355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лэйни Тейлор » Три поцелуя (ЛП) » Текст книги (страница 10)
Три поцелуя (ЛП)
  • Текст добавлен: 24 июля 2021, 16:33

Текст книги "Три поцелуя (ЛП)"


Автор книги: Лэйни Тейлор



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава восьмая
Юноша

– Ижа, проснись, – сказала Королева. Она стола на коленях подле кровати Мэб, и еще до того, как Мэб открыла глаза, она услышала запах снега в воздухе и знала, что это сулил. А сулил он мир и покой. На несколько месяцев.

– Снег, – пробормотала она, усаживаясь в своих мехах.

– Снег, – повторила Королева.

Первый снег всегда предвещал зимнюю охоту. Королева заберет Накстуру и уйдет. Они будут бродить по лесу, очищая его от браконьеров, и заберутся вглубь, чтобы навестить отдаленные племена Друджей, дабы подтвердить власть Королевы над ними всеми. Она всегда приносила с собой шелковистые шкуры и странные стручки семян, драгоценности, серебряные изделия и вино, а в карманах, завернутые в листья, несла домой нежный груз свежесобранных глазных яблок, чтобы пополнить свою коллекцию в Обители шпионов.

Каждый год они уезжали на несколько месяцев, и когда Мэб была маленькой, эти месяцы для нее означали одиночество, но после той роковой Вишаптаты она научилась радоваться им. Зимы были холодными и пробирали до костей, потому она куталась в мехах, но в теле ее царило умиротворение, ее ждало благословенное одиночество.

– Позволь, я заплету тебе волосы, мое прелестное дитя, – сказала Королева, и Мэб повернулась к ней спиной. Она сидела неподвижно, пока Королева расчесывала ее волосы, заплетала их в косы и скручивала в длинные изящные спирали у нее на голой спине. На это ушло несколько часов. Королева все это время напевала ту странную песню о созревших плодах, а когда закончила, она достала изогнутый нож из ножен, висевших на бедре, и отрезала одну тонкую косицу, которую привязала к цепи амулета лунного камня, что всегда носила на шее не снимая. Затем она поцеловала Мэб в лоб неизменно ледяными губами и ушла.

Мэб наблюдала из окна, как Накстуру обернулись волками. Всего их было шестеро: трое мужчин, трое женщин. Они сбросили свои плащи на снег и на мгновение обнажились, а потом их тела сгорбились, обросли черным мехом, уши заострились и появились хвосты. Когда у всех волков завершилось превращение, они повернулись мордами к Королеве. Королева же, как всегда, не сменила обличие.

– Она не умеет менять обличие? – спросила как‑то Мэб Снайю давным‑давно.

Снайя презрительно фыркнула.

– Еще как умеет! Мазишта может превратиться в саму луну, если пожелает.

«Тогда почему она этого не делает?» – гадала Мэб. Друджи обладали таким волшебным свойством – превращение. Если Королева была самой могущественной из них, то почему не пользовалась этим чудом? Но прошлой зимой в Тэджбеле она еще не знала ответа. Она наблюдала, как низшая каста Друджей готовила королевские сани, проверяла концы длинных изогнутых полозьев и запрягала безоаровых коз, которые тянули ее. Это были фантастические существа с огромными острыми рогами, которыми можно перерезать горло. Когда Королева свистнула, они рванули с места. Повалил снег. Волки завыли. Королева единожды оглянулась, и Мэб увидела, как ее глаза вспыхнули, подобно льду на солнце, девушка перевела взгляд на свою косицу, болтающуюся на безупречной шее Королевы.

А потом она исчезла из виду, и зима растянулась далеко до самого горизонта, как поле, укрытое снегом. Мир и покой.

Само собой, это не могло продолжаться вечно. Королева вернулась, как это делала каждый год. Но Мэб вскоре поняла, что этот год не походил на прочие. Совершенно. Как‑то раз она проснулась утром и увидела склонившуюся над ней Королеву, как тем утром, когда она уехала на охоту. Девушка моргнула, прогоняя сон. Неужели зима уже закончилась? Глаза Королевы сияли.

– Ижа, сюрприз, – сказала она хриплым голосом, – пойдем.

Она подняла девушку с постели и обтерла горстями снега, не дав ему растаять, чтобы Мэб могла умыться водой. Королева всем своим телом излучала нетерпение. Вокруг так и порхали служанки, но не касались девушки. Сегодня утром, как никогда, Мэб принадлежала только Королеве. Она втерла в кожу Мэб масла, а потом совершила нечто новое: она разрисовала ее тело. Служанка по имени Кешва принесла беличью кисть и горшочек с краской индиго, и Королева взяла их и нарисовала синие кольца и браслеты вокруг рук и ног Мэб, и спирали вокруг ее пупка и груди. У основания горла она нарисовала три маленьких символа: растущую, полную и убывающую луну. Когда она рисовала их, Мэб видела поверх склоненной головы Королевы глаза служанок. Ее сердцебиение участилось. Их глаза напоминали глаза кошек, которые лениво наблюдали за тщетно бьющуюся за жизнь, тонущей раненной добычей, оттягивая забавы ради, неизбежный смертельный удар.

И она поняла, что ее страх достиг наивысшей точки, по прошествии стольких месяцев.

Королева поднялась и повела Мэб к окну, из которого они наблюдали, как несколько низших каст Друджей сбрасывали кошек чудовищам под мостами, пока последние не насытились. Затем через мост прошла небольшая процессия. Во главе шел Исвант, а рядом с ним, спотыкаясь, брел юноша. Мэб за всю жизнь никогда не видела другого человека, и все же ее мгновенно охватил трепет: юноша – человек. Подобно ей юноша был гол и его руки, и ноги были окольцованы синей краской. Она не могла отвести от него глаз. Он будто был живым доказательством ее существования, что она была не просто цитрой для Королевы, оболочкой, которую та надевала, когда хотела, а чем‑то живым, самой собой.

И она поняла, почему Королева взяла ее косу на зимнюю охоту. Волосы юноши были точно такого же оттенка, как и ее собственные, красные, как хурма, и, как у нее, его кожа была кремового цвета, без веснушек. Глядя на них обоих, их можно было принять за брата и сестрой.

Исвант толкнул юношу по каменным ступенькам наверх, где рядом с Королевой стояла Мэб. Все Друджи последовали за ними. Они толпились вокруг и подталкивали юношу к ней, в глазах их мерцал странный хищный блеск. Юноша дрожал, и Мэб тоже начала дрожать. Она не понимала, чего они от нее хотят. В какой‑то ужасный момент она испугалась, что они заставят ее убить его, как кошку, и сбросить тело чудовищам. Она начала все больше и больше паниковать. Ее глаза метнулись между ледяным взглядом Королевы и похотливыми глазами Исванта, но в них она не нашла ни ответа, ни утешения. Остальные просто стояли и пялились, и на мгновение ее взгляд упал на лицо незнакомца среди знакомых лиц. Она знала всех Друджей, но обладатель этого лица был не из Тэджбела.

Дело было не только в том, что он был незнакомцем, который заставил ее взгляд дрогнуть, когда тот остановился на его лице; дело было в его взгляде, который мерцал в его глазах. Прежде ей не доводилось видеть подобный ни у одного из Друджей. Она знала это только по тому, что видела это в своем отражении. Это была боль.

А потом Королева приподняла подбородок Мэб указательным пальцем. И в девушку хлынуло голубое, обжигающее холодом пламя. Это было сродни падению в замерзшую реку, и все стало приглушенным и отдаленным. Королева была внутри нее, и Мэб опять было неподвластно ее тело, словно она стала просто его тенью. Она будто в мутном отражение видела, как ее расписанные синью руки потянулись к юноше, но она едва чувствовала его кожу под кончиками пальцев. Это Королева наслаждалась всеми ощущениями, когда она провела пальцами по его острым молодым ключицам; сердцебиение в его тонкой груди, такое же ясное и быстрое как у птицы.

А затем и юноша перестал дрожать и выражение его лица стало пустым, и Мэб поняла, что в него вошел Исвант. Рука юноши потянулась, чтобы схватить Мэб за запястье, точно таким же образом, как он схватил ее тогда, когда потянул через мост, словно она была всего лишь трупом, который нужно перетащить из одного места в другое.

Он (юноша, но не юноша) потянул ее на меха. Захваченная в плен внутри собственного тела, как и много раз до того, Мэб съежилась и стала просто ждать. Она была лишь чем‑то несформировавшимся внутри куколки, и она не больше чувствовала плоть на своей плоти, чем куколка бабочки чувствует дождь на своем коконе. Она ждала когда это закончится, и спустя какое‑то время так оно и случилось. Но прежде чем это случилось, она вновь заметила в толпе наблюдателей нового Друджа и уставилась на него. Он выделялся на фоне прочих, словно этот незнакомец зажал что‑то между зубами и должен был изо всех сил держать это до самой смерти. Нечто сопротивляющееся. Мэб была в это уверена. Что причиняло боль, несмотря на то, что она прекрасно знала: Друджи не чувствуют боли. И в этом таилась загадка. Он был загадкой, и он дал ей повод для размышлений, пока Королева и Исвант не закончат со своей шарадой и не вернуться в свои тела.

Тело Королевы зашевелилось. Она приподняла подбородок и холодно отвернулась от Мэб, оставив ее лежать на мехах. Синяя краска девушки размазалась и смешалась с краской юноши. Он тихо плакал рядом с ней, и Мэб медленно пришедшая в себя, повернулась к нему и погладила его волосы и пробормотала ласковые слова. Королева остановилась и бросила взгляд через плечо. Ее лицо вспыхнуло от раздражения.

Мэб смело встретила ее взгляд и продолжила гладить юношу по волосам, пораженная жаром его лба. Неожиданно она поняла сразу несколько новых вещей. Во‑первых, она была не одна в этом мире, но одна из загадочного вида, который существовал где‑то в другом месте. Во‑вторых, кем бы она ни была, в каком‑то смысле Королева хотела владеть этим. Друджи могли носить чужие тела, но они ничего не чувствовали, кроме трения. Они никогда узнают, что это такое, что заставляет незнакомцев цепляться друг за друга, сближаться из‑за страха и печали. Друджам этого не дано, даже когда те подражают акту любви.

Позже Мэб поняла, что в Друджах имелся изъян. Им чего‑то отчаянно не хватало. Позже Язад объяснил ей и рассказал о душе. Она не могла выразить это словами, лежа на мехах вместе с юношей, но даже без слов, она начала тогда понимать.

Много месяцев спустя, когда она почувствовала первый трепет жизни в себе и ее руки полетели к животу, это понимание сосредоточилось в твердой, светлой точке внутри нее, как жемчужина. «Вот еще что‑то, что не могут Друджи», – подумала она тогда ожесточенно. И хотя Королева могла проникнуть в нее и украсть это ощущение трепета для себя, Мэб знала, что жемчужина внутри нее была только ее, и ничто из того, что Королева когда‑либо делала, не могло изменить этого.

И она знала, что никогда не сможет пересечь черные луга с пустыми руками. Ей нечем будет купить свободу себе и крошечной жизни внутри нее. Она размышляла о происхождение девочек‑матерей, которые были здесь до нее, и она пыталась представить, как они покидают Тэджбел, уходят, опорожненные, пустые, как яичная скорлупа, и просто не могла этого осознать.

Что случилось с ее собственной матерью и со всеми, кто был до нее?

Благодаря Михаю Мэб так и не узнала; именно из‑за него ее дочь не познала голода, и клетку и чудищ Друджей. По какой‑то, неведомой ей причине, он спас их. Поэтому, когда он выкрал Эсме, и Мэб разглядела сквозь воздушное окно шпили Тэджбела, ей вспомнилась та мука, что столько лет в юности переполняла ее, и она закричала. Наконец, когда она не могла больше кричать, женщина рухнула на ковер. Она видела младые руки и ноги, опоясанные синевой и слышала мысленно песню о созревших плодах. Она обхватила свой плоский живот, давно низвергшего драгоценную жемчужину, и представила, как нежную Эсме ведут к юноше, специально для нее откуда‑то выкраденного, чтобы она произвела на свет для Королевы еще одного огненно‑рыжего питомца, который никогда не познает человеческих рук.

– Это не то, что ты думаешь, – сказал Михай, но Мэб была в ловушке кошмаров и не могла мечтать об иной судьбе.

Глава девятая
Город чудовищ

Нашептанное окно Михая выплюнуло Эсме на узкий каменный мост. Она приземлилась на колени и тут же начала озираться. Михай оказался прямо у нее за спиной. Девушка задрала голову и впилась взглядом в руки своей матери, отчаянно тянувшихся к ней, пока воздух не сомкнулся и не заглушил ее вопль. Наступившие звенящее безмолвие было сродни глухоте.

Эсме ползком попятилась назад. Она прижалась к резным балясинам моста и выжидающе уставилась на Михая. Он стоял, уперев руки в бедра, и осторожно озирался. Холодный ветер взъерошил ему волосы. Непокорная челка лезла в глаза. Он нетерпеливо откинул ее назад. На его лице появилось выражение плохо скрываемого ужаса. Эсме проследила глазами за его взглядом. Мост, на который они приземлились, простирался между двумя высокими скалами. Истертые каменные ступеньки по спирали убегали вверх и терялись в проходах скал, зияющих незастекленными окнами пустых помещений. Множество таких скал поднималось, подобно сталагмитам, из окутанных тьмой глубин длинного оврага. Они сужались к коническим шпилям, ребристой поверхностью как рога животных, и сужались в самом низу, словно произрастали из темноты внизу длинными каменными стеблями, опасно тонкими.

Ландшафт выглядел так, словно был извергнут самими горами, словно горная порода попыталась сама, как умела, изобразить имитацию замков, построенных людьми. Это было нерукотворное место, потустороннее. В голове у Эсме что‑то щелкнуло: ей знакомо это место, что противоречило ее благоговению перед его чужеродной необычностью.

– Где мы? – спросила она Михая.

Он резко повернулся и внимательно посмотрел на нее.

– Думаю, ты знаешь, – сказал он.

И она поняла, что он прав.

– Тэджбел, – прошептала она. Слово сформировалось ее губами как само собой разумеющееся.

– То, что от него осталось, – произнес Михай и Эсме прочла шок в его глазах. Он медленно развернулся и пробормотал слова, что Эсме ни раз и ни два слышала от Мэб: – Avo afritim. Спаси и сохрани нас.

Даже она почувствовала, что здесь что‑то не так. Цитадель казалась опустевшей. Меж шпилями гулял ветер, но почти не создавал каких‑либо звуков. Мосты и стены пропастей увивал плющ, во многих местах камень раскрошился и осыпался. В черноту обрушился целый мост, оставив на память о себе лишь несколько звеньев каменной кладки по обе стороны, словно тропинки в небытие.

– Кто здесь живет? – спросила Эсме. – Куда они все подевались?

Михай не ответил. Он вдруг напрягся и запрокинул голову, подобно хищнику, внюхивающемуся в воздух. Затем его глаза расширились, и он повернулся к Эсме, опустился на корточки и, выбросив резко вперед руку, схватил девушку за лодыжку и подтянул к себе. Все это он проделал одним плавным движением. Эсме вскрикнула и попыталась отстраниться. Но прежде чем она поняла, что происходит, Михай обхватил ее за талию одной рукой, слишком крепко, и поднял на ноги. Она увидела, как блеснул клинок, когда он извлек его из потаенных ножен, но у нее даже не было времени ахнуть, прежде чем он со звериной грацией вскочил на узкую балюстраду моста, балансируя с Эсме в руке.

Она начала сопротивляться, но тут ей в нос ударил запах гнили, а из‑под моста появилась толстая, белая как рыба, вся в струпьях и ужасно длинная рука и ударила по перилам, к которым еще мгновение назад прислонялась Эсме. Весь мост задрожал, балясины разлетелись, как сосульки. Когтистые лапы шарили по камню в поисках плоти. Эсме.

Ничего не найдя, зверь выпростал на мост другую руку и вытащил себя на дневной свет. Эсме ахнула. Глаза чудовища были выпучены и светились желтым, нос сплюснутый, на самом деле это даже был не нос, а скорее две узкие щелки в куске мертвой плоти. Вся его неказистая голова казалось была не более чем якорь для массивных костей и мышц, необходимых для работы массивных челюстей. Эсме с ужасом наблюдала, как его рот открылся, чтобы обнажить ряды плоских истертых зубов и пищевод, достаточно большой, чтобы это чудовище могло проглотить животное целиком. Создание взвыло, и Эсме услышала собственный крик. Держа ее, Михай попятился вдоль перил, грациозный как кошка. Чудовище за ним.

– Что это? – нервно спросила она.

Мост вновь содрогнулся. Михай развернулся, чтобы посмотреть на то, что творится у него за спиной, вращая Эсме по дуге. Перед девушкой открылась вся панорама мостов Тэджбела, один за другим, крест на крест сшивающие длинный глубокий овраг. Она вздрогнула от ужаса. Звери выползали из‑под каждого моста и карабкались к ним. Из темноты, рука об руку, быстро и отчаянно, неумолимо приближаясь. Все они были болезненно‑белыми, кожа натянутой, щеки и животы зияли глубокими впадинами. Они очень давно голодали, поняла Эсме. Их огромные челюсти зияли бездонной пропастью, словно в ожидании, что кто‑то забросит туда съестную подачку. Один зверь уже поднялся к мосту позади Михая, за ним шли другие, круша по дороге прекрасные каменные балюстрады.

– Что они такое? – Еще один требовательный вопрос.

Михай взглянул на нее, на мгновение отвлекшись от чудовищ. Он внимательно вгляделся в лицо девушки. Его глаза сузились, одна бровь приподнялась. Но только после того, как мужчина отвернулся, он произнес себе под нос:

– Не знаю. Она не рассказывала.

– Она?.. – начала была говорить Эсме, но у нее перехватило дыхание, когда на них набросилось чудовище. Михай взмахнул мечом и отрубил зверю кисть. Из культи полилась черная кровь. Но чудовище казалось этого даже не заметило и продолжало наступать.

Четырнадцать лет чудовищам приходилось самим заботиться о себе, и дела у них шли неважно. Когда все кошки исчезли, они прорвались в лес, чтобы охотиться, но их гнилостный запах прогнал всю добычу, кроме больных да слабых. Они выхватывали рыбу из ручья, прибегали к каннибализму.

Запах крови временно отвлек других приближающихся чудовищ от Михая и Эсме, и они пошли за своим раненым товарищем. Чудовище на чудовище. Они будто обезумели еще больше. Чудовища столкнулись в поединке. Один сбил другого с моста, и тот взвыл. Его протяжный крик в итоге затих где‑то там в глубине, но звук от удара тело о камень так и не раздался. Крик просто затух, словно в пропасти не было дна. Звери продолжали обступать Михая и Эсме. Повсюду были одни разинутые челюсти и вытянутые пальцы.

Их было много. Слишком много.

Раздался громкий треск, мост покачнулся и осел, но Михай не потерял равновесие. А спустя мгновение мост начал рушиться под его весом и обломки полетели в пропасть. Эсме зажмурилась и закричала, но ее голос затерялся в грохоте рушащегося моста. Она так и не увидела черноту пропасти, которая неслась ей на встречу, чтобы поглотить их, и она подумала о Мэб, вернувшейся в Лондон в одиночестве. Она знала, что мама не выживет, потеряв ее. Сердце защемило от боли. Но тут она почувствовала, что больше не падает. Рука Михая все еще держала ее так крепко, что она едва могла дышать, но она не падала. Она широко раскрыла глаза. Мост и чудовища исчезли…разумеется их было еще много, и они все еще наступали, но опасность казалась теперь такой далекой. Мост, на котором они еще недавно стояли, обвалился, а вмести с ним и чудовища.

Она парила в руках Михая. Ошеломленная происходящим, девушка подняла на него глаза.

Он неистово, непрерывно что‑то шептал. Его глаза, глаза Друджа казались почти белыми во мраке, когда он смотрел прямо перед собой творя магию. Они с Эсме плыли по воздуху. Сердце девушки бешено колотилось, нижняя челюсть отвисла от изумления. Чудовища хрипели, раскачивались, свисая вдоль стен оврага, пытались добраться до них. Михай нес Эсме через пропасть по скользящим ступеням. Это было похоже на полет.

Друдж перенес ее к самому последнему шпилю. Тот был выше остальных и когда‑то соединялся с мостом, но было ясно, что мост давным‑давно обрушился; его устои утопали в ползучем плюще, виднелся только ржавый остов, на котором висела маленькая железная клетка.

Вид клетки вонзил копье воспоминания в сознание Эсме. Это был всего лишь едва уловимый проблеск, но на долю секунды она, казалось, увидела длинные рыжие волосы, льющиеся водопадом сквозь решетку и маленькие руки, сжимающиеся в кулаки. Михай посадил ее в портик перед потрепанной дверью одинокого шпиля. На древесине остались глубокие следы когтей. Чудовища пытались проникнуть и сюда, но дверь похоже осталась неприступной. Михай достал из кармана ключ и вставил его в замок. Когда дверь распахнулась внутрь, из проема вырвался удушающий запах, гнилостный дымок, который обычно царит в помещение, погребенного на долгие годы. Эсме споткнулась, покачнулась на краю ступеньки. Ее затошнило, впереди простиралась темнота. Михай протянул руку и крепко сжал девушку в объятьях.

– Оуу, – выкрикнула она, когда он потянул ее вперед, в темную вонь шпиля. – Стой, – вскрикнула она, сопротивляясь. – Я не хочу туда…

– Чудовища сюда доберутся, – сказал Михай, втягивая ее внутрь, закрывая и запирая за собой дверь. Эсме казалось, что она задохнется в густом, гнилом воздухе, и она упала на колени, чтобы ее могло наконец вырвать. Когда все закончилось, она огляделась. Михай ушел глубже в грубую каменную комнату. Повсюду простиралась темнота, но не кромешная. Несколько небольших отверстий в скале пропускали свет, и его было достаточно, чтобы осветить молочное зеркало, обрамленное драгоценными камнями. При виде него память Эсме ожила. Она узнала это зеркало, это место.

Оно было похоже на часовню с высоким сводчатым каменным потолком. Стены углублялись в ниши и были вырезаны в виде скоплений крылатых людей, оленей, волков и лун, ворон, змей и крокодилов с головами ястребов. И среди всего этого Эсме увидела веки, десятки и десятки, может быть, сотни потускневших серебряных век, в точности таких, как ей приснилось в беспокойную ночь во Франции до того, как ее нашли волки. Во сне они открылись, чтобы явить настоящие глаза, но здесь все они были закрыты. Из некоторых стекала вязкая жидкость желтыми полосами, и Эсме поняла, вот что было источником запаха: мертвые глаза, сотни их.

Михай наблюдал за ней. Эсме казалось, что он что‑то ждет от нее.

– Что это за место?.. – пробормотала она.

– Разве ты не помнишь? – тихо спросил он.

«Не помнишь?» Ей хотелось покачать головой, отрицать подобные воспоминания. Откуда ей было помнить часовню с серебряными веками? А клетку? Как она могла узнать железную клетку, висящую снаружи? И откуда она могла знать, что губы Михая на вкус как река? Что с ней происходит? В ее сознание появлялись воспоминания одно за другим. Словно на затворках памяти имелся тайник, который открыли и воспоминания высыпались наружу – затаенные, липкие, как плоть гада, вещи, которые она не хотела видеть при свете дня.

Она уловила движение краем глаза и обернулась, да так и застыла, когда поняла, что это было. Одно веко открылось. Не все они были безжизненны. Болезненная сфера глаза смотрела прямо на нее; радужка была карей, как у ее глаз. У ее настоящих глаз. Глаз очень напоминал человеческий. Пристальное внимание этого глаза пригвоздило девушку к месту. Она стояла неподвижно, даже не смея дышать.

– Глаз тебя не видит. Это иначе устроено, – сказал Михай, заметив, как она застыла. Он жестом указал на зеркало и произнес: – Смотри.

Эсме посмотрела в зеркало. На его мутной поверхности что‑то зашевелилось, и изображение начало обретать форму. Спустя несколько мгновений она увидела верблюдов, которые покачивались на дюне на фоне красного неба. Солнце садилось, растягивая тени силуэтов. На долю секунды ей показалось, что она находится там, с теми верблюдами, тащится с ними по песку.

– Где… где это, что это за место? – спросила она Михая.

– Тебе лучше знать.

Вспышка разочарования. Откуда ей было знать? Она отвернулась от зеркала, чтобы возразить, но прежде чем она успела заговорить, что‑то вылезло из клокочущего склепа памяти и захватило ее разум. Лицо. Лицо мужчины. Одноглазого мужчины. Другая глазница зияла пустотой, но выглядела так, словно рана свежая. Девушка испытала отвращение. Она мотнула головой и наваждение отступило.

– Я не знаю, – прошептала она.

Он пожал плечами.

– Как и я. Африка, быть может. У нее повсюду шпионы. Это… Обитель шпионов… была. Королева Друджей всегда коллекционировала глаза. Забирала их у деревенских крыс, орлов, кружащих в небе, ворон, даже певчих птиц из зарослей. Она брала один глаз и приносила его сюда, оставляя существ там, где их находила. Таким образом она могла видеть то, что видели они, ее соглядатаи, путешествуя по свету. Все они. И ими были не только животные. Были и люди, такие, как тот человек. – Он показал на карий глаз. – Она любила смотреть на мир.

– Она… она вырывала им глаза? – спросила Эсме. – Это… ужасно! – Воскликнула она и умолкла, внезапно оглушенная воспоминанием о матери и одноглазой чайке, на пляже, много лет назад. Сейчас поведение Мэб не казалось столь иррациональным.

Михай смотрел на серебряные веки и следы гноя, которые когда‑то давно сочились из них.

– Полагаю, что большинство шпионов уже умерло, – произнес он. – Она так бережно хранила свою коллекцию, заменяя старые глаза новыми. Королева не обрадуется, увидев во что она превратилась. Как весь Тэджбел пал.

Эсме показалось, что она заметила в нем не только печаль, но и страх.

– Это был твой город? – спросила она.

– Не мой. Я родом из другого клана.

– У вас есть кланы? Что… что вы такое?

Он снова пристально посмотрел на нее, и она снова почувствовала, что он чего‑то от нее ждет.

– Мы Друджи, – просто сказал он.

– Я знаю, но что именно Вы такое?

– Ах, Эсме. Я пока так и не научился рассказывать эту историю.

– Это правда, что у вас нет душ?

– Мы не умираем, так для чего нам душа?

– Так разве душа нужна только из‑за этого? Только в момент нашей смерти? Когда мы умираем? – спросила Эсме.

А потом Михай переменился в лице. Холодность, почти жестокость, животное безразличие исчезло с лица, и несмотря на острые зубы и бледные‑пребледные глаза, он вдруг стал похож на человека. Уязвимым.

– Нет, – ответил он, и голос был его похож на рык. – Душа – это людское.

Эсме почувствовала прилив жалости к нему и была удивлена внезапным порывом протянуть руку и коснуться его волос. Ее рука потянулась к нему прежде, чем она успела это осознать. Она сжала ладонь в кулак и прижала руку к себе. Ей показалось, что помещение закружилось вокруг нее, у девушки было такое ощущение, что она стояла на краю склепа и он был глубоким, даже бездонным, из нутра которого поднимался клубящийся туман воспоминаний, наполненных тайнами, ядом и чем‑то неуловимым. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы устоять. Камень и серебро, и корка затвердевших век под пальцами помогли немного прийти в себя.

Михай наблюдал за ней. Его взгляд был преисполнен тоской и от этого взгляда девушке было еще больше не по себе. Она знала, что уже видела этот взгляд, эти глаза. И она вновь вспомнила как он шокировал ее своими губами.

Но разве это возможно? Ни одни губы, принадлежащие смертному или бессмертному мужчине, еще не касались ее.

Раздался глухой стук в дверь, достаточно резкий, чтобы вибрация воздуха охватила все помещение. Эсме испугано вскрикнула. Звери подобрались к двери. Поскольку моста не было, им нужно было взобраться на сам шпиль. От ударов чудовищ в дверь серебряное веко вздрогнуло и с едва слышным стоном крошечных петель закрылось. Видение пустыни исчезло. Снаружи послышались ужасные стоны и вопли. Эсме задрожала.

– Зачем ты привел меня сюда? Отведи меня домой. Прошу!

– Скоро, Эсме, – ответил он.

– Скоро? Но они уже сейчас ворвутся внутрь!

– Не ворвутся. Здесь мы в безопасности.

– В безопасности? – повторила Эсме с истерическим смехом. И хотя она боялась услышать ответ, все же выкрикнула: – Чего ты хочешь от меня?

– Не от тебя, Эсме, – сказал он. – Не совсем от тебя.

– Что… – начала было говорить она, как вдруг заметила нечто, что заставило ее замереть. Когда последние призрачные следы видения пустыни исчезли в зеркале, она увидела в нем лицо. Лицо было в тени, но оно не было видением. Это было отражение. Кто‑то был прямо за спиной у девушки. Эсме обернулась.

В темной нише напротив зеркала сидела женщина, неподвижная, как камень. На ее черных волосах и плечах лежала густая пыль, она покрывала шелковую одежду на коленях. Ее лицо было великолепно, идеальный золотой овал, и ее глаза были голубыми. Пыль прилипла к ее ресницам, и длинная паутина зацепилась за них и запуталась в тени. Ее глаза были открыты, но они были сухими и тусклыми. В них не мерцала не единой искорки жизни.

– Кто это? – прошептала Эсме, не в силах отвести взгляда от утонченного лица женщины.

– Королева Друджей.

– Она… она мертва? – спросила Эсме и осторожно, крошечными шажками, приблизилась к Королеве, укрытой тенью.

– Не мертва. Всего лишь пуста. Она давным‑давно покинула свое тело. – Он помолчал, а потом добавил, бросив быстрый взгляд на Эсме. – Четырнадцать лет назад.

– Четырнадцать? – повторила Эсме. Она развернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, когда значение этого числа проникло в ее сознание. Девушкой овладел трепет. – Четырнадцать? – вновь произнесла она. Затем она повернулась к Королеве и призналась наконец себе какая первая мысль ее посетила, когда она только‑только увидела это прекрасное лицо. Она узнала это лицо. Эта искорка была такой маленькой, но такой жаркой.

Это прекрасное создание совершенно не походило на нее, и все же, смотреть на нее было все равно, что смотреть в зеркало.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю