Текст книги "Дело о красной чуме (ЛП)"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Так всегда. И не «возможный», а у него была жена. Стоило догадаться, – Вэнс не переживал, поправляя пиджак. – Завтрак, говорите? Не хочу так прямо говорить, но уборная мне пригодилась бы.

Клэр подавил раздражение и резко кивнул.

– Сюда, сэр. Думаю, вам найдут сменную одежду, – он замолчал не для эффекта, а от новой мысли. – И будьте осторожны. Это дом волшебницы, и характер мисс Бэннон… неясен с незнакомцами.

Может, так он будет вести себя прилично. Хотя Клэр, вытирая лоб и щеки с гримасой, не надеялся на это.

* * *

Аппетит оставил Клэра. Он освежился и переоделся, но его спину все еще сводило, напоминая о его неудаче. Его суставы стонали, газеты на столике, принесенном в слишком яркую комнату для завтрака, не помогли.

Моррис хорошо постарался.

– А две канистры?

– Пропали. Или Копперпот врал, или мистер Моррис не был честен, – мисс Бэннон была утром не бледной, но ее белые зубки терзали нижнюю губу в тревоге. – Думаю о последнем, ведь Людо постарался на славу.

Желудок Клэра снова сжался. Он потягивал чай, надеясь успокоить живот, и перевернул страницу. Чернила пачкали его пальцы, но не было сил злиться.

– Те, что не в Лондинии, теперь бесполезны. Джин, как говорил доктор Вэнс, покинул лампу.

– Ах, да. Доктор Вэнс, – темные брови мисс Бэннон сдвинулись. – Это услышать мне интереснее всего, Клэр. Он в моем доме.

– Но другого метода удержать его здесь не было, – Клэр пару раз быстро моргнул. Слова на странице не хотели различаться.

– Я уже занялась этим, Арчибальд, – мисс Бэннон осмотрела пустую комнату для завтрака. Появился Микал, чистые темные волосы были в каплях влаги Лондиния. – Новости?

– Из дворца больше писем нет, – Микал не был мрачным, но был близок. – Границы дома защищены, прима.

– Хорошо. Людо?

– У себя, – Микал мрачно забавлялся, губы были сжаты, но уголки чуть приподняты. – Как и наш другой гость. Когда мне убить его?

– Не нужно! – быстро вмешался Клэр. – У него уверенные руки, он знает теорию. Он будет очень полезен, и отдать его Ее величеству на суд в конце этого дела…

– …будет достаточно для вашей нежной совести? – выражение лица мисс Бэннон было нечитаемым. Она кивнула, и Микал пошел за тарелкой для завтрака. Волшебница устроилась в привычном кресле за столом, где сидел и Клэр, когда был в гостях. Она тряхнула кудрями. – Я рада это слышать. Но вопрос остается: что он тут забыл?

– Я не уверен, – Клэр призвал способности, сканируя колонки текста. – Бермондси, да. Уайтчепл, да. Ламбет, – он отметил, как мисс Бэннон дрогнула, и эта информация ушла в ее ящик в его разуме, и продолжил. – Крипплгейт, да. Сэнт-Жиль. Берег – там-то почему? Ах, да. Сэнт-Симонройт, Моррис, конечно, знает историю. И причалы, ох, распространится как пожар. Уже распространяется, – он тяжко вздохнул. – Как он умер, мисс Бэннон?

– От своего творения, сэр. Я привела его к королеве, он мало протянул, – она приняла тарелку – две сосиски, фрукты и милая булочка – с кивком, и Микал принялся нагружать другую. – Это было неприятно. Конвульсии, всюду кровь.

Клэр закрыл глаза. Хотелось уснуть. Он так устал.

– Он умер при королеве? Вы показали его Британии?

– Конечно, – она растерянно смотрела на него сквозь ароматный пар ее булочки. – Вы побледнели.

– Может, Британия защитит свой сосуд, – губы Клэра подозрительно онемели. Он взял себя в руки. – Эта болезнь очень общительна, мисс Бэннон. Опасность велика.

– Общительна? – она побледнела и посмотрела на тарелку. – Заразная? Очень?

– Да. Очень. Кто еще был там?

– Несколько персон, – признала она. – Я о них не сильно переживаю, – она решительно обратилась к завтраку и спокойно принялась поглощать его. – Я все еще не понимаю масштабы угрозы, Арчибальд. Объясните за завтраком. Я не могу долго отгонять просьбы короны передать информацию.

Он понимал, что мисс Бэннон поступала по-доброму, не говоря, что притащит его и Вэнса Британии, чтобы все объяснить.

– Мы нашли изначальный источник болезни. Вы изучали историю, мисс Бэннон?

– Мое образование, сэр, было лучшим, обеспеченным Коллегией, – но в ее тоне не было резкости. – И я продолжала дальше учиться. Какая часть истории вас интересует?

– Тысяча шестьсот шестьдесят шестой. Великая чума.

«И в это время Лондиний горел».

Наступила тишина. Мисс Бэннон опустила приборы, взяла чашку, оттопырив мизинец. Микал устроился на свой стул, тарелка была с такой горой еды, что удивляло, что фарфор не разбился.

– Жуткое время, – отметила она, сделав маленький глоток.

– Точно. И мы вот-вот снова пострадаем от этого, если наука – в форме доктора Вэнса и меня – не сотворит чудесное лекарство. Сыворотку, если мы правы.

– А если нет?

Дверь открылась, появился Вэнс – свежий, в новой одежде, что ему явно обеспечили Финч и его ребята – его глаза были особенно темными, но Клэр не мог различить эмоцию.

– Если нет, – сказал Вэнс, – тогда, мисс Бэннон, Лондинию и всему миру поможет только Бог. Ваше гостеприимство чудесно, хотя ваши слуги не поддаются очарованию и вежливости.

Мисс Бэннон моргнула.

– Они не тратят это на тех… гостей… к которым я выразила отвращение, – сухо ответила она. – Завтракайте, сэр. Серебро должно остаться на столе.

– Я – художник преступления, мадам. Не простой вор, – он поправил рукав и прошел в комнату, с интересом озираясь. – Ваш неаполитанец вот-вот придет. Все еще недоволен.

«А когда он бывает другим?»

– Постарайтесь не подраться за столом. Наша хозяйка такого не одобрит, – Клэр тяжко вздохнул и посмотрел на газеты. Есть он не хотел.

– Боже правы, – мисс Бэннон сделала ее глоточек чая. – Есть в этом доме те, кого вы не вывели из себя, Вэнс?

Это было объявлением войны, по мнению Клэра. Вэнс сделал вид, что не заметил.

– Мистер Клэр, наверное. И, уверен, есть пара слуг, что меня не видела. Какие новости, старина?

«Мне надоедает твоя фамильярность», – но Клэр отогнал раздражение. Оно не помогло бы.

– Мистер Моррис пал жертвой своего творения, так что мы вынуждены продолжить эксперименты. Его бумаги и детали его экспериментов… мисс Бэннон, у нас ведь этого нет?

– У меня есть догадки, где их можно найти, – тон мисс Бэннон стал чуть холоднее. – Надеюсь, тот, у кого они, еще не покинул берега Англии, или я буду раздосадована необходимостью путешествия. Я требую всей информации о природе заболевания. Может, это еще можно исцелить.

– Я был бы рад, – Клэр закрыл «Таймс» и открыл «Курьера», у которого было жуткое качество бумаги, неприятные формы букв, но там хорошо описывались страдания низших классов. – Признаюсь, мисс Бэннон, я уже не так оптимистичен.

Глава двадцать шестая

Любой подарок

Саффрон-Хилл бесцветно горбился под утренней моросью. Эмма ощущала себя так же подавленно, ее силуэт размывал легкий морок – просто размазывал, когда на нее пытались смотреть, чтобы ее одежда не бросалась в глаза. Микал рядом с ней был неподвижен, разглядывал конец улицы, где она соединялась с Филд-Лейн, и грязь страшнее было сложно найти даже в Лондинии.

В левой руке Эммы был обрывок тонкой серебряной цепочки. В ее звеньях запуталась прядь жестких темных волос. Маленький медный амулет рядом напоминал двуликое божество Индаса, одно из многих, у которого не совпадали интересы и принципы.

«Они готовы, слуги Британии – эксперты принципа разделять и властвовать. Мы делали так со времен Золотой Бесс, и раньше. Мы научились хорошо, но эти уроки плохо применяем».

Какой инстинкт заставил ее тихо забрать кусок цепочки, который она нашла затерявшимся в большой лиловой кровати Левеллина Гвинфуда давним летним утром? Их отношения умерли из-за некой французской «актрисы». Эмма не хотела делиться, но и терпеть ложь не собиралась. Проститутку пронзил нож ее «менеджера» – Эмма считала себя невиновной и обвинения не принимала. Она даже почти хотела простить.

Она не была провидицей, и хозяин цепочки – и темных волос, что запутались в ней – удивил ее. Она думала, что Ллев был католиком во всем, так что она тихо покинула его дом и вернулась к себе с дешевой цепочкой, горящей в ее кармане.

И она никогда больше не принимала его и не искала его общества. До дела, когда они пересеклись с Клэром, и до… да.

Любой идиот с эфирным талантом умел применять симпатию. Старина Ким даже не будет насторожен. Она никому не говорила об этой мелочи. Ким, наверное, думал, что лорд Селвит оставил себе обрывок на память, а Ллев мог даже не знать, что его шалость была раскрыта, и доказательство очутилось в ее ладонях.

Она крепко сжимала его, кулак в перчатке был еще и перевязан бережно Микалом шелковым платком. Это не должно ослабить связь симпатии. Она не хотела переходить к кровавым и утомительным методам поиска.

Дети с серыми лицами в бесцветных лохмотьях сидели в тенях, эфир тут был густым от страданий. В Уайтчепле было много гнева, но этот уголок Лондиния свой запал давно растерял, остался только пепел безнадежности. Чудесное место для волшебника, чтобы скрыться, но эфирный вес на нервах потом сказывался.

Если у него еще остались нервы.

Цепочка и амулет гудели живой магией, она уловила ритм, горло заполнил странный шепот с тяжелым акцентом в нескольких местах. Это была песня специй и благовоний, пыли Индаса среди дыма, и она чуть не отвлеклась, подумав, что Микал может ее узнать.

Она ждала. Терпение было необходимым, хотя осознание, что ценное время уходит, трепало ее нервы. Клэр плохо выглядел утром, бледный и влажный, но кто бы не был поражен, столкнувшись с этим? И с противным профессором искусства.

Мужчина выглядел гадко, его ухмылка была знакомой, особенно после недавнего визита Эммы в Уайтчепл, где она заглянула за темный занавес, прикрывающий воспоминания до Коллегии. Она не любила их, старалась держать как можно дальше.

Вот только они не всегда слушались.

Магия симпатии встрепенулась, проверяя ее хватку. Подобное притягивалось, и, конечно, у него будет защита, может, даже опасная. Но он не был дома, и он не мог выпускать много эфирной силы, чтобы она не сплелась неожиданно, поглотив его заживо.

Неприятный был бы конец.

Еще трепет, уже отчетливее, и она указала свободной рукой, кривой символ сорвался с ее среднего правого пальца. Микал придерживал ее за руку и вел по улице, старые камни и кирпичи покрывал толстый слой грязи. Это была не слизь, но тоже было гадко.

Она смутно уловила обломки дерева и рушащиеся кирпичи, она плохо видела, пока следовала натяжению. Она едва дышала и напевала, отогнала силу защиты и плавно вдохнула, песня стала шипение чешуи по маслянистому камню. Микал тихо успокаивал ее, словно подозревал, что она борется с эфиром.

Это не было необходимо, но было приятно.

Она пришла в себя резко, словно вскочив с кровати. Ее левая рука дернулась и держала, пока связь не порвалась с хлопком. Перед ней была дверь из опилок, узкий и едва освещенный коридор был полон отказа. Где-то зло плакал ребенок, в стенах шумели крысы, набитые в этих комнатах.

Микал вытащил нож. Его изгиб прижимался к его предплечью, его глаза горели яростной радостью, которую она видела редко. Ее брови приподнялись, он тряхнул головой. Он не слышал за дверь ни биения сердца, ни дыхания.

Это мало значило.

Она отошла, осторожно проверил гнилую дверь. Она отодвинулась и кивнула, Микал распрямился. Дверь разбилась, ведьмин огонь вспыхнул, чтобы отвлечь и рассеять атаку, он бросился вперед, и она за ним. Они огляделись и повернулись к самодельной койке в углу.

Комната была не больше кладовой, свет и воздух поступали из небольшого отверстия под потолком. Оно было заколочено, но доски прилегали неплотно, их основания покалывали эфирной силой. На одной трепетал черный материал, и Микал оторвал его, а Эмма приготовилась к ловушкам.

А их не было.

Комната была пустой, запах серы и соли сказал ей, что кто-то старательно убирал эфирные следы.

– О, проблемы, – прошептала она, чтобы не выругаться. Не было причины вести себя грубо.

На полу было большое влажное пятно, несмотря на холод, трупная муха усердно его исследовала. На кровати были полоски белого и зеленого, она склонила голову и открыто смотрела.

Нарциссы и цветы миндаля, серебряные чары продавца цветов сохраняли их влажными и свежими, сплетенными красной лентой. Под ними лежал фолиант, кожаная обложка была новой и неприятно пахла.

– Кровь, – мрачно сказал Микал, а потом тихо добавил. – Прима?

– Не хватит, чтобы отправить Кима в другой мир, – она смотрела на цветы и фолиант. – Не в его стиле оставлять мне подарки.

Ее глаза были прикрыты. Миндаль был символом обещания, а светлые нарциссы говорили о требовании ответить взаимностью. Красная лента – кровь? Но Ким Рудьярд не оставил бы ей такое.

«Другой главный? Возможно», – она не уловила следов ловушки. Микал прошел вперед, ожидая ее жеста. Она вздохнула и вытянула свободную руку, и он коснулся цветка пальцем.

Ловушки все еще не было.

Он сунул цветы под руку и передал ей фолиант, и она держала его в свободной руке, пока он отвязывал платок и заворачивал в него кусок цепочки, делая маленьким свертком, который она убрала в карман юбки. Фолиант скрипел, явно не использовался часто, и она с трепетом открыла его.

Внутри потрескивающая желтая бумага была исписана тонким почерком. Ее губы сжались, она притянула ведьмин огонь ближе, хоть очищенный эфир надолго сохранит в себе след даже такой простой Работы.

И ее присутствие будет как крик в ночи.

Рисунки. Она листала страницы, ее подозрения подтвердились.

– Клэр будет рад, – пробормотала она. – Но мне не по себе Щит.

– Да, – он с любопытством смотрел на цветы в руке. Он понял послание? Это все было подстроено, букетик оставили в конце.

Но не Рудьярд. На доске был другой игрок. Главный волшебник. На службе Британии? Тогда зачем он мешал бы ей?

«Это мне совсем не нравится».

* * *

Клэр моргнул, глядя в линзы, настраивая их.

– Все еще корчатся. Мелкие вредители.

– В крови они сильно сопротивляются, – Вэнс склонялся над своим спектроскопом, его пальцы деликатно настраивали его. – Даже сильная перемена температуры не меняет скорость их размножения. Поразительно.

– Да, – Клэр подавил желание стукнуть кончиками пальцев по столу. – Хлорамин?

– Никакого эффекта, железо в крови стало кристаллизироваться. Это я должен исследовать после всего этого. Применение было бы… вот как!

– Что?

– Ничего. Они живы, хотя кислотность повысилась. Они замедлились, но…

– …не достаточно, – закончил Клэр. Он влажно откашлялся, отвернув голову от образца. Пар поднимался от его щек, он раздраженно моргнул. В кабинете было холодно, и мисс Бэннон оставила чары, что удерживали температуру постоянной, чтобы этим помочь экспериментам.

Валентинелли дремал на стуле у двери. Он выглядел хуже обычного, щеки были в алых пятнах. Его дыхание стало свистом, но темный взгляд порой пронзал ножом спину Вэнса.

А тот ментат снял пиджак, несмотря на прохладу, и его рубашка прилипала к телу от пота. Он выбрал другую культуру и другое вещество из рядов справа, поместил образец с микроорганизмами под спектроскоп. Он откупорил порошок клорафината, отмерил ложкой, смешал с субстанцией мозга в маленькой стеклянной мисочке и выбрал пипетку из подставки, где они стерилизовались. Он тряхнул ею, пипетка остыла, и к чуме была добавлена микстура клорафината. Он настроил линзы и прижался к ним налитым кровью глазом.

– Взорвать бы все, – пробормотал он.

Клэр соглашался. Времени не было, но этот систематичный процесс был отличным шансом доя работы. Он сам работал с другого конца медицинского алфавита.

Шаги на лестнице. Дверь распахнулась, появилась мисс Бэннон с естественным румянцем и растрепанными кудрями.

– Записи Морриса! – воскликнула она, держа новый кожаный фолиант словно новое изобретение.

«Вот так сравнения, Клэр», – но его способности бунтовали.

– Как вы… – Вэнс застыл, символ вспыхнул золотом между пальцев мисс Бэннон в предупреждении. Доктор уже подходил к волшебнице. – Ах. Я. Кхм.

Клэр осторожно протер глаза.

«Он двигается очень быстро».

– Это поможет, Клэр? Признаюсь, я тут мало поняла, – это было странно, она радовалась. – Но вы можете. И пришло еще послание от короны. Я его еще не открывала, но будет плохо, если я ничего не объясню. Улицы полны кашляющих, люди падают на дорогах, даже уважаемые. Почему так быстро?

– Не знаю, – в голову пришла мысль. – Вы не видели жертв с ошейниками договора? Я спрашиваю, потому что ваши слуги еще даже не кашлянули, и…

Тихий стук, Валентинелли упал на каменный пол, и мисс Бэннон выронила фолиант. Клэр увидел, какой она была бы девушкой, и отругал себя за то, что думал, что увидел это раньше.

Она опустилась к Людовико, подоткнув юбки, и убийца слабо вскрикнул на своем языке. Его щеки были алыми, и тень под челюстью набухала, но не желтым, как у новой чумы, а черным, как у старой.

Клэр сжался.

«Он знал риск, я это объяснял – тут были опасные испарения. Как он получил это? На него повлияла яма с чумой? Но тогда это повлияло бы и на Морриса».

Дом волшебницы содрогнулся. Топот ног сказал ему, что слуги услышали зов госпожи.

Колени Клэра затрещали, он склонился к фолианту. Голова закружилась, его способности прогоняли это. Он думал сквозь сироп.

– Я не буду спрашивать, откуда у вас это, мисс Бэннон. Людовико нужно устроить удобнее. Мы попросим, если нам что-то понадобится.

– Хорошо, – она была белой как молоко, и он заметил, что от ее кожи в холоде пар не поднимается. – Я видела ошейники среди рухнувших, Клэр. Мои… похоже, крепкие.

– Или у вас есть иммунитет, мисс Бэннон. Мы не знаем точно.

«Кто знает, что получилось бы, будь у нас ваша кровь для анализа?» – он открыл фолиант, надеясь, что не звучит жутко. Его язык был тяжелым, пот был неприятным. Он пах патокой, чем-то сладким, и они еще не поняли, почему так происходит.

– Вам не плохо?

– Я в порядке, спасибо. Волшебники не страдают от некоторых болезней. Может, эта одна из них, – ее пальцы в перчатке замерли над щекой Людо. Она не отдернулась, когда он подошел. – Клэр…

– Он крепкий, и у него не чума Морриса, – он зря пытался успокоить ее, но Клэр не мог сказать ей, что она может видеть последние мгновения Валентинелли в этом мире.

С суетой прибыли лакеи, они были верны госпоже, не возмущались, неся очередного больного, не пытались прикрыться, чтобы спастись. Конечно, слуга, заключивший контракт, не мог жаловаться… и даже Финч был здоров, не шмыгал.

Это было странно. Он повернулся к фолианту и заметил, что Вэнс придвинулся ближе.

Мисс Бэннон тоже заметила. Резкие звуки вылетели из горла волшебницы, и Вэнс отскочил, воздух между ним и Клэром затвердел, сияя бриллиантами, став щитом изо льда. Он рухнул на пол и разбился, а Гораций подхватил вес Валентинелли.

– Мэм? – спросил шепотом лакей.

– Отнеси его в его комнату. Готовьте ледяную ванну, я вот-вот подойду, – волшебница медленно встала, Маркус и другой лакей понесли Валентинелли по лестнице. Неаполитанец казался маленьким и худым. – Доктор, мне еще предупредить вас?

– Нет, мадам, – ледяная вежливость, преступник ушел к своему спектроскопу. – Я хочу решить эту проблему, как и ваш спутник, даже больше, ведь я контактировал с чумой Морриса. Так что вам, возможно, не придется разбираться со мной привычным образом.

– Вы даже не представляете, как я привыкла… – пылко начала волшебница.

«Вы притихните?».

– Мисс Бэннон. Позвольте нам разобраться в этом. Мы сделаем все, что сможем. Если решение есть, вы узнаете и сможете помочь.

Она разглядывала его, он выпрямился под ее взглядом, надеясь, что она не видит красные пятна на его щеках и дрожь в костях. У него оставалось мало времени до судьбы, что была страшнее, чем у Валентинелли.

– Хорошо, – она пригладила нервно юбки. Хотя он не думал, что ей нужна такая привычка. – Спасибо, Арчибальд.

– Эмма, – горло Клэра сдавило. Усилилось чувство – враг логики. В его груди сердце, что она починила магией, колотилось галопом.

Ментат смотрел ей вслед, глубоко вдохнул и вернулся к фолианту, не замечая убийственный взгляд Вэнса.

Глава двадцать седьмая

Неплохой конец

Она еще не бывала в комнате, выданной Валентинелли, и не видела повода заходить сейчас. Микал был за ее плечом, она удерживала чары, убрала юбки от порога. Гораций и Маркус опускали убийцу в ледяную ванну. Сдавленный крик, тело Людовико выгнулось, служанка Элис, блондинка, и ее тень, брюнетка Юнис, колдовали над узкой кровью и простынями. Их ошейники сияли, они поглядывали на нее. Когда лакеи вытащили Валентинелли изо льда и воды, чары тут же высушили его, и он рухнул на ждущую кровать.

– Мэм, – Финч кашлянул. Он посмотрел на неподвижного Микала. – Гонец из Коллегии. Ждет вашего ответа.

Она отпустила, и убийца забился. Она взмахнула снова, и Микал вошел в комнату.

Железная подставка на комоде из черного дерева, там были огарки свечей, их фитильки вряд ли уже загорелись бы. Выше было небольшое распятие из олова с печальным видом.

«Он молится?».

Сундук, который она видел и в других его комнатках, стоял, закрытый и тайный, у его кровати. Он выбрал комнату рядом с комнатой Клэра. хоть она и была маленькой, и Эмме часто становилось интересно, что за его дверью.

Микал устроился на краю кровати, желтые глаза сияли в полумраке. Он удержит убийцу, чтобы тот в бреду не ударил окружающих.

Газовые лампы шипели, слуги смотрели на нее.

«О, Людо. Не так. Ты заслуживаешь хорошего конца», – в ее горле был комок. Она повернулась к Финчу.

– Из Коллегии?

– Да, мэм, – он не поклонился, но накренился, и она вспомнила, каким разбитым и голодным он был давным-давно, пока она не взяла его на службу. Как Северина воротила нос, и что сказала Эмма?

«Он исполнил долг уже, мадам Нойон. Не спорьте», – это было во время дела Гластонсоус: только коронованная королева нуждалась в защите от министров с воюющими интересами, а еще от желания ее матери держать Виктрис слабой и послушной. Дело научило Виктрис почти доверять юной волшебнице с пронзающим взглядом, которая вошла в игру без приглашения и помогла правительнице.

Она подобрала юбки. Серьги покачивались, стуча по ее щекам, она проверила ресурсы. Эфирной силы в украшениях было еще много. Визит в убежище Рудьярда почти не ослабил ее.

Но она ничего не могла сделать. Только подавлять недовольство Британии и узнать, что нужно Коллегии.

«Микал? Он учился на Щита, у них было время заметить его… жуткие таланты. Они не заметили. Как я защищу его от совета, где полно врагов? Кто там будет? Что я могу против них?».

Отдаст ли она Щит Коллегии, как требовал закон?

«Конечно, нет, – ее взгляд нашел Микала. Он чуть покачнулся. – Я – Прима. Я не отдам свое».

Ответ всегда был одним и тем же.

Было что-то больше? Она держала Клэра при себе, а не отсылала к Виктрис, оставила вредного доктора. И ей остались цветы и пятно на полу. Обещание и требование.

«От кого? Это важно?»

Финч ждал без раздражения или нетерпения. Это бывало редко у мужчин, он не переживал из-за тишины.

Он был таким, вел себя прекрасно. Ошейник был хорошей наградой, но это было все, что Эмма могла предложить ему. Безопасность у нее на службе, обещание, что прошлое не будет преследовать его за ее дверями.

Для Финча этого хватило.

– Хорошо, – сказала она, словно он давил на нее. – Пусть гонец пройдет в кабинет.

– Да, мэм, – он пошел прочь, наверное, радуясь.

– Прима? – вопрос Микала. Он боялся закона? Наверное, нет. Он скорее боялся двуличности. Послание из Коллегии вряд ли обернется добром.

– Все хорошо, – она жалела, что врет. Ложь жалила ее горло, Валентинелли содрогался, ругаясь на своем языке. Его веки трепетали, ладони боролись с тенью.

Его ногти сегодня были чистыми. Ей стало не по себе, даже обожгла зависть. У нее на заданиях он не отличался чистотой, но они с Клэром чудесно подходили друг другу, и она могла не переживать за них, когда они отправлялись куда-то по приказу короны.

«Может, уже пора переживать, Эмма. Не думаешь?».

Служанки трепетали. Два лакея смотрели и ждали ее указаний. Мало людей, но они были толпой в комнате.

– Займитесь своими делами, – продолжила она спокойнее. – Корме тебя, Гораций. Останься с Микалом, помоги, если будет требоваться, Людо. Спасибо, – она развернулась и ушла, стараясь не слышать стоны Валентинелли.

Она была готова к любым неприятностям, открывая дверь своего кабинета и входя, вдыхая запах кожи, бумаги, старых книг и яблочных дров в камине, чары уносили дым в трубу, но вкусный запах оставался.

Но там был юноша из Зала исцеления, заламывал руки, как порой делала Северина Нойон, его щеки разгладились от чар, были бледными, он пролепетал ей новости.

Томас Целитель, Томас Колдфейт, ее Томас…

…был заражен. Он хотел увидеть ее. Смысл был понятен.

Он не ждал, что выживет.

Перерыв:

Зараженный Лондиний

Сначала зуд,

потом удушье,

потом покраснение

повалит малого.

Первые несколько случаев не заметили. В притонах к нескольких районах лежали многие – Истрон-Энд, у Саусворка, но не в Черном Варке, Уайтчепл, Спиталфилдс – капельки яда проникли в океан и изменили его состав. Они жаловались на кашель, щеки пылали как розы, а через часы появлялись припухлости. Если нарывы лопались, кровь и жидкость взрывались, веки трепетали над глазами, покрытыми пленкой крови, и страдалец мог прийти в себя. Но если до взрыва волдырей начинались конвульсии, требовалось привязывать.

Сначала это назвали дерганкой из-за конвульсий. Потом Красной розой, из-за румянца, и Сухим кашлем, который терзал грудь. А еще сладкой розой из-за сахарного запаха пота больных. Но потом ее просто звали Красной. Заразился Красной, танцевал от Красной.

Корабли плавали с ослабшими и кашляющими моряками, они тонули или пропадали в портах, когда на впавших щеках расцветали убийственные розы. Красная была неразборчивой госпожой. Она запрыгивала на джентльменов и трудяг, и они танцевали до смерти в домах и притонах. Физикеры растерянно качали головами, а через день тоже умирали.

И волшебники болели. Некоторые болезни передавались эфиром, но не Красная. В их телах она заставляла магию нелогично взрываться – то отрастали розовые щупальца, но они кричали и срывали кожу, то тело стало из красного стекла, эфирная сила и кровь смешались странно и красиво. Обычно они погибали.

Некоторые были только рады.

Откуда это пришло? Никто не знал. Чары не помогали, даже те, что мог исцелять, умирали от Красной. Некоторые говорили, это кара свыше, другие – что это последствия прогресса и грязи притонов и трущоб во всех городах, а некоторые говорили, что это болезнь из недавно открытых жарких частей шара.

Только мертвые не рассуждали. Они лежали грудами. И Лондиний впервые за века слышал древний крик гробовщиков времен катастрофы:

– Приносите своих мертвых!

Гробовщики уже не таскали ценности с трупов, иначе им пришлось бы толкаться в магазинах с украшениями и одеждой. Они возили скрипящие телеги, полные искаженных тел, и их веселое пение перемежалось с кашлем, это были звуки кошмарных ангелов.

