Текст книги "Триумф Боло"

Автор книги: Линда Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Калима следовала строжайшему указанию матери никогда не драться, как бы ее ни провоцировали.

Брэдли занесло. Он пихнул ее, не переставая орать:

– Курица, курица, ку...

Все семьдесят с лишним фунтов тринадцатилетней мускулатуры вложила она в удар. Нос Брэдли хрустнул. Он взвыл и опрокинулся на спину, упав в грязь. Не разжимая кулаков, она склонилась над лежащим. Сквозь сжатые зубы произнесла:

– Ни-ко-гда не трогай моего отца.

Не обращая внимания на боль в пальцах, она отвернулась и оставила Брэдли, залитого кровью. Свинья! Вся колония знала, что он свинья. Он заслуживал всего, что мысленно проделала с ним Калима. И вовсе она не боялась. Это действительно было глупо. Как она и сказала Брэдли. Развалины опасны. И не только из-за старого Боло, застрявшего в воротах. О старых боевых машинах рассказывали, что они иногда сходили с ума и начинали крушить мирное население, бесчинствуя, пока не истощался запас энергии.

Этот Боло за три года, которые они провели здесь, в Мире Думмера, ни разу не подал признаков жизни. Все говорят, что он мертв уже двести лет, погиб в последнем сражении с Денг, захватившими после этого планету. Никто в колонии не думал всерьез, что их Боло был опаснее падавших на него сосновых шишек. Но стена, окружавшая компаунд старых колонистов, продолжала разрушаться под стальной броней, иногда с грохотом оседали и обрушивались значительные ее участки.

Калима не хотела оказаться погребенной под грудой камней и стали.

И все-таки этот боров бросил ей вызов. Она потеряет авторитет среди местных подростков, если не примет его. А насмешка над отцом уколола ее больше, чем хотелось признавать. Нелегко быть единственным ребенком настоящего героя войны.

Всю свою сознательную жизнь она знала, что Мать никогда не простит майору Дональду Теннисону того, что он позволил себя убить. Калима не знала, что ей думать о смерти отца. Она вспоминала, как сидела у отца на коленях, слушая рассказы о службе, о боях, о флоте и о чудесах новейших моделей Боло. После школы она часами собирала информацию о Боло, о мирах, в которых побывал ее отец, о флоте. Долгое время она мечтала последовать его примеру и, когда вырастет, поступить в Космический военный флот.

Но вскоре после ее восьмого дня рождения пришла весть, превратившая ее мать в другого человека и вырвавшая из ее собственной жизни громадную часть. Весть пришла вместе с посмертной наградой за доблесть. Мать вышвырнула орден и погрузилась в работу. Калима тайком достала и припрятала наградной знак и постаралась посвятить последовавшие одинокие годы учению. Это стоило ей неимоверных усилий, потому что школа вдруг превратилась в скучнейшее место на свете.

Но работа ее матери окупилась. Результатом был не только новый дом в Мире Думмера, но и товарищ, который отвлекал от мыслей о прошлом.

Позади послышался приближающийся отчаянный собачий лай. Она поняла его значение, но продолжала идти в том же направлении. Суфи найдет ее без труда, но даже она не сможет остановить ее в этот раз. Она должна доказать всем, в том числе и матери, что дочь майора Теннисона не слюнявая размазня.

Боло действительно был зажат в рухнувших воротах. Она приближалась к обвалившимся стенам и все отчетливее видела боевую машину. От гусениц до башни было не менее пятидесяти футов. Бреши в броне говорили о страшном характере разрушений, полученных при выполнении воинского долга. Громадные «Хеллборы» покрыты красноватым налетом окислов. Отец рассказывал ей завораживающие истории о том, как трудно убить Боло.

Был ли этот Боло убит? Только потому, что все так думали...

Она задержалась вне зоны действия его противопехотного экранного заряда и подобрала камень. Что есть силы размахнулась и запустила его в сторону Боло. Камень почти долетел до гусеницы и шмякнулся на землю. Машина не реагирует. Стоит, слепо уставившись вперед, металлический труп, остающийся там, где замер двести лет назад.

– Гм. Может быть, действительно умер.

Сзади зарычала и три раза отрывисто гавкнула собака. «Ты плохая девочка»,– означало это.

Калима повернулась к своей няньке:

– Я тебе больше не девочка, Суфи. Мне уже тринадцать, и я прекрасно понимаю, что делаю.

Суфи один раз вильнула коротким хвостом. Это тоже было понятно: «Не смеши меня».

– Гм. Подойду поближе.

Суфи предостерегающе гавкнула и попыталась загородить путь к разбитой боевой машине.

– Даже не думай, Суфи. У Борова больше не будет повода называть меня курицей.

Суфи навострила уши, потом разомкнула челюсти в собачьей ухмылке.

Переполненная сознанием оскорбленного достоинства, Калима направилась вперед. Чем ближе она подходила, тем медленнее передвигались почему-то зашаркавшие ноги. Воронки были на каждом шагу, еще дальше даже перекрывали друг друга. Ступать стало труднее, она начала спотыкаться.

– Веселенький был бой, да, Суфи?

Она попыталась вообразить картину боя, но даже ее живое воображение отказывалось представить, что происходило на этом месте. Длинная прохладная тень Боло поглотила ее и заставила зябко поеживаться у подножия гигантской гусеницы. От края до края трака – десять футов. Она задрала голову, чтобы увидеть корпус. Броня изуродована, специальная поверхностная броня – отец называл ее аблативной – почти вся сорвана вражеским огнем.

Каждый фрагмент аблативной брони был выполнен в виде шестигранника; уложенные на корпус, они представляли собой как бы пчелиные соты. Но бóльшая часть этого сотового узора была сметена. Одинокие ячейки и участки остались, возвышаясь над основной броней на четыре фута. Значит, толщина аблативной брони была не меньше четырех футов. Основная броня боевого корпуса из кремнестали давно потеряла блеск.

Задрав голову, Калима всматривалась в лобовую броню.

Там должно быть его название, – пробормотала она. – Надо посмотреть.

Собака заскулила, когда девочка поставила ногу на ближайшую скобу и полезла наверх. Задержавшись, Калима подождала, прислушиваясь. Но Боло ржавел себе спокойно под осенним солнцем. Она полезла дальше. Название должно быть где-то здесь...

Вот оно. Боло Марк XX модель Б шесть-семь-ноль ГВН «Ужасающий» Третьей бригады «Динохром».

– Ух ты! Смотри, награды!

Несмотря на ржавчину и на царапины, она увидела шесть боевых отличий, все из разных миров.

– Бедный старый Боло. – Она забралась повыше, к самой башне. Боло был в длину вдвое больше, чем в ширину, и так плотно зажат в воротах, что даже атомным взрывом вряд ли его можно было бы высвободить.– Мистер Хиксон говорил, что флот даже не стал уничтожать твой командный центр. Денг сделали это сами. Двести лет назад. Нехорошо это – искать членов бригады «Динохром», чтобы поджарить их мозги. Несправедливо по отношению к ветеранам.– Она погладила щербатый корпус.– Может быть...– она вздохнула,– может быть, лучше, что ты погиб в бою.

Калима оглядела территорию компаунда. Сверху было хорошо видно, что все здания разрушены, выгорели, практически стерты с поверхности планеты. Наверное, здесь не оставалось даже скелетов колонистов.

– Жаль, что ты умер, шесть-семь-ноль. Хорошее было здесь местечко, пока не пришли Денг.

Суфи взвизгнула и бешено залаяла, привлекая ее внимание. Сначала Калима не поняла, что так взволновало ее няньку. Потом она почувствовала содрогание корпуса. Землетрясение? С расширившимися глазами она схватилась за скобу, чтобы слезть вниз, прежде чем на нее рухнули ворота и стены.

Ее оглушил скрежет металла, как будто гнулась арматура. Она обернулась, ища источник звука...

«Хеллборы» поворачивались.

Они двигались рывками, задерживались, снова прыгали на два дюйма. Где-то в глубине изуродованного Боло рычала машина. От этого звука Калима затряслась, уцепившись за верхнюю, скобу.

– Он вовсе не мертвый! Он не мертвый. А я здесь застряну...

Если она попытается спрыгнуть, он может открыть огонь из противопехотной пушки или включить экран. Что если она теперь никогда не сможет слезть? Никто не сможет ее спасти, не сможет даже подойти близко...

Тут она услышала звук, от которого волосы на ее голове встали дыбом.

Боло заговорил...

5

Воспринимаю солнечный свет и звук работающих двигателей за ближайшей грядой, не далее следующей долины. Враг вернулся!

Затем слышу человеческий голос. Мой командир мертв уже много лет. Может быть, наконец у меня появился новый командир? Голос раздается совсем близко. На моем боевом корпусе человеческая рука. Сенсоры впереди функционируют. Это человек, маленький человек, с другим существом, которое я должен знать, но не знаю. Слишком велики потери в банках данных.

Маленький человек карабкается по корпусу, приближаясь к башне. Я не откроюсь, пока не получу кода доступа. Правда, мне кажется маловероятным, даже в моем теперешнем состоянии, что новый командир так долго будет помнить код. Прошло очень много времени... Роюсь в остатках памяти и нахожу голос любимого командира, затерявшийся из-за моих многочисленных повреждений.

– Шесть-семь-ноль ГВН, твое имя будет Гавэйн. Это отличное имя, согласен?

– Согласен. Гавэйн был доблестным воином, он достоин места в рядах бригады «Динохром».

Сенсоры ощущают раскаты хохота моего командира.

– Мне так и кажется, что кто-то ввел чувство юмора в твой комплекс самоанализа. Но вот что, Гавэйн, мы должны еще определиться с нашим личным кодом. Как насчет чего-нибудь в рифму с моей фамилией?

Я обдумываю вопрос.

– Думмер. Рифмы – шумер, нумер, зуммер, умер...

– О! Умер! Это мне нравится. Это, знаешь ли, очень скоро можно будет сказать о нас с тобой. Думмер уммер – звучит? Хотя... мы еще посмотрим, о ком это скажут.

– Фиксирую слово «Уммер» как личный код моего командира.

– Фу ты, какой бесстрастный! Тебе ведь и самому понравилось...

Маленький человек карабкается на мой корпус и снова заговаривает.

– ...что ты Уммер, шесть-семь-ноль...

Искры сыплются в командном центре. Я встрепенулся. «Хеллборы» медленно, с трудом двигаются. За 9,7 секунды поворачиваю башни на 7 дюймов.

Строевая машина шесть-семь-ноль ГВН к бою готова, хочу я произнести.

Такой речевой сигнал направлен в динамики командным центром. Сенсоры, однако, воспринимают мой голос, среди треска произносящий:

– ...Уммер, Уммер, Уммер, Уммер, Уммер...

В течение 0,027 секунды пытаюсь определить причину. Доступная мощность питания критически мала. Работаю от аварийных батарей. Реактор синтеза уже остыл. Если я попытаюсь функционировать без подзарядки в течение ближайших 3 дней, мне конец. Внутренняя диагностика ошарашена невообразимым беспорядком, путаницей сломанных плат и сетей ниже и левее командного центра.

Я в состоянии нормально мыслить, но не в состоянии выражать свои мысли. Усугубляется чувство стыда за то, что я подвел бригаду и уже подвожу нового командира. Отчаянно пытаюсь сообщить о потребности в энергии. Фраза «строевая единица шесть-семь-ноль ГВН запрашивает о немедленной перезарядке и ремонте всех энергетических систем» слышна из динамиков как «солнце... солнце... солнце...».

Маленький человек, принявший командование, спускается на землю. Командир оставил надежду связаться со мной. Дальнейшие попытки бесполезны, потому что энергии не хватает. Скоро придет забытье. Опускаю «Хеллборы» и отворачиваю их в сторону от удаляющегося командира. Это единственный салют, на который я способен. Командир удаляется.

6

Скрип башен отбросил Калиму в ближайшую воронку. Она обхватила руками голову... но Боло не стрелял. Суфи прижалась к ней, слабо и сдавленно повизгивая. «Давай уйдем», – означал этот звук.

Калима медленно подняла голову. «Хеллборы» смотрели не на нее. Боло отвел их в сторону. Она нахмурилась и села.

– Почему он не стрелял?

Суфи все торопила с уходом.

– Погоди, Суфи. Это странно. Надо подумать. Она сказала какую-то чушь, трудно даже вспомнить что, и Боло ожил. Что он говорил? Умер, умер, умер... Он повторял то, что сказала она. Одно слово. Потом он бормотал о солнце. Осеннее солнце слабо грело ее плечи.

– Почему он говорил о солнце?

Она глянула в небо и нахмурилась. Зачем ему солнце через двести лет? Самый простой ответ – сдурела машина. Но если сдурела, то почему бы ей сдуру не выпалить в нее? Может быть, истощен боезапас? Нет, она даже не пыталась. Ни стволом не шевельнула. Солнце... солнечный свет...

Калима поднялась на ноги – Боло не шелохнулся. Единственным свидетельством того, что он вообще оживал, было несколько иное направление стволов главного калибра. Она отряхнула волосы и спортивный костюм, бросила последний тревожный взгляд на боевую машину и направилась домой. О ее приключении не свидетельствовало ничто, кроме синяков, но она больше не думала ни о каких Боровах и их идиотских вызовах.

Она столкнулась с подбитым Боло и осталась в живых. Этого приключения уже хватит на всю жизнь.

Двумя днями позже, возвращаясь из школы, Калима заметила группу колонистов у здания Совета. Она подошла поближе и услышала оживленный разговор.

– ...нельзя отремонтировать? Если через десять часов эта силовая установка не заработает, резервные генераторы откажут.

– У нас нечем работать с реактором синтеза. Придется ожидать прибытия судна.

– Но госпиталь!

Кто-то с краю группы заметил:

– А что если солнечная установка?

– Это древняя технология!

– Да, но она под руками – и действует, – заметил задумчиво кто-то еще. – У нас есть из чего собрать достаточно большой коллектор. Фред хороший электрик. Сможешь соорудить преобразователь, Фред?

– Для временной работы – да. Часть энергии можно использовать для зарядки батарей, а там прибудет корабль...

Калима услышала достаточно. Солнце. Его энергия. Питание... Боло нуждался в зарядке батарей.

Она улетучилась, прежде чем кто-нибудь ее успел заметить.

7

Удары хвойных шишек звучат как будто издалека. Запас энергии критически мал. Аварийный центр выживаемости функционирует, но сенсоры – уже почти нет. Скоро тьма вернется – уже навсегда. Мой новый командир больше не появлялся. Из 3 остававшихся дней 2,7 прошли без дальнейших контактов с командиром. Хорошо бы получить последнюю команду, но я опозорил свое подразделение. Этого и следовало ожидать. Все же одиночество неприятно, особенно перед смертью. Мне не хватает контакта с боевыми единицами бригады. Я бы хотел услышать смех погибшего командира. Я бы...

Ультрафиолетовое излучение игрек-диапазона вливается через мои внешние коллекторные панели. Мой командный центр получает питание, батареи заряжаются. Заработали внешние сенсоры. Откликаются ячейки памяти, о которых я давно забыл. Схемы самоанализа и цепи индивидуальности охватывает эйфория. Я жив! Происходит автоматическая оценка ущерба. За 1,73 секунды я определяю, что не могу двигаться, не могу говорить и вообще на 75 процентов проектных возможностей неработоспособен.

В ужасном состоянии вооружение. Боезапас израсходован не полностью – критический вред мне причинен прежде, чем я успел его растратить. Тем не менее, если восстановить силовую установку, я буду боеспособен.

Хотя реактор синтеза не работает, аварийные источники заряжены. Передними сенсорами фиксирую маленькую человеческую фигурку. Это мой командир. Пытаюсь установить контакт:

– Уммер. Уммер.

– О, привет, Уммер. Я... подумала, что тебя надо бы подпитать.

Голос женский, молодой. Мой первый командир женского пола. Сенсоры показывают вблизи моих гусениц какое-то медицинское оборудование. О его медицинском назначении говорят символы на корпусе. Что это за прибор, я не знаю. Этот прибор излучает поток энергии игрек-диапазона. Моя конструкция предусматривает поглощение и преобразование такого излучения. Испытываю чувство благодарности.

– Уммер. Уммер. Уммер.

Нужен ремонт речевых центров. Осознает ли мой командир потребность заводского ремонта?

– Ты не можешь больше ничего сказать? Нет, ты еще говорил «солнце». Поэтому я догадалась, что тебе нужна энергия.

Это отрадно. Она в состоянии делать логические выводы.

– Меня зовут Калима. Калима Теннисон.

Кали-Ма, древняя индийская богиня смерти и возрождения, спутница Шивы Разрушителя. Подходящее имя у моего нового командира. Ожидаю вводных.

– Если тебе интересно, прошло около двухсот лет после твоей... э-э... после сражения с Денг.

Командир знает о моем провале.

– Ты здорово дрался. Видел бы ты, что творится с твоим корпусом... Когда я сюда прибыла три года назад, то слышала от капитана нашего транспорта о битве за Мир Думмера. Они назвали его в честь твоего командира, потому что колония храбро сражалась. Это мне сказал отец, перед тем как его убили в битве за прорыв Хиллтопа. Отец даже знал о тебе. Ты знаменитый. На твой корпус прикрепили медаль и оставили тебя здесь, где ты стоял насмерть против Денг. Как Леонид у Фермопил.

Знаю об этой битве. Сведения о ней записаны в сохранившейся части архива. Открываю файл. 300 спартанцев под руководством царя Леонида удерживали горный проход против полчищ персов. Спартанцы погибли все до последнего человека. Персы вторглись в Аттику и осадили Афины. Но греческие силы сплотились у Коринфа и изгнали персов.

Если это правда, – а зачем ей врать? – то Денг захватили планету Икс-ГД 7798-Ф и снова потеряли ее. Люди не покорились врагу. Мне приятно, что планету назвали в честь моего командира. Джеймс Думмер был храбрым офицером. Мой новый командир говорит, что я награжден. Мне это кажется невозможным, но командир не будет врать боевой единице. Значит, мои действия были успешными. Ведь человечество выжило.

Снова пытаюсь запросить помощь в отношении заводского ремонта:

– Козел. Козел.

Голос командира выдает замешательство:

– Козел?

Пытаюсь снова:

– Блеск.

– Уммер, хотела бы я знать, что у тебя с мозгами...

Дальнейшие попытки самодиагностики показывают разрушения, намного превышающие мои возможности автопрофилактики и бортового ремонта. Вне ремонтного дока я не могу сказать командиру, что случилось с моей психотроникой.

Мои сенсоры обнаруживают приближение еще одной формы жизни. Перехожу в состояние боевой готовности, готовлюсь защитить командира. Направляю на цель противопехотные средства.

– Нет, нет! Не стреляй!

Прерываю статус готовности к бою и жду указаний.

– Это Суфи. Моя собака.

Изучаю эту форму жизни. Существо приблизилось к моему командиру. Намного меньшего размера, четвероногое. Командир положила руку на голову существа. Существо отличается от Денг, память о которых фрагментарно сохранилась в моих банках данных. Конечностей вдвое больше, тело немного меньше.

Форма и взаиморасположение тела, ног, головы существенно иные. Функционирую очень медленно. Выход из режима готовности потребовал целых 0,013 секунды.

Командир продолжает ввод данных:

– Суфи не простая собака. Моя мать занимается генетическими исследованиями. Суфи почти такая же умная, как и я, только не умеет говорить. Она и ее щенки – они уже взрослые – следят за маленькими, чтобы взрослые могли заниматься своими делами. Взрослые успевают намного больше сделать. Конечно, мне не нужна больше нянька, но Суфи мой друг.

Я регистрирую Суфи как имеющую допуск на мой борт. Друг моего командира издает два резких звука.

– Это она говорит, что мать ищет меня. Может быть, ей нужен этот энтероскопический генератор, который я... позаимствовала. Я вернусь, Уммер, обязательно, хотя, может, не сегодня. Ты просто стой спокойно и ни в кого не стреляй.

Приказ! С удовольствием отвечаю:

– Стоять! Стоять! Стоять!

Мой новый командир улыбается.

– Вот и отлично. Ты здорово стоял против Денг. Удерживай форт и дальше, только не подстрели никого.

Командир удаляется вместе с другом, таща за собой генератор, зарядивший мои батареи. Теперь передо мной поставлена задача. Наблюдаю за долиной и ожидаю следующих приказов. Даже в поврежденном состоянии снова чувствую себя полезным. Я доволен.

8

– Мам!

– М-м-м...

Мать погружена в генетический анализ. Отлично. Значит, можно будет задать вопрос, получить ответ и смыться, оставшись все это время незамеченной и не возбуждая подозрений.

– Какое повреждение мозга заставляет отвечать на вопросы одним словом, знаешь, не прямо, а так что если задумаешься, то смысл ответа ясен.

Мать подняла голову:

– Похоже на тотальную афазию. Получила задание?

Калима кивнула.

Мать снова опустила взгляд к работе.

– Посмотри в кабинете в медицинской библиотеке. Покажешь мне свою работу, хочу посмотреть, что ты там насочиняешь.

Вздохнув с облегчением, Калима вошла в кабинет. Тотальная афазия оказалась состоянием, в котором люди способны полноценно размышлять, но не могут произносить ничего, кроме всякой ахинеи. Тема оставалась темной с тех самых пор, как доктор Коллингвуд обнаружил способ выращивания молодой нервной ткани.

– Как раз случай Уммера, – бормотала Калима, грызя ноготь. – И где-то маячит смысл... Вот только какой?

Она подобрала все возможные синонимы, запросила у компьютера перекрестные ссылки.

«Козловой кран большой грузоподъемности...»

Конечно, ему надо в ремонт.

Но тут же она с неудовольствием подумала: «Какой здесь ремонт?»

Она не могла оповестить флот. Они просто уничтожат его. Уммер – герой войны, каким был и ее отец; и она не хочет, чтобы его обижали. Его уже достаточно обидели. Но что же делать? Она не сможет ничего. Если сказать кому-нибудь из взрослых, они сообщат флоту или администрации Сектора – и жизнь Боло прервется.

Калима выпятила нижнюю губу. Когда она так выглядела, у ее матери в отчаянии опускались руки. Вылитый отец! Ей было лишь тринадцать лет, но отец оставил всевозможные руководства и справочники по Боло. В колонии она могла получить достаточно сведений по механике, электронике и другим нужным специальностям.

Она в любое время может сказать матери и в школе, что хочет стать механиком. Просто не надо уточнять, что она хочет стать боевым механиком. Приняв такое решение, Калима вернулась к материалам по психическим расстройствам. Она написала требуемую работу, наставила клякс и очень похоже изобразила подпись преподавателя и отметку – «Б» с минусом.

На следующий день в школе она сказала, что определилась с выбором профессии, и записалась на такое количество математических и инженерных курсов, какое только допускало расписание.

9

Через полгода внешние сенсорные решетки Боло были полностью восстановлены. Это оказалось не так трудно, как сначала казалось Калиме. Она обнаружила запас комплектующих и долго готовилась, изучая уцелевшие сенсоры. На восстановление органов чувств Гавэйн реагировал повторением слова «птица» более десятка раз подряд.

Она засмеялась:

– Конечно, ты чувствуешь себя как птица, после двух сотен лет почти полной слепоты. Или... – Она покосилась на мутно-белое зимнее небо. – Может быть, там где-нибудь птица, которую я не вижу?

Боло молчал. Калима усмехнулась:

– Ну, одна задача решена, осталось решить еще миллион. Такими темпами...

– Птица, – повторил Боло.

Она похлопала по его израненному корпусу. Холод брони проникал сквозь рукавицы.

– Мне пора. Как бы меня кто-нибудь здесь не засек. Мать никогда этого не примет. Она позаботится, чтобы тебе поджарили мозги. Вернусь, как только смогу.

Она полезла вниз, перехватывая холодные скользкие скобы. До низа было не близко. Вечерние тени вытягивались от гусениц Боло. С нижнего края корпуса бородой свешивались сосульки. В воронках замерзли лужи. Поверхность их с хрустом трескалась под ногами. Не успела она сделать и пяти шагов, как услышала насмешливый голос из тени развалившейся стены.

– Так вот куда повадилась знаменитая Калима Теннисон...

Она замерла, почувствовав, как лицо обдало сначала жаром, а потом холодом.

Брэдли Долт. Спрятался и следил за ней.

– Что ты здесь делаешь?

– Интересно стало, куда это ты ползаешь. Вот я и пошел следом.

– Ты не имеешь права подсматривать за мной!

– Здесь свободный мир: куда хочу, туда и иду. – Он подступил ближе, наслаждаясь ее бешенством. Лед хрустел под ногами. – Мама, конечно, ничего не знает?

– Не твое дело!

Он ухмыльнулся:

Так и думал. Да ты не бойся, Лима. Я никому не скажу. Если ты мне покажешь Боло. Я тоже хочу внутрь...

Кулаки Калимы сжались.

– Нет! И если ты еще раз сюда заявишься, я скажу, чтобы он тебя пристрелил.

Над их головами раздался скрип металла. Бортовые противопехотные стволы повернулись в сторону испуганно подпрыгнувшего Брэдли. Лицо его посерело, стало похожим на растрескавшийся лед под ногами, глаза выпучились. Резкий порыв ветра хлестнул по стене и воротам.

– Лима, я же ничего, ей-богу, я просто хотел посмотреть... Он живой!

– Если ты проронишь хоть словечко – одно-единственное, малюсенькое... Моя мать – генетик. Я найду десяток способов убить тебя, если ты хоть что-нибудь выдохнешь...

Он кивал, неотрывно глядя на стволы пушек:

– Ни звука, клянусь! Чтоб мне язык проглотить, если вру.

Она немного остыла:

– Ладно... ладно... Не ползай здесь. Боло знает меня, но не знает тебя.

Опять он закивал, не отрывая глаз от оружия:

– Т-ты с ним разговариваешь?

– Да. Он очень сильно поврежден. Он может говорить, но... речевые каналы разрушены. Это называется тотальной афазией. Он нормально соображает, но говорит очень плохо.

– Пусть он что-нибудь скажет.

В ее голосе послышалось презрение:

– Ты не можешь заставить Боло Марк XX модель Б что-то делать. Он выполняет свой долг. Боевая единица шесть-семь-ноль ГВН охраняет колонию. И сейчас тоже.

Рот Брэдли открылся сам собою.

– Да ты что! Шутишь. Он просто стоит... ржавеет.

Она шагнула к нему со сжатыми кулаками:

– Жить надоело? – На холодном ветру было тяжело дышать. – Я только скажу ему, что ты мой враг. Лично я думаю, что без тебя жизнь была бы лучше. Ты свинья, Брэдли Долт.

Она ожидала, что он взовьется, скажет что-нибудь колкое... или «умное». Но он вздрогнул, сжал губы и побелел. И больше ничего.

– Что? Угадала?

– Нет, – возразил он мрачно, но как-то спокойно. Он опустил глаза, отвернулся и спросил: – Я могу идти?

Она заколебалась. Ей стало его почти... жалко. Но она сразу же решила, что он хитрит, старается втереться в доверие.

– Да. И поскорей.

Он сгорбился навстречу усиливающемуся ветру и... С пушечным треском повалился ствол старой сосны над их головами. Брэдли Долг бросился в одну из старых воронок. Калима открыла рот, чтобы засмеяться, и замерла.

Ствол переломился на половине громадной высоты древнего дерева, осел на старую стену и соскользнул, продолжая падать прямо на них.

– Вон!

Брэдли вскочил быстрее, чем она смогла что-то сообразить, и бросился на нее. Они оба свалились к гусенице Боло. Скрежет металла и грохот бетона заполнили уши. Но они уцелели.

Она посмотрела вверх и ахнула.

Стена упала на стволы «Хеллбора». Боло успел повернуть башню, чтобы удержать стену.

– Бежим! Быстро!

Брэдли схватил ее за руку и поднял на ноги. Она нырнула за Боло. Вверху его стволы поблескивали в тусклом зимнем солнце. Они повернулись: Боло вытаскивал их из-под стены. Сломанная секция рухнула как раз туда, где они только что находились.

За грохотом последовало молчание, которое нарушило заикание Брэдли:

– Он н-нас спас...

Калима не могла ничего произнести, она только судорожно кивала. Дрожащей рукой она схватилась за решетку Боло и прижала руку к взмокшему лбу.

– Кислород, – дважды сказал металлический голос Боло.

– Кислород, – повторил Брэдли. – Что это значит?

Она задумалась над смыслом слова и сразу почувствовала себя лучше.

– Кислород – газ... Ты его не видишь, но жить без него не можешь. Не видишь? Конечно! Это значит, что все чисто. Он сказал, что все чисто.

– Кислород, – повторил Боло, подтверждая догадку. – Держать. Держать.

– Отличная работа, шесть-семь-ноль ГВН. Продолжай удерживать позицию. Сообщай о любой активности противника.

– Держать. Держать. Держать.

– Ух-х-х... – почти беззвучно выдохнул Брэдли.

Тут Калима заметила, что у него порван теплый зимний комбинезон ниже плеча. Она потянулась, чтобы посмотреть на прореху, и испугалась.

– Черт! Не смотри туда!

– Стой! Ты же ранен!

– Ничего не ранен, – проворчал он сердито. Тогда как же... – И тут она замолчала.

Синяки и рубцы были недельной давности, ничего не имея общего с упавшей стеной.

– Твой отец?

Он смотрел в сторону.

– Брэдли...

– Он мне не отец.

Она открыла рот и снова закрыла. Надо было догадаться.

Брэдли покраснел. Он смотрел в сторону:

– Мать умерла до того, как вы сюда прибыли... Он не знал, что она его обманывала направо и налево. Он думал, что я его сын. Помнишь, мы проводили в школе генетический опыт? Ну так вот, я не его сын. Он и всегда-то был со мной неласков, мягко говоря, а тут...

Несмотря на ледяную почву, она села рядом.

– Я не знала. Извини.

– Чего там... Я всего лишь свинья Брэдли. – Встав, он засунул руки в карманы и отвернулся. – Я пошел.

– Подожди.

Он остановился, не поворачиваясь.

– Хочешь посмотрим пассажирское отделение?

– Я... – Он чуть помолчал, глядя в землю, потом очень тихо сказал: – Позже.

– Конечно.

Он припустил бегом.

– Сера, – один раз сказал металлический голос над головой.

Сера. Она немного подумала и сказала:

– Ну да, Уммер, ты прав.

Как бы она хотела спросить Боло, что ей теперь делать.

10

Брэдли месяцами избегал встреч с Калимой Теннисон. Он сам не понимал, почему ему было стыдно, но был благодарен ей за то, что она молчала и не приставала к нему. Он хотел поговорить с ней, спросить о Боло, но трусил. Им уже исполнилось по четырнадцать, она была симпатичной, даже красивой, Боло считал ее командиром... а он?

Он избегал и своего дома, насколько это было возможно.

Много времени он проводил с собаками-няньками, которых разводила мать Калимы. Работа с животными нравилась ему. Одна из молодых самок, родившаяся на судне, до прибытия Калимы с матерью в Мир Думмера, недавно ощенилась, и у него появилась возможность работать с новорожденными щенками. Они развивались медленнее, чем обычные щенки, дольше оставаясь в том возрасте, когда собаки легче усваивают новое, быстрее обучаются. К весне щенки-недоростки уже владели «языком», с помощью которого общались со своими подопечными, детишками.

Почти все свободное время он проводил теперь в детском саду, наблюдая собак, которые следили за детьми. Ему нравилось играть и с теми, и с другими. Старшие братья и сестры малышей перестали называть его свиньей, охотно слушая рассказы о войне с Денг и о последней битве колонистов.

Значительно улучшилась успеваемость Брэдли по истории и биологии.

Его «отец» по-прежнему не упускал возможности ударить его, но такая возможность возникала очень редко, так как дома Брэдли почти не бывал.

Весна перешла в раннее лето, и высокая трава покрыла изрытые воронками поля, когда Калима появилась в детском саду.

– Брэдли!

Он удивился, услышав ее голос:

– Да-а...

– М-м... Потолкуем?

– Конечно. – Он кинул мяч маленькому Джои Мартину и сказал Ганеше: