Текст книги "Кельтская загадка"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Ничего. Давайте продолжать. Дженнифер, нашла его? Да? Отлично, обведи кружком. Следующее указание?

– Следующее – «Будь прокляты эти камни». Не знаю, о чем это, но дальше следует «Лейнстерская ведьма на место Эриу». В области Лейнстер есть гора Слиаб на Каллиге, или гора Ведьмы. Вот она. Эриу, как мы знаем, одна из трех нераздельных богинь Ирландии. Ее место, если так называть его, находится здесь, на полуострове Дингл, в горах Слиаб Мис. Дженнифер, Слиаб, или Слив, на Каллиге находится неподалеку от Тары и холма Тальте.

– Нашла их! – воскликнула девушка. – Обвела кружком обе. Гору на Дингле тоже.

– Отлично. Дальше?

– Я пропускаю те указания, которых не знаю, говорю только об известных мне, – заговорил Алекс. – Честно говоря, не имею представления, где может находиться Umbilicus Hiberniae. Hibernia – это древнее название Ирландии, a umbilicus, думаю, нечто вроде греческого омфала,[33]33
  Омфал, посвященный Аполлону камень, хранился в его храме, имел вид монолитной глыбы.


[Закрыть] пупа греческой цивилизации в Дельфах. Не знаю, что может представлять собой ирландский эквивалент. Однако гору Ане и крепость Махи я могу определить: обе – древние богини. В древности гора называлась «кнок». В Мунстере есть городок Кнокани, в древние времена он был священным центром этой области, посвященным богине Ане, отсюда – Кнокани, или Кнок Ане, гора Ане. Маха тоже была богиней, очевидно конской. Крепость Махи наверняка Эмайн Маха, теперь Наган Форт в Ольстере. Возле Армога, Дженнифер.

– Нашла то и другое, – сказала она через несколько минут.

– «Грианан Айлех к Гранарду по линии полуденного солнца». Грианан Айлех считается домом Дагды, одного из богов племени Туата де Данаан. Думаю, Дженнифер, он находится севернее.

Девушка взглянула на индекс карты.

– Грианан Айлех, да, на самом верху. Гранард, – она сделала паузу, – прямо на юг от него, почти в центре Ирландии. Отлично, пометила оба.

– «Белое Алму к красному Медб». Вы были правы относительно Медб, Лара. Королева и богиня Коннахта. Очень могущественная женщина. Ее столица находилась в Раткрогане. Алму тоже была богиней, ее называли Белая. Дом ее находился в Кнокаулине, опять слово «кнок», теперь холм Аллен, в то время столица королей Лейнстера.

Мы подождали, пока Дженнифер найдет и пометит эти места.

– «Партолан отправился умирать на восток», – сказала я. – Партолана я помню по рассказу Денни о битве при Маг Туиред. Он был одним из первых завоевателей Ирландии, так ведь? Если мне память не изменяет, он и его народ исчезли загадочным образом. Чума или что-то такое.

– Совершенно верно. В «Книге захватов» говорится о нескольких народах, которые в далеком прошлом приплывали в Ирландию. Партолан был одним из первых; по некоторым описаниям, он появился с запада, откуда-то из Атлантики. Он и его спутники сражались с фоморами, примитивными существами, которых потом победило племя Туату де Данаан. Считается, что Партолан оттеснил этих фоморов к северу. Потом партоланцев поразила какая-то болезнь. Считается, что Партолан и его народ пошли умирать на равнину Элта Эдар, предположительно первую заселенную местность Ирландии. Это к востоку от столицы верховных королей Тары, сейчас она находится севернее Дублина.

– Тару нашла, – сказала Дженнифер. – Помечу место к востоку от нее и к северу от Дублина.

– Так, – сказал Алекс. – Других указаний я либо не могу понять, либо они относятся к вещи, а не к месту. Например, «Всевидевший и видящий глаз огня». Ни в одной книге не смог найти ссылки на такую штуку. То же самое могу сказать о проклятых камнях и о чаше, поднятой за камень.

Все мы трое уставились на карту. Повсюду – на севере, юге, востоке и западе – были кружки, которые нанесла Дженнифер.

– Неужели придется ездить по всем этим местам? – простонала она. – На это уйдут месяцы. Они разбросаны по всей стране. Даже в Северной Ирландии!

– Здесь должно быть еще что-то, – заговорила я наконец. – Сперва мы получили указания, которые представляют собой строки стихотворения. Потом выяснили, что эти указания ведут к другим, написанным огамическим письмом. По крайней мере некоторые из этих указаний ведут к другим местам, но они занимают буквально всю карту. Предмет определенно не может находиться во всех этих местах. Господи, у нас помечено десять мест. Неужели Дженнифер права? Означает это, что нам нужно объезжать всю страну в поисках еще одного комплекта указаний? Не верю, что это может быть так сложно. Эмин Бирн наверняка хотел, чтобы члены семьи нашли сокровище, а не тратили жизнь на пустые поиски.

– Может быть, нужно соединить точки, – сказала Дженнифер. – Но как?

Она взяла карандаш и соединила их. Получилась лишь несколько меньшая территория Ирландии.

– Можно как-то соединить эти точки крест-накрест, но я не представляю никакой системы, а вы?

– Нет, – ответили мы с Алексом. Мне казалось, что мы можем очень долго смотреть на карту, пока не возникнет какая-то система. Я еще раз просмотрела список указаний. Если я что-то и узнала, находясь здесь, это что у ирландцев необычайно богатая мифология, что в ней больше историй, чем можно себе представить. Эмин Бирн выбрал всего несколько, но они должны были привести к сокровищу.

– Видите ли, – сказала я немного погодя, – многие из этих указаний представляют собой направление чего-то к чему-то, от одного древнего священного места к другому. Что, если мы соединим эти «от – к» и посмотрим, что получится? Например, в указании «Грианан Айлех к Гранарду» еще говорится: «по линии полуденного солнца». Не даст ли это нам ось «север-юг»?

– По-моему, даст, – сказал Алекс. – И в указании относительно холма Тальте говорится о восходе майского солнца. В мае солнце восходит примерно здесь, – и указал чуть северо-восточнее холма.

– Откуда вы знаете, дядя Алекс? – спросила Дженнифер.

– Я провел много лет в морях, моя дорогая. Теперь можно соединить холм Тальте и линию солнца.

– Не просто соединить, а провести линию по всей карте. И сделать то же самое с партоланской равниной. В указании сказано, что Партолан отправился умирать на восток. Вы говорите, что равнина, где он умер, находится к востоку от Тары. Проведите через них черту и продолжите ее до края карты. Это даст нам ось «восток – запад», – сказала я.

– Несколько других указаний соединяют древние политические или священные центры четырех областей Ирландии. Если соединим эти кружки, например холм Аллен в Лейнстере со столицей Коннахта в Раткрогане и Кнокани в Мунстере с Эмайн Махой, то есть Наван Фортом, то получим большое «X» через всю страну, – сказал Алекс.

– И через оси «север – юг» и «восток – запад», – сказала я.

– Может, они все пересекутся, – сказала Дженнифер и взяла лист бумаги, чтобы приставлять к этим точкам вместо линейки.

Они не пересеклись, по крайней мере, не все, но эти линии пересекли ось «север-юг» почти в одном месте, примерно в центре страны. Мы все уставились на карту.

– Пожалуй, мне нужны очки для чтения, – сказала я.

– У меня бифокальные, – сказал Алекс, – и тут почти ничего нет. Поблизости несколько городков: Лонгфорд, Атлоне и Миллингар, несколько проселочных дорог. Дженнифер, ты видишь что-нибудь?

– Ничего. В этом районе нет никаких памятных символов, – неуверенно сказала Дженнифер.

– В сущности, ничего особенного, – согласился Алекс. – Пожалуй, придется снова идти в библиотеку.

– Но здесь что-то должно быть, – сказала Дженнифер, указывая на тот небольшой район, где пересекались линии. – Может, поехать туда и посмотреть?

– Дженнифер, этот район не такой уже маленький, – сказала я. – Сперва нужно его сузить.

Она пожала плечами.

– Пожалуй, ты права. Но мне просто не по себе сидеть здесь, когда, может быть, к сокровищу уже подбирается кто-то другой.

* * *

Вечером, когда улеглась в постель, я достала из сумочки список указаний и просмотрела его снова. Там были почти все, решила я. И была почти уверена, что строки стихотворения уже не нужны. Они послужили своей цели, то есть привели ко второму комплекту указаний. Эти вторые указания, огамические, говорили, что и где. У нас было общее представление о том, где может быть спрятано сокровище, хотя это все еще была большая территория и требовалось ее сузить. Оставался вопрос: что это? Что мы ищем?

Я долго и упорно смотрела на список. Я твердо верю в подсознание, в его способность анализировать информацию и приходить к заключению. Всякий раз, когда я не могла разрешить проблему или принять решение, которое казалось трудным, – открывать ли магазин, выходить ли замуж, разойтись с Клайвом или остаться с ним и терпеть, – этот выбор я оставляла подсознанию. Это включает в себя обдумывание всех «за» и «против» перед сном и приказ себе принять решение. Иногда оно приходит во сне, иногда нет. Я почти всегда просыпаюсь с принятым решением. Не скажу, что эти решения всегда правильны, они правильны для меня в данное время.

И, проснувшись на другое утро, я была почти уверена, что знаю, что мы ищем, несмотря на отсутствующие указания, хотя не знала точно, где. В конце концов, указания были огамическими.

Глава четырнадцатая
Тот, кто пролагает горные тропы

Этне Бирн родилась сорокапятилетней, сорокапятилетней и ирландкой. У меня есть теория, не подтвержденная никакими научными данными, что некоторые люди приходят в мир с отпечатанным на них конкретным возрастом. Есть люди, которые кажутся намного старше нас, когда мы юны, но когда их видишь много лет спустя, например, на встрече выпускников, они выглядят точно так же, как в школе. Этне была одной из таких. В сорока пяти годах ничего плохого нет – я опасно приближаюсь к этому возрасту, – но когда я получила возможность поговорить с ней с глазу на глаз, поняла, что она намного, почти на десять лет, моложе, чем мне показалось, когда я впервые увидела ее во «Втором шансе» и потом, когда она подыгрывала матери за чаепитием.

И родилась она ирландкой, с зелеными глазами, рыжеватыми волосами, туго завивающимися от постоянной влажности, светлой кожей и приятной словоохотливостью, которая проявлялась после нескольких глотков шерри. Даже одета она была по-ирландски, если можно так выразиться, – в блузку с кружевным воротником, короткий шерстяной жакет темно-зеленого цвета и длинную плиссированную юбку в тон ему.

Ее сестра, Фионуала, напротив, была любительницей развлечений, разговорчивой, обаятельной, кокетливой. Любила одежду ярких цветов, теперь на ней был красный костюм, застегнутый на все пуговицы жакет без блузки под ним обнажал большой участок слегка веснушчатой кожи и ложбинку на груди, короткая тесная юбка постоянно задиралась, открывая ноги.

Я встретилась с ними обеими в баре гостиницы. По их приглашению, которое меня удивило. Я впервые видела их одних, то есть за пределами дома, без находящейся поблизости матери. Несмотря на склонность думать о них дурно, признаюсь, я не видела ничего такого, к чему можно придраться. В данном случае обе казались мне очень славными, Этне умной, разве что немного наивной, Фионуала более добросердечной, чем казалась раньше. Видно было, что они и Брета, если не считать, что они были ближе по возрасту, чем я думала, имели и сходный характер.

– Мы решили открыть магазин, – начала более смелая Фионуала. – И, услышав, что у вас есть антикварный магазин, кажется, в Канаде, подумали, что вы сможете дать нам несколько советов.

– С удовольствием. Какой магазин думаете открыть?

– Антикварный, как и вы, – ответила Этне. – В Дингле каждое лето полно туристов. И у нас много папиных вещей, тех, которые не ушли в Тринити-колледж, карты, гравюры, книги. Трудно открыть магазин?

– Трудновато, – ответил я. – Собственно говоря, нет, открыть не трудно. Вот чтобы магазин не закрылся, требуются удача, усилия и… – я заколебалась, вспомнив городские слухи об их финансовом положении. – И, честно говоря, деньги.

– Это обходится дорого? – спросила Этне.

– Довольно-таки. Вам повезло, что у вас есть кое-какие вещи, которые для начала вам не нужно покупать. Но для открытия магазина требуется много товаров, больше, чем вам кажется. Думаю, вам придется провести инвентаризацию отцовских вещей.

– Какой доход приносит магазин? – спросила Фионуала. Разговор о деньгах как будто ее совершенно не смущал.

– Это зависит, – ответила я, – от того, что у вас есть для начала, и того, чем вы хотите торговать.

– Ну, в доме есть мебель, – сказала Фионуала. – По-моему, очень хорошая. И вся она нам не потребуется. Мы переезжаем.

– Нам не нужно столько места, – добавила Этне с ожесточенностью в голосе. Мне стало любопытно, насколько скверно обстоят дела во «Втором шансе». – А что конкретно нужно делать, чтобы открыть магазин? – продолжала она, когда официант по моему жесту поставил перед нами еще по бокалу.

Мне стало ясно, что зарабатывать на жизнь никогда не входило в планы Этне и Фионуалы Бирн, но я все же рассказала им о том, что я делала, чтобы открыть свой магазин, что сперва была оптовым поставщиком для других, привозила вещи, которые приобретала в своих путешествиях и помещала в склад на северной окраине Торонто, и как наконец, имея кое-какие деньги в банке, открыла собственный бизнес. Как вышла замуж за своего первого служащего и после развода вынуждена была продать магазин, рассказывать не стала. Эту часть они могли найти слишком обескураживающей, особенно с такими мужьями, как Шон и Конал.

– А почему бы вам не попробовать для начала поработать в чьем-нибудь магазине? – заключила я. – Ознакомитесь с ведением бухгалтерских книг, заказом товаров, рекламой и так далее. Или, – мне вдруг пришла в голову блестящая идея, – почему не поработать в одном из отделов компании вашего отца, например в импорте-экспорте? Вы можете это устроить, разве не так?

Этне закусила губу и взглянула на Фионуалу.

– Хороший совет. Однако я понятия не имею, сколько еще просуществует «Бирн Энтерпрайзис». После смерти отца матери во всех семейных делах помогает мистер Маккафферти, и, возможно, нам придется закрыть компанию. Она неважно работает. Вот почему я думаю, что нам нужно будет чем-то заняться, и не знаю еще, чем. Я довольно много узнала об антиквариате от папы и подумала…

Она не договорила.

– Но я полагала, ваш отец вел дела очень успешно, – сказала я. – Как это могло случиться?

– Не знаю, – ответила Этне. – Я не имела никакого касательства к бизнесу. Может быть, напрасно, но Шон, мой муж, работает в компании, и не хочет, чтобы жена тоже работала. Считает это несовместимым с его достоинством. Винит Конала, моего зятя. Говорит, Конал управляет торфяным бизнесом из рук вон плохо, а он всегда был той частью бизнеса, который помогал финансировать другие, более рискованные предприятия. Кажется, Шон называет его дойной коровой.

– А Конал говорит, что это Шон все портит, – вмешалась Фионуала. – Хотя меня больше не интересует, что он думает.

– Нехорошо, конечно, радоваться, что брак твоей сестры потерпел крушение, – сказала Этне, глянув на Фионуалу. – Но, может быть…

Казалось, Этне не может договорить этих мучительных фраз. В этом она походила на свою мать.

– Она имеет в виду, что теперь, когда Конала нет, мы опять сможем быть друзьями, – сказала Фионуала. – Раньше мы были неразлучными, Брета, Этне и я. Совсем как три нераздельные богини, в честь которых мы были названы, то есть прозваны, – Банба, Фолта и Эриу. Правда, Брете не нравилось, что ее прозвали в честь свиной богини, – засмеялась она.

– Банба не просто свиная богиня, – возразила Этне. – Она контролировала границу между подземным миром и небом. Может, нам пойти вместе, повидаться с Бретой, – грустно сказала она, глядя на Фионуалу. – Может, если она увидит обеих, нам будет легче снова сдружиться. Она не разговаривает с нами, – добавила Этне.

Со мной тоже, подумала я.

– Конечно, пойдем, – сказала Фионуала. – Она помирится с нами. Мы семья.

– Я бы хотела иметь антикварный магазин, – неожиданно сказала Этне, словно, начав говорить, уже не могла остановиться. – Не только из-за денег и деловых проблем. Я часто об этом подумывала, но такой возможности не было. Шон бы ни за что не одобрил. Теперь, пожалуй, смогу.

Вряд ли я могла винить ее за желание пойти в антикварный бизнес, потому что в течение получаса говорила им, что именно потребуется для начала. Этне, организованная, достала из сумочки блокнот и стала все записывать, задав по ходу разговора несколько довольно умных вопросов.

– Спасибо, – сказала она наконец. – Вы были очень великодушны. Тем более что наша семья была не очень любезна с вами и вашим другом, мистером Стюартом. Мы надеемся, что он доволен Коттеджем Розы, право. Отец нам много раз рассказывал о мистере Стюарте, о том, как он вытащил его из воды, когда папа упал и чуть не утонул.

«Упал, вот как?» – подумала я. Я слышала эту историю в несколько ином варианте, но для дочерей это было вполне понятное редакторское изменение. И похоже было, что иск о возвращении Коттеджа Розы отменяется.

– Вы не видели нас в лучшие времена, – заговорила Фионуала. – Наш папа был не таким, как на том видео. Рак у него распространился от легких к мозгу. Он был очень веселым. А мать, моя сестра, я… Видите ли, мистер Маккафферти только что рассказал нам о финансовых проблемах имения. Мы не могли поверить. Когда отец был жив, дела, казалось, шли превосходно. Мы были просто в шоке от смерти папы и этих новостей. И нас возмущала мысль, что кто-то получит что-то из имения.

И Шон. Понимаю, он выглядит ужасным снобом, но в душе очень добрый. Просто чем больше беспокоится, тем более неприветливым становится. Знаю, посторонним он кажется холодным, бессердечным, но только потому, что очень волнуется о «Бирн Энтерпрайзис» и о том, что будет со всеми нами. Согласна, Этне?

Этне, очевидно, была согласна.

– Можно задать вам пару вопросов? Или три? – спросила я. – Ну, пусть будет четыре.

Я слегка опьянела, и они как будто ничего не имели против.

– Спрашивайте, – икнула Этне. Она пила уже третий бокал. – Превосходное шерри.

И хихикнула.

– Ищет семья сокровище или нет?

– Нет, – ответила Этне. – Мать категорически против. Она хочет помнить отца таким, как он был, а не тем человеком на видеопленке. Я до сих пор слушаюсь матери, – жалобно добавила она. – Шон тоже не ищет, могу сказать об этом с уверенностью. Он не верит, что какое-то сокровище существует. Думает, отец был уже не в своем уме, когда записывал эту видеопленку, что эти указания – злобная шутка человека, который уже не осознавал, что делает.

– Я тоже не ищу, – сказала Фионуала. – За Брету говорить не могу, хотя не думаю, что она ищет. Да и не может искать, если на то пошло. Мать взяла указание Бреты из сейфа и разорвала его вместе со своим. Она очень решительная женщина.

– То есть никакой кражи не было? – спросила я.

– Не было, конечно, – ответила Фионуала. – Мать пришла в сущее неистовство. Вырвала страницы из папиного дневника и сожгла их вместе с двумя картами. Боялась, в дневнике окажется что-то такое, чего ей не хотелось бы знать, а на картах могло быть что-то, способное подстрекнуть нас к поиску сокровища. Полицию мы не вызвали, так что это был не такой уж дурной поступок, верно?

– Верно, – ответила я. И подумала – не считая сожжения этих редких, древних карт. Хотя, если вдуматься, сожжение дневника можно было увидеть и в другом свете. Возможно, Маргарет действительно хотела оградить себя от неприятных вещей, которые мог написать умирающий муж, а возможно, ей не хотелось, чтобы кое-какие вещи прочли другие, например гарда Миног или Роб.

– Думаю, – продолжала Фионуала, – искать сокровище может только Конал. Он очень зол на Шона и теперь, после разрыва со мной, может заниматься этим назло семье. Когда я сказала ему, чтобы он убирался, он сказал, даже прокричал, что опередит всех в поисках сокровища.

– Кто-то рылся в нашей комнате в гостинице, – сказала я. Это было сообщение, не вопрос, но я все-таки надеялась получить объяснение. – И пытался утопить нас на лодке.

Сестры многозначительно переглянулись.

– Возможно, Конал, – вздохнула Фионуала. – Это в его духе. Он со всеми держался грубо. Раньше мне именно это и нравилось в нем. Однако слышать о произошедшем неприятно. Правда, лодки у него нет.

– Но управлять лодкой он может, – сказала Этне. – Еще вопросы у вас есть?

– Что скажете о Падриге Гилхули?

– Ищет ли Падди сокровище? Не знаю, – сказала Этне, не поняв моего вопроса. – О, вас интересует, какое отношение он имеет к нашей семье? Или думаем ли мы, что он рылся в вашей комнате и пытался утопить вас на лодке?

Я кивнула:

– И откуда он появился.

– Не могу представить, чтобы он обыскивал вашу комнату и таранил вас лодкой. Он очень славный, несмотря на его угрюмый вид. Откуда он появился, я не знаю. А ты, Нуала?

Фионуала покачала головой.

– Папа принял Падди под свое крылышко. Ему нравилось давать людям шанс. Он помог Падди купить лодку и устроиться в чартерный бизнес. Какое-то время Падди, можно сказать, жил во «Втором шансе». А потом злоупотребил нашим гостеприимством. – Этне хихикнула. – Так выразилась мать. Он начал встречаться с Бретой, больше, чем встречаться, – надеюсь, понимаете, о чем я, – притом живя в доме.

Она покраснела.

Фионуала засмеялась:

– Возмутительно!

– Мать рассвирепела, сказала, что Падди недостаточно хорош для Бреты, и выгнала его из дома. Брета вышла из себя. Мать почему-то она не винила. Мы все ее слегка побаиваемся. Винила папу и его деньги, это было глупо, но Брета видела в них корень проблемы с Падди, причину мнения матери, что мы слишком хороши для него. У них вышла ссора. Я ни разу не видела папу таким гневным. Думаю, дело отчасти в том, что Брета была его любимицей и она просто обожала папу. Думаю, чем больше люди любят друг друга, тем ожесточенней они ссорятся. В общем, Брета ушла из дома. Я слышала, с Падди они больше не встречаются, так что вряд ли стоило уходить.

– Значит, вот что имел в виду ваш отец, говоря, что считал Падди членом семьи. Он бы не имел ничего против, если бы Брета вышла за него замуж?

– Полагаю, да, – сказала Этне. – Именно это он и имел в виду. Он никогда ничего не говорил о наших кавалерах. Не думаю, что ему особенно нравились Шон или Конал, но он не возражал против того, чтобы мы вышли за них.

– Ваш отец говорил, что в семье вечно были ссоры. Что он хочет поисками сокровища примирить вас. У вас в семье часто ссорились?

– Не всегда, собственно, нет, до последнего времени. Как думаешь, Нуала? Мы были очень близки, особенно сестры. Но, пожалуй, к концу жизнь папы стала такой. Рак выявил худшее в папе, высветил не самые приятные черты. Иметь дело с ним было очень трудно. Шон и Конал начали ссориться из-за того, что происходит с бизнесом, каждый винил другого. Брета, ясное дело, ушла. Падди винил семью за то, что произошло с ним и Бретой. Мы с Нуалой всегда были очень близки, но при ссорах мужей и всем прочем сохранять близость было трудно. К тому же, боюсь, я слегка похожа на мать, и когда дела идут плохо, ухожу в себя, становлюсь несколько резкой. А в последнее время дела шли неважно. Это все вопросы? – нерешительно спросила она.

– Не совсем, – ответила я. – Расскажите о Дейрдре.

– Не знаю, что и сказать. Это ужасно, правда? Она была такой маленькой мышкой – и тут ее убивают, просто невыносимо об этом думать.

– Долго она работала у вас?

– По-моему, пять лет. Да, Нуала?

– Примерно, – согласилась Фионуала. – Она появилась после того, как у Китти случился удар и ей пришлось уволиться. Так что да, примерно пять лет.

– Когда Дейрдре только начала работать, у нее все валилось из рук, – заговорила Этне. – Ей потребовалось немало времени, чтобы приноровиться. Она вечно проливала что-то, разбивала вещи, особенно маленькие стеклянные украшения матери или хороший фарфор. Мать это выводило из себя. – Этне хихикнула, Фионуала рассмеялась. – Понимаю, смеяться нехорошо, но это было очень забавно. Я вспоминаю Дейрдре такой, но по-доброму. Мы привыкли к ней, хоть она и разбивала фарфор, и были очень благодарны, когда она вернулась. Она казалась членом семьи. За несколько дней до ее гибели я сказала Дейрдре, что ей нечего беспокоиться, что я позабочусь о ней. Я старшая и понимаю, что заботу обо всем придется взять на себя мне: мать очень расстроена. И возьму. Как-нибудь открою антикварный магазин, найду жилье поменьше и постараюсь вернуть Брету в семью. У нее, ясное дело, будет ребенок. Как думаете, от Майкла? Или от Падди? Это не имеет значения. Мы поможем ей о нем заботиться. О Дейрдре я бы тоже заботилась и хотела, чтобы она это знала.

– Этне, не слишком ли ты серьезная? – вздохнула Фионуала. – Всегда была такой, – обратилась она ко мне, – даже в раннем детстве. Этне, я приглашаю тебя на музыкальный фестиваль, потому что твой сухарь муж вряд ли пригласит. Может быть, мать пойдет тоже. Послушаем музыку, немного выпьем, может даже потанцуем, найдем новых мужчин для матери и для меня. Для тебя тоже, если хочешь.

Этне громко засмеялась:

– Хорошо бы богатого.

– Это важно, – согласилась Фионуала. – Я знаю, что нужно делать, – добавила она, обматывая локон вокруг пальца и оживленно хлопая глазами. Все мы трое так рассмеялись, что из глаз потекли слезы.

Но потом вдруг слезы у Этне стали настоящими.

– Нуала, как ты думаешь, что с нами произошло? – всхлипнула она. – Когда-то мы все прекрасно ладили, так ведь? Конечно, папа был болен и не в себе, но что произошло с остальными? Особенно с тобой, мной и Банбой. Мы ведь были неразлучны.

– Этне, ты слишком много думаешь, – сказала Фионуала, обняв сестру. – Мало ли что случается в семье. Мы с этим справимся, и тебе не придется одной заниматься делами семьи. Будем держаться вместе в этой беде, так что не расстраивайся.

Я невольно восхищалась их решимостью. Женщина, которая хмурилась, когда хмурилась мать, кивала, когда мать говорила что-то, вставала, когда поднималась мать, выказала твердость перед тремя убийствами и надвигающимся банкротством. А ее сестра, какой бы легкомысленной ни казалась, была по существу доброй, серьезной, готовой делать то, что нужно.

– Уверена, у вас все будет замечательно, – сказала я. – А если вам потребуются еще какие-то сведения, пожалуйста, пишите или звоните мне, – сказала я, протягивая обеим по визитной карточке. – У меня есть и электронная почта.

Обе заулыбались, Этне утерла слезы. У них были красивые глаза и дружелюбные улыбки.

– Спасибо. Мы непременно дадим знать о себе, – сказала Фионуала.

Глядя, как они идут, взявшись под руки, по улице, я с удивлением поняла, что буду ничуть не против.