Текст книги "Тот, кто не со мной"

Автор книги: Лилиан Пик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Когда они вернулись домой с прогулки, Элиза приготовила чай. Отец пришел из сада, и они чаевничали при свете камина. Девушка свернулась калачиком в своем любимом кресле, а мужчины вели разговор. Она не пыталась участвовать в нем. Вместо этого она смотрела на языки пламени, которые плясали и жадно лизали поленца, подброшенные в огонь ее братом.

На лице Элизы отражались грустные мысли. Она не могла понять, почему солнце, которое, как ей казалось, только начало всходить над миром, вдруг снова зашло окончательно и безвозвратно. Она чувствовала, что утратила что-то, чем она даже еще не владела, о чем даже не знала, и это чувство мучило ее.

Мужчины говорили об Альфреде Кингсе, дедушке Лестера.

– Значит, он позвал тебя, чтобы ты вытащил его фирму из этого хаоса? – говорил Гарольд. – Не знаю, в курсе ты или нет, но у твоего деда в здешних местах репутация старого мошенника.

Элиза подлила чаю отцу и взглянула на Лестера, вопросительно приподняв брови. Он кивнул, она наполнила чашку и подала ему, он улыбнулся ей, пробормотав слова благодарности. Девушка почувствовала, как сквозь нее прошла теплая волна, которая, она знала, была не от пламени, ревущего в печке и методично уничтожающего поленья.

– Я уже поговорил тут кое с кем, – сказал Лестер. – И у меня есть некоторое представление о настроениях местных обитателей. Но у меня совершенно другие методы, не как у деда, и я уж точно не собираюсь идти по его стопам.

– Что у него никогда не получалось, – сказал Гарольд, – так это удерживать своих лучших служащих. На работе – ты ведь знаешь, что я преподаю в колледже геодезию? – я слышу всякие новости о виноградниках от своих студентов, и самые лучшие говорят, что ни за что не стали бы работать у старого Кингса, как они его зовут, даже если бы он платил им целое состояние.

Лестер покачал головой, глядя в огонь:

– Я этого не знал. Но уверен, что у него очень плохие отношения с подчиненными. Похоже на то, что он постоянно мешал своему менеджеру по строительству и заказывал товары, которые были не нужны, или заказывал их не ко времени – так что они начинали получать строительные материалы – плитку, цемент и тому подобное – задолго до того, как их нужно было использовать. Потом, в бухгалтерии у него большой беспорядок, потому что он старался все делать сам.

Элиза собрала чашки с блюдцами на поднос и отнесла его на кухню. Она помыла посуду и поставила в сушилку. До нее доносились голоса мужчин, и она знала, что они слишком поглощены беседой, чтобы заметить се отсутствие.

Она пошла наверх в свою спальню и закрылась там. Сев на кровать, огляделась – в этой комнате она жила с самого детства. На полке стояли книги, стол, когда-то заваленный детскими книжками, тетрадками, комиксами и кукольной одеждой, теперь гордо держал на себе, среди дамских журналов и рекламных листовок, транзисторный приемник, переносной телевизор и дорогое аудиооборудование.

Она облокотилась на подоконник и стала смотреть в сад, вспоминая, как они с братом когда-то шаркали подошвами и зарывались в землю каблуками, летая туда-сюда на качелях. Она помнила, как Лестер всегда мучил ее, раскачивая так сильно, что ей приходилось визжать изо всех сил, чтобы он прекратил. Иногда он залезал на верхнюю перекладину и свешивался оттуда, лягаясь ногами и угрожая прыгнуть и приземлиться ей на голову, если она сейчас же не слезет с качелей.

Элиза отвернулась от окна и вздохнула. Эта комната составляла весь ее мир, центр ее существования, точку опоры, вокруг которой вращалась ее жизнь. Здесь она могла быть собой, расслабиться и успокоиться. Это было ее убежище, ее святилище, и в качестве такового она ни с кем не хотела его делить.

Она переоделась в черные брюки и старый полосатый свитер, который, как ей казалось, садился больше с каждой стиркой. Но ей было все равно, как она выглядит. Она не станет спускаться до ужина, а к тому времени Лестер уже уйдет.

Девушка причесала волосы, чтобы они распушились вокруг щек, и натянула широкий голубой ободок, чтобы они не мешали. Она не могла понять почему, но в ее внешности, казалось, произошли явные перемены к лучшему. Она пожала плечами и отвернулась от зеркала.

Выбрав пластинку, Элиза осторожно поставила ее на проигрыватель и вынула дорогие качественные наушники из груды листовок, под которыми они были погребены. Осторожно надев наушники на голову, она скинула туфли и растянулась на кровати, заложив руки за голову, закрыла глаза и нырнула в волшебный мир стереофонического звука.

Она лежала так некоторое время, поглощенная музыкой, завернувшись в покрывало, из восхитительных тонов и созвучий. Вдруг что-то насторожило ее, какой-то тревожный звоночек прозвучал в мозгу. В комнате кто-то был. Она затаила дыхание и открыла глаза. Возле кровати стоял Лестер, засунув руки в карманы, слегка расставив ноги, и смотрел на нее. На его лице не было улыбки, в глазах не было даже обычного насмешливого блеска, к которому она притерпелась еще с детства. Вместо этого он смотрел на нее с такой бездной сочувствия, которая поразила и напугала ее. Ей много легче было сносить его насмешки и поддразнивания, чем его жалость.

Она села, спустив ноги на пол, сняла наушники и наклонилась, чтобы остановить проигрыватель. Лестер опустился на кровать рядом с ней. Теперь он улыбался.

– Я постучал, но ты не ответила, тогда я воспользовался правом старого друга и вошел. – Он посмотрел на наушники. – Значит, ты достигла, чего хотела, – теперь ты полностью и бескомпромиссно закрылась от всего мира. – Он покачал головой. – Знаешь, ты самая необычная женщина, которую я встречал. Этакая маленькая мышка – запряталась в свою норку, смотришь оттуда на жизнь, стоишь в стороне, ни в чем не участвуешь. Где живость и азарт, которыми всегда отличалась вредная младшая сестра моего старого друга Роланда?

Ее взор затуманился.

– Их больше нет. Я встретилась с жизнью лицом к лицу и с разочарованием узнала о ней всю горькую правду.

– Бог мой! Ты так говоришь, будто какой-нибудь испорченный плейбой нанес тебе неисцелимую сердечную рану! Это так?

– Нет, ничего подобного. Если бы со мной такое случилось, то я хотя бы пожила немного полной жизнью.

Он усмехнулся.

– Сколько горечи, а ведь ей всего двадцать шесть! – Он сменил тон. – Боже правый, девочка, да ты еще не начинала жить. Это ты в себе разочарована, а не в жизни. Ты заперлась в замке, который сама создала, недотрога. – Он лениво окинул ее оценивающим взглядом. – Тебе следует всегда так одеваться.

Элиза покраснела и опустила глаза.

– А теперь, надо думать, ты станешь советовать мне пользоваться косметикой, чтобы скрыть прыщи.

– Лучшая косметика – счастье и хорошие отношения с представителем другого пола. Это тебя совершенно изменит.

– Спасибо большое, – кисло сказала она.

Он засмеялся:

– Просто советую, как старый друг. Нет, ну серьезно, Элиза. Хороший парень смог бы разрешить все твои проблемы.

Она нахмурилась:

– Когда хороший парень – как ты это называешь – появится, я его даже не узнаю, а если бы и узнала, я ему буду не нужна.

– Да перестань ты, пожалуйста. От твоего самоуничижения меня просто тошнит!

– Ну извини, я тебя сюда не приглашала.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но, увидев в ее глазах тоску и одиночество, мягко сказал:

– Снова мы готовы подраться, а ведь разве мы не старые друзья? – Она натянуто ему улыбнулась. После недолгого молчания он сказал: – Мне очень жаль – я слышал про твою маму. Тебе, наверное, ее очень не хватает. – Она кивнула, не зная, каким потерянным сразу стал ее взгляд. – На твои плечи свалилось столько обязанностей – следить за домом, за отцом и за братом…

– Некоторые женщины в моем возрасте уже имеют мужей и двоих-троих детей. Мне не на что жаловаться. – Она взглянула на него и снова увидела жалость в его глазах.

Что ей сделать, чтобы убедить этого человека, что ей не нужно его сочувствие, что она более чем довольна своей жизнью в таком виде, как сейчас?

– А твоя невеста… Нина… Какая она, Лестер?

Казалось, он тут же смутился и расстроился из-за ее вопроса.

– О, – сказал он, – у нее светлые волосы, она хорошенькая, не очень высокая. Учится на медсестру в большой больнице в Ньюкасле.

– А когда вы собираетесь пожениться?

– Не сейчас. Она сначала хочет получить образование.

Элиза снова посмотрела на него, пораженная.

– Ты говоришь, она только учится на медсестру? Значит, ей не так много лет?

Ему явно было не по себе, и он уперся взглядом в ковер.

– Ей восемнадцать.

– Восемнадцать? Лестер, но ведь тебе – тридцать, четыре!

– И что? – У него в глазах появилось воинственное выражение.

– Получается, что она на шестнадцать лет моложе тебя.

И тут он напустился на нее:

– И что из этого? Ты что, думаешь, я не умею считать?

– Извини. Просто я удивилась, вот и все.

– Ладно, ты меня тоже прости, что я вспылил. Но правда, меня и самого иногда тревожит, что я настолько старше ее.

Элиза не могла придумать, что сказать. Совершенно ясно, что для него это было настоящей проблемой и он постоянно и безуспешно пытался осмыслить ее, так что бессмысленно было предлагать ему банальные утешения.

Лестер встал и начал беспокойно бродить по комнате. Вдруг наклонился, вынул что-то спрятанное за подушку на кресле.

– Кукла? Кажется, я ее где-то видел раньше!

– Наверняка видел – ведь это ты мне ее подарил!

– А, теперь вспомнил – я старался загладить свою вину за то, что задал тебе трепку. Мне пришлось потратить на нее все карманные деньги за шесть или семь недель. – Он поправил на кукле платье. – Она где-то потеряла руку.

– Да. Я… я так на тебя рассердилась, что оторвала ей руку в первый же день, как ее получила.

Она посмотрела на него полным раскаяния взглядом и увидела, что он шокирован и не может в это поверить.

– Так ты меня действительно ненавидела! – воскликнул он и бросил куклу на кресло, будто ему было невыносимо прикасаться к ней. Затем подошел к столу и уставился на музыкальный центр. – Значит, это и есть твой волшебный ковер-самолет, который уносит тебя от реальности в мир фантазий?

Она проигнорировала насмешку в его словах.

– Это самая современная модель. Смотри, – показала она ему, – вот это настройка, кнопка для радио, здесь встроенный микрофон, а это – показатель уровня звука при записи.

Лестер смотрел на нее, и она уловила странное выражение в его взгляде. Она отвернулась, смутившись, не зная того, что ее энтузиазм вызвал на ее щеках привлекательный румянец и сделал глаза непривычно яркими.

– Давай, – потребовал он, – расскажи-ка мне побольше. – Он взял в руки наушники. – Почему ты слушаешь в наушниках, если у тебя есть два превосходных усилителя?

– Ну во-первых, из-за папы, он много работает дома и не выносит шума… А во-вторых… – Она запнулась. Как ему объяснить, чтобы не слишком выдать себя?

Лестер, казалось, почувствовал, что в ней происходит борьба, и терпеливо ждал. И Элиза сказала, надеясь, что он не станет смеяться над ней, как в детстве:

– А во-вторых, потому, что это так замечательно – слушать музыку в наушниках. – Она осеклась.

– Продолжай, – попросил ее Лестер. – Расскажи, в чем тут дело.

Подбодренная его явным интересом, она заговорила, правда, с трудом, как человек, который был заперт много месяцев в одиночестве и теперь постепенно привыкает общаться с другим человеческим существом.

– Это… это охватывает все тело. Ты закрываешь глаза и… реальный мир исчезает. Возникает ощущение чистой радости. – Она украдкой бросила на него взгляд и увидела, что его лицо совершенно серьезно. Он не смеялся над ней, поэтому она набралась мужества и продолжала: – Это трудно объяснить. Кажется, что это твоя личная музыка и она становится частью тебя. Ты чувствуешь взаимодействие между своей душой и музыкой и находишься в полном безбрежном единении с ней. – Она снова замолчала.

– Я тебя понимаю, продолжай. – Он сказал это так тихо, что она почти не расслышала его.

– И хочется слушать музыку в одиночестве. Одиночество в данном случае очень важно, потому что, если в комнате есть еще кто-то, удовольствие пропадает. Я всегда боюсь, что меня прервут.

Лестер кивнул, как будто бы все понял.

– Наверное, это немножко похоже на наркотик, – задумчиво произнес он. – Чувствуешь себя опьяненным или успокоенным, в зависимости от того, что слушаешь. А когда музыка кончается и ты выныриваешь из этого состояния, это все равно что вернуться к реальности из сна.

Она кивнула, удивившись, как хорошо он ее понимает. Его тон слегка переменился.

– Но это тоже верх эгоизма. Весь остальной мир может катиться к черту, потому что ты думаешь только о себе. Ты гедонистка до мозга костей, не так ли?

Элиза нахмурилась, не зная, что и думать. Он словно держал перед ней зеркало, и ей не нравилось то, что она в нем видела. Она подала ему наушники.

– Почему бы тебе не послушать самому, чтобы понять, о чем я говорила?

– Я не одиночка, как ты. Я существо общественное. Мне нравятся те, кто меня окружает – мужчины, – он усмехнулся, – и женщины.

Он заметно разрядил обстановку, и, как Элиза догадывалась, намеренно. Посмотрев на наушники, он вдруг согласился:

– Ладно уж, пожалуй, можно и попробовать. А что я буду слушать?

– «Шехерезаду» Римского-Корсакова. Знаешь, наверное?

– Да, и очень хорошо. То есть ты собираешься потрясти меня до основания и вызвать во мне бурю страсти? – Он нахально усмехнулся. – Ну хорошо, давай. Включай свой магнитофон. Только не удивляйся, если не сможешь меня удержать в рамках приличий к тому времени, как я закончу слушать!

От взгляда, который он при этом на нее бросил, сердце ее странно подпрыгнуло, и она отодвинулась, пытаясь выйти из сферы действия притягательного магнетизма, исходившего от его тела, который так тревожил и волновал ее.

Он растянулся на кровати и подложил одну руку под голову, как делала она. Он закрыл глаза и, казалось, отключился от окружающего. Элиза сидела в изножии кровати и пыталась воспроизвести музыку по памяти. Время от времени она бросала на Лестера взгляд, стараясь определить его реакцию. Но по выражению его лица ничего не могла понять – оно было совершенно серьезным и полностью расслабленным. Глядя на его черты – красиво очерченный рот, сардонически изогнутый, даже когда он был спокоен, густые крутые брови и намек на высокомерие во всем его лице, – она почувствовала такой прилив нежности к нему, что это почти повергло ее в панику.

Он открыл глаза и улыбнулся. Затем вздохнул и снял наушники.

– Как и султан в этой сказке, я укрощен, но теперь все во мне бурлит от эмоций. – Он попытался поймать ее за руку, схватил и притянул ее ближе. – В любовной музыке была такая страсть… А эта история принца и принцессы, которые поют друг другу о своей любви. У них прелестный дуэт, ты не находишь? – Она кивнула. – Когда слушаешь такие вещи, – продолжал он, – разве тебе не хочется сразу же тоже полюбить, чтобы дать волю своим страстям? Или ты просто используешь музыку для сублимации своих желаний? – Он сел на кровати и опустил ноги на пол, насмешливо улыбаясь. – А может, у тебя вовсе нет никаких желаний? – Элиза отдернула руку, и он засмеялся: – В чем дело? Разве тебе не нравится, что я пытаюсь пробиться через твою защиту? Надо сказать, защита у тебя крепкая. Такая неуязвимая, что даст отпор любому мужчине, можешь мне поверить.

Таким образом, он снова дал ей отставку, как непривлекательному, нежеланному существу, как совершенно пустому месту. Хотя про себя она готова была признать, что так оно и есть, тем не менее то, что он отверг ее, глубоко ее уязвило.

– Где ты все это взяла? – Он указал рукой на стереооборудование.

– В магазине. Мистер Поллард разрешает мне покупать все со скидкой.

– Раз он занялся продажей этого оборудования, я так понимаю, он тоже этим увлекается?

Она кивнула:

– Да, у него дома есть совершенно замечательные вещи такого рода.

– Он вроде бы имеет к тебе слабость? А почему ты не выходишь за него замуж? Подумай о том, сколько удовольствия тебе может доставить его стереотехника!

– Хочешь сказать, стоит выйти за него из-за его техники? – Они вместе рассмеялись. – Вот это будет современная разновидность брака по расчету!

Они снова засмеялись, и Элиза поймала себя на ощущении, совершенно для нее незнакомом, – ощущении духовной близости. Внезапно она почувствовала себя страшно уязвимой. Он, казалось, проник за ограждения, которые она выставила, даже без особых усилий, словно снял ставни с забитого досками дома и внутрь пролился солнечный свет. Внутри у нее что-то зашевелилось, как у человека, оживающего после продолжительного пребывания без сознания. Лестер Кингс больше не был другом детства – логически мыслящим, равнодушным, бесстрастным юношей, на которого она смотрела как на еще одного, своего брата. Это был незнакомый мужчина, который ворвался в ее личную жизнь, украл ее одиночество и расправился с ее самодостаточностью.

Она запаниковала. Каким-то образом ей нужно снова закрыть перед ним свой мир. Она схватила с полки пластинку, поставила на проигрыватель и включила его. Надев наушники, снова легла на кровать и уплыла прочь вместе с музыкой. Прежде чем закрыть глаза, она увидела, как он взял журнал и стал его бегло просматривать.

Она надеялась, что Лестер поймет ее намек и уйдет, но он явно никуда не собирался. Через некоторое время она открыла глаза и обнаружила, что он внимательно смотрит на нее. Это обстоятельство шокировало Элизу. Сердце забилось в унисон с волнами возбуждения, которое охватило все ее существо.

Она стала подниматься, широко раскрыв глаза, в которых застыло изумление. Сняла наушники, словно пытаясь расслышать его слова, но он молчал. Журнал, который он просматривал, упал на пол. Он поднял его, положил на стол и вышел.

Элиза села, уже больше не в состоянии погрузиться в музыку. Он ушел, и ей сразу захотелось вернуть его обратно. Она почувствовала, как внутри у нее шевельнулся страх, будто ее безопасности что-то угрожало, словно само основание, на котором стояла ее жизнь, начало двигаться у нее под ногами и земля разверзала под ней трещины, как во время землетрясения. Он превратил ее уединение в одиночество, и оно обратилось против нее, угрожая поглотить ее и пугая.

Глава 3

Отдел пластинок, о котором Фил Поллард мечтал уже несколько лет, наконец стал реальностью. В магазине были установлены кабинки для прослушивания, оснащенные наушниками, и на следующее утро прибыла первая партия виниловых дисков. Элиза помогла своему начальнику распаковать их и выставить на специально сделанный для них стеллаж.

Фил сказал ей, пока они работали:

– Сегодня ко мне придет молодая женщина. Если она мне понравится, я поставлю ее в отдел пластинок. Она знакомая моего соседа, кажется, работала в Лондоне, но сейчас ей нужно место поближе к дому. Кстати, – он доверительно понизил голос, – ее зовут миссис Хилл, но она вдова – ее муж умер вскоре после тога, как они поженились. Автомобильная авария. – Он печально покачал головой.

Элиза тут же представила себе раздражительную женщину средних лет, но Клара Хилл, как оказалось, совершенно не подходила под это описание. Это была молодая – моложе тридцати, как показалось Элизе, – очень милая и энергичная женщина. Фил сразу же проникся к ней симпатией и взял на работу.

Когда Клара вышла из его кабинета после собеседования, Элиза спросила у нее:

– Когда вы приступаете к работе? – ожидая услышать: «На следующей неделе», но вместо этого Клара сказала:

– Прямо сейчас, с этой минуты. Как я сказала мистеру Полларду, я горю желанием работать и готова приступить немедленно!

Клара Хилл, как вскоре выяснилось, была чрезвычайно общительной особой, и даже Элиза, которая обычно была скована и застенчива в обществе незнакомых людей, заметила, что отвечает ей с такой же теплотой.

Когда Элиза уходила на обед, Фил окликнул ее:

– Ты знаешь, что внук старого Кингса снова вернулся в наши края? Поговаривают, что он будет управлять бизнесом старика.

– Да, – ответила Элиза, – знаю, он заходил проведать нас в выходные.

Фил быстро взглянул на нее, и Элиза засмеялась, догадавшись, что мысленно он уже почти выдал ее замуж за Лестера.

– Он приходил в гости к моему брату, не ко мне. Да и все равно, он обручен.

Фил улыбнулся с видимым облегчением, потом снова нахмурился и спросил:

– А ты слышала, что старик Кингс купил поместье Дауэс-Холл?

На этот раз нахмурилась уже Элиза.

– А уж если Альфред Кингс завладеет чем-нибудь, – продолжал Фил, – это может означать только одно – он будет там что-нибудь строить.

В горле у Элизы застрял ком.

– Но ведь он не сможет этого сделать, ему придется получить разрешение на строительство, а местные власти ему в этом откажут, правда ведь?

Фил покачал головой:

– В том-то и беда – у них уже есть разрешение. Скорее всего, Альфред Кингс объявил владельцам, что покупает поместье только с этим условием, так что они подали запрос на получение разрешения, и дело в шляпе. Конечно, это увеличило цену, но старина Кингс даже глазом не моргнул, такой он богач. – Фил пожевал губами. – Если бы я только знал, как остановить старого черта.

– Но, – сказала Элиза, все еще не желая принимать эту новость как свершившийся факт. – Мы ходили туда гулять в воскресенье, и Лестер был с нами. Если они собираются там строить, он бы сказал об этом.

– Необязательно. Зачем он будет тебе рассказывать о своих делах?

«Действительно, – подумала Элиза, – мне незачем об этом рассказывать. Но он мог бы сказать об этом брату». Вечером, как только Роланд пришел домой, она с пристрастием его допросила. К ее ужасу, он все подтвердил.

– Это правда, Элиза, но Лестер велел мне не рассказывать тебе. Наверное, он не хотел тебя расстраивать.

Она воскликнула с сарказмом:

– Надеюсь, ты не хочешь этим сказать, что Лестер Кингс вдруг стал тактичным? Гораздо более вероятно, что, зная, как я люблю этот лес, он просто не хотел неприятностей.

– Ну, – брат неприязненно смерил ее взглядом, – он сегодня вечером придет, так что лучше мне предупредить его заранее, чтобы он был готов к твоему нападению, да?

– Он опять сюда придет? – спросила, она, крайне изумившись. – Зачем?

– Чтобы позвонить от нас своей девушке. Он говорит, что ему неудобно звонить из той дыры, где он живет, потому что телефон в холле и ему кажется, что хозяйка подслушивает каждое его слово. Да и вообще, – с вызовом бросил он, у него опять появился тон старшего брата, – почему бы ему и не прийти к нам? Он мой друг и может приходить, когда захочет. Он же ко мне приходит, а не к тебе. – И с этим убийственным замечанием он оставил ее.

Но приходил ли Лестер к ней или нет – не важно; она решительно была настроена увидеться с ним и была уже наготове, когда он вошел. Элиза набросилась на него, как участник демонстрации, который пытается одолеть особенно упрямого и могучего полицейского. И как она обнаружила, с тем же успехом.

– Я узнала от Роланда, – накинулась она на него, – что ты и твой дед намерены начать строительство в поместье Дауэс-Холл, в том числе в лесу.

– Ну и что?

– Это варварство! Как ты можешь даже думать о том, чтобы вырвать с корнем эти деревья и уничтожить всю эту красоту, и только для того, чтобы положить в карман побольше денег? Ты что, не можешь вести строительство в полях вокруг поместья и оставить лес в целости?

Он тихо ответил:

– Лес оставить невозможно. Он составляет часть поместья и находится прямо посередине той площади, которую мы намерены застроить. Да и вообще, при той цене на землю, которую мы заплатили, мы просто не можем себе позволить не вырубить этот лес.

– Когда мы ходили на прогулку в воскресенье, почему ты Роланду сказал, а мне нет? Ты что, боялся?

Он презрительно рассмеялся:

– Кого боялся – тебя? Я тебе ничего не сказал, дорогая Элиза, потому что знал, что у Роланда хватит здравого смысла, чтобы рассматривать это дело в практическом ключе, а вот ты тут же начнешь раздувать из мухи слона. И я оказался прав, как видишь.

Она резко повысила голос в отчаянной попытке заставить его понять свою точку зрения:

– Против тебя будут все местные жители. Ты же не считаешь, что они станут спокойно сидеть и смотреть, как уничтожают деревья, они попытаются что-нибудь предпринять, чтобы остановить вас.

– Они не смогут нас остановить. Нам уже дали лицензию на разработку земли. Нам с дедом принадлежит полностью все поместье, так что мы можем делать там, что хотим.

– Люди обратятся в суд, они добьются официального запрета.

– Ах вот как? Это не так просто, как ты думаешь. И потом, у меня есть свои методы обращения с такими людьми, которые ставят эстетику выше насущных потребностей, можешь иметь это в виду.

– Ты просто самый настоящий вандал! – воскликнула она, почувствовав свое поражение и скатываясь до оскорблений. – Ты безжалостный варвар, тебе приносит удовольствие разрушение!

Лестер обменялся снисходительной улыбкой с Роландом.

– Снова вспомнила детство. Знает, что проиграла, и пытается смягчить горечь тем, что обзывает меня. Если тебе это доставит удовольствие, давай продолжай, оскорбляй меня дальше. Меня это нисколько не беспокоит. – В ее глазах он заметил злость, увидел, как кулаки ее сжались, и иронически усмехнулся: – Еще минута – и ты начнешь меня тузить, как в детстве, когда я слишком сильно тебя доставал.

Она побледнела от его насмешки.

– Если и так, в этом будет не моя вина, а целиком твоя. Ты меня до этого доведешь. Ты такой… такой самоуверенный, такой… такой презрительный и высокомерный, такой чертовски надменный! Ты, видимо, совершенно уверен, что во всем прав, да?

Тут вмешался Роланд, зная непредсказуемый запальчивый нрав сестры:

– Помимо музыки, Лестер, этот лес – ее единственное утешение.

Но вмешательство Роланда, как оказалось, только ухудшило дело.

– Утешение? – едко переспросил Лестер. – Да какое ей утешение в ее возрасте нужно? Лучше заведи себе друга – если сможешь. Сделай что-нибудь, вернись к жизни. – Он с презрением посмотрел на нее. – Знаешь, если бы семнадцать лет назад мне кто-нибудь сказал, что ты вырастешь такой безжизненной, ледяной, безразличной ко всему куклой – хотя это слово содержит и положительное значение, которое к тебе никак не относится, – я бы посмеялся ему в лицо.

Его точно рассчитанное оскорбление вызвало в Элизе гнев, который никогда в жизни она еще не испытывала ни к одному живому существу на свете, и она знала, что, если он не перестанет ее провоцировать, она уже не сможет сдерживаться.

– Спасибо за немногие, но тщательно продуманные комплименты, Лестер Кингс. – Она задохнулась от возмущения. – Они прозвучали так оскорбительно, как только ты можешь произнести. Совершенно очевидно, что ты-то уж нисколько не изменился, даже если я стала другой. Ничего удивительного, что я ненавидела тебя со всеми твоими потрохами еще тогда. Я на самом деле так и не простила тебе того, как ты со мной обращался, когда мы были детьми. – Она вдруг ощутила боль в ладонях от впившихся в них ногтей. – Если это вообще возможно теперь я ненавижу тебя даже больше, чем ненавидела тогда. – Ей было досадно, что голос ее задрожал. – Зачем тебе вообще было возвращаться? Почему бы ты не мог остаться там, где ты был, в сотнях миль отсюда? Почему тебе не убраться опять туда?

Он засунул руки в карманы и улыбнулся Роланду.

– Она говорит, что ненавидит меня. – Взгляд его снова метнулся на нее. – Отлично, Элиза, значит, ты меня ненавидишь. Так пойди и оторви вторую руку у той куклы, что я подарил тебе. Мне это ничем не повредит, а ты, я уверен, получишь от этого огромное удовлетворение!

Она снова оказалась откинутой назад в прошлое и закричала в отчаянии от своей беспомощности в лицо его равнодушию и самообладанию. Она чувствовала, как ярость кипит в ней и переливается через край, и сделала безумное движение руками в его направлении. Он же, оставаясь спокойным и невозмутимым, стоял на месте.

Роланд выбросил вперед руку, чтобы удержать ее, Элиза развернулась и в бешенстве бросилась вверх по лестнице, успев услышать, как Лестер с нарочитым удивлением сказал:

– Боже правый, я, кажется, вернул ее к жизни!

Она бросилась в темноте на кровать, схватила подушку, избила ее и потом, всхлипывая, зарылась в нее лицом.

К тому времени как Элиза успокоилась, настал вечер. Она протянула руку и включила настольную лампу. Отец должен сейчас уже дожидаться своей обычной чашки чая. Она пошла в ванную и сполоснула лицо холодной водой. Вернувшись в спальню, припудрилась и взглянула на себя. Зрелище было не очень, к тому же она не могла скрыть отчаяние и опустошенность в глазах.

Она уныло причесалась и отвернулась от своего тусклого образа в зеркале. Когда она спускалась по лестнице, Лестер был уже в прихожей. Он разговаривал по телефону со своей невестой.

– Это прекрасно, дорогая, – говорил он. – Но ты могла бы написать хоть несколько строчек, прислать хотя бы открытку – все лучше, чем ничего. Что? Да, конечно, я на тебя не буду сердиться. Но давай постараемся, чтобы этого больше не было.

Элиза ступила на последнюю ступеньку, когда он говорил:

– Нет, не из моей конуры, из дома одного друга, Роланда Леннана. Я тебе о нем рассказывал. Это мой очень старый приятель. Да, мы с ним примерно ровесники. – Элиза постаралась прокрасться мимо него, когда его рука внезапно метнулась и схватила ее за запястье. – Нет, дорогая, он живет не один, у него есть отец и сестра. – Элиза попыталась вырваться, но Лестер держал ее крепко. – Какая из себя его сестра? – Он усмехнулся. – Нет, она не старше своего брата. Она моложе нас с ним – лет на восемь, кажется.

Элиза снова попыталась освободиться. Но он силой вынудил ее стоять рядом.

– Внешне какая? Ну знаешь, она тут стоит рядом со мной. В общем, просто проходу мне не дает. – Его наглая усмешка заставила Элизу сделать отчаянную попытку высвободиться, но его хватка только стала крепче. – Она, э-э-э, довольно высокая. Нет, ниже меня. А волосы – сейчас посмотрю – волосы светло-русые. Что? Мышино-серые? Да, пожалуй, это очень хорошее определение – и не только цвета волос, но и ее самой. – Он довольно легко справился с ее резким толчком, когда она опять попыталась вырваться. – У нее сверкающие глаза. – Его нахальный взгляд опустился ниже. – Грудь так и ходит от волнения…

– Лестер, – просипела она, – отпусти… меня… сейчас же.

Он проигнорировал ее мольбу.

– Хорошие ножки и такая фигура, знаешь, – ну, лучше оставлю это на волю твоего воображения. Собственно, если брать в целом, она потрясающая. Да, я специально. Хочу, чтобы ты меня ревновала. Положила ли она на меня глаз? – Он поднял взгляд и посмотрел на нее со злорадством. – Да, я бы сказал, положила. Я практически уверен, что, как только я отойду от телефона, она тут же на меня набросится.