Текст книги "Невеста принца"
Автор книги: Линда Лаел Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Одной рукой приподняв край ночной рубашки, чтобы не споткнуться, Анни поднялась на четыре ступеньки к своей кровати и скользнула под одеяло. Глядя на отблески огня и танцующие на потолке тени, она подвела итог своим несчастьям.
Намерения у нее были самые невинные, в этом она не сомневалась даже наедине с собой, но явно внушенные недоброй силой. Всего-то ей хотелось взглянуть сверху на Хрустальное озеро, расположенное далеко от замка в самой глубине леса. Вот она и решила, что с южной башни смотреть удобнее, чем откуда бы то ни было еще.
Добравшись до башни, она не обнаружила ни одного окна и очень расстроилась. А потом решилась. Вылезла наверх и обошла башню кругом, стараясь не смотреть вниз. Анни уже давно знала, что нет ничего хуже, чем смотреть вниз.
Только на обратном пути, когда она уже завернула за каменную колонну, на нее вдруг напал такой неодолимый страх, что она вцепилась обеими руками в горгойлью и не могла оторваться от нее до самого прихода Рафаэля.
Лежа в полной безопасности под теплым одеялом, Анни почувствовала, как у нее мурашки побежали по телу от этого воспоминания. Вообще-то, все было очень романтично, тем более что спас ее сам Рафаэль Сент-Джеймс.
Она повернулась на бок и стала смотреть на то место, где он совсем недавно стоял – со своими израненными руками и мокрыми растрепанными волосами. Анни любила Рафаэля с детства, но после его сегодняшнего прихода в ее чувстве к нему что-то изменилось.
Инстинкт подсказывал ей, что надо было утешить Рафаэля и перевязать ему раны, но она немного его боялась и ужасно терялась в его присутствии. До сегодняшнего дня она и не подозревала, как опасно быть рядом с ним, потому что рядом с ним вспоминаешь изрыгающих пламя драконов и ночных ангелов, шумно хлопающих крыльями.
Анни закрыла глаза, но образ принца не померк. Она ясно видела, как он стоит и с яростью смотрит на нее.
Ей стало зябко. Рафаэль дал клятву наказать ее, и Анни не сомневалась, что он сдержит клятву, ведь оба они в самом деле чуть не погибли. Вопрос только, что он придумает? В конце концов, сегодня же не мрачное средневековье и он не может приковать ее к железной раме, сжечь, отдать цыганам или поместить в монастырь.
К тому же, утешала себя Анни, она гостьяв замке Сент-Джеймс, и он не посмеет неучтиво обойтись с нею.
По крайней мере, такое немыслимо для большинствалюдей, думала, храбрясь, Анни. Правда, принц Бавии не похож на большинство.
О политической жизни в маленькой Бавии подружка принцессы не знала почти ничего, однако ей было известно, что крестьяне боялись Рафаэля и считали его жестоким точно так же, как они боялись и считали жестоким его отца и отца его отца.
Анни беспокойно крутилась с боку на бок, но лицо Рафаэля преследовало ее наяву и вторгалось в ее сны до самого утра.
Утром Рафаэль сидел на своем обычном месте во главе стола, когда Анни впорхнула в обеденную залу. На ней было светлое желтое платье, наверняка то самое сказочное платье, и свои золотые волосы она уложила в аккуратную прическу.
Гнев Рафаэля немного утих, и, хотя он не желал в этом признаться даже самому себе, озорная мисс Треваррен произвела на него впечатление.
Принц улыбнулся, пряча губы за куском хлеба и радуясь, что в столовой пока еще никого нет. По крайней мере, несколько минут он сможет один любоваться этой немыслимой девицей. Рафаэль сам удивился своим мыслям.
Рафаэль хорошо себя знал и знал, что дай он Анни такую возможность, и она сможет вертеть им, как захочет, и делать из него дурака.
Улыбки как не бывало. После смерти Джорджианы он долго не мог прийти в себя и вот неожиданно почувствовал внутри словно весеннее половодье чувств, от которых больно закололо сердце. Рафаэль откусил ставший вдруг безвкусным хлеб, прожевал его и проглотил. К тому времени, когда Анни, наполнив тарелку, повернулась к нему, он вновь обрел безразлично-королевский вид.
Она помедлила, словно не решаясь наступить на ковер, но потом взяла себя в руки и твердо зашагала с тарелкой к столу.
Рафаэль поднялся, правда, больше по привычке, чем из особого расположения к девушке, и простоял все время, пока она церемонно не уселась по левую руку от него.
– Доброе утро, – проговорила она, не глядя на него.
Она распрямила плечи и высоко подняла подбородок.
Господи, да она храбрая малышка. Великолепно. Как она вся светится. Рафаэль превыше всего ставил храбрость, разве что честь у него всегда была на первом месте, и только следом за ними шла красота.
– Доброе утро, – усаживаясь, ответил он.
Анни откусила немножко бекона и довольно долго вилкой возила яичницу по тарелке, пока с видимым усилием не заставила себя поглядеть прямо в глаза Рафаэлю.
– Вы хотите отослать меня? – спросила она. – В наказание за вчерашнее.
По правде говоря, Рафаэль уже забыл о своей клятве. Вчерашний бренди сослужил добрую службу. Он неплохо спал, и руки, хотя еще ныли немножко, но, в общем-то почти не мешали. Главным образом его мучила постыдная тянущая боль совсем в другом месте.
Рафаэль откинулся на спинку кресла и нахмурил брови, не зная, что ей сказать. Может быть, объявить, что инцидент исчерпан и все забыто? Однако что-то мешало ему так легко ее отпустить. Ему очень нравилось наблюдать за ней, а ведь в жизни у него осталось не так много удовольствий…
– Да, – проговорил он твердо и – ему этого очень хотелось повелительно, не сводя с нее прищуренных глаз. – Целый день вы будете сегодня в поле моего зрения, если только не решите забраться еще куда-нибудь и свернуть свою шейку.
Говоря так, Рафаэль сам себя не понимал. Теперь до самого обеда эта девочка будет крутиться у него под ногами… И никуда от нее не денешься.
Ничего, дела подождут, иронизировал над собой Рафаэль. Его отец и все Сент-Джеймсы, которые правили до него, довели страну до такого состояния, что теперь уже ничего нельзя спасти, нет никакой надежды на взаимопонимание, хотя Рафаэль все еще не уставал добиваться его после своего возвращения из Англии. Он знал, что его усилия не принесут пользы, но не мог от них отказаться.
У Анни порозовели щеки, и в синих глазах зажегся огонь. Был это огонь мятежный или триумфальный, Рафаэль не понял. Впрочем, он и не старался понять.
– Это будет ужасно скучно для нас обоих, – едва заметно пожав плечами и вздохнув, заметила Анни.
Стараясь защититься от Рафаэля, она избегала его взгляда.
А Рафаэль надеялся, что его игра не очень бросается ей в глаза, ибо ему вовсе не хотелось задевать ее гордость.
– Мои гости редко лазают по осыпающимся парапетам, желая полюбоваться окрестностями. – Заметив, что она ерзает на стуле, он продолжал все так же ласково: – Если бы вчера тут был ваш отец, наверное, вы бы так легко не отделались.
Анни резко отвернулась, и Рафаэль едва не расхохотался, но все-таки сдержал себя.
Когда же она посмотрела на него своими горящими синим огнем глазами и уже хотела сказать что-то малоприятное, в залу вошел Люсиан, младший брат Рафаэля.
Люсиан был похож на своего единокровного брата, как немного уменьшенная и более утонченная копия. Ловкий и хитрый, он отлично фехтовал, но кроме этого у братьев, собственно, больше не было ничего общего. Они и знали-то друг друга едва не понаслышке, так как росли в разных концах Англии и не встречались прежде. Рафаэль, в сущности, не замечал брата, хотя время от времени или ему, или Эдмунду Барретту приходилось выручать его из беды.
Несмотря на жизнь вдалеке от дома, которая должна была бы повлиять на него, юный Сент-Джеймс вырос таким же избалованным, как Федра, не покидавшая родительского гнезда и кучу нянюшек, бонн и гувернанток, пока не настало время ехать в школу.
В то утро, когда Люсиан наполнил тарелку и подошел к столу, глаза у него хищно блестели, по крайней мере, так показалось Рафаэлю, которому это совсем не понравилось. Но вместе с тем он и не удивился тому, что юный олух кокетливо улыбается Анни. Не подавая вида, он решил серьезно поговорить с братом и даже пригрозить ему, если потребуется, потому что девушке было безопаснее находиться на южной башне, чем в пределах досягаемости очаровательного Люсиана.
Тем временем Люсиан, не обращая внимания на старшего брата, кивнул Анни и уселся напротив нее за стол.
– Очень рад, мисс Треваррен, что вчерашнее волнение никак на вас не отразилось. Вы так же прекрасны, как всегда. Наверное, даже еще прекраснее из-за радости вновь обретенной жизни.
Раздражение Рафаэля усилилось от этих слов Люсиана и еще больше усилилось, когда маленькая дурочка расцвела в солнечной улыбке.
– Спасибо.
Принц положил салфетку и с громким скрипом отодвинул стул.
– Заканчивайте, мисс Траваррен, – резко проговорил Рафаэль. – Мне некогда сидеть тут целый день и смотреть, как вы едите.
Рафаэль был доволен, когда Анни до корней волос залилась горячим румянцем. Она нарочитым жестом отодвинула от себя тарелку, хотя есть ей в общем-то не хотелось, и встала.
– Прошу меня извинить, – проговорила она твердо и в то же время как будто доверительно, исключая Рафаэля из своей беседы с Люсианом. – Принц приказал мне весь день не отходить от него ни на шаг.
Гнев вспыхнул в глазах Люсиана, но Рафаэль с видимым безразличием наблюдал, как он старательно подавляет его.
– Что это значит? – с холодной вежливостью потребовал он ответа.
Рафаэль промолчал.
– Я хочу знать.
Рафаэль вздохнул.
– Неужели? Какая жалость.
С этими словами он подхватил Анни под руку и повел ее к двери, да еще с такой быстротой, что она едва поспевала.
Естественно, Люсиан не последовал за ними, однако Рафаэль чувствовал, как его взгляд буравит ему спину. С легким сожалением принц уже в который раз подумал о том, что он и Люсиан никогда не любили друг друга. Их отчужденность причиняла ему боль, но он привык к ней.
Анни не сделала попытки вырваться, сохраняя королевскую невозмутимость, разве только поджала губы и не произнесла ни слова. Рафаэлю, правда, показалось, что ей понравилась разыгранная сцена. Немножко, но понравилась. Ну и штучка. Она была загадкой для Рафаэля так же, как его собственное отношение к ней.
Рафаэль пожалел, что не насладился местью за завтраком и вовремя не отпустил девицу. Теперь ничего не поделаешь.
Два министра уже поджидали его в просторном кабинете, откуда Рафаэль пытался управлять неуправляемым правительством.
Анни выскользнула из его рук и метнулась к камину, своим желтым платьем осветив, словно солнышком, мрачную комнату. Обстоятельно подобрав юбки, она опустилась в кресло и важно сложила на коленях руки.
Пожилые мужчины удивились, увидев даму в совещательной комнате, однако не задали ни единого вопроса. Они расположились напротив Рафаэля, по другую сторону тяжелого письменного стола, очень старого и очень разукрашенного, и сделали вид, будто ее нет.
Рафаэль кашлянул и провел больной рукой по волосам, подумав, что она еще поможет ему выказать себя дурацким тираном, подписывая никому не нужные законы.
Принцу предстояло заняться важными делами, и Анни отвлекала его, если не сказать больше.
– Что нового в Моровии? – спросил он министров громче, чем ему бы хотелось, и сам удивился, с чего бы это у него вдруг охрип голос.
Столица страны Моровия располагалась на берегу Средиземного моря недалеко от замка Сент-Джеймс. Там была официальная резиденция правящей династии, и там же работало правительство, но Рафаэль редко наезжал в обнесенный стенами город, навевавший на него приятные и неприятные воспоминания.
– Пока все спокойно, – сказал фон Фрейдлинг, министр северной провинции.
Подобно ребенку, который не в силах оторвать глаз от тарелки со сладостями, он то и дело поглядывал на тихо сидевшую в отдалении Анни.
Рафаэля не убедили его слова. «Спокойно» было и перед тем, как убили Джорджиану.
– Нигде никаких беспорядков? – недоверчиво переспросил Рафаэль.
Фон Фрейдлинг и Баттерфилд переглянулись.
– Одно небольшое происшествие в поместье мисс Ковингтон, ваше высочество, – нехотя выдавил из себя Баттерфилд.
Он тоже оглянулся на Анни.
Рафаэль подался вперед, чувствуя, как от страха у него сжимается сердце. Фелиция Ковингтон целый год после убийства Джорджианы была его любовницей, и хотя их отношения давно переросли в самую безобидную дружбу, он очень тепло к ней относился. Если с Фелицией что-нибудь случится, если ее убьют, он этого не вынесет.
– Какое происшествие? – еле слышно переспросил он, страшась узнать правду. Фон Фрейдлинг заерзал в кресле.
– Какие-то, наверное, мятежники хотели ворваться к ней. Однако их не пустили люди мистера Барретта. Мисс Ковингтон не пострадала.
Но Рафаэля это не успокоило. Если бы он как следует позаботился о безопасности Джорджианы, она бы не погибла.
– Пусть ее немедленно привезут сюда. Конечно, под соответствующей охраной.
Министры ему не возразили, однако уголком глаза он увидел, что Анни подалась вперед. Г ордой мятежницы как не бывало. Он видел перед собой испуганную и растерянную девочку.
Неожиданная мысль пришла Рафаэлю в голову, от которой ему стало не по себе.
Анни поразили выражение лица Рафаэля и его голос, когда он со своими министрами обсуждал проблемы неведомой мисс Ковингтон. Она не сомневалась, что эта женщина небезразлична принцу, по крайней мере, окончательно перестала сомневаться в этом после того, как он приказал привезти ее в замок Сент-Джеймс.
Мисс Ковингтон скоро приедет. Наверняка она красивая и умная. Судя по его страстному тону, Рафаэль был с ней в близких, может быть, самых близких отношениях, какие только возможны между мужчиной и женщиной.
Анни хотелось плакать, хотя она понимала, что удивляться нечему. Для такого мужчины, как Рафаэль, вполне естественно иметь любовницу, хорошо, если одну. В этом не было ничего особенного. Почти все мужчины ее круга имели любовниц. Одна Шарлотта Треваррен обещала своему мужу долгую и мучительную смерть, если он посмеет нарушить брачные обеты. Несомненно, муж ей поверил, потому что, насколько Анни могла судить, ее родители не огорчали друг друга.
Чтобы скрыть от Рафаэля свое лицо, если он вдруг надумает посмотреть в ее сторону, Анни встала с кресла и, повернувшись к нему спиной, принялась оглядывать комнату. Стены голые, без картин, гобеленов и золотых украшений, какие обычно висят в подобных комнатах. Да и мебели тоже, хотя комната очень большая, почти нет. Единственное чего здесь оказалось вдоволь, – это книг. Всяких книг, и очень старых с потрепанными корешками, и совсем новеньких.
Замерев возле окна, Анни стала смотреть на залитый солнцем сад. Она кусала себе губы и боролась с глупыми слезами, неожиданно подступившими к глазам из-за того, что Рафаэль заботится о мисс Ковингтон.
Какая же она дурочка, что влюбилась в него, да еще думала, будто такой мужчина может жить без женщины.
И дело не в том, что она ждала, вот она приедет в замок Сент-Джеймс и Рафаэль увидит в ней женщину, потому что как раз этого она не ждала.
Для него она была всего-навсего беспокойной подругой его сестры и самой старшей и неуправляемой дочкой четы Треварренов, и некого в этом винить, кроме себя самой, особенно после вчерашнего. Если подумать, то она поступила даже не глупо, а по-детски.
Анни вспомнила Жанну д’Арк, которую обожала, и постаралась взять себя в руки. Она знала, что ее любовь к Рафаэлю навсегда останется безответной, и приучала себя к мысли, что ей придется остаться старой девой. Единственное, о чем она мечтала, собираясь в Сент-Джеймс, – это поднакопить приятных воспоминаний, которые должны были согревать ее в долгие одинокие годы.
Тогда почему ей так больно оттого, что Рафаэль любит некую мисс Ковингтон?
Анни очень обрадовалась, когда совещание закончилось и министры удалились. Наверное, теперь Рафаэль отменит свой приказ и отпустит ее, не дожидаясь вечера. Никакого явного или тайного удовольствия она уже не испытывала.
Больше всего на свете ей хотелось остаться одной, лучше всего в одном из садов, чтобы немножко успокоиться и привести мысли в порядок.
Почувствовав на себе взгляд Рафаэля, она оглянулась и, сама того не желая, посмотрела ему прямо в глаза.
– Анни… – хрипло проговорил он.
Запустив руку в волосы, он покачал головой, по-видимому, отвечая на какие-то свои собственные вопросы…
– Мы с Люсианом хотели пофехтовать…
Анни гордо подняла голову.
– Может быть, – сказала она, набрав полную грудь воздуха, – я буду иметь удовольствие присутствовать на поединке?
Рафаэль рассмеялся, и возникшего было напряжения как не бывало.
– Может быть, – ответил он, беря ее под руку и ведя в залу. – А тем временем посмотрим на ваше поведение.
Она рассердилась.
– Вы судите меня слишком строго, ваше высочество, – проговорила она, стараясь не отставать от него. – В конце концов, я совершила всего только одну ошибку, а по-вашему получается, что у меня целый шлейф ошибок.
Рафаэль изогнул бровь и коротко усмехнулся.
– Федра часто писала мне из вашей Академии святой Аспазии, – продолжал он, не укорачивая шаг. – Как правило, она просила денег, но довольно часто писала и о вас, о, естественно, с обожанием, но писала, будто вы головная боль всех монахинь этого почтенного заведения.
Анни оставалось только надеяться, что она не заполыхала румянцем от его слов. Ничего, она еще встретится с Федрой и все ей скажет насчет тайн, которыми делятся между собой подруги, но которые негоже пересказывать чужим. Во всяком случае, в своих письмах домой Анни ни разу не обманула доверие принцессы и ни разу не написала о ее приключениях. А их тоже, если посчитать, окажется немало.
Они спустились по широкой лестнице и молча пересекли большую залу. Едва они оказались во дворе, как увидели поджидавшего их и улыбающегося Люсиана, который позаботился о рапирах. Рафаэль сказал:
– Садитесь и не двигайтесь, пока я не разрешу.
– Послушай, Рафаэль, – лениво вступился за Анни младший брат принца, ты слишком суров, ты так не думаешь? Смотри, а то еще крестьяне потащат тебя на гильотину, как бедняжку Людовика Французского!
Рафаэль сбросил сюртук и остался в одной свободной рубашке, какие очень любил отец Анни. Улыбку, которой он ответил своему брату, теплой назвать было трудно.
– Это одна из моих привилегий, – заявил он после недолгого молчания. – В конце концов, я принц Бавии, и, к счастью, моя судьба – не твоя забота.
Анни открыла было рот, но Люсиан не дал ей сказать.
Он бросил брату одну из рапир, которую тот легко поймал одной рукой и одним незаметным движением крутанул так, что она запела.
– Да здравствует принц страны, которая сама лезет в могилу, чтобы сгнить окончательно! – провозгласил Люсиан с насмешливым поклоном. – Кто же оплачет нашу когда-то прекрасную родину?
Рафаэль не ответил, но Анни заметила, что он крепко стиснул зубы.
После этого блестящие противники, как показалось Анни, переселились всеми своими мыслями в иной жестокий и предательский мир, законы которого были известны только им двоим. Наверное, никто бы не заметил, если бы она сбежала, но ее словно заколдовал злой колдун и она осталась сидеть на мраморной скамье, опустив сцепленные руки на колени и чувствуя горько-сладкую боль в сердце.
От первого звонкого удара рапир холодок пробежал по спине Анни, и она затаила дыхание, потому что с каждым мгновением и с каждым ударом ей становилось все страшнее и страшнее: От летевших во все стороны искр, казалось, даже воздух сгустился, как бы тая в себе опасность, но поединок продолжался.
Сначала верх как будто одерживал один брат, потом другой. Несмотря на свой малый рост, Люсиан ловко парировал удары и делал смелые выпады, тесня Рафаэля до тех пор, пока за его спиной не встала садовая стена.
Любой, кто видел бы этот бой, сразу заметил бы, что то, что происходит между двумя братьями, нельзя назвать обыкновенным соперничеством, и Анни это не только пугало, но и изумляло.
Ее собственные дяди, торговавшие лесом в далеком штате Вашингтон, постоянно боролись друг с другом, но это было чем-то вроде семейной игры и в их драках не было ничего страшного. Мужчины весело подначивали друг друга и громко хохотали.
У самой Анни тоже были сестры, правда, гораздо младше ее – Габриэла, Мелиссандра, Елизавета и Кристина. Она их обожала, хотя время от времени они выводили ее из себя своими приставаниями, но ей и в голову не приходило, что она не придет им на помощь в нужную минуту, а, если понадобится, не отдаст за них жизнь.
Рафаэль и Люсиан, наоборот, откровенно ненавидели друг друга.
Анни показалось, что прошла целая вечность, когда Рафаэль незаметным ударом выбил из рук Люсиана рапиру и она зазвенела по камням пересекавшей весь сад тропинки.
Принц тяжело дышал. Рубашка на нем стала мокрой от пота. Он стоял и смотрел, как побагровевший Люсиан поднимает рапиру.
Когда Люсиан выпрямился и вновь встал против брата с рапирой наготове, глаза у него яростно сверкали. Что-то произошло между двумя мужчинами, хотя они не двигались и не говорили, что-то неуловимое, но не менее опасное, чем их странный поединок.
– Отложим до другого раза, Люсиан, – сказал Рафаэль.
В его голосе звучала суровость, но Анни уловила еще глубоко спрятанную печаль.
Люсиан промолчал, но Анни отлично видела, что он едва сдерживает себя. В конце концов, не выпуская из рук рапиру, он развернулся и, не произнеся ни слова, исчез в доме.
Анни смотрела на Рафаэля, радуясь окончанию поединка и боясь, как бы он тоже не сбежал.
– Я пойду, – сказала она.
Рафаэль как будто удивился, что она все еще сидит на скамейке, но тем не менее покачал головой.
– Нет, – проговорил он таким тоном, что Анни не нашла слов для ответа. – Вы останетесь.
Анни поднялась. Ноги у нее дрожали под желтой юбкой. Еще вчера, прижимаясь к горгойлье на вершине южной башни, она боялась, что ей не придется поносить новое платье.
– Ваши руки, – сказала она. – Посмотрите. Они опять все в крови.
Она не помнила, как подбежала к нему и взяла его за левую руку, потому что в правой руке он все еще крепко сжимал рапиру.
– Кровь, – прошептала она, не отрывая взгляда от его ладони.
Когда она подняла голову, то увидела в его глазах злость и беспомощность. Она поняла, что он хочет убежать от нее, и точно так же поняла, что это не в его силах. Они оба удивились, и Анни это точно знала, когда он пальцем дотронулся до ее подбородка, наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
Поначалу Рафаэль лишь нежно коснулся губами ее губ, но так было всего лишь одно мгновение, потому что в следующее мгновение он языком раздвинул ей губы и по-хозяйски завладел ее ртом.
С этой ослепительной минуты и сама Анни, и вся ее жизнь круто изменились. Она это поняла сразу.
В конце концов, Рафаэль нехотя оторвался от нее и тихо выругался.
– Прости меня, Анни, – сказал он, отвернулся и большими шагами пошел прочь, оставив ее стоять чуть ли не с открытым от удивления ртом.
Ее рабство закончилось и, в то же время, только начиналось. Она вся дрожала и вновь и вновь вспоминала слова Рафаэля.
Прости меня, Анни…
Когда Анни опять обрела способность двигаться, она пошла в дальний конец сада, закрывая рукой рот и тихо плача.
Кругом трепетали на легком ветерке красные розы, наполняя воздух сладким ароматом и зазывая пчел, как восточные наложницы, однако Анни было не до их бьющей в глаза красоты и не до их аромата.
Все смешалось в ее маленьком мирке после его поцелуя. Рафаэль всколыхнул в ней такие чувства, о которых она и не подозревала. Теперь она поняла, каково ей будет жить без него.
Несмотря на всю свою храбрость, Анни испугалась.
Найдя укромное местечко, где давно не подстригали траву, она бросилась на нее ничком и разрыдалась. Измученная икотой, она совсем обессилела, когда кто-то коснулся рукой ее плеча. Подняв голову, Анни увидела Люсиана.
Он поднял ее и нежно привлек к себе. Анни не сопротивлялась. В эту минуту ей было необходимо, чтобы кто-то о ней позаботился.
– Это из-за Рафаэля? – еле слышно спросил Люсиан, и в его ласковом голосе Анни уловила искреннюю заботу о себе. – Не трать понапрасну слезы, Анни, он того не стоит.
Анни прижалась лбом к плечу Люсиана, как если бы он был стеной или деревом. Хотя он уже успел сменить рубашку, от него все еще немножко пахло потом и его близость действовала на Анни успокаивающе.
Не сразу ей удалось обрести голос, но все-таки удалось, и она ответила вопросом на вопрос:
– Почему это ты думаешь, будто я плакала из-за твоего брата?
Люсиан хмыкнул и вновь обнял ее за плечи. Улыбка, правда, у него получилась жесткой, и он больше не действовал на Анни успокаивающе.
– Женщины всегда проливают из-за него слезы. Джорджиана, Фелиция и, Бог знает, сколько еще.
Анни судорожно проглотила слюну и сделала шаг назад. Имя Джорджианы сидело у нее в сердце как рыболовный крючок, но она к ней не ревновала.
– Он обожал Джорджиану, – шепотом проговорила Анни, стараясь, чтобы ее слова прозвучали твердо: – Это всем известно.
– О да, – с ненавистью произнес Люсиан. – Он и вправду обожал ее, только не думаю, чтобы он докладывал об этом своим любовницам.
Анни вывернулась из рук Люсиана. Любовь Рафаэля к Джорджиане уже стала легендой, и Анни не хотела ничего менять в этой легенде.
– Ты лжешь!
– Спроси Фелицию, – не стал спорить Люсиан. – Мисс Ковингтон скоро будет здесь… Даже и теперь она не смеет ослушаться Рафаэля.
Боль опять пронзила сердечко Анни, словно она налетела на одну из рапир, которые совсем недавно полыхали в руках Рафаэля и Люсиана.
Все же она заставила себя распрямить плечи, глубоко вдохнула воздух и высвободилась из объятий Люсиана. Глядя ему прямо в лицо, она проговорила:
– Конечно же, я ни о чем таком не буду спрашивать мисс Ковингтон. Ее отношения с принцем меня никоим образом не касаются.
Люсиан улыбался, но в его глазах ненависть сверкала, как сверкает на солнце сталь. Правда, он был настолько мил, что не напомнил Анни, как она лежала в траве и готова была выплакать себе глаза из-за Рафаэля.
– Жизнь – не сказка, Анни, – сказал он. – И мой брат, принц он или не принц, не прекрасный рыцарь на белом коне. Если ты позволишь себе любить его, то имей в виду, Анни, ты разрушишь свою жизнь.
Анни понимала, что Люсиан говорит правду, как бы жестоко это ни было, но увы, для нее это было слишком поздно. Она кивнула и отвернулась. Немного помедлив, Люсиан оставил ее одну.
Анни пересекала большую залу, торопясь умыться холодной водой и закрыться в своей комнате, пока ее опухшие и покрасневшие глаза не станут такими, как обычно, когда навстречу ей по главной лестнице сбежала Федра. Ее густые волосы летели следом, словно черный стяг.
– Он едет! – крикнула она, бросаясь обнимать подругу. – С северной башни видели его экипаж.
– Кто? – хмуро спросила Анни.
– Чандлер Хэзлетт, конечно же, – едва слышно пролепетала Федра. – Мой жених. Представляешь, он приехал из самой Америки, чтобы жениться на мне!
Анни все знала о мистере Хэзлетте, хотя ни разу его не видела. Так же как Рафаэль, он был дружен с ее родителями, к тому же, его отец был аристократом из Бавии, а мать когда-то – юной наследницей богатого состояния из Бостона. Теперь он владел сказочным богатством и ездил охотиться на тигров в Африку и на белых медведей в Арктику. На фотографии он выглядел довольно привлекательным мужчиной лет тридцати, то есть того самого возраста, когда, считается, настает пора обзаводиться собственным домом.
Анни незаметно вздохнула. Ужасно романтично!
Сколько раз в своей Академии святой Аспазии в Швейцарии девушки ночи напролет говорили о помолвке, которая случилась, когда принцесса была еще совсем малышкой, как они тогда мечтали, выдумывали, теоретизировали. Больше всего они любили говорить именно об этом, потому что свадьба казалась делом далеким и почти нереальным. Зато теперь Анни ощутила беспокойство за судьбу подруги.
В конце концов, Федра, в сущности, ни разу его не видела, если не считать самого раннего детства. А вдруг он подлец. Наверное, он играет, водится с низкими женщинами, может быть, даже пьет.
На секунду возбуждение покинуло Федру, и сомнения Анни словно отразились на ее прекрасном лице.
– А что, если я его не люблю? – прошептала Федра, хватая Анни за руки.
Анни вздохнула. Надо брать себя в руки. Кто-то из них двоих должен быть сильным.
– Если мистер Хэзлетт тебе не понравится, – рассудительно проговорила она, – тебе надо только сказать Рафаэлю, что ты не хочешь идти за него замуж. Я уверена, он немедленно сделает все, что надо.
Федра побелела, и ее карие глаза стали совсем круглыми.
– Ох, Анни, ты такая американка. Меня много-много лет назад обещали мистеру Хэзлетту. Все бумаги подписаны. Здесь же речь идет об имуществе. Дело чести… Рафаэль никогда не нарушит слово, даже если не он его давал.
Анни заставила себя улыбнуться, чтобы хоть немножко ободрить Федру.
– Не бойся, – сказала она. Этот день принес ей много разочарований, но ей все же пришлось собрать все свои силы, какие у нее еще оставались, чтобы утешить Федру. – Мистер Хэзлетт замечательный человек… Он должен быть таким. Я уверена, ты влюбишься в него с первого взгляда.
– А если нет? – со страхом переспросила Федра.
– Подумаем об этом в свое время, – рассудила Анни.
Как бы то ни было, она радовалась тому, что уж ее-то никому не обещали как дом или кусок земли, и приходила в ярость от одной мысли, что Рафаэль потребует от сестры невозможного ради своей проклятой чести.
