Текст книги "Дело о красной чуме (ЛП)"
Автор книги: Лилит Сэйнткроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Лилит Сэйнткроу
Дело о красной чуме
Бэннон и Клэр – 2
Перевод: Kuromiya Ren
Незнакомцам
С сожалением сообщаю Читателю, что я, как они говорят, вольно обращалась с Историей. Она не против, а некоторые читатели могут возмутиться. Могу лишь сказать, что почти все ошибки и неточности, если есть, были выбраны с любовью, а остальные – результат недостатков даже лучшего Исследования для написания почти исторической книги. Все по вине вашего покорного слуги, скромного автора.
А теперь, мои лучшие и верные Читатели, приглашаю вас снова в Лондиний, где поднимается дым, блестит магия и щелкают механизмы…
Глава первая
Не так все делается
«Я слишком стар для этого».
Арчибальд Клэр сплюнул кровь и бросился вперед. Он быстро ткнул противника дважды в голову, надеясь исправить ситуацию. Гадкая жидкость до колена плескалась, темная и пахнущая как на третьем круге Ада. Клэр встал прочнее, не желая думать о том, на чем скользят его туфли. Его с болью стошнило. Кровь из сломанного носа текла по горлу, и от этого желудок не радовался.
«Где этот чертов итальянец?».
Он не переживал за Валентинелли. Клэр подозревал, что у него другие проблемы, и его способности, усиленные кокой и горящие, как многоугольная звезда, подсказывали, что так и есть. И если в длинном академическом халате от кулаков Клэра страдал и почти тонул не доктор Францис Вэнс…
…то Клэр не сможет это объяснить, и его снова обгонит преступник.
Мужчина в хватке Клэра безумно отбивался. Он был под гадкими отходами, что ночью попадали в Темзу, так что не радовался. Но Клэр понимал, что его противник вот-вот утонет, его способности все же не пострадали от удара по голове в начале ночи. Его противник был ценным источником информации касательно того, где искать доктора Вэнса, и что он задумал.
И топить человека в отходах было не тем, как бы сказала Эмма Бэннон, как делаются дела.
«С чего я подумал о ней?» – Клэр откашлялся и пожалел, ощутив еще сильнее гадкий запах, и вытащил фальшивого Вэнса из водной могилы
Выдавливая слова, что больше подходили гуртовщику или грузоманту, чем человеку, что изображал доктора Вэнса, противник Клэра повис в его узких кулаках как тряпка. Грудь Клэра неудобно сдавило, камень был за его ребрами, и он захрипел, когда его противник попытался ударить коленом по слабому месту тела Клэра.
«Плохо дело, – и Клэр выбил ноги из-под него и окунул снова, скользя на том, что покрывало дно этого кошмарного туннеля. Судя по эху, эту часть коллектора Лондиния построили из медленно крошащегося кирпича, и потому они были не такими и древними. Новое чаще всего было крепким, но не всегда. До этого даже коллекторы предпочитали строить из цельного камня. – Прекрасное замечание. Или нет», – он снова откашлялся, радуясь, что не видит цвет жидкости, что сплюнул в темноте. Его лицо будет маской из синяков завтра.
Он снова вытащил мужчину из отходов и пожалел, что его чувствительный нос не мог выключиться на время.
– Не глупите! – рявкнул он, и эхо рассказало ему о размере туннеля. Довольно большой, и звук громко разлетался по округе. Его способности посчитали даже, с какой скоростью текут отходы, и быстро сообщили ответ, и Клэру повезло, что поток был слабым, иначе его бы уже сбило с ног, и он бы утонул. – Вэнс! Где он?
Противник перед ним скривился, раздался хруст зуба. Другой странный звук прозвучал поверх плеска. Нездоровый блеск показался на лице странного цвета под тонкими черными волосами, крючковатый нос морщился от вони, Клэр увидел гнилые зубы, и мужчина завыл от хохота.
«Боже, что…»
Смех становился громче, мужчина в его хватке забился в конвульсиях. Грязь разлеталась, и Клэр выругался так, что потряс бы даже мисс Бэннон, которая порой издавала такие тирады, что даже бандиты покраснели бы.
«Ядовитый зуб расколол. Конечно», – запах мешал ему понять, что за яд там был, чтобы вовремя остановить его.
Доктор Вэнс был готов пожертвовать парой прихвостней. Они были пешками, жизнь у таких в Лондинии была дешевой. За шиллинг они совершили бы даже убийство, может, несколько раз за ночь в глубинах города. Или даже днем.
Клэр снова выругался, потащил застывшее тело к входу в туннель. Он прекрасно помнил, как вывалился из соседнего туннеля с плеском в это чудесное место, встряхнув кости. Камень в груди снова сжался, левое плечо тоже жаловалось. Он мог потянуть его. Он преследовал доктора по всему Лондинию дня два, лишил его приза… как Клэр надеялся.
– Э, mentale, – сухой голос с акцентом, падение в густую воду почти без шума. – Ты сегодня громкий.
– Ядовитый зуб! – Клэр едва дышал, почти не мог терпеть, но был рад увидеть убийцу-неаполитанца, который, как обычно, не задавал бесполезные вопросы. Вместо этого темноволосый Людовико Валентинелли прошел с плеском, но изящнее нанимателя, и забрал у Клэра тяжелого противника. Стало вонять другим.
Мужчина опустошался. Запах был четче, но не лучше.
Клэр едва дышал, он закашлялся.
– Проклятье, – выдавил он. – Вот гад!
– Поздно, – Людо был, как обычно, бодрым. – Он поднялся к Небесам, синьор. Или улетел в Ад, кто знает?
– Н-неси т-тело, – почему зубы стучали? Его грудь сдавило еще сильнее, оковы сжимались на ребрах. – В-вскрытие.
Людо это забавляло. Он мрачно посмеивался.
– Инквизитором тебе не быть, – он потащил тело к выходу, взвалив его без усилий. А потом убийца вернулся к Клэру, которому вдруг стало сложно стоять прямо. – Mentale?
«Странно. Не могу дышать. Хотя тут и не хотелось бы, но все же…»
– В-в-вал…
Он все еще пытался произнести имя Валентинелли, когда боль пронзила его грудь и повалила его. Тьма была полна того, в чем джентльмен не хотел бы пачкать одежду. И тут звезда способностей Клэра угасла.
Глава вторая
Наказание герцога
В крепких и ухоженных стенах дома 34½ на улицу Брук, Мэйефейр, в Лондинии резко прервалась тихая активность.
– Стрига! – завопил знакомый голос, и Эмма Бэннон, Прима-волшебница, спешно спустилась по лестнице, шурша шелками. Микал уже был там в белоснежной рубашке, и он снял тело мертвеца и опустил на пол. Она ощутила запах.
«Боже, что это?» – ее не до конца застегнутое платье трепетало, пока она шевелила пальцами, и очищающие чары поднялись и обожгли воздух ее прихожей с паркетом. Ее темные кудри, почти уложенные в предвкушении бала леди Уинслет, упали на лицо, когда она знала длинный крючконосый труп, который, вопреки ее ожиданиям, хрипло вдохнул, держась за левое плечо и странно дергаясь.
Рядом с ним был Людовико Валентинелли со следами сыпи на лице и пустыми глазами, он тоже был в отходах, но ей было некогда морщить нос.
Ее другой Щит, высокий темноволосый Эли, прибежал к ним. Он дальше продвинулся в своем наряде, чем Микал, ведь они шли сегодня с ней. Но его рубашка была не застегнута, а пиджак сбился.
Дыхание Клэра клокотало.
«Ангина. Это его сердце», – поняла она, искра жизни в теле Арчибальда Клэра дымилась, как свеча в комнате со сквозняком.
– Несите христали диджиталию! – рявкнула она, и Эли послушно убежал, перепрыгивая сразу три ступеньки. Ее кабинет впустит его, и он знал достаточно, чтобы не трогать эксперименты, что не были закончены, особенно эфирный коммистерум. – Людо, что это? – она не ждала, что он ответит.
– Стрига… – у неаполитанца не хватало слов, но Эмма уже была на коленях. Она была босой, до бала еще оставалось время, а она хотела лишь немного опоздать. Сделать это со вкусом.
Нужно было прийти позже намеченной жертвы. Всегда было полезно удивить добычу.
Микал, чьи желтые глаза пылали в тусклом свете прихожей, даже не посмотрел на итальянца, а схватил Клэра за плечи.
Великое слово сорвалось с губ Эммы, растеклось кровью, искрясь красными огоньками магии. Четыре простых серебряных кольца на ее левой ладони засияли, она потянула из них запасенную эфирную силу, тяжелые гранатовые серьги раскачивались у щек, греясь и искрясь. Ей потребуется сила, которую она запасла на ночь, но она не переживала из-за этого. Ее правая ладонь с большим кровавым камнем в серебряной оправе на втором пальце, прижалась к груди Клэра, ее чувства расширились. Она заметила источник проблемы, проверила его плоть несколькими нефизическими чувствами, и горькая решимость вспыхнула в ней.
«Еще рано, сэр. Я этого не позволю».
Сердце, решительная мышца, подрагивала от ее эфирного давления. Эмма заставляла его биться в ритме ее сердца, она резко выдохнула, сосредоточившись. Тело пострадало, да, но орган работал.
Она не была удивлена. Ее ментат мог быть ужасно упрямым.
– Золотая сфера в библиотеке, – услышала она себя. – Три пера сокола. Микал. Принеси.
Он не возразил, оставив ее одну и отвлеченную с Валентинелли. Это было хорошо, потому что уставшее сердце Клэра начало сопротивляться давлению ее воли, и волшебница была занята движением крови Арчибальда Клэра в нужном ритме. Ее Черная дисциплина хотя бы давала обширные знания процессов в теле, и Эмма продлевала жизнь Клэра.
«Надеюсь, его способности не пострадали, – поток эфирной энергии из ее ладоней усилился и обжигал. Ментат, логическая машина в хрупкой плоти, закашлялся и содрогнулся снова. – Странно, теперь он выглядит старше», – может, просто цвет кожи был плохим. Но он и не был юношей. Ему было тридцать три, когда она его встретила, и годы после этого истощали его по капле.
И Клэр не мог перестать попадать в самые поразительные неприятности. Он не мог много отдыхать, и это сказывалось на его физическом состоянии.
С ее губ срывалось пение, язык Исцеления, что с неохотой ее слушался, ведь ее дисциплина не была Белой. И все же она была Главной, так что ее воли хватало, чтобы подчинить даже самую неуступчивую ветвь магии.
От раскатов пения весь дом вдруг ожил треском, и его слуги ощущали огромную магию, что текла по коридорам, но они не перестали выполнять свои дела.
Прибыл Эли, не задыхаясь, но с растрепанными волосами. Он отмерил два кристалла ядовито-лиловой диджиталии, бросил их в рот Клэра, раскрывающийся, как у рыбы, и зажал челюсти ментата на пару секунд, чтобы кристаллы остались внутри. А потом он сел на пятки и смотрел, как лицо волшебницы сияет от золотых символов на плоти, пока она отчасти пела, ее вечернее платье сбилось, и белые плечи вздымались над серебряными и белыми кружевами. Символы, древние руны Колеса и Плуга, Камня и Цветка и другие, что не хотели быть названными и произнесенными, появились и на коже Клэра. эли взглянул на убийцу-неаполитанца.
– Похоже, ночка у вас была тяжелой.
Людовико пожал плечами. Он не скалился из-за тревоги. Может, его губы засохли от грязи, размазанной по его лицу, словно он окунулся в сточную канаву. Под этой маской его цвет был плохим, хотя его крысиные черты и не цвели красотой раньше. Грязь хотя бы скрыла следы оспы на его щеках.
Микал вернулся, сверкая желтыми глазами, и отодвинул другого Щита. В одной руке он держал шар золотого цвета размером с персик, три пера в черной субстанции трепетали в другой. Волшебница, взгляд которой был наполнен темным присутствием, чуть покачивалась, напевая. Символы сияли красным, бегали по ее левой стороне, собираясь под ребрами и огибая ее бледную грудь, словно придерживая ладонью.
Ее песня содрогнулась, и ментат извивался по паркету, а Микал склонился с шаром и перьями.
Кто знал, какие предметы нужны для магии? Это искусство было по своей сути иррациональным. Многие маги были сороками, ведь не могла понять, какой физический предмет потребуется для Работы. Некоторый Главные водили носом с презрением и говорили, что лучшая магия не была привязана физически… но те, кто использовал магию на практике, понимали, как желанна легкость, с которой выполнялась Работа, прикованная к предмету.
Магия вспыхнула, эфирная энергия на миг стала видимой, и Людовико Валентинелли перекрестился, бормоча проклятия на своем языке. Его лицо под грязью было белым.
Сфера и перья пропали, их физическая материя распалась, чтобы дать топливо для невозможного. Пение стало теплым и расслабленным, воздух задрожал, покалывая. Веки Клэра трепетали, но он уже не был пепельным. Здоровый цвет вернулся на его узкое лицо.
Медные символы плавно спускались от губ Эммы Бэннон. Она склонилась над ментатом, обхватила его и выдохнула на его лицо. Его тело снова содрогнулось, и волшебница чуть расслабилась, убрала ментальную хватку на восстановленной мышце в груди. Последние строки, ее нос сморщился от едкого запаха, и язык Исцеления оставил ее.
Она обмякла, и Микал тут же до боли сжал ее плечи горячими мозолистыми руками. Эмма моргнула, тусклый свет ужалил ее внезапно чувствительные глаза, она все еще ощущала вкус субстанции, что текла по крови Клэра.
«Хмм. Конечно, он выглядел потрепанно в последнее время. Вкус у этого отвратительный».
Лицо Микала было напряженным.
– Он будет жить, – она обрадовалась своему голосу. На миг она даже почти…
«Испугалась», – но это нельзя было показывать.
– Он будет жить, – повторила она тверже. – А теперь уберем бардак. Мне еще на бал нужно успеть, чтобы наказать герцога.
* * *
Приданое леди Уинслет восстановило состояние семьи ее мужа, хотя она и не попала в высшие слои общества, ее вкус и суждения были неплохими. Она переделала красиво дом, сделав его подходящим титулу ее мужа. Недавно она начала приглашать разных людей в свой салон, поддерживая определенных многообещающих членов королевского общества, и ее ужины хвалили. Через несколько поколений Уинслеты точно будут гордиться, что приглашали высшее общество в свою оскудевшую родословную.
Если она сможет родить наследника. Барри Сент-Джон Дуплезис-Арктон, лорд Уинслет, был негодяем, но перестал играть и пил теперь лишь немного, надеясь на наследника. У него был племянник, который подавал надежды, но в остальном Эмма считала шансы Уинслетов слабыми.
Леди Уинслет не была замешана в скандалах, она была не из тех жен, что могли родить от другого. Печально, ведь, будь она немного оригинальнее, она могла бы превзойти соблазнительных чудищ общества.
Все это были общие знания, а Эмму интересовал герцог Кейлесборо, который будет на балу. Его любовница будет с ним, и Эмма умело пустила слух, который должен был заинтересовать его.
И он проглотил наживку целиком. Потому ей нужно было присутствовать в кладовой на втором этаже, полной не сочетающейся мебели и свернутых старых ковров. Свеча в пыльном канделябре, наверное, времен безумного короля Джоджета, с трепетом озаряла сцену.
Эли выпрямился и резко выдохнул. Он не был помят, но его щеки чуть раскраснелись. Может, от смущения, ведь не ожидал, что Кейлесборо будет так бороться.
А Кейлесборо лежал на полу со связанными руками и ногами, во рту был его носок, и он сверлил Эмму мрачным взглядом голубого глаза, второй был закрыт от удара.
Для мужчины его статуса он неплохо отбивался.
Но то было не важно.
– Итак, – тихо сказала Эмма, – что нам с вами делать?
Она обратилась к испанцу вежливо, хотя он не вызывал сочувствия или восторга, его правую руку выкручивал за ним жестоким образом тихий и аккуратный Микал, лицо испанца исказилось, он плюнул в ее сторону.
Скрип, и другая рука Микала сжала шею испанца.
– Прима? – одно слово было полным жуткой жестокости, и если бы Эмма была не уставшей, а оскобленной, она дала бы Щиту сделать с мужчиной, что он пожелает. Глаза Микала горели в тусклом свете своим огнем.
За запертой дверью в коридор доносилась музыка. Ее отсутствие не заметят во время вальса, а герцога – могут.
«Им будет долго его не хватать, – тревога острыми бриллиантовыми зубами кусала спокойствие, с которым требовалось справиться с этой ситуацией. – Клэр в порядке? Надеюсь, отдыхает с удобством».
Она отогнала мысли. Она спасла его, и сейчас у нее были другие дела. Ее отношение к ментату было одним делом, а служба королеве и империи – другим.
– С одной стороны, – продолжила она, подавив отрыжку от холодного ужина леди Уинслет, сцепив ладони и опустившись на маленькое кресло, стоявшее удобно неподалеку, – вы – дипломатическая персона, сэр, и правительство Ее величества верит в соблюдение формальностей. Будет плохо, если член августейшего общества этой голубки Изобелии пропадет.
Дон Игнацио де ла Хоя почти побагровел и шепотом проклинал ее. Он был не карлистом, что было интересно. Испанское аббатство было долгое время настроено против Изобелии, круглой и глупой королевы, у которой не было шанса против них. Но она все еще считалась правящей, и Эмма предполагала, что идея величия могла привлекать кого-то из ее подданных. Особенно, если их плохо ценили, как этот экземпляр.
Его горло почти раздавили железные пальцы Микала, резкий запах страха растекался от него волнами.
Пыльная ткань на кресле испортит платье. Ей не стоило садиться, и она долго тянула с этим делом. Но Эмма склонила голову и смотрела на мужчину. Дон Игнацио извивался в хватке Микала, и оставалось вопросом времени, когда он соберется с силами и закричит, несмотря на пострадавшее горло.
Его вряд ли услышат за весельем и музыкой, но к чему рисковать?
Он уставился на нее, вдруг его штаны начали промокать, что было жаль, ведь ткань была хорошей. От него доносился ужасный запах. Шампанское и ужас смешивались плохо, а мужчина не было послом. Он был мелким членом консульства, несмотря на то, что «дон», но она предполагала, что даже он должен был задумываться об измене.
– Думаете, что могли убить королеву незаметно? – она звучала удивленно. И ужасно спокойно. – Еще и в такой вялой манере? Но оружие, что вы принесли для этого, может нам пригодиться, спасибо и на этом. Насчет этого багажа… – она кивнула на извивающегося герцога, и Эли, уже привыкший к ней, ударил Кейлесборо по животу. Герцог еще не растолстел, но был мягче туфли Эли. – Он для нас сейчас не ценен. А вы? Думаю, и вы не полезнее.
Дон Игнацио де ла Хоя начал шепотом лепетать, но он не говорил Эмме ничего нового касательно замысла. Ему было нечего сказать, страх сделал его тупым. Его замена в консульстве будет не менее глупой, но не такой проблематичной.
«Его сердце, – размышляла она. – Что за субстанцию он использовал? Он навредил себе сильно. Тридцать пять – не старик. Ему стоило бы питаться лучше».
Она вернулась в настоящее с усилием. Микал прочитал перемену на ее лице, и хруст ломающейся шеи громко прозвучал в комнате. Свеча на столе дымилась, но магия в воске не давала огню потухнуть.
На полу стонал герцог, закатывая глаза. Его доставят в Тауэр целым и невредимым. На миг Эмма Бэннон, служащая королеве и империи волшебница, подумывала выжать из него жизнь одной магией. Будет грязно, да, но и приятно, а королеве Виктрис не придется больше бояться этого зверя в клетке. Он плохо выбрал план действий, но он мог сделать выводы из ошибки.
«Решать не тебе, волшебница», – говорила она себе. Кейлесборо был одним из немногих, кто бывал рядом с Александриной Виктрис, когда она была еще наследницей в хватке герцогини Кентской. Конечно, он не собирался жениться на ней, но хотел, чтобы герцогиня и дальше давила на свою почти коронованную дочь. Старый король дожил до коронации Виктрис и лишил герцогиню регентства, а Виктрис не дала Кейлесборо статус для воплощения амбиций. Но королева все равно хотела разобраться с ним снисходительно.
Если Тауэр можно так назвать.
Тело де ла Хоя рухнуло на свернутый ковер со стуком, подняв облачко пыли. Микал взглянул на нее.
– Прима? – он выглядел встревожено?
Магии ушло больше, чем требовалось, чтобы заманить их в эту комнату, в ее ловушку. Тревога вернулась острее. Клэр не был юным, и он прямо стремился навредить себе.
– Несите тело и герцога, – туман Лондиния сегодня был густым, он скроет все дела. – Окно за теми жуткими шторами, и проверьте, чтобы герцог не разбился. Не нужно вредить садам леди Уинслет, – она встала, взмахом пальца убрала чарами пыль со штор. Серебряные высокие туфли с кружевом были милыми, но ужасно жали, как и корсет.
«А мне лучше домой. Я стала такой скучной».
– Я вызову карету, – Микал замер, и Эмма была рада вежливости Щита.
– Мы доставим два несчастья в Тауэр.
«Хотя тело доедет не дальше рва. Его Обитатель будет рад».
Эли склонился и с тихим звуком поднял крупного и окоченевшего от страха герцога. Микал стоял и смотрел на нее. Эмма вернула маску своего обычного выражения, расправила плечи и пообещала себе ром, когда вернется.
И все же тревога не отпускала ее.
«Что-то нужно сделать с Клэром».
Глава третья
Горя не избежать
Темная мебель, большие изящные полки, полные книг и газет, включая набор нового издания «Британской энциклопедии» – слуги мисс Бэннон были, как всегда, на высоте – и тяжелый дубовый шкаф с одеждой, подобранной под Клэра. Остальная комната была приятно потрепанной, темно-красный бархат протерся, бумаги остались там же, где он их бросил при прошлом визите к мисс Бэннон.
Странно, что стул стоял у его кровати, и на нем сидела волшебница, ее хрупкое тело было охвачено эбонитовыми подлокотниками, ее вьющиеся темные волосы чуть примялись, она прислонилась к твердой спинке и спала в серебристо-голубом платье для бала. Ее детское лицо, лишенное характера во время сна, было мягким и утомленным.
Она была среднего роста и худая, но всегда удивляло, какой она была маленькой. Это забывалось, когда ее присутствие заполняло комнату так, что трещали по швам стены.
Другая диковинка стояла у двери, высокий мужчина с темными волосами и в оливковом бархатном пиджаке с любопытными туфлями. Его глаза сияли желтым в тусклом свете. Запах бумаги, чистых простыней и слабый призрак табачного дыма, а еще вечный привкус желтого дыма Лондиния, сказали Клэру, что он в комнате, что мисс Бэннон выделила для его визитов.
Он бывал тут не так часто, как хотелось бы, в последнее время. Общество волшебницы не расслабляло, но Клэру было приятно, что с ней он мог ощутить… отсутствие церемоний?
Или лучше сказать «комфорт»?
Щит, Микал, не дрогнул. Он пронзил Клэра желтым взглядом.
«Слушается. Но очень слабо, – он проверял осторожно тело. Оно слушалось, скрипя при этом. Пальцы, как сосиски, опухли, но двигались, грудь болела, словно большая рука с когтями порылась в его грудной клетке и оставила бардак. – Теперь самое важное», – он прикрыл глаза и исполнил ментальное раздвоение. Доски появились в его разуме, и он принялся за простые упражнения, которым научился в Итоне, когда его талант начал проявляться в своей силе. Способность у ментата проявлялась поздно, и учителя были добры с теми, кто показывал значительные шансы.
Но сами учителя тоже были из тех, кто пытался стать ментатом.
* * *
Через четверть часа, радостный, но вспотевший от ментальных усилий, Клэр судорожно выдохнул. Его способности не пострадали.
Мисс Бэннон звук побеспокоил, она заерзала на стуле, но снова уснула. Клэр мог рассмотреть ее, пока она спала, и это было таким новым, что он жалел, что при этом тратил время на проверку своих способностей.
«Ты уходишь от темы, Клэр. Это была стенокардия. Сильный приступ».
Глаза Микала были прикрыты. Щит прислонился к двери и почти спал. Он считал Клэра угрозой для волшебницы?
Она доставила много неприятностей врагам Британии. И она делала это, не думая о своей безопасности, что заставляло Щит все время нервничать из-за ее безопасности.
Но Микал мог не выпускать мисс Бэннон из виду… по другим причинам. Довольно личным.
Вопрос Микала занял Клэра. С тех пор, как ментат попал в общество волшебницы – хотя это было громким словом, это были скорее те, кому доверяла мисс Бэннон, и это интересовало Клэра больше – он смог добавить мало информации к цепочке Микала.
«Сердце, Клэр. Не отвлекайся».
Он был чистым, кровать пахла свежестью. Последним он помнил, как был во тьме коллектора. Он раздраженно заерзал на знакомом матрасе. Как он вообще сюда попал?
Ответ был простым. Валентинелли, конечно. Куда еще отнес бы его неаполитанец? Он был в восторге от мисс Бэннон, как и Микал.
«Как и ты. Ты все пытаешься отвлечь себя от важной цепочки дедукции. Стенокардия. Сильный приступ. Ты мог умереть».
Но он лежал тут, целый и чистый. Этот дом был безопасным.
«Мисс Бэннон точно исполнила нелогичное чудо, а теперь спит у твоей кровати. В этом платье она точно искала предателя, преступника или того, кто решил открыто пойти против королевы Виктрис. Но она спит здесь, а ты… успокоен? Встревожен?».
Проблема была в том, что эмоции были врагом Логики.
Первое: он снова потерял доктора Вэнса.
Второе: боли в груди во время охоты на этого гадкого профессора были симптомами кое-чего сильнее.
Третье: мисс Бэннон, тихо дышащая на неудобном стуле. Она мало думала о себе, и Клэру не стоило так ее беспокоить. Он ведь тепло к ней относился.
У него не было семьи, его родители остались в безопасности могил, и его братья не пережили детство. Но если бы у него остался кто-то из родственников, Клэр ощущал бы к нему то же, кто и к мисс Бэннон. Братская привязанность с примесью… тревоги?
Он мог так беспокоиться о тайфуне или урагане. Мисс Бэннон была способной… но ужасно хрупкой, женственной, и Клэр вел себя не как джентльмен, подвергая ее опасностям.
«Ты сентиментален. Эмоция – враг Смысла, ты все еще отвлечен», – если бы он не был ментатом, ему захотелось бы застонать. А так он подавил звук в себе и продолжил проверять свои способности.
– Клэр.
Он почти вздрогнул, но это Микал выдохнул слово со своего места у двери. Блеск его глаз был рассеянным, у него была кровь индуса, как догадывался Клэр, хотя родился он здесь. Микал закрыл глаза.
– Да? – прошептал Клэр.
– Вы могли уметь.
«Я не идиот, сэр».
– Да.
– Моя Прима сильно истощила себя, чтобы это предотвратить.
«Очевидно».
– Я очень благодарен.
Эмма Бэннон снова встрепенулась, Щит и ментат притихли. Когда она подвинулась к краю стула, как спящий ребенок после праздника, Микал тихо выдохнул. Стало слышно другие его слова.
– Она… вас любит.
«О?»
– Немного, уверен, – Клэр неудобно заерзал. Слабость давила на него, неподвижность причиняла боль. – Сэр…
– Она редких любит.
– Это я понимаю.
Микал нахмурился от реакции Клэра.
– Не заставляй ее горевать, ментат.
«Я смертное создание в опасном мире. Горя не избежать», – его шепот в ответ был сдавленным, как его спина:
– Постараюсь, сэр, – разве ему не напомнили о его смертности тревожным способом? А потом еще и о том, что он плохо обходился с… другом?
Да, мисс Бэннон была другом. Он словно имел дело с большим и не до конца укрощенным хищником. Магия была нерациональной, хоть Эмма Бэннон и была практичной.
Щит притих снова, даже сияние его глаз потускнело. Клэр лежал в полумраке, разглядывал нежную ладонь Эммы Бэннон, расслабленную во сне, пока не уснул сам.
Глава четвертая
Завтрак и одиночество
Бежевая комната для завтрака была залита дождливым утренним светом Лондиния, полупрозрачные сферы окружали папоротники и тихо напевали колыбельные. Белая мебель сияла, весь дом урчал как кот, радуясь, что хозяйка дома, и слуги были заняты делами.
– Можно было прислать мне записку, – сухо отметила Эмма, наливая свежий чай. – Или не забыть кулон, что я вам дала, – ее спина протестовала из-за сна в корсете и на неудобном стуле, так что ее настроение было не из лучших, когда она проснулась. Она специально выбрала стул, думая, что неудобства не дадут ей уснуть после усталости ночи, блеска бала и ожидания жертвы.
Одним герцогом меньше стало с утра в Лондинии, еще один предатель попал в Тауэр и был казнен. Доказательства были обвиняющими, и Эмма их знала. Кейлесборо мог бы подкупить кого нужно и убежать…
…потому королева и вызвала ее убирать все эти шансы, да?
Эмма Бэннон этим и занималась. Желание убирать осталось с ней после детства, проведенного в трущобах.
– Я предположил, что вы были заняты, мисс Бэннон, – печальное лицо Арчибальда Клэра было бледным. Он принял чашечку, но его руки с большими костяшками не дрожали. – Это казалось пустяком.
«О, да, доктор Вэнс – пустяк. Прекрасно».
– Конечно, – она налила себе чаю, глядя на янтарную жидкость. – И что хотел этот пустяк?
– Некий египетский артефакт, – Клэр заерзал, впившись руками в костлявые колени. Он был ужасно худым.
Конечно, он был ее гостем за столом не так часто, как хотел, эти месяцы. Она подумала бы, что их дружба остыла, если бы не знала о его одержимости Вэнсом.
– Хм, – она издала звук, что не определял толком ее реакцию. – Клэр, если не хотите говорить, все в порядке. Но не заставляйте тянуть из вас ответ силой. Просто скажите, что это не мое дело, и мы перейдем к другим темам.
– Это даже и не дело, – он заерзал снова. – Я думал, вам будет скучно. Я знаю, как вы относитесь к доктору Вэнсу.
– Мое отношение такое из-за того, что вы слишком много времени размышляете о нем. Прямо как по возлюбленному, – она опустила чашку и изящно подцепила серебряной вилкой сосиску. К счастью, ее физические силы было просто пополнить, а золотой поток эфирной энергии Прилива заполнил ее и ее украшения волшебной силой. Остальную усталость пока можно было отогнать.
Тишина Клэра показала, что она попала по больному. Ментатом двигала логика, но порой он был таким ранимым. Дождь усеивал окна, капли шептались на своем языке, стекая по золотым символам.
– Этот артефакт, случайно, не Глаз Бастет? – она решительно отрезала кусочки от сосиски, спина была прямой.
«Леди едят кусочками», – призрак Примы из Коллегии с осиной талией мелькнул в ее памяти со знакомой песнью шелковых юбок.
Прима Гринод была строгим учителем, но настойчивым и справедливым. Ей стоило подражать, хотя ее жестокость была легендой среди детей в Коллегии. Примы жили долго, но Гринод, казалось, держали на этой стороне горечь и желчь.
Тишина Клэра затянулась. Он выглядел плохо, как решила Эмма, поглядывая на него и оценивая.
«Может, не стоило говорить ему», – может, ей стоило спросить, что за странная субстанция была в нем? Она не казалась здоровой.
Наконец, он заговорил:
– Украден. Конечно. Он сбил меня в Трашнидле. Черт возьми.
– Это было утром в газетах, – она жалела, что сказала ему. – Музей растерян. Говорят о нарушителе. Мне… жаль, Клэр. Если хотите…
– Он – ментат, мисс Бэннон, – он редко говорил ледяным и вежливым тоном. Он был бледен, его глаза сильно блестели. Он покачивал ногами под столом. – Нелогичность и магия его не поймают.
«А догадки вам помогли прекрасно», – она взяла еще кусочек сосиски. Жирная, горячая, вкусная. Как и должна быть. Когда Эмма убедилась, что взяла себя в руки, она сказала:
– Возможно. Еще тост? Повар запомнил и вашу любовь к копченой рыбе.
Но Клэр смотрел на чашку.
– Так близко, – пробормотал он. – И… ах, да. Трашнидл. Он пропал из виду всего на миг. Даже Людо…
– Да, Людовико, – раздражение сделало ее резче, чем ей хотелось. – Я сказала ему позаботиться о вас, а случилось такое. Вы могли умереть, сэр, и это меня сильно раздосадовало.