Текст книги "Белый лебедь"
Автор книги: Линда Фрэнсис Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
– Я не принадлежу к этому определенному типу, Грейсон. – Она стала серьезна. – Давно уже не принадлежу. Он быстро повернулся к ней.
– Вы хотите сказать, что были близки с мужчиной? – Она пожала плечами:
– Ну, не совсем. Я, в общем, никого не видела за бритьем, только вас.
Он наморщил лоб.
– Когда вы были моложе. Помните? И он вспомнил. И увидел все совершенно ясно. Софи, в ожидании стоящую в дверях его комнаты в Хоторн-Хаусе, ей всего восемь лет, а он делал вид, что ему необходимо бриться регулярно. На ней было платье с чрезмерным количеством рюшечек, коленки были исцарапаны, без сомнения, от попыток поиграть на улице в стикболл с мальчишками. Софи всегда хотелось делать все, что делали другие дети. Но другие дети не хотели с ней играть.
Понимали ли они, что она на них не похожа? Что она более ловкая? Более сообразительная? Или их отталкивали платья с рюшечками, в которые ее одевала мать, и превосходство, с которым она держалась?
– В то время вы не были столь щепетильны.
– Мне было шестнадцать лет.
– Вы были смешным.
Он рассердился и посмотрел на ее губы. Они раскрылись, и кровь его побежала быстрее, когда он перевел взгляд ниже. Взяв полотенце, он стер с лица пену, и хотя и велел себе отвернуться, но не удержался, отбросил полотенце и, протянув к ней руку, коснулся ее губ, слегка, кончиками пальцев – ее таких нежных губ.
Губы эти шевельнулись, что-то беззвучно проговорив.
– Вот как? – шепотом спросил он.
Она смущенно взглянула на него из-под ресниц.
– Я был смешным? Всегда? – Он ждал ее ответа, ему нужно было его услышать. Она улыбнулась.
– Да. Но вы были не только смешным. Вы были сильным и добрым.
Его пальцы скользнули к ее волосам и зарылись в них. Он обнял ее, словно в ней было его спасение, и крепко прижал к груди. Ему хотелось выругаться, хотелось поглумиться в ответ на ее слова. Это слабость, что они его тревожат. Он это понимал. Но слова эти так много значили для него!
– Софи, – нежно шепнул он ей на ухо.
Ее пальцы распластались на его груди. Он откинул ее голову и заглянул в глаза. Он хотел так много, но не знал, с чего начать. Слова, сформировавшись в голове, исчезали как дым прежде, чем он успевал их ухватить. Он знал только, что не может ее отпустить.
Решение принято. Он на ней женится.
Потом он поцеловал ее – медленно, нежно, пока она не застонала. И он отбросил все сомнения. Проведя рукой по ее спине, он почувствовал, что Софи дрожит. Его поцелуй стал требовательным. Она раскрылась ему навстречу, подняла руки и обвила его шею. Она прижималась к нему так, словно тоже не хотела его отпускать.
При мысли об этом он испытал удовлетворение. После всех этих лет она не была к нему равнодушна.
Он ощутил ее дыхание. Словно апельсины зимой. Восхитительное, сладкое, но не каждому дано было его попробовать.
Он провел руками по ее бедрам, потом положил ладонь на грудь. И от этого прикосновения все изменилось.
– Нет, – выдохнула она, отпрянув от него и яростно сверкнув глазами.
Но вдруг она так же быстро успокоилась, словно перевернула страницу книги и стала другим персонажем.
– Итак, Грейсон, – прямо-таки промурлыкала она, хотя голос ее слегка дрожал, – вы у нас приличный человек. Сомневаюсь, что нужно объяснять вам, что мне не следует стоять с вами, полуголым, в ванной. Я просто хотела поблагодарить вас за то, что вы помогли мне с собакой. Это очень мило, я сама ни за что бы не справилась.
Она не стала дожидаться ответа и ушла так же неожиданно, как появилась, оставив его в одиночестве созерцать пустой дверной проем. Что за человек Софи Уэнтуорт?
Он повернулся и увидел в зеркале свое отражение. Что он за человек?
