Текст книги "Полковник Коршунов"
Автор книги: Лев Канторович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)
Поднявшись высоко по тропинке, Андрей Андреевич сошел с нее и, с трудом пробираясь через густые заросли кустарника, стал карабкаться напрямик к вершине горы. Идти было трудно, – высота в несколько тысяч метров давала себя знать. Андрей Андреевич часто останавливался и отдыхал. Он расстегнул шинель, снял фуражку. Горный ветер шевелил его волосы.
Дойдя до перевала, он пошел тише, стараясь не шуметь, и внимательно следил за тем, чтобы камни не сыпались из-под его ног.
На самой вершине он прилег за острым выступом скалы и осторожно выглянул. Внизу, по другую сторону перевала, на расстоянии нескольких метров, была большая ровная площадка, поросшая травой и низким кустарником. От нее начинался почти отвесный спуск вниз, в огромную пропасть. Из пропасти тянуло прохладной сыростью. Площадка со всех сторон была окружена горами, горы скрывали ее, и пробраться к ней можно было только оттуда, где сидел Андрей Андреевич.
Два десятка оседланных лошадей мирно щипали траву, бродя по площадке. Человек двадцать киргизов лежали и сидели с винтовками в руках. Некоторые спали. Один, полуголый, сняв рубашку, искал в ней насекомых. Молодой киргиз в рваном халате лежал в стороне, подперев голову руками и глядя вниз, в пропасть. Другой, тоже молодой, но одетый богаче, даже с некоторым щегольством, тихонько пел монотонную песню и тренькал на маленькой балалайке.
Андрей Андреевич, затаив дыхание, подполз повыше. Он вынул маузер, проверил обойму и взвел курок. Из кармана шинели достал ручную гранату. Осторожно приподнялся, встал сначала на колени, затем на ноги, пригнувшись, держа оружие наготове, и вдруг выпрямился во весь рост.
– Ни с места! – крикнул он, поднимая гранату.
Люди вскочили. Страх и растерянность отразились на их лицах. Тот, который был без рубашки, зачем-то стал напяливать ее, но запутался в рукавах. Один, певший песню, низко пригнулся и прыгнул в сторону, – там лежала его винтовка.
Андрей Андреевич направил на него дуло маузера.
– По-русски понимаете все? – спросил спокойно.
Киргизы молчали.
– Кто двинется – пристрелю, – продолжал Андрей Андреевич. Теперь он говорил тихо и размеренно. – На меня нападете – гранату брошу, все к черту полетит. Поняли? Стойте спокойно. – Андрей Андреевич помолчал и улыбнулся. – Что делаете? К кому идете? К басмачам, к баям пристать хотите? Очень хорошо! Вот ты, – Андрей Андреевич дулом маузера показал на молодого киргиза в рваном халате, – ты помнишь царское время? ты помнишь шестнадцатый год? Хорошо жилось вам, киргизам? Весело? А?
Молодой киргиз нахмурился и опустил голову. Урус все знал! И про отца и про Петренко… Андрей Андреевич не знал ничего: он выбрал Абдумамана наугад, заметив его изодранную одежду.
– Басмачи кто? Баи, кулаки. Им при царе хорошо, сейчас плохо. Много добра от баев вы видели? Кто лучше, русские или свои? Один черт! Чего хотят они…
– Сволош он… – вдруг сказал молодой киргиз в рваном халате и поднял голову.
– Кто сволочь? – нахмурился Андрей Андреевич.
Киргиз потупился.
– Так вот что, – снова заговорил Андрей Андреевич, – басмачи – враги советской власти, вашей власти, ваши враги. Вы ж не баи. Советская власть послала меня бороться с басмачами, и басмачам будет худо все равно. Но мне нужны джигиты. Человек пятнадцать, двадцать. Настоящие джигиты. Храбрые. Баб не нужно. Вы подойдете, пожалуй. Тем более, что винтовки у вас есть. Патроны тоже? А?
– Патрон тоже есть, – ответил молодой киргиз в рваном халате.
– Джакши[22]22
Джакши – хорошо.
[Закрыть]. Вы видите, я пришел к вам один, без красноармейцев. Я верю вам. Завтра утром я пришлю двух кзыл-аскеров к перекрестку троп внизу. Джигиты с оружием и в порядке пусть выйдут к ним и вместе приедут в Покровское. Подумайте хорошенько. Кто завтра придет ко мне, будет другом советской власти. Кто не придет – врагом. И еще раз говорю: я верю вам. Знаю, что вы честные джигиты, а не лживые волки-басмачи. Все поняли, что я сказал? А?
Заговорил пожилой киргиз в войлочной шапке. Он поклонился, развел руками.
– Ты знаешь, начальник, председатель сельсовета…
Молодой киргиз в щегольском халате резко двинулся. Говоривший запнулся, поклонился еще раз и молча попятился.
– Председателя я арестовал, – сказал Андрей Андреевич. – В Покровском другого председателя выбрать нужно. Кто еще говорить хочет?
Киргизы молчали.
Теперь предстояло самое трудное: нужно было уйти.
– Так подумайте хорошенько. Завтра утром двое кзыл-аскеров будут ждать вас. Трусы пусть не идут. Мне нужны храбрые, честные джигиты. Кош.
Андрей Андреевич опустил маузер, спрятал гранату и медленно повернулся спиной к площадке. Киргизы стояли не двигаясь. Спокойно помахивая маузером, Андрей Андреевич спускался по тропинке.
Молодой киргиз в щегольском халате – это был Алы – кошкой прыгнул, поднял свою винтовку и бросился за русским. Но так же стремительно прыгнул Абдумаман. Он схватил дуло винтовки Алы. Никто не сказал ни слова. Абдумаман и Алы смотрели друг другу в глаза, и что-то такое почувствовал Алы, что молча опустил винтовку и отошел в сторону.
Андрей Андреевич не оборачиваясь шел вниз по тропке.
Винтов ждал его. Они галопом пустили лошадей по дороге к Покровскому. Солнце скрылось за горами.
Ночью в Покровское пришел отряд мангруппы.
7Всю ночь Амамбет не давал Андрей Андреевичу спать.
– Обязательно удерут к басмачам, начальник, – громко шептал он охая и вздыхая. – До Воздвиженского дойдут, – ты подумай: винтовки, патроны, все будет у басмачей!.. Может быть, весь район подымется. Как думаешь?..
– Спи ты, чудак, – ворчал Андрей Андреевич, – чем больше хлопот завтра, тем лучше выспаться нужно. Чего ты боишься?
– Я не боюсь, черт! – обижался Амамбет. – За себя разве боюсь? Зачем так говоришь…
– Ну, спи, спи…
Амамбет затихал, но едва Андрей Андреевич начинал засыпать, снова раздавался взволнованный голос:
– Начальник, начальник… Не спишь?.. Нет?.. А что если сейчас двинуть на Воздвиженское? Как думаешь?..
– Кони устали. Спи…
Винтов тихонько похрапывал в углу, раскинувшись на шинели. Он мог спать где угодно и при любом шуме. Андрей Андреевич позавидовал ему.
Только под утро секретарь замучился и уснул. Во сне он бормотал и тревожно вскрикивал.
Еще было темно, когда Андрей Андреевич поднялся. На дворе он вымыл лицо холодной, как лед, водой из арыка, причесал волосы и, ежась от холода, почувствовал себя бодрым и даже почти выспавшимся.
Он разбудил командира мангруппы и отдал ему приказание послать людей к перекрестку троп у Чертова перевала.
Двое пограничников оседлали лошадей и выехали рысью.
Командир мангруппы ушел досыпать.
Андрей Андреевич закурил трубку и прошел к сараю. Часовой стоял у сарая. Он снял замок и открыл дверь. Предсельсовета сидел на корточках в углу и дрожал от страха и холода. Ночи в горах холодные.
Андрей Андреевич присел на пустой ящик – в ящике раньше лежали винтовки – и сказал, попыхивая трубкой:
– Я знаю все. Я был на Чертовом перевале.
Председатель вскочил, метнулся в другой угол и прижал руки к груди. В сарае было почти темно. Фонарь «летучая мышь» горел снаружи, где стоял часовой. Дверь была приоткрыта.
– Ты не волнуйся, – не спеша говорил Андрей Андреевич. – Мне все рассказали. Рассказал этот… молодой… как его?..
– Абдумаман! – прошептал председатель.
– Вот, вот, Абдумаман. Так что лучше расскажи все сам. Откуда винтовки?
– Я скажу все, товарищ начальник… Я не виноват… – Председатель всхлипывал и старался поймать руку Андрея Андреевича. – Мне приказали… Предрика позвал меня…
– Дайте фонарь сюда, товарищ дежурный, – громко сказал Андрей Андреевич. Он поставил фонарь на землю и плотно закрыл дверь. Из полевой сумки достал бумагу, пристроился у ящика, как у стола, и начал писать протокол допроса.
8– Ты у меня пойдешь под суд, начальник… Ты у меня из партии вылетишь!.. – хрипел Амамбет. – Воздвиженское занято бандой… Джантай, басмачи, черт, а ты сидишь… Почему отряд не выступает? Почему? Это дело – время терять? Как думаешь?..
Было уже двенадцать часов, а пограничники не возвращались от Чертова перевала.
Андрей Андреевич волновался, и секретарь разозлил его.
– Вот что, товарищ Амамбет, – тихо и внятно сказал он, – под суд меня ты отдать можешь, но потом. А здесь командир я, и отвечаю за все тоже я. Понял?
Амамбет сжал кулаки, но ничего не сказал.
Прошло еще полчаса.
В половине первого мальчишка пастух прискакал на взмыленной лошади и крикнул что-то по-киргизски. Киргизы бежали к въезду в село.
Андрей Андреевич приказал строить людей. Коновод подвел его гнедого коня. Лошади давно стояли оседланные.
Садясь в седло, Андрей Андреевич увидел, как в облаках пыли из-за поворота дороги показался отряд. Двадцать всадников ехали по трое. Впереди ехали пограничники, посланные к Чертову перевалу. За ними киргизы старались ровнять строй и сдерживали лошадей.
Пограничник, старший наряда, подъехал к коменданту и взял под козырек.
– Добровольный киргизский отряд в количестве двадцати бойцов прибыл по вашему приказанию.
Андрей Андреевич тронул коня.
– Аман, товарищи джигиты, – сказал он.
– Здравствуй, начальник. Здравствуй, здравствуй, – нестройно ответили киргизы.
Абдумаман был в первом ряду. Он был без шапки. Голова его была перевязана.
– Кто его? – тихо спросил Андрей Андреевич.
– Басмач. Всю ночь, говорят, спор у них был… – ответил второй пограничник. – Жаль, ушел. Ловок больно, и конь хорош…
– Алы Джантаев сволош, – глухо сказал Абдумаман.
Когда эскадрон вместе с киргизами выезжал на дорогу к Воздвиженскому, Амамбет подошел к Андрею Андреевичу.
– Прости меня, пожалуйста, начальник, – сказал он, протягивая руку. – Ты молодец, конечно… Поцелуемся, черт!
Андрей Андреевич нагнулся с седла и обнял секретаря. Бойцы смеялись.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1Банда налетела на Воздвиженское внезапно.
Жители, бросив все, бежали.
Заведующий кооперативом заперся в лавке, с охотничьим ружьем. Басмачи выломали сразу дверь и окно и застрелили его. Предсельсовета поймали, когда он звонил в Каракол, – в Воздвиженском был телефон. Джантай сам шашкой зарубил предсельсовета. Телефонный провод басмачи перерезали.
Стадо вернулось с пастбища. Старик пастух не знал о налете басмачей. Ему приказали гнать стадо в Кую-Кап. Трое джигитов поехали с ним.
Село разграбили и подожгли. Сгорело только два дома, пожар не разгорелся. Было безветренно.
Пора было уходить. Награбленное и товары кооператива погрузили на верблюдов. Лошадей джигиты держали оседланными. Но Джантай ждал Алы.
Людей и винтовки должен был привезти Алы из Покровского. Людей не хватало, так же как оружия. Нужны были пастухи, нужны были джигиты. Время было смутное, и честолюбивые планы владели умом Джантая. Он мечтал стать во главе большого восстания и, под зеленым знаменем пророка, победить большевиков, прогнать урусов из Киргизии. Он знал: Джаныбек Казы, хитрый как лиса, дерется с урусами на юге, в Ошском районе. Джантай хотел объединиться с ним и подчинить себе мелких курбаши. Есть люди и в селениях и в городах, которые помогут басмачам. Есть люди и по ту сторону границы…
Но второй день клонился к вечеру, а Алы все не возвращался.
Верным звериным нюхом Джантай чуял недоброе.
На белом своем коне он выехал за околицу, на дорогу к Покровскому. Джигиты стояли поодаль. Мрачный, скорчился на высоком седле седой курбаши. Задумавшись, он играл камчой. Жеребец вздрагивал и переступал задними ногами.
Близился час вечерней молитвы. Медленно тянулось время.
Наконец птичьи глаза Джантая разглядели облако пыли вдали на дороге. Облако быстро приближалось. Джантай вгляделся внимательней. Ему показалось, что облако слишком большое, слишком много всадников. Откуда Алы взял столько людей? Большая удача!
Пыль летела по дороге. Уже не больше двух километров оставалось до Воздвиженского. Джантай приказал оставить верблюдов. Джигиты отвели их за дома, в узкий переулок. Верблюды упирались и пронзительно кричали.
Джантай пустил коня напрямик к горам. Он перескочил несколько глиняных дувалов. Джигиты неслись за ним.
В горах Джантай был хозяином. Боя на равнине он боялся и не хотел. Нужно было заманить урусов в горы: увлекаясь преследованием, пограничники на усталых лошадях зарвутся и подставят себя под пули басмачей.
Сколько раз это удавалось! А потом, когда урусы отступят, унеся убитых и раненых, можно будет вернуться и забрать верблюдов.
Дома и заборы скрывали басмачей от пограничников. Горы были близко.
Но, едва выехав из села, Джантай осадил коня. Джигиты окружили его. Молча он указал камчой на склон горы прямо перед собой. По склону ехало человек двадцать в киргизских халатах.
Джантай ждал в замешательстве. Киргизы на горе остановились, спешились и разбежались в цепь, скрываясь за камнями. Раньше, чем Джантай понял, в чем дело, затрещали выстрелы. Киргизы стреляли по басмачам.
Джантай повернул коня и поскакал обратно. Джигиты, беспорядочно отстреливаясь, ехали за ним. Одному из них пуля попала в грудь. Он лежал на шее своей лошади, хрипел и плевался кровью. Обезумевшая лошадь кружилась, стараясь сбросить всадника. Ее убили наповал. Падая, она придавила раненого басмача.
Пограничники не стреляли. Джантай услышал все нарастающее «ура» и видел, как сверкнули клинки.
Оставалась только одна возможность: прямо по равнине проскакать до ущелья. Но равнина тянулась добрых три километра. Справа была неприступная стена гор, слева – пропасть и поток на дне ее. Кзыл-аскеры были совсем близко. Все зависело от лошадей.
Банда Джантая численностью чуть ли не вдвое превышала пограничников, но Джантай даже не думал о бое. Разбойник и вор, он привык к засаде, к внезапному налету на мирное селение, к убийству. Открытого сражения он избегал всю жизнь. Рубка, сабельная атака была для него страшна, как сама смерть.
Джантай крикнул, чтобы джигиты разъединились и гнали к ущелью. Алы был рядом. Злясь на неудачу, Джантай выругался и ударил сына камчой.
Пограничники скакали к селу. Впереди всех, на гнедом жеребце, легко привстав на стременах и далеко откинув руку с кривой шашкой, скакал командир. Джантай хорошо видел его.
Пограничники не кричали больше. Киргизы на горе перестали стрелять. Все стихло. Раздавался только глухой стук копыт и храп коней. Бой был похож на скачку.
Солнце садилось. Тени от гор бежали по равнине.
Пограничники догоняли. Передние уже подняли клинки, готовясь рубить.
Но Джантай и горсточка джигитов доскакали до ущелья. Привычные кони, свернув с тропы, неслись над кручей. Басмачи прыгали за камни и снимали винтовки.
Тогда командир пограничников громко прокричал команду, его бойцы сдержали лошадей и повернули обратно.
Джантай задыхался от ярости. Командир урусов оказался хитрее его. Он отбил верблюдов, восемь басмачей погибло в бою, он не дал себя заманить в ущелье, и ни один пограничник не был даже ранен.
Но Андрей Андреевич тоже был недоволен исходом боя. Только предельная усталость лошадей, измученных переходом до Воздвиженского, заставила Андрея Андреевича остановить преследование. Не было другого выхода…
2Через пять дней после боя с Джантаем Андрей Андреевич зашел в райком к Амамбету. Он сел около двери и ждал, пока секретарь освободится.
Человек десять киргизов в засаленных халатах и шапках, с плетками в руках обступили стол секретаря. Они громко кричали, все сразу, махали платками и стучали кулаками по столу.
Председатель РИКа сидел сбоку стола, подперев голову руками, и внимательно слушал.
Киргизы были коммунисты и бедняки, председатели сельсоветов. Они кричали о племенном скоте, который давно был обещан и до сих пор не пришел к ним.
Амамбет молчал, щурил глаза, и злые желваки плясали у него на скулах.
Когда киргизы, наконец, выговорились и вдруг, все сразу, успокоились и замолчали, он тихо и ласково сказал им, что племенные бараны будут, будут очень скоро, завтра или послезавтра. Киргизы стали прощаться. Пожимая их руки, Амамбет быстро и коротко спрашивал о делах в аулах, о семенных делах и о многих других делах, в курсе которых он был. Киргизы ушли, оставив в комнате запах конского пота, кумыса и горных пастбищ.
Предрика поднялся.
– Я пойду. Безобразие: пока сам не сделаешь, ничего не сдвинется, сказал он.
– Конечно, конечно, – заторопился Амамбет. Он не смотрел на предрика. – Я прошу тебя, пожалуйста, проследи за отправкой скота. Пожалуйста.
Проходя мимо Андрея Андреевича, предрика сказал:
– Здорово, комендант, – и ногой распахнул дверь.
Андрей Андреевич плотно прикрыл дверь и подсел к столу секретаря. Амамбет крутил ручку телефона.
– Одну минуту, – сказал он и закричал в трубку: – Алло! Заврайзо, пожалуйста. Да. Слушай, почему племенной скот до сих пор не отправлен аулам? Что? Какое такое, черт, распоряжение РИКа? Что? Никаких, понимаешь, распоряжений! Немедленно, понимаешь, отправить! Да. Да. Ни с кем не согласовывай, пожалуйста. Скажи каждому, кто спросит, – я велел, Амамбет велел. Если завтра бараны не будут в пути, ты завтра же будешь сидеть в тюрьме. Понял? – Амамбет бросил трубку, с остервенением выругался, сразу успокоился и повернулся к Андрею Андреевичу.
– Ну, как дело, товарищ комендант? – спросил он, кладя руку на колено Андрея Андреевича.
– А так, товарищ секретарь, что мне только с тобой согласовать нужно. По нашей линии все ясно. Соответствующие распоряжения я уже получил. Подтвердились все предположения, и даже хуже. Вот, почитай-ка.
Андрей Андреевич положил на стол небольшой кусок бумаги. Амамбет прочел:
– «С винтовками сделал все, как сговорились. Довольно ждать. Старайся вынудить урусов на решительные действия. Двигайся на Каракол. Теперь самое время. Новый начальник – сволочь…»
– Это про меня, очевидно, – сказал Андрей Андреевич, улыбаясь.
– «…Сволочь, – продолжал Амамбет. – Лучше всего убрать поскорее. Он кое-что, очевидно, пронюхал. Пусть твои посланные больше не ездят ко мне в РИК. Письма посылай через Покровское. Воздвиженскому кооперативу идет караван с товарами. Действуй. Жду обещанного…»
Амамбет скрипнул зубами.
– Негодяй, – сказал он, – страшно подумать… Все-таки предрика, понимаешь… Ведь ему верили по-настоящему. Хорошо, что записку получил ты, а не Джантай. Я б его…
– Так ты не возражаешь? – спросил Андрей Андреевич.
– Что ты пристаешь ко мне? – разозлился Амамбет. – Ты же прекрасно знаешь, как я смотрю на это! Расстрелять надо собаку! А ты – не возражаешь, не возражаешь…
Амамбет плюнул и вскочил.
Андрей Андреевич вызвал по телефону Винтова.
– Товарищ уполномоченный? Я говорю. Выполняйте мое приказание. Все в порядке. Да, немедленно.
Амамбет ходил по комнате из угла в угол, засунув руки в карманы и опустив голову. Андрей Андреевич внимательно посмотрел на него. Лицо Амамбета осунулось, жесткие складки легли возле рта, углубились морщины на лбу и вокруг глаз. Он казался сильно постаревшим и очень усталым. Он глубоко задумался и вздрогнул, когда Андрей Андреевич заговорил с ним.
– Ну, Амамбет, скоро на фазанов сходим. А? – Андрею Андреевичу захотелось сказать Амамбету что-нибудь ласковое, и он вспомнил об охоте.
– Сходим, сходим, – заулыбался Амамбет. Улыбка у него была совсем молодая.
Ехать на охоту было решено через полтора месяца. Раньше никак не выкраивался свободный день.
3Джантая созвал вожаков басмаческих шаек.
Первым приехал Джамбаев Абдула, человек храбрый и злой, но глупый. От глупости он всегда старался перехитрить всех, всюду видел подвох и был подозрителен и недоверчив. Шайка у него была небольшая, но пока он был удачлив в грабежах, джигиты слушались его. Абдула приехал налегке, без юрт, только с пятью джигитами. В подарок Джантаю он привел жирную кобылу.
За Абдулой приехали Сарыбашев Сююндык и Кадырбаев Бабай. Они встретились в горах, недалеко от становища Джантая. С ними было по десяти джигитов. Они расставили юрты. Сююндык привез Джантаю дорогой клыч. Бабай гнал дюжину овец.
В юрте Джантая уже варилось мясо. Курбаши сидели на богатых кошмах вокруг казана, и молодая жена Джантая наливала им кумыс.
К вечеру приехал Малыбашев Касым. Он привел двадцать пять джигитов и расположился в стороне от остальных. Касым был умный и смелый человек. Он сам мечтал объединить мелкие шайки, но не был так силен, как Джантай, и не мог заставить слушаться себя. Он вынужден был приехать к Джантаю, чтоб не оставаться одному, но он держался независимо, не пошел к Джантаю, пока не собрались все, и ничего не привез в подарок.
Ночью приехал Кара-Мурун. Он приехал только с одним джигитом. Бешеным галопом ворвались они в становище. Подскочив к юрте Джантая, Кара-Мурун выстрелил в воздух и пронзительно свистнул. Джантай вышел навстречу, – Кара-Мурун был страшным человеком, с ним нужно было считаться, и даже Джантай побаивался его. Огромного роста, сутулый, с кривыми ногами и длинными, как у обезьяны, руками, Кара-Мурун был необычайно уродлив. Лицо его было обезображено сифилисом, нос сгнил и провалился. От этого он и получил свое прозвище – Кара-Мурун, черный нос. Никто не знал его настоящего имени. К нему шли самые отчаянные из басмачей. Грабежи его всегда были связаны с самыми зверскими, бессмысленными убийствами и насилиями. Он никого не боялся. Болезнь мучила его, разрушала его тело и мозг. Он был почти безумным.
Всю ночь пировали басмачи.
Утром приехал последний, кого ждал Джантай, – молодой Айдарбеков Кулубек. Он недавно пришел со своей бандой из Китая. Он привез Джантаю прекрасную скорострельную винтовку. Джигиты Кулубека были неразговорчивы, хорошо одеты и отлично вооружены. Их было сорок человек.
Джантай приказал зарезать много баранов. В огромных котлах варилось мясо для джигитов. Кумыса было сколько угодно. Джигиты пили и ели. Жиром лоснились лица. Густой дым от костров подымался прямо вверх, пахло мясом. Ржали лошади, кричали верблюды и блеяли овцы.
В юрте Джантая начался совет вожаков. Джантай велел жене уйти из юрты. У входа, снаружи, сидел Алы с заряженным ружьем на коленях.
Внимательно оглядев всех, Джантай заговорил спокойно и тихо:
– Настало время нам исполнить то, о чем сговорились мы. Настало время подготовить все и поднять людей против урусов, против большевиков, против пограничников. Год этот плохой был, хлеб летом на полях сгорел, а зимой морозы были, и хлеб тоже погиб. Много скота зарезали люди – мы подговорили их, – и немало скота помог нам аллах в горы угнать. Люди голодны, а голодных легко на восстание поднять. Но у пограничников хорошие кони и ружья, и новый начальник их – хитрый и храбрый человек. Вы все уже успели узнать его. Может быть, только ты, почтенный Кулубек, еще не знаешь о нем, но ты можешь верить нам… И вот, я говорю вам, джигиты, что винтовка и кинжал никогда не сильнее, чем хитрый ум и спокойное сердце…
Джантай замолчал и еще раз оглядел всех. Басмачи сидели не шевелясь, лица их были неподвижны и спокойны. Снаружи доносились крики джигитов, нестройные песни и ржание лошадей.
– Я послал начальнику пограничников, – совсем тихо, почти шепотом продолжал Джантай, – своего человека с письмом. Я писал, что хочу мира с русскими, что хочу выйти к ним. И пограничники согласились на мир со мной. Их начальник отпустил моего человека и прислал мне ответ. Он написал мне, чтоб я распустил моих джигитов, чтоб они приехали в Каракол и чтоб я приехал сам. Он написал мне, что хорошо примет меня. И некоторые из моих джигитов уже поехали в Каракол. Они поселятся в аулах и будут ждать, пока я позову их, и будут звать людей идти вместе с ними. Я сам пойду к пограничникам, и люди увидят, какой почет урусы оказывают Джантаю Оманову, и люди поверят мне еще больше, чем верят теперь, и мирные аулы пойдут за мной, когда я позову их. Я подыму восстание, а вы тогда ударите на пограничников с гор, и аллах поможет нам, и мы победим и получим власть и богатство.
Джантай кончил. Курбаши долго молчали. Потом выступил Кулубек. Он сказал, что Джантай мудр и план его верен, и что по ту сторону границы есть люди, которые помогут, если будет нужно, и оружием и деньгами. Потом выступил Касым. Он сказал, что нужно бить кзыл-аскеров на их заставах, и предложил подготовить налет на заставу Зындан. Касым хотел руководить, он был гордый человек, и потребовал, чтоб ему подчинился Кара-Мурун со своей шайкой. Кара-Мурун рассвирепел и схватился за кинжал. Джантай не любил Касыма, но теперь было не время ссориться, и Джантай успокоил Кара-Муруна. Решено было, что на заставу нападет шайка Касыма, а Кара-Мурун ударит на аул рядом с заставой.
Потом говорили другие курбаши. Только вечером кончился совет. Все было решено, план был принят всеми.
В час вечерней молитвы Джантай вышел из юрты, и остальные вышли за ним. Обратясь к востоку, все стали на колени и совершили намаз. Джантай молился долго – он был набожным человеком, – и никто не встал с колен раньше его.
Ночью басмачи снялись и разъехались в разные стороны. Когда взошло солнце, на месте становища остались только круглые следы юрт да остывший пепел костров.
