355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лейла Аттэр » Бумажный лебедь (ЛП) » Текст книги (страница 1)
Бумажный лебедь (ЛП)
  • Текст добавлен: 19 апреля 2017, 04:30

Текст книги "Бумажный лебедь (ЛП)"


Автор книги: Лейла Аттэр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

БУМАЖНЫЙ ЛЕБЕДЬ
Автор: Лейла Аттэр

Рейтинг: 18+

Серия: Вне серий

Главы: 35 глав+Эпилог

Переводчики: Леся Д. (1-17 гл), Виктория Б. (с 18-ой главы)

Сверщик: DisCordia

Редактор: Екатерина Л.

Вычитка и оформление: Анна Б.

Обложка: Таня П.

ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения администрации группы и переводчиков ЗАПРЕЩЕНО!

Специально для группы: K.N.

(https://vk.com/kn_books)

ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.Ь 1

ЧАСТЬ 1
СКАЙ
Глава 1

Это был хороший день для «лабутенов». Не то чтобы я планировала надевать высокие каблуки на забег к смерти, но если так уж вышло, что я собиралась умереть от руки жаждущего крови психа, то что может быть лучше, чем упасть и показать своему убийце красную подошву в стиле «пошел на хер»?

Потому что…

Пошел на хер, ублюдок, за то, что сделал меня жертвой бессмысленного преступления.

Пошел на хер за то, что унизил меня, не позволил увидеть свое лицо, прежде чем вышибить мне мозги.

Пошел на хер за тугие путы из кабеля, что оставляют глубокие красные отметины на моих запястьях.

Но больше всего, пошел ты на хер, потому что никто не хочет умереть в канун своего двадцатичетырехлетия: только что подстриженные светлые волосы сияют, ногти приведены в идеальное состояние гелем, и я возвращалась со свидания с человеком, который может оказаться «единственным».

Моя жизнь была запланирована как череда бенефисов: выпускной, свадьба, дом, который достоин страниц глянцевого журнала, двое замечательных детей. И вот я здесь, на коленях, с мешком на голове, и холодное дуло пистолета приставлено к затылку. И знаете, что самое худшее? Незнание того, почему это случилось, непонимание того, почему я должна умереть. Опять же, с каких пор имеет значение, случайность это или тщательно спланированное преступление? Убийство, изнасилование, пытки, жестокое обращение. Способны ли мы понять на самом деле это «почему» или просто стремимся клеить на все ярлыки, чтобы организовать тот хаос, который мы не в силах контролировать?

Финансовая выгода.

Психическое расстройство.

Экстремизм.

Ненавистные сучки с акриловыми ногтями.

Какой из этих мотивов мог быть причиной моего убийства?

Прекрати, Скай. Ты еще не мертва. Продолжай дышать. И думай.

Думай.

Грубый резкий запах мешка ударил мне в ноздри, когда лодка качнулась на воде.

«Что ты делаешь, Скай»? Слова Эстебана громко и четко прозвучали в моей голове.

Я борюсь.

Я сопротивляюсь и борюсь изо всех сил.

У меня вырвался нервный смешок.

Я затыкала Эстебана слишком долго, и вот где он, внутри моей головы, нежданно-негаданно, как всегда, сидит на краю моего сознания, будто это подоконник моей спальни.

Я вспомнила нашу утреннюю онлайн викторину:

«О ком ты думаешь, прежде чем заснуть?».

Клик.

«Это тот, кого ты больше всего любишь».

Я думала о Марке Джейкобсе, Джимми Чу, Томе Форде и о Майкле Корсе. Не об Эстебане. О нем – никогда. Потому что, в отличие от друзей детства, они всегда оставались со мной. Я могла позволить себе быть соблазненной ими, могла принести домой их блестящие творения и могла отправиться спать, зная, что утром они все еще будут здесь. Как «лабутены», которые я упоминала ранее, – те кокетливые цвета фуксии, с атласным ремешком вокруг щиколотки, или те с огромными золотыми каблуками? Я рада, что выбрала последние. Их каблуки были как шипы. Я попыталась воскресить их в памяти, нарисовав перед глазами завтрашний заголовок:

«ТУФЛИ-УБИЙЦЫ».

На фото мог бы быть смертоносный лакированный каблук, торчащий из тела моего похитителя.

«Да, так все и будет», – сказала я себе.

Дыши, Скай, дыши.

Но воздух внутри мешка был темным и затхлым, и мои легкие сжимались под натиском страха и ужаса. И это было только начало. Это произошло. Это все по-настоящему. Когда ты увлекаешься мечтами, обязательно появляется что-то, что поможет избежать потрясения ― чувство защищенности, как сейчас, ощущение, что за тобой присматривают. Ухватившись за эту идею, я ощутила некую браваду, стала относиться к случившемуся более легкомысленно. Я была любима, ценна и важна. Конечно же, кто-то собирался вмешаться и спасти меня. Ведь так? Так?

Я услышала, как щелкнул взводимый курок, и дуло пистолета ледяным поцелуем приникло к моему затылку.

– Подождите,– мое горло болело, голос сел от криков в духе баньши: я вопила все время, после того как очнулась и обнаружила себя связанной, словно дикий кабан, в собственной машине. Я знала это, потому что здесь все еще пахло туберозой и сандаловым деревом из-за парфюма, который я разлила здесь пару недель назад. (Примеч. Тубероза, или Полиантес – многолетнее растение, экстракты которого используются в парфюмерии).

Он схватил меня на парковке, когда я садилась в свой голубой кабриолет, выволок наружу и ударил лицом о капот. Я подумала, что он заберет что-то из моих вещей: сумочку, кошелек, ключи, машину. Возможно, подобные мысли – некое проявление защитного инстинкта; может все дело в том, что все внимание сосредоточено на том, что человек хочет, чтобы случилось в следующее мгновенье.

Просто забирай и уходи.

Но все пошло не так. Он не хотел мою сумочку, мой кошелек, мои ключи или мою машину. Он хотел меня.

Говорят, что лучше кричать «Пожар!», чем «Помогите!», но я не смогла вымолвить ни слова, – меня душила пропитанная хлороформом тряпка, которую он прижал мне к носу и ко рту. Намокшая от хлороформа ткань не вырубит вас сразу ― не так, как часто показывают в фильмах. Я пиналась и боролась, казалось, целую вечность, прежде чем мои руки и ноги онемели, и темнота накрыла меня.

Мне не следовало кричать, когда я пришла в себя. Я должна была поискать, как выбраться из багажника или выбить задние фары, или сделать что-то, о чем журналисты могли бы потом тебя порасспросить. Но ты ведь знаешь, что не сможешь заткнуть Панику? Она орущая, бешеная сучка, и она хочет наружу.

Это взбесило его. Я могла бы говорить, когда он вышел и открыл багажник. Я была ослеплена холодными голубыми бликами уличного света над его плечом, но я могла говорить. И просто, чтобы стало понятно – он вытащил меня наружу за волосы и заткнул рот все той же тряпкой с хлороформом.

Я давилась ей, пока он толкал меня в сторону набережной, мои запястья все еще были связаны за спиной. Сладкий, острый запах не был уже таким сильным, но он все равно вызвал у меня тошноту. Я почти захлебнулась своей блевотиной, когда он вытащил тряпку из моего рта и накинул мешок мне на голову. Тогда я перестала кричать. Он мог задушить меня, но я была нужна ему живая, ну, по крайней мере, пока он не сделает того, зачем я ему понадобилась. Изнасилование? Плен? Выкуп? Мой мозг одурел от калейдоскопа ужасных видеосюжетов из выпусков новостей и заголовков журналов. Конечно, я всегда очень сильно сопереживала таким новостям, но мне достаточно было переключить канал или перевернуть страницу, чтобы убрать это уродство.

Но сейчас я не могла перевернуть страницу. Я смогла бы убедить себя, что это – реалистичный кошмар, если бы не было этих резких покалываний на коже головы ― в тех местах, где были вырваны волосы, жутко болело. Но боль была кстати. Боль говорила мне, что я жива. И, поскольку я была жива, у меня все еще была надежда.

– Подожди… – сказала я, когда он заставил меня опуститься на колени. – Чего бы ты ни хотел. Пожалуйста... только... Не убивай меня.

Я ошибалась. Он не хотел меня живой. Он не посадил меня под замок, чтобы потребовать выкуп. Он не срывал с меня одежду и не получал удовольствие, заставляя меня страдать. Он просто хотел привезти меня сюда, где бы это ни было. Здесь он собирался убить меня и не намеревался тратить время впустую.

– Пожалуйста,– взмолилась я, – позволь мне посмотреть на небо в последний раз.

Мне нужно было выиграть немного времени, чтобы найти какой-нибудь выход. И если это действительно был конец, я не хотела умирать в темноте, задыхаясь в тумане страха и отчаяния. Я хотела последний вдох свободы, наполненный океаном, прибоем и морским воздухом. Я хотела закрыть глаза и притвориться, что это – воскресный день, и что я – маленькая щербатая девочка, собирающая ракушки с МаМаЛу.

Наступила тишина. Я не слышала голоса своего похитителя и не видела его лица, в моей голове не было никаких картинок, только темное присутствие, словно позади меня застыла гигантская кобра, готовая напасть. Я задержала дыхание.

Он убрал мешок, и я почувствовала на лице ночной воздух. Моим глазам потребовалось мгновение, чтобы найти луну. И вот она – прекрасный кусочек серебра в форме полумесяца, в точности такая, какую я видела, когда была ребенком и засыпала под сказки моей МаМаЛу.

«Ты родилась в тот день, когда облака были большими и раздутыми от дождя,– говорила няня, гладя мои волосы. – Мы готовились к шторму, но солнышко выглянуло сквозь тучи. Твоя мать поднесла тебя к окну и заметила золотистые пятна в твоих маленьких серых глазах. Они были такого же цвета, что и небеса в тот день. Вот почему она назвала тебя Скай, любовь моя».

Я не думала о своей матери много лет. У меня нет никаких воспоминаний о ней, ведь она умерла, когда я была маленькой. Я не знала, почему я подумала о ней сейчас. Возможно, потому, что через несколько минут, и я буду мертва.

Меня пронзила мысль: а что, если я увижу свою мать на другой стороне. Что, если она поприветствует меня, как случалось с теми людьми на ток-шоу – с теми, кто утверждал, что был там и вернулся. А что, если ли та, другая сторона существует.

Я могла увидеть сумеречные огни высоких кондоминиумов в гавани, поток машин к центру города напоминал красную змею. Мы были на пустынной пристани возле залива Сан-Диего. Я подумала о своем отце, которого я убеждала не беспокоиться, просто позволить мне быть, дышать и жить. Я была единственным ребенком в семье, и он уже потерял мою мать.

Я представила, что он ужинает во дворе, на утесе, откуда открывается вид на тихую бухту в Ла-Хойе. Он в совершенстве владел искусством пить красное вино, не намочив усы. Он использовал свою нижнюю губу и по-особому наклонял голову. Я буду скучать по его густым седым усам, хотя и протестовала каждый раз, когда он меня целовал. Три раза в щеки. Левая, правая, левая. Всегда. Неважно, спустилась ли я просто позавтракать или отправляюсь в кругосветное путешествие. У меня шкафы были забиты дизайнерскими туфлями, сумками и безделушками, но именно по этому, я и буду скучать. По трем поцелуям от Уоррена Седжвика.

– Мой отец заплатит тебе, сколько ты хочешь, – сказала я,– без вопросов.

Мольба. Торг. Это получается так легко, когда ты на волосок от смерти.

Мое предложение осталось без ответа, лишь твердая рука заставила меня опустить голову.

Мой убийца приготовился. Я стояла на коленях в центре большого куска брезента, который покрывал большую часть палубы. Его углы были прижаты кусками бетона. Я представила свой труп, завернутый в брезент и выброшенный где-нибудь посреди океана. Мой разум все еще бунтовал против этого, но сердце… сердце знало.

– Дорогой Господь, благослови мою душу. И присмотри за папой, за МаМаЛу, и за Эстебаном.

Это была молитва из прошлого, которую я не произносила годами, но слова приходили машинально, срываясь с моих губ, словно маленькие бусинки спокойствия.

В этот момент я осознала, что в самом конце вся боль, обиды и оправдания становятся ничем, мимолетными явлениями, которые рассеиваются, как бледные призраки перед образами людей, которых вы любили и которые любили вас. Потому что в конце моя жизнь свелась только к трем поцелуям и трем лицам: мой отец, моя няня и ее сын ― двоих из них я не видела с того момента, как свернула на сухую пыльную дорогу Каса Паломы.

О ком ты подумаешь перед самой смертью?

Я зажмурилась, ожидая щелчка холодной, свинцово-тяжелой неминуемой смерти.

О тех, кого любила больше всего.

Глава 2

Темнота. Кромешная тьма. Сюрреалистическая тьма ― глубокая, спокойная, безбрежная. Я была словно подвешена в пустоте, лишь едва уловимое сознание без рук и без ног, без волос и губ. И это было почти безмятежно, если бы не тупая пульсация, проникающая сквозь меня. Она все громче и сильнее накатывала на меня волнами, пока не разбивалась, распадаясь на мелкие частицы внутри меня.

Боль.

Я моргнула и поняла, что мои глаза уже открыты, но вокруг меня не было ничего, ни надо мной, ни подо мной, только пульсирующая боль у меня в голове. Я опять моргнула. Раз. Два. Три. Ничего. Никакой формы, тени или мутной неопределенности. Только абсолютная, всеохватывающая тьма.

Я подскочила.

В своих мыслях.

В реальности ничего не произошло. Словно мой мозг находился отдельно от меня. Я не чувствовала ни ног, ни рук, даже языка или пальцев не ощущала. Но я могла слышать. Слава Богу, я могла слышать, пусть даже это был лишь звук моего сердца, которое билось так, словно готово выпрыгнуть из груди. Каждый безумный удар увеличивал боль в голове, словно все мои нервы оканчивались там, в бассейне, полном крови.

Ты можешь слышать.

Ты можешь дышать.

Возможно, ты потеряла зрение, но ты жива.

Нет.

Нет!!!!!

Я лучше умру, чем буду в его милости.

Что, блядь, он сделала со мной?

Где я, черт возьми, нахожусь?


***

Я уже приготовилась к выстрелу, но после того, как последние слова молитвы сорвались с моих губ, наступила короткая тишина. Он взял прядь моих волос и нежно погладил, почти с благоговением. Затем он сбил меня с ног, нанеся резкий удар рукояткой пистолета, и это ощущалось так, будто он расколол мне череп. Очертания Сан-Диего на горизонте закачались и начали исчезать в больших черных пятнах.

– Я не разрешал тебе говорить, – произнес он, когда я с грохотом упала. Мое лицо ударилось об палубу жестко и быстро, но мне казалось, будто все это происходит в мучительно замедленной съемке.

Я мельком взглянула на его обувь, прежде чем мои глаза закрылись.

Мягкая, ручной выделки, итальянская кожа. Я разбиралась в обуви, и мало кто в округе мог позволить себе такую.

«Почему он не выстрелил?» – подумала я, а затем вырубилась.


***

Не знаю, как долго я пробыла без сознания, но только этот вопрос застрял у меня в голове, словно дракон, засевший у входа в пещеру, отказываясь сдвинуться с места и готовый извергнуть пламя всех чудовищных вероятностей, каждая из которых хуже, чем смерть.

Почему он не спустил курок?

Возможно, он планирует держать меня слепой, и под действием лекарств в пределах своей видимости…

Возможно, он планирует разрезать меня на части и продать их.

Возможно, он уже вырезал мои внутренности, и ощутить это ― лишь вопрос времени, когда анестезия пройдет.

Возможно, он подумал, что я мертва, и похоронил меня заживо.

С каждой последующей мыслью боль превращалась в Страх, и, если позволите сказать вам, Страх еще большая сука, чем Паника. Страх поглощает тебя целиком и полностью.

Я чувствовала, как медленно соскальзываю глубоко вовнутрь этого страха.

Я ощущала запах Страха.

Я дышала Страхом.

Страх съедал меня заживо.

Я знала, что мой похититель что-то мне дал, но не знала, была ли я парализована лишь на время или навсегда.

Я не знала, была ли я изнасилована, избита или ужасно изуродована.

Я не знала, хочу ли это выяснять.

Я не знала, вернется ли он.

И если он вернется, то может оказаться, что то мерзкое состояние, в котором я пребывала сейчас, лучше, безопаснее, и легче.

Страх продолжал следовать за мной по лабиринтам моего разума, но существовало только одно место, где он меня не достанет, одно место, где, я знала, что всегда буду в безопасности. Я закрылась в этом уголке моего сознания и отключилась от всего, кроме колыбельной моей МаМаЛу.

Это была не совсем колыбельная. Это была песня о вооруженных бандитах, страхе и опасности. Но то, как МаМаЛу пела ее ― мягко и мечтательно ― всегда успокаивало меня. Она пела на испанском, но я запомнила смысл лучше, чем сами слова.

Вниз по горам Сьерра-Морена,

Солнышко, они идут

Пара черных глаз,

Солнышко, они контрабандисты…

Я увидела себя в гамаке, голубое небо над головой, Эстебана, изредка рассеянно покачивающего гамак, в то время как МаМаЛу пела, развешивая сушиться выстиранные вещи. Эти сиесты в садах Каса Палома с няней и ее сыном были моими самыми ранними воспоминаниями. Колибри жужжали над красными и желтыми гибискусами, а бугенвиллия вилась по толстой, неухоженной живой изгороди.

Ай-яй-яй-яй

Пой и не плачь,

Потому что пение веселит,

Солнышко, веселит сердца…

МаМаЛу пела ее, когда я или Эстебан получали ушибы и царапины. Она пела, когда мы не могли заснуть. Она пела, когда была счастлива, и пела, когда грустила.

Пой и не плачь.

Пой и не плачь…

Но слезы лились. Я плакала, потому что не могла петь. Я плакала, потому что не могла говорить. Я плакала, потому что МаМаЛу, голубые небеса и колибри исчезли в темноте. Я плакала, держалась за них, и медленно, шаг за шагом, Страх отступил.

Я открыла глаза и глубоко вдохнула. Я все еще была охвачена темнотой, но ощущала, что пол покачивается. Возможно, мои чувства начинали пробуждаться. Я попыталась согнуть пальцы.

Пожалуйста.

Будьте здесь.

Работайте.

Ничего.

Моя голова все еще немного гудела от удара, которым он меня вырубил, но помимо этого бум-бум-бум я слышала голоса, и они становились все ближе.

– Вы часто проходите через Энсенаду? – женский голос.

Я не смогла понять весь ответ целиком, но голос был ниже, определенно мужской.

– …меня никогда еще здесь не останавливали, – сказал он. Голос моего похитителя врезался в мою память так же крепко, как и его обувь.

– Ничего страшного. Это просто случайная проверка перед… пересекая границу… – женский голос то пропадал, то появлялся. – Мне нужно убедиться… серийный номер судна совпадает с номером двигателя.

Граница.

Энсенада.

Черт.

Ощущение плавного покачивания обрело смысл. Я была на лодке, возможно, на той самой, где он меня вырубил. Мы были в Энсенаде, в порту на границе Мексики, около ста километров к югу от Сан-Диего, а эта женщина, наверное, таможенный офицер.

Мое сердце чуть не выскочило из груди.

Вот оно. Это твой шанс сбежать, Скай.

Привлеки ее внимание. Тебе нужно привлечь ее внимание!

Я кричала и кричала, но не могла произнести и слова. Что бы он ни дал мне, это парализовало мои голосовые связки.

Я услышала шаги над головой, и это заставило меня подумать, что я, возможно, нахожусь где-то в трюме под палубой.

– Только для проверки, вы Демийен Кабальеро? – спросила она.

– Дамиан, – поправил он. Да-ми-ан. А не Де-ми-йен.

– Хорошо, все выглядит нормально. Я сфотографирую ваш бортовой идентификационный номер, и вы можете быть свободны.

Нет! Я теряла последнюю возможность.

Я не могла кричать или хотя бы стукнуть чем то, но я обнаружила, что могу ворочаться, что я и сделала. Слева направо, из стороны в сторону. Я раскачивалась сильнее и быстрее, не зная, врежусь ли я во что-то, и будет ли какой-то результат. На шестой или седьмой раз я почувствовала что-то над собой и услышала: словно дерево трется о дерево.

Ох, пожалуйста.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я вложила все силы в этот толчок, хотя после него у меня закружилась голова.

Что-то упало. Громкий звук. И внезапно стало светлее.

–Что это было? – спросила женщина.

– Я ничего не слышал.

– Это, кажется, донеслось снизу. Не против, если я взгляну?

Да!

– Что у вас здесь? – ее голос теперь был отчетливым.

Она была близко.

Действительно, близко.

– Веревки, цепи, и рыболовные снасти…

Я начала замечать маленькие вертикальные полоски света над собой, в нескольких сантиметрах от моего лица.

Да! Я могу видеть! Мои глаза в порядке!

Замок повернулся, и комната наполнилась ярким, слепящим светом, от которого из глаз потекли слезы.

Я пыталась приспособиться так, чтобы поглядеть сквозь щели, в которые лился свет. Скорее всего, я лежала в деревянном ящике, и мой ящик был спрятан за другими. Силуэт человека появился на лестнице, и за ним – еще один.

Я здесь.

Я начала яростно раскачиваться.

– Похоже, один из ваших ящиков упал, – сказала офицер.

Я толкнулась опять. Найди меня. Пожалуйста, найди меня.

– Ага, – он двинулся в мою сторону. – Нужно лучше их закрепить. Он прижал ногой мой ящик, предупреждая его движение.

Теперь я смогла четко увидеть женщину через щели в крышке ― не все, конечно, но ее руки и тело выше пояса. Она держала документы, и у нее на поясе висела рация.

Я здесь.

Подними взгляд от своей папки. Ты увидишь свет, отражающийся в моих глазах.

Всего один шаг вперед, и ты не пропустишь меня.

Один. Паршивый. Шаг.

– Вам нужна помощь? – спросила она, когда мужчина поднял ящик, который я умудрилась сдвинуть, и поставил обратно на меня.

Да! ПОМОГИТЕ. Помоги же мне, тупая курица.

– Я сам, – ответил он. Веревка, крючки и… вуаля, готово. Вот. Все закреплено.

– Это очень большие ящики. Ожидаете большой улов? – я услышала ее шаги на лестнице.

Нет! Вернись.

Мне жаль, что я назвала тебя тупой курицей.

Не оставляй меня.

ПОЖАЛУЙСТА.

НЕ ОСТАВЛЯЙ!

– Иногда мне удается подцепить довольно хороший улов, – ответил он.

Самодовольство в его голосе заставило меня поежиться.

Затем он закрыл дверь, и я опять погрузилась в абсолютную темноту.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю