Текст книги "Апология памяти"

Автор книги: Лев Лещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

И все это время не прекращались попытки то с его, то с моей стороны получить пальму первенства по части всевозможных розыгрышей и приколов. Поехали мы как-то опять же в составе группы психологической поддержки в Испанию на Чемпионат мира по футболу. Но на этот раз наша дружная бравая компания разделилась на две части: Винокур с Кобзоном и Оганезовым оказались в Барселоне, а я, Георгий Мовсесян, Вахтанг Кикабидзе и жена Кобзона Неля – в туристической группе, которая жила в Мадриде. И вот однажды направились мы в летнюю жару на футбольный матч в Барселону, за шестьсот километров, на автобусе без кондиционера. Ну, Нелю, естественно, влекла туда надежда повидаться с мужем. Мы же терпели все эти лишения исключительно из-за желания увидеть матч. Такие уж были страстные, заядлые болельщики. И когда наш автобус, прибыв в Барселону, вырулил почему-то прямо на городской пляж, мы заорали от радости и, скинув с себя одежду прямо на песок, тут же побежали купаться. А когда вылезли из соленой морской воды и натянули на себя рубашки, оказалось, что в одежде теперь полно песка, который в союзе с морской солью создает совершенно непередаваемый эффект. Я, во всяком случае, понял, что если сейчас же, немедленно, не приму душ, то сойду с ума от жуткого зуда, охватившего все мое тело. Оставалось одно – срочно ехать в отель к нашим «барселонским» ребятам. Я позвонил Винокуру, объяснил, в чем дело, он ответил: «Конечно, давай приезжай!» – после чего мы с Нелей и Жорой Мовсесяном рванули в отель. Винокур, Кобзон и Оганезов жили в огромном двухкомнатном люксе, поражавшем своей роскошью, но мне было не до этого, я сразу же бросился в ванную. Намылился, стою под струями воды, с наслаждением чувствую, как отступает этот страшный зуд. И слышу из-за двери голос Винокура, разговаривающего по телефону с моей женой: «Ирочка, ты только не волнуйся. Все в порядке, ребята добрались благополучно. Почему Лева сам не может подойти? Он, видишь ли… Да ничего с ним не случилось, что ты так переживаешь? Ну, выпил человек, не рассчитал, с кем не бывает? Где он сейчас? Да в ванне, конечно, лежит, отмокает. Как же он будет с тобой говорить, если он лыка не вяжет?» Я в панике хватаю трубку телефона, висящего в ванной, и кричу в нее: «Ира, Ира, это я, Лева! Ничего подобного, я не пьяный! Не верь ему, не верь!» Но вместо голоса жены слышу в трубке голоса Винокура и Кобзона, которые почти дуэтом заявляют укоризненно: «Ну ты, сынок, совсем уже шуток не понимаешь». Я, конечно, виду не подал, но все это зафиксировал.

Но особенную радость доставляют мне, конечно, те случаи, когда Винокур попадается на мой розыгрыш. В свое время, как многие помнят, в телеэфире появились эффектные ток-шоу с очень модным в то время эстонским телеведущим Урмасом Оттом. Все звезды из столичного бомонда стремились попасть в эту престижную программу. Володя Винокур не стал в этом смысле исключением и сделал все для того, чтобы одним из первых оказаться гостем Отта. Но что-то у них на телевидении не заладилось, и передача с Винокуром вовремя в эфир не вышла. Естественно, он волновался за ее судьбу и всячески пытался выяснить, что с ней случилось. Поэтому, когда мы приехали на гастроли в Таллин, Винокур мне говорит:

– Думаю, надо бы позвонить Урмасу, узнать, в чем дело.

Я не спорю:

– Да, конечно.

На следующий день рано утром набираю телефон Володиного номера в гостинице и, после того как он взял трубку, приветствую его голосом Урмаса Отта с характерным эстонским акцентом:

– Володя, здравствуй, это Урмас. Как это так, что ты у нас здесь, в Таллине, и мне не позвонил?

Володя начинает извиняться:

– Прости, Урмас, хотел я тебе позвонить, но все было некогда, очень поздно кончился концерт.

– Ну хорошо, – говорю, – тогда давай где-нибудь встретимся за чашкой кофе.

– Да, конечно, буду очень рад! Кстати, Урмас, а что там с нашей передачей, почему ее не выпускают?

– О, ты знаешь, Володя, с передачей есть проблемы. Там такие дураки сидят в ЦТ, говорят, передача очень острая, боятся дать ее в эфир.

Володя, чувствую, заволновался:

– Да что же там острого? Это же юмор, сатира…

– Вот я и говорю, давай встретимся и все обсудим.

– А ты где сейчас?

– Да внизу, в твоей гостинице.

– Так заходи ко мне скорей, я жду!

Я поднимаюсь на двенадцатый этаж, стучу в дверь номера.

– Кто там? – кричит запыхавшийся Володя. – Подождите, я еще не одет!

– Это Урмас, – отвечаю я.

Он тут же распахивает дверь и… оторопело смотрит на меня.

– Ну что же ты, Володя? – улыбаюсь я ему. – Не узнаешь? Это же я, твой Урмас!

Володя рассмеялся:

– Ну ты и «приколол» меня…

Но разумеется, было бы неверно представлять нашу дружбу так, будто бы мы с Владимиром Винокуром только и делаем, что непрестанно разыгрываем друг друга. Мало того, с Володей я, по-моему, ругаюсь гораздо чаще, чем с другими. Почему так? Да просто потому, что Володя, во-первых, «свой» и ему я могу сказать прямо в глаза то, о чем бы воздержался говорить кому-либо «чужому». Во-вторых, надо учитывать, что по характеру Владимир Винокур – человек весьма авторитарный и, стало быть, не выносит возражений и критики в свой адрес. Ему, как говорится, палец в рот не клади! Единственным, кроме меня, кому это дозволялось делать в свое время, был его отец Натан Львович, к которому Володя всегда относился с безграничной сыновней любовью. Натан Львович был заслуженным строителем России, очень образованным и интеллигентным человеком. За свою жизнь он построил в Курске, откуда родом Володя, огромное количество сооружений, в том числе и знаменитый архитектурный комплекс – памятник советским воинам в честь битвы на Курской дуге. Вообще Володя в этом смысле человек поистине необыкновенный: где бы мы ни находились, куда бы нас ни занесла актерская судьба, не было дня, чтобы он не позвонил в Курск своим родителям, не поговорил бы с ними, не узнал бы о их самочувствии.

А с тех пор как Натана Львовича не стало, я иногда без особой подготовки могу сказать Володе, что я думаю по его поводу в том или ином случае. Да и он особо не церемонится со мной. Но это же рождает, в свою очередь, массу вопросов у окружающих: «А в чем, собственно, может состоять суть ваших разногласий? Есть театр «Музыкальное агентство» Льва Лещенко, есть Театр пародии Владимира Винокура, каждый из вас занят своим делом. Что же вам в таком случае делить?» На это я отвечу так, что независимо от какой-либо совместной деятельности у двух людей, которых связывает давняя дружба, найдутся поводы для разногласий. Такова жизнь. Но в последнее время, особенно после успеха наших совместных выступлений, нас с Володей начали очень активно приглашать на различные концерты. То есть Лещенко и Винокура зрители гораздо чаще хотят видеть в паре, чем каждого по отдельности. Так почему бы не пойти навстречу желаниям публики? Я пою, Володя читает эстрадные монологи, затем мы что-то исполняем вместе… А в итоге получается некая цельная эстрадная программа. На новое творческое содружество тут же откликнулись и авторы, пишущие для эстрады. Скажем, известный сатирик Аркадий Хаит сочинил для нас сценку, где мы с Володей поздравляем нашего старого товарища Геннадия Хазанова с его пятидесятилетием и где впервые называем друг друга «Левчиком» и «Вовчиком». Этот номер так понравился публике, что теперь нас зачастую именуют этими «ласкательно-уменьшительными» именами даже вне сцены. А несколько позже поэтесса Лариса Рубальская с композитором Лорой Квинт написали для нас песню-дуэт под названием «Гей, славяне», которая также стала пользоваться огромным успехом. Во всяком случае, на разного рода юбилейных торжествах, презентациях и тому подобных мероприятиях мы теперь, за очень редким исключением, появляемся только вдвоем.

Одним из самых памятных событий в этом духе стал как для нас, так, надеюсь, и для всех присутствующих наш с Володей поздравительный дивертисмент на юбилейном вечере Бубы Кикабидзе. Володя до неузнаваемости изменил внешность, употребив для этой цели огромный «грузинский» нос из своей же знаменитой миниатюры про хирурга «Рэзать – нэ рэзать» и нацепил на плечи кавказскую бурку. Я, в свою очередь, явился вместе с ним перед сидящим на сцене юбиляром в черкеске с газырями, косматой папахе и при усах, так что удивленный Буба поначалу попросту не понял, кто же скрывается под личинами «истинных кавказских горцев». Не узнал он нас с Володей и тогда, когда мы с типичным грузинским акцентом начали разыгрывать перед ним сочиненную нами интермедию. А после того как Винокур легко и непринужденно перешел на грузинский, провозглашая: «Моди давлиот!» («Давай выпьем!») – Кикабидзе, по его собственному признанию, почти уже уверовал в то, что его приехали поздравить некие загримированные земляки. И догадался, кто мы такие, только после того, как мы с Володей затянули песню «Тбилисо» на грузинском языке. Так вот, закончив интермедию и собираясь уходить за кулисы, Винокур вдруг спрашивает:

– Буба, можно обратиться к твоим гостям, которые сидят в этом зале?

Буба кивает:

– Конечно!

Винокур подходит к микрофону и возвещает:

– Первый и второй ряд, кто заказывал хинкали, они готовы! Всех приглашаем на банкет!

После чего Буба, рассмеявшись, сказал:

– Большое спасибо ребятам, Володе и Леве! Видимо, надо очень сильно любить своего старого друга, то есть меня, чтобы придумать и сыграть такое великолепное поздравление. Ведь если ты к человеку равнодушен или он тебе не нравится, ты в лучшем случае просто отделаешься букетом цветов…

А два года назад, в 1999 году, мы с Винокуром торжественно отметили на сцене Концертного зала «Россия» событие, прямо скажем, не совсем обычное – тридцатилетие нашей с ним дружбы, которое мы назвали «Тридцать лет спустя». Соответственно, все представление было оформлено в мушкетерском духе – на декорациях висели шпаги, шляпы с перьями, стояла бочка с пивом… Посреди этого романтического антуража наши любимые друзья-артисты и просто старые друзья поздравляли нас с Володей с таким вот необычным юбилеем. Вообще «юбилейная» тема занимает в наших взаимоотношениях с Володей особое место. Скажем, однажды, готовясь к моему юбилею, он, что называется, отмочил такой номер, что ввел в заблуждение не только публику, но и свою собственную маму Анну Юльевну, присутствующую в этот момент в зале. Дело было так. Володя выкрасил свои волосы в цвет моих волос и придал им форму моей шевелюры. К тому же он еще и немножко похудел. А когда он оделся точно так же, как и я, и придал лицу соответствующее выражение, его сходство со Львом Лещенко стало просто поразительным. (Кстати, я часто думаю, а не таится ли в этом разгадка «тайны» столь долгой дружбы между нами, вызывающей такой интерес у окружающих?) По нашей с ним задумке, он выходит на сцену в образе Льва Лещенко, открывает юбилейный вечер, а потом уже появляюсь я собственной персоной. И вот, когда он вышел и заговорил (естественно, моим голосом), его мама наклонилась к своей внучке Насте и прошептала ей на ухо:

– Видишь, Настенька, как дядя Лева-то поправился? Не мешало бы ему похудеть, как и твоему папе…

На что Настя с удивлением ответила:

– Ба, ты что? Это же наш папа!

Я в данном случае, как нетрудно заметить, оказываюсь в том же примерно положении, как и в свое время Вахтанг Кикабидзе, оценивший наше с Володей юбилейное приветствие как наглядное выражение самых теплых дружеских чувств. Действительно, ведь Винокур, относись он ко мне несколько по-другому, мог бы вполне ограничиться тем же букетом. И так – практически во всем. Понятно, что мне во много раз легче шагать по жизни, чувствуя его постоянную дружескую поддержку, зная, что мне есть на кого опереться в трудный час. А ведь, как я уже говорил, характерец у Владимира Натановича – отнюдь не сахар! Заслужить его расположение, не говоря уже о дружеской привязанности, дано отнюдь не каждому. Так что мне, я считаю, повезло в этом смысле как мало кому еще. И потому Володя, пользуясь моим к нему ответным расположением, эксплуатирует его нещадно. Скажем, садится в моем офисе за телефон и начинает моим голосом отвечать на звонки: «Так, мол, и так, сегодня у меня весь день занят… Поговорите на эту тему с моим директором Розенгаузом, Евгений Львович все вам объяснит…» На нашем с ним языке это называется «парить мозги». Иногда доходило до того, что даже моя жена Ира, позвонив мне в офис, поначалу не догадывалась, что говорит не со мной, а с Винокуром. Наблюдать за ним в такие моменты всегда крайне любопытно, как и за каждым мощным актером-лицедеем, примеряющим на себя чье-либо лицо. Причем Винокур тут замахивается, на мой взгляд, на нечто даже гораздо большее – он примеряет на себя уже саму другую личность, в данном случае – мою. То есть как бы становится отчасти мной. А ведь люди мы с ним на самом деле очень даже разные. Скажем, многим из тех, кто когда-либо сталкивался с Володей, известно, что Винокур – человек достаточно резкий в общении. И в этом смысле наш с ним союз представляет собой как бы сочетание по контрасту: он порой проявляет нетерпимость к людям, я – терпимость, он обычно обостряет ситуацию, я ее смягчаю. Бывает, что в застольях на весьма высоком уровне Володя вдруг порывается рассказать некий сомнительный анекдот. Я тут же начинаю в панике давить ему под столом на ногу, на что он реагирует так: «Вы знаете, вот сейчас мне Лещенко давит на ногу, а ведь сам он, между прочим, и рассказал мне этот жуткий анекдот!» То есть «взвинтить» ситуацию, довести ее до точки кипения – любимое Володино занятие.

Что же касается его повышенной требовательности к людям, он однажды попытался объяснить мне это на примере недавно ушедшего из жизни нашего с ним старого друга, артиста Театра оперетты Славы Богачева: «Теперь я стал немного понимать, почему Слава был всегда таким нетерпимым в общении. Суть в том, что он так относился не ко всем без исключения людям, а только к бездарям, ничтожествам, лентяям и тупицам. Он их, так сказать, морально уничтожал. Девизом всей его жизни было: «Или ты делаешь свою работу талантливо и профессионально, или не берись за это дело вообще!» Грех сравнивать себя с кем-либо, но я, как мне кажется, в этом смысле похож на него. Я понял, почему я часто бываю так резок с людьми. Да, но не с каждым же, а только с теми же середняками, бездарями и тупицами, которых ненавидел Слава! Помнишь, как любил повторять один наш знакомый музыкант: «Чего только люди не придумают, лишь бы у станка не стоять!..»

Ну что я мог Володе на это возразить? Что не каждого из нас Господь Бог в темечко поцеловал? Что же в таком случае остается делать миллионам и даже миллиардам «нецелованных»? Что касается меня, то я отношусь к наличию или отсутствию каких-либо талантов в человеке далеко не так ригористично. Кто знает, не скрыт ли вот в этом, к призеру, случайном прохожем такой талант любви и доброты, какой и не снился какому-нибудь трижды заслуженному деятелю? Так что все весьма относительно.

Но это так, к слову. Пока же, проведя на пару с Володей несколько совместных концертов, мы с сожалением констатировали, что начинаем уже некоторым образом повторяться и топтаться на месте. Пришло осознание того, что нам необходим какой-то новый рывок, прорыв в иное качество. На наш взгляд, возможности жанра театрализованного «капустника», в котором мы себя попробовали, исчерпались полностью. И тут перед нами замаячила вполне реальная перспектива создания крупной, масштабной сценической постановки в форме мюзикла, где мы можем использовать свои собственные козыри, такие, как, скажем, танец, музыку, вокал, мы можем сделать из этого материала вполне оригинальное музыкальное шоу, где нам никто уже не конкурент. Такого уж точно никто, кроме нас двоих, не сделает. В настоящее время мы в поисках такой пьесы, музыку к которой, возможно, напишет Вячеслав Добрынин, а возможно, и Игорь Крутой, недавно сочинивший для Володи три прекрасные песни. Причем одна из них, «Мама», посвященная матери Володи Анне Юльевне, произвела на меня большое впечатление. Сразу вспомнились знаменитые «курские посиделки» в доме у Володиных родителей, где нас, его друзей, принимали всегда с необычайным хлебосольством. Много я в жизни повидал семей, но такую дружную и ладную, как семья Винокуров, особенно когда еще был жив ее глава Натан Львович, доводилось встречать не часто. Да и более нежного и любящего сына я в жизни не видывал… Теперь, правда, Анна Юльевна живет уже в Москве и помогает воспитывать его дочку Настю, юную балерину, будущую выпускницу Московского хореографического училища. Володя всячески поддерживает это учебное заведение своим авторитетом и не пропускает там ни одного праздника…

Ну что еще можно было бы добавить к «портрету» лучшего друга? Разве лишь то, что Володя уже: отметил свой пятидесятилетний юбилей, поседел, многое в жизни переосмыслил. Мне, скажем, очень отрадно сознавать, что он сейчас делает новый стремительный виток в своей творческой карьере. Работает он невероятно много, относясь к разряду тех очень редких на сегодняшний день гастролеров, которые дают не один, а два концерта в день. То есть у каждого из нас идет своим чередом собственная концертная деятельность. Но когда выдается возможность поработать вместе, мы используем ее с огромным удовольствием.

Но основное поле деятельности Владимира Натановича – его Театр пародии. В принципе это – такое же музыкальное агентство, как и у меня, которое занимается организацией гастролей как самого Винокура, так и его артистов. Одним словом, человек он беспокойный, ищущий. И когда кое-кто высказывает мнение, что наша с ним давняя дружба – это якобы лишь «вывеска» для искусно создаваемого нами актерского имиджа, я даже спорить с ними не собираюсь. У меня свое железное убеждение – совместно работать в искусстве можно лишь с тем, кто тебе по-человечески близок и приятен. Иначе что тогда есть психологическая совместимость? Очевидно, нас соединили друг с другом два интереса – человеческий и творческий. Вот и все.

Валентина Толкунова

Валя Толкунова появилась на Гостелерадио где-то году в 1972-м, в то время как я, «отслужив» там уже год, считался бывалым певцом. Но по-настоящему мы с ней подружились в нашей первой гастрольной поездке на Камчатку, куда вместе с нами отправились молодые восходящие звезды советской эстрады Гена Хазанов и Женя Мартынов и диктор Центрального телевидения Света Моргунова. Почему именно Камчатка? Да потому, что туда практически никто из известных артистов не ездил и, по нашим прогнозам, там за полтора-два месяца гастролей можно было сделать огромное количество концертов, заработать приличные деньги.

Естественно, ничто так не сближает, как совместно переносимые тяготы долгого пути. А тягот на Камчатке нам хватало. Если даже центральная территория Советского Союза далеко не всегда могла блеснуть более-менее пристойным гостиничным сервисом, что уж тогда говорить о земле, расположенной в буквальном смысле слова на краю света? Правда, край этот – красоты неописуемой, которой мы и наслаждались сполна, пролетая над знаменитыми камчатскими вулканами. На земле же приходилось заниматься вещами гораздо более прозаическими, включая хождение по местным магазинам в поисках провизии и приготовление еды в суровыл походных условиях.

Все это помогало нашему общему сближению, из поездки мы вернулись друзьями, как говорится, нм всю жизнь. Но с Валей нас, кроме этого, сдружила еще и совместная творческая работа. Известный композитор Людмила Лядова написала специально для нас песню в форме дуэта под названием «Танго», а навел ее на эту мысль вокальный дуэт, который мы с Валей исполняли незадолго до этого.

С тех пор дуэтом на сцене мы с Валей стали появляться все чаще и чаще. Что и дало основание нашей охочей до всяческих досужих вымыслов публике усмотреть в этом «нечто особенное». Точно так же, скажем, зрители «поженили» между собой знаменитых кавээнщиков Свету Жильцову и Сашу Маслякова, ведущих «Песни года» Ангелину Вовк и Евгения Меньшова, и так далее и так далее. Что же касается Льва Лещенко и Валентины Толкуновой, то здесь народная фантазия разыгралась до того, что из нас с Валей делали не только мужа и жену, но в некоторых случаях даже… брата и сестру! Мы, прекрасно зная об этом, никак не препятствовали распространению подобных домыслов – во-первых, это в какой-то степени способствовало нашей популярности, а во-вторых, все равно ничего с этим поделать было невозможно. Забавно, что некоторые нынешние эстрадные звезды специально устраивают «семейные» рекламные шоу для привлечения внимания жадной до сенсаций публики – то есть якобы сходятся или разводятся со страшными скандалами, хотя на самом деле все у них в полном порядке. Мы же с Валей и пальцем не пошевельнули для достижения упомянутого эффекта – народная молва все сделала сама…

Теперь мне, правда, все чаще приходит в голову, что возникновение в тогдашнем массовом сознании, выражаясь современным языком, «виртуальной пары Толкунова – Лещенко» имело под собой, может быть, более глубокие основания, чем кажется. И вот почему. Действительно, мы с Валей, появляясь на эстраде или же телеэкране, выглядели словно бы типичные добрый молодец и красна девица из русского фольклора. Рискуя навлечь на свою голову упрек в «распространении национализма», решусь тем не менее предположить, что не последнюю роль в объединении нас с Валей не то в супружескую, не то в семейно-родственную пару сыграли наши с ней ярко выраженные славянские черты (что бы там ни говорили, но человечество пока что делится на расы и нации, и ничего с этим не поделать, равно как и с поэзией, которая, по меткому выражению Маяковского, «пресволочнейшая штуковина – существует, и ни в зуб ногой!»). Так вот, скорее всего, народное общественное сознание (или, напротив, массовое бессознательное, несущее в себе древнейшее архетипическое начало) так или иначе избрало нас с Валей на роли выразителей некой «общеславянской идеи». Валя олицетворяла собой исконно русское женское начало благодаря своему проникновенному лиризму, ибо в русском человеке эти качества неистребимы, я имею в виду особую грустинку, склонность к жалостливости, к сантименту… Невольно вспоминается фраза какого-то из наших классиков: «Женщины на Руси не любили, а – жалели». И когда Валя выводила своим хрустальным голоском «Где ж ты раньше был» и «Мы на лодочке катались» – не было, я думаю, в зале человека, у которого при этом не повлажнели бы глаза. Такова уж природа ее таланта, проникновенного и чуткого, воздействующего на самые сокровенные глубины человеческой души. В этой связи невольно вспоминается оценка, данная Валентине в книге эстрадного режиссера Александра Конникова, где автором было сказано буквально следующее: «Толкунова – певица для домохозяек». Думается, если автор попытался как-то сыронизировать над природой дарования певицы, приуменьшить масштаб ee воздействия на слушателя, то добился он результата совершенно противоположного. Ведь, рассуждая логически, режиссер Конников тем самым делает певице Толкуновой самый грандиозный комплимент, какой только можно представить! И действительно, если аудитория Валентины – домохозяйки, то в число ее слушателей должна входить, по сути, большая часть населения, представленная женщинами, каждая из которых так или иначе является домохозяйкой! Если же автор имел в виду, что песни Толкуновой так легки в запоминании, что их способна напевать во время своих бесконечных хлопот любая домохозяйка, то его невольный комплимент в адрес певицы возрастает в еще большей степени. Кто же из нас, певцов, не мечтает о том, чтобы его песни были у всех на устах?..

Да, не всем дано иметь голосовые данные Лучано Паваротти или Монтсеррат Кабалье. Но кто сказал, что это – обязательное условие для успешной певческой карьеры? Или, быть может, Джо Дассен брал за душу людей каким-то своим феерическим вокальным аппаратом? Не стоит ли в таких случаях понятие «вокального диапазона» переводить в иное измерение – в понятие «масштаба личности»? Воздействовать же на чью-то личность может только личность большего масштаба, каковой в моем представлении и является замечательная певица Валя Толкунова.

И лучший, на мой взгляд, тому пример – замечательное исполнение песни Эдуарда Колмановского, начинающейся словами «Хохотушка и вертушка лет пяти…». Сюжет этой песни прост и одновременно мудр, так как в нем выражается сущность человеческого бытия. Сначала перед зеркалом резвится пятилетняя девчушка, ничего еще не смыслящая в жизни. Затем перед ним красуется она же, но – уже в качестве девушки-невесты. Потом в зеркальное стекло глядит усталая женщина сорока с лишним лет. И наконец, на свое отражение смотрит пожилая седая женщина. Тут, казалось бы, и сказке конец. Сейчас под магнетическим влиянием проникновенного голоса певицы слушатель уронит сентиментальную слезу, скорбя над быстротечностью нашей жизни. Но – в тот же самый момент происходит, так сказать, переключение регистра. И вот уже снова перед тем же зеркалом – «хохотушка и резвушка лет пяти», другая уже, разумеется, сменяющая свою бабушку в вечной эстафете поколений. Другим настроением наполнен и голос певицы, вновь поворачивающей восприятие слушателя в сторону светлого, оптимистического восприятия бытия… И все это выражено в основном лишь вокальными средствами, без привлечения того, что называется «зримым эффектом».

Такой подход к исполнению – еще одна важная черта, роднящая нас с Валей на эстрадном поприще. Ведь что касается меня как певца, то я никогда не стремился к броским внешним эффектам, скорее, это была внутренняя выразительность. Путеводной звездой для меня в этом смысле служило творчество Шаляпина. Я буквально зачитывался его двухтомником, где Федор Иванович очень четко определяет природу певческого таланта, а именно, что это – умение одним лишь голосом передавать всю драматургию действия. Тому же меня учили и мои педагоги: «Не пой никогда одним и тем же звуком! Если Ты, скажем, поешь арию дона Базилио, ты должен решать ее в острохарактерном, едком, язвительном ключе, откуда и буффонадный, иронический характер звука. А вот ария царя Бориса требует, напротив, благородства, героичности, пафоса. И уже ничего общего с ним не имеет та интонация, с которой ТЫ воплощаешь вокальными средствами образ глубокого старца-страдальца Филиппа II из «Дон Карлоса»… Этим урокам я пытаюсь следовать и по сей день, то есть иду скорее от своей певческой фактуры.

Но это отнюдь не означает, что перед нами – некая догма, канонам которой должны строго следовать все без исключения. Средства певческой выразительности безграничны, как само вокальное искусство. Возьмем, к примеру, Аллу Пугачеву, которая, вне всякого сомнения, является прекрасной драматической актрисой. Почти из каждой своей песни она делает маленький спектакль. Хотя справедливости ради надо сказать, что предшественницей Аллы в этом смысле была, безусловно, великая Клавдия Шульженко, а задолго до нее – Александр Вертинский. Это уже после их основополагающих открытий в жанре едва ли не все звезды нашей музыкальной эстрады стали наперебой делать заявления о том, что, дескать, из каждой своей песни они сотворяют некий мини-спектакль (что, разумеется, неправда, так как этот метод требует особой творческой природы, которую я назвал бы склонностью к актерству, лицедейству). К примеру, непревзойденным мастером такого рода шоу – яркого и красочного зрелища – является Валерий Леонтьев. Но это, повторяю, требует особых качеств от певца, основная задача которого состоит все же в том, чтобы передавать весь мир переполняющих его эмоций исключительно голосовыми средствами. А для этого, по авторитетному мнению Федора Ивановича Шаляпина, певцу, как минимум, требуется ум.

Что же касается Вали Толкуновой, то она – очень умный человек. Не часто я встречал певиц, столь требовательных к текстам своих песен. Поэтому, видимо, практически каждая песня из репертуара Вали – это песня-размышление, песня-раздумье (что, согласитесь, как-то не слишком свойственно многим представительницам прекрасной половины человечества на нашей эстраде). В этом смысле, думается, Валя гораздо ближе к Клавдии Ивановне Шульженко, чем Алла Пугачева, даже при том, что не исповедует метод «песни-спектакля».

Я бы охарактеризовал творческий подход Валентины Толкуновой как своего рода «внутреннюю театральность». И что интересно, это касается не только ее сценического существования, но и реальной, земной жизни. Кто-нибудь помнит хотя бы один скандал, эпатажную выходку или еще что-то подобное, связанное с именем Толкуновой? Нет, разумеется! Потому что и в жизни и на сцене Валя, так сказать, едина. Основой ее бытия является то, о чем в наше буйное, бурное время и говорить как-то стало не принято, а именно – скромность. Не та скромность, которую иногда пренебрежительно называют «кратчайшим путем к бесславию», ибо славы Валентине Толкуновой как раз не занимать. Это, на мой взгляд, та самая «тургеневская» скромность, идущая от врожденного благородства и интеллигентности, которая в свое время составляла сущность российского просветительства, «хождения в народ». Никто, кажется, так много и так часто, как Валя, не ездил по российской глубинке, чтобы своим искусством хоть как-то скрасить существование нашей современной периферии. И было это как раз в тот период, когда различного калибра «сиротские» бригады «косили ломовые бабки» на многотысячных стадионах под громыхающие ритмы «Белых роз»… Никому из упомянутых «косителей» и в голову бы не пришло рвануть со своими «розами» в какую-нибудь забытую Богом, вымирающую российскую деревню, где на пятерых старушек вряд ли порой наберется с десяток рублей… А Валя – ездила. Шла, как говорится, в народ. Потому что она сама – плоть от плоти народа.

Кому же тогда, как не ей, называться истинно народной певицей? К этой уникальной категории у нас относятся, на мой взгляд, лишь считанные имена – Лидия Русланова, Клавдия Шульженко, Людмила Зыкина и Валентина Толкунова. В их творчестве живет, звучит сама душа народа. Что касается Вали, она сумела передать сокровенные чувства, мысли и; переживания, свойственные любой женщине. Ее песне требуются простор, воздух, дальний горизонт, ей нужен запах полевых цветов. Вот почему многие ее песни стали, по существу, народными, вошли в его плоть и кровь. И в этом смысле лично я, Лев Лещенко, ставлю Валю, как певицу, в один ряд с такими великолепными певицами, как Алла Пугачева, Эдита Пьеха, София Ротару и другими знаменитыми эстрадными звездами. Народ не ошибается в своих сердечных привязанностях. Уже в самом начале творческого пути Вали Толкуновой он признал в ней певицу свою, незаемную, поверил в ее искренность. Вот почему и дарована ей столь долгая и яркая творческая жизнь.