Текст книги "Все тайны Третьего Рейха"

Автор книги: Лин фон Паль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Секретарь Гитлера Рудольф Гесс

Одним из первых рядом с Гитлером оказался Рудольф Гесс.

Гесс был странным и мистически настроенным молодым человеком. Гесс не просто любил Гитлера, он Гитлера боготворил. Говоря о характере этой всепоглощающей страсти, исследователь жизни Гесса Падфельд нашел такие слова: «Какие бы недостатки он в нем ни видел и как бы здравомыслящая, чувствительная и нежная сторона его души ни страдала от мерзостей, приписываемых его идолу, он, как женщина, знающая, что ее мужчина виновен, все же, несмотря на все это, продолжает любить его, так и Гесс любил Гитлера». Недаром практически до своего странного полета к англичанам Гесс исполнял при Гитлере функции секретаря и его называли не иначе чем «совесть нации». Гесс оберегал своего Гитлера от травмирующих и ненужных тому контактов, заботился о нем нежно и преданно, именно он старался свести Гитлера с нужными людьми и убедил, что брать деньги от богатых на нужды партии хорошо и в этом нет никакого предательства простого народа.

Гитлер в плане финансовых поисков был консервативен, в больших деньгах он сразу видел скрягу-еврея, перебирающего хищными скрюченными лапками золотые монеты. Сам бы он и пальцем о палец не ударил, чтобы вести дипломатические переговоры или хуже того – унижаться перед сильными мира сего. Гитлер умел только сражаться. Гесс умел договариваться.

Благодаря Рудольфу Гессу созданная Гитлером партия впервые получила внушительный взнос и начала развиваться

Как пишет Падфельд, «…до сих пор окружена тайной точная сумма денежных средств, пожертвованных партии. Лишь несколько моментов не вызывают сомнений: пробные шаги сделал Гесс, считавший, что его первостепенный долг состоит в том, чтобы служить связующим звеном между образованными кругами и движением масс.

Осенью 1928 года он обратился к Эмилю Кирдорфу с просьбой оказать партии финансовую помощь, чтобы сменить тесные помещения на Шеллингсштрассе, которые она делила с „Фолькишер Беобахтер“, на более подобающую для националистического движения штаб-квартиру в центре. Кирдорф познакомил его с Фрицем Тиссеном, председателем крупнейшего в Германии стального треста и одним из богатейших людей страны. Революционный террор, развязанный в стране после войны, Тиссен испытал на собственной шкуре. Признанный „капиталистической свиньей“ и предателем, он был арестован „красным отрядом“ и едва не погиб. Память о тех днях и серии мятежей, вспыхивавших после подавления путча Каппа и французской оккупации Рура, оставила неизгладимый след; Гитлер со своим антибольшевистским призывом затрагивал глубоко личные переживания. Должно быть, Гесс искусно преподнес дело, так как Тиссен согласился на изрядную ссуду; о размере долга и об условиях его возврата (которые все равно не были соблюдены) секретарь фюрера не обмолвился ни словом. На партийный счет легла сумма более 1 000 000 марок, а Гесс из своих крошечных апартаментов вскоре переехал в просторную девятикомнатную квартиру в модном районе на Принцрегентштрассе. Одновременно для партии он приобрел дворец на не менее престижной Бриннерштрассе.

О величине пожертвования, добытого Гессом, можно судить по трансформации этого элегантного трехэтажного особняка в современное пышное здание, ставшее штаб-квартирой партии и символом национал-социализма. Переоборудование проходило под непосредственным руководством Гитлера. Все, начиная с бронзовых штандартов партии снаружи и кончая „пивным подвалом“ – столовой, облицованной деревянными панелями, носило печать дорогих материалов, ручной работы и богатства.

Прозванный по цвету партийной униформы „Коричневым домом“, дворец стал материальным свидетельством невиданной веры Гитлера в свою судьбу; особенно ярко это было видно на примере большого „сенаторского“ зала, расположенного на втором этаже. Попасть туда можно было по большой парадной лестнице, поднимавшейся из вестибюля. По бокам входа висели мраморные дощечки с именами нацистов, павших во имя дела движения. Рядом располагалась собственная комната Гитлера. Внутри стены зала были отделаны панелями из орехового дерева с завитыми прожилками; пол устилал высоковорсный ковер с вытканными свастиками, но главное внимание привлекали кресла, обтянутые ярко-красной кожей, для „лидеров“, окруженные еще 42 – для „сенаторов“.

Такое сочетание не могло не напомнить содержание письма Гесса из Ландсберга, где он описывал план Гитлера о совместном рассмотрении законопроектов сенатом и главой государства. Над занимавшим центральное место красным креслом фюрера красовалось мозаичное изображение золотого орла на ярко-красном фоне с важными для партийной истории датами, помещенными ниже.

„Приемные залы, включая комнату фюрера, настолько восхитительны, – писал Гесс родителям, – что там не грех принимать представителей иностранных государств“. Его собственная комната, „очень милая, светлая и просторная“ с окном, выходящим на Бриннерштрассе, находилась рядом с кабинетом Гитлера; напротив размещался его офис, где работали „начальник конторы“ и две машинистки, правда, слово „офис“ он официально не использовал; даже в тесном помещении старой штаб-квартиры на Шеллингсштрассе его бумаги адресовались в канцелярию Адольфа Гитлера. По совпадению или по пророческому предвидению Тиссена и других промышленников, способствовавших созданию Коричневого дома в не меньшей степени, чем Гесс и Гитлер, оборудование штаб-квартиры нацистов было завершено как раз к тому моменту, когда партия начала выходить из политического небытия. Но если уж быть совсем точным, то днем официального открытия здания считается 1 января 1931 года».

Так что, сами понимаете, без Гесса партия прозябала бы в нищете и это стало бы тормозом для привлечения в нее новых членов. Все годы рядом с Гитлером Гесс делал все, чтобы Гитлеру и партии было хорошо. Он твердо знал, чего достоин Гитлер. По сути, это был вернейший среди верных. Преданность его не знала границ.

Эта преданность Гитлеру на Нюрнбергском процессе вылилась в такие строки обвинительного приговора: «Обвиняемый Гесс в период с 1921 по 1941 год был членом нацистской партии, заместителем фюрера, имперским министром без портфеля, членом рейхстага, членом совета министров по обороне государства, членом тайного совета, назначенным преемником фюрера после обвиняемого Геринга, генералом войск СС и генералом войск СА. Обвиняемый Гесс использовал вышеуказанные посты, свое личное влияние и тесную связь с фюрером таким образом, что он способствовал приходу к власти нацистских заговорщиков и укреплению их власти над Германией, он содействовал военной, экономической и психологической подготовке к войне, он участвовал в политическом планировании и подготовке к агрессивным войнам и войнам, нарушающим международные договоры, соглашения и заверения, он участвовал в подготовке и составлении планов нацистских заговорщиков по вопросам внешней политики, он санкционировал, руководил и принимал участие в военных преступлениях и в преступлениях против человечности, включая многочисленные преступления против отдельных лиц и собственности».

На этом процессе на вопрос, признает ли Гесс себя виновным в предъявленных обвинениях, Гесс ответил «нет» и добавил, что признает себя виновным только перед лицом Бога. Гесс совершенно искренне верил, что фюрер «был послан божественным Провидением, чтобы вернуть Германии духовное и материальное величие. Кроме того, он безоговорочно верил в победу партии над международным заговором евреев, масонов, католической Церкви, имеющим цель разрушить мир посредством большевизма, демократии и либерализма, и в превосходство нордической расы». Именно Гессу принадлежит честь привлечения в партию новых и важных членов. Благодаря Гессу среди таковых оказался и Генрих Гиммлер, собственно говоря, именно Гесс порекомендовал фюреру этого тоже странного и весьма мистически настроенного молодого человека. И первое время Гиммлер «ходил под рукой» Гесса. «С Гессом его роднил пылкий идеализм и преданность фюреру, – пишет Падфельд, – но, в отличие от Гесса, Гиммлер был более практичным и коварным политическим зверем с более хорошо подвешенным языком и стремлением проталкиваться к вершине власти, в то время как Гессу это претило». Да, Гесс был неподкупен и совершенно предан своему вождю!

Все это время, до прихода Гитлера к власти, Гесс занимался своего рода подбором кадров. «Гесс и Гиммлер, – поясняет Падфельд, – выступали скорее как фанатичные приверженцы Гитлера, чем агенты той или иной финансово-промышленной группировки, и могли любую из них заверить в том, что при поддержке СС восторжествует не воля Штрассера или Рема, а воля фюрера. Это дает ключ к пониманию того, почему именно Гесс и Гиммлер, а не Геринг, Штрассер, Рем, Геббельс или другие ведущие фигуры нацизма сыграли главную роль в поисках компромисса между влиятельными группировками.

…Для решения внутренних проблем Гесс создал отделы: государственного права, искусства и культуры, печати под руководством своего адъютанта, Альфреда Лейтгена, образования, еще один для высших учебных заведений, по занятости, финансам и налоговой политике, по „всем вопросам технологии и организации“ под началом доктора Фрица Тодта в Берлине так называемую организацию Тодта, прославившуюся строительством автострад и монументальных оборонных комплексов и протянувшую щупальца во все сферы германской промышленности. Еще один отдел „по практическому решению технических вопросов“ был создан под руководством Тео Кронейсса, директора самолетостроительной компании „Мессершмитт“, которого Гесс знал со времен службы в летных частях в годы Первой мировой войны; а еще он открыл важный департамент народного здравоохранения с двумя вспомогательными службами „по расовой политике“ и „по исследованию родства“, функция которой состояла в выявлении еврейской крови. К 1939 году подобных отделов насчитывалось более 20, наиболее важным из которых был Verbindungsstab, Центр связи и разведки, на Вильгельмштрассе, 64, в Берлине. На должность начальника по кадрам для управления всей этой огромной империей он назначил наиболее работоспособного и делового „мастера“, Мартина Бормана.

С другой стороны, в партии у него тоже имелись соперники с собственными империями, мечтавшие распространить свое влияние на эти же сферы. Главным среди них был Роберт Лей, глава таких двух образований, как „Трудовой фронт“, после роспуска профсоюзов якобы представлявший интересы трудового немецкого пролетариата, и „Политическая организация“, поглотившая и расширившая административную структуру Грегора Штрассера. Еще одним, хотя менее серьезным, конкурентом был партийный идеолог Альфред Розенберг. Его влияние за это время заметно ослабло, однако он отвечал за „все интеллектуальное развитие и идеологическое образование и подготовку партии и всех дочерних структур“. Кроме того, в его подчинении находилась еще одна внешнеполитическая организация, называвшаяся отделом внешней политики, напрямую конкурировавшая с „бюро Риббентропа“ и „Иностранной организацией“ Боля, и цель у него была похожей – культивировать отношения с Великобританией. Другие крупные партийные фигуры тоже имели государственные портфели: Геринг, Геббельс и собственный протеже Гесса, Гиммлер, ставший теперь рейхсфюрером СС и главой политической разведки и начавший возведение в государстве собственного секретного государства».

Естественно, Гесс разделял все идеи национал-социализма – и ведущую идею арийского господства, и идею создания великого Рейха, и решение еврейского вопроса. Тут не стоит рисовать Гесса защитником евреев и предполагать, что Гесс был противником уничтожения евреев. Нет, он так же, как и фюрер, видел в них мировое зло, которое должно быть уничтожено. Но для него было не менее важным уничтожить вредоносные еврейские идеи, поскольку он воспринимал миссию Гитлера как миссию лидера сил Света против сил Тьмы. Тьма – это не только Советский Союз, но и вообще все, что мешает арийской расе достичь своей божественной цели – создания справедливого государства, где больше не останется ни одного еврея. Конечно, Гесс замечал, что зацикленность Гитлера на борьбе с еврейством становится своего рода манией, приводит к психосоматическим расстройствам, но тут уж он ничего поделать не мог – только бережно относиться к своему кумиру и всячески оберегать.

Сам Гесс безудержно увлекался, по словам того же Падфельда, «…астрологией и всевозможными формами парамедицины, народными целителями, гипнотизерами, чародеями и диетологами. По словам Ханфштенгля, доходило до того, что он не мог отправиться в постель, не проверив с помощью лозы направление подземных вод. Несомненно, он преувеличивал, но Гесс и в самом деле страдал от бессонницы; он упоминал о ней, по меньшей мере, в одной речи, и его секретарша, Хильдегард Фат, рассказывала, как Гесс опробовал рекомендованное ему средство: лечь спать в пять часов вечера и встать для прогулки ранним утром.

Его интерес к народной медицине имел и положительную сторону. Германия традиционно славилась своими целителями, ратовавшими за жизнь на природе, естественные продукты и полный отход от городских привычек, что было созвучно положениям нацистского мировоззрения, призывавшим к возврату к простой жизни в непосредственной близости от природы, какой жили их германские предки. Гиммлер разделял увлечение Гесса народной медициной, собирал старинные народные рецепты и выращивал травы на обширных плантациях, обрабатываемых заключенными концентрационных лагерей; Гитлер принимал таблетки, приготовленные из фекалий болгарских крестьян.

„Естественная“ медицина не противоречила мистической биологической сути нацистского мировоззрения, в свете которого история предопределялась течением естественных биологических и расовых законов. Партийный отдел Гесса по народному здравоохранению, руководимый Герхардом Вагнером и занимавшийся сохранением генетического здоровья народа с помощью законов стерилизации, также стремился найти применение „естественной“ медицине отдельно или в сочетании с традиционными методами и создать на этой основе действительно национал-социалистическую форму медицины. Вагнер был таким же энтузиастом, как и Гесс, но в борьбе против организованной оппозиции врачей, воспитанных в духе традиционной медицины, он вынужден был признать свое поражение».

Гесс был постоянен в своих привязанностях, трудно открывался навстречу людям, предпочитал только хорошо знакомое общество, друзей, которых у него было мало, не умел вести беседу, был очень скрытным, ранимым и осторожным человеком. Он редко смеялся, не курил, презирал алкоголь и просто не мог понять, как после поражения в войне молодые люди могут танцевать и веселиться, – вспоминала фрау Ильза Гесс. – Только в небе, где много света и все пространство открыто глазам, он становился другим человеком – сильным, смелым, уверенным в себе и бесконечно счастливым. Он был мечтателем и романтиком, поэтому на него откровения национал-социалистов подействовали очень серьезно, и это, конечно же, подтолкнуло его к занятиям магией. Ведь то, что говорилось в «Туле», не могло не возбудить любви и любопытства, и понемногу Гесс стал заниматься изучением тайных текстов, магической практикой.

Но каковы бы ни были мистические настроения Рудольфа Гесса, к Гитлеру он относился как к хрустальной вазе. Когда в 1941 году ему стало понятно, что политика Гитлера может обратиться против него, Гесс ужаснулся. Его кумир будет повержен. Это было невыносимо. Как хороший ученик Хаусхофера, Гесс знал, что только континентальная ось Берлин – Москва – Токио может дать его стране будущее. Он тоже не терпел большевиков, но последние события на востоке показывали, что вроде бы диктатор Сталин несколько одумался и стал уничтожать своих евреев. Война с улучшающимся Союзом ему не нравилась. Правда, тут Гесс, совершенно не посвященный в военные планы Гитлера, не возмущался, он верил, что Гитлер может знать нечто такое, что ему неизвестно, почему война станет неизбежностью. Его попытки убедить Гитлера в опасности такой войны успеха не дали. Гесс меньше, чем кто-либо вообще, желал войны. Он знал, что альтернативой войны всегда могут стать правильные дипломатические переговоры. Гесс совершенно не был кровожаден, даже напротив – кровь он ненавидел. Он насмотрелся немало кровавых сцен во время Первой мировой войны, поэтому насилие вызывало у него отвращение. Кровь вызывала у него физиологическое отвращение. А любая война – кровь. И самое печальное – в ней прольется не еврейская, а арийская кровь.

Хаусхофер радовался, когда Гитлер заключил пакт с Советским Союзом. Гесс Хаусхофера обожал. «Человек с интеллектуальной жилкой, генерал работал над созданием нового в университете факультета геополитики, на котором предполагалось изучать взаимосвязи между людьми и страной их проживания. Хаусхофера отличало необыкновенное обаяние; писал один из последних адъютантов Гесса, он обладал обворожительной манерой общения с людьми и незаурядным, доскональным пониманием человеческих отношений. Гесс был просто очарован этим человеком. Кроме широкого кругозора, феноменальной начитанности, эрудиции и высокоразвитой интуиции, столь отличавшей генерала от отца Гесса…»

Но Гитлер разом перечеркнул все надежды Хаусхофера: когда тому стали известны планы Гитлера, старый мистик был в ужасе. Гесс тоже испытывал это неприятное чувство. Он разрывался между верностью своему фюреру и любовью к своему учителю. В то же время он видел, что Гитлер от плана не отступится, хотя тоже понимает опасность ведения войны на два фронта. Он видел, что Гитлер безуспешно пытается достучаться до арийского духа англичан, но из этого тоже ничего не выходит. Гесс верил, видимо, что сможет стать вестником мира. Иначе его поступок – этот полет в никуда – объяснить никак невозможно.

Тем не менее, факт остается фактом: каковы бы ни были мысли Гесса, полет в Англию он совершил. На этом его связь с Германией навсегда прервалась. Он не участвовал ни в одном из злодеяний, в которых обвиняли военную машину, созданную фюрером. Однако на Нюрнбергском процессе этого странного миротворца обвинили во всех грехах Рейха. А ранее Гитлер обвинил его в предательстве (чего, конечно, Гесс по своей великой любви совершить не мог). Для него это было огромной неожиданностью. Подчиненные Гесса ровным счетом ничего не понимали. После известия, что Гесс исчез, в Бергхофе собрались все высшие чины Рейха.

«Сначала Борман зачитал им письма и бумаги, оставленные Гессом, – пишет Падфельд, – потом Гитлер прокомментировал их. Ганс Франк, не видевший его некоторое время, был шокирован его убитым видом. „Он говорил с нами очень тихим, запинающимся голосом, лучше всяких слов выражавшим овладевшую им депрессию“. Полет он назвал безумием чистой воды. „Гесс, в первую очередь, дезертир, и если он когда-нибудь попадется мне в руки, я поступлю с ним как с обычным предателем. В остальном мне кажется, что этот шаг он совершил под влиянием астрологической клики, которой окружил себя. Таким образом, настало время провести радикальную чистку и освободиться от этого астрологического мусора“». Думается, это высказывание Гитлера должно показать, насколько сам он верил в «астрологический мусор», то есть насколько был мистиком.

Вера в предназначение и мессианство – да.

А вот полный уезд в мистику – нет.

Но Гесс – верил.

Даже дата его необъяснимой эскапады в Англию была неслучайной.

«Знаменательно то, – пишет Падфельд, – что 10 мая луна находилась в почти полной фазе (что давало явные преимущества для ночной навигации), к тому же в созвездии Тельца находилось шесть планет. Какое значение это могло иметь для Гесса, невозможно сказать без писем, оставленных им для Гитлера, Ильзе и Карла Хаусхофера». Впрочем, Падфельд тут же противоречит самому себе: «Но в последующих его записях ничто не говорит об астрологической подоплеке выбора даты полета. Только подпорченные страницы дневников Геббельса и основанные на слухах показания тех, кто присутствовал в Бергхофе и слушал чтение Борманом писем Гесса и опустошительные комментарии Гитлера. В партии Гесса знали как чудака, помешанного на астрологии, гомеопатии и прочих методах нетрадиционной медицины. Не исключена возможность, что, основываясь на этом, Гитлер, Геббельс и Борман представили его чокнутым и возложили ответственность за случившееся на астрологов, якобы отправивших его в Британию. Под влиянием этого многие астрологи и ясновидцы были арестованы, но сколько времени содержались они в заключении или концентрационных лагерях, неизвестно. В Бергхоф одновременно с Альбрехтом Хаусхофером был доставлен лишь один из них – швейцарский астролог Карл Краффт. Официальное объяснение, данное рейхсляйтерам и гауляйтерам в Бергхофе и несколько позже Генеральному штабу, сводилось к тому, что из-за британских устремлений Гесс находился в состоянии стресса. Он очень переживал из-за того, что два нордических народа рвут друг друга на части; он хотел быть боевым летчиком, но вторично получил отказ».

