Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»"
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 58 страниц)
То, что это соображеніе было одно изъ миліоновъ другихъ соображеній, которыя Михайловъ зналъ, всѣ бы были вѣрны, онъ полюбилъ Голенищева за это замѣчаніе, и тотчасъ же вся картина его предстала опять въ томъ глубокомъ значеніи, которое онъ самъ приписывалъ ей. Если бы человѣкъ былъ въ состояніи сдѣлать существо, которое говоритъ, двигается и живетъ, судьи стали бы разсматривать это существо и, открывъ ему ротъ, нашли бы, что у этого существа есть маленькій язычекъ въ концѣ неба и сказали бы: «однако какъ вѣрно онъ сдѣлалъ это, даже и маленькій язычекъ не забытъ». Подобное же чувство испытывалъ Михайловъ, слыша замѣчаніе Голенищева. Онъ хвалилъ за то, что не забытъ былъ язычекъ. Язычекъ же не могъ быть забытъ, потому что сдѣланное существо должно говорить.
* № 122 (рук. № 77).Михайловъ волновался, но не умѣлъ ничего сказать въ защиту своей мысли, потому что не могъ и не хотѣлъ сказать единственнаго несомнѣннаго довода – того, что если онъ художникъ, а это онъ зналъ твердо, то онъ не можетъ выдумывать такъ для своихъ произведеній, а ему открываются произведенія, которыя онъ выводитъ готовыя со всѣми условіями ихъ жизни и что когда онъ выдумываетъ произведенія, что онъ пробовалъ, то эти выдуманныя произведенія до того безобразны и жалки въ сравненіи съ настоящими, которыя онъ знаетъ, что онъ уже не можетъ принимать одно за другое и не можетъ проходить тѣхъ, которыя открываются ему.
И потому онъ написалъ эту картину только потому, что ему такъ надо было. Онъ горячился, особенно, можетъ быть, именно потому, что чувствовалъ справедливость гоненія Голенищева. Но онъ долженъ былъ сдѣлать эту ошибку и не могъ не сдѣлать ее.
Анна съ Вронскимъ уже давно переглядывались, сожалѣя о умной говорливости ихъ пріятеля, и наконецъ Вронской перешелъ, не дожидаясь хозяина, къ другой небольшой картинѣ.
– Ахъ, какая прелесть, какая прелесть. Прелестно! Какъ хорошо! – вскрикнули они въ одинъ голосъ.
«Что имъ такъ понравилось?» подумалъ Михайловъ. Онъ и забылъ про эту, три года тому назадъ писанную, картину. Забылъ всѣ страданія, восторги, которые онъ пережилъ съ этой картиной, весь сложный ходъ чувства и миліоны соображеній, которыя онъ о ней дѣлалъ, когда она неотступно, день и ночь, занимала его, забылъ, какъ онъ всегда забывалъ про оконченныя картины. Онъ не любилъ даже смотрѣть на нее и выставилъ только потому, что ждалъ Англичанина, желавшего купить ее.
– Это такъ, этюдъ давнишній, – сказалъ онъ.
– Какъ хорошо! – сказалъ Голенищевъ,[1423]1423
Зачеркнуто: Вотъ это безъ идей.
[Закрыть] тоже, очевидно, искренно подпавшій подъ прелесть картины.
Итальянская красавица крестьянка сидѣла на порогѣ и кормила ребенка грудью. Она одной рукой придерживала осторожно его ручку, которую онъ сжалъ у бѣлой груди, другой не прикрыла, a хотѣла прикрывать обнаженную грудь и смотрѣла спокойно и восторженно на мущину, остановившагося съ косой передъ нею и любовавшагося на ребенка.
Мужъ ли онъ былъ, любовникъ, чужой ли, но, очевидно, онъ похвалилъ ребенка, и она была горда и довольна.
* № 123 (рук. № 77).Вронской, Анна и Голенищевъ, возвращаясь домой, были особенно оживлены и веселы. Она очень легко отзывалась о Михайловѣ и его картинѣ, признавая только способность техники, но видѣла, что таланта настоящаго нѣтъ и, главное, необразованіе полное, которое губитъ нашихъ русскихъ художниковъ; но Итальянка съ ребенкомъ запала въ ихъ памяти, и, нѣтъ нѣтъ, они возвращались къ ней. «Что за прелесть. Какъ это удалось ему. Вотъ что значитъ техника. Онъ и не понимаетъ, какъ это хорошо. Да! надо не упустить и купить ее». Вернувшись домой, Анна прошла къ своей дѣвочкѣ и никогда такъ долго не сидѣла съ ней и такъ не любила ее, какъ въ этотъ день. Она даже раскаивалась въ своемъ охлажденіи къ дѣтямъ, въ особенности къ Сережѣ, котораго она такъ давно не видѣла.
Вечеромъ Голенищевъ ушелъ, и Вронской пошелъ провожать его.
– Какъ славно мы провели нынче день, – говорилъ онъ. – А знаешь, я зашелъ къ себѣ въ atelier, и мнѣ послѣ Михайлова, признаюсь, многое непонравилось. Техника, техника.
– Это придетъ, – утѣшалъ его Голенищевъ, въ понятіи котораго Вронской имѣлъ большой талантъ и, главное, образованіе, дающее возвышенный взглядъ на искуство.
Возвращаясь одинъ домой, Вронской рѣшилъ, что онъ передѣлаетъ всю свою картину, и мысль о новомъ планѣ, какъ всегда, возбуждала его.
Вернувшись домой, онъ засталъ Анну въ слезахъ. Это были первыя съ тѣхъ поръ, какъ они оставили Петербургъ.
Анна призналась, что она тосковала объ сынѣ. Вронской предложилъ ей ѣхать въ Петербургъ, чтобы видѣть сына, но она отказалась. Она отказывалась потому, что видѣла Вронскаго увлеченнаго работой и жизнью здѣсь, при которой онъ весь принадлежалъ ей, а это ей теперь было дороже всего.
Но этому настроенію Вронскаго суждено было разрушиться вслѣдствіе знакомства съ Михайловымъ и приглашенія писать портретъ Анны.
На 3-й день Михайловъ пришелъ и началъ работу. Въ чужомъ домѣ и въ особенности въ палаццо у Вронскаго Михайловъ былъ совсѣмъ другой человѣкъ, чѣмъ у себя въ студіи. Онъ былъ непріятно почтителенъ, какъ бы боясь сближенія съ людьми, которыхъ онъ не уважалъ. Называлъ Вронскаго ваше сіятельство и Анну ваше превосходительство и никогда, несмотря на приглашенія Анны и Вронскаго, не оставался обѣдать и не приходилъ иначе какъ для сеансовъ. Вронской былъ съ нимъ учтивъ и даже искателенъ, но Михайловъ оставался холоденъ и ни однаго слова не сказалъ о картинахъ Вронскаго, которыя, противъ желанія Вронскаго, показала ему Анна.
Портретъ Анны съ пятого сеанса поразилъ всѣхъ, въ особенности Вронскаго, необычайной правдивостью и красотой особенной, которую странно было какъ могъ найти Михайловъ въ ея превосходительствѣ, какъ шутилъ Голенищевъ. «Надо было знать годами, любить ее, какъ я любилъ, – думалъ Вронской, – чтобы найти это самое ея, самое милое духовное выраженіе. А онъ посмотрѣлъ и написалъ». Вронской съ этаго же 5 сеанса пошелъ къ себѣ и изрѣзалъ написанный имъ портретъ Анны и пересталъ заниматься живописью. Не только неодобреніе Михайлова его попытокъ, не только этотъ чудный портретъ, сколько близость сношеній съ этимъ страннымъ, сдержаннымъ человѣкомъ въ голубыхъ панталонахъ и съ вертлявой походкой показали Вронскому, что для искуства, для того чтобы найти въ немъ цѣль и спасенье, нужно что то такое, чего у него не было. Онъ, разумѣется, не признавался себѣ въ этомъ. Онъ говорилъ, что онъ не въ духѣ всѣ эти дни, говорилъ, что техника ему трудно дается и что онъ боится, что Анна скучаетъ здѣсь. Анна же видѣла это съ самаго начала; съ той самой минуты, какъ она увидала Михайлова, она поняла, что увлеченіе Вронскаго не прочно. Теперь она видѣла, что продолжать прежней роли нельзя, что все вышло. Дворецъ сталъ старъ и грязенъ, и, получивъ письмо о томъ, что все готово для раздѣла между братьями, Вронской и Анна поѣхали въ Апрѣлѣ въ Петербургъ, онъ – съ тѣмъ чтобы сдѣлать раздѣлъ, она – чтобы повидаться съ сыномъ.
* № 124 (рук. № 79).Чѣмъ больше она узнавала Вронскаго, тѣмъ больше она любила его и[1424]1424
Зачеркнуто: тѣмъ больше боялась за потерю его любви, которая, она чувствовала, одна оставалась. У ней не было теперь въ жизни ничего, кромѣ его любви. Она чувствовала это. Она чувствовала, что была рабой его, но знала, что опасно было показывать ему это. Онъ былъ также любовенъ, почтителенъ къ ней, какъ и прежде, даже болѣе, чѣмъ прежде. Она видѣла что
[Закрыть] тѣмъ больше совершенствъ она находила въ немъ. Все, что онъ ни думалъ, ни дѣлалъ, все было возвышенно и въ ея глазахъ невыразимо словами, прекрасно. Онъ былъ честолюбивъ (она знала это) – это было доказательство сознанія его призванія къ власти. Онъ пожертвовалъ честолюбіемъ для нея, никогда не показывая сожалѣнія, – это былъ признакъ горячности его сердца. Онъ былъ болѣе, чѣмъ прежде, любовно почтителенъ къ ней, и мысль о томъ, чтобы она никогда не почувствовала неловкости своего положенія, ни на минуту не покидала его,[1425]1425
Зач.: Она видѣла, что онъ разъ навсегда рѣшилъ, что ея воля будетъ для него закономъ и что онъ весь отдался ей; она знала, что поэтому ссоръ и столкновеній между ними не можетъ быть и дѣйствительно не бывало, но она чувствовала, что между ними не все открыто, и потому и ей не нужно открывать ему то, что онъ былъ для нея теперь все въ мірѣ.
Она чувствовала, что ей достаточно одной его любви, для него этого мало; что для него, какъ для мущины, необходимъ особый отъ нея міръ, въ который бы могъ уходить и изъ котораго вновь къ ней возвращаться.
Сначала она ужаснулась, подумавъ, что это было прельщеніе, но такъ какъ она видѣла въ немъ теперь одно прекрасное и возвышенное, она рѣшила, что эта только потребность служила дѣятельности, и, чтобы устроить эту дѣятельность такою, которая бы не могла нарушить ихъ счастіе, она напрягла всѣ свои душевныя силы и этимъ содѣйствовала пристрастію къ живописи.
[Закрыть] – это было доказательство его благородства чувствъ. Онъ никогда не вспоминалъ о мужѣ, и, когда что нибудь наводило на воспоминанія о томъ времени, онъ хмурился.[1426]1426
Зачеркнуто: и краснѣлъ.
[Закрыть] Она понимала, что онъ хмурился потому, что съ его великодушіемъ, ему трудно было переносить роль торжествующаго. Когда бывали между ними несогласія, онъ поспѣшно и покорно уступалъ. И она восхищалась необычной мягкостью, добротой его въ соединеніи съ энергіей и твердостью его характера. Онъ скучалъ иногда. Это было доказательство богатства его натуры, требовавшей дѣятельности. Онъ пытался читать ученыя и политическія сочиненія, писать статью, потомъ сталъ заниматься собираніемъ гравюръ и живописью. И она видѣла, что во всемъ ему стоило захотѣть, и онъ превзошелъ бы всѣхъ другихъ людей. Онъ покупалъ ненужныя вещи, бросалъ деньги, – она видѣла въ этомъ щедрость. Онъ занимался своимъ штатскимъ костюмомъ, она любовалась его красотой въ новомъ платьѣ. Онъ говорилъ дурнымъ итальянскимъ языкомъ на улицѣ, – она удивлялась его способности къ языкамъ.
Ея любовь къ нему и восхищеніе передъ нимъ часто пугало ее самою: она искала и не могла найти въ немъ ничего не прекраснаго и съ болью въ сердцѣ чувствовала свое ничтожество передъ нимъ.[1427]1427
Зач.: свое желаніе унизительное – рабою любить его.
[Закрыть]
Она не смѣла показывать ему всего рабства своего чувства.[1428]1428
Зач.: передъ нимъ. Смутное чувство сознанія того, что это надо,
[Закрыть] Ей казалось, что онъ, зная это, скорѣе можетъ разлюбить ее. И она ничего такъ не боялась, хотя и не было къ тому никакихъ поводовъ, какъ того, чтобы потерять его любовь. Она удивлялась сама на себя, на силу и униженіе своей любви, но страхъ передъ потерей его, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что, отрѣзавъ отъ себя все остальное въ жизни, у нее оставалась одна эта любовь.
Это все было серьезная и тяжелая сторона его жизни; но много было и счастливыхъ минутъ; онъ ожидалъ и предвидѣлъ, но во всѣхъ лучшихъ минутахъ было отсутствіе спокойствія, было излишество.
Въ началѣ великаго поста случилось, какъ это постоянно бывало между ними приливами и отливами, вышелъ особенно счастливый и нѣжный періодъ ихъ жизни. Это былъ настоящiй медовый месяцъ. Самый же медовый мѣсяцъ, т. е. мѣсяцъ послѣ свадьбы, былъ самый тяжелый мѣсяцъ, оставившій имъ обоимъ, и особенно ему, такія тяжелыя, ужасныя воспоминанія, что они никогда во всю жизнь уже не поминали про нихъ.[1429]1429
Рядом с первыми двумя абзацами на полях написано. [1] Л[евины] – медовый мѣсяцъ. Онъ занимается, она сидитъ, и они думаютъ, что это настоящая жизнь. Извѣстіе о Николаѣ. Отъѣздъ. Она съ нимъ. [2] Другъ на друга глядятъ, какъ кончилось. Докторъ, беременна.
[Закрыть]
Они только что пріѣхали изъ Москвы и рады были своему уединенію. Онъ сидѣлъ въ кабинетѣ у письменнаго стола и писалъ. Она въ томъ темно-лиловомъ платьѣ, которое она носила первые дни замужества и нынче опять надѣла и которое было особенно памятно и дорого ему, сидѣла на диванѣ, на томъ самомъ кожанномъ старинномъ диванѣ, который всегда стоялъ въ кабинетѣ у дѣда и отца Левина и на которомъ родились всѣ Левины. Она сидѣла на диванѣ и шила broderie Anglaise.[1430]1430
[английскую вышивку.]
[Закрыть] Это было ея занятіе, когда она бывала съ нимъ и занята имъ. Она шила и улыбалась своимъ мыслямъ. Онъ писалъ свою книгу. Занятія его и хозяйствомъ на новыхъ основаніяхъ и книгой, въ которой должны были быть изложены эти основанія, не были оставлены имъ; но какъ прежде эти занятія и мысли показались малы и ничтожны въ сравненіи съ мракомъ, покрывшимъ всю жизнь, такъ теперь это занятіе, это дѣло, въ сравненіи съ той облитой яркимъ свѣтомъ счастья необъятностью жизни, казалось еще меньше и ничтожнѣе. Онъ продолжалъ заниматься имъ, потому что видѣлъ, какъ и прежде, что это было дѣло новое и полезное, но онъ чувствовалъ теперь, вновь взявшись за него, что центръ тяжести его вниманія перенесся на другое и что не такъ, какъ прежде, когда онъ чувствовалъ, что безъ этаго дѣла онъ жить не можетъ; онъ чувствовалъ, что можетъ заниматься и можетъ не заниматься этимъ. Онъ занимался теперь этимъ преимущественно потому, что ему хотѣлось показать ей, что онъ трудится и дѣлаетъ дѣло. Онъ писалъ теперь главу о томъ, что бѣдность Россіи происходитъ только отъ неправильнаго размѣщенія поземельной собственности и направленія труда и что внѣшнія формы цивилизаціонныя, какъ-то: банки, желѣзныя дороги и телеграфы, которыя являются нормально только тогда, когда весь нужный трудъ на земледѣліе уже положенъ, у насъ явились искуственно, преждевременно, прежде чѣмъ опредѣлилась правильная форма пользованія землей, прежде чѣмъ сняты преграды разумнаго пользованія, какъ то: община и паспорты, и что потому эти содѣйствующія развитію богатства орудія цивилизаціи —[1431]1431
Зачеркнуто: банки
[Закрыть] кредитъ, пути сообщенія – у насъ только сдѣлали вредъ, отстранивъ главный очередной вопросъ устройства земледѣлія, и отвлекли лучшія силы.
– Да, это справедливо, – пробормоталъ онъ, остановившись писать, и, чувствуя, что она глядитъ на него и улыбается, оглянулся. – Что? – спросилъ онъ, улыбаясь и вставая.
– Нѣтъ, я сказала, что не хочу отвлекать тебя.
– Да вѣдь я не могу, я чувствую, что ты на меня смотришь. Что ты думала?
– Я? я думала, что у тебя на затылкѣ волосы расходятся и косичка на бекрень.[1432]1432
Зачеркнуто: Послѣ тебя братъ или
[Закрыть] Вѣдь вотъ послѣ тебя сестра. Какъ бы я желала…[1433]1433
Зач.: ее узнать.
[Закрыть] Нѣтъ, нѣтъ, иди, пиши, не развлекай меня, – сказала она, показывая на свое шитье. – Мнѣ надо свои дырочки вышивать.
Она взяла ножницы и стала прорѣзывать.
– Нѣтъ, скажи же, что? – сказалъ онъ обидѣвшись. – Брось свои дырочки, и я свои брошу. Что ты бы желала?
– Узнать твою сестру. Золовка. Какъ ты думаешь, мы сойдемся съ ней?
– Навѣрно, она пріѣдетъ лѣтомъ. Такъ какое же ты наблюденiе дѣлала надъ моимъ затылкомъ? У кого косичка, то дочь. А у тебя косичка.
– Косичка. И была бы сестра. Ну, разскажи мнѣ, что ты писалъ.
Онъ сталъ разсказывать, но косичка ея больше занимала его. Онъ разсмотрѣлъ эту косичку и поцѣловалъ ее.
– Ну вотъ ты все и испортилъ, – сказала она, взявъ его руку и цѣлуя ее.
– Какъ мы хорошо занимались. И я такъ рѣшила, что не буду тебѣ мѣшать. Иди, иди, пиши, – повелительно шутливо говорила она ему.
Но писанье уже не продолжалось, и они, какъ виноватые, разошлись, когда человѣкъ вошелъ доложить, что чай поданъ.
* № 126 (рук. № 80).Левинъ ничего не могъ сдѣлать для брата. Онъ не могъ даже спокойно смотрѣть на него, не могъ воздерживаться отъ слезъ, которыя душили его, какъ только онъ входилъ въ комнату, и эта безпомощность его въ отношеніи брата, и не только безпомощность, но даже вредное вліяніе, которое онъ имѣлъ на него, мучали его. Онъ видѣлъ, что ничего нельзя сдѣлать нетолько для сохраненія жизни, но даже для облегченія страданій, и чувствовалъ, что однаго желаетъ теперь и для него самаго, и для Кити, и для себя – это того, чтобы онъ какъ можно скорѣе умеръ. И это желаніе, которое твердо и непоколебимо съ сознаніемъ своего права установилось въ его сердцѣ и которое онъ не могъ изгнать, раскаяніе и отвращеніе къ себѣ мучало его. Онъ входилъ и выходилъ изъ комнаты, придумывалъ невольно себѣ дѣла – то разобрать вещи, то послать за докторомъ, то пойти къ хозяину поговорить о лучшемъ для больнаго номерѣ.
* № 127 (рук. № 80).Но Кити думала, чувствовала и дѣйствовала совсѣмъ не такъ. Она помнила Николая Левина еще изъ Содена. Еще тамъ онъ въ соединеніи съ ея тогдашнимъ поэтическимъ воспоминаніемъ о Константинѣ своей поразительной и странной фигурой и пристальнымъ взглядомъ, устремленнымъ на нее, произвелъ въ ней странное впечатлѣніе страха передъ нимъ и влеченія къ нему, какъ будто она чувствовала въ немъ что то близкое и родственное. Разсказы ея мужа про любимаго брата въ томъ смыслѣ, что онъ былъ человѣкъ съ золотымъ сердцемъ и пылкими страстями, хорошій самъ по ceбѣ, но негодившійся для этой жизни, усилили въ ней это влеченіе къ несчастному брату. Когда она вошла и онъ улыбнулся ей, она тотчасъ же почувствовала, что ей всегда бы было легко и просто съ нимъ и что она любитъ его; а любовь къ нему въ теперешнемъ его положеніи была жалость.
* № 128 (рук. № 80).Левинъ не одобрилъ этаго всего, онъ не вѣрилъ, чтобы изъ этаго вышла какая нибудь польза для больного. Болѣе же всего онъ боялся, чтобы больной не разсердился за то, что его тревожатъ, но онъ не могъ не любоваться той простотой и увѣренностью, съ которой жена его дѣлала этo дѣло, и тѣмъ вѣрнымъ тономъ, который непереставая держала: тонъ оживленія, дѣятельности, дѣятельности тяжелой, но необходимой постояннаго тихаго сочувствія страданіямъ и вмѣстѣ отсутствія отчаянія и никогда неистребимой надежды въ облегченіи. Она видѣла жалкое, безпомощное состояніе своего мужа и, чтобы помочь ему, постоянно давала ему порученія, посылая его то къ хозяину выхлопотать другой номеръ, то въ городъ искать квартиру, то къ Доктору узнать, что дѣлать отъ пролежней, то въ аптеку.
* № 129 (рук. № 80).Вмѣсто того чтобы найти на лицѣ брата недовольное выраженіе, какъ онъ того ожидалъ, Левинъ увидалъ, что Николай, когда его одѣли въ теплую рубашку, поднявъ воротникъ около его неестественно тонкой шеи, подозвалъ Кити и, взявъ ея руку,[1434]1434
Зачеркнуто: улыбаясь
[Закрыть] хотѣлъ поцѣловать, но раздумалъ, вѣроятно боясь, что ей это непріятно будетъ, и погладилъ ее другой рукой.
Онъ что то сказалъ, обращаясь къ брату, но Левинъ слышалъ только послѣднія слова – «твоя Катя» и понялъ, что хлопоты его жены нетолько не непріятны были, но доставляли единственно возможное счастіе больному. Когда она подходила къ нему, въ особенности когда дѣлала что нибудь около него, большіе блестящіе глаза больнаго съ выраженіемъ страстной мольбы и упорной надежды слѣдили за нею.
* № 130 (рук. № 80).Видъ брата и близость смерти возобновили въ душѣ Левина то чувство ужаса передъ неразгаданностью смерти, которое охватило его въ тотъ осенній вечеръ, когда умеръ старикъ дядька и онъ убѣгалъ отъ бѣшеной собаки. Чувство это теперь было еще сильнѣе, чѣмъ прежде; еще менѣе, чѣмъ прежде, онъ чувствовалъ себя способнымъ познать смыслъ смерти, но теперь, благодаря его любви къ женѣ и ея близости, недоумѣніе это не приводило его въ отчаяніе: онъ видѣлъ возможность жить если не для себя, то для нея, не думая о смерти, и, что болѣе всего утѣшаетъ его, онъ видѣлъ, что его жена смотрѣла на смерть, обходилась съ ней безъ отчаянія, стало быть, это можно было.
* № 131 (рук. № 80).Послали за докторомъ. Докторъ сказалъ, что агонія можетъ продолжаться еще часовъ 10. Въ эти 10 часовъ Левинъ просидѣлъ у него, изрѣдка выходя къ женѣ. Но послѣ 10 часовъ къ утру наступила не смерть, а больной понемногу оживалъ и пришелъ въ прежнее состояніе. Онъ опять сталъ садиться, кашлять, сталъ говорить и попросилъ молока и выпилъ.
Прошелъ день, два, три, прошла цѣлая недѣля. Больной опять пересталъ думать о смерти, опять сталъ надѣяться, придумывать средства и сдѣлался еще болѣе раздражителенъ и мрачен. Никто, ни братъ, ни Катя, не успокоивали его. Онъ на всѣхъ сердился и всѣмъ говорилъ непріятности, всѣхъ упрекалъ въ своихъ страданіяхъ и требовалъ, чтобы ему привезли знаменитаго Доктора изъ Петербурга.
Катя на 4-й день уговорила мужа, положеніе котораго, она видѣла, было мучительно, ѣхать въ Москву за докторомъ, чтобы или привезти его или привезти его совѣты. Левинъ поѣхалъ. Онъ былъ радъ уѣхать. Онъ боялся сойти съ ума. То величественное, торжественное чувство смерти, которое онъ испыталъ, когда братъ призвалъ его, было разрушено. Человѣкъ умиралъ, и ему давали изъ стклянокъ лекарства, искали лекарствъ, докторовъ, и всѣ только однаго желали – чтобы онъ умеръ, умеръ какъ можно скорѣе. Помочь ему въ жизни Левинъ не могъ, въ смерти также. А присутствуя тутъ, потворствуя ему, онъ чувствовалъ, что кощунствовали надъ религіей и надъ таинством смерти. Страданія больнаго, въ особенности отъ пролежней, которые уже нельзя было залѣчить, все увеличивались. Кромѣ того, онъ не зналъ, что ему дѣлать. Жена его, молодая жена, чужая по крови этому человѣку, убивала себя, мучалась, губила свое здоровье и, можетъ быть, жизнь будущаго ребенка, а увезти ее нельзя было. Она не хотѣла этаго, а насильно увезти – значило самому уѣхать.
Онъ вернулся, само собою разумѣется, безъ доктора и съ увѣреніями доктора, что выздоровленія, судя по свѣденіямъ мѣстнаго доктора, быть не можетъ, а тянуться жизнь можетъ неопредѣленно, отъ часа до мѣсяца.
По возвращеніи изъ Москвы прошло еще трое мучительныхъ сутокъ. Левинъ отдыхалъ только, когда спалъ. Когда же не спалъ, то имѣлъ одно поглощавшее всѣ другія желанія – желаніе чтобы онъ умеръ, умеръ какъ можно скорѣе. Это чувство, которое онъ испытывалъ и которое спокойно раздѣляли Катя и Марія Николаевна, и лакеи гостинницы, и хозяинъ ея, и всѣ постояльцы, – это же чувство не могло не быть въ больномъ. Это видно было. Не было положенія, въ которомъ бы онъ не страдалъ, не было мѣста, члена его тѣла, которые бы не томили, не мучали его желаніемъ избавиться отъ этого мучительнаго тѣла, не было мысли, воспоминанія, вида чего бы то ни было, которое бы не возбуждало страданія въ больномъ и желанія избавиться, также какъ отъ тѣла, отъ воспоминаній, впечатлѣній и мыслей.
Хуже или лучше для Левина – уже онъ самъ не зналъ что – было то, что на 10-й день ихъ пріѣзда Катя сдѣлалась больна. У нея сдѣлалась головная боль, рвота, и она все утро не могла встать съ постели.
Докторъ объяснилъ, что болѣзнь произошла отъ усталости, волненія, а между прочимъ можетъ быть и другая причина, и обѣщалъ прислать вечеромъ свою помощницу. Послѣ обѣда однако Катя встала и пошла, какъ всегда, съ работой къ больному. Катя точно также, какъ и всѣ, измучалась въ эти 10 дней и желала скорѣе конца несчастному; но Левинъ видѣлъ, что она спокойно, съ знаніемъ того, что она знала, переносила это положеніе. Въ это послѣобѣда она послала за священникомъ, и дѣйствительно наступила столь желанная всѣмъ кончина.
Цѣлый день умирающій былъ въ томъ же положеніи, какъ и прежніе дни. Онъ говорилъ рѣзко и укоризненно, также, какъ и прежде, но въ лицѣ его была робость, и руками онъ безпрестанно хваталъ что-то на себѣ и какъ будто хотѣлъ сдерживать. Онъ обиралъ себя, какъ назвала это Марья Николаевна, прибавивъ, что это вѣрный признакъ близкой смерти.
Священникъ читалъ отходную. Умирающій протянулъ руку и не успокоился, когда Левинъ подалъ ему свою. Онъ проговорилъ: «Катя» и взялъ обѣ руки и посмотрѣлъ на нихъ робкимъ взглядомъ, за который, если бы они могли въ чемъ нибудь упрекать его, они все бы простили. Марья Николаевна поцѣловала его руку, но онъ уже закрылъ глаза и не обратилъ на нее вниманія.
Потомъ открылись глаза и остановились. Священникъ, окончивъ молитву, благословилъ его крестомъ и постоялъ молча минуты двѣ. Больной былъ неподвиженъ и мертвъ. Священникъ еще дотронулся до похолодѣвшей и посинѣвшей руки.
– Кончился, – сказалъ онъ торжественно шопотомъ, – закройте глаза.
Левинъ почувствовалъ вдругъ опять весь приливъ прежней нѣжности и, сдерживая рыданія, подошелъ, чтобы закрыть глаза. Передъ нимъ уже лежалъ не братъ, а то, что осталось отъ него. Онъ взялся за холодный лобъ и остановился. Откуда то изъ глубины трупа послышались звуки рѣзкие, опредѣленные. Губы шевельнулись.
– Не-со-всѣмъ. Скоро.
И черезъ минуту это былъ трупъ.
–
Докторъ подтвердилъ свои предположенія. Нездоровье Кити была ея беременность, и ей надо было беречь себя.
