Текст книги "В плену у времени"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Джошуа, думаю, вы нам лжете. Полагаю, вы и есть Питер Скокк.

У Питера екнуло сердце, его взгляд тревожно скользнул по отцу – не услышал ли? Что же ответить Кэйт? Ему нужна была хоть минутка, чтобы собраться с мыслями.

– Кэйт, извини, я задумался. Что ты сказала?

Кэйт повторила свои слова, но в этот раз ей не удалось сделать это с прежней убедительностью. Питер заставил себя рассмеяться, и это прозвучало довольно убедительно.

– Да, мы с Питером были похожи, Гидеон часто говорил об этом, но обвинять меня в том, что я лгу о себе! Зачем? Ты серьезно?

Кэйт внимательно посмотрела на него. Она была уверена, что он признается… Может, она не права? И сходство формы носов Питера и мистера Скока вовсе не является убедительным свидетельством?

– Право слово, Кэйт, вижу ты говоришь это серьезно… Уверяю, ты заблуждаешься. Думаешь, мой собственный отец не узнал бы меня даже по прошествии столь долгого времени?

На лице Кэйт промелькнуло сомнение, и Питер решил тут же упрочить свою маленькую победу.

– Очень надеюсь, что ты больше не будешь к этому возвращаться – мистер Скокк сильно огорчился бы, услышав подобное предположение. И, я уверен, ты должна понимать, что подобное обвинение глубоко оскорбительно для меня.

Один взгляд в огорченные, пронзающие его серые глаза Кэйт на бледном, веснушчатом лице – и он все понял. Этот раунд он выиграл. Она поверила. Кэйт промямлила извинения и вернулась на лавку. От смущения щеки ее пылали. Ей хотелось куда-нибудь убежать и спрятаться. Какая она дура! И внезапно до нее дошло – если Джошуа все-таки и есть Питер, то и Ханна и сама королева Шарлота должны быть вовлечены в этот обман. Но разве такое возможно? Кэйт взяла «Таймс» и уткнулась в страницы газеты.

«Какой же я искусный лжец», – не без угрызений совести подумал Питер. Он посмотрел на грустное лицо отца. Как же ему хочется сказать отцу, что он его сын… «Нет, я не должен сомневаться в том, что мое решение – благо для всех».

К середине дня стали собираться облака, небо и море приобрели мрачный серый цвет. Корабль теперь двигался вдоль северного побережья Франции, он только что прошел мимо Виссанта и мыса Гри-Нез. Если все будет хорошо, через полчаса они будут в Кале. Слегка штормило, Ханну укачало, и она дремала. Мистера Скокка тошнило, и он свесился над бортом корабля. Кэйт пришла в себя и решила исправить отношения с Джошуа. Если этого не сделать, рассуждала она, то путешествие будет не из приятных. Она осторожно высвободила плечо из-под головы Ханны и пошла к Питеру.

– Вы пожмете мне руку, Джошуа? – спросила она, протягивая руку. – Простите меня, пожалуйста, за то, что я вас огорчила…

Питер не отвечал. Он был неподвижен, на лице улыбка. Кэйт присмотрелась к нему – и у нее кровь застыла в жилах. Она взмахнула рукой, но уже понимала, какую картину увидит. Она опять понеслась вперед. Корабль был наполнен статуями. Ханна спала, голова склонилась вперед, рот приоткрыт. Мистер Скокк стоял, прижав ко рту платок, взлохмаченные ветром волосы словно вырезаны из картона. Корабельный кок выбрасывал в волны очистки из корзины, и у чаек, налетевших на мусор, крылья выгнулись назад в виде буквы «у», а желтые клювы были раскрыты в немом крике. Кэйт прижала руки к ушам, поскольку рев ветра и шум волн превратились в невыносимый низкий звук. Застывший мир одиночества… Как долго она продержится в этот раз? Питер все еще улыбался и протягивал к ней руки. Она храбро попыталась ответить ему.

– Вы же не думаете, что я прилипла здесь навсегда, а, Джошуа?.. Я только хочу сказать, что прошу извинения, но, кажется, с этим надо подождать. И все-таки извините…

Она потянулась к руке Питера, но не успела дотронуться до него, как внутри все сжалось и, будто скатившись по склону обрыва, она вернулась в нормальное состояние. Рев волн оглушил ее, а морской ветер словно влепил пощечину.

– Кэйт, тебе нехорошо? – спросил Питер.

Он ничего не заметил! Это, должно быть, длилось лишь мгновение! Что же так быстро вернуло ее назад? Может, прикосновение Джошуа?

– Нет, нет, все хорошо… я просто… я просто хотела сказать, что очень сожалею…

Кэйт, Ханна, Питер и его отец первыми высадились в Кале. На пристани перед дуврским пакетботом на них никто не обращал внимания, но они, конечно, волновались. Вокруг стояли группы официально одетых, оживленно беседующих людей. Около корабля расхаживали солдаты, посмеиваясь и перебрасываясь шутками. Кэйт не понимала, что тут происходит. Если такова Французская революция, то она больше похожа на праздник… Заморосил дождь, они надеялись, что без труда наймут карету, но ни одной свободной не увидели. Питер заявил, что пойдет в город и там наймет карету, а мистер Скокк настоял на том, что будет сопровождать Питера, поскольку хорошо владеет французским.

– Вряд ли вся эта суматоха из-за Томаса Пэйна, как вы думаете, а? – спросила Кэйт.

– Наверняка нет! Он ведь всего лишь писатель, – сказала Ханна.

Кэйт смотрела вслед уходящим бок о бок Питеру и мистеру Скокку и не могла не отметить, что у них одинаковая ширина спины, квадратные плечи и они одинаково размахивают руками при ходьбе. «Стоп! У тебя навязчивая идея», – сказала она себе.

– Как вы себя чувствуете, мисс Кэйт? – участливо спросила Ханна. – Очень устали?

– Нет, все в порядке, спасибо… А как вы?

– Я, мисс Кэйт? Ох, что со мной может случиться, спасибо, что вы поинтересовались. Я сильная, как бык.

У Ханны были способности врача-диагноста. Она всегда знала, когда мастер Питер должен заболеть, еще до того, как он заболевал, и была убеждена, что с Кэйт не все в порядке. Ханну волновала бледность девочки. Похоже на то, думала она, как выгорают на солнце обои или ткани. Со временем цвета становятся чуть бледнее, рисунок – менее четким. Ханна выругала себя за свои фантазии. Но внимательно вглядевшись в лицо Кэйт, подумала, что не ошибается. Можно сказать, что мисс Кэйт растворялась, не растворяясь.

– Почему ты так внимательно разглядываешь меня, Ханна?

– Простите меня, мисс Кэйт, я не хотела… Но если и разглядываю, то это делаю не только я одна. Посмотрите.

Кэйт проследила за взглядом Ханны и заметила, какая суета происходила у залива. Солдаты в сине-белой форме, отделанной красным, устанавливали на пристани мушкеты, рыбаки чинили сети, старуха в черном сидела у дверей и плела кружева или пряла, молодой худющий парень подметал брусчатку. На каждом жителе Кале, насколько могла судить Кэйт, были надеты революционные кокарды. Ханна была права: люди приглядывались к ним. Если Кэйт встречала их взгляды, они быстро отводили глаза, но вскоре снова прожигали ее своими взглядами. У нее на затылке зашевелились волосы.

– Почему они так смотрят на нас? – прошептала Кэйт.

– Они наверняка принимают нас за шпионов или аристократов.

– Мне это не нравится… – пробормотала Кэйт и чуть не задохнулась от страха, когда кто-то взял ее за руку.

– Вам не нравится Кале, мадемуазель?

Кэйт обернулась, решив, что ее сейчас арестуют.

– Как вы здесь оказались? – удивленно воскликнула она.

– Вы знакомы с этим молодым джентльменом, мисс Кэйт? – спросила Ханна, разглядывая блестящие волосы незнакомца, его орлиный нос и прозрачные сине-лиловые глаза.

– Да, знакома! Это… – Кэйт приглушила голос почти до шепота. – Это Луи-Филипп де Монферон, сын маркиза де Монферона.

Ханну молодой человек просто поразил. Сказать «красивый молодой человек» – значит ничего не сказать. Но Луи-Филипп привык видеть в глазах окружающих восхищение и уже не обращал на это внимания. Кэйт представила Ханну. Луи-Филипп поклонился.

– Добро пожаловать во Францию, мадам!

– Вы были на дуврском пакетботе? – спросила Кэйт. – Я вас там не видела.

– Знай я, что вы на борту, я поднялся бы на палубу – хотя вид такого количества воды вызывает во мне меланхолию. Я внизу играл в карты с корабельным коком и голландским фермером, которые распивали бутылку мадеры. И путешествие прошло приемлемо.

– Так это вас я видела прошлой ночью в гостинице? Когда вы заснули за столом? – Кэйт постаралась не улыбнуться.

– Очень возможно – путешествие так утомляет.

– Но почему вы здесь?

– Когда вы покинули Голден-Сквер, я понял, что, несмотря на страхи моей матери, не должен просто посылать сообщение отцу. А должен поехать сам и убедить его покинуть наше поместье. И, поскольку вы не вернули книги, я понадеялся, что могу встретить вас по пути. Теперь у вас есть гид, который покажет вам путь в шато де Хьюмиэйр, и у меня в путешествии будут компаньоны. Естественно, маман придет в ярость, когда обнаружит, что я уехал, но если все пойдет хорошо, мы вскорости вернемся в Лондон…

– Ваша мать не знает, где вы?!

Луи-Филипп пожал плечами.

– Она не позволила бы мне…

– Меня это не удивляет! Вы же… – Кэйт перешла на шепот: —…аристократ.

– Да ну? – Луи-Филипп снял шляпу с трехцветной кокардой. – И как хоть кто-то может меня в этом заподозрить?

Кэйт и Ханна обменялись взглядами.

Луи-Филипп рассказал, как сын шведского посла украл отцовскую карету, чтобы отвезти его в Дувр, и тут как раз появилась большая, заляпанная грязью карета, которую тянули четыре тощих лошади. В карете сидели Питер и мистер Скокк.

– Сын шведского посла! – быстро сказала Кэйт, пока мужчины вылезали из кареты. – А вы, случайно, не были участником инцидента с телегой и ослом на Лондон-Бридж?

– Как вы об этом узнали? – удивился Луи-Филипп. – Мне потом пришлось ехать в почтовом дилижансе…

Когда Питер и мистер Скокк увидели, кто так неожиданно появился в Кале, и узнали причину, по которой Луи-Филипп оказался во Франции, оба крепко пожали ему руку и предложили взять его с собой в гостиницу.

– Я очень рад возобновить наше знакомство, – сказал Питер. – Надеюсь, мы сможем чем-то вам помочь, поскольку в эти опасные времена неблагоразумно путешествовать в одиночку.

– Уверяю вас, сэр, я вовсе не беспокоюсь по этому поводу, – сказал Луи-Филипп, постучав по своему камзолу и распахнув его, чтобы Кэйт увидела пистолет, засунутый в карман жилета. – Я приехал хорошо подготовленным.

Кэйт и Ханна, не тратя времени, забрались в душную карету, которая, к радости Кэйт, была обита овчиной. Кэйт устроилась в углу, потерлась о белое мягкое руно и стала следить, как кучер проворно расправляется с их тяжелым багажом. У кучера были выразительные усы, а обут он был в черные кожаные ботфорты. Луи-Филлип втиснулся между Ханной и Кэйт. Кэйт прикидывала, сколько ему лет. Шестнадцать? Ну, самое большее семнадцать, подумала она.

– Важно не привлекать к себе внимания, – прошептал Питеру мистер Скокк. – Вы заметили, как на него уставились люди?

Но в этот день даже Луи-Филипп не вызывал особого интереса у толпы. Карета только собиралась тронуться, как из толпы раздались шумные приветствия. Кучер натянул поводья, и его пассажиры высунулись из окон, чтобы посмотреть, в чем дело. Приветствия, разумеется, раздавались в честь мистера Томаса Пэйна. Как только он ступил на французскую землю, какой-то офицер обнял его и подарил трехцветную кокарду. Затем выстрелили выстроенные в ровную линию артиллерийские орудия.

– Да уж, – сказала Ханна, – хозяин гостиницы был прав – этого человека почитают здесь больше, чем в его собственной стране.

Карета наконец тронулась сквозь толпу. Питер наблюдал, как Кэйт, чуть порозовевшая, с горящими глазами смотрит на Луи-Филиппа, который смешил ее, изображая корабельного кока. Питер ощутил нечто такое болезненное, чему не хотел бы давать названия. Когда он был мальчиком, смотрела ли Кэйт на него с таким же выражением глаз?

Кучер порекомендовал гостиницу, которая находилась всего в пяти минутах езды от залива. Комнаты были чистыми и удобными. Ханна помогала Кэйт распаковать ее вещи, когда раздался стук в дверь. Кэйт открыла дверь и увидела в коридоре Луи-Филиппа.

– Вы видели толпу? Хочу разузнать, что происходит. Присоединитесь ко мне? Это будет забавнее, чем сидеть в наших комнатах.

Он протянул руку и, когда Кэйт приняла ее, потянул ее за дверь к окну, которое выходило на улицу. И правда, вдоль улиц выстроились сотни людей.

– Что скажете?

– Я бы хотела… но сначала я должна проверить, все ли в порядке у Ханны и Джошуа…

Луи-Филипп наклонил к плечу голову и улыбнулся:

– Вы действительно должны получить разрешение, чтобы выйти на улицу? Мы же не надолго…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Экскурсия по Кале
Ужасные факты революции

Крепко схватив Кэйт за руку, Луи-Филипп тащил ее к городской площади сквозь толпу вымокших горожан. Дождь был сильным, а на Кэйт было только платье, подол которого быстро стал грязным.

– Пожалуйста, не так быстро! – задыхаясь, сказала Кэйт, но Луи-Филиппу все равно пришлось остановиться, поскольку толпа, приветствующая карету с Томасом Пэйном, заполонила всю улицу. – Что они выкрикивают? – тоже крикнула Кэйт.

– Да здравствует Томас Пэйн! Да здравствуют французы! – прокричал Луи-Филипп.

Толпа двинулась вперед, и их потащило за каретой, которая громыхала, проваливаясь в выбоинах дороги. Кэйт совершенно промокла и ничего не видела, кроме моря голов. Тут карета остановилась, и толпа тоже остановилась. Было слышно, как капли дождя стучат по крыше кареты.

Даже поднявшись на цыпочки, Кэйт мало что увидела, но она слышала сильный голос, эхом отдающийся на площади, и не понимала ни слова.

– Это мэр города Кале, – объяснил Луи-Филипп. – Он говорит приветственную речь…

Кэйт прикоснулась к руке Луи-Филиппа:

– Думаю, мне нужно идти – меня будет искать Ханна…

Внезапно толпа заревела, и слова Кэйт потонули в этом шуме. Вокруг бурно хлопали и кричали: «Да здравствует Томас Пэйн!»

– Его выбрали представителем Кале в Конвенте! – сказал Луи-Филипп. – Англичанина! А парень даже не умеет говорить по-французски!

Дождь струйками стекал по шее Кэйт. Она вдруг сообразила, что стоит рядом с аристократом – пусть и с кокардой на шляпе – в толпе людей, которые поддерживают революцию. Ей становилось все хуже и хуже. Похоже, Луи-Филипп получает удовольствие от рискованных ситуаций…

– Мне на самом деле нужно возвращаться, пожалуйста, – сказала Кэйт.

Вняв ее просьбе, Луи-Филипп через несколько секунд вывел Кэйт из толпы, и они двинулись к гостинице, оставив позади городскую площадь.

– А если бы кто-то узнал вас? – спросила Кэйт.

– Но я же замаскировался! – Луи-Филипп указал на свою одежду. – Кто узнает меня в таком наряде? Кроме того, у меня в Кале нет знакомых.

– И вам не страшно находиться в толпе?

– Я – Луи-Филипп де Монферон и не желаю их бояться. Если я буду их бояться, значит, они победили.

Кэйт внимательно посмотрела на Луи-Филиппа и внезапно почувствовала, что за его бравадой скрывается страх. Может, он стоял посреди толпы, просто чтобы доказать, что ничего не боится? Она не думала о том, как ей было страшно, но ведь она не принадлежала к знати, которая вот-вот все потеряет, и ей в отличие от Луи-Филиппа не нужно было ничего доказывать.

Когда они завернули за угол, Луи-Филипп, не говоря ни слова, шмыгнул в подъезд дома, присел на корточки и быстро прошептал:

– Спрячьте меня!

Кэйт стала перед дверью, изображая, будто в глаз попала соринка, и при этом смотрела, из-за чего – или кого – так напугался ее спутник.

Они находились на узкой, мощенной булыжником, спускающейся вниз улице с высокими домами. Улица была пустынна, если не считать грязного кота у лужи и старухи, сидящей на ступеньках у входа в дом. Вонючая канава. К ним быстрым шагом приближался мужчина. В нем чувствовалась какая-то агрессия, он кого-то искал. Пшеничные пышные усы, длинные в красную и белую полоску штаны за колено, мягкая красная шапка и безрукавка. Какая-то форма одежды, подумала Кэйт, хотя мужчина определенно не был солдатом. Мужчина приближался, заглядывая в каждый переулок, в каждую подворотню. Она почувствовала, что Луи-Филипп натянул на себя подол ее платья, чтобы его совсем не было видно. Когда мужчина подошел к Кэйт, она стояла неподвижно и упорно терла глаз. От испуга она едва дышала. Мужчина на секунду остановился и нахмурился, но тут же пошел дальше, посмотрев на нее белесыми глазами так, будто хотел запомнить ее лицо.

– Ушел, – сказала Кэйт, когда мужчина в конце концов скрылся из виду.

– Тысяча благодарностей! – сказал Луи-Филипп, поднимаясь. – Я знаю этого мерзкого парня, но еще важнее, что он знает меня. Его зовут Сорель. Он женат на женщине, которая работает в нашем поместье. Когда начались волнения, он примкнул к санкюлотам – революционерам – в Париже. Они разрушили старую тюрьму, Бастилию, не оставив камня на камне, и я помню, что он привез обломок кирпича и продавал его как сувенир.

Луи-Филипп замолчал, задумавшись.

– Пойдемте, – сказала Кэйт, взяв его за руку. – Здесь небезопасно – давайте вернемся в гостиницу.

Только они двинулись, как впереди заскрипела, открываясь, дверь, и из нее робко выглянула женщина. Увидев их, она тут же нырнула обратно, будто зверек в свою норку. Затем дверь снова приоткрылась, и на улицу уверенно шагнула хрупкая темноволосая фигурка.

– Де Монферон? – услышала Кэйт.

Когда Луи-Филипп кивнул, женщина заплакала слезами облегчения и быстро, не останавливаясь, не переводя дыхания, заговорила, энергично жестикулируя.

– Что она говорит? – спросила Кэйт.

– Что она личная горничная в королевском доме. До революции она часто видела мою мать при дворе в Версале и узнала меня. Она говорит, что всякий, видевший маркизу де Монферон, без сомнений, поймет, что я ее сын…

– А почему она так расстроена?

Большие темные глаза женщины перебегали с Кэйт на Луи-Филиппа, пока он переводил:

– Она прячется с тех пор, как в августе король и королева сдались Ассамблее. Она намеревалась бежать в Англию, но ее как антиреволюционерку разоблачила женщина, ехавшая вместе с ней в карете. Этот человек – Сорель – идет за ней по следу. Поможете мне доставить ее к дуврскому пакетботу? Боюсь, она в истерике. Лучше пойти сейчас, пока толпа еще занята событиями на площади.

Кэйт хотела сказать, что им следует вернуться в гостиницу и объяснить остальным, что они собираются сделать. Но как это возможно? Ведь они могут упустить удачную возможность перевести несчастную женщину на корабль. Ханна, должно быть, так встревожена… Неожиданно Луи-Филипп обернулся к ней:

– Вы не такая, как все девушки. Все мои знакомые молодые леди уже сбежали бы в гостиницу, оплакивая испачканные подолы юбок.

Разумеется, теперь Кэйт уже не могла попросить вернуться в гостиницу и поэтому ответила:

– Я рада, что вы обо мне такого мнения, – и покраснела.

И они, подхватив женщину под руки, помчались по улицам Кале к заливу. Женщина без умолку рассказывала о том, чему была свидетельницей, будто пыталась вскрыть нарыв и освободиться от яда, которым была отравлена. Сначала Луи-Филипп переводил Кэйт ее речи, но потом перестал. Кэйт только порадовалась, потому что образы, которые возникали в рассказе женщины, были сродни ночным кошмарами и так поражали воображение, что мокрые, серые улицы Кале начали казаться нереальными.

Из рассказа Кэйт поняла, что женщина была во дворце Тюильри в тот роковой день августа, когда королевская семья решила сдаться революционному правительству. Боясь идти вместе с ними, испуганная женщина спряталась во дворце, на высоком гардеробе, в одной из детских комнат. Из этого укрытия, через щель в ставнях, ей было видно, как швейцарская гвардия защищала дворец. Она видела буйную толпу из сотен людей, скошенную залпом артиллерийских орудий. Их изувеченные, окровавленные тела валялись перед дворцом. Но худшее было впереди. Патроны кончались, выстрелы слышались все реже и реже. Солдаты начали строить баррикады внутри дворца. Это было бесполезно. Вскоре нападавшие смели баррикады. Во дворец хлынула толпа людей, которые прошли по трупам своих друзей и теперь в ярости напали на их убийц. Горничная зажала уши руками, но все равно ей были слышны предсмертные крики швейцарских гвардейцев, которых немилосердно рубили на куски. Потом все стихло. Победители комната за комнатой обследовали дворец, выискивая новые жертвы. Женщина вздрагивала от каждого скрипа, от звука шагов. Услышав, что поворачивается ручка двери детской комнаты и завизжали петли открывшейся двери, она потеряла сознание. Первое, что она увидела в щель ставен, когда очнулась, была отрубленная голова человека, наколотая на пику. Именно она вызывала восторженные крики тех, кто сражался за права и свободы человека.

Больше всего ей запомнился запах крови, он пропитал ее одежду, кожу, волосы. Сколько бы она ни мылась, запах этот ее не покидал… Она понюхала свои руки и протянула их Кэйт, предлагая и ей понюхать.

– Она хочет узнать, чувствуется ли запах крови, – перевел Луи-Филипп.

Кэйт с ужасом посмотрела на женщину и покачала головой.

– Пожалуйста, больше не переводите, – сказала Кэйт. – Я просто не выдержу этого.

Показался дуврский пакетбот. По сравнению с тем временем, когда они причалили, теперь залив Кале был пустынен. На открытом пространстве, не защищенном городскими стенами, и в мокрой одежде Кэйт очень замерзла. А женщина все говорила, все что-то бормотала. Луи-Филипп воскликнул:

– Принцесса де Ламбалль! – Он приложил руку ко рту и, покачиваясь, остановился на краю пристани. Кэйт решила, что его тошнит. – Она была нашим другом… Ее ли вина, что она родилась с таким высоким титулом?

– Что с ней случилось?

– Ее волокли по улицам и… – Тут Луи-Филипп замотал головой и замолчал. Потом продолжил: – Однажды, когда я был маленьким, она поставила меня под фонтан в Версале, чтобы охладить. Казалось, что меня окружает тысяча радуг…

Далекий цокот копыт внезапно стал настолько громким, что Кэйт обернулась. К ним неслась карета. Женщина в ужасе вскрикнула, когда карета остановилась и из нее выпрыгнул высокий мужчина с трехцветной кокардой на шляпе. Кэйт крикнула: «Джошуа!» – а женщина, обезумев от страха, побежала к пристани и прыгнула в бурную воду.

Какую-то долю секунды Кэйт, Питер и Луи-Филипп смотрели друг на друга, а потом, не говоря ни слова, Питер, обрывая пуговицы на камзоле, на ходу сбрасывая туфли… прыгнул за женщиной.

– Я не умею плавать! – крикнул Луи-Филипп.

– Не важно, – сказала Кэйт. – Скажите ей, чтобы не сопротивлялась, а то она утопит Джошуа!

Луи-Филипп что-то крикнул, но женщина, видимо, не услышала. Она металась в волнах, толкала голову Питера под воду. Было непонятно, зачем она это делает. Кэйт с криком побежала к дуврскому пакетботу, указывая на них какому-то матросу. Он бросился в воду и с помощью других матросов вытащил промокшую парочку на землю. Кэйт держала руку женщины, когда матрос нес ее, похожую на тряпичную куклу, на дуврский пакетбот. Затем Кэйт помчалась назад, к Джошуа.

Джошуа лежал на булыжной мостовой, откашливался, выплевывая морскую воду, и старался восстановить дыхание. Когда он несколько оправился, его глаза встретились с глазами Луи-Филиппа. Питер поднялся, опершись на локоть. Даже купание в ледяной воде не остудило его гнева.

– Если вы желаете рисковать своей жизнью, сэр, это ваше дело, но не вовлекайте невинную девушку в свои безрассудные приключения! Вы безответственный и легкомысленный человек, и я запрещаю вам вообще видеться с мисс Кэйт!

– Джошуа! – испуганно воскликнула Кэйт, не зная, что еще сказать. Она посмотрела на Луи-Филиппа, в выражении лица которого быстро сменялись удивление, горечь, злость.

– Вы мне не отец, сэр! Вы не отец и мисс Кэйт! – С этими словами Луи-Филипп повернулся на каблуках и быстро пошел от пристани к городу.

– Луи-Филипп! – крикнула Кэйт. – Вернитесь! Это опасно!

– Не волнуйтесь за него, – сказал Питер, который непроизвольно начинал дрожать, когда на него дул сильный ветер. – Молодой человек сумеет о себе позаботиться. Я огорчен, что вы, мисс Кэйт, были настолько безрассудны, что отправились сопровождать Луи-Филиппа, не сказав никому ни слова. Мы уже предполагали самое худшее…