Очевидно, что объяснение Генеральному штабу гораздо разумнее «астрологического мусора»: Гесс, действительно, переживал из-за нарушения законов геополитики своего учителя и из-за несогласия между немцами и англичанами, и – зная воззрения Гесса – он мог видеть в этом несогласии только одну причину – тайные козни мирового еврейства. Ведь говорил же его любимый фюрер, что английская кровь из-за особенностей английской истории оказалась сильно разбавлена еврейским элементом!

Гитлер боялся только одного: что Гесс проболтается о немецких тайнах. Единственное, что внушало Гитлеру оптимизм: Гесс просто не знал важных тайн, он по роду своих занятий был привлечен к другой деятельности – доносил идеи Гитлера до масс. Эти идеи Гитлер никогда ни от кого и не скрывал, а реальные тайны для Гесса были такими же секретами, как и для всех непосвященных. До конца жизни он, видимо, считал, что Гитлер не имеет отношения ни к развязыванию войны, ни к убийствам людей – все это придумали союзники, чтобы провести показательный процесс, ничем не отличающийся от советских показательных процессов 1936–1938 годов.

Для себя весь ход процесса он предсказал заранее, о чем не забыл упомянуть в заключительной речи: «Некоторые из моих товарищей, присутствующих здесь, могут подтвердить, что в начале судебного разбирательства я предсказал следующее: первое, что появятся свидетели, которые под присягой дадут ложные показания, создав при этом наиблагоприятнейшее впечатление и сохранив честнейшую из репутаций. Второе, что следует принять во внимание, что суд получит показания, данные под присягой, содержащие ложные сведения. Третье, что некоторые из немецких свидетелей вызовут у подзащитных удивление и недоумение. Четвертое, что некоторые из подзащитных будут вести себя весьма странно; делать бесстыдные заявления в адрес фюрера; обвинять в преступлениях собственный народ; обвинять друг друга…»

Своих обвинителей он прямо обвинил в использовании запрещенных методов ведения следствия, применении специальных препаратов, которые и вынудили людей себя оклеветать: «Последний момент имеет огромное значение в связи с деятельностью персонала немецких концентрационных лагерей, не поддающейся иначе никакому иному объяснению. Сюда же следует отнести ученых и врачей, выполнявших на заключенных эти ужасные и жестокие эксперименты. На такие действия нормальные люди не способны, тем более врачи и ученые…»

Нет, он так и не поверил, что с живых людей можно сдирать кожу, делать из нее абажуры и топить евреями крематорские печи. Гесс провел слишком много времени в английской тюрьме. Пожалуй, больше чем все, кто оказался рядом с ним на одной скамейке подсудимых, он был оторван от реальности. Вся практически мировая война прошла мимо Гесса. В виновность Гитлера он отказывался верить, впрочем – как и в виновность многих людей из его окружения. В конце дозволенной ему речи (которую пришлось союзникам прерывать, ибо Гесс никак не желал ее прекратить) он был предельно честен с судьями и тверд духом: «Много лет своей жизни я проработал под началом величайшего сына моего народа, рожденного впервые за тысячи лет его истории. Даже если бы это было в моей власти, я бы не захотел вычеркнуть этот период из своей памяти. Я счастлив, что выполнил свой долг перед народом – свой долг немца, национал-социалиста, верного последователя фюрера. Я ни о чем не сожалею. Если бы мне пришлось начинать все сначала, я бы сделал все то же самое. Даже если бы я знал, что в конце меня ждет смерть на погребальном костре. Что бы люди ни делали, в один прекрасный день я предстану перед судом Вечности и буду держать ответ перед Ним, и я знаю, что Он сочтет меня невинным». Очевидно, Гесс предполагал, что первая веревка на этом процессе сломает его шею. Гесс заблуждался. Суд приговорил его к пожизненному заключению. Из живых сподвижников фюрера, из его ближайших соратников на Нюрнбергском процессе был представлен только Геринг. Гиммлер и Геббельс к тому времени были уже мертвы. Один из них оказался предателем, второй продемонстрировал необычайную степень верности.