Текст книги "Ты моя, Ангел, а я твой....(СИ)"
Автор книги: Лидия Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Новинки и продолжение читайте на сайте библиотеки https://www.litmir.club/
========== 1 глава ==========
Я вошла в класс биологии и у меня отвисла челюсть. На классной доске загадочным образом держались куклы Барби и Кен. Их руки были скреплены между собой и они были голые – за исключением нескольких мест, прикрытых искусственными листьями. Надпись, жирно нацарапанная над их головами розовым мелом, красноречиво гласила:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЕПРОДУКЦИЮ ЧЕЛОВЕКА (СЕКС)
Эллисон Арджент, стоявшая рядом со мной, произнесла:
– Так вот почему школа объявила камеры в телефонах вне закона. Такие картинки в электронном журнале убедили бы всех в том, что я должна заставить администрацию убрать биологию из школьного курса. И тогда этот час мы могли посвятить чему-то более продуктивному – натаскивать красивых старшеклассников, например.
– Почему же, Эллисон, – сказала я. – Я могла бы поклясться, что ты мечтала дорваться до этого предмета весь семестр.
Эллисон опустила ресницы и злобно ухмыльнулась: – Здесь я не узнаю ничего из того, что уже знаю.
– Эллисон? Как девственница?
– Не так громко. – Она подмигнула мне, едва зазвонил звонок, показывая, что нам пора занять места за нашей партой.
Тренер Бобби Финсток свистнул в свисток, висевший на цепочке у него на шее, и выплюнул его.
– Команда, по местам! – Тренер рассматривал преподавание биологии в десятом классе как одну из обязанностей своей работы в качестве тренера по лакроссу школьной команды и мы все это знали.
– Возможно, до вас еще не дошло, что секс – это нечто большее, чем пятнадцатиминутная поездка на заднем сиденье машины. Это наука. А что такое наука?
– Скукота, – крикнул какой-то парень с задних парт.
– Единственная вещь, которую я заваливаю, – сказал другой.
Взгляд тренера переместился на передний ряд, останавливаясь на мне.
– Лидия?
– Изучение чего-либо, – ответила я.
Он вышел вперед и уперся указательным пальцем в стол передо мной.
– Что еще?
– Знание, выявленное путем эксперимента и наблюдения. – Мило. Это прозвучало так, будто я прослушивалась для записи аудио учебника.
– Своими словами.
Я дотронулась кончиком языка до верхней губы и попыталась подобрать синоним.
– Наука – это исследование. – Прозвучало, скорее, как вопрос.
– Наука – это исследование, – сказал тренер, скрещивая руки. – Наука требует от нас, чтобы мы стали шпионами.
Исходя из этого, слово «наука» звучало почти смешно. Но я достаточно давно знала тренера, чтобы понимать, что он так просто не отстанет.
– Хорошая слежка требует практики, – продолжил он.
–, Как и секс, – с задних парт донесся очередной комментарий. Мы рассмеялись, а тренер предупреждающе указал на парня пальцем.
– Это не станет частью вашей домашней работы на сегодняшний вечер. – Тренер вновь обратил внимание на меня.
– Лидия а, ты сидишь с Эллисон с начала года.– Я кивнула, но у меня появилось дурное предчувствие, судя по тому, к чему это могло привести. – Вы обе делаете школьный электронный журнал. – Я снова кивнула. – Спорю, что вы довольно много знаете друг о друге.
Эллисон пнула меня ногой под столом. Я знала о чем она подумала. Что он даже не представляет, как много мы знаем друг о друге. И я имею в виду не просто те секреты, о которых мы пишем в своих дневниках. Она совсем на меня не похожа. У нее коричневые глаза, брюнетка и несколько лишних фунтов веса. У меня зелёные глаза и рыжие волосы. А фигура состоит из сплошных ног, как будто я – барный стул. Но между нами незримая нить, крепко связывающая нас: мы обе готовы поклясться, что она появилась задолго до нашего рождения. И мы обе клянемся, что она будет связывать нас вместе всю оставшуюся жизнь.
Тренер окинул класс взглядом.
–Я готов поспорить, что все вы достаточно хорошо знаете человека, сидящего рядом с вами. Вы ведь выбрали эти места по какой-то причине, верно? Близость. Слишком плохо: чтобы следить – нужно избегать близости. Это притупляет исследовательский инстинкт. А это значит, что с сегодняшнего дня, мы рассаживаемся по-новому.
Я открыла рот, чтобы запротестовать, но Эллисон опередила меня:
– Что за бред? Сейчас апрель. Кроме того, почти конец года. Вы не можете сейчас устраивать подобные вещи.
– Я могу рассаживать вас хоть каждое занятие до последнего дня семестра включительно. А если вы прогуляете мои уроки – придете ко мне на следующий год, и я снова вас рассажу.
Эллисон сердито посмотрела на него. Она знаменита этим взглядом. Злобно-шипящий взгляд. Не обращая на него внимания, тренер поднес свисток к губам и озвучил свою идею.
– Каждый ученик, сидящий по левую сторону стола – левую от вас – пересаживается на одно место. Те, кто в переднем ряду – да, включая вас, Эллисон, – пересаживается назад.
Эллисон засунула свою тетрадь в рюкзак и застегнула молнию. Я прикусила губу и помахала ей на прощание. Затем медленно повернулась, осматривая класс позади меня. Я знала имена всех одноклассников… за исключением одного. Новенький. Тренер никогда его не вызывал и, казалось, его все устраивало. Он сидел, ссутулившись, через одну парту от меня, холодные карие глаза пристально и неотрывно смотрели в одну точку перед собой. Как и всегда. Я ни секунду не сомневалась в том, что он сидел там день за днем, уставившись в никуда. Он о чем-то думал, но интуиция мне подсказывала, что я, возможно, не захочу знать, о чем.
Он положил свой учебник биологии на стол и сел на стул Эллисон.
Я улыбнулась.
– Привет. Я – Лидия.
Он скользнул по мне своими карими глазами и уголки его губ слегка поднялись вверх. Мое сердце на мгновение остановилось и в этот момент меня, как тенью, обволокло кромешной тьмой. Это чувство тут же исчезло и я по-прежнему смотрела на него. Его улыбка не была дружелюбной. Его улыбка говорила о неприятностях. Обещала их.
Я переключила внимание на классную доску. Барби и Кен смотрели на меня с неестественно жизнерадостными улыбками.
Тренер произнес:
– Репродукция человека может быть неприятным предметом.
–Уууууу… – застонал хор студентов.
– Который требует серьезного отношения. И, как любая наука, лучше всего изучается посредством выслеживания. Для всего класса: используйте этот способ, чтобы узнать о своем новом соседе как можно больше. Завтра принесите мне отчет о своих результатах и поверьте, я все досконально проверю. Это биология, а не английский язык, так что даже не думайте о том, чтобы выдумать ответы. Я хочу увидеть реальное взаимодействие и командную работу. – Все было предельно ясно. Или нет.
Я сидела совершенно неподвижно. Пока что счет был в его пользу – мне стоило бы улыбнуться и посмотреть, что из этого выйдет. Я сморщила нос, пытаясь определить, чем же он пахнет. Не сигаретами. Чем-то более насыщенным, сильным.
Сигарами.
Я отыскала часы на стене и переложила свой карандаш в другую руку. Поставила локоть на стол и оперлась подбородком на ладонь. Постаралась не вздохнуть.
Отлично. По этому предмету я провалюсь.
На лице тренера появилось подобие улыбки
Я смотрела перед собой, но слышала звук его пишущей ручки. Он писал и хотела бы я знать, что. Десять минут совместного сидения не могли дать ему достаточной информации для того, чтобы сделать обо мне какие-либо выводы. Скосив взгляд, я увидела, что он исписал уже несколько строк и все еще продолжал писать.
– Что ты пишешь? – спросила я.
– И она говорит на английском, – сказал он, продолжая небрежно писать, каждое движение его руки было одновременно и изящным, и небрежным.
Я подвинулась к нему настолько близко, насколько осмелилась, пытаясь прочесть, что же еще он написал, но он согнул листок пополам, закрывая от меня написанное.
– Что ты написал? – требовательно спросила я.
Он потянулся к моему чистому листу, придвигая его к себе. Смял в комок. Прежде, чем я смогла возразить, он запустил им в корзину для мусора, стоявшую у доски. И попал в нее.
Я ошарашено уставилась на мусорную корзину, не веря своим глазам. Затем открыла свою тетрадь на чистой странице.
– Как тебя зовут? – спросила я, держа карандаш наготове.
Я взглянула на него как раз вовремя, чтобы поймать еще одну мрачную усмешку. Казалось, он брал меня ей на слабо, – осмелюсь ли что-либо спрашивать у него.
– Твое имя? – повторила я, надеясь, что мне только показалось, будто мой голос дрогнул.
– Называй меня Стайлз. Серьезно. Так и зови.
Он подмигнул мне, когда говорил это, и я была абсолютно уверена, что он забавлялся надо мной.
– Чем ты занимаешься в свободное время?– спросила я.
– У меня нет свободного времени.
– Предполагаю, что эта работа на оценку, так что сделай мне одолжение?
Он откинулся на спинку стула, закидывая руки за голову.
– Какое одолжение?
Я была практически уверена, что он издевался, поэтому ухватилась за возможность сменить тему.
– Свободное время, – задумчиво повторил он. – Делаю картинки.
На своем листе я записала «Фотография».
– Я не закончил, – произнес он. – У меня практически полный набор об одной журналистке из электронного журнала, которая искренне считает, что правда жизни заключается в том, чтобы есть органическую пищу, тайком пишет стихи и трясется при мысли о том, что ей приходится выбирать между Стэн Фордом, Йелем и…. как называется тот огромный, на букву «Г»?
Я моментально уставилась на него, в абсолютном шоке от того, насколько прав он был. Но я чувствовала, что это была не всего лишь счастливая случайность. Он знал. И я хотела знать, откуда. И немедленно.
– Но ты не определишься ни с одним из них.
– Нет? – переспросила я, ничего не соображая.
Он засунул пальцы под сиденье моего стула, придвигая меня ближе к себе. Не будучи уверенной в том, должна ли я была отскочить назад и показать, что испугалась или ничего не делать и изобразить скуку, я выбрала последнее.
Он произнес:
– Несмотря на то, что ты успешно пройдешь во все три университета, ты откажешься от них из-за ярлыка заучки. Избегать суждений – твоя третья самая большая слабость.
– А моя вторая? – спросила я с тихой злостью. Да кто он вообще такой? Это что, какая-то извращенная шутка?
– Ты не знаешь, что такое доверять. Беру свои слова обратно. Ты доверяешь – просто не тем людям.
– А первая? – потребовала я.
– Ты держишь свою жизнь на коротком поводке.
– И что это должно значить?
– Ты боишься всего, что не можешь контролировать.
Казалось, волосы на моем затылке встали дыбом, а температура в комнате резко упала. В любом другом случае я бы немедленно направилась к столу тренера и потребовала, чтобы нас рассадили. Но я не хотела, чтобы Стайлз думал, что может поставить меня в неловкое положение или запугать. Я испытывала лихорадочную потребность защитить себя и решила прямо здесь и сейчас, что не сдамся до тех пор, пока он не сдастся первым.
– Ты спишь голая? – спросил он.
Мой рот предательски дрогнул, но я смогла удержаться.
– Ты последний человек, которому я бы об этом сказала.
– Когда-нибудь ходила к психотерапевту?
– Нет, – соврала я. Вообще-то я посещала школьного психолога, доктора Марин Моррелл. Но это был не мой выбор и об этом я точно не любила рассказывать.
– Делала что-нибудь противозаконное?
– Нет. – Превышение ограничения скорости время от времени не считалось. Но не с ним.
– Почему бы тебе не спросить меня о чем-то нормальном? Например… о том, какую музыку я люблю?
– Я не собираюсь спрашивать тебя о том, что я и так могу предположить.
– Ты же не знаешь, какую музыку я слушаю.
– Барокко. У тебя – все по указке, под контролем. Спорю, ты играешь на…виолончели? – Он произнес это так, как будто предположение возникло само, из воздуха.
– Неправда. – Еще одна ложь, но по коже пробежал холодок. Кем он был на самом деле? Если он знал, что я играла на виолончели, то что же еще он знал?
– Что это? – Стайлз указал ручкой на внутреннюю сторону моего запястья. Я инстинктивно его отдернула.
– Родимое пятно.
– Выглядит как шрам. Ты самоубийца, Лидия? – Наши глаза встретились и я почувствовала, как он насмехается. – Родители женаты или развелись?
– Я живу с мамой.
– А где отец?
– Отца не стало в прошлом году.
– Как он умер?
Меня передернуло. – Он был …. убит. Это личное, если не возражаешь.
Между нами повисла тишина и, в конце концов, выражение глаз Стайлза немного смягчилось.
– Должно быть, тебе было тяжело. – Это прозвучало искренне.
Прозвенел звонок и Стайлз вскочил на ноги, направляясь к двери.
– Подожди, – крикнула я. Он не повернулся. – Извини меня! Он уже выходил из двери. – Стайлз! Я так ничего и не узнала о тебе.
Он развернулся и подошел ко мне. Взяв мою руку, он успел что-то нацарапать на ней, прежде, чем я догадалась ее отдернуть.
Я посмотрела на семь цифр, написанных красными чернилами полукругом на кисти моей руки. Мне захотелось сказать ему, что его телефон сегодня вечером ни за что не зазвонит. Мне захотелось сказать ему, что это он виноват в том, что весь урок я отвечала только на его вопросы. Я хотела сказать много чего еще, но просто стояла там с таким видом, будто не знаю, как открыть рот.
В конце концов, я выдавила: – Я занята сегодня вечером.
– Как и я. – Он усмехнулся и ушел.
Я стояла, пригвожденная к месту, переваривая то, что только что произошло. Так он нарочно задавал мне кучу вопросов? И я завалю предмет? Он думал, что одна его показушная улыбка искупит все? Да, подумала я. Да, он так думал.
– Я не позвоню! – крикнула я ему вслед. – Никогда!
– Ты закончила свою статью для завтрашнего дня? – Это была Эллисон. Она подошла ко мне сзади, записывая что-то в свой блокнот, который везде с собой носила. – Я думаю написать о том, как несправедливо рассаживать людей. Меня посадили с девушкой, которая сказала, что только сегодня утром закончила курс лечения от вшей.
– Мой новый напарник,– сказала я, указывая на удаляющуюся спину Стайлза в коридоре. Он шел раздражающе уверенной походкой, какую обычно можно увидеть в паре с выцветшей футболкой и ковбойской шляпой. Стайлз не носил ни того, ни другого. Он был парень типа: темные джинсы Левайс – темная футболка – темные ботинки.
– Новенький старшеклассник? Полагаю, он недостаточно хорошо учился в первый раз. Или во второй. – Она хитро на меня посмотрела. – Третий раз очарователен.
– У меня от него мурашки по телу. Он знал о том, какую музыку я люблю. Безо всяких намеков с моей стороны, он сказал – барокко. – У меня плохо получалось изображать его низкий голос.
– Угадал?
– Он знал… другие вещи.
– Какие например?
Я вздохнула. Он знал больше, чем я хотела бы для того, чтобы спокойно себя чувствовать.
– Например, как залезть мне под кожу. – Сказала я в конце концов. – Я собираюсь поговорить с тренером о том, чтобы он рассадил нас обратно.
– Давай. Я могу использовать это для своей следующей статьи в электронном журнале. «Ученица десятого класса дает отпор». Нет, лучше даже: «Пересаживание со своих мест – пощечина по лицу». Ммм, мне это нравится.
К концу дня оказалось, что я единственная, кто сегодня получил пощечину по лицу. Тренер даже не дослушал мою просьбу о том, чтобы рассадить нас обратно. Это значило, что я зависла со Стайзлом.
Пока что.
========== 2 глава ==========
Мы с мамой жили в продуваемом всеми ветрами фермерском особняке восемнадцатого века на окраинах Колдуотера. Это был единственный дом в Боярышниковом переулке, ближайшие соседи находились почти в миле от нас. Иногда я задумывалась, понимал ли первый хозяин дома, что из всех возможных участков земли, он выбрал для строительства тот, который, казалось, представлял собой место пересечения многочисленных атмосферных потоков, гонящих туман со всего побережья Мэйна в наш двор. В данный момент дом был окутан сумраком, напоминающим о бродивших на свободе привидениях.
Я провела вечер, примостившись на барном стуле на кухне, в компании домашней работы по алгебре и Доротеи, нашей домработницы. Моя мама работала в Аукционной компании Хьюго Ренальди – она занималась организацией аукционов антиквариата и недвижимости по всему Восточному побережью. На этой неделе она работала в северной части Нью-Йорка. Ее работа подразумевала многочисленные командировки и она платила Доротее за уборку и готовку, но я была уверена, что должностная инструкция Доротеи включала в себя еще и бдительный родительский присмотр за мной.
– Как дела в школе? – спросила Доротея с легким немецким акцентом. Она стояла у раковины, отскребая подгоревшую лазанью от противня.
– У меня новый напарник по биологии.
– Это хорошо или плохо?
– Раньше моим напарником была Эллисон.
– Хмммм, – от яростных усилий по очищению отвисшая кожа на руке Доротеи мелко дрожала. – Значит, плохо.
Я вздохнула в знак согласия.
– Расскажи мне о своем напарнике. Что это за девочка?
– Он высокий, темноволосый и раздражающий.
И невероятно скрытен. У Стайлза были карие глаза. Вникали во все, но ни о чем не говорили. Хотя я и не хотела знать о нем что-то большее. Раз уж мне не понравилось то, что я увидела с первого взгляда, я сомневалась, что он мне понравится при более пристальном рассмотрении. Вот только это было не совсем правдой. Мне очень нравилось то, что я видела. Выступающие длинные мускулы на руках, широкие расслабленные плечи и улыбка, которая была полуигривой – полу обольстительной. Мне нелегко было сражаться самой с собой, пытаясь игнорировать то, перед чем не могла устоять.
В девять часов вечера Доротея закончила всю свою вечернюю работу и ушла, закрыв за собой дверь. Прощаясь, я дважды мигнула ей светом на крыльце. Видимо, свету удалось пробиться сквозь туман, потому что она ответила мне гудком. Я осталась одна. Попыталась разобраться со своими чувствами. Я не была голодна. Я не была уставшей. Я даже не чувствовала себя одинокой. Мне лишь не давало покоя мое задание по биологии. Я сказала Стайлзу, что не позвоню ему, и шесть часов назад я на самом деле так думала. Сейчас я думала только о том, что не хочу провалить задание. Биология была для меня самым трудным предметом. Моя оценка нерешительно металась между пятеркой и четверкой. По моему мнению, в этом и заключалась разница между полной и неполной образованностью в будущем.
Я прошла на кухню, взяла телефон и посмотрела на следы семи цифр, оставшихся на моей руке. Втайне я надеялась, что Стайлз не ответит. Если он будет недоступен или не будет помогать мне в выполнении задания, я смогу использовать этот аргумент, чтобы убедить тренера нас рассадить. Подбадривая себя, я набрала номер.
Стайлз ответил после третьего гудка,
– Что нужно?
Деловитым тоном я сказала:
– Звоню узнать, сможем ли мы сегодня встретиться. Я знаю, ты скажешь, что занят, но…
– Лидия, – Стайлз произнес мое имя так, словно оно было началом шутки, – я думал, что ты не будешь мне звонить. Никогда.
Я ненавидела себя за то, что глотаю слова. Я ненавидела Стайлза, подчеркивающего это. Я ненавидела тренера и его дурацкое задание. Я открыла рот, надеясь, что произнесу что-нибудь умное, – Итак? Мы сможем встретиться или нет?
– Так вышло, что я не могу.
– Не можешь или не хочешь?
– У меня в разгаре бильярдная партия, – я услышала улыбку в его голосе, – очень важная партия.
По шуму, сквозь который пробивался его голос в трубке, я верила, что он говорит правду – о партии в бильярд. Но вряд ли она была настолько же важна, как и мое задание, чтобы это стоило обсуждать.
– Где ты? – спросила я.
– Клуб у Бо. Не твоего типа заведение.
– Давай тогда проведем опрос по телефону. У меня есть список вопросов…
Он отключился.
Я уставилась на телефон, не веря в случившееся, потом вырвала из блокнота чистый лист и первой строчкой написала «Скотина». Строчкой ниже я добавила: Курит сигары, умрет от рака легких, надеюсь, что скоро. Отличная фигура.
И сразу же начала зачеркивать последнее предложение, пока его не стало невозможно прочитать.
Когда часы на микроволновке показали 21:05, я определилась с двумя вариантами. Либо я выдумываю свое интервью со Стайлзом, либо еду в заведение Бо. Первый вариант был бы привлекательным, если бы я могла отключить в своей голове голос тренера, говорившего, что он будет проверять совпадение ответов. Я мало что знала о Стайлзе, чтобы сфабриковать ответы на все вопросы. Второй вариант даже отдаленно не был привлекательным.
Я и без того уже долго размышляла над вариантами, так что решила позвонить маме. Частью нашего соглашения в ее работе и разъездах было то, что я должна вести себя ответственно, без необходимости меня контролировать. Мне нравилась моя свобода, и я не хотела натворить что-то такое, что заставило бы маму потерять в зарплате и устроиться на работу в городе, чтобы присматривать за мной.
На четвертом гудке включился ее автоответчик.
– Это я, – сказала я, – просто отмечаюсь. Мне надо закончить кое-какую работу по биологии, а потом я отправлюсь спать. Если хочешь, позвони мне завтра в обед. Люблю тебя.
Положив телефон, я нашла четвертак в кухонном столе. В решении сложных вопросов лучше положиться на судьбу.
– Орел – я еду, – сказала я профилю Джорджа Вашингтона, – решка – остаюсь.
Я подкинула четвертак в воздух, поймала его, прижав к тыльной стороне ладони, и мельком взглянула. Мое сердце стукнуло лишний раз и я сказала себе, что понятия не имею, к чему бы это.
– Теперь я ничего решаю, – сказала я.
Намереваясь расквитаться со всем этим как можно скорее, я схватила с холодильника карту, взяла ключи и вывела свой Фиат Спайдер на дорогу. В 1979 году эта машина была, вероятно, очень милой, но я не была в восторге от шоколадно-коричневой краски, от ржавчины, бесконтрольно расползавшейся под задним крылом, и от потрескавшихся сидений из белой кожи.
Клуб у Бо находился гораздо дальше, чем мне бы хотелось; почти на самом побережье, в тридцати минутах езды. С картой, прижатой к лобовому стеклу, я припарковала Фиат около большого угольно-черного здания с яркой неоновой вывеской КЛУБ У БО, ПЕЙНТБОЛ БЕЗ ПРАВИЛ И БИЛЬЯРДНЫЙ ЗАЛ ОЗЗА. На стенах красовалось граффити, картину дополняли многочисленные сигаретные окурки у фундамента. Наверняка в клубе Бо будет полно будущих членов Лиги плюща и других модных граждан. Я старалась выглядеть спокойной и бесстрастной, но внутри мне было не по себе. Дважды проверив, что закрыла все двери в машине, я направилась внутрь.
Я встала в очередь, дожидаясь, когда смогу пройти через ограждение из канатов. Как только группа передо мной расплатилась, я проскользнула следом, направляясь прямиком в сторону мигающих сирен и мелькавших огней
– Думаешь, заслужила бесплатный вход? – окликнул меня прокуренный голос.
Я обернулась и натолкнулась на разукрашенного татуировками кассира.
– Я не собираюсь играть, я ищу кое-кого, – сказала я.
Он ухмыльнулся.
– Хочешь пройти мимо меня – плати.
Он положил свои лапищи на стойку, показывая мне прайс-лист, в котором было указано, что я смогу пройти внутрь за 15 долларов и только наличными.
Наличных у меня не было. А если бы и были, я не стала бы их тратить на то, чтобы достать Стайлза своими вопросами о его личной жизни. Я опять разозлилась на то, что нас рассадили со старых мест и, в первую очередь, на необходимость находиться здесь. Мне всего лишь надо было найти Стайлза, а поговорить мы могли бы и на улице. Проделав такой путь, я вовсе не собиралась уезжать с пустыми руками.
– Если я не вернусь через 2 минуты, я заплачу вам 15 долларов, – сказала я. До того, как придумать решение получше или хотя бы запастись толикой терпения, я сделала то, что никак не было мне свойственно – нырнула под канаты. Там я не остановилась. Я ринулась в клуб, ища Стайлза. Я говорила себе, что поверить не могу в то, что делаю, но уже походила на несущийся с горы снежный ком, стремительно набиравший скорость и массу. В тот момент мне хотелось всего лишь найти Стайлза и убраться восвояси.
Кассир кинулся за мной с криком.
– Эй!
Абсолютно точно, что Стайлза на первом этаже не было, и я побежала по ступеням вниз, следуя за указателями Бильярдного клуба Озза. Внизу, рядом с лестницей, узкие полосы света освещали несколько столов для игры в покер: все они были заняты. Дым сигар, клубившийся под потолком, по плотности напоминал туман возле моего дома. Между барной стойкой и столами для покера расположился ряд бильярдных столов. Стайлз растянулся на одном из самых дальних, готовясь к сложному решающему удару.
– Стайлз! – крикнула я.
В тот же момент он ударил кием в центр стола. Он приподнял голову и посмотрел на меня со смесью удивления и любопытства.
Кассир, скатившись со ступеней за мной, схватил меня за плечо, – Наверх. Немедленно.
Губы Стайлза в очередной раз сложились в намек на улыбку. Сложно сказать, была ли она ехидной или дружелюбной.
– Она со мной.
Видимо, это заставило кассира засомневаться и он ослабил хватку. Пока он не передумал, я стряхнула его руку и, лавируя между столами, направилась к Стайлзу. Я уверенно сделала несколько широких шагов, но чем ближе я приближалась к нему, тем сильнее чувствовала, как моя уверенность тает.
Я сразу же заметила, что он изменился. Я не могла определить точно, но это чувствовалось; словно витало в воздухе. Больше враждебности?
Больше уверенности.
Больше свободы быть собой. И эти карие глаза меня не отпускали. Они, словно магниты, следовали за каждым моим движением. Я судорожно сглотнула и постаралась не замечать подкатывающих приступов тошноты. Со Стайлзом явно что-то было не так. Было в нем что-то необыкновенное. Что-то…опасное.
– Извини, что отключился, – сказал он, подходя ко мне, – здесь не очень хорошая связь.
Ну конечно.
Кивком головы Стайлз попросил остальных удалиться. Тягостное молчание повисло до того, как кто-то двинулся с места. Первый уходящий парень, проходя мимо, двинул меня плечом. Я отступила, чтобы обрести равновесие, и тут же натолкнулась на холодные взгляды двух других уходящих игроков.
Отлично. Не моя вина, что Стайлз – мой напарник.
– Восьмой шар? – спросила я, приподнимая брови, и стараясь выглядеть уверенно относительно того, что говорю и того, что меня окружало. Может быть, он был прав и Клуб у Бо не был привычным для меня местом, но это не значит что я буду чуть что нестись к дверям на выход, – Насколько высоки ставки?
Его улыбка стала шире. В этот раз я была уверена, что он ехидничает.
– Мы не играем на деньги.
Я поставила сумку на край стола.
– Очень жаль. Я бы поставила все, что у меня есть, против тебя.
Я достала свои записи с двумя заполненными строчками.
– Парочка коротких вопросов и я исчезну.
– Скотина, – прочел вслух Стайлз, опираясь на кий, – Рак легких? Предполагается, что это сбудется?
Я помахала опросником в воздухе.
– Думаю, что ты внес свой вклад в атмосферу. Сколько сигар за ночь? Одна? Две?
– Я не курю, – прозвучало это искренне, но я не купилась.
– Ну-ну, – сказала я, пристраивая свой блокнот между восьмым и темно-фиолетовым шарами. Нечаянно я толкнула темно-фиолетовый шар, когда вписывала «определенно сигары» в третью строчку.
– Ты нарушаешь партию, – сказал Стайлз, все еще улыбаясь.
Я встретилась с ним взглядом и, не удержавшись, слегка улыбнулась в ответ.
– Надеюсь, не в твою пользу. Самая большая мечта? – я гордилась этим вопросом и была уверена, что он поставит его в тупик. Он подразумевает обдуманность ответа.
– Поцеловать тебя.
– Несмешно, – сказала я, не отводя глаз и радуясь, что не запнулась.
– Нет, но зато ты покраснела.
Я, подтянувшись, села на край стола, стараясь выглядеть бесстрастной. Скрестила ноги, чтобы использовать колено в качестве письменной доски.
– Ты работаешь?
– Убираю со столов в Бордерлайне. Лучшая мексиканская кухня в городе.
– Религия?
Вопрос его не удивил, но и не обрадовал.
– Ты сказала, что задашь парочку коротких вопросов. Этот уже четвертый?
– Религия? – спросила я тверже.
Стайлз задумчиво провел рукой по нижней челюсти.
– Не религия… культ.
– Ты принадлежишь к культу? – я запоздало поняла, что, пусть я и удивилась, но это было ожидаемо.
– Ну, раз уж это всплыло, то мне как раз нужна здоровая девушка для жертвоприношения. Сначала я хотел было заставить ее проникнуться ко мне доверием, но если ты готова сейчас…
На моем лице не осталось и тени улыбки.
– Не впечатлил.
– Да я еще даже не пытался.
Я спрыгнула со стола и встала перед ним. Он был на целую голову выше.
– Эллисон сказала, что ты нас старше. Сколько раз ты уже проваливал биологию за 10-ый класс? Один? Два?
– Эллисон не мой пресс-секретарь.
– Отрицаешь, что провалился?
– Я тебе говорю, что не ходил в школу в прошлом году, – его глаза смеялись надо мной. Что еще больше уверило меня в своей правоте.
– Ты прогуливал?
Стайлз положил кий на стол и поманил меня пальцем, я не подошла.
– Страшная тайна, – сказал он таинственным голосом, – я никогда раньше не ходил в школу. Еще одну тайну? Это оказалось не так скучно, как я ожидал.
Он врал. Все ходят в школу. Есть же законы. И он врал, чтобы разозлить меня.
– Ты думаешь, я лгу, – улыбаясь, сказал он.
– Ты никогда не ходил в школу? Допустим, это так, как ты и утверждаешь, хоть я тебе и не верю, тогда что заставило тебя пойти в этом году?
– Ты.
Во мне проснулся страх, но я сказала себе, что именно этого он и добивается. И вместо этого, я, придерживаясь выбранной линии поведения, постаралась выглядеть раздраженной. Хотя мне все равно потребовалось время, чтобы ко мне вернулась речь.
– Это не настоящая причина.
Видимо, он сделал шаг ко мне, потому что внезапно наши тела оказались разделены лишь тонкой воздушной гранью.
– Твои глаза, Лидия. Твои холодные, зеленые глаза удивительно и невероятно притягательны, – он склонил голову, словно рассматривая меня под новым углом, – и эта убийственно изогнутая линия губ.
Испуганная не столько его замечанием, сколько той частью меня, что отреагировала на это с радостью, я отступила назад.
– Хватит. Я ухожу.
Но как только слова слетели с моих губ, я поняла, что это неправда, мне очень хотелось сказать ему кое-что. Пытаясь разобраться в хороводе мыслей в своей голове, я искала то, что хотела сказать ему. Почему он был таким саркастичным, и почему вел себя так, словно я сделала что-то, чем заслужила такое обращение?
– Похоже, ты многое знаешь обо мне, – сказала я, в тысячу раз преуменьшая действительность, – больше чем должен. Похоже, что ты точно знаешь, что сказать, чтобы я чувствовала себя неловко.
– Ты упрощаешь задачу.
Вспышка гнева пронеслась во мне.
– Ты признаешь, что делаешь это специально?
– Это?
– Достаешь меня.
– Скажи «достаешь» еще раз. Твои губы выглядят очень соблазнительно, когда ты это произносишь.
– Мы закончили. Можешь продолжать играть, – я стянула его кий со стола и протянула ему. Он его не взял.
– Мне не нравится сидеть рядом с тобой, – сказала я, – мне не нравится быть твоим напарником. Мне не нравится твоя снисходительная улыбочка.