Когда-то жизнь была иной. Когда-то он попытался бы спасти эту собаку. Но жизнь изменилась, и вместе с ней изменился и он. Она приписывала ему хорошие качества, которыми он не обладал. Он никого не спас.
Он бросил бы эту собаку подыхать – и никогда не узнал бы, что тех, кто смертельно ранен, можно спасти.
Глава 7
Софи была в приятном предвкушении, разглаживая широкие складки своей юбки из тафты. Она стояла в роскошном доме своего отца, заполненном представителями бостонской элиты, которые пришли сюда, чтобы ее увидеть.
Прием в ее честь.
Она поискала среди присутствующих Грейсона и нахмурилась, поймав себя на этом. Она ведь надеялась, что он не придет. В ванной «Белого лебедя» он совершенно вывел её из себя. Поцеловал ее. Приласкал.
С величайшим усилием ей удалось наконец восстановить разрушенную стену из независимости и бесчувственности, которой она себя давно окружила. Нельзя, чтобы эта стена снова пала.
Собираясь на прием, она уделила много внимания своей внешности. Роскошное платье, хотя и строгого фасона, с высоким воротником, длинными рукавами, лайковые белые перчатки, сидящие на ее руках как вторая кожа. Она не слишком заботилась о том, что о ней думают. Но сегодня решила быть на высоте. Сегодня ей хотелось, чтобы отец ею гордился.
Пройдя через холл, отделанный итальянским мрамором, она устроила себе маленькую экскурсию по дому. Всюду сверкали хрустальные люстры. Свечи пылали в бронзовых канделябрах ручной работы, привезенных из Франции. Королевская роскошь. Для ее отца годится только все самое лучшее.
Софи часто думала, что ее отцу следовало родиться королем. Не имея прославленной родословной, он чрезмерно выставлял напоказ свое богатство. В детстве мать говорила, что он сделал такие огромные деньги на пароходах, что даже самые родовитые, пуритански настроенные бостонцы не могли уже смотреть на него свысока.
Софи пошла дальше, но ее попытки углубиться во внутренние покои оказались делом не легким, потому что каждый хотел с ней поздороваться, расспросить о путешествии либо высказать свое мнение по поводу статьи в «Сенчури».
И еще мужчины. Каждый мужчина, каким бы он ни был, устремлялся за ней. Мужчины, не так давно еще мальчишки, не обращавшие на нее никакого внимания, теперь мечтали потанцевать с ней или хотя бы перекинуться парой слов.
Вечер, кажется, удастся. Она дома, и, судя по всему, бостонцы ее обожают.
Проходя по залу, она увидела человека, на которого несколько минут назад указала ей мачеха. Найлз Прескотт, с серыми волосами, зачесанными назад, и морщинами на лице, которые его даже красили, был уже много лет дирижером Бостонского концертного зала. Он был близким другом ее матери. Слишком близким, как шептались за их спинами. И еще это был тот самый человек, который отдал обещанный ей сольный дебют другому музыканту.
Софи зажмурилась, вспомнив убийственное объявление о том, кто будет играть соло на Большом дебюте. Концертный зал был заполнен учащимися и их родителями. Найлз Прескотт стоял на возвышении. Софи с нетерпением ждала, когда же наконец назовут ее имя и она встанет, поднимется на сцену, а публика будет оглушительно ей аплодировать. Вся ее жизнь была посвящена этому моменту.
У Софи вспыхнули щеки при воспоминании о том, как она все-таки встала, не успев сообразить, что объявили не ее имя. Потом увидела своего главного соперника, гордо направлявшегося к сцене с торжествующей улыбкой. Вспомнила свою растерянность и пустоту, поселившуюся у нее в сердце.
Потом дирижер сказал ей всего несколько слов. Но и их было достаточно. «Я не верил, что ты сможешь сыграть Баха».
Ложь.
Софи знала, что никакого отношения к Баху это не имеет. Она подумала о своей матери и об этом человеке. Обещания, которые он давал, – обещания, которые больше не нужно было выполнять, потому что ее матери уже не было в живых.
Но, даже зная все это, Софи впервые в жизни усомнилась в своих способностях. Действительно ли это ложь, вдруг спросила она себя, и эти коварные мысли постепенно вытеснили уверенность, с которой она готовилась к концерту.
Бах всегда был ее любимым композитором. Утратив возможность дебютировать, на что она очень сильно рассчитывала, она начала размышлять о том, правильно ли она играет.
Она уехала в Германию, в Лейпцигскую консерваторию, где записалась на четырехгодичный курс обучения. Она анализировала и изучала, практиковалась и играла, пока не прошла все классы и не научилась всему, чему могли научить ее тамошние профессора. Тогда наконец она дебютировала – в Амстердаме, а не в Бостоне. И потерпела полное крушение.
Ей было не по себе. Приняли ее холодно, и она ежилась, читая утром заметки, в которых описывалось безвдохновенное выступление очередного вундеркинда. Но все изменилось, когда она придумала новую манеру поведения на сцене. Сверкающую и ослепительную. С драгоценностями и туалетами.
Пусть это не Бах, но поначалу она всем нравилась.
Немного раньше, в начале вечера. Патриция сказала, что Найлз хочет ее видеть. Софи представить себе не могла, что ему нужно, и не слишком хотела это узнать. Она еще не готова встретиться с ним, несмотря на то что прошло столько лет.
Ей как-то удалось проскользнуть мимо толпы гостей и убежать, и неожиданно она нос к носу столкнулась с Брэдфордом и Эммелайн Хоторн.
– Малышка Софи, – снисходительно проговорил Брэдфорд, целуя ей руку, словно был придворным эпохи Возрождения.
Это был высокий, представительный джентльмен с широкими плечами. Он умел быть обворожительным, но она слишком хорошо помнила, как бессердечно он бросил Грейсона на произвол судьбы. Тогда она его возненавидела и до сих не могла заставить себя простить его.
– Ну что ты, Брэдфорд, – улыбнулась Эммелайн, протягивая руки Софи, – она уже не маленькая девочка. – Она сердечно обняла ее, а потом отодвинула от себя. – Она выросла и стала красивой молодой женщиной.
Эммелайн была мягкой и мечтательной, возраст придавал ей изящество и достоинство, недоступные юности. Мать Софи была скорее симпатичной, чем красивой, и Софи всегда дивилась воздушной привлекательности Эммелайн.
Старшая женщина улыбнулась еще ласковее.
– Я уверена, ваша матушка гордилась бы вами. Мне ужасно жаль, что ее здесь нет и она не видит, каким вы пользуетесь успехом.
Софи почувствовала, как в горле у нее появился мучительный комок, и внезапное желание, чтобы мать оказалась сейчас рядом с ней, было таким сильным, что она чуть не заплакала.
– Благодарю вас, миссис Хоторн, – с трудом проговорила она. – Это очень много значит для меня. Но тут их разговор прервали.
– Софи! – воскликнула какая – то женщина, направляясь к ним в облаке мерцающих юбок и сверкающих драгоценностей. – Не смотри же так удивленно, – добавила она и потом нелепо поцеловала воздух у обеих щек Софи.
Софи не сразу поняла, что эта женщина – Меган Робертсон. Меган была ниже ее ростом и как-то чувственно округла, с темно – каштановыми волосами, причесанными в виде массы локонов и завитков, и большими карими глазами. Превратившись во взрослую женщину, она стала очень привлекательна – именно таких женщин любил изображать Рубенс на своих полотнах. Но когда ей было восемнадцать, ее звали милочкой, и это она дебютировала вместо Софи.
– Здравствуй, Меган, – спокойно отозвалась Софи, с отвращением ощутив былую неуверенность, словно не прошло с тех пор пяти лет. Пришлось напомнить себе, что она все-таки добилась успеха.
Меган поспешно поздоровалась с четой Хоторн, которые сразу же откланялись, оставив молодых женщин вдвоем. Меган круто повернулась к Софи:
– Ты должна пройтись со мной! Все только и говорят, что о тебе, и я хочу представить тебя гостям.
Она взяла Софи под руку, словно они все еще были девочками, и потащила по коридору, заглядывая по пути во все комнаты. Софи не знала, что и думать об этой девушке, которая всегда была ее соперницей, всегда хвасталась, что в один прекрасный день возьмет над ней верх. А теперь, спустя пять лет, она что же, пытается быть доброй?
Софи даже фыркнула от удовольствия, что эта некогда столь популярная девица хочет теперь подружиться с ней. Но теперь они уже не дети, а взрослые люди
– Ты помнишь Джеймса Уиллиса? – поинтересовалась Меган, махнув рукой какому-то человеку, а потом притянула Софи к себе. – Джеймс, золотце, ты ведь помнишь нашу Софи, да?
– Конечно. – Человек этот был одет в дорогой, но слегка помятый вечерний костюм, и вся истраченная им помада не смогла обуздать хохол у него на макушке. – Сколько лет, сколько зим!
Губы Софи растянулись в озорной улыбке.
– Да, сколько лет, сколько зим. Мы не виделись с тех. пор, как ты сунул лягушку мне за воротник.
Джеймс вспыхнул и стал ярко-красным, а Меган расхохоталась, Она похлопала Джеймса веером по рукаву.
– Этого не было, – буркнул он.
– Насколько я помню, – отозвалась Софи, – тогда не обошлось без тебя, Меган.
– Ах да! – Меган рассмеялась и потащила Софи дальше. – Как же я забыла! Ты так корчилась и бесилась, точно тебя подстрелили. Ты всегда была прекрасной актрисой. – Она подняла руку. – Томас! Томас Реддинг! Посмотри, кто со мной.
Софи чуть не заскрипела зубами. Напрасно она надеялась, что Меган стала добрее.
Томас Реддинг был высоким худым человеком. Все детство он провел за чтением книг, и круглые очки составляли такую же неотъемлемую часть его лица, как и нос. Софи знала, что за это время он стал очень уважаемым членом совета.
Он с официальным видом поклонился ей и взял за руку.
– Мисс Уэнтуорт, я очень рад снова видеть вас. И должен добавить, что фотографии в журнале ничуть вам не польстили.
Меган потащила Софи дальше, предоставив Томасу целовать воздух вместо руки Софи.
– Он теперь такой напыщенный. Хотя он, конечно, прав. Ты просто великолепна. Кто бы мог сказать, что малышка Софи превратится в такую красавицу? – Она окинула взглядом комнату. – Ой, смотри, вон Грейсон Хоторн. Ты, конечно, помнишь его?
Софи резко остановилась, сердце у нее замерло. Он стоял в гостиной, его черные волосы блестели при свете хрустальной люстры, белый вечерний галстук был туго накрахмален, черный фрак подчеркивал широкие плечи. Хотя он был окружен людьми, но стоял как бы в стороне от толпы. От него исходило ощущение силы, которая и притягивала людей, и заставляла их настораживаться.
Как всегда, он был потрясающе хорош собой, но в то же время именно его ей хотелось видеть меньше всех – после поцелуя в ванной. Вспомнив об этом поцелуе, она задрожала. Одного поцелуя было мало.
И все же, спустя столько лет, он притягивал ее, как никто другой. Во время ее турне по Европе за ней ухаживали принцы и дипломаты, но только Грейсон занимал ее мысли. Повезло же ей заинтересоваться человеком, в котором было столько же веселого, сколько в брызгах холодной воды в облачный зимний день. При мысли о совместной жизни с ним она передернулась от отвращения. В восемь часов Грейсон уже лежит в постели, и, конечно, в ногах у него горячая грелка, а на голове теплый ночной колпак.
Разве не так?
Она подумала о его поцелуе, почувствовала, как предательский жар вспыхнул где-то внизу, и внезапно усомнилась.
Но тут рядом с ним возникла Патриция, дерзко положила руку ему на плечо и что-то сказала. Софи сжалась, когда ее мачеха улыбнулась и придвинулась к нему еще ближе. Они поговорили немного, но вдруг Грейсон поднял голову, слово почувствовав ее взгляд, и их глаза встретились.
Казалось, прошли века, так долго он смотрел на нее, но наконец он высвободил руку. Мачеха быстро поняла, куда он направляется, и в ее синих глазах промелькнуло злорадство. Она резко отвернулась.
– Грейсон! – окликнула его Меган. Софи тут же двинулась в противоположную сторону, но с виду слабосильная Меган обладала железной хваткой.
– Посмотри, кого я веду, – проворковала она. – Когда ты видел нашу маленькую Софи в последний раз?
Грейсон не удосужился даже взглянуть на Меган. Он окинул Софи чувственным, волнующим взглядом.
– Не далее как вчера. – От этих слов Софи показалось, будто он правел пальцами по ее спине.
Меган удивленно распахнула глаза:
– Вчера? Ты уже видел Софи после ее возвращения? – Она покачала головой и рассмеялась: – Хотя что же тут странного? И чем же она занималась? Бродила вокруг твоего дома и ждала тебя, как всегда?
Смысл ее слов не сразу дошел до Софи, но уже через секунду она почувствовала, как от смущения щеки ее жарко вспыхнули. Грейсон сердито посмотрел на низкорослую женщину.
– По правде говоря, это я ждал, когда вернется мисс Уэнтуорт, – произнес он тоном, от которого у Софи побежали по коже мурашки.
Меган посмотрела на него, потом на Софи.
– Вот как, – протянула она, страшно заинтригованная. Софи тяжело вздохнула. Меньше всего ей хотелось, чтобы Меган решила, будто между ними что-то есть. Ведь тогда она непременно вцепится в эти слова и из вредности найдет способ ей отомстить.
Но прежде чем было сказано еще хоть одно слово, их окружила группа мужчин.
– Мисс Уэнтуорт!
– Софи!
– Вы как видение!
– Мечта! – Знакомые слова подействовали на Софи как бальзам, и ее раздражение сразу прошло. Она забыла о Меган, заулыбалась, а потом просто засияла улыбками, увидев, как на щеках Грейсона перекатываются желваки. Он оглядывал всех мужчин с таким видом, словно прикидывал, какие именно кости у кого из них легче всего переломать.
Но, заметив ее лукавую улыбку, он поднял бровь и небрежно прислонился к дорической колонне, словно говоря: в эту игру играют только вдвоём.
В ответ она чуть не фыркнула. Грейсон Хоторн может поиграть секунду-другую, а на третью возьмет и задушит кого-нибудь. Скорее всего ее.
– Джентльмены, джентльмены, – проворковала она, надевая знакомую роль, как бархатный плащ. – Это ты, Дикки Уэбстер? И Девон Блай. Господи, да это Уэйд Ричмонд! Каким же ты стал красавцем!
Они с самодовольным видом одергивали свои сюртуки, приглаживали волосы и были похожи на напыщенных павлинов. Грейсон, скрестив на груди руки, взирал на эту сцену с мрачным удовольствием.
Но Меган не испытывала никакого удовольствия.
– Конечно, все вы помните друг друга, – проговорила она с натянутой улыбкой. – Разве мог кто-то из нас забыть Софи? Особенно после того памятного дня, когда мы все услышали ее голос на граммофоне. Впрочем, это была глупая детская игрушка, играющая в глупую детскую игру. Но мы тогда повеселились.
Дик Уэбстер и Девон Блай понимающе засмеялись. Грейсон встретился взглядом с Софи и отступил от колонны, внезапно насторожившись. Меган оглядела всех по очереди, и глаза ее при свете люстры блестели, как драгоценные камни.
– Ты ведь помнишь тот день, Софи? – промурлыкала она, и голос ее прерывался от едва скрываемого восторга.
Сердце у Софи гулко застучало. Помнит ли она? Да могла ли она забыть? Детская шалость, но из тех, что больно ранили девочку, которая не знала, как нужно плыть по ненадежным водам детства и заводить верных друзей. Музыку она понимала всегда. В музыке есть смысл. Но детские игры и грубые шутки приводили ее в недоумение и причиняли боль.
Она понимала, что не должна обижаться. Сейчас она повзрослела, и ей следовало оглянуться назад, в свое детство, и посмеяться. Но она не могла забыть, как Меган подбила ее произнести в медную разговорную трубу очень важные для нее, Софи, слова. А потом Меган взяла и завела эту машину в присутствии их сверстников, в том числе и Грейсона. Все очень смеялись. Больше всего Софи задело, что ее слова услышал Грейсон. Но самое ужасное, что он ничего не сделал! Только наблюдал.
Почему он промолчал?
Софи отмахнулась от этого вопроса, и сверкающие хрустальные огни перестали расплываться, а она почувствовала себя последней дурой, все еще переживающей из-за глупой детской выходки.
Она посмотрела на Грейсона, отчаянно стараясь не покраснеть, потом перевела безмятежный взгляд на Меган.
– Я ничего не помню, дорогая. – И она рассмеялась своим особым заученным смехом, звучавшим нежно и вкрадчиво.
– Вот как? – Меган удивленно подняла брови. – Если бы я смогла найти эту говорящую машину, я бы завела ее, и ты бы все вспомнила. Ты, конечно, посмеешься над тем какими мы были тогда глупыми. Интересно, что с ней сталось? Кажется, с тех пор я ее больше не видела.
Софи отчаянно хотелось думать, что эта машина никогда больше не найдется.
Этот-то момент и выбрала Патриция, чтобы подойти к ним, ведя за собой дирижера. Он по-прежнему был высок и элегантен. Софи захотелось крепко зажмурить глаза, но она вспомнила о своей матери, и это помогло ей смело встретить его взгляд.
Мачеха. Найлз. Меган. Грейсон. Внезапно она почувствовала себя гадким утенком, каким была всегда, неловким и прилагающим отчаянные усилия, чтобы удержаться на поверхности и чтобы окружающие не заметили этих усилий.
– Софи, – мелодично произнесла Патриция, – ты ведь помнишь мистера Найлза Прескотта, да? – Она улыбнулась дирижеру. – Мне сказали, что он очень известен в музыкальном мире.
– Мисс Уэнтуорт, – с официальным видом поклонился тот, словно они были едва знакомы.
Сколько раз приходил он в «Белого лебедя» пить чай! Сколько раз потчевал ее мать удивительными историями о годах, проведенных им в Европе в качестве музыканта! О годах, когда он дирижировал оркестром, исполняющим произведения Баха. Софи тогда впитывала каждое слово, очарованная его блестящей жизнью.
Если бы се мать не проводила столько времени с этим человеком, может быть, ее отец и не влюбился бы в Патрицию?
Дирижер выпрямился и, встретившись с ней взглядом, внимательно всмотрелся в нее серыми глазами.
– Очень рад снова видеть вас. Я читал статью в «Сенчури» и был так же заинтригован, как и весь мир.
– Благодарю вас, мистер Прескотт. Я вижу, вы процветаете. – В голосе ее невольно прозвучала горечь. – Надеюсь побывать на концерте в концертном зале до того, как в мае уеду в Европу.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как насторожился Грейсон. Это смутило ее, ведь он наверняка будет рад до смерти, когда она уедет из «Белого лебедя».
Но дирижер прервал ее размышления.
– Я, право, считаю, что вы могли бы оказать нам честь и дать здесь концерт. Пора уже одаренным родным дочерям Бостона официально выступать в нашем городе.
Сердце у нее подпрыгнуло и забилось, гулкие удары его наполнили ее всю, словно удары колокола. Играть в Бостоне. Стоять на сцене концертного зала под устремленными на нее огнями. Сколько раз она мечтала об этом!
Но этого не будет. Поздно. Она не станет играть для жителей Бостона, потому что, как выразилась Диндра без особого изящества, это будет для них как кость в горле. Она вернулась сюда для того, чтобы укрепить отношения с отцом, а не испортить их окончательно.
– Боюсь, это невозможно, – вздохнула она. Дирижер насторожился, Патриция задохнулась от злости. Взгляд Грейсона выразил одобрение.
Софи очень хотелось отойти от них, и она ухватилась за первую же возможность.
– Ах, смотрите, – воскликнула она, – кажется, пора идти обедать!
Патриция оглянулась. Действительно, лакей объявил, что кушать подано. Не говоря ни слова, она подобрала юбку и быстро направилась в столовую.
Дирижер сделал еще одну попытку.
– Возможно, мне удастся переубедить вас. – Он протянул ей руку. – Вы позволите мне сопровождать вас к столу?
Но тут вперед выступил Грейсон и с видом собственника взял Софи под руку.
– Сегодня я поведу мисс Уэнтуорт к столу. – Найлз растерянно топтался на месте, но тут, как всегда вовремя, появилась Меган.
– Найлз, дорогой, будьте любезны, проводите меня в столовую. Я что-то нигде не вижу мужа.
Дирижер пожал плечами и, кивнув, предложил руку Меган.
Едва все ушли, Софи высвободила руку.
– Благодарю вас, – искренне проговорила она. – Меньше всего мне хотелось, чтобы Найлз преследовал меня весь вечер.
Она направилась к столовой, но Грейсон снова взял ее за руку.
– Я говорил серьезно, когда сказал Прескотту, что сегодня вечером вас сопровождаю я.
– Для чего?
– Чтобы держать на расстоянии вей толпу ваших поклонников.
Софи с облегчением рассмеялась и без колебаний положила руку на его локоть.
– Толпа слишком большая, да? – Грейсон помрачнел.
– Неужели вас никогда не учили искусству вести себя скромно?
– Разумеется, учили. – Ее глаза весело блеснули. – Но мне представляется это излишней тратой времени. Во всяком случае, рядом с вами.
Издав звук, подозрительно напоминающий рычание, он притянул ее к себе. Глаза ее удивленно распахнулись, потом она посмотрела на его губы.
– Вы опять хотите меня поцеловать, теперь уже на виду у благопристойного бостонского общества? – Она удивилась, как твердо прозвучали ее слова даже на ее слух.
– Нет, – проворчал он. – Не здесь. – Его ладони скользнули вверх по ее рукам. – Но скоро.
По ее телу пробежала дрожь предвкушения. И когда он взял ее за локоть, она не отстранилась, поняв за то время, пока он вел ее в столовую, что вопреки всем ее намерениям стена, за которой она старательно прятала свои чувства, дала глубокую трещину.
В просторном помещении стояло двадцать круглых столов, на десять человек каждый. И такое же количество лакеев устремились в столовую, держа в руках серебряные блюда с изысканными деликатесами.
Софи и Грейсон сидели за главным столом вместе с ее отцом и Патрицией. Еще там были Эммелайн и Брэдфорд. Старшие мужчины погрузились в беседу, а Эммелайн старалась завязать разговор с Патрицией. По крайней мере в каких – то областях, подумала Софи с детским удовлетворением, Патриция не в состоянии занять место Женевьевы Уэнтуорт.
Сама она предпочла бы сидеть рядом с Диндрой, Генри и Маргарет. Но ее свиту не пригласили, и никакие ее мольбы не помогли. Она даже поначалу отказалась идти на прием. Но свита настояла, чтобы она пошла, заявив, что они проделали весь этот путь не для того, чтобы теперь она воротила нос от отцовской любви, которую тот неожиданно решил проявить к ней.
Конрад сидел между Софи и Патрицией, слева от Софи сидел Грейсон. Она ощущала его близость, прикосновение его плеча, когда он протягивал руку за ножом или брал длинными пальцами высокий хрустальный бокал. Она снова попыталась заделать брешь в своей стене. Так было безопаснее – безопаснее не любить. Любовь всегда кончается болью.
Но она не хотела показать Грейсону, что вышла из игры. Наклонившись к нему, она шутливо произнесла:
– Вы не сможете забыть об этих днях.
Она думала, что он засмеется или, может, нахмурится. Но он не сделал ни того ни другого. Он внимательно посмотрел на нее и одним пальцем смело приподнял ее подбородок, не обращая внимания на присутствующих в столовой гостей.
– Вы действительно хотите уехать от меня, Софи? – Она смутилась, отодвинулась от него и с вызовом заявила:
– Да, хочу.
И тогда он улыбнулся:
– Лгунья. – И заговорил с женщиной, сидевшей слева от него.
Когда обед подходил к концу, распахнулись огромные двери, открыв взглядам присутствующих огромный бальный зал с хрустальными люстрами и прозрачными белыми занавесями. И сразу загремела музыка. Оркестр из двенадцати музыкантов заиграл замечательный вальс Дворжака, приглашая гостей перейти в зал.
Гости изумленно ахнули. Патриция наслаждалась триумфом.
Конрад улыбнулся гостям.
– Я с удовольствием потанцую с моей девочкой.
«С моей девочкой».
Отец часто говорил эти слова, когда она была маленькой. Эти слова нашли отзыв в ее сердце, и она потянулась к нему. Слова, предшествующие танцу. Значит, он любит ее. Он ее не забыл.
Во взгляде ее была бесконечная любовь к нему, когда она вставала из-за стола. Но, привстав, она замерла, потому что Патриция тоже встала и ее отец взял жену за руку и повел по сверкающему паркету танцевать.
Такой пощечины Софи давно не получала.
За столом воцарилось молчание, в маленькой компании возникло напряжение, точно волны летнего зноя обрушились на горячие булыжники улиц Бостона.
Но прежде чем кто-то успел взглянуть на нее и увидеть, как она ошеломлена и растеряна, Грейсон встал и повел ее в танцевальный зал и там так крепко прижал к себе, что она ощутила себя под его защитой.
Ей захотелось растаять, растечься по полу.
– Жаль, что с тех пор, как вы уехали, все так изменилось, – проговорил Грейсон, и в голосе его слышалось откровенное сожаление. Эти слова прозвучали для нее как музыка. – Ваш отец не очень-то хорошо обставил ваше возвращение.
Ей было нестерпимо стыдно, что он понял ее страдания, увидел их в ее глазах, и она, вздернув подбородок, гордо произнесла:
– Господи, Грейсон, я и не думала, что отец собирается со мной танцевать. Я направлялась в дамскую комнату. И если бы вы не потащили меня за собой, я сейчас была бы там. – По его взгляду она поняла, что он не поверил ни одному ее слову. – Не обольщайтесь, – фыркнула она, – в вашей помощи я не нуждаюсь. – Она пожала плечами с заученным безразличием. – Но если ваш столь напористый, столь мужественный характер велит вам так думать, то кто я такая, чтобы вам противоречить?
– Мужественный? – переспросил он. И продолжил низким вибрирующим голосом, от которого по телу ее снова пробежала дрожь: – Вы считаете меня мужественным, Софи?
Она не знала, шутит он или нет, но ей не понравилось, как он привлек ее к себе, как его рука легла на ее спину – уверенно и сильно. Он внимательно смотрел на нее, и она покраснела под этим взглядом.
– Грейсон Хоторн, не смотрите на меня так, – проворчала она.
– Как – так? – Его озорная улыбка привела ее в смятение.
– Так… мужественно.
– Вы имеете в виду вот это? – Он слегка отстранил ее, его темные глаза скользнули вниз, туда, где их тела почти соприкасались.
– Вы невозможный человек. – Она отчаянно пыталась заделать брешь в своей стене. Она приказала себе ничего не чувствовать и сделала попытку отодвинуться. Грейсон фыркнул.
– Я еще не готов отпустить вас, милая. Мы еще не закончили танец или наш спор. Насколько я помню, вы говорили о том, какой я мужественный.
Эти слова удивили ее. Она чуть не рассмеялась, осознав, что он с ней флиртует. Грейсон Хоторн, изображающий из себя невежу, – это стоит запомнить. Но она не рассмеялась. Вместо этого она решила применить новую тактику, благодаря которой этот благовоспитанный человек проводит ее к столу так быстро, что они пролетят над паркетным полом, почти его не касаясь.
Она медленно провела кончиком языка по верхней губе.
– Вы хотите, чтобы я сделала именно это? Рассказала вам, какой вы мужественный? – Она придвинулась к нему, и глаза у него потемнели. – Хотите, чтобы я продемонстрировала вам это прямо сейчас? – с вызовом прошептала она голосом нежным и знойным. – Прямо в бальном зале?
Он смотрел на нее не отрываясь, и она была уверена, что он взвешивает ее предложение. Но его слова удивили ее.
– Неужели у нас всегда будет так? Каждый будет толкать другого, играть в гляделки и ждать, кто первый сдастся? – Это как раз игра в моем духе. Почему бы и не попробовать? Интересно было бы посмотреть, кто из нас победит. Он прикоснулся к ее щеке, провел пальцем линию вниз, к подбородку, и заставил посмотреть на себя. – Меня не интересуют сражения, Софи. Так все-таки с чего мы начнем?