Гробовщики должны были петь, пока катили. И Красная танцевала на телах жертв. Она расцветала красными розами. Она росла, и от нее не было лекарства.

Глава двадцать восьмая

Гонка со смертью

Моррис был гением, но без системы. Записи были беспорядочными, эксперименты перемежались с заметками о погоде и обрывками старых молитв, рисунками лиц и блюдами, что не сочетались с тощим телом Морриса. А еще были жуткие слова о королеве и короне.

Морис не был против своей страны. Нет, гений просто ненавидел своего товарища с сильной страстью и нашел способ очистить мир от грешников болезнью, считая себя рукой мстительного божества. Это было изящным решением для ненависти, рисунки ранних канистр были интересными.

Но это не помогало понять больше о микроорганизмах.

Клэр медленно листал фолиант, пока Вэнс продолжал пробы. Немного успеха было с дикальхимидом, но недолго. Крохотные существа были стойкими, и Клэр поежился, представив, что они делают в его венах.

«Сколько у меня времени?».

Он потянулся к ящичку, где была серебряная шкатулка с порошком, что сделал бы его мысли острее. Хватит ли этого, чтобы разрезать узел, как давным-давно сделал в храме Александр Македонский?

«Вот так историческая мысль».

Почти в конце его внимание привлек обрывок листка. Записи стали размытыми, он закашлялся. Щурясь и проклиная вуаль на глазах, он не мог и нюхать, ведь нос забился. Густота вещества, вонь болезни и пар, что очищал пипетки. Его пальцы гладили ручку, что откроет ящик со шкатулкой.

– Фрамид тоже не сработал, – Вэнс свистел мимо нот, но не поворачивался. – Не принимай коку, Клэр. Это ускорит болезнь.

«Как вы догадались, сэр?» – но это не имело значения. Клэр прищурился, его способности старались разобрать записи на клочке. Он почти видел, как Моррис сидит за столом, пишет неразборчиво от волнения решение, что мстительная муза бросила безумному гению в его воспаленный мозг.

– Ага, – выдохнул он. – Ах, – он закашлялся и сплюнул с кровью. Шлепок на пол, но Клэр не замечал. – Вэнс. Вэнс.

– Филистан тоже не помог. Я здесь.

– Вот оно, – Клэр заставил ноги выпрямиться, отодвинул с шумом деревянный стул. – Вот ключ. Это процесс изменения. Боже… боже…

Он не закончил. Вэнс вдруг оказался там, пот ментата пах конфетами, как и его. Вэнс посмотрел на записи, закрыл глаза. По бритым щекам катились слезы с красным оттенком. Его способности работали, и когда он открыл глаза, их взгляды пересеклись.

Он понял, что с другими ментатами у него не было такого взаимопонимания.

– Мусковид. И без костного мозга, – кивнул Вэнс.

– Должен был метод, чтобы разделить…

– И кислотная среда. Да. Да, – Вэнс сжал кулаки, казалось, он хотел сжать горло пальцами.

– На подготовку уйдет время, чтобы порвать цепочку репродукции. Но мы можем это остановить.

– Тогда нельзя мешкать, – Вэнс закашлялся, он сжался, недовольно отмахнулся от попытки Клэра помочь. Когда он смог вдохнуть, он выпрямился, и они пронзили друг друга взглядами.

– Да, – Клэр подавил зуд в горле. Он пошел к столу, убрал рабочее место дрожащей рукой.

«Мы стараемся обогнать Смерть. Может, мы уже на пару шагов впереди».

Глава двадцать девятая

Одно слово

Хорошо, что она не тратила силы на Рудьярда. Он не могла взять свою карету, Микал все еще был у кровати Людовико. Хартхел побледнел от мысли, что нужно ехать в Коллегию, хоть и не перечил.

«Нет, – сказала она ему, – просто оседлай кобылицу, и быстро. Не надо лишнего».

Ей пришлось снять часть траура, но она подозревала, что Эли поймет. И зачем скорбеть, когда смерть ходила по улицам? Ее не самый любимый наряд для езды верхом был коричневым и с немодными пышными рукавами, но зато там были разделенные юбки. Она всегда могла отдать его Кэтрин и Изобель для подшивания, игла Кэтрин точно превратит его во что-то изысканное.