Текст книги "В плену у времени"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Маркиз де Монферон
Кэйт видит будущее

Гроза ушла так же быстро, как и пришла. Ветер утих, а сильный дождь превратился в морось. Среди туч появились крошечные просветы голубого неба, и снова запели птицы. Потом просвет в облаках стал довольно большим, проглянуло солнце, и над шато де Хьюмиэйр раскинулась радуга.

– Господи благослови, это точно доброе предзнаменование, – сказала Ханна, от чьей промокшей одежды, как и от одежды всех остальных, начал подниматься легкий парок.

Путешественники оставили лошадей пастись под деревьями и пошли по красиво изгибающейся дорожке, усыпанной гравием. Вскоре аллея расширилась и стала двором перед шато, по которому на квадратных известняковых плитах были расставлены отлитые из свинца скульптуры лесных нимф и сатиров. Из-за Питера, который еще недостаточно оправился после столкновения с деревом, все шли медленно. Когда они подошли к саду, который издали казался таким аккуратным, стали заметны признаки того, что за ним никто не ухаживает.

– Сомневаюсь, чтобы миссис Монферон обрадовалась бы, увидев это, – сказал мистер Скокк.

– Интересно, приехал ли уже Луи-Филипп? – заметила Кэйт.

Травку на обширных газонах щипали овцы, сорняки пробивались сквозь гравий на дороге, а двор был испещрен рытвинами и лужами. Многие статуи были повреждены морозом, и из швов каменной кладки кое-где пророс папоротник. За кустами, когда-то тщательно подстриженными в форме пирамид и шаров, теперь никто не следил. Растения хаотически бежали от форм, которые им когда-то придали. По сторонам дорожек росли фруктовые деревья. Множество яблонь, слив и груш роняли свой урожай на землю. Под деревьями валялись кучи гнилых фруктов. Мистер Скокк наступил на грушу и отпрыгнул на траву, попав в овечий помет.

– И не говори, – сказал он, увидев выражение лица Кэйт. – Чего бы я только не отдал сейчас за славный, горячий душ…

Мысль о горячем душе удивила Ханну, которой трудно было представить себе нечто подобное, но она подумала, что лучше промолчать, поскольку мистер Скокк склонен к резкостям.

Когда подошли к подъемному мосту, все, не решаясь его перейти, одновременно остановились. Мост был перекинут через небольшой ров, ярко-зеленый из-за водорослей. По воде плавали маленькие белые утки, оставляя на ее поверхности черный след. Путешественники интуитивно понимали, что нельзя нарушить границу шато, не получив на это разрешения его хозяина.

Кэйт посмотрела наверх и увидела плющ, разросшийся по стенам, а кое-где пробравшийся и внутрь через разбитые окна.

– Будто замок Спящей Красавицы, – прошептала она.

Все двинулись по скользким древним планкам подъемного моста. За мостом гордо расхаживали измазанные грязью, взволнованные появлением гостей павлин и дюжина пятнистых курочек, которые негодующе покрикивали «ко-ко-ко-о-о-о-о». Двери, украшенные резьбой, были широко раскрыты, и из дома доносилась прелестная музыка.

Путешественники остановились на пороге, заглядывая внутрь. В большом холле с галереей пол был выложен плитами. Из высоко расположенных окон лился свет. Комната такая большая, что дальние углы трудно было разглядеть, словно их скрывал туман. В холле возвышалась гора мебели, серебра и фарфора, частично прикрытая простынями. Все это находилось под защитой одинокой сгорбившейся фигуры, сидящей за клавесином. Ловкие руки уверенно двигались по черным и белым клавишам.

Несильный огонь теплился в гигантском камине, перед ним стояли стол и кресло, заваленные книгами и бумагами. Грязные тарелки, бокалы и кружки опасно балансировали на куче писем, перевязанных лентой. Прекрасная хрустальная люстра, без всяких сомнений, была близнецом той, которую они видели в доме на Голден-Сквер.

Из-под проворных пальцев маркиза де Монферона струился каскад звонких звуков. От этой музыки по спине Кэйт пробегала дрожь, а на глазах Ханны появились слезы. Чувства, которые вызывала музыка, были одновременно и печальными, и возвышенными.

– Это прекрасно! – сказала Кэйт.

Звук ее голоса разбил колдовство, и элегантная фигура в белой рубашке, сидящая у клавесина, обернулась. Испуганные темные глаза уставились на незваных гостей. Прежде чем гости сообразили, что происходит, рука маркиза быстро поднялась вверх и потянула за веревку, свисающую с потолка.

И сразу все вокруг стало желтым. Цвета желтого лютика. Сверху, ярд за ярдом, летел желтый шелк. И этот шелк окутывал их. На них обвалилась ткань, в которой они барахтались, пытаясь выбраться.

– Господи, спаси и помилуй! – закричала Ханна.

– Бегите! Это ловушка! – крикнул Питер, и тут какие-то красные провода опустились на их головы и плечи. Все задрожали и упали на пол…

Кэйт шла по незнакомому месту. Прошлое, настоящее и будущее слились в одно. Она всегда была только здесь. Идти и идти. Единственная выжившая человеческая душа. Ни травинки. Остовы деревьев тянули свои костлявые руки к опустевшим небесам. Вонь от трупов. Наполненные грязью ямы, как раны когда-то плодородной земли. Кэйт еле могла дышать, горло обжигал кислотный воздух. Она искала что-то или кого-то, но никак не могла вспомнить, что или кого…

– Кэйт! Кэйт! Вернись назад!

Внезапно она ощутила тепло человеческой руки, и, когда сжала эту руку, адский пейзаж стало медленно заволакивать дымкой. Возникло мерцающее пламя камина, и перед ней оказалось лицо Питера. Кэйт с облегчением вздохнула.

– Питер!

У Питера екнуло сердце. Какое это счастье – быть названным своим собственным именем. Прошло столько времени, а она все равно узнала…

– Нет, это я, Джошуа, – сказал он. – Мы испугались, что теряем тебя.

– Вы уже дважды спасли меня – вы мой ангел-хранитель.

– Дважды? Как это?

– А на корабле. Я уходила…

– Уходила?

– Ох… я… Я иногда двигаюсь сквозь время быстрее, чем все остальные, – но тогда я прикоснулась к вашей руке, и все остановилось.

– На корабле? Я даже не подумал об этом… Девочка в доме священника говорила мне, что ты летала кругами над садом, как летучая мышь. Ох и напугала же ты это бедное создание!

– Я и сама перепугалась! Когда это происходит, я не ощущаю скорости своего движения. Мне кажется, что как раз все остальные движутся очень, очень медленно. Я это ненавижу.

Подошла Ханна.

– Хвала Господу! – воскликнула она.

– Что случилось? Сколько времени это продолжалось?

– Целый час или даже больше, – ответил Питер.

Кэйт приподнялась на локте и огляделась. Она обнаружила, что лежит на диванных подушках перед камином в большом холле шато де Хьюмиэйр. Было темно. От огня за ними возникали огромные тени, а гора мебели рядом казалась такой высокой, что было страшно подумать, а вдруг она обрушится вниз. Из темноты выплыла блестящая серебряная столовая ложка.

– Съешьте немного бульона, мисс Кэйт. Это придаст вам сил.

Кэйт отхлебнула горячей жидкости. Вкусно! Выпила все, и Ханна дала ей еще.

– Бульон приготовила Мари, – сказал Питер. – Маркиз сказал нам, что она тайно готовит ему еду с тех пор, как шесть месяцев назад ушел последний слуга…

– И я, конечно, не вправе судить, но, наверное, за это ее муж и поставил ей синяк, – вставила Ханна.

Вскоре Кэйт прикончила всю миску. Ханна добавила бульона. Питер и Ханна не сводили с нее глаз. Кэйт видела на их лицах и облегчение, и озабоченность.

– Спасибо тебе, Ханна… Я чувствую себя намного лучше. А где мистер Скокк?

– Он ушел с маркизом де Монфероном забрать карету и наши чемоданы. Из-за всех этих волнений мы забыли о лошадях. Да и кормить их нечем, кроме как этими гнилыми фруктами.

Кэйт вдруг вспомнила о желтом шелке и опаляющей боли:

– Что он сделал с нами?

– Маркиз де Монферон ударил нас током! – сказала Ханна. – Он принял нас за грабителей или революционеров, пришедших забрать его в тюрьму. Он рассказал, что его покойный друг, мистер Бенджамин Франклин, бывало, убивал индейку тем же способом, которым маркиз приветствовал нас, когда мы вошли в дом! Как только мистер Джошуа дал ему письмо с рекомендацией от сэра Джозефа, маркиз тут же понял свою ошибку и, начав извиняться, никак не мог остановиться… Какая жуткая штука это электричество! Я за всю жизнь не испытывала подобной боли, хотя она продолжалась не больше секунды…

Питер приоткрыл дверь во двор.

– Видишь эти большие стеклянные сосуды? Они наполнены водой и каким-то образом – чего я понять не могу – запасают поток электричества, которое передается медным проводам, продернутым через шелк, упавший на нас.

– И когда маркиз поднял шелк, – сказала Ханна, – мы с трудом встали на ноги, все, кроме вас, мисс Кэйт. Я не знаю, какими словами описать то, что случилось с вами…

Кэйт в тревоге переводила взгляд с Питера на Ханну.

– Что со мной случилось? Я не понимаю…

– Ты растворялась, Кэйт, – ласково сказал Питер. – Только прерывисто. Словно ты находилась между разными состояниями: ты была то плотная, то прозрачная. Не знаю, где ты путешествовала, но иногда ты затыкала уши руками, и все тело твое дрожало, будто рядом произошел какой-то взрыв. Ты побрела во двор и стала оглядываться вокруг, испуганная, печальная… Где бы ты ни была – но место то было кошмарным. Однажды ты остановилась, будто срывая цветок. И ты двигалась то очень быстро, то слишком медленно…

Кэйт мрачно слушала.

– Я видела длинные траншеи в земле, как на пустынном поле битвы. Там не было признаков жизни, птицы не пели… Я подняла чьи-то разбитые очки. Видела ружье, утонувшее в грязи. Я думала о людях, погибших там, и чувствовала этот запах… Если бы только я раньше вернулась в свое время… Не знаю, в прошлом я была или в будущем! Что происходит со мной? Всякий раз, когда это случается, я опасаюсь, удастся ли мне вернуться нормальной.

Ханна села рядом и прижала ее к себе.

– Ханна пыталась тебя уложить, – сказал Питер, – но когда она касалась тебя, ее будто что-то отталкивало…

– Может, в следующий раз я… – Лицо Кэйт сморщилось. – Я просто уплыву прочь – и не вернусь обратно…

Ханна погладила Кэйт по волосам и утерла слезу, скатившуюся по щеке.

– Не волнуйтесь, мисс Кэйт. Мы нашли маркиза де Монферона, он починит машину, мы скоро отправим вас домой, и все будет хорошо.

– Маркиз все это видел, – сказал Питер. – От него нельзя было этого скрыть. Он считает, что это побочный эффект от удара током.

Пламя вспыхнуло, когда тяжелая дверь со скрипом отворилась, и порыв ветра, казалось, втолкнул маркиза де Монферона и мистера Скокка в холл. С ними влетели и запахи влажной ночи и лошадей. Озабоченный маркиз де Монферон подошел к Кэйт.

– Как дела у вашей хозяйки? – спросил он у Ханны. Его английский – сэр Джозеф оказался прав – был безупречен, хотя он говорил с южным акцентом, перекатывая звук «р» на кончике языка и произнося каждый слог с одинаковыми ударениями.

– Она выпила две мисочки бульона, сэр, думаю, ей уже лучше.

– Да, теперь я чувствую себя намного лучше, спасибо, – сказала Кэйт.

– Мадемуазель, – низко поклонившись, сказал маркиз, – нет слов, чтобы выразить мое сожаление по поводу того, что я так навредил вам. Вы ехали из Англии, пережили сильную грозу, привезли мне книги и новости о моей семье – и чем я отплатил? Я ударил вас током, как индюшку мистера Франклина! Хотя, пожалуй, я никогда не видел более драматической реакции на электричество. Это удивительно, уверяю вас!

Кэйт уловила симпатию в больших глазах улыбающегося маркиза. Он был на полголовы выше мистера Скокка – слишком высоким для мужчины, рожденного в его веке, – но не был ни сутулым, ни костлявым. Крупный орлиный нос и сильный мужественный подбородок. Хотя Кэйт заметила на горе мебели не меньше трех париков, на Монфероне парика не было – волосы были завязаны сзади в хвост. Волосы черные, но с проседью. В молодости, подумала Кэйт, он, вероятно, был поразительно красив. Она заметила ямочку у него на подбородке. Загорелое, морщинистое лицо говорило о человеке, склонном и к тому, чтобы посмеяться, и к тому, чтобы нахмуриться в задумчивости. Было ясно, что этот человек умеет радоваться жизни.

– Мы не желали тихонько подкрадываться к вам, сэр, хотя так и могло показаться.

– Нет, это я виноват. Я поторопился и надеюсь, вы примете мои смиренные извинения.

– Конечно, сэр. Спасибо вам, – сказала Кэйт. Он гораздо симпатичнее своей жены, подумала она.

– Мистер Скокк рассказал мне, что в Кале вы встретили моего сына и что он едет сюда, дабы убедить меня удрать в Лондон.

– Ох! – встревожилась Кэйт. – А разве он еще не приехал? Может, нужно пойти поискать его?

– Не сомневаюсь, Луи-Филиппа что-то отвлекло по дороге. Боюсь, однако, что я его огорчу. У меня нет желания покидать этот дом. Я глубоко верю в здравый смысл французского народа. Раньше или позже ситуация исправится.

– Как вы выдерживаете страшные новости, сэр, живя в осаде? – спросил Питер.

– Благодаря Мари – потихоньку. Когда она рассказывала мне об ужасах в Париже, появился ее драчун муж и увел ее…

– Похоже, он заставит ее расплатиться, сэр, – сказала Ханна.

Монферон вздохнул и кивнул.

– Я сделаю все, что могу, для этой несчастной девушки. Несколько поколений ее семьи работало в этом доме… Аррас сейчас переполнен возбужденными молодыми людьми, желающими что-то доказать, и муж Мари среди них. Бывший священник, человек по имени Лебон, сейчас на подъеме, и молодые люди соперничают между собой, чтобы произвести на него впечатление… И разумеется, эффектный успех нашего месье Робеспьера в Париже поддерживает их мораль…

– Робеспьер! – еле слышно пробормотал мистер Скокк. – Ты, должно быть, слышала о нем! Он – ключевая фигура в этой революции, он начинает с высоких идеалов, но в конце пошлет тысячи и тысячи людей на гильотину. Его называли Неподкупным.

– Вы, вероятно, живете в постоянном страхе за свою жизнь, сэр, – сказал Питер. – Почему вы не склонны присоединиться к своей семье в Лондоне?

– И чтобы мою землю и всю собственность конфисковали? Нет! Пока остается надежда, остаюсь и я. Кроме того, я добился успехов в своих исследованиях о природе электрического тока. Сейчас я не могу прекратить свои эксперименты!

Питер и его отец обменялись встревоженными взглядами.

– Я здесь не без друзей, – продолжал Монферон, – и вас может удивить, что я даже испытываю некоторые симпатии к целям революции. Впрочем, я согласен, что нынешнее безумие в Париже делает мое положение опасным. Разумеется, я буду защищаться, если придется, – по причине того, что я экспериментирую с электрическим оборудованием, чья эффективность была, к несчастью, вам доказана…

– О да! – с чувством сказал мистер Скокк. – Сомневаюсь, что я когда-нибудь еще смогу спокойно относиться к этому особому желтому цвету…

Монферон засмеялся.

– Ха! Мне повезло, что я добыл материал такого качества, сейчас так трудно что-нибудь достать… Я забрал его с воздушного шара. Шар упал в деревенский пруд, крестьяне, нашедшие его, подумали, что это луна упала на землю! И что, позвольте вас спросить, они сделали? Осмотрели ли они его, позвали ли ученого, чтобы тот исследовал находку? Нет! Они пытались убить его вилами! Ах, но я плохой хозяин. Еду трудно достать, увы, но могу по крайней мере предложить вам вина, пока вы будете объяснять мне смысл послания сэра Джозефа и опишете таинственную машину, о которой говорили.

Вскоре Монферон вернулся из подвала.

– Это от моего кузена из Бордо: «Сан Эмилион», розлива 1783 года. Это был великолепный год.

Мистер Скокк сделал первый глоток.

– О господи…

Питер, улыбался, наблюдая, как отец держит свой бокал перед пламенем свечи, чтобы лучше прочувствовать цвет вина, как смакует каждую каплю с выражением восторга на лице. Монферон, так долго лишенный компании цивилизованных людей, был рад принимать гостя, который столь высоко оценил содержимое его подвала. Он в восторге похлопал мистера Скокка по спине.

– Я счастлив, что мое вино вам понравилось!

– А у меня есть шоколад, – сказала Кэйт. – Кто-нибудь видел мой рюкзак?

Питер передал ей матерчатый рюкзачок. Кэйт развязала шнурок и стала шарить в нем. Шоколад не находился, и она принялась вещь за вещью выкладывать на пол: фонарик, швейцарский армейский ножик, мобильник Миган, маленькую коричневую бутылочку с пенициллином и в конце концов плитку шоколада. Монферон с любопытством смотрел на все эти предметы. Кэйт разорвала обертку, разломила плитку на дольки и пустила шоколад по кругу.

– Шоколад! Какая умница! – обрадовался мистер Скокк. – И ты удержалась и до сих пор его не съела! Потрясающе!

Питер тоже взял кусочек. Последний раз он пробовал шоколад «Кэдбэрри» двадцать девять лет назад. Он положил шоколад на язык, чтобы тот медленно растаял, закрыл глаза и вздохнул.

Монферон предложил всем по дольке чеснока, чьи медицинские свойства слишком недооцениваются. Это так поразило Ханну, что Питер почувствовал необходимость ответить за нее:

– Думаю, шоколад и чеснок не очень-то сочетаются друг с другом. Возможно, в другом случае…

– Как желаете, – сказал Монферон.

Маркиз закинул в рот дольку чеснока и пошел подложить дров в камин. Как только он отошел, Питер тихо сказал остальным:

– Мы должны сказать ему правду. Иначе нам будет трудно убедить его поехать с нами.

– Думаю, вы правы, – согласилась Кэйт.

Мистер Скокк кивнул:

– Согласен.

Монферон вернулся, в камине уютно потрескивали горящие поленья. Кэйт обрадовалась, поскольку в шато было холодно.

– Итак, – сказал Монферон, – кто расскажет мне об этом любопытном устройстве?

И Питер начал. Он решил говорить совсем просто.

– Кэйт и мистер Скокк прибыли из будущего, отстоящего на сотни лет от нашего времени, благодаря машине, которая, хотя и была создана вовсе не для этого, пронесла людей через века.

Кэйт изучала выражение лица Монферона. Он чуть приподнял бровь, но в целом лицо его оставалось бесстрастным.

– Побочным эффектом путешествия во времени явилось то, что человек может на короткий промежуток вернуться в свое время – но все это непросто. Мисс Дайер особенно склонна «растворяться», и вы сами были свидетелем этого, возможно, сегодня это вызвано ударом электрического тока.

Питер остановился, на случай если Монферон захочет что-то сказать, но тот просто кивнул, будто говоря «продолжайте».

– Мы вас искали вот по какой причине: машина при приземлении поломалась и теперь спрятана в надежном месте во дворце Кью. Мы надеялись найти человека, который способен ее починить. Сам президент Королевского общества, сэр Джозеф Бэнкс, обследовал машину, и, по его мнению, вы как раз один из немногих людей в Европе, которому он доверил бы это дело. Если машину нельзя исправить, мисс Дайер и мистер Скокк должны будут вечно скитаться в нашем веке.

Монферон уставился на Питера, затем поправил кочергой поленья в камине и вдруг взорвался хохотом. Хохотал и никак не мог остановиться. Слезы текли по щекам, он даже выронил кочергу. Смеялся он очень заразительно, и вскоре захихикали Кэйт и Ханна. Питер держался дольше, но когда увидел, как Монферон, содрогаясь от хохота, схватился за живот и утирает глаза рукавом, рассмеялся и сам.

– Это вовсе не смешно! Это – правда! – обиженно произнес мистер Скокк. Это вызвало еще более сильный приступ смеха.

– Я всегда обожал, – задыхаясь, проговорил Монферон, – английское чувство абсурда…

– Но я правда из будущего! – пролепетала Кэйт. – Видите вот это? Это фонарик, который питают батарейки. Он дает луч света, который вы можете направить в любую сторону.

Она взяла фонарик и включила.

Ничего не произошло.

– Ой, надо же… – Кэйт снова захихикала. – У меня где-то есть запасные батарейки.

Монферон вытер глаза и высморкался.

– Честное слово, меня уже несколько месяцев ничто так не забавляло. Как мне не хватает хорошего общества. Но скажу вам прямо, даже если ваша машина существует, я не могу бросить вот это все…

Монферон обвел рукой холл, и бурное веселье немедленно испарилось. Однако Монферон, казалось, все еще забавлялся ситуацией.

– Опишите, как вы путешествуете назад во времени. Вы видите убегающие назад предметы? Вы видите, как старики становятся все моложе, пока не превращаются в детей?

– Нет, – ответила Кэйт. – Вы влетаете в длинный, темный туннель, вас окружают световые спирали. Вы теряете сознание и, когда приходите в себя, уже находитесь в ином времени.

Монферон критически рассматривал Кэйт. Ее искренность была совершенно очевидной. С лица маркиза постепенно сошла улыбка.

– Ваш туннель – это своего рода коридор, который ведет во много комнат… Вы не обязаны пройти мимо каждой комнаты, чтобы достичь пункта назначения, поскольку коридор дает вам возможность выбрать нужную комнату… Подразумевается, что каждый может оказаться одновременно в разных временах… а значит, все времена можно увидеть развертывающимися в бесконечности… Очаровательно!

– Вы слышали о гильотине? – резко спросил мистер Скокк.

Монферон удивился.

– Да. В Париже есть гильотина, по-моему, ее впервые использовали этой весной. Доктор Гильотен предложил ее в качестве гуманного способа, позволяющего быстро расправляться с преступниками. Ему аплодировали. Смерть наступает мгновенно – это лучше, чем быть сожженным… или повешенным, или колесованным… А почему вы спрашиваете об этом, мистер Скокк?

– Будучи студентом, я изучал историю Франции. По большей части – в одно ухо входило, в другое выходило, но что-то все-таки осталось, несмотря на все мои усилия, – сказал мистер Скокк. – Если я наскребу в памяти несколько исторических фактов, то, думаю, смогу сделать некоторые предсказания по поводу вашего будущего.

– Готов вас выслушать, мой дорогой сэр…

– Всего лишь через несколько месяцев в революции наступит другой период – террор. И символом его станет гильотина. Даже король этого не избежит…

Монферон, задыхаясь, выкрикнул:

– Нет!

– Движущей силой этого будет Робеспьер. Всех, кого заподозрят в антиреволюционных настроениях, убьют. По всей Франции уничтожат десятки тысяч людей. Это будет кровавая бойня. Что же касается бывшего священника Лебона, то о нем я тоже помню. Его назовут Мясник из Арраса. Городская площадь вскоре будет залита кровью горожан, которых он пошлет на гильотину…

– Невесело, – сказал Монферон и принялся шагать по темной комнате.

Наступило молчание, все только переглядывались.

– Это все правда? – прошептала Кэйт мистеру Скокку.

– Думаешь, подобное я мог выдумать?

Кэйт пожала плечами и стала искать в рюкзаке запасные батарейки.

Тут Монферон нарушил молчание:

– Робеспьер родился всего в нескольких милях отсюда. Из-за него у меня возник интерес к приемникам молнии. Парень из Сан-Омера соорудил один такой, его соседи опасались, что его сооружение является причиной молнии, а не спасает от нее… Ему приказали сломать приемник, но упрямый парень отказался. Некий адвокат по имени Робеспьер очень красноречиво защищал права этого парня, чтобы тот мог сохранить свое сооружение. Суть красноречия – говорить то, что необходимо, и ничего больше. Робеспьер обладал этим даром. Этот случай сделал известным его имя. Припоминаю, что мы оба были гостями на ужине у мэра незадолго до революции.

– Значит, вы встречались с ним? – спросил мистер Скокк.

– Встречался. Он был очень тщательно одет и очень красиво говорил. Помню, нам обоим понравился вишневый пирог, но он не позволил себе взять вторую порцию. Не представляю его в качестве убийцы такого количества народа… Не могу поверить в такие ужасы.

– Но даже если вы не верите мне, – сказал мистер Скокк, – то неужели желание вашей жены и вашего сына для вас ничего не значат?

Монферон глянул на него.

– Вы хорошо объяснили мне, что хотели бы вернуть меня в Лондон, сэр. Думаю, я уже вам ответил.

Питер положил руку на руку отца и прошептал:

– Лучше больше ничего не говорить.

– Да будет свет! – неожиданно вскричала Кэйт.

Она включила фонарик и направила свет на галерею. Монферон изумленно следил за лучом. Осветилась паутина по углам, заплясали длинные тени. В луче света видно было, как летают пылинки. Монферон подошел к Кэйт и протянул руку.

– Вы мне позволите?

Кэйт протянула фонарик, и маркиз осветил балку, пересекающую комнату, осветил вещи поблизости, невдалеке и в конце холла. Кэйт быстро взяла у него фонарик и открыла крышечку, чтобы показать батарейки.

– Видите? Здесь хранится электричество, думаю… Это называется батарейки. Это, конечно, дешевый фонарик – можно купить и получше.

– Если бы я только мог показать его Вольта! – воскликнул Монферон.

Кэйт улыбалась. Она радовалась, что предмет из двадцать первого века пригодился.

– А это мобильный телефон. С его помощью можно разговаривать с людьми на другом конце света… Конечно, тут им нельзя воспользоваться. Но я могу настроить его, чтобы он играл музыку.

Кэйт протянула Монферону мобильный телефон. Звуки любимой музыки Миган разнеслись в холле. Маркиз онемел. Он рассматривал два чудесных предмета, потом, взяв рюкзачок Кэйт, стал застегивать и расстегивать молнии.

– Вы задали работу моей голове, есть о чем подумать, – сказал Монферон. – Предлагаю продолжить нашу дискуссию утром. Впрочем, мой ответ останется тем же. Я не могу покинуть шато де Хьюмиэйр. Я бы с огромным удовольствием изучил бы ваше устройство, но, знаете, величайшая мудрость заключается в том, чтобы понимать истинную цену вещей. В этом случае цена слишком высока.

Кэйт, Питер и мистер Скокк в отчаянии переглянулись. Неужели их путешествие было напрасным? Мистер Скокк открыл рот, чтобы поспорить, но Питер положил руку ему на плечо и покачал головой.

Спать было не очень удобно. Чтобы как-то согреться, взяли пыльные простыни. Кэйт слышала, как маркиз вертелся с боку на бок, несомненно, пытаясь найти смысл во всем, что услышал и увидел в этот вечер. Два или три раза она видела, как под простыней Монферона зажигался фонарик – он взял фонарик с собой в кровать! Кэйт про себя посмеялась. Может, подарить ему?

Заснуть Кэйт не могла. Ей вдруг вспомнилось, что днем Ханна однажды обратилась к Джошуа, как к «мистеру Питеру». Это случилось перед ударом молнии. «От Джошуа ничего не добьешься, попробую добиться правды от Ханны», – решила она.

Кэйт спала урывками, ей снилось, что она вернулась домой. Она видела ферму в Дербишире в конце туманного зимнего дня. Последние лучи солнца поблескивали на плитках крыши и на голых ветвях деревьев. В кустах раздавалось сладкое пение малиновки, еще был слышен звук бегущего ручья. Захрустел гравий на дороге, и она увидела папу и Питера в большом полицейском фургоне. Из фургона вышли инспектор Уилер и сержант Чадвик… Выскочила Молли, радостно залаяла и помчалась к дому. Питер, изумленно оглядевшись, остановился на дороге, будто не знал, что ему делать. У двери дома стояла темноволосая женщина, которая была незнакома Кэйт. Когда женщина увидела Питера, она вскрикнула и побежала к нему, раскинув руки. «Мам!» – крикнул Питер. И они вцепились друг в друга, всхлипывая, смеясь и что-то выкрикивая от радости. А потом Кэйт увидела собственную маму, и папа пошел к ней. «Кэйт?» – проговорила мама. Папа медленно покачал головой. Мама прижала руку к губам, и ее глаза наполнились слезами. Молли, лая, как безумная, бегала от одного человека к другому…

Кэйт проснулась. «Не плачь, мама, – сказала она про себя. – У меня все в порядке. Пожалуйста, не теряй надежды. Мы найдем возможность вернуться домой!»

Ей еще никогда не снились такие сны. Этот сон казался более реальным, чем жизнь… Образы были живые и кристально ясные, цвета – яркие и сочные. По сравнению с обычными снами, которые оставляют такой слабый след, что малейшее дуновение сознательной мысли сдувает их прочь, память об этом сне была прочной.

Кэйт лежала и прислушивалась к ритмичному дыханию своих спутников. Огонь почти потух. На каминной решетке догорали последние красные угольки. Сквозь высокие окна лился лунный свет, окрашивая гору мебели в серебристо-голубой цвет… Вдруг Кэйт поняла, с той уверенностью, которую ощущаешь, когда окончательно складываешь паззл, поняла каждой частичкой своего существа – это не сон. Она может видеть будущее!