Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»"
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 58 страниц)
– Ты встрѣтилъ его? – спросила она, когда они сѣли у стола подъ лампой. – Вотъ тебѣ наказанье за то, что опоздалъ.
– Да, но какже. Онъ долженъ былъ быть въ Совѣтѣ.
– Онъ былъ и вернулся и опять поѣхалъ куда то. Гдѣ ты былъ? Неужели все на этомъ обѣдѣ?
Она знала, гдѣ онъ былъ,[997]997
Зачеркнуто: потому что утромъ писала и получила отъ него записку. Онъ разсказалъ ей всѣ подробности обѣда. Она давно уже слѣдила за этой жизнью и знала всѣ лица и характеры.
[Закрыть] какъ она знала всѣ подробности его жизни. Онъ сказалъ, что былъ на обѣдѣ. Хотѣлъ сказать, что онъ слишкомъ много выпилъ, но, глядя на ея взволнованное и счастливое лицо, чувствовалъ, что говорить про это было бы что то въ родѣ святотатства.
– Одно нехорошо, что вы пьете много. Развѣ нельзя не пить? Чтожъ, онъ былъ тронутъ, когда вы поднесли ему[998]998
Зач.: – Да, и искренно тронутъ. Въ нашемъ франмасонствѣ пьяномъ это мило. Ты не повѣришь, какъ хорошо было ихъ объясненіе съ Ленгольдомъ. Они вѣдь все ссорились. Ну а тутъ раскаянье, и оба, и Ленгольда я никогда не видалъ такимъ. Потомъ качанье хорошо было. Это маленькаго Пушкина стали качать.
[Закрыть] вазу? – сказала она улыбаясь.
– Да, мнѣ это тяжело, и я избѣгалъ, но это какой то долгъ, – сказалъ онъ. – Но чтожъ съ тобой? Что ты?
Она держала въ рукахъ[999]999
Зач.: свивальникъ
[Закрыть] одѣяло, которое она вязала и не вязала, а не спуская глазъ смотрѣла на него сіяющимъ грустнымъ и счастливымъ взглядомъ.[1000]1000
Зач.: – Нѣтъ, что ты ни говори, это нехорошо. Зачѣмъ вы безъ вина не можете быть добры?
Онъ пересталъ рассказывать.
[Закрыть]
– Что я? