Текст книги "Луна, луна, скройся! (СИ)"

Автор книги: Лилит Мазикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Ну-ка… За маму…

Вода горячая, но не обжигающая. Я с наслаждением глотаю её, чувствуя, как разливается в животе тепло. Кристо подносит и подносит ложку за ложкой. Наконец он отставляет банку, и я снова закрываю глаза. Голова плывёт, и я даже не хочу сопротивляться.

Кристо волочит меня куда-то. Я приподнимаю веки: он впихивает меня в уже установленную палатку. Я всё ещё запелёнута в плед. Кузен выпрямляет меня, укладывая; исчезает. Возвращается со вторым пледом, накрывает меня, исчезает опять. Вползает в палатку с бутылкой колы в руках. Я понимаю, что хочу в туалет, но ни за что в жизни в этом не признаюсь, и тут же снова засыпаю.

Оказывается, я уже забыла, как это – болеть. Совсем разучилась терпеть озноб, лихорадку, удушье, боли в мышцах. Вывихи и растяжения, ушибы и раны я переношу куда легче. Я всё время лежу, то сплю, то брежу. Мне всё время ужасно, до ломоты в суставах, холодно, но майка, джинсы и плед при этом влажные от моего пота. Кристо вытирает мне лицо и лоб очень мокрой косынкой, струйки воды стекают в уши, под голову, за шиворот; от прикосновения этой ледяной косынки я испытываю боль почти нестерпимую. Мне не хочется есть, только пить, но Кристо то и дело впихивает в меня то ломтик сыра, то кусочек банана, обещая принести горячего чая, если я проглочу их. Я послушно жую и глотаю, и жадно пью так приятно согревающий живот чай. По утрам он даёт мне колы и уходит куда-то в город; я целые сутки только и жду этого момента, чтобы, дрожа и шатаясь, крохотными и медленными шажками дойти сначала до ямки между корней, а потом обратно. Иногда приходит собака и воет у меня над головой или рычит, заглядывая мне в глаза. Я слабо рычу в ответ, открывая дёсны. Потом приходит Кристо и собака исчезает. Появляется брат, тонкий, костистый, в одних только шортах. Показывает мне шрамы от собачьих зубов на руках, на ноге, на боку. Они очень светлые, почти белые, а кожа у брата очень тёмная; негатив татуировки. Брат превращается в Кристо и засовывает мне в рот кусок разваренного куриного мяса. Я жую и глотаю, и получаю в награду чай. Локти и колени выворачивает наизнанку, грудь и горло забиты чем-то мерзким, мокрым, не дающим воздуху входить. Кажется, это вода из Бодвы – густая, бурая. Я задыхаюсь. Надзейка гладит моё горло и нашёптывает что-то на сербском или словенском. Длинные тёмные волосы слиплись от крови сосульками; она жалуется, что их не удаётся расчесать.

– Я их обрежу и пойду волонтёром в гумлагерь. Меня никто не узнает, кроме тебя, – говорит она. – Ты ведь узнаешь? Узнаешь?

Я киваю. От нашёптываний Надзейки на время пропадает мелкий, удушающий кашель, и я прошу её не уходить. Она качает головой – ей надо на войну.

Из горла у меня выходит какая-то горькая серая гадость, я кашляю и никак не могу выкашлять её всю, хотя стараюсь так, что сильно болит между рёбрами. Или я кашляю потому, что там болит?

Потом за мной приходит Луна. На ней огромная шаль из цветов жасмина, невесомая, кружевная.

– Танцуй, – прошу я её.

– Нет, теперь ты танцуй. Ты танцовщица!

– Я не могу встать, – шепчу я.

– Ну и дура!

Она смеётся, и я вижу, что на самом деле это Люция.

– Сколько я лежала? – спрашиваю я Кристо.

– Почти две недели.

Он кладёт руку мне на лоб. У него жёсткая ладонь, твёрдые тёплые пальцы.

– Жара больше нет. Хочешь поесть?

– Очень. И ещё переодеться. Я ужасно воняю.

– Я схожу в город, когда поешь. У нас на обед фасоль с чесноком, сыром и помидорами.

– Ты научился готовить?

– Нет, я купил консервы. Сейчас разогрею.

Он вылезает из палатки, а я вожусь, переходя в сидячее положение. Во рту – давно надоевший вкус колы. Волосы на голове – сплошная липкая масса, вроде нашлёпки из водорослей. Плед воняет; я замечаю рядом ещё один, в гораздо лучшем состоянии. Им, кажется, укрывался Кристо. Я заталкиваю свой в уголок неопрятным комком и закутываюсь в кузенов.

Снаружи долетает аппетитный запах. Мне так скручивает желудок в приступе голода, что чуть не выворачивает. Я подползаю ближе ко входу и почти сталкиваюсь с Кристо. В руке у него – миска с фасолью по-цыгански, из комковатой массы торчит пластмассовая ложка. Я перехватываю миску дрожащими руками. Первое мгновение мне кажется, что сейчас я наброшусь на еду, но потом я понимаю, что мне трудно даже жевать и глотать, а уж тем более втыкать ложку в фасоль, набирая очередную порцию. Минут пятнадцать я сосредоточенно ем, пока, наконец, не чувствую приятную сытость. Горка фасоли не уменьшилась и наполовину. Кристо быстро доедает оставшееся, ставит миску на землю и заливает водой.

– У тебя какой размер одежды? – спрашивает он.

– Сверху восемьдесят восемь, снизу девяносто четыре.

Он серьёзно кивает и опять исчезает. Я слышу, как он уходит с нашей поляны. Немного подождав, я выползаю из палатки. Снимаю всю одежду, поливаю её водой. Мокрой майкой тру кожу. Процесс получается трудоёмким, но жить с ощущением липкой плёнки на теле я не могу. Вытеревшись, я прикладываю голову к земле и переворачиваю баллон, выливая на неё остатки воды. К сожалению, волосы не становятся намного чище. Передохнув, я берусь за одежду и понимаю, что ни за что на свете не надену её снова. Тогда я сминаю всё в один комок и кладу сбоку от палатки, а сама забираюсь внутрь и заворачиваюсь в плед. Снова накатывает озноб, но теперь уже не отзывается в суставах. Я чувствую, что он временный и вообще почти прощальный.

Чем отвратительны хорошо воспитанные цыганские мальчики – их под страхом смертной казни нельзя заставить, и тем более – упросить купить женского белья. Хорошо, что я не попыталась сжечь то, что сняла с себя – а ведь мелькала такая мысль. Пришлось ещё раз засылать Кристо в город – за бруском крестьянского мыла – и устраивать постирушки. Сушила я бельё в чащобе, чтобы подобное неприличие не мозолило кузену глаза.

Зато он догадался взять сразу несколько маек и бриджей, а так же – благословенны его родители! – целую коробку влажных салфеток, какими вытирают кошачью шерсть. Я истратила половину этой коробки, но привела голову в порядок.

В Эделене, строго говоря, главной площади нет, хотя сам городок в списке Батори присутствует. Впрочем, загадку мы решили быстро, и в воскресенье в половину первого подходим к кафе «Данко Пишта» на одноименной улице (да, владельцы заведений в Эделене не очень-то стремятся к оригинальности). На этот раз у меня не получается вспомнить имя, но зато лицо я узнаю сразу: продолговатое, с коротким вздёрнутым носом и сильно выдающейся нижней губой.

Мы здороваемся, и вампир тут же начинает деловито подворачивать рукав. Я даже вскрикиваю:

– Нет!

– Нет? – строго переспрашивает он.

– Мы не голодны. Нам нужна помощь.

Упырь вынимает из пиджака бумажник.

– Да нет же!

– Нет?

– Нет. Нам надо помыться.

Растерянно мигает. Подзывает официанта и рассчитывается.

Живёт он гораздо шикарней Батори: в двухэтажном особнячке на краю города. Встречает нас там важная пожилая женщина в переднике. Видать, экономка. Она проводит нас с Кристо каждого к своей (!) ванной, выдаёт мне полотенце, халат и даже чистую губку. Я с наслаждением зависаю в горячущей ванне с пенной шапкой. Когда я выхожу, оказывается, что прошло уже три часа и Кристо с сумрачным видом сидит в гостиной внизу, листая какой-то журнал. Щёки у него цветут странными красными пятнами. Увидев меня, он тотчас встаёт – даже, скорее, вскакивает – хватает за руку и буквально волочит к выходу.

Уже почти у леса он говорит мне:

– Хорошо, что мы его кровь не ели.

– А что такое?

– Ещё каким-нибудь сифилисом бы заразились.

– У вампиров всякие трепонемы и бациллы в крови не выживают.

– Ну, всё равно… Гадко.

– Да что такое-то?

Кристо взглядывает на меня свирепо, и до меня вдруг доходит:

– Он к тебе приставал, что ли?

– Да.

– Ничего себе! Разворачиваемся.

– Зачем?

– Я отрублю ему ту руку, которой он тебя за задницу хватал. Вот крест могу целовать, отрублю и в рот ему засуну! Или даже с другой стороны пищевого тракта.

– Да не хватал он меня!

– Так чёрт же! Приставал или нет?!

– Он… на словах. Намекал всякое.

– И только-то?!

– Да, а что, недостаточно? Тебе было бы приятно съесть крови… гомосека?

– Между прочим, что-то из той колбасы, что лежит у нас на стоянке, сделано из крови гомосека.

Кристо встаёт столбом. Кровь резко отливает у него от лица.

– Как… почему?

– Потому что Ференц. Ты что, не слышал, когда я Люции говорила? Да и за Властимила этого я не поручусь, свечку не держала.

– Я не слышал. Я слишком был сосредоточен. Ну… на всякий случай. Вдруг засада или ещё что.

– Ага, вдруг Марийка рядышком к плечику прижимается. Не вздумай выкидывать колбасу. Там ещё на два раза осталось, а я пока не могу ехать дальше.

Я хотела пошутить, но по тому, как изменилось лицо кузена, понимаю, что угадала. Эти мне цыганские мальчики, а? Никогда ведь не знаешь, кушая хлеб, с кем провёл ночь пекарь – может, теперь на всякий случай от хлеба отказываться? Я, впрочем, решаю не шокировать Кристо этим замечанием, а тяну за руку дальше в лес. Я уже очень устала, мне надо поспать.

Чёрт его знает, как он нас выследил – то ли Кристо был недостаточно осторожен во время своих ежеутренних походов в город, то ли после посещения его усадьбы подсмотрел наш путь – но именно кровосос от Батори разбудил нас во вторник утром.

Честное слово, резко проснуться и увидеть парящее наверху в полутьме длинное бледное лицо – ощущение, близкое к кошмарному. Я и рта открыть не успеваю, как упырь хватает меня за голову, тянет её вверх, чуть не сворачивая мне шею, и принимается тыкать мне в губы – «Кальман, молчать!» – крышкой термоса с горячим кофе. По счастью, не слишком горячим, но совершенно несладким и безо всякого намёка на сливки. Я чуть не захлёбываюсь, но всё же умудряюсь проглотить довольно много. Наконец, его рука отпускает мой затылок, и вампир склоняется теперь над моим кузеном, проделывая ту же операцию. Кристо яростно таращит глаза, булькает, но глотает.

– Ваша версия кофе в постель как-то очень брутальна, – с любопытством глядя на эту сцену, комментирую я. Голос со сна хрипловат. – Что случилось?

– Вам надо срочно уезжать. Уже около часа как в город приехала группа из восемнадцати вампиров враждебных нам семей. Я больше, чем уверен, что их кто-то навёл.

– Что за… Как это могло быть? Даже если нашу сладкую парочку вычислили – никто не знал, что мы едем в Эделень. Водитель фуры нас высадил совсем в другом месте, мы пешком дошли. Сами мы не пользуемся мобильными, не выходим в интернет…

Кристо захлёбывается по-настоящему. Упырь мгновенно переворачивает его лицом вниз, пристраивая под живот тощее колено. Кузен спешно откашливается и задушено требует:

– Ты! Отпусти меня немедленно!

Не меняясь в лице, кровосос убирает колено, и «волчок» плюхается обратно на пол палатки.

– Кристо?

– Что?

– Кристо, ты покупал мобильный телефон?!

– Нет! Я…

– С кем-то связывался через интернет, да? С родственниками в Кутна Горе?

– Я не знал…

– Какого чёрта! Ты и не должен был знать, ты должен был подумать головой! Головой, сожри тебя многорогий!

– Да я и не думал с ними сначала связываться, меня Марийка уговорила!

Я вдыхаю, считаю до десяти и выдыхаю.

– С самого начала, пожалуйста.

– Я переписывался с Марийкой.

– Всё это время?

– Да. Она же не могла сдать нас!

– Зато смогла дать тебе очень умный совет. Ну-ка, озвучь его заинтересованным лицам!

– Она меня убедила… что наши волнуются. Я написал мачехе. Но я не писал, в каком мы городе, крест могу целовать!

– Кристо, ты не дурак, ты идиот!!!

Я, наконец, могу нормально сесть.

– Ты вообще слышал о такой вещи, как ай-пи?! Тебя отследили, понимаешь? Просто отследили. Как по штемпелю на конверте узнают, из какого города было отправлено письмо, так по твоему ай-пи узнали, где мы прячемся!

Упырь прерывает меня.

– Коль скоро вы в состоянии встать и идти, я бы предложил вам пройти к моему катеру.

– Но он-то ещё не может встать!

– Неважно, одного «волка» я смогу отнести на руках.

– Не трогай меня, ты!.. – Кристо чуть не взрывается от ярости. Он неуклюже возится, пытаясь сесть.

– Надо взять вещи, еду…

– Нельзя терять времени. Очень скоро найдутся горожане, которые знают о том, что вы ночуете в этом лесу. Город мал, о паре молодых туристов говорят уже давно. Я дам вам деньги. Возьмите запас крови, если у вас есть.

Я выуживаю из угла палатки кишочку с колбасой и куртки с документами в карманах и бодро ползу наружу. Там мне удаётся встать и отойти к кострищу. Вскоре из-за полога на четвереньках, тощим задом вперёд, вылезает упырь. За собой он за ноги волочит Кристо – тот слабо подёргивается. Оказавшись на воле, кузен вдруг ощущает прилив сил и выдирается из развратного пожатия упырских рук. Лицо его покрыто красными пятнами.

– Я могу идти сам, – шипит он. Вампир остаётся невозмутим:

– Отлично. Следуйте за мной.

Кровосос идёт впереди, прямой, ломкий в движениях; он любезно придерживает ветки. Я перехватываю их, а потом отпускаю, и они лупят по Кристо. Дурак, какой же дурак!

Мы выходим к уже знакомому мне пляжу и идём к берегу, из которого наклонно, почти горизонтально растёт дерево. Упырь всё так же невозмутимо вскакивает на него, проходит метра четыре и прыгает вниз, на борт довольно большого катера – видно, ближе посудину нельзя было подогнать. Вампир задирает голову, оглядываясь на нас, и мне на секунду становится его жалко – такого бледного и сухого.

Я уже пришла в норму и без труда всхожу по стволу. Прыгаю; упырь меня ловит и ставит рядом с собой.

– Я сам! – говорит Кристо, и мы с вампиром отходим. Кузен прыгает, но не очень ловко: валится, хватаясь за лодыжку. Упырь тут же разворачивается и уходит на другой конец катера. Палуба от наших прыжков качается.

– Дай посмотрю, горе бедовое, – хмуро говорю я, присаживаясь рядом с Кристо. На ощупь ничего не понятно, но вроде бы не перелом.

– Подвывих, – подсказывает кузен. – Дай я сам.

Я пожимаю плечами и отхожу к скамейке. Катер уже отчаливает. Упырь стоит за штурвалом, спина его кажется напряжённой.

– Эй, – окликаю я. – Как вас зовут?

– Хервиг Леманн.

– Хервиг, а вы как, с нами или остаётесь?

– Остаюсь.

– А это… не опасно?

– Вампиры не убивают вампиров.

– Раньше я так же уверено говорила, что упыри не охотятся на «волков».

– Это совсем другое. Вампир не может убить вампира без того, чтобы умереть.

– Ясно.

Надо будет расспросить потом Батори. При встрече. Я перевожу взгляд на Кристо. Он сидит, уставившись на пальцы ног. Я соображаю, что мы забыли обуться. Не очень хорошо – купить обувь всегда можно, но на босого покупателя почти наверняка обратят внимание.

– А куда мы идём?

– Я не буду об этом кричать на реке.

Проходит совсем немного времени, и речушка превращается во что-то вроде канала, довольно глубокого, но страшно узкого – между берегами и бортами катера остаётся не больше метра. Пока «канал» не превращается обратно в Бодву, нам приходится чуть не ползти. Часа через три путешествия Леманн останавливает катер.

– Я не могу подойти к берегу ближе. Вам придётся доплыть, – он показывает рукой, куда именно. Как будто нельзя догадаться, что к тому берегу, что ближе другого. – Это Фельшожольца. Сейчас я дам деньги.

Он действительно залезает во внутренний карман пиджака, открывает портмоне и, не считая, вынимает несколько крупных купюр. Я забираю и прячу их в конверт к паспорту, чтобы уберечь от влаги.

– Хммм, у вас нет на всякий случай пластикового пакета?

– В сундучке под банкой… лавкой.

Я заворачиваю оба паспорта и колбасу сразу в два найденных пластиковых пакета, с трудом запихиваю свёрток во внутренний карман куртки и надеваю её.

– Спасибо, Хервиг. Не обижайтесь на моего брата.

Впервые на моей памяти упырь улыбается – лицо сразу становится задорным, открытым.

– Не обижаюсь. Не больше, чем Батори на вас в Кутна Горе.

Ничего себе! Я-то надеялась, что обстоятельства сцены под окном остались между нами.

– Ну, ладно тогда, прощайте, – краснея, бормочу я и спрыгиваю в мутную воду Бодвы.

Глава VII. О природе запахов

Мы вылезаем в тени деревьев – берег, надо сказать, покруче, чем можно было подумать. Зря Леманн так осторожничал – наверняка глубина здесь приличная. Или он не осторожничал, а издевался?

Обсохнув, мы становимся похожи на огородные пугала.

– И кого нам теперь изображать? – с сарказмом спрашивает Кристо.

– Я тебя однажды выпорю. Ты сейчас должен стоять на коленях у моих ног и глядеть очень-очень виновато.

Кузен тушуется:

– Извини. Просто… ну, правда, непонятно, что делать.

Я не особо задумываюсь. Какой у нас выбор, босых и грязных?

– Мы теперь хиппи из Польши. Брат и сестра. На всякий случай… обращайся ко мне «Госька».

– Почему Госька?

– Нипочему! Не стоит сверкать Лилиане Хорват лишний раз. А ты у нас, скажем, Стасек. Как у тебя фамилия?

– Коварж.

Одна из самых распространённых фамилий у богемских цыган, значит в переводе с чешского «кузнец».

– Значит, будем Ковальскими.

– Ясно.

Мы выходим по тропинке к одной из улиц – она полностью застроена двухэтажными домиками в венгерском стиле, будто туристам на радость. Движемся мы неторопливо, я успеваю нарвать одуванчиков и сплести себе пристойный венок. Тешу себя надеждой, что он заменит отсутствие положенных хиппи «фенечек». Примятая трава, а потом успевшие согреться бетонные плиты улицы приятно ложатся под наконец-то свободные ноги. Я стараюсь идти с беспечным лицом.

Улица пуста – будни. Но за одной из калиток стоит, облокотившись и глазея на нас, женщина в немного выцветшем платье и яркой косынке. Она и насторожена, и сгорает от любопытства. Губы её сложились так, словно готовятся разойтись в улыбке.

– Здравствуйте, тётя! – по-венгерски здороваюсь я и тут же признаюсь на немецком:

– Я по-венгерски больше ничего не говорю. Мы с братом из Польши, путешествуем. Вам не нужно как-то помочь во дворе или по дому? А то мы так работать хотим, что нам даже заночевать негде.

Женщина легко смеётся и открывает калитку:

– Кажется, помыться вы хотите больше!

Женщину зовут Река. Она запускает нас по очереди в уличный душ и выносит старые растянутые майки, длинную юбку с подсолнухами по подолу и бриджи, чтобы мы могли переодеться. Джинсы Кристо немного великоваты, он затягивает ремень потуже. Мне же юбка пришлась впору, а что до самых щиколоток спускается, так у неё фасон такой, что её это не портит. Я выпрашиваю гребень и с удовольствием расчёсываю волосы – нет ничего противнее, чем когда голова не в порядке. Река постоянно болтает, то выспрашивая нас о пройденных городах, то рассказывая о себе. Через Бодву, оказывается, Мишкольц – ещё один город из списка Батори. Почему Леманн не высадил нас там? Боялся, что там нас догадаются искать? Ладно, ещё две недели мы можем тихонько сидеть в Фельшожольце.

– Что вы, тётя Река, так много болтаете? Вдруг мы грабители? – укоряю я.

– А я будто не вижу, какие вы!

– Какие?

– Хорошие дети, из хорошей семьи. У вас же всё на лице написано.

– Так ведь мошенники и маньяки как раз выглядят хорошими людьми, тётя Река.

– Нет-нет! Уж я сразу вижу, если человек плохой. Он и симпатичный, и улыбается приятно, а мне издалека уже грустно за него. Кушать-то хотите?

– Ага!

Река смеётся и исчезает в доме. Я передаю гребёнку Кристо и присаживаюсь на скамеечку под яблонькой. День солнечный, тёплый, и я позволяю себе расслабиться. Здесь и сейчас – можно.

Какой роскошью могут быть солнечные лучи, тёплый майский день, деревянная скамеечка и нежная молодая трава под босыми пятками!

По двору плывёт вкусный запах яичницы. Река выходит с двумя тарелками, на которых блестит и подрагивает глазунья, нежно и стыдливо белеют скобки хлеба.

– Ай, тётя, чудо какое! – я нетерпеливо перехватываю одну из тарелок и сразу принимаюсь за полужидкие тёплые желтки, одно из моих любимых лакомств. Река прислоняется к дереву, сложив руки на переднике, и с улыбкой смотрит то на меня, то на Кристо.

Мы насыщаемся, и она говорит:

– Задание номер раз. Ты, Госька, иди помой посуду, там её в кухне немало найдёшь. Ты, Стасек, пойди вон туда, возьми ведро и нанеси воды из колонки – она дальше по улице – вон в те две бочки. Договорились? Вот и замечательно.

Три недели пролетели одним солнечным мигом. Кажется, я была счастлива. Спали мы в сарае на груде старых пальто, еду нам Река выносила дважды в день; за это с нас требовалось не так уж много – помощь по огороду, стирка, мытьё посуды и полов, уборка во дворе. В остальное время можно было решительно ничего не делать. Как правило, мы с Кристо шли на пляж. Кузен с удовольствием плескался и плавал по два-три часа, а мне после памятной ночи не хотелось лезть во всё ещё прохладную воду. Я танцевала, мысленно напевая «Луну». Потом нам обоим одинаково требовался душ. Река всё боялась, что, расхаживая в липнущей к мокрому телу одежде, мы простудимся. Приходилось уверять её, что мы «ужасно закалённые», посмеиваясь про себя над мелкими человеческими тревогами и звеня от радости сильного, послушного тела.

Но колбаса закончилось, и в третье воскресенье мы прощаемся с весёлой Рекой, чтобы отправиться в Мишкольц. На прощанье она дарит нам по паре сношенных шлёпанцев, чтобы мы не так отчаянно привлекали внимание в городе.

Достаточно перейти большой мост, чтобы оказаться словно в другом мире. Суетливые автомобили, многолюдье, высокие здания, чахлые и редкие деревья. В юбке с подсолнухами я чувствую себя пришельцем из другого мира. Я волнуюсь, что мы слишком приметная пара; но Кристо не соглашается ждать меня у моста, а я не соглашаюсь отпускать его одного.

Подарив букетик полевых цветов полицейскому, я спрашиваю, где в Мишкольце самая-самая главная площадь. Он улыбается:

– Пожалуй, что вам на Ратушную. Вы из Франции, да?

Нам везёт: я обнаруживаю «нашего» вампира в первом же ресторане. Столь же щёгольски и тщательно одетый, как Батори и Леманн, на наши шлёпанцы и хипповской прикид он смотрит в неподдельном шоке. Тем более что и ресторан не из простых. Прежде, чем впустить нас, метрдотель даже принюхивается. Но мы пахнем вполне гигиенически-приемлемо, и он нехотя провожает нас к столику с упырём и удаляется, покачивая головой. Да, в Венской Империи молодёжные движения Франции, Германии и Штатов не очень распространены, кроме, разве, самых больших городов, вроде Вены и Будапешта.

– По крайней мере, вы живы, – отвечает на наши приветствия вампир. – Что-нибудь заказать вам?

– Мясные рулетики, – мечтательно говорю я. – Мясные рулетики по-пештски и стаканчик кьянти. Я хочу снова почувствовать вкус богемной жизни. Понимаете, годами я умилялась возможному отдыху в пасторальных деревеньках и простой, сермяжной, так сказать, пище пейзан. Но за прошедшие три недели мне этому умиляться немного надоело, и у меня ногти обломались от стирки и прополки.

– Поздравляю, – саркастически произносит упырь. – Вы наконец-то приобщились к той самой жизни, которой живут тысячи цыган Венской Империи. Прильнули, так сказать, к корням и напились из истоков.

Я гляжу на него с нежностью.

– Вы удивительно хороши. Вы напоминаете мне моего Батори.

– Вашего Батори? – упырь поднимает бровь, но от развития темы воздерживается.

Официант принимает заказ и удаляется. Он выглядит и двигается так, как положено отличному официанту из дорогого ресторана.

– Я так понимаю, вам нужны кровь и одежда?

– А вы гомосек?

Я пинаю Кристо под столом, и он отвечает мне своим фирменным упрямым взглядом. Кровосос улыбается:

– Нет. Я даже не гетеросексуал. Я из той породы вампиров, про которых говорят: он собой доволен. Я собой доволен абсолютно. Моя сфера интересов давно лежит в эмпиреях высшей эстетики.

Судя по лицу кузена, лучше бы упырь признался, что гомосечит, чем так вот издеваться. На всякий случай я пинаю Кристо ещё разок, и он взглядывает уже обиженно.

– Искусством человек интересуется, – объясняю я.

– Именно так, фройляйн.

Кристо немного расслабляется. Пока я ем свои мясные рулетики под кьянти, он с серьёзным видом внимает долгой и витиеватой лекции о пастелях и акварелях неизвестных мне художников. Вот уж не думала, что подобной ерунде можно посвятить своё бессмертие.

– Вам есть где переночевать? – справляется упырь. Я, наконец, вспоминаю его имя: Ладислав Тот.

– Ну, до ночёвки ещё сколько времени, – замечаю я. – Может быть, сделаете нам небольшую экскурсию по городу?

В улыбке Тота чувствуется восхищение.

– Вы отчаянная девушка! – восклицает он. – Не проходит и четырёх дней, как город прекращают обыскивать охотники за вашей головой, как вам уже надо открыто разгуливать по его улицам. Не боитесь, что они тут осведомителей оставили?

Я не то, чтобы не боюсь, я просто не подумала об этом варианте. Но теперь мне уже неловко отступать, и я настаиваю на прогулке.

Тот живёт, как и Батори, в обычном апартмане. На этот раз диван в гостиной достаётся мне; Кристо приходится довольствоваться ковром на полу. Дождавшись, пока я улягусь, он невозмутимо вытягивается на своём весьма просторном ложе прямо в свежекупленых джинсах и рубашке. Бутылка колы стоит в пределах его досягаемости. Надо же, я успела привыкнуть, что рядом есть кто-то, кто просыпается раньше меня и заботливо обеспечивает мой организм кофеином. Должно быть, именно за этим люди заводят детей.

Впервые за много дней я вновь летаю, отталкиваясь от крыш. В черевах домов тихо урчат, поднимая кверху слепые глаза, бледные упыри. Им меня не достать.

Я просыпаюсь от возмущённого вскрика кузена. За окном уже утро, часов около семи; само окно открыто. Мне требуется несколько секунд, чтобы совместить этот факт и стоящего над Кристо мужчины лет сорока с добрым тесачком в руках. Съешь меня многорогий, да это же «волк»! И он очевидно охотится. Так же очевидно, что он только что наступил на моего подопечного. Плотность приключений и знакомств на единицу времени начинает меня изрядно раздражать. Я всё понимаю: драки там, погони, но будить меня почти на рассвете! Батори, вы заварили эту кашу и ещё ответите мне за каждую минуту утерянного сна!

– Мужик, а, мужик, – слабо говорю я. – Если чё, мы вообще с тобой одной крови. Как Маугли с Акелой.

Кристо вяло тянется за бутылкой колы.

– Я не мог ошибиться, – бормочет незваный гость. – Я неделю следил! Вся дверь воняет этим чёртовым хвостом!

– Мужик, если тебе крови надо, так мы поделимся. Только нас в покое оставь, да?

– Вы не могли успеть это сделать! Он ещё вчера был жив, я уверен!

У него истерика, да?

– Мужик, мы с тобой об упыре говорим или о ком вообще? Как упырь может быть жив? Вон возьми на столике мешочек колбасы, мы себе ещё нацедим.

– Он жив!

– Мужик, стоять!

Сообразительный Кристо хватает «волка» за ноги.

– Какого чёрта! Вы его защищаете, да? Продались, да? Они за неделю тут четырёх девок мочканули. Горло зубами рвали им!

«Волк» с ненавистью пинает Кристо, но у того получается увернуться.

– Он нас спас от охотников, ты, идиот!!! – хриплю я. – Если бы не он, те упыри мочканули бы пять девок и ещё пацана, понял?

– Идиотка! – не остаётся в долгу гость. – Я вижу только одну причину, чтобы кровосос пригрел пару «волчат». И эта причина – задержать «волка», пока он не проснётся! И вы…

Он падает, оглушённый кулаком Тота.

– Интересная идея, – замечает упырь. – И, как видим, действенная.

Когда наш гость приходит в себя, он обнаруживает себя крепко связанным несколькими верёвками.

– Простите, – говорю я. Мы решили, что к девушке он будет настроен не так непримиримо, и потому в комнате с ним я осталась одна. – Мне просто очень надо, чтобы вы меня выслушали. Меня зовут Лиляна Хорват. А вас?

– Бычий Х…, вождь краснокожих, – хрипит «волк».

– Очень приятно, господин Х…, – я сегодня сама вежливость. – Мне надо вам признаться в одной крайне неприятной вещи. «Волчиц» в Мишкольце, а также ряде других городов, убили из-за меня.

Мужчина никак не может выбрать между моими возможными характеристиками, и потому молча хватает воздух ртом. Похоже, на подобный поворот событий он не рассчитывал.

– Да, именно из-за меня. Упыри объявили на меня охоту. И, гоняясь за мной, они убивают тех, кто может меня заменить или тех, кто на меня похож. Вы могли бы спросить, господин Х…, чем же я так могла насолить упырям, а? Это был бы хороший вопрос. Но дело не в том, как я им насолила, господин Х… Дело в том, как я им насолю в скором будущем. Видите ли, случилась очень странная вещь. В мир вампиров проникла борьба идеологий. Одни кровососы объявили, что негуманно убивать людей. Что люди могут добровольно отдавать свою кровь упырям, а упыри – «волкам»… например, на основе денежно-товарных отношений. Может быть, также, с системой социальных льгот. А другие упыри считают, что всё надо оставить так, как есть. Потому что они любят убивать. Потому что они считают «волков» никчёмными ублюдками, а свою кровь – слишком хорошей для своих же детей. Наконец, потому, что тогда придётся добывать деньги легальным путём, а не мародёрством заниматься. И если у большинства «волков» есть какая-никакая профессия, то вампиры забили на неё, собственно, вас и предпочитают грабить трупы, а главное, делать трупы. Такие дела, господин Х…

– Сожри тебя многорогий, прекрати меня так называть, – морщится «волк».

– Вы так представились, а я уважаю право на самоидентификацию.

– Зови меня просто Волк.

– Хорошо, господин Волк. Итак, вы могли бы сейчас спросить, а при чём здесь при таком раскладе я?

Ещё б я сама знала, при чём, ага?

– И это был бы хороший и правильный вопрос. Суть в том, господин Волк, что лидер вампиров, ратующих за разум и гуманность, не может совершить переворот устоявшихся традиций в одиночку. Более того, и всех его союзников ему для этого мало. Новый мир – это мир и для упырей, и для «волков», и потому ему необходима поддержка «волков». Хотя бы потом, что вампир не может убить вампира. Какие-то их волшебные заморочки. А ещё потому, что… вампир не может захватить власть над другими вампирами без помощи «волка», прошедшего специальный ритуал. Причём подходит для него не любой. Только такие «волки», как я.

– Звучит, как чушь собачья.

Ещё бы. Я половину только что от балды придумала. Я же не могу сказать: «чёрт знает, что задумал этот Батори, но я ему верю, и всё»? Я извлекаю старый аргумент:

– Да, в отличие, например, от всяких «разводок». Вот те всегда красиво звучат. Так слушайте дальше. Вампиры не могут убивать вампиров, и потому они решили взяться за «волков». Фактически, сложилось военное положение. Так вот, те упыри, на чьей стороне я и хозяин этой хатки, на время военного положения предоставляют «волкам» помощь. Кровь – потому что охотиться теперь стало опасно. Убежище – потому что вампиры пока не нападают на дома вампиров. Защиту, если получится. Деньги – в пределах возможностей. И этой помощью пользуюсь уже не только я. Кстати, прежде, чем вы, господин Волк, спросите какую-нибудь чушь вроде «почему я должен верить?», обратите внимание на то, что вы живы. Хотя вообще-то вампиры не оставляют охотников в живых.