Текст книги "Дело о красной чуме (ЛП)"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Преступник был в лохмотьях, но не вонял. Это он проглядел, это указывало на его чистоплотность… или сладкий запах Лондиния во время Красной притупил нос Эммы.

– Вы ввели себе лекарство под кожу, пока я была занята Клэром, – она медленно кивнула. – Вы точно развеселились от моего вопроса, как применять лекарство.

– Я не ожидал от вас меньшего, дорогуша, и вы показали свой ум. Я скоро отправлюсь своим путем, чтобы продать лекарство, которое я помогал создавать, по высокой цене, пока оно не стало обычным. Выгода не задерживается.

«Пропавшие канистры у вас, – она была в этом уверена, хоть и не знала, была это интуиция или логика. – Но вам пришлось работать над лекарством, ведь вы были заперты в моем доме. Интересно».

– Как и месть.

– Я подозревал от вас и такое, да, – он подвинул шляпу пальцем в саже. – Вы не кажетесь той, что легко прощает.

«Я никогда такой не была. И себя я не прощаю», -

– Мне бы сейчас хотелось вас убить. Почему нет?

– Потому что распространение лекарства, хоть для меня это и выгодно, стоит того, чтобы отпустить меня. Особенно раз болезнь добралась и до континента, и до Нового мира, – звучал он уверенно. Как Клэр, когда знал без сомнений, что нужно сделать, чтобы все исправить.

Она стукнула пальцами по колену. Ее спина была прямой, она почти ощутила себя собой, хоть и посреди дня. В карете была неудобная близость, подмышки были влажными. Ее корсет был грязным и впивался в кожу. Он досаждал ей.

– Радость, что вы уже не будете докучать, может, даже сильнее этого интереса.

– Нет, мисс Бэннон. Вы любите справедливость, хоть и добиваетесь ее странными методами, – он отклонился на подушки. – У вас отличная карета. Я восхищен.

Она вскинула бровь.

– Спасибо.

Тишина была неуютной. Ее дыхание чуть участилось из-за ее корсета, скорее всего.

Она вздохнула. Усталость давила сильнее, до костей. Она скучала по теплу Камня в груди.

Но не скучала по давлению совести, что было, пока Камень был с ней. Как смеялся бы Ллев, если бы узнал об ее слабости.

– Хватит докучать мистеру Клэру, – она пристально смотрела на него. – Или я вырежу ваше сердце, сэр, и попляшу с ним.

«Следов от вас в моем доме осталось достаточно, чтобы отыскать вас магией, сэр».

– Это, – сказал доктор Вэнс с широкой улыбкой на осунувшемся лице, – мое обещание, дорогая леди. Заботьтесь о Клэре, он – гигант среди ментатов.

Он открыл дверцу и ушел раньше, чем карета замерла. Эмма поймала руку Микала.

– Отпусти его, – сказала она, удивив себя.

Ее смешок стал глубоким кашлем, ее лоб был мокрым.

Микал побледнел, несмотря на смуглую кожу.

– Прима…

Она взмахнула, и он притих. Эмма разглядывала его лицо по пути, Хартхел мчался по людным улицам, стоны, крики и кашель были морем вокруг них. Город был переполнен, и она не могла сказать то, что хотела.

«Прости, Микал. Ты скоро останешься один, я эгоистично не могу больше цепляться за это подобие жизни. Хоть я в долгу перед тобой, ими… Ней…».

Она закашлялась, пальцы с рваными перчатками прижались ко рту, и они были в каплях красного.

– Ох, – она шепнула и склонилась в руки Микала.

Глава тридцать четвертая

Камень – это камень

Дом звенел от ужаса и шагов. Клэр выбрался в коридор, слабость тела поражала, хоть ощущал он себя хорошо. Он с трудом заставил пуговицы пиджака застегнуться, поднял голову и увидел мадам Нойон со слабо заколотыми волосами с сединой. Ее лицо было в слезах, она пробежала мимо него с охапкой ткани.

– Я… – начал он, но она пропала за поворотом.

Одна из служанок – Изобель, со шрамом – склонилась к стене у двери Валентинелли и пусто смотрела вслед Нойон блестящими глазами. Ее щеки были мокрыми, она выглядела как девушка, сердце которой ранили.

Клэр подошел к ней.

– Изобель, милая, что такое? Что…

– Госпожа, – прошептала она бледными онемевшими губами. Ее ошейник был темным, сияние металла угасало. – Она заболела. А мы следом, она не удержит это!

«Что? – на миг его способности перестали работать, хотя утром он проверял их, пока лежал в удобной свежей постели. Он замер, опустил голову и смотрел на сапожки девушки. – Бэннон любит необычную обувь, и ее служанки такие», – он медленно покачал головой.

– Ах. Нельзя мешкать. Я должен…

– ПРОЧЬ! – раздался крик с лестницы, ведущей в комнаты мисс Бэннон. Голос Микала сотряс дом, но не так, как гнев мисс Бэннон.

Мадам Нойон поспешила вниз, белая и трясущаяся. Она лепетала на французском, а Гораций и светловолосая Бриджет за ней – на неразборчивом английском, и он не сразу понял, что происходило.

Щит грубо выгнал их из комнат госпожи. Пока Клэр отдыхал, мисс Бэннон заболела, она пережила волдыри, и теперь ее мучили конвульсии.

«Поздно», – боль в груди была не ангиной, а… чем-то еще.

У него не было времени думать об источнике. Клэр помчался в мастерскую.

* * *

Запах был ужасным. Он вошел в комнату и обрадовался, что ничего не ел, ведь даже железное пищеварение ментата не пережило болезнь так хорошо.

Было темно, он скользил на засохших жидкостях на полу. Как они тут работали?

Он нашел стол, скользя. Его бедро ударило стол, что-то упало и разбилось. Может, куски костного мозга с чумой, но ему было все равно.

Он открыл ящик, нашел шкатулку. Он выругался, как не стоило говорить джентльмену, и порылся глубже, но его чувствительные пальцы находили только дерево, пыль, шкатулку коки.

Флаконы, что он спрятал там и в пиджаке… пропали.

Он резко повернулся и бросил шкатулку. Ее грохот был не слышен из-за его вопля.

Это не был всхлип. Ментаты не сдавались так сильно чувствам. Чувства тщательно изучались и убирались.

Он сглотнул что-то со вкусом меди. Он на слабых ногах пошел к двери. Он пошел по дому, нашел зал с собравшимися слугами. Людовико тоже был там, опирался на Гилберна, осунувшийся и потный, он ругался на благородном итальянском. Он был бледен, щеки похудели так, что он напоминал скелет.

– Стрига, – шептал он, – demone maledetta, – а потом, – donna dolce, – и другие термины, что тронули бы, если бы Клэр задумался об этом.

Они собрались у лестницы, изгои, собранные мисс Бэннон, слуги тихо шумели, когда свет их ошейников тускнел. Клэр слепо прошел мимо них.

«Нет, прошу… Боже, не Эмма. Я думал, у нее иммунитет!».

– Щит, – прошептал Финч, схватив рукав Клэра. – Он вне себя. Он…

– Плевать, – почти нежно сказал Клэр и вырвался из его хватки. Он прижал ладонь к перилам, поднял ногу.

На половине пути он услышал ее затрудненное дыхание, тихие всхлипы от конвульсий. Коридор вытянулся, как в кошмарах, дом снова содрогнулся, холод растекся по доскам и камням, от фундамента до крыши. Дверь ее гардеробной была открыта, газовые лампы шипели. Ведьмин огонь в клетках из серебристого металла тускнел и тоже шипел, отливая красным, когда тускнели ошейники, становясь ярче вместе с ними.

«Она борется за жизнь, наша дорогая волшебница», – сухой звук вырвался из его горла. Точно смешок, никак иначе. Ментаты не плакали.

Другой звук – шуршание. Свет виднелся из-под двери спальни мисс Бэннон. Странный запах – дымный, словно от благовоний, но Клэр не знал такой вид. И сладость чумы Морриса, жгущей ее хрупкое тело.

Даже ее воля не могла подавить эту катастрофу. Колени Клэра ослабели. Он заставил ноги выпрямиться, оказался в ее гардеробной, но видел только желтый свет, что лился из-под бледного дерева.

Звук стал пронзающим, казалось, плоть отделалась от плоти, как у мясника. Клэр поежился, потянулся к ручке. Он покачивался, как пьяный, его ноги оставляли темные следы. Запах благовоний стал густым, он слышал, как Микал поет без тона с шипением.

«Что он делает?».

Другой крик, и этот поднял дыбом все волосы на дрожащем теле Клэра. Яркий желтый свет мерцал, как пульс бегуна, и Клэр оказался на коленях, качал головой, словно не верил в происходящее.

Тишина была плотной, как бархат.

Петли тихо скрипнули, бледная дверь открылась. За ней было темно, как в полночь в Индасе. Казалось, тьма была живой стеной.

Из полумрака, шатаясь, вышел Щит. Мгновение он выглядел… прозрачным. Его глаза горели, желтый огонь был ярче тумана Лондиния, запах дыма был таким сильным, что чуть не сбил Клэра.

– Nå helaeth oavied, nagáni, – он пошатнулся, но спохватился и закрыл за собой дверь так, что она чуть не разбилась. Он отклонился, плечи столкнулись с ней с легким стуком, но он опустился на ковер и стал плотным.

Клэр моргнул. Это были проделки не восстановившегося зрения. Глаза Микала были прикрытыми, их желтое сияние на миг потускнело.

– Ах, – он сухо откашлялся, это не был влажный звук чумы. – Клэр, – он словно напомнил себе, кем был ментат.

Клэр задержал дыхание.

– Эмма, – прошептал он. Тишина убивала. Дом задержал дыхание тоже. – Она… будет жить, – он скривился, когда Клэр склонился вперед, хотя их разделяло достаточно расстояния. – Не трогайте меня!

Клэр отпрянул. Внизу была суета. Они скоро поднимутся – начнет, скорее всего, Валентинелли – чтобы посмотреть, что происходит.

– Микал, – он облизнул сухие губы, уперся пятками. Он скривился, вспомнив, что испачкал полы и ковры. – Что… что вы…

Он оскалил крепкие белые зубы, клыки были длинными и острыми, и Клэр отпрянул от его ненависти. На миг зрачки Щита показались другими, но когда Клэр посмотрел снова, они были обычными.

«Игра света. И все», – ведьмин огонь стал ярче в клетках, уже не шипел, а сиял ровно.

– Ментат, – Микал закрыл желтые глаза. Его мозолистые ладони лежали по бокам. – Запомни, что я скажу.

– Слушаю, – пробормотал Клэр.

– У моего вида есть пословица, – он кашлянул, но уже выглядел лучше, цвет восстанавливался. – Камень – это камень, а сердце – это сердце, – долгая пауза. – Понимаешь?

«Что…».

– Нет, – признался он. – Не понимаю.

– Хорошо, – Микал сильнее прижался к двери. – Скажи им, что она жива и будет жить, но пусть не поднимаются. Или я убью.

Он кашлянул.

– Кхм, да. Они будут рады, но…

– Иди, – тело Микала дернулось, словно кожа была оберткой… чего-то…

Клэр не помнил, как встал на ноги. Он поспешил по лестнице. Они поймали его, и он смог передать его слова. А потом он ничего не помнил, пока не проснулся два утра спустя в своей кровати.

* * *

– Вы сказали Ее величеству? – она прислонялась к подушкам, худая и слабая, волосы были убраны назад, но блестели и были спутанными. Ее глаза поразительно сияли, но Клэр решил, что это тоники, которые мадам Нойон поила ее каждые два часа.

– Что с пропавшими канистрами разобрались? Да.

«Но я не знаю, когда вы успели. Вы – чудо, мисс Бэннон».

– А еще я сказал, что перестану гонять химер, – продолжил Клэр, сев в кресло. Руки мисс Бэннон лежали на ее коленях, платье было красивым, воротник был из пышного кружева. Он старался не разглядывать ее спальню, подавлял улыбку при виде чувственных романов на столике у ее кровати рядом с малахитовым шаром на бронзовой подставке. Книги были пыльными, мисс Бэннон не успевала их читать.

У двери скрывался Микал. Он держался тени, и мисс Бэннон часто поглядывала в его сторону, словно пыталась разгадать.

– Химеры, – тихо повторила она. Это был не вопрос, но Клэр хмыкнул, будто в ответ.

– Раз доктор Вэнс мертв, конечно. Я не говорил ей, это вызвало бы… вопросы. Я побывал в паре домов, и жизнь супругу спасают. Он еще болен, но выздоровеет.

Губы мисс Бэннон дрогнули.

– Британия радуется, – отметила она. Но ее слова были натянутыми.

Он подавил желание вскинуть брови.

– Да. Лекарство распространилось достаточно быстро. Таршингейл постарался. Публично это его триумф. И меня это устраивает, – он поднял сверток с колен. – А это… Ее величество отправила вам. Она переживает.

Мисс Бэннон долго разглядывала сверток. Он был тяжелым, подарок точно был дорогой благодарностью. Он думал, что волшебница обрадуется. Но она разглядывала сверток, словно ядовитое существо, словно оно могло напасть.

А потом она забрала его и… оставила запечатанным на столике у кровати.

– Благодарю, мистер Клэр. Я напишу благодарность Ее величеству.

– Вот и все, – но он не спешил уходить. Он не знал, что произошло между королевой и ее слугой, пока он лежал без сознания. Что-то серьезное… но у него был другой вопрос, требующий ответа. – Мисс Бэннон.

Она устроилась удобнее и встретила его взгляд. Ее прямота теперь была видна сильнее, и ее серьги – длинные и из аметиста в серебряной оправе, подходящие к простой цепочке, сияющей символами – покачнулись, когда она сделала это, и устроились мило в ее кудрях.

Было приятно видеть ее такой снова. И никто из ее слуг не заболел.

Пора было спросить.

Он кашлянул.

– Вы что-то сделали со мной, пока я был в бреду, Эмма. Не отрицайте.

Она не стала, смотрела на него. А потом тень улыбки появилась на ее детском лице, но она молчала.

И ему пришлось заговорить.

– Я изучал проблему, но не смог найти решение.

Ее темные глаза сияли. Она выглядела… да.

Волшебница радовалась. Она заговорила:

– Я скажу вам через двадцать лет, сэр.

«Отлично».

– Я не юноша, Эмма. Я могу и не услышать к тому времени.

Ее улыбка стала шире.

– О, вы услышите. Как объяснить нелогичную магию? Я узнала о методе лечения от ушедшего доктора Вэнса и ввела его как-то вам под кожу, – ее глаза сияли, веселье на ее лице было непривычным. – Я была бы раздосадована, если бы потеряла вас, мистер Клэр.

Жар на его щеках был как от чумы, и он спешно встал и кашлянул.

– Взаимно, мисс Бэннон. Мне пора. Нужно убрать мастерскую и заняться своими делами.

«Есть на примете парочка интересных реакций».

– Хорошо. Думаю, увидимся за ужином, сэр. Мне скоро будет хорошо, – она даже смеялась теперь. Это ей шло, хоть она была худой и бледной. И она выглядела… младше. Хотя Клэр не понимал, как он мог так думать, ведь она все время казалась ему ребенком.

Клэр сам ощущал себя младше и бодрее, словно чума сожгла возраст. Конечно, это пройдет. Его волосы стали гуще, или это был эффект зеркал в доме мисс Бэннон.

– Рад. Это хорошо, – он тряхнул головой, легко прошел к Микалу в тени. Он вышел через гардеробную, мадам Нойон попалась навстречу с накрытым подносом. На половине лестницы он начал насвистывать.