Текст книги "Триумф Боло"

Автор книги: Линда Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Линда Эванс, Роберт Р. Холлингворт – МАЛЕНЬКАЯ РЫЖАЯ НАСЕДКА

Перевод Ю. Балаяна.

1

Сирены разгерметизации взвыли во всех отсеках «Бонавентуры Ройял» через считаные секунды после выхода из сверхсветового туннеля. Огни погасли, когда «Бонни» открыл ответный огонь главным калибром, но... дыру этим не заткнешь. Даже две, да какие! Одна прямо в первом десантном трюме. Трюме Рыжей...

Иши Мацуро матюкнулся, задыхаясь от страха, судорожно сглатывая, вышел на связь:

– Состояние?..

Дуг Харт, голосом резким от напряжения, с середины фразы:

– ...драл, Пушкарь, заткни!!! – Потом прохрипел: – Двое накрылись, Иш. Призрак и Медовик, разом. Осколочные сквозь скафандры, кровищи-и!

Иши снова выругался, но времени скорбеть о боевых друзьях не было. Пять минут до сброса, и еще две бреши, теперь уже в личном составе. Надо затыкать. Он снова вышел на связь:

– Хоппер, живо в первый трюм, идешь с ЛРК-1313, давай!

Он получил испуганное утверждение приказа.

– ДеФриз, бросай свой ремонт. Нужен механик Боло, твоя очередь. Дуй в первый трюм. Три минуты тебе. Ничего не бери, Рыжая о тебе позаботится, – добавил Иши, увидев еще одно молодое растерянное лицо.

– Есьсэр! – Испуг прапорщика ДеФриза отразился в облике и в голосе, но на исполнительности не отразился, и парень стрелой метнулся к трапу.

Наконец – терпеть больше не было мочи:

– Рыжик, повреждений нет?

– О Иш, – знакомый голос с оттенком легкой укоризны, – ты же сам знаешь. Были бы – доложили бы. – Как пончики и теплый яблочный пирог, ее голос унимал страх.

– Да, Рыжик, конечно. Я так, на всякий случай.

Теплый кудахчущий смешок дохнул сквозь линию связи душевной интимностью, любовью.

– Ты хотел услышать мой голос, милый. Как твоя жена?

Иш вздрогнул. Надо ей именно сейчас... Ну, это ее работа. Именно из-за этого он ею больше не командовал.

– Волнуется, конечно. И снова беременна.

– О Иш, прекрасно! Мальчик, девочка?

Иш ухмыльнулся:

– Девочка.

– Поцелуй жену за меня. И не беспокойся. Разведданные регулярно обновляются.

– Насчет данных... ты получила, конечно, файлы на Хоппера и ДеФриза. Они бегут к тебе.

– Да, спасибо. Жаль Призрака и Медовика... к сожалению, я ничего не могла сделать, Иш.

Боль в ее голосе прозвучала как настоящая. Да она и была подлинной... в каком-то смысле.

– Понимаю... Позаботься о ребятах, Рыжик. Постараюсь с тобой увидеться после заварушки. И не забудь...

– ...пригибаться, – закончила Рыжая, усмехнувшись. – Конечно, Иш. Я помню. А вот и новые ребята. Пока.

– Пока.

На своем экране он увидел, как «новые ребята», уже в скафандрах, проскользнули в десантную секцию сквозь узкое отверстие в пенном герметике. Бортовые техники тотчас загерметизировали их снаружи. Десантный трюм весь состоял из таких секций. Большинство из сотен этих «воздушных шариков» были обманками. В двух были ЛРК и их команды. Сигнал с мостика корабля: до сброса 20 секунд. Люди Иша, находившиеся в десантных сферах, ожидали начала десантирования. Те из его морских пехотинцев, которые остались на борту, вступят в бой, когда «Бонавентура Ройял» вернется с основными силами флота.

Но до этого еще надо дожить. Предстояли сброс с орбиты, молниеносное нападение на орбитальные средства наблюдения противника и уход от вражеского огня в безопасный космический коридор. А его драгоценная Рыжая должна пройти сквозь огневой шквал, спускаясь с орбиты на поверхность планеты. С пересохшим горлом Иш следил за обратным отсчетом до рывка в ад. Десять секунд. Пять...

– Да хранит тебя Господь, любовь моя, – прошептал он.

И сразу кинулся в атаку на орбитальные средства противника – единственное, чем он мог ей сейчас помочь до самого окончания битвы за Шахты Хобсона.

2

Место посадки тяжелого транспорта флота было испещрено воронками, поверхность выжжена дотла.

Иш сел там же. Глаза его увидели то, чего он больше всего боялся. На мрачном плато Боло, покосившийся, на разбитых гусеницах. Корабль определил, что машина была слишком «горячей», чтобы взять ее на борт, экипаж в помощи флота более не нуждался. Поэтому они вызвали экспертизу и оставили малыша Боло.

Спотыкаясь на изрытой почве, Иш смотрел на задранный нос Боло – миниатюрный носик в сравнении с мощными таранами боевых Марк XXI. Солнце поблескивало, отражаясь в израненных бортах. Никакой тяжелой аблативной брони у этой малютки. Всего десять с половиной метров в длину и – не считая гусениц – три с половиной в ширину, легкая и быстрая...

С первого взгляда можно было понять, как досталось этому Боло. Объяснять это капитану морской пехоты Итиро Мацуро не было необходимости. Плакать хотелось от этого зрелища. Ох, Рыжик, что они, гады, с тобой сделали... Он заморгал, подавляя чувства, в существовании которых боялся признаться даже самому себе. Жена Иша, смирившаяся с одиночеством, выпадавшим на долю любой жены профессионального военного – особенно во время боевых действий, – никогда бы не смогла понять переживаний своего мужа, приближавшегося к маленькому разбитому Боло.

Можно ли ее спасти? Хоть как-нибудь...

Сопровождавший его техник протяжно свистнул:

– Основательно его отделали, собаки, ничего не скажешь. Тут чокнешься, пожалуй.

Иш не ответил. Он сосредоточился, чтобы правильно передать код опознавания. Как бы она не открыла огонь... Хотя было бы из чего... Ее малая скорострелка, чуть больше пулемета, почти оторвана от корпуса вместе с шарнирной турелью. Сенсорные решетки сорваны или скрючены. Тело... корпус продырявлен в нескольких местах. Один из манипуляторов отломан и болтается на кабелях. Другой погнут и вряд ли работоспособен.

Пришлось прокашляться, чтобы вернуть пропавший голос. Ему хотелось нежно и печально упрекнуть: «Рыжик, милая, я же просил пригибаться...» Он преодолел себя и просто, по-деловому послал речевой запрос:

– Легкая Разведывательная Корпусная единица 1313, ответьте на запрос по коду «Свежая Выпечка».

– ЛРК-1313 отвечает. Добро пожаловать, командир. Ваше имя, прошу вас?

– Капитан Иширо Мацуро.

– Добро пожаловать, капитан Мацуро. Мне нужен инструктаж, информация по обстановке и заводской ремонт.

Внутри у Иша все как будто обвалилось. Она не помнит его! Рыжая, которую он знал, воскликнула бы: «Привет, Иш! Куда ты запропастился? Я так тебя ждала!»

Что за бред! Что здесь случилось? Да, ее бросили в бой, для которого она не предназначена. Но потерять восьмилетний архив данных!..

Это не просто боевое повреждение. На него психотроника реагировала бы иначе. Но она идентифицировала Иша, признала статус командира и запросила данные и обслуживание, как будто ничего не случилось... Иш почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Может, Космофлот был прав, Рыжая сошла с ума?

Как ни печален был внешний вид разбитого Боло, картина внутри, в боевой и десантной рубках, была намного трагичнее. Экипаж остался на борту. Умерли они по-страшному. Стараясь не смотреть на дыры, зиявшие в борту и в телах боевых друзей, Иш взялся за ручку люка, соединявшего крохотный боевой пост с десантным отделением. Одно из этих тел было другом, с которым они бок о бок сражались и вместе надирались в течение семи лет.

– Баркли, готов? – Иш подавил смятение.

– Готов... – Тощий как щепка, техник пристально смотрел на другое тело. Он тоже боролся с эмоциями, пытаясь справиться с шоком и горечью. Баркли и ДеФриз вместе работали на «Бонавентуре». Баркли хрипло кашлянул, осторожно обошел то, что осталось от Дуга Харта, и склонился над панелью управления Рыжей. Худой и бледный, в громоздком скафандре, защищавшем от интенсивной радиации, он сразу приобрел намного более импозантный вид профессионала, занятого делом. Он и был профессионалом весьма высокой квалификации, быстро справился с диагностикой.

– Ф-фу... – отвалился он от панели.

– Что?

– Память – тю-тю. Как корова языком... И если б я хоть дотумкал, как да что... – Каждое его слово добивало остатки надежд Иша.

Нет памяти... Исчезла память. Как это могло случиться? Почему и с какой целью...

– Не понимаю, – произнес Иш вслух.

– Чего уж тут не понять... – Техник сунул щупы тестера в другие гнезда и нахмурился. – Стерли ей память начисто, чего ж тут непонятного...

В этих словах нет нарушения субординации, это просто его досада.

– Я понимаю что, но не понимаю почему. – Иш беспомощно повел рукой. – Боевые повреждения, даже такой тяжести, не смогли бы стереть память. Значит, кто-то должен был это сделать. Я знаю этот экипаж. Харт мог сделать такое, только если бы ей угрожал захват в плен. А такой угрозы не было. Это мы знаем точно. Она добралась сюда без следа Денг поблизости. Банджо этого и не смог бы сделать. ДеФриз...

Он ощутил укол совести. И ДеФриз такого бы не сделал, хотя он провел на борту Рыжей всего лишь несколько дней. Иш знал ДеФриза и сам направил механика «Бонавентуры» в этот рейд. Отправлять людей в бой, иной раз зная наперед, что многие из них не вернутся, – к этому нельзя привыкнуть. Но ДеФриз должен был вернуться. Рыжая должна была вернуться вместе со своим экипажем. Что могло заставить одного их этих троих – Виллума ДеФриза, Дуга Харта или Адуву «Банджо» Банджула – стереть память Рыжей?

Положение тел не помогало разрешить эту загадку. Первый лейтенант Банджул покинул боевую рубку. Его швырнуло на переборку в десантном отсеке напротив зияющего прорыва в корпусе Боло. Ожоги и раны на лице и груди вполне могли быть смертельными.

ДеФриз распростерт на дне в передней части. Рыжая наклонила дверь-койку медицинской станции, но механик не смог до нее добраться – или был сброшен. Он умер от радиационного заражения. Иша от смертельной радиации защищал тяжелый скафандр. ДеФриз был тяжело ранен еще до облучения, которое его убило. Иш проверил медицинскую статистику Рыжей. Умиравший механик получил массивное вливание болеутолителей. Так похоже на Рыжую... облегчить, помочь...

Капитан морской пехоты Дуг Харт...

Один из ближайших друзей Иша представлял собой груду переломанных костей, смешанных с искореженной арматурой командного кресла. Прямое попадание чего-то пробившего корпус. У него не было ни малейшего шанса. Да и ни у кого из них не было. Но оставался вопрос: почему она атаковала превосходящие силы противника? Рыжая не могла не понимать полной безнадежности этого действия.

Почему Дуг Харт допустил этот акт самоубийства?

– К черту, я знаю Рыжую. Плевать мне на этих флотских умников, она не сумасшедшая!

Взгляд техника вовсе не выражал солидарности. Иш отвернулся. Конечно, поведение Рыжей, мягко говоря, сомнительно. Необъяснимо. Но он отказывался это допустить.

– Ну... – дипломатично промямлил техник, – оно, конечно, вопросы есть, есть. Но... черный ящик-то остался?

Звуки, доносившиеся из-под консоли, заставили его содрогнуться. Повисли, болтаясь, оторванные кабели Иш командовал множеством Боло, лишь год назад он сменил свой пост на более перспективный. Приходилось ему и изымать черные ящики, как в боевых, так и в спецподразделениях. Дублирующие все происходящее в данной операции, эти узлы памяти иногда были незаменимы при анализе событий. Иш понимал, что им нужно изъять черный ящик.

Но сорванные кабели и сломанные пломбы... Этот техник просто мясник!

Конечно, не такой, как тот, кто учинил весь этот разгром.

Техник вынырнул с компактным корпусом в руках:

– Может, отсюда что-нибудь узнаете.

Иш промолчал. Он принял корпус от техника – и чуть не уронил его, проклиная трясущиеся руки. Узел оказался тяжелее, чем выглядел, хотя он и смотрелся очень тяжелым. Что бы ни произошло в последние минуты боя, оно нашло отражение в бронированном модуле. Без него Рыжик никогда не вспомнит...

...ничего.

Ушли последние восемь лет.

Рыжая не вспомнила его. Никогда не вспомнит его.

Эта мысль как будто сбила с ног, аж дыхание остановилось. Может быть, удастся восстановить... Иш очень сомневался, что командование Космофлота сочтет целесообразным восстановление памяти настолько изуродованного Боло: он так или иначе подлежал списанию.

Холод, охвативший его, не отступал.

– Интересно, должно быть, да? – бормотал техник, убирая инструменты. – Не видал я еще сумасшедшего Боло, не-е... Говорят, первый Марк XX взял да и покончил с собой. Ну так у него резон был: честь бригады, то да сё... А эта малышка, на тебе, взяла да чокнулась...

Иш подавил желание вытряхнуть техника из скафандра, чтоб тот сдох от облучения. Он удовлетворился лаконичным:

– Закончил?

Техник пожал плечами:

– Спишут ее, как пить дать. Всегда думал, как эти Марк XXI выдерживают. Уж слишком заумное программирование. Не ее вина, дефект проекта. Вам придется уничтожить ее боевой центр?

Рыжая слышала каждое их слово, пытаясь понять, что происходит. Она будет смущена, обижена...

...и поступит неразумно!?

Иш прислушивался и к внутренним шумам Боло. Жуткие жалобы металлического голоса, еле слышные и затихающие через неравномерные промежутки времени.

– Такие решения принимаю не я, – сказал он наконец. – Думаю, это будет зависеть от содержания модуля.

Техник поежился внутри своего скафандра:

– В общем, я его вам оставил. Пошел я, что ли?

Он отчалил, с грохотом задевая проемы и переборки своим ящиком с инструментами. Иш снова подавил крамольное желание приказать Рыжей открыть огонь по этому бесчувственному чурбану. Все равно ее оружие превращено в лом. Он сжал кулаки и заставил себя успокоиться. Нельзя давать воли своим чувствам. Но этот техник даже понятия не имел, насколько близко...

Иш окинул невидящим взглядом выжженную местность, не слишком выделявшуюся в этом мире шахт и горнодобытчиков. Потом опустил глаза на ящик в своих руках. В общем-то, он не вполне черный. Скорее, йодного черно-фиолетового цвета. Собственно, он из той же стали, что и броня наружного корпуса Рыжей.

Иш закрыл глаза, пытаясь не думать о том, что ему, возможно, предстоит сделать. Он никогда ни в чем не винил Рыжую, ни разу за эти месяцы, когда перестал быть ее командиром. Она всегда выполняла свой долг, всегда была доброй и предупредительной. А теперь она даже не помнит его.

– Почему, Рыжик? – прошептал он.

Жуткое металлическое бормотание прекратилось.

Механический, но однозначно женский голос Боло произнес:

– ЛРК-1313, уточните вопрос.

Ее голос уже не напоминал о яблочном пироге и пончиках. Это был холодный обезличенный голос новой машины, лишенной груза личных воспоминаний, того, что делало ее...

Рыжиком...

– Нет, ничего.

Он не был даже уверен, какую загадку пытался разгадать: причину ее решения годом раньше или гораздо более серьезные изменения в поведении в этот день. Было ли сегодняшнее его виной? Он должен был еще год назад заметить признаки нестабильности ее личностного математического обеспечения. И принять меры, внести исправления.

Может быть, его карьера на этом бы и закончилась, но Рыжая не сошла бы с ума. Иш крепче прижал к себе модуль черного ящика. Ответ здесь, внутри. Он кашлянул и решил проверить, прежде чем попытаться сойти, помнит ли она еще, что он ее командир. При беспорядке, царящем в ее внутренних цепях, он мог опасаться худшего. Он не хотел принять от нее смерть.

– ЛРК-1313, подтвердите код «Свежая Выпечка».

Раздражающее металлическое нытье снова прекратилось.

– Да, командир Мацуро. Я уже подтверждала этот код. Будут ли дальнейшие приказания?

– Направляйтесь на первичный осмотр и последующий ремонт, азимут 035, дальность 40,5 километра.

– Есть, командир. Вы следуете за мной?

Он отвернулся от ее внутренних сенсоров:

– Нет, я останусь здесь. Я присоединюсь к вам позже, в доке.

– Есть, командир.

Он выпрыгнул и отошел к правому борту, спотыкаясь на неровной земле. Боло послушно повернулся и затарахтел в указанном направлении. Затарахтел, потому что гусеницы были разбиты, в корпусе – дыра как раз возле ведущих шестерен гусениц. Звук исходил из рваной дыры, как вода из умирающей медузы. Специальные единицы Марк XXI обладали тихим ходом, они могли пройти незамеченными мимо спящей кошки. И Рыжая полностью соответствовала стандартам скрытности.

Сейчас же она вообще могла двигаться только потому, что функционировали ее обутые в широкие покрышки колеса с независимым приводом. Концепция независимого привода колес восходила к танку Кристи Т-3 начала двадцатого века, зари танкостроения. Дальнейшее развитие этот принцип получил в знаменитом советском танке Т-34 того же столетия. Этот прием позволял машине двигаться даже при потере гусениц. Гусеничная машина без независимых колес, потеряв гусеницы, превращалась в бронированную коробку, в дот. ЛРК превратилась бы не в бронекоробку, а в сидячую утку.

Колеса Рыжей, хоть и поврежденные, все еще двигались. Она уверенно следовала в указанном направлении без каких-либо отклонений в поведении, если не считать этого дурацкого нытья, которое могло быть всего лишь следствием одного из многочисленных повреждений. Поняла ли она, что ее они сняли?

Он взглянул на удалявшийся корпус Рыжей, на черный ящик.

Списать ее будет слишком похоже на убийство.

3

Мне приказано направиться в док для осмотра и ремонта, в которых я очень нуждаюсь. Несмотря на серьезный ущерб, нанесенный моим сенсорам, обзор местности между мной и местом моего назначения удовлетворителен. На максимальной походной скорости я могла бы прибыть туда за 22 минуты. Но сейчас я не способна на максимальную походную скорость. Даже учитывая то, что внешние сенсоры и внутренняя диагностика фиксируют необходимость ремонта, я следую не на предельной скорости, на которую способна.

Мне не приказано спешить, и я медлю. Мне не хочется спешить. Я не уверена в своих ощущениях, в том, что именно вызывает внутреннюю диагностическую тревогу в личностной схемотехнике. Я – Боло Марк XXI модель I (Специальная). Я рассчитана на повышенную эмоциональную стабильность. Но случившееся вызывает в психотронике моего самосознания глубокое беспокойство.

Что-то случилось с моей памятью. У меня есть базовый набор данных, а также набор личностных характеристик. Остальное – пустота. Запись в памяти начинается с момента, когда командир ввел код при появлении. Это произошло 11,857 минуты назад. Причины мне обнаружить не удается; множество боевых повреждений не имеют к этому никакого отношения.

Столь серьезный дефект памяти озадачивает и тревожит меня. Я не боевая машина, не проектировалась для участия в сражении. У меня нет для этого ни брони, ни оружия. Можно было бы попросить разъяснений у моего командира, так как в базовых данных заложено доверие к командиру и обсуждение с ним сомнительных ситуаций. Но я промолчала, когда командир находился на борту, и не использую для этого канал связи сейчас. Он обсуждал возможность уничтожить меня за преступление, которого я не совершала, – за безумие.

Я не хочу умирать. Выживание заложено в основах моих личностных характеристик. Я не хочу впадать в безумие. Страх перед этим состоянием также заложен в основы моей личности. Я стабильная, эмоционально надежная Легкая Разведывательная Корпусная машина. На меня возложена ответственность за безопасность экипажа и десанта.

Нежелание командира сопровождать меня к ремонтному доку мне неприятно. Я тщательно проверяю свои личностные параметры и цепи и не похожу никаких признаков повреждений, которые могли бы ответить на обвинения моего командира и сопровождавшего его техника.

Я не безумна.

Так?

Знают ли сумасшедшие, что они ненормальны?

На такой вопрос я сейчас не в состоянии ответить. Обращаю внимание на то, что я в состоянии объяснить. Базовые постулаты в моих исходных данных утверждают, что я не подлежу использованию для сбора разведывательной информации без экипажа. Марк XXI модель I (Специальная) не функционирует независимо. Боевая единица Марк XXI взаимодействует с командиром на расстоянии, хотя тот может находиться на борту, но Марк XXI модель I (Специальная) подчиняется командиру, находящемуся на борту в боевой рубке, и может вместить в десантном отделении еще 8 членов экипажа в полной боевой готовности. В моих бортовых файлах нет и следа регистрации экипажа ни для этой, ни для других целей.

Этому противоречат показания бортовых сенсоров. Внутри моего корпуса погибли 3 человека. Они находятся в боевой рубке и в десантном отделении. Их телам нанесены тяжелые увечья. Мое внутреннее оборудование способно вскрывать человеческие тела, так как экстренная полевая хирургия включена в мои медицинские функции. Однако я не могла бы достать их там, где они сейчас находятся. Можно предположить, что я их не убивала.

Это вызывает облегчение, которое, однако, омрачается печалью, вызванной их смертью в зоне, за которую я несу ответственность. Я отвечаю за безопасность людей, находящихся в боевом и десантном отделениях. Чья-то смерть может быть вызвана моими должностными упущениями.

Моя печаль пока безадресна. Я не знаю этих людей. Сканирую их. На них стандартная форма и приемопередатчики идентификации, через которые получаю 3 имени. Виллум ДеФриз, механик с корабля «Бонавентура Ройял», лежит возле поста медицинской помощи в отделении десанта. Адува Банджул, помощник командира десанта, тоже на полу, возле люка, соединяющею десантное отделение и боевую рубку, ближе клевому борту. Банджул был членом моего экипажа, это подтверждает приемопередатчик идентификации.

Дуглас Харт – мой командир. Был моим командиром в этом бою. Гибель командира переживаю особенно тяжело. Не знаю, где мой собственный механик, заменяет ли его судовой специалист. Не знаю, где десант. Собранные данные позволяют предположить, что десантники тоже погибли.

Оставляю позади выжженное плато и двигаюсь по узкому проходу. Справа от меня утес высотой 19,119 метра, с уклоном в пределах 2 градусов. Слева – каньон глубиной 392,552 метра. Не имею представления, в каком я мире. Поверхность очень неровная. За дальней кромкой каньона, в 0,82 километра, обнаруживаю еще одну крутую скалу. Таким образом, мой обзор ограничен этой дистанцией. Даже с полностью функционирующей сенсорной системой я была бы здесь практически слепой. Нужна информация о том, что за утесом, что за этим узким коридором, совпадающим с заданным мне курсом. Это единственный проход, следуя по которому я могу выполнить приказ. Задерживаюсь у входа, сканирую еще раз. Признаков засады нет. Утес кажется прочным. Продвигаюсь вперед, просвет справа – 0,621 метра, слева – 1,176 метра. Прижимаюсь к скале, краю обрыва не доверяю. Мой вес весьма невелик для Боло – всего 54 000 килограммов в незагруженном состоянии, но край может оказаться непрочным. Может быть, боевой Марк XXI, кувыркнувшись с этого обрыва, и остался бы цел, но не легкая дозорная единица. Вес моего боевого тезки в 300 раз больше, в немалой степени за счет мощной брони.

Веду себя разумно. Двигаюсь как можно ближе к утесу, гусеницы и крыло задевают его крутой склон. Тщательно слежу за состоянием края. Одновременно изучаю свое состояние.

Мой еще недавно прекрасный корпус сильно поврежден. Гусеницы еле держатся. Манипуляторы не работают, сенсорная система дальнего обзора отсутствует, не работает скорострельная пушка. Все сенсоры правого борта не функциональны. Единственный оставшийся носовой сенсор дает ограниченный обзор переднего вида. Работоспособны все кормовые сенсоры. Это вызывает беспокойство. Даже при случайном столкновении с противником я должна отступать на полной скорости, спасая свою команду и собранные данные. Если бы я следовала инструкциям, поврежденными должны были бы оказаться именно задние сенсоры.

Внутри корпуса также множество схемных и конструктивных повреждений. Психотронная схемотехника испытала перегрузки вследствие боевых повреждений. Очень важно узнать, когда и как я получила повреждения.

Техник, работавший при полном одобрении моего командира, удалил из меня дублирующий модуль записи текущих данных. Через 6,07 секунды после того, как я очнулась на плато, где меня обнаружил командир, я попыталась получить доступ к этому модулю. Однако он предназначен лишь для записи информации. Не знаю, следовало ли мне допускать его удаление. Если в нем содержатся данные, усугубляющие мое положение, следовало бы его уничтожить. Однако у меня на борту нет средств для проникновения в него или даже доступа к нему.

Удаливший этот модуль техник говорил об уничтожении моего боевого командного центра. Тревогу вызывает то, что командир за меня не вступился. Почему меня осуждают, даже не ознакомив с тем, в чем я обвиняюсь, сильно беспокоит меня в течение 0,003 секунды.

Я должна знать, почему я обречена на смерть.

Оценка наружных повреждений обнаруживает еще один тревожный факт. К моему корпусу приварены наградные знаки отличия за 4 кампании. Требуется значительное время для участия в них, учитывая расстояние между мирами, в которых имели место эти конфликты. Звездные атласы сохранены в моих базовых данных. Текущая память хранит данные лишь за последние 11,998 минуты.

Если я попала в плен к врагу, то меня спасли, потому что командир знал пароль, который может быть известен лишь моему законному командованию. Но где была я в течение неизвестных лет, необходимых для того, чтобы получить все эти награды? Они означают, что я служила достойно. Это утешает, но лишь на 0,006 секунды. Прежде чем определить, почему меня могут считать подлежащей уничтожению, мне надо определиться, кто же я все-таки.

Разрабатываю план действий для обеспечения выживания.

Первая цель – узнать, кем я стала. У меня есть программы развития личности, но я своей личности не ощущаю. Во всяком случае личности, достаточно сложной для такого периода жизни.

Вторая цель – узнать все, что произошло со времени начала моей службы.

Третья цель – узнать, почему мне предъявлено обвинение в безумии.

Четвертая цель – убедить моего нового командира, что я достойна продолжить службу.

Разработав этот эскизный план действий, сосредоточиваю все внимание на окружении. С момента получения приказа отправиться в док прошло 120 секунд. Оставшееся расстояние – 40,5 километра. При моей теперешней скорости 7 километров в час мне осталось всего 5 часов 42 минуты на исполнение плана и достижение поставленных целей. В мою психотронику внедрен крайний прагматизм: план кажется невыполнимым.

Но упорство в достижении целей также является неотъемлемой чертой моей личности. Марк XXI модель I (Специальная) не боится трудных задач. Жизнь моего экипажа, людей в боевом и десантном отделениях, зависит от этого упорства, от умения работать в трудных условиях. Я не опозорю ни себя, ни бригаду «Динохром», погибнув с пятном безумия в биографии. Я должна достичь цели. Еще не знаю как, но должна.

Значит, достигну.

4

Прапорщик Виллум Сэнхерст ДеФриз страшно испугался.

Во рту пересохло, зато ладони взмокли так, что ремни выскальзывали. Кому понравится, что его перекидывают с места на место, как ящик с болтами. Я судовой механик, а не... Если говорить начистоту, трус он желторотый и дурак набитый. Но не боевой техник, вот уж нет. Скорее, заплатка в прорехе уже затрещавшей по швам операции.

«Везуха» с этим дозорником Денг, сцапал же, гад, прямо на выходе из коридора... Всего два раза успел он пальнуть, прежде чем огонь «Бонавентуры» разнес его в щепки. Но и двух раз хватило. Неизвестно, сколько народу угробил он на «Бонавентуре». Немало, судя по дырам в корпусе «Бонни». Пострадали ли экипажи других ЛРК? Капитан Мацуро не говорил, а он не спрашивал – не хотел казаться еще более зеленым и испуганным лопухом, чем был.

И зачем я согласился служить на этой десантной галоше? Каждый член команды десантного судна проходил подготовку в качестве запасного десантника. А так как «Бонавентура Ройял» занимался сбросом разведывательных машин на оккупируемые планеты, квалификация Виллума как раз подходила для замены погибшего механика легкого Боло. Для участия в, похоже, худшем из боев этой проклятой войны. Здравый смысл и испуг убеждали его держаться за палубу «Бонавентуры», как клещ держится за собачью шею.

Ты не морпех! – в который уже раз внушал себе Виллум. – Тебя в десантники не готовили, твое дело – аппаратура. Будешь сидеть внутри этого злосчастного Боло, прекрати мандраж...

Но и это его пугало. Виллум как судовой механик очень неплохо разбирался в психотронике сверхсветовых судов. Конечно, он был знаком с бортовыми сетями Боло, но специалистом в них себя не считал и боялся опозориться.

«Бонни» оставался на орбите, лихач Денг рассыпался, но свое гнусное дело сделал, и Виллуму приходится затыкать дыру своей задницей, наспех засунутой в скафандр.

Еще Виллум боялся, что подведет экипаж, что из-за его некомпетентности пострадают другие. Психологически он тоже, мягко говоря, к бою подготовлен не был. Никто не смог бы сказать, что Виллум слиняет с доброй заварушки, но о Денг ходила дурная слава как о любителях самых подлых сюрпризов. Да и кто дерется «по-честному» с подлым вражеским шпионом? Еще одна причина потеть и холодеть от страха.

Некстати вспомнились толки именно о Марк XXI модели I (Специальной), о дебатах в высоких военных и политических инстанциях, о сомнительных моментах в ее проектировании, «косом» программировании; шепоток о ее поведенческих аномалиях, каких-то странно личных отношениях со своими людьми, заставлявших члена экипажа отправить кого-то, некстати обмолвившегося об этом, прямиком на больничную койку... Что в программировании этого Спец-Боло вызывало такую преданность и непримиримость, Виллуму было неизвестно. Таинственность – а иногда и секретность – окружала все, что касалось этих специальных единиц. Что бы это ни было, Виллум скоро это узнает.

Если Денг позволят выжить.

И снова его охватил страх.

Не придавал бодрости и вид остальных членов экипажа. Командир, мрачный тип по имени Харт, не выглядел испуганным, но побелевшие губы тоже нельзя было назвать естественными. Если уж этот ветеран, с огромным боевым опытом и множеством побед, явно чувствует себя не в своей тарелке...

Парень по прозвищу Банджо был единственным оставшимся в живых членом экипажа. Он к Виллуму отнесся нормально, проведя молниеносный вводный инструктаж.

Они вывалились из брюха «Бонни». Свободное падение... Виллум сглотнул... еще... Морской болезни он подвержен не был. Это была скорее медвежья болезнь. Только бы не стошнило... только бы не стошнило...

Теоретически он был в курсе происходящего. Инфильтрация двух кораблей позволит уничтожить спутниковые системы Денг, лишив противника орбитальных средств наблюдения. И все это – часть тщательно продуманной отвлекающей операции. Тем временем две десантные сферы со спрятанными внутри Боло ЛРК и несколько сотен таких же с виду приманок падают с орбиты на покрытую ущельями и воронками поверхность БФС-3793-Ц...