя задетым.
– Возможно, и сейчас тоже…
Рафаэль поднял рапиру, и она засверкала на ярком полуденном солнце.
– Возможно, – коротко согласился Барретт, поворачиваясь лицом к своему противнику.
Они соединили рапиры и услышали мелодичный металлический звон.
– Давай, – ухмыльнулся Рафаэль. – Посмотрим, на что ты способен.
Барретт рассмеялся и сильным ударом едва не выбил рапиру из руки Рафаэля.
– Вы ведь не хотите, чтобы бой закончился слишком быстро, не правда ли, ваше высочество? – спросил он.
Несколько минут они сосредоточенно обменивались ударами.
– Я так и думал, – сказал Барретт, без слов поняв ответ Рафаэля.
Бой продолжался. И чем он становился напряженнее, тем лучше чувствовал себя Рафаэль. Он бился, пока не перестал чувствовать свою руку, пока у него не заболела грудь и ему не стало трудно дышать, пока рубашка у него на спине и груди не взмокла от пота.
Но он преодолел боль и преодолел усталость, впрочем, как и Барретт, который тоже давно превзошел самого себя.
В конце концов, когда Рафаэль уже потерял счет времени, Барретт сделал неверное движение, и ему удалось его разоружить. Рапира телохранителя со стуком покатилась по каменной тропинке, а Рафаэль развернулся и пошел прочь, недовольный своей победой.
