Текст книги "Три поцелуя (ЛП)"

Автор книги: Лэйни Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава десятая
Шедевр

Мощный голос Анамик заполнил весь дом, проник в сад и долетел до жилиц прислуги. Всякая душа, услышавшая головокружительную арию Изольды, – умерла. Васудев сидел на корточках в саду. Когда его ушей коснулось пение девушки, оно будто опьянило его. Но он не мог умереть, потому что давно уже не был живым, и после того, как голос умолк, он моргнул и стряхнул с себя оцепенение. Его губы расплылись в недоверчивой улыбке, он радостно воскликнул, подскочил и нырнул обратно в Ад, чтобы сосчитать все вновь прибывшие души.

Не могло быть никаких сомнений: это проклятие было его шедевром!

На крыше, от куда Прандживан обычно шпионил, на веревке воздушного змея скорбно покачивалась его тень. Тень спустилась вниз, чтобы заглянуть в окно. Конечно, он не слышал пения, так как у теней нет ушей, но он видел одетого в белое хитмутгара с полным подносом блюд из шербета, внезапно замерзшего на полпути и рухнувшего на пол замертво. И хитмутгар был не единственным.

Англичане в бальном зале так же застыли. Они уже опустились на пол, некоторые так и остались вместе в объятьях танца, упав на колени, подобно марионеткам, про которых позабыл куклавод. Иные просто упали. Женские лодыжки торчали из‑под юбок, обнажая бледность кожи. По чьей‑то мертвой переносице прогуливалась муха. Глаза всех, без исключения, были открыты.

Едва заметное движение в дверном проеме: рука Анамик в волосах Джеймса, когда она уложила его голову себе на колени. Она провела кончиками пальцев по его лицу, очертив скулы, ощутила, как покалывает кожу его щетина. Она дотронулась до места, где были бы его ямочки, если бы он улыбнулся ей, чего он никогда больше не сделает.

Белки его глаз казались белесыми кольцами вокруг радужки. У него был взгляд человека, который только что очнулся от ночного кошмара. Тень Прандживана видела, как Анамик взяла кольцо из мертвой руки Джеймса и надела его себе на палец, подняв руку так, что крошечный бриллиант кольца засверкал на свету.

А после она склонилась над ним, прижалась лицом к шее его мертвого тела и заплакала.

Глава одиннадцатая
Прекрасный огонь

– Шестьдесят три, – сосчитал Васудев, когда последние из повес и слуг были преданы Огню. – Шестьдесят три! – Он прыгал вокруг чайного столика, ликуя. На это ушло восемнадцать лет, но ожидание того стоило. А как роскошно были разодеты англичане на пороге смерти! Смокинги и вечерние платья, кружева и перья, так и брызгали искрами, когда Огонь затягивал их в себя.

Демону безумно хотелось позлорадствовать. Он думал, что ему придется вернуться в мир и проскочить мимо Прандживана, чтобы станцевать вокруг смертного одра Эстеллы, но, как оказалось, ему не нужно было никуда идти. Эстелла пришла к нему сама.

Васудев увидел, как она спускается по длинному ониксовому туннелю, и вид ее на мгновение лишил демона дара речи. Она больше не могла ходить. Ее несла на руках тень Прандживана, тянув за собой воздушного змея. Тень несла ее легко и очень бережно, точно так же, как когда‑то старая стерва убаюкивала души детей, которые она вынесла из Огня за свою долгую и странную карьеру в Аду. Она выглядела такой хрупкой. Шпильки выпали из волос, и те растрепались, безвольно повиснув серебряными нитями. Но при всей ее хрупкости и растерянности глаза горели прежней яростью.

Мгновение безмолвия Васудева миновало, и он прокричал:

– Дорогая, как мило с твоей стороны заглянуть на огонек! Слыхала? Пришла взглянуть на тела? Что об этом толкуют в городе? Шестьдесят три! Шестьдесят три. Думаю, мы оба согласимся, что этот раунд за мной.

Эстелла в ответ прошипела:

– Васудев, это не допустимо! Сверх всякой меры!

– Сверх меры? А какое отношение имеет к этому понятие мера? В этом прелесть пикантных мелких проклятий, таких как эти, Эстелла. Никогда не знаешь, чем они могут обернуться. Оставь свою спесь. Ты знала правила игры!

– Яма одобрил твои правила? Мера и равновесие должны быть соблюдены. Таково его правило.

– Странно, когда я позволял тебе забирать несколько детских душ сверх отведенного, ты не заикалась об этом правиле. – Васудев усмехнулся. – Ты не возражала против проклятий тогда, когда чаша весов склонялась в твою сторону. Ты просто не умеешь проигрывать.

Эстелла начала было отвечать, но сказать было нечего. Он был прав. Она терпела его порочную игру проклятий только потому, что та служила ее целям, и это проклятье было плодом их многолетнего «сотрудничества», и невинная девушка превратилась в убийцу всех, кого она знала. Тело Эстеллы обмякло в руках тени. Женщина признала свое поражение. Она ничего не могла сделать. Спасение этих душ было выше ее сил. Она вышла из Огня в последний раз. Когда в следующий раз это прекрасное инферно окутает старую стерву, чтобы очистить душу от грехов и унести воспоминания, она не вернется обратно, пока Яма не поместит ее душу в новое тело, человека или зверя. Именно так все было устроено. Огонь вбирал души и обновлял их, а Яма вплетал их в новые тела по своему усмотрению. Эстелла может переродиться тигрицей или речным дельфином, или горным козлом, который умеет балансировать кончиками копыт на горной гряде. Или возможно она вновь переродится в женщину, возможно ту, у которой случится любовь на всю жизнь, а не только память о ней.

Она обнаружила, что с тоской смотрит на пламя.

Она была готова; она была уже давно готова. Ее душа жаждала Огня. Только одна‑единственная причина удерживала ее в этом лимбо затяжной смерти – гораздо худшем виде смерти, нежели тот, на который она когда‑либо обрекала нечестивцев – и этой причиной был Васудев. В течение шестидесяти лет, силой, которую Яма даровал ей, она предотвращала самые кровожадные из проклятий, инициированных демоном. Но она знала, что недовольство концентрировалось в нем, и что рано или поздно, оно найдет выход в то мгновение, когда он освободится от нее.

– Моя дорогая, – произнес он нарочито вежливо, – ты выглядишь уставшей. Не присядешь? – Он выдвинул из‑под чайного столика стул для нее. – Что‑нибудь выпьешь? – Губы его вытянулись в оскал. Не в силах сдержать себя, он выпалил: – Последнюю чашечку чая перед тем, как сгореть, старая стерва?

– Нет, спасибо, – ответила она. – Я больше не играю с тобой в вежливость, демон.

– Да. Покончим с этим. Вот она ты! Чего ждешь? Вперед. Ты еще можешь догнать своих соотечественников, если поторопишься. Знаешь, что я сделаю, когда ты исчезнешь? «Прандживан» может и означает «жизнь», но это его не защитит. Отнюдь. Я придумаю для него что‑нибудь медленное, чтобы воздать ему за все те годы, что мне приходилось стучаться в заднюю дверь, как какому‑то торгашу. А потом? Эстелла, у меня столько всего накопилось, за эти годы. Я собираюсь отправиться в паломничество и найти каждого сопляка, которого ты когда‑то спасла, и заставить пожалеть, что он не умер еще тогда. О, я далеко не всех помню, но сделаю все возможное, чтобы найти как можно больше.

Эстелла решительно приказала поставить тени Прадживана ее на ноги. Тень сделала так, как она велела, но она не отпустила руку старухи, пока та делала неуверенные шаги навстречу Васудеву.

– Яма этого не потерпит, Васудев. Слышишь меня?

– Как думаешь, сколько времени пройдет, пока он заметит? Когда у него будет возможность посетить наш маленький уголок Ада? Когда он сюда заглядывал последний раз? – Он насмехался над ней. Эстелла иногда воображала, что чувствует присутствие Владыки Ада, будто он подошел совсем близко к великому Огню, но она не видела и не слышала его уже шестьдесят лет, с тех пор, как она впервые пришла, только став вдовой, и он возложил на нее этот ужасный долг.

Теперь, ее голос дрожал, она прошептала:

– Ты не можешь этого сделать…

Но Васудев только рассмеялся.

– Не могу? Иди и сдохни, Эстелла. Наша маленькая договоренность не может длиться вечно, и, – о мои зубы! – это продолжалось достаточно долго. У тебя никогда не было здесь никаких дел. В аду нет места для живых!

В это мгновение они оба услышали характерный звук в коридоре. Глаза Васудева расширились, и Эстелла нашла в себе силы выпрямиться. Это был звук шагов. В едином порыве они повернулись, чтобы всмотреться в сверкающий чернотой туннель. Они оба знали, что души дрейфовали по этим дорогам бесшумно, как бабочки. Мертвым не дано производить стук шагов.

Это умели делать только живые.

Затаив дыхание, они наблюдали. Сначала они смогли разглядеть только размытые очертания, но вскоре те сформировались в фигуру девушки, которая шагала, изучая, непоколебимую решительность, подобно той, которая появляется, когда следуешь своей судьбе, возможно обрекая себя на гибель. Это была Анамик. Ее глаза были все еще широко распахнуты. В них читалось потрясение. Она держала в руках свободный конец веревки, тянувшегося от Прандживана. Он вел ее, подобно спасательному кругу во тьме, и теперь, когда она обогнула изгиб и столкнулась лицом к лицу с Огнем, ей пришлось зажмуриться, потому что его пламя слепило.

Когда девушка открыла глаза и моргнула, она увидела силуэты на фоне Огня и направилась к ним. Прошло несколько месяцев с тех пор, как она видела старую стерву в городе, и была потрясена произошедшими переменам с ней. Много раз она думала постучаться в дверь ее дворца или подойти к ней на улице и испытать проклятье на том, кто его принёс. Она мечтала об этом, но никогда не решалась. И вот теперь старая стерва стояла перед ней, исхудавшая и почти прозрачная как сухой лист, и Анамик прикусила язык. Ей хотелось большего, чем месть. Она хотела вернуть Джеймса и всех остальных, родителей и сестер, свою айю и старого раджпутского воина, который плюнул на собственное достоинство, чтобы подобно пони вести ее за собой. Но если бы она произнесла это все вслух, то опять убила бы, и не осталось бы никого, кто сказал бы ей что делать.

– Ты пришла за ним, дитя? – спросила Эстелла.

Анамик кивнула.

Васудев раздраженно вздохнул. У него был недовольный, но расчетливый взгляд.

– Очень жаль, – сказал он. – Ничего не поделаешь. Владыка Ада уже уготовил ему иную участь, как и остальным. Видишь ли, ты опоздала. – Он указал на Огонь.

Анамик во все глаза уставилась на Огонь. Отблески пламени плясали в ее серых глазах оранжевыми языками, и на ее прекрасном лице появилось выражение отчаяния.

– Бедняжка, – произнес демон. – Лучше просто разворачивайся и уходи, пока можешь. – Он сделал шаг вперед и взял Анамик под локоть, почти любезно. Он повел себя почти как маленький джентльмен, когда начал направлять ее в туда, откуда она пришла.

Ошеломленная, девушка посмотрела через плечо на Эстеллу, которая неожиданно крикнула:

– Постой, дитя.

Васудев поморщился.

– Нет времени на глупости. Иди, иди.

Эстелла усмехнулся. Звук получился резким.

– В чем дело, Васудев? Боишься чего‑то?

Васудев насупился.

– Боюсь? Ничуть! Беспокоюсь за девушку. Здесь не место для живых!

– Разве? – Эстелла прошила демона взглядом. – Анамик, подойди.

Анамик подошла к старухе. Васудев стиснул зубы. Его глаза тревожно метались между Огнем и этой живой девушкой, горе которой так напоминало ему горе Эстеллы, десятилетия назад.

– Я сожалею, что тебя втянули в этот извращенный мир демона, дорогая девочка. Твое проклятие было поражением моей души восемнадцать лет назад. Но ты должна знать, что благодаря этому двадцать два ребенка пережили землетрясение. Проклятье спасло им жизни. И за все эти годы молчания, твоя воля спасла жизней намного больше.

– Она никого не спасла, – раздраженно возразил Васудев. – Решить не убивать – это не то же самое, что спасать.

– В твоих устах – в этом нет большого различия, – ответила старуха.

Анамик пришла в замешательство. Эстелла схватила девушку за руку. Казалось, что голос старухи становился слабее с каждым произнесенным словом:

– Смерть не обмануть, – прошептала она. – Всем мы пройдем через очищающий Огонь и возродимся в телах, что мы заслужили, в человека или сверчка, шакала или орла. Эти решения принимает только Яма, единственное на что я могу повлиять – это решить: когда и кто заслужил больше времени, прежде чем попасть в Огонь. Я добивалась многих лет жизни для детей, и не было ничего в том, кроме торгов. Грязные души ради одной чистой, душа за душу, вот, как все устроено. Но в день твоего крещения Васудев даром предложил души двадцати двух людей. Но разумеется все оказалось не так просто.

– Уверен, что это все, конечно, безумно интересно юной леди, – прервал ее Васудев. – Но пора ей уже выбираться отсюда. Мисси? Эстелле пора уже обрести успокоение, чтобы наконец сдохнуть.

– Не совсем, – возразила Эстелла, извлекая из складок шали флягу и протягивая ее Анимик. – Дитя, быстро, выпей это.

Васудев ахнул.

– Нет! Ты не можешь! – брызгая слюной, воскликнул он.

Анамик перевела взгляд с демона на старуху и обратно. А потом Эстелла прошептала:

– Еще не поздно спасти его.

И Анамик схватила флягу и опустошила ее. Вкус специй и трав обжег гортань, и она почувствовала, как это жжение распространилось по телу и проникло в кровь, ускорив ее движение.

Васудев возбужденно запрыгал, пританцовывая и выкрикивая:

– Ты не можешь этого сделать! Яма никогда этого не одобрит!

– Жизнь за жизнь, – сказала Эстелла. – Таков закон. – Да, она была очень больна, кожа обтянула тонкие кости, но при этом походила на богиню, серебристые нити волос которой раздувало жаркое дуновение сквозняков темного коридора. Ее взгляд был непоколебимым и ясным. Она повторила: – Жизнь за жизнь, – а затем добавила, – моя жизнь взамен его.

Анамик пристально посмотрела на женщину. Тень Прандживана прильнула к своей хозяйке. Демон зарычал:

– Нет! Так не пойдет! Перестань нести эту чушь!

Эстелла напряженно вгляделась в глаза Анамик и проговорила:

– Говори, дитя, и придай мою душу Огню. Я последую дальше и найду твоего солдата. Ты можешь вывести его отсюда. Говори. Прямо сейчас, – сказала она, моля. – Скажи что угодно. Назови его имя. Пожалуйста…

«Джеймс», – произнесла мысленно Анамик, держа его имя на кончике языка, подобно семечке, содержащей целую жизнь, которая могла, вот с этого самого мгновения, переплестись с ее жизненной энергией и распуститься в прекрасную лозу. Но она не могла произнести его имя, не теперь. Потому что тем самым оно стала бы орудием убийства. Лицо Эстеллы было полным надежды, мольбы. Анамик не произнесет имя любимого, но у нее возникла другая идея. Она медленно выдохнула, а затем глубоко вздохнула. И во второй раз в своей жизни она выпустила свой голос из клетки.

Она запела.

Когда Эстелла услышала девичий голос, перед тем как ее глаза закатились, они успели преисполниться счастьем. А потом она рухнула, но тень Пранджавана успела подхватить женщину на руки.

Анамик пришлось моргнуть. Тень держала тело на руках, но душа Эстеллы все еще стояла перед девушкой, невесомая и радостная. Свободная. Она стояла и слушала, пока голос Анамик парил в воздухе, потом она развернулась и поманила девушку к Огню на легких как перышки ногах. Старуха нырнула в пламя, а следом за ней исчезли и длинные локоны ее волос. Поблескивая как зажженные фитили, они трепетали и трещали, пока огонь полностью ее не окутал.

Не переставая петь, с отчаянно бьющимся сердцем, Анамик последовала за ней.

В Огонь.

Он вобрал ее в себя. Бушевал вокруг нее. Она чувствовала его тепло, но он не обжигал ее. Она чувствовала себя твердой, как бриллиант. Целостной. Она продолжала петь.

Васудев, оставшийся где‑то там позади, в черном туннеле, был ошеломлен звуком ее голосом. Его глаза расфокусировались, нижняя челюсть отвисла, слюни нитями свисли с его заостренных зубов. Тень Прандживана все еще держала хрупкое старое тело Эстеллы на руках. Он плавно вошел в Огонь следом за Анамик, и в отличие от душ, которые могут существовать в инферно бесконечно долго, тень и кожа имели земное происхождение, а потому немедленно сгорали, не оставляя после себя ничего, даже пепла.

В Огне глаза Анамик были открыты, и она увидела бесчисленное множество душ, дрейфующих вокруг нее, души, подобные металлу алхимика, трансформировались в этом великом тигле, плавились, становясь иными, обновленными. Она поплыла, следуя за шлейфом волос Эстеллы сквозь пламя. Она пела. С каждой нотой душа ее познавала все больше и больше радости, словно ее голос вновь и вновь с каждым пропетым словом сбегал из заточения.

И потом, внезапно, она осознала некое присутствие поблизости в море пламени, величественный и обжигающий до волдырей интеллект, скрытый от глаз. Яма собственной персоной, Владыка Ада. Он был повсюду, незримый. Слушал. И она продолжала петь все роли, которые знала наизусть. Кармен, Манон, Эвридика, Мюзетта, Изольда. Liebestod – плач по мертвой любви. Она пела не переставая.

И она все еще пела, когда обнаружила, что Джеймс медленно кружится в пламени. Его глаза были открыты, но слепы. Ее голос дрогнул, и она умолкла.

– Изысканно, – сказал Яма.

Анамик обернулась, но не увидела никакого колосса тени или фигуры в Огне. Возможно, подумала она, он и есть Огонь.

– Забирай своего возлюбленного и уходи, – продолжил Владыка Ада. – И остальных. Души Эстеллы будет достаточно, чтобы обменять их все. Но тебе придется доплатить.

– Я заплачу любую цену, – сказала Анамик. Это были первые слова, которые она произнесла, а не пропела, но они шли от самого сердца. Да, она собиралась заплатить любую цену.

– Ты заменишь ее, и станешь служить Послом в Аду.

Спазм страха, но Анамик кивнула.

– Я согласна на что угодно, – повторила она. Жара усиливалась. Она чувствовала, что пламя подбиралось все ближе. Действие тоника иссякло. И в это мгновение ее вырвали из объятий пламени. Она рухнула и почувствовала под своим лицом горячий ониксовый пол. Поднявшись на ноги, она увидела Васудева, стоящего у чайного столика. Демон только‑только очнулся от транса. Она не увидела ни Джеймса, ни остальных и не стала глядеть по сторонам в их поисках. Она вновь запела, взяв обгоревший конец веревки Прандживана и по ней пошла прочь из Ада. Она училась на ошибках Морфея и не оглядывалась назад.

Глава двенадцатая
Посланница Ада

Жена Джеймса никогда не говорила ему вслух, что любит его, но он научился безоговорочно в это верить. Существуют иные способы показать свою любовь, например, вытащить любимого из Ада. Их свадьба была скромной, только они, Прандживан, навсегда потерявший тень, и родители и сестры Анамик, которые помнили каждый миг своего странного воскрешения. Все они стояли рядом со священником в саду, и Анамик беззвучно произнесла слова клятвы, в то время, как Джеймс тихонько ее проговорил. Голос его был хриплым и дрожал от волнения.

После была широкая белая кровать с балдахином из москитной сетки, вздымающимся под воздействием вентилятора, и прохладные ноги и руки, переплетенные под белой простыней. На этот раз, когда Анамик и Джеймс целовались, больше не было ни страха, ни спешки, ни столкновение зубов, но только томление и сладость, и губы отрывались от губ, чтобы отведать изгибы шеи и плеч друг друга, ладони; трепетание хрупкости век, гладкие изогнутые долины спины. Безмолвная невеста закусила губу, и ничто не могло ее заставить издать звук‑убийцу, ни удовольствие, ни боль. Она открыла для себя и то, и другое молча.

Шли годы, и в их доме трижды появлялась колыбелька, а Анамик трижды зажимала в зубах кожаный ремешок, чтобы дать жизнь двум мальчикам и одной девочке. Рожая мальчиков их прекрасная мать не проронила ни звука, но своенравная мечтательница, таки вырвала из нее единственный вскрик. И несчастной матери пришлось на шатких ногах пройти по ониксовому проходу, завернутой в окровавленную пеленку колыбели, чтобы вернуть своего ребенка. Васудев спрятался за чайным столиком. Он даже не пытался с ней торговаться, и как только душа девочки оказалась на руках у матери, она спела дочери колыбельную. Это была единственная колыбельная, что она спела за всю ее жизнь, и спета она была в Аду.

В отличие от ее семьи, Васудев часто слышал голос Анамик, и всякий раз он оказывал тот же гипнотический эффект. К своей бесконечной горечи, он обнаружил, что его мелкое пикантное проклятье имело непредвиденные последствия: оно дало новому Послу силу, о которой не смел и мечтать предыдущий. Все, что ей нужно было сделать – это спеть, после чего Васудев терял волю. Музыка вливалась в него как река, и сметала всю его злобу, и когда у него все‑таки получалось выйти из транса, он слышал, как бормотал что‑то вроде: «Лучше и не придумать» или «Конечно, моя дорогая, все дети переживут потоп».

Во время пребывания Анамик в Аду, ему приходилось стискивать зубы, чтобы заглушить разочарование. Но он все равно, точно по часам, каждое утро сидел за маленьким столиком со свежим чаем и тонизирующим средством. Он по‑прежнему придумывал проклятья, чтобы навлечь их на человечество, но они немедленно забывались, стоило только Анамик выпустить свой голос из клетки. Хотя сама она всегда считала его певчей птичкой, для Васудева он был настоящим хищником, пожирающим его волю, и самым страшным во всем было осознание, что он сам придумал его ужасную силу.

Яма часто парил поблизости, чтобы послушать пение Анамик, и она приходила с новыми песнями до самой смерти. На протяжении десятилетий этот особый проход в Ад звенел музыкой и в те времена множество детей получили право на жизнь, и их души радостно возвращались из преисподней в обмен на души безжалостных мужчин и безрадостных хватких женщин, работорговцев и торговцев опиумом, сипаев‑предателей[14]14
  Сипаи (от перс. سپاهی‎, sipâhi, «солдат») – наёмные солдаты в колониальной Индии (XVIII–XX век), рекрутировавшиеся европейскими колонизаторами, чаще всего англичанами, из числа местного населения.


[Закрыть] и жестоких соплеменников, коррумпированных навабов и великих белых охотников и всех других видов злодеев, которые попали в список Прандживана.

Грешники в этой части света переживали не лучшие времена. Всех их постигала ранняя смерть. Огонь горел жарко и ярко, вбирая их всех. После они все перерождались, кто в карпа, кто в макаку, иные в саламандру или комара. Они не помнили своей человеческой жизни, равно как и Огонь, сквозь который им пришлось пройти, только расплывчатые воспоминания о музыке, подобно дымке грёз, на память о последних мерцающих мгновений в Аду.