Текст книги "В плену у времени"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Что происходит? Останови это! Ну хоть кто-нибудь, прекратите это!

Глаза Огасты все еще смотрели на то место в саду, где появилась Кэйт. У Огасты было такое выражение лица, что в другой ситуации Кэйт рассмеялась бы, но сейчас ей не до смеха. По щекам полились слезы, Кэйт схватила Огасту за плечо, пытаясь потрясти бедную девушку. Но плечо не ответило Кэйт тем, чего она от него ожидала, – плоть Огасты была твердой как камень, и тело оставалось неподвижным.

Вся в слезах, Кэйт побежала обратно в сарай и бросилась на сено. Она тихонько лежала, крепко закрыв глаза. Как странно! Будто она потеряла ощущение времени, и время ускользало от нее. Она быстро неслась вперед и вовсе этого не замечала! Если бы папа был рядом! Он объяснил бы, что происходит. Мысль о папе немного ее успокоила. Надо успокоить дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох… Жужжание прекратилось, и Кэйт услышала слабое мяуканье котят. Девочка медленно поднялась, все еще побаиваясь взглянуть на котят, но они были на месте и по-прежнему отчаянно искали маминого молока. Кошка открыла один глаз, глянула на Кэйт и снова прикрыла его. Кэйт почесала кошку за ушами, та выгнула шею и замурлыкала.

– Тебя не беспокоит, что я несусь вперед слишком быстро, а, милая кошечка?

Кэйт пошла в дом. Птицы снова пели, сила тяжести, как обычно, потянула лепестки роз на землю, Огаста зашевелилась. Увидев Кэйт, она взвизгнула и полетела в дом. «Что за пугливая девушка, – подумала Кэйт, – она ведь года на три, на четыре старше меня, а ведет себя как маленькая!»

Подойдя к дому, Кэйт услышала громкие голоса и звук тяжелых шагов по лестнице. В дверном проеме появился мистер Скокк. Он хромал, но уже мог идти самостоятельно. Он заморгал от яркого солнечного света.

– Скажи на милость, что ты натворила с бедной Огастой? – спросил мистер Скокк с улыбкой. – Я знаю, у тебя есть недостатки, но не такие же… Все шуточки! – добавил он быстро, но тут обратил внимание на выражение лица Кэйт. – Тебя что-то расстроило?

Кэйт, внезапно потеряв дар речи, просто уставилась на него. Как рассказать ему о том, что с ней происходит? Она не готова обсуждать с ним то, что с ней случилось, – пока не готова.

– Почему ты не зайдешь в дом и не позавтракаешь… и кстати… заметила? Я наконец на своих двоих! Без палочки!

– Вот здорово, – равнодушно сказала Кэйт.

Мистер Скокк взглянул на нее. Он был уверен: произошло что-то нехорошее и надо бы все узнать, но почему-то он решил этого не делать.

– Смотри, – сказал он, глядя в газету, принесенную Огастой, – доктор Уолси прислал свою копию «Обсервер». За завтраком почитаем статью о нас.

Повариха принесла блюдо с яичницей, свежий хлеб и масло и сказала, что мисс Огаста почувствовала недомогание и просит прощения, что не выйдет к завтраку, хотя очень хотела бы присоединиться к гостям.

– Бедняжка, – невинно сказала Кэйт. – Пожалуйста, передайте ей: я от всего сердца надеюсь, что вскоре она будет чувствовать себя лучше.

Поскольку преподобный Остин уже давно ушел по делам прихода, мистер Скокк и Кэйт оказались в столовой в одиночестве. Кэйт клевала свою еду, а мистер Скокк положил себе всего по второй порции.

– В восемнадцатом веке они точно умеют готовить яйца! Ну, Кэйт, возьми себе, пока я все не съел.

– Нет, спасибо.

– Что-то неладно?

– Нет…

– Я знаю, ты стремишься уехать отсюда, – настаивал мистер Скокк, – моей ноге стало значительно лучше, возможно, именно сегодня мы и решим, как поступать дальше. Как думаешь?

Кэйт кивнула. Она не могла говорить, потому что едва сдерживала слезы. Ей и хотелось поделиться своими страхами, но что-то ей мешало, она не желала, чтобы кто-то об этом узнал. Раньше, когда она растворялась, ей было плохо, но теперь было еще хуже. Тогда она по крайней мере могла себя немного контролировать. А теперь все было действительно жутко. Словно она, одна-одинешенька, находится совсем в другом мире. А ведь так было не только сегодня. Пару дней назад с ней произошло то же самое, она и тогда понеслась вперед, но сумела остановиться. А вдруг это будет постоянно?

Мистер Скокк вздохнул, встал и, отодвинув в сторону столовый прибор Огасты, положил газету на полированный деревянный стол. Он решил переменить тему разговора:

– Не понимаю, почему чтение заголовков в газете восемнадцатого века должно больше волновать, чем то, что в овсяных лепешках можно обнаружить настоящих долгоносиков восемнадцатого века, но это… Да меня просто пробирает дрожь от того, что я держу в руках «Обзервер»… Держу и думаю о том, что я все еще покупаю ту же газету каждое воскресенье…

Кэйт заставила себя отключиться от своих переживаний, как сказала бы ее мама.

– И что там пишут? – спросила она, искоса поглядывая на газету. – Печать такая, что трудно читать.

– Как раз о… Все новости о Франции! Как странно… Тут рассказ о том, что аристократов, которые бежали из Парижа, съели волки!

– Уух… Я не знала, что во Франции есть волки… Надеюсь, в Англии волки уже не водятся… – И, услышав прерывистое дыхание мистера Скокка, с тревогой спросила: – Что там такое?

Мистер Скокк не ответил, он стал лихорадочно листать страницы вперед и назад, проглядывая все статьи, а затем, вернувшись снова на первую страницу, наклонил голову и закрыл лицо руками.

– Газета полна рассказами о Французской революции, – проговорил он сквозь пальцы. – Сейчас не 1763 год!

Кэйт вскочила, схватила газету и прочитала на первой странице: понедельник, 3 сентября, 1792 года. Она застонала, как от боли.

– Это моя вина! Надо было проверить набор цифр прежде, чем выбивать из-под нее кирпич!

– Что ты имеешь в виду?

– Цифры – там должно было быть написано: «шесть точка семь семь». Я идиотка!

– Значит, набор цифр означает, насколько далеко во времени мы движемся?

– Так считают папа и доктор Пирретти – у них не было времени, чтобы это доказать… Ох, я все перепутала! Я так виновата!

Мистер Скокк положил руку на руку Кэйт. Они молчали, потрясенные ужасным открытием.

– Что же нам делать? – наконец спросила Кэйт.

– Ну и куда машина отправит нас, если мы ее включим? Домой?

– Думаю, да. Надеюсь, что так. Ведь уже дважды это получалось.

– Тогда давай так и сделаем. Ненавижу себя за эти слова, но нам не обойтись без помощи твоего папы… Не вижу другого выхода. Надо рискнуть и совершить еще одно путешествие сквозь время.

Через четверть часа Кэйт с рюкзаком за плечами была в сарае.

– Готова? – спросил мистер Скокк, прежде чем вытащить бревно, подложенное под машину.

– Может, попрощаться с Огастой?

– Нет, – усмехнулся мистер Скокк, – можешь послать ей открытку с благодарностью, когда окажешься дома!

Рука об руку они встали к машине и приложили к ней свободные руки. Мистер Скокк ногой выпихнул бревно. Ничего не произошло. Подумав об одном и том же, они начали поворачивать машину на соломе, чтобы та стояла ровно. Лица обоих помрачнели. С машиной ничего не происходило. Они еще раз попытались подвигать ее, но оба уже понимали… Мистер Скокк в ярости стукнул машину, о чем тут же пожалел.

Кэйт испуганно крикнула:

– Не надо!

– Что ж, так-то вот! – горько воскликнул мистер Скокк. – Мы сели на мель и ничего не можем с этим поделать.

Кэйт просто онемела. Сначала этот полет по саду на бешеной скорости, потом открытие, что они попали в 1792 год, и теперь это! Они заблудились в другом веке и на этот раз – навсегда! Она не могла с этим смириться. И тут, как удар молнии, ее пронзила мысль:

– Но ведь Питер все еще может быть здесь, а? И все эти годы он ждет, что его спасут…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Обман во благо

У короля Георга и королевы Шарлоты на большом участке земли около реки, в Кью, вдали от пышности и церемонности дворцовой жизни, была их личная резиденция. Семья стала такой большой, что все пятнадцать принцев и принцесс и их слуги перебрались из Уайт-Хауза в красивый дом с округлыми белыми фронтонами напротив, в Датч-Хауз, который был построен из особого красного кирпича.

В получасе ходьбы от красно-белых домов, смотревших друг на друга, в другом конце сада, за деревьями и кустами, собранными со всех четырех сторон света, позади пагоды в китайском стиле в сто шестьдесят футов высотой, находился симпатичный коттедж с соломенной крышей. Он был подарен королеве Шарлоте, и она использовала его как летний дом. Коттедж стоял в тихом месте, среди деревьев, тишину нарушало лишь птичье пение. Именно здесь королева Шарлота часто устраивала пикники, наслаждаясь напитками, охлажденными привезенным с озера зимой льдом, который много месяцев хранился под соломой в вырытом в земле погребе.

Множество раз за прошедшие годы королева Шарлота приглашала Питера Скокка в коттедж, но сегодня он приехал сюда по своей собственной просьбе. Дверь открыла виконтесса Креморн, близкая подруга и фрейлина королевы. Стройная виконтесса была в черном платье, из-под белого кружевного чепчика чуть выбивались белые завитки. На лице доброжелательная улыбка. Питер низко поклонился.

– Добрый день, леди Креморн.

– Добрый день и вам, мистер Скокк! Чем мы обязаны такому безотлагательному визиту в Кью?

Питер заколебался.

– У меня новости для ее величества… личного свойства.

Виконтесса тактично не стала расспрашивать и продолжила:

– Ее величество сейчас принимает сэра Джозефа Бэнкса наверху, в Комнате Пикников. Я сейчас же доложу о вашем прибытии. Королева обрадуется вашему визиту, и хотя она чрезвычайно любит дорогого сэра Джозефа, надеюсь, ее интерес ко всему, что касается ботаники, теперь удовлетворен.

Виконтесса предложила Питеру подождать и исчезла, поднявшись по винтовой лестнице. Он сел на стул из бамбука и стал наслаждаться висящими на стенах гравюрами Уильяма Хогарта. Питер вспоминал, что когда он впервые увидел Джошуа Сеймура, тот был учеником мистера Хогарта в Ковент-Гарден. Джошуа стал хорошим мастером гравюры и художником. Питер вспоминал торжественный ужин, который Гидеон устроил в вечер перед отъездом Джошуа в Америку, где тот так надеялся начать свое граверное дело. Питер почувствовал укол совести за то, что присвоил себе имя исчезнувшего брата Гидеона, но другого выхода не было – если повезет, то все закончится до того, как Гидеон об этом узнает. Джошуа был последним оставшимся в живых членом семьи, и Гидеон тяжело переживал известие о его исчезновении.

«Из всех моих братьев и сестер остался я один. Почему?» – твердил он. И как-то сказал Питеру со смехом, в своей обычной манере: «И все же мы с тобой братья во всем, кроме имени, разве не так, мой друг? И братья и сироты одновременно».

Похоже, призвание Гидеона – помогать жить тому, кого он любил. И исчезновение Джошуа в Америке было, увы, не последней утратой, выпавшей на долю Гидеона. Но сейчас Питеру не хотелось вспоминать о таких печальных событиях. Послышались голоса – кто-то спускался по лестнице. Он встал и поспешил к входу в зал.

Первой появилась королева Шарлота, хорошо сохранившаяся, теперь уже пятидесятилетняя женщина в платье цвета серого голубя с кремовым кружевным корсажем. Волосы ее поседели. Шелка шуршали, когда она спускалась по лестнице, официальная, строгая. Увидев Питера, королева просветлела лицом и поспешила навстречу, протянув к нему руки.

– Питер! – воскликнула она. – Приятно снова увидеть вас.

Питер низко поклонился, взял ее руку и поцеловал. Сначала они говорили по-немецки, это издавна вошло в привычку, еще с тех пор, как королева учила Питера своему родному языку.

– Доброе утро, ваше величество! Я благодарен вам за то, что вы приняли меня, как только я попросил об этом.

– Я за завтраком прочитала ваше письмо, Питер, и немедленно послала наше ландо и нескольких человек охраны забрать вашего отца, мисс Дайер и машину. Думаю, они прибудут сюда уже через час.

Питер улыбнулся, представив, как королевская карета появится в маленькой, сонной деревушке.

– Спасибо, мэм. Миддл-Харпенден будет жужжать от таких новостей по крайней мере еще десять лет!

Королева рассмеялась и, пожалев присутствующих, которые плохо говорили по-немецки или не говорили совсем, перешла на английский:

– Питер, не думаю, что вы встречались с сэром Джозефом Бэнксом, знаменитым ученым и президентом Королевского общества, он постоянно добавляет в нашу растительную коллекцию растения и деревья. Сэр Джозеф, позвольте представить вам Питера Скокка, нашего доброго друга, за его судьбой и приключениями я следила с неослабным интересом последние тридцать лет.

Мужчины радушно пожали друг другу руки. Сэр Джозеф, в темном кудрявом парике, прижимал к бутылочно-зеленому камзолу глиняный горшок. В нем было высокое растение с пурпурными листьями и большими шарообразными цветами, которые состояли из множества крохотных зонтиков.

– Я с большим интересом читал отчет о вашем путешествии, сэр Джозеф… Как я завидовал тому, что вы видели на «Эндеворе» капитана Кука!

– Спасибо, мистер Скокк. Это правда, что одной жизни недостаточно, чтобы воспринять всю безграничную щедрость природы. Надеюсь, те, кто придет после меня, продолжат мою работу, ведь еще столь многое нужно сделать!

– Я в этом уверен, – ответил Питер.

– И я действительно очень рад знакомству с вами, мистер Скокк, – заметил сэр Джозеф. – Я давно слышал о некоем фаворите королевы, чести познакомиться с которым удостоены немногие.

Королева Шарлота рассмеялась.

– Мистер Скокк давний друг семьи. Боюсь, он находит придворную жизнь чрезвычайно скучной. Мне было приятно немного учить его немецкому языку, исходя из моих собственных интересов, и в ответ он поражал меня историями из своего, скажем так, необычного прошлого. Но, сэр Джозеф, мы не смеем больше вас задерживать, у вас такой тяжелый горшок!

– Ах да! – обрадованно заторопился сэр Джозеф. Он поднял растение, чтобы все им полюбовались. – Angelica Atropurpurea – она прекрасна, не правда ли, сэр?

– И в самом деле. – Питер энергично кивнул, хотя растение, которое выглядело весьма странно, особых эмоций у него не вызывало. – Это… великолепный… образец.

– Я посажу его в болотистую почву около озера, если это порадует вас, ваше величество.

– Несомненно, сэр Джозеф, несомненно. И я уверена, что следует показать мистеру Скокку тот последний подарок, который вы сделали нам. Рангаку – это прекрасное дополнение к зверинцу его величества.

– Извините меня, мэм, – сказал сэр Джозеф, – но это кенгуру.

– Кенгуру, – повторила королева Шарлота. – Кенгуру!

Питер чуть не рассмеялся. Кенгуру в коттедже королевы Шарлоты! Как замечательно! Последний раз он видел кенгуру в Лондонском зоопарке, куда повела его мама в день рождения.

– Впервые я попробовал мясо кенгуру в Австралии в 1770 году, – стал объяснять сэр Джозеф Питеру, – и после этого вознамерился показать кенгуру в нашей стране. Я привез их величествам парочку этих животных и надеюсь, что они дадут потомство.

– И если эти звери сделают нам одолжение, – сухо заметила королева Шарлота, – это наверняка развлечет нас на наших семейных пикниках…

Сэр Джозеф и виконтесса Креморн удалились. Питер справился о здоровье короля Георга.

– Король по-прежнему чувствует себя хорошо. Чем больше времени проходит, тем более я верю, что его безумие не вернется. Однако я научилась не заглядывать дальше завтрашнего дня.

Королева Шарлота предложила прогуляться перед дневным чаем. Когда они отошли подальше от коттеджа, она взяла Питера под руку и сказала:

– Я получила ваше послание вчера вечером, Питер, и мне было очень больно его читать. Ждать спасения так долго и все же решить, что уезжать отсюда не следует!

– Долгое время я думал, что Кэйт и ее отец не добрались до двадцать первого века. Я представлял себе, что машина сломалась, они погибли или – еще хуже – попали в западню в каком-нибудь жутком месте и навеки останутся между прошлым и будущим. Меньше всего я ожидал, что они снова появятся двадцать девять лет спустя и… совершенно не изменившимися.

– Я долго не могла заснуть, обдумывая вашу дилемму. Я не стану давать вам советов, но поддержу вас всем, чем смогу.

Некоторое время они шли молча. Сквозь деревья доносился призыв какой-то экзотической птицы из зверинца короля Георга.

– Вы правы, Питер, – продолжала королева, – если вы теперь вернетесь, то после столь долгого отсутствия обнаружите, что оказались иностранцем в своей стране. Когда мы встретились в первый раз, я помню, мы оба так хотели снова увидеть свой родной дом. И все же теперь, если бы мне предложили жить в стране моей юности, но уже взрослым человеком и без какой-либо гарантии, что я буду счастлива, сомневаюсь, что я приняла бы это предложение. Быть исторгнутым из той жизни, к которой привык, – да, это трудно выдержать.

– Мое решение пока еще не столь твердо. Но ведь мой отец ищет своего двенадцатилетнего сына, мэм. Всем лучше считать, что он продолжает свое путешествие во времени в поисках того мальчика. Вернись я с отцом, мои родители потеряли бы своего сына навсегда. Сейчас я в том же возрасте, что и мой отец, и на год старше своей матери! Природа перевернулась вверх ногами. Все не так, как должно быть. И я не уверен, что мое сердце позволит мне покинуть Гидеона Сеймура, перед которым я в неоплатном долгу. Мы – семья. Не по крови, но все же семья. Мое место здесь, в этом мире. У меня есть друзья. Кем я был бы в двадцать первом веке? «Право слово, – говорили бы там, – не тот ли это человек, который старше своей матери? Он затерялся во времени. Что бы он ни рассказывал о восемнадцатом веке, все это не имеет никакого смысла. Очень странный парень!»

– Да, – сказала королева Шарлота, – правда, вас разглядывали бы из любопытства. Вы должны были бы ездить по стране и произносить речи. О вас стали бы писать книги. О ваших приключениях, наверное, сделали бы фильм. Разве вам не было бы приятно оказаться в центре внимания?

– Возможно, на неделю, на две… Но не на всю жизнь.

– Вы умница. Большинство тех, кто жаждет известности, живут, сожалея о том, что им этого не дано.

– Возвращение домой всегда было моим сердечным желанием. Но какова ирония судьбы – теперь, когда это доступно, я нахожу, что плата слишком высока.

Королева остановилась и посмотрела в лицо Питеру.

– Слова – вещь легковесная. Питер, вы уверены, что искренне так думаете? Не будете ли вы сожалеть об этом решении до конца жизни? Разве вы не стремитесь снова увидеть свою мать? Ведь подобный шанс наверняка больше не представится.

Как только королева напомнила ему о матери, в Питере внезапно забурлили противоречивые чувства, и королева Шарлота, понимающе отведя глаза в сторону, стала рассматривать стаю гусей, шумно летящих клином. Она не оборачивалась, пока Питер не взял себя в руки, а гуси не скрылись из виду.

– Остаться или ехать, мэм, – я буду глубоко сожалеть и в том, и в другом случае, – но я вынужден принять решение.

– Как вы думаете, что посоветовал бы вам Гидеон?

– Вернуться к отцу – и вот почему я не буду спрашивать его совета.

Королева Шарлота нахмурилась.

– И все же если вы отправите назад своего отца, чтобы он продолжал искать своего мальчика, и если его поиски окажутся успешными, то будет ли существовать тот Питер, которого я вижу перед собой? Вырастет ли он в мужчину этого века, найдет ли защитника и друга в Гидеоне Сеймуре и навестит ли когда-нибудь свою королеву? А если нет, то как его существование будет вплетено в наши жизни? Простите меня, Питер, но все это – за пределами моего понимания.

– У Ханны те же страхи. Она сказала, что если мой отец достигнет успеха в своей цели, то в ее жизни образуется огромная дыра.

– И что вы ответили ей?

– Я сказал, что не представляю себе, как человек, которым я стал, как жизнь, которую я прожил – и заслужил, – могли бы быть сметены с лица земли. Я не могу принять того, что следы моего существования могли бы исчезнуть из мира, как исчезает пятнышко тумана, если подуть на зеркало. Это противоречит здравому смыслу. Я не могу в это поверить.

– И правда, мое сознание не может этого постичь. Возможно ли, чтобы все признаки вашего существования на земле вдруг были бы стерты? Вырвать из почвы растение – это я могу себе представить. Но стереть все следы человеческой жизни – его поступки, его отношения, следы, которые он оставил в этом мире, – как такое может случиться?

– Я вспоминаю, что за несколько дней до того, как я оказался в этом веке, доктор Дайер говорил о путешествии во времени, которое может стать причиной существования параллельных миров. Эту логику допустимо принять лишь теоретически, хотя любопытно представить себе дубликат кого-то, кто проигрывает другую версию моей, например, жизни. Но могу ли я знать это точно? Сомневаюсь, что есть живой человек, который мог бы уведомить меня о такой возможности. Поэтому я должен на что-то решиться и согласиться со всеми последствиями принятого решения. Одно я знаю наверняка – я не желаю покидать этот век и тех, кого полюбил, прожив здесь почти тридцать лет, и я не желаю занять место двенадцатилетнего мальчика, которого ищут мои родители. История уже переменилась – чему я являюсь доказательством, – и все же земля еще вертится.

Королева Шарлота кивнула.

– Так чего бы вы хотели от меня, Питер?

– Как я просил в моем письме, мэм, могли бы вы найти в своем сердце возможность посодействовать мне в моем обмане? Я хочу помочь своему отцу и Кэйт, но не хочу, чтобы они знали, кто я такой.

– С тяжелым сердцем, Питер, я вам помогу. Напомните мне смысл вашего обмана.

– Я на короткое время стану братом моего друга и защитника. Я приму имя Джошуа Сеймура, мэм.

– Джошуа Сеймур, – повторила королева. – Что ж, мистер Джошуа Сеймур, поскольку я искренне надеюсь, что вы не намерены совершить величайшую ошибку, я не хочу отказывать себе в удовольствии, не хочу лишаться вашего общества.

– Я приношу вам мою нижайшую благодарность, мэм. Я перед вами в долгу, который постараюсь отплатить. Благодаря вашей щедрости я стал образованным человеком и обладаю неким положением в мире. И все эти годы вы, сдерживая свои обещания, данные мне, никогда не отсылали меня прочь.

Королева Шарлота улыбнулась и покачала головой.

– Я была так тронута вашим положением. И мне было даже выгодно, что вы оказались в этом веке. Все эти годы вы так живо описывали чудеса вашего времени, что я почти видела все своими глазами…

Внезапно откуда-то к ним выпрыгнул кенгуру. Питер непроизвольно встал между ним и королевой. Королева выглянула из-за его плеча и расхохоталась.

– Не знаю, кто больше напугался – вы, Питер, или этот… кенгуру!

Второй кенгуру высунул взволнованную морду из лавровых кустов и неуверенно, подергивая ушами, запрыгал ко всей компании. Удерживая равновесие на длинных задних ногах с помощью толстых хвостов, оба кенгуру нахмурились и разглядывали Питера и королеву большими темными глазами, окаймленными длинными ресницами. Передние лапы животных неловко свисали перед грудью. Теперь наступила очередь Питера рассмеяться. Кенгуру, который стоял ближе к нему, внезапно потерял к ним интерес и медленно поскакал прочь.

– Я желаю просить Георга пожаловать их дворянством. Они составили бы приятное дополнение при дворе в Сент-Джеймсе, – рассмеялась королева Шарлота. – Хотя это вряд ли восстановило бы репутацию его величества.

Кенгуру удалились, и королева обернулась к Питеру.

– Думаю, вам слишком тяжело было бы говорить отцу о вашей собственной смерти. Если таково ваше истинное желание, я одна приму вашего отца и мисс Дайер. Они не смогут подвергнуть сомнению слова королевы Англии. Если вы не возвратитесь с ними, этот обман облегчит состояние вашего отца. Впоследствии, возможно, вы, в облике друга семьи, могли бы рассказать некоторые веселые воспоминания вашего детства, что было бы приятно вашему отцу. Хорошо, если он наконец узнает, что вы были счастливы в другом времени и даже вдали от своей семьи. Уверена, тогда он решит как можно скорее прекратить поиски.

Поздним утром возле дома викария в Миддл-Харпендене остановилась королевская карета в сопровождении гвардейской охраны. Это событие вызвало бурный восторг жителей деревни, они размахивали руками и подбрасывали вверх шляпы. Все восхищались четырьмя великолепными, прекрасно ухоженными черными конями и королевскими крестами, которые поблескивали золотом на дверцах кареты. Аккуратно завернутую антигравитационную машину обложили сеном и осторожно погрузили в карету. Смущенные Кэйт и мистер Скокк официально поблагодарили викария и Огасту и попрощались с ними перед небольшой, но возбужденной толпой. Они покидали деревню под крики «Ура! Ура!», и потом за ними несколько миль бежали босоногие мальчики и девочки, которые пытались подержаться за королевскую карету. Кэйт чувствовала, что и она должна помахать им. Мистер Скокк был занят исследованием роскошного интерьера ландо с кожаными сиденьями цвета ореха и обивкой из Дамаска цвета слоновой кости.

– Скажите на милость, что происходит? – спросил мистер Скокк. – Я ничего не понимаю!

– Королева Шарлота пригласила нас на чай!

– Но почему? Почему нас и так срочно?

– Подозреваю, что скоро все станет понятно. Мы с королевой Шарлотой уже знакомы… – гордо сказала Кэйт. – К тому же, путешествуя с этим эскортом, мы можем не беспокоиться о нападении разбойников или бродяг-грабителей.

– Бродяг-грабителей?

– Это разбойники минус лошади. Даже банда Каррика не посмеет напасть на королевскую карету.

– Ты что-то очень веселишься, говоря о бродягах восемнадцатого века.

– Мы выберемся. Надежда умирает последней. Главное – верить, что выход есть, – в противном случае у вас нет шанса.

Мистер Скокк смотрел на нее со сдержанным восхищением. «Удивительно жизнерадостная девочка, – думал он, – более стойкая, чем я, – и пара Питеру».

Путешествие по весьма неровным дорогам, как уже было известно Кэйт, должно было показаться бесконечным.

Первые два часа мистер Скокк был в восторге от сельской идиллии, он, высунувшись в окно, впитывал пейзажи деревенской Англии восемнадцатого века, что миля за милей проносились перед его глазами. Коттеджи под соломенными крышами, могучие вязы и живые изгороди, усыпанные взрывами цветов и ягод. Мистер Скокк безостановочно говорил и о плохом покрытии дороги, и о дорожных знаках, и о вынесенных за город рынках, и об изобилии насекомых, и, как следствие, о птицах… А бабочки! Ох, и эти столь милые глазу стада овец и коров!

В следующие два часа мистер Скокк высунулся в окно по другой причине. Езда в хорошо пружинящей карете по плохим дорогам оказалась удивительно схожей с плаванием на корабле. Радостное разглядывание видов деревни потеряло свою привлекательность, и мистер Скокк почувствовал тошноту и головокружение. Слыша стук копыт дюжины лошадей, бьющий прямо по ушам, мистер Скокк больше всего мечтал об абсолютной тишине.

– Вы привыкнете, – равнодушно заметила Кэйт. – Мы с Питером привыкли.

Кэйт представляла себе, что их привезут в Букингемский дворец, так что когда ландо остановилось перед симпатичным небольшим коттеджем, который, казалось, находится в середине небытия, и когда не дальше чем в двадцати футах от них перед их глазами проскакали два кенгуру, она была весьма смущена.

Они последовали за лакеем в коттедж и поднялись по винтовой лестнице. Худощавый лакей был одет в униформу, отделанную золотой тесьмой, белый парик заканчивался конским хвостом, перевязанным лентой из тафты. На белых чулках, которые обтягивали непропорционально мускулистые ноги лакея, ни единого пятнышка; впрочем, весь эффект портили темные завитки волос, которые пробивались сквозь белый шелк. Кэйт чуть приотстала от лакея и сморщила нос. Ее заинтересовало, сколько еще дней без душа понадобится ей для того, чтобы так же плохо пахнуть… Взбираясь по лестнице, она расправила платье и попыталась пригладить волосы, которые – хотя этим утром она их аккуратно заколола – теперь взлохматились и падали прядями на лоб. Мистер Скокк, чье бледно-серое лицо так и не вернулось к естественной окраске, все еще ощущал, что его покачивает, поэтому, чтобы удержаться на ногах, он крепко ухватился за поручень перил. Его одежда была измята, но он чувствовал себя так ужасно, что его вовсе не волновало, как он выглядит, даже несмотря на то, что предстояла встреча с королевой Англии.

На верху лестницы лакей в белых перчатках открыл дверь, низко поклонился и пригласил Кэйт и мистера Скокка войти. Закрыв за ними дверь, лакей остался стоять около нее. Кэйт и мистер Скокк оказались в комнате скромных размеров, выкрашенной бледно-зеленой краской, с голым дубовым полом и высоким сводчатым потолком. Из огромного окна лился дневной свет, он дотягивался до столика в восточном стиле в центре комнаты, накрытого для чая. В бамбуковом кресле сидела дама с серебристыми волосами в сером шелковом платье. Она встала, улыбнулась, представив себе, сколь учтивы будут реверансы ее гостей, и поклонилась. Кэйт уставилась на нее. Она, конечно, не должна была так таращиться на королеву, но ничего не могла с собой поделать. Неужели это та молодая королева Англии, которую она видела в Букингемском дворце две или три недели тому назад? Королева стала старой! У нее поседели волосы! Овал лица изменился, лоб весь в морщинах. Кэйт с трудом узнала ее. Кэйт, разумеется, понимала, что для королевы прошло двадцать девять лет, но все равно ей было трудно принять эту перемену.

Глаза королевы устремились на Кэйт, и она оперлась рукой о стул.

– Это вы… Трудно поверить… Вы точно та же! Я помню тот день так, будто это было вчера… вы держали ручку моего маленького Георга… он еще с трудом ходил. Мы прогуливались в садах… Это был день, когда Питер Скокк вошел в мою жизнь.

Услышав имя сына, мистер Скокк немедленно забыл о дорожной слабости и с тревогой стал смотреть то на королеву, то на Кэйт. Кэйт в конце концов вспомнила о манерах и реверансах.

– Кланяйтесь! – прошептала она мистеру Скокку.

Королева тоже взяла себя в руки и пригласила гостей присоединиться к ней за столом. Лакей налил из изысканного чайника чай «Эрл Грей», и королева приказала ему удалиться. К чаю никто не притронулся.

– Мистер Скокк, какая честь принимать посетителей из будущего. Мисс Дайер, приятно, хотя, впрочем, и странно возобновить наше знакомство по прошествии столь долгого времени. Я понимаю, мистер Скокк, что вы прибыли сюда в поисках вашего двенадцатилетнего сына.

– Да, именно так, но мы попали в 1792 год вместо 1763, куда направлялись… ваше величество.

– Итак, если я правильно вас понимаю, вас сюда забросило по ошибке?

– Да.

– И вы намереваетесь вернуться в 1763 год?

– В принципе да, но…

– Я рада это слышать, поскольку у меня есть важные новости, которые я должна вам сообщить.

Королева наклонила голову, а Кэйт и мистер Скокк обменялись встревоженными взглядами.