Текст книги "Полковник Коршунов"
Автор книги: Лев Канторович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)
Дождь кончился так же внезапно, как начался. Небо посветлело. Огромная радуга ярким мостом встала над горами. Ветер стих. Воздух дрожал, наполненный испарениями.
Кутан по крутой, каменистой осыпи спустился с невысокого перевала.
В кустах под перевалом извивалась тропинка. Ветки вздрагивали и обдавали Кутана дождем крупных брызг. Мокрая одежда дымилась.
Тропинка круто поворачивала, огибая подножие скалы, и выходила на небольшую каменистую равнину. Горы теснились вокруг.
Кутан вышел из-за поворота. Он шел медленно, едва переставляя ноги и опустив голову.
Вдруг совсем близко раздался топот копыт, и громкий голос крикнул: «Стой!»
Кутан вздрогнул и повернулся. Сбоку к нему скакали двое пограничников. Инстинктивным движением Кутан метнулся в сторону, но голова лошади мелькнула над ним и дуло винтовки уставилось в его грудь. Он остановился.
– Чего бежишь? Чего бежишь? Ну? – кричал пограничник, осаживая храпящего коня.
Подскакал второй. Он вел в поводу заводную лошадь.
– Подожди ты! – весело улыбаясь, сказал он. – Видишь, парень вовсе перепугался. Откуда идешь, джолдош?[25]25
Джолдош – товарищ.
[Закрыть] – обратился он к Кутану.
Кутан молчал.
– Да ты не бойся. Говори: откуда шел.
– Басмач шел, – глухо сказал Кутан.
– Какой басмач? Что ты плетешь, друг? – насторожился пограничник.
– Басмач пришел… Голова бил… Рука, нога вязал… Белесм?[26]26
Белесм – понимаешь.
[Закрыть] – говорил Кутан.
– Ну, вот что, – сказал первый пограничник, – лезь на лошадь и удирать не пробуй. – Он внушительно потряс головой. Лицо у него было круглое, веснушчатое и добродушное, но он хмурил выцветшие редкие брови и грозно морщил лоб.
«Сердитый…» – подумал Кутан, садясь на лошадь.
Пограничники выехали на тропинку. Кутан ехал между ними. Повод его лошади держал передний кзыл-аскер. Задний положил свою винтовку поперек седла.
Поздно ночью они были в Караколе и по темным улицам проехали в комендатуру.
В окнах комендатуры был свет. Пограничники повели Кутана в дом. У входа они столкнулись с Винтовым. Винтов внимательно и серьезно посмотрел на Кутана. Кутан поздоровался, но Винтов не ответил и молча пошел следом за пограничниками. Мимо дежурного с шашкой Кутана провели в большую комнату, где за столом сидел начальник кзыл-аскеров, комендант.
Пограничники вытянулись и взяли под козырек. Один из них быстро стал что-то говорить. Комендант встал, слушал стоя.
Кутан хорошо разглядел его.
Комендант был высокого роста, сутуловат и костист. Широкое лицо его было темным от загара. Волосы выгорели, седина белела на висках. Глаза у коменданта были голубые, спокойные и ласковые, а брови мрачно хмурились, и лоб пересекали глубокие морщины. Небольшие усы скрывали верхнюю губу коменданта.
Потом пограничники ушли. В комнате остались Винтов, комендант и Кутан.
– Садись, Кутан Торгоев, – по-киргизски сказал комендант. – Садись и рассказывай все по порядку.
Винтов стоял в дальнем конце комнаты, спиной прислонясь к стене. Только одна лампа горела на столе, и в комнате было полутемно.
Сначала Кутану было трудно говорить. Он запинался, подолгу молчал. Но комендант внимательно, не перебивая, следил за каждым его словом, и Кутан говорил все свободнее, все скорее. Он рассказал про Алы, про ночной налет, про джигитов, которых Алы увел в горы, и про свой побег.
Когда он кончил, к столу подошел Винтов.
– Ты, Кутан, что-то врешь, – сказал он, не глядя на Кутана.
– Почему ты думаешь, что он врет? – спросил комендант.
Кутан молчал.
– А вот почему: пусть все было как он говорит. Пусть. Но почему, объясни, Кутан, почему Алы не убил тебя, не зарезал, скажем, когда ты отказался ехать? Зачем нужно было связывать тебя, тащить в горы и так далее? Что-то тут неладно…
Кутан молчал. Комендант пыхтел трубкой и ждал. Кутан не совсем хорошо понял, о чем говорил Винтов, но он ясно видел, что начальники не верят ему, требуют доказательств, а больше рассказывать было нечего. Он молчал и все ниже и ниже опускал голову.
– Так вот что, – заговорил комендант. Голос его был сердитый, и Кутан совсем испугался. – Вот что, Винтов: он нам все верно рассказал. Это понимать надо. Почему Алы не зарезал его? Почему увез с собой? А потому, товарищ уполномоченный, что Алы хитрее тебя. Да, да. Ты не горячись, а слушай. Если б Кутан не удрал от басмачей и не сидел бы сегодня здесь, когда бы ты узнал о визите Алы? Ну, скажи, скажи. Когда? Дня через три-четыре. Верно? А если бы Кутана убили, ты знал бы об этом через час. Так? Теперь дальше: мать и сестра Кутана остались в ауле. Так? Пока они знают, что Кутан в руках басмачей, они никому слова не скажут. Кутан вроде заложника. Вот в этом-то и дело. И Алы превосходно все это понимает. А ты, вместо того чтоб Кутана во лжи обвинять, подумал бы, как это так мы прохлопали приезд Алы. То-то…
Кутан исподлобья смотрел на Винтова. Комендант говорил по-русски. По-русски Кутан понимал очень плохо. Очевидно, комендант рассердился на Винтова, и Кутан думал о том, что теперь Винтов рассердится на него, Кутана.
Винтов хотел возразить коменданту, но задребезжал телефон, и комендант взял трубку.
– Да, да, – сказал он. – Комендант слушает.
Потом долго молчал. В комнате было так тихо, что слышно было, как кричал голос в телефонной трубке.
Винтов задумался и сосредоточенно чертил карандашом по бумаге, которой был покрыт стол.
Комендант положил трубку. С минуту он сидел молча. Потом встал, заговорил медленно и тихо:
– Так вот что. Басмачи обстреляли дозор у заставы Зындан… По всем данным, это и есть отряд, который вел Алы… Так что сведения Кутана, очевидно, верные. Это значит, что мир с Джантаем кончен.
Услышав имя Джантая, Кутан вздрогнул и сжал кулаки.
Комендант прошелся по комнате и остановился против Кутана.
– Слушай, Кутан, – сказал он по-киргизски. – Я пойду на Джантая. Мне проводник нужен. В Кую-Кап меня поведешь? А?
Кутан молчал.
– Ты подумай, подумай. Только думай не очень долго. Выступать нужно утром. Понял? – и, не дожидаясь ответа, комендант по-русски сказал Винтову: – Распорядись – пусть дадут ему полушубок, валенки и винтовку с патронами.
Слово «винтовка» Кутан знал хорошо.
– Слушай, товарищ комендант, – сказал он, вставая, – я пойду проводником.
Рано утром отряд пограничников выехал из Каракола.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1Кутан молча ехал впереди отряда.
Длинной вереницей пограничники растянулись на узкой тропинке. Тропинка извивалась зигзагами, по крутому склону взбираясь на перевал. Далеко внизу расстилались покатые коричневые холмы. Коршуны парили над холмами, и пограничники сверху видели их распростертые неподвижные крылья. Перевал был покрыт снегом. Белые облака клубились на горах.
Лошади тяжело дышали и часто останавливались. Чтоб облегчить трудный подъем, всадники низко пригибались, привстав на стремена и держась за холку. Часто срывались камни, сбитые копытами. Гремя, увлекая за собой другие камни и комья снега, они маленькими лавинами катились к подножию.
Достигнув перевала, пограничники спешились. Свежий ветер дул на вершине. Усталые лошади опустили головы и грызли снег у своих ног.
Пограничники еще никогда не переходили этот перевал. Здесь начинались таинственные «сырты» – дикая горная область, где прятались басмачи, где по козлиным тропам пробирались караваны контрабандистов, где не было дорог и горы стояли как крепости, защищая входы в узкие ущелья.
Пограничники стояли молча, пораженные величественным видом, открывшимся с перевала. Горы, одна выше другой, упирались в небо сверкающими снеговыми вершинами. Пропасти чернели между ними. Заросли огромных тянь-шаньских елей, казавшихся спичками с высоты перевала, спускались по крутым склонам к берегам горных рек. Скалы громоздились, преграждая течение, и реки извивались, сжатые в узких ущельях, или низвергались водопадами. Хребты гор, как гигантские морщины, покрывали землю. Тени облаков неслись по склонам гор, и ветер доносил глухой рев потоков.
– Вот здесь бы пролететь! – прошептал Николаенко.
– Высоко… – так же тихо отозвался Закс.
Кутан подошел к коменданту.
Андрей Андреевич задумчиво улыбался, глядя прямо перед собой. Он вздрогнул, опомнившись, когда Кутан заговорил с ним.
– Может быть, банда близко теперь, – сказал Кутан. – Надо вперед ехать. Разведку надо.
– Хорошо, Кутан. Молодец джигит, – ответил Андрей Андреевич по-киргизски и по-русски сказал что-то бойцам.
Двое из них подошли к нему. Кутан узнал их: это были те самые кзыл-аскеры, которые забрали его в горах после побега от Алы. Очевидно, комендант не верил Кутану и позвал кзыл-аскеров, чтобы стеречь его. Это было обидно, но Кутан понимал, что комендант имел все основания так относиться к нему, бывшему басмачу.
– Слушай хорошенько, Кутан, – снова по-киргизски заговорил Андрей Андреевич. – Двое пограничников пойдут с тобой. Если встретишь басмачей, скачи назад и доноси мне. Если же не успеешь – стреляй, я буду знать, что тревога. Понял? За красноармейцев, за дозор отвечать ты будешь. Все понял?
Кутан молча кивнул. Он и виду не подал, до какой степени поразило его распоряжение коменданта. В самом деле, ему, бедному джигиту, бывшему басмачу, доверяют такое ответственное дело, как разведка. Правда, пограничники поедут с ним. Они, наверное, ни на шаг не будут отходить от него, будут следить за ним. Начальник ничего не сказал об этом, но это какая-то хитрость урусов…
Кутан, ведя лошадь под уздцы, быстрым шагом, почти бегом, стал спускаться с перевала. Николаенко и Закс шли за ним. Остальной отряд отстал и скрылся из виду. Скалы заслонили перевал.
Внизу Кутан сел на лошадь. Пограничники тоже вскочили в седла. Украдкой Кутан оглянулся на них. Они ехали молча, с серьезными, напряженными лицами.
Кутану захотелось проверить, следят ли за ним. Он придержал лошадь, и когда пограничники поравнялись с ним, сказал нерешительно:
– Один ту щель ехал, второй эту щель… Мало-мало ехал… Скоро обратно…
Кзыл-аскеры поняли, молча повернули лошадей и галопом поскакали в ущелья, на которые показал Кутан. Он остался на тропинке. Его никто не стерег. Ему поверили! Кутан даже улыбнулся.
Николаенко и Закс вернулись через несколько минут. Они не обнаружили ничего подозрительного. Кутан ждал на прежнем месте. Увидев их, он пустил лошадь рысью.
Потом дозор переехал реку и шагом поднялся на невысокую сопку. За сопкой начинался подъем на перевал. На вершине лежало немного снега, но Кутан плеткой показал на серую тучу, медленно двигавшуюся по небу, и сказал:
– Снег будет. Много снег будет.
За перевалом была довольно большая равнина. Река текла по ней, описывая длинную дугу вокруг подножия горы. Равнина постепенно сужалась, переходила в ущелье. Дальше горы обрывались почти отвесно, сдавливая реку, заставляя ее крутиться и бурлить. Тропинка взбиралась на крутой склон. Слева высилась снежная вершина.
Кутан ехал осторожно, сдерживая лошадь и внимательно глядя по сторонам. Он снял винтовку, и пограничники тоже держали винтовки наготове.
Было очень тихо. Только река шумела внизу. Камень, огромный как дом, весь в трещинах, поросший мохнатым серым мхом, лежал поперек тропы. Кутан повернул, чтоб объехать его снизу, но вдруг рванул повод, осадил лошадь и спрыгнул на землю.
– Басмач… – прошептал он, и в ту же секунду на другой стороне ущелья мелькнул белый дымок и сухо треснул выстрел. Пуля просвистела, ударила в камень и с коротким жужжанием пошла рикошетом.
Пограничники соскочили с коней. Кутан тащил свою лошадь наверх, за камень. Лошадь скользила, мелкий щебень сыпался из-под ее ног.
Николаенко с винтовкой наперевес, низко пригнувшись, бежал к Кутану. Закс повел лошадей ниже, в безопасное место за выступом скалы.
– Лошадей сюда веди! – по-киргизски крикнул ему Кутан.
Закс не понял. Он привязал лошадей к стволу низкорослой березы и напрямик, через кусты, пробрался за камень. Николаенко удобно лежал, просунув дуло винтовки в трещину, как в бойницу, сосредоточенно целился и редко стрелял. Кутан лежал рядом и стрелял часто, спешно перезаряжая. Повод своей лошади он привязал к левой руке. Лошадь стояла за камнем, переступая ногами и фыркая.
Закс лег рядом с Кутаном.
Басмачи перебегали в кустах по склону горы на другом берегу реки. Их было человек двадцать пять или тридцать. Они стреляли не переставая. Пули тоненько пели, щелкали по камням и срезали ветки на деревьях.
Закс нацелился в одного из басмачей, заряжавшего ружье. Басмач был одет в черный халат и шапку, отороченную светлым мехом. Закс навел мушку чуть ниже шапки, затаил дыхание и дожал спуск. Когда рассеялся дым выстрела, басмача не было на прежнем месте. Ломая кусты, он скатился вниз под откос, упал к самой воде и лежал неподвижно, раскинув руки и неестественно подогнув голову.
Закс долго смотрел на него. Меховая шапка, слетев с головы басмача, зацепилась за ветку и осталась висеть там.
Мысль о том, что басмач убит, неожиданно поразила Закса. Уже несколько раз Закс участвовал в перестрелках и в стычках с басмачами, может быть ранил или убивал врагов, но никогда не знал наверное, попала ли именно его пуля. До сих пор ему всегда приходилось стрелять одновременно с другими бойцами, сразу отделением или взводом. Целясь несколько минут тому назад в маленькую, издали как игрушечную, фигурку басмача, он совершенно не думал, что, если выстрел будет удачным, басмач будет убит. И когда басмач упал, он не сразу понял, что произошло. Он не видел крови, не видел лица убитого, смерть не показалась ему страшной.
Закс перезарядил винтовку и нацелился в другого басмача. Этот был одет в халат, распахнутый на груди и опоясанный яркой тряпкой.
Закс выстрелил и промахнулся. Он снова нацелился и снова промазал. Привстав на колено и целясь в третий раз, он увидел, что басмач тоже поднял ружье. Раньше чем Закс успел выстрелить, сильная боль пронизала его левое плечо. Он удивленно вскрикнул и сел. Темное пятно проступило на гимнастерке и быстро растекалось неровной, расплывчатой кляксой. Закс очень испугался. Он подумал, что рука, наверное, погибла. Опасливо косясь на простреленное плечо, он осторожно пошевелил пальцами. Рука работала. Он сжал кулак и поднял руку. Даже больно было не очень сильно! Заксу стало стыдно своей слабости. Он с опаской оглянулся на товарищей, но ни Кутан, ни Николаенко ничего не видели.
Николаенко все так же спокойно целился и стрелял. Лицо его было сосредоточенно, даже немного мрачно. Кутан торопился, стреляя, невнятно бормотал что-то и радостно вскрикивал, когда попадал.
Трескотню выстрелов сотни раз повторяло и преувеличивало эхо, оглушительным грохотом раскатываясь в горах.
Закс тихонько отполз пониже за камень, достал индивидуальный пакет и, положив на рану кусок марли, кое-как замотал плечо поверх гимнастерки. Когда он снова подполз на прежнее место, Николаенко обернулся.
– Ты ранен? – испуганно крикнул он.
Кутан перестал стрелять и тоже обернулся с испугом.
– Так. Пустяки, – небрежно сказал Закс, целясь и не поворачивая головы.
– Потерпи, Яшенька, ничего, – говорил Николаенко, не обращая внимания на ответ товарища. – Потерпи, милый! Наши сейчас здесь будут. Больно здорово?
– Да нет же! Вот чудак! – усмехнулся Закс. – Ерунда сущая. Нашел, о чем говорить. – Он очень старался скрыть возбужденную дрожь в голосе, и ему казалось, что это удается.
Кутан резко вскрикнул и пальцем указал в ту сторону, где Закс привязал лошадей. Пограничники обернулись и на секунду остолбенели от ужаса: пятеро басмачей скакали к берегу, таща в поводу их коней. Басмачи подкрались незаметно, очевидно где-то выше перейдя реку. Хуже всего было то, что на лошади Закса был привязанный к седлу мешок с патронами.
Раньше чем пограничники успели опомниться, Кутан вскочил на свою лошадь и ринулся вниз. Он почти скатился по крутому спуску и, достигнув тропинки, отчаянным галопом поскакал к басмачам. Скорчившись на седле, в правой руке он держал винтовку и повод, а левой бил плетью лошадь.
Басмачи достигли реки. Их лошади вошли в воду, но лошади пограничников заупрямились. Кутан догонял. Один из басмачей отстал и повернулся ему навстречу. Николаенко, стискивая зубы, с трудом сдерживая лихорадочную дрожь нацелился в него. Басмач поднял винтовку, но выстрелить не успел: пуля пробила ему грудь.
Басмачи были на середине реки. На другом берегу из-за кустов появился басмач в распахнутом халате. Он скакал на вороном коне, размахивая маузером. Закс первым увидел его. Он выстрелил по лошади. На этот раз он не промахнулся: басмач вместе с конем рухнул на камни.
Кутан вскинул винтовку. Его лошадь была уже в воде. Почти в упор он выстрелил в спину одному из басмачей и схватил повод лошади Закса. Басмачи удирали, бросив вторую лошадь. Кутан повернулся и погнал обратно. Он был у самого берега, когда из-за трупа вороного коня встал басмач в распахнутом халате.
– Кутан! – крикнул он, подымая маузер.
Пограничники видели, как Кутан обернулся и придержал лошадь.
– Алы! – ответил он басмачу и схватился за затвор винтовки.
Басмач выстрелил, и Кутан взмахнул рукой, как бы стараясь удержаться за что-то впереди себя. Закс охнул.
Но лошадь вынесла Кутана. Он сидел в седле, неестественно вытянувшись, мертвенно-бледный, не выпуская из рук винтовки и поводьев. Лошади пограничников скакали за ним. Басмач в распахнутом халате целился ему вдогонку. Николаенко и Закс выстрелили одновременно.
Басмач пошатнулся, выронил маузер, упал и пополз к кустам, волоча правую ногу.
Кутан доскакал до камня.
Он попытался сам слезть с лошади, но не смог и без сознания повалился на руки Заксу.
Закс уложил его как можно удобнее внизу за камнем и осмотрел рану. Пуля навылет пробила грудь с левой стороны, чуть выше сердца.
Закс, как умел, сделал перевязку. Николаенко один отстреливался от басмачей.
Кутан пришел в себя. Он сказал какое-то киргизское слово и открыл глаза. Увидя Закса, наклонившегося над ним, он проговорил тихо, едва слышно:
– Пить…
– Яша, – крикнул Николаенко, – Закс, помоги. Они идут на наш берег, кажется.
Закс вскочил, подполз к Николаенко и взял свою винтовку.
Басмачи пели молитву. Они бежали к реке, некоторые ехали верхом.
– Не стреляй, – сказал Закс, доставая гранату. – Подожди.
– Вот теперь бы самолет, – вдруг сказал Николаенко.
Басмачи вбежали в воду. Они тоже перестали стрелять. Верховые ехали впереди, пешие шли, держась за лошадей и высоко вверх подымая ружья.
Закс первым кинул гранату. Она разорвалась в воде, подняв фонтан брызг. Граната Николаенко ударила в берег, и камни полетели в воздух. Потом оба схватились за винтовки и минуты три стреляли, целились, перезаряжали, снова стреляли и целились.
Четверо басмачей, раненные или убитые, упали, и стремительное течение унесло их тела. Одной лошади осколком разорвало живот. Она сбросила всадника и поскакала назад. Вторая лошадь повалилась в воду, увлекая за собой людей, державшихся за нее.
Басмачи повернули обратно, не пройдя и четверти реки.
Пограничники перестали стрелять. Потные и усталые, они посмотрели друг на друга и засмеялись.
– Живы? – спросил Николаенко.
– Живы, я думаю, – отозвался Закс.
– Пить… пить… – раздался глухой голос Кутана.
– Вот что, – сказал Закс. – Я пойду за водой к речке. Только баклажку я разбил. У тебя нет? Ну, черт с ним: в шлеме ему принесу.
Николаенко молча кивнул и начал стрелять. Басмачи ответили яростной пальбой.
Закс соскользнул вниз и, цепляясь за кусты, быстро стал спускаться к реке. Он старался прятаться за камнями и выступами скал, но часто приходилось пробегать открытые пространства. Пули свистели у него над головой, он присаживался за каким-нибудь прикрытием и отдыхал минутку. Потом вскакивал и, не разбирая дороги, скользя и царапаясь о колючие ветки, мчался к реке.
Добравшись до берега, он сорвал с головы шлем, зачерпнул холодную воду и бросился обратно. Наверх лезть было гораздо труднее. Он задыхался, сердце бешено колотилось, и темнело в глазах. Но он невредимым добрался до камня. Николаенко сидел в прежней позе и методически стрелял.
Тут только Закс взглянул на шлем, который держал в левой руке, и вскрикнул: шлем был наполовину пуст; он протекал, на дне было совсем немного воды. Закс кинулся к раненому.
– Пей, пей, джолдош… – сказал он.
Кутан жадно прильнул к шлему. Закс смотрел, как быстро он пьет.
– Рахмат…[27]27
Рахмат – спасибо.
[Закрыть] Спасибо… товарищ, – прошептал Кутан и попробовал улыбнуться.
Основной отряд остановился на получасовой привал, не доезжая маленькой сопки.
Только когда пограничники были у подножия перевала, Андрей Андреевич услышал стрельбу. Гулкое эхо донесло грохот выстрелов. Было ясно, что бой идет по другую сторону горы, покрытой снегом. Андрей Андреевич пустил коня, пограничники понеслись за ним.
Торопя лошадей, начали подниматься. Подъем оказался крутой. Лошади задыхались. На середине подъема Андрей Андреевич соскочил и, придерживая шашку, быстро пошел наверх. Бойцы шли за ним, тоже ведя лошадей в поводу. Пошел снег. Мокрые хлопья таяли на камнях. С каждой минутой снег шел все гуще. Поднялся ветер.
Через сотню шагов Андрей Андреевич почувствовал, что голова начала слегка кружиться. Проклятая высота! Он обернулся назад. Никто из красноармейцев не отстал, но лица у всех были бледные и рты широко раскрыты.
– Товарищи, стой! – крикнул Андрей Андреевич. – Сесть и отдохнуть.
Он сел прямо на землю. Гнедой Васька мягкими, теплыми губами ткнулся ему в затылок. Бойцы тоже сели. Кони потоптались, крепче становясь на покатой горе, и опустили головы.
За горой эхо выстрелов бахало, перекатывалось и грохотало в ущельях. Потом оглушительно ударило два взрыва. За горой шел бой.
Один из красноармейцев, совсем молодой, вскочил.
– Товарищ начальник!.. – тихо сказал он. – Товарищ командир!.. Не можем мы отдыхать!.. Прикажите идти!..
– Я приказал отдыхать, и вы должны отдыхать, товарищи, – негромко ответил Андрей Андреевич. Он сидел выше всех, и бойцы снизу смотрели на него. – Вы должны отдыхать, – повторил он.
Через несколько минут отряд двинулся дальше. Но, пока пограничники дошли до линии снега на вершине, пришлось отдыхать четыре раза.
В снегу было еще хуже. Снегопад усилился, и снег стал таким рыхлым и глубоким, что лошади не могли идти. Сразу проваливаясь по горло, они буквально тонули в снегу.
После нескольких попыток вытащить своего Ваську, бессильно бившего ногами и храпевшего от страха, Андрей Андреевич остановился в изнеможении. Пот градом струился по его лицу. Бойцы выбивались из сил. Густой пар поднимался над лошадьми и людьми.
– Оставить коней! Копать снег! – крикнул Андрей Андреевич.
Увязая в снегу, пограничники прошли вперед. Лопатками, шашками и просто руками начали рыть снег. Рыли, лихорадочно торопясь, сосредоточенно и молча.
По узкой траншее вели коней. Андрей Андреевич шел впереди. Он работал лопаткой.
Медленно продвигаясь, пограничники вгрызались в снег.
Звуки выстрелов становились все громче и громче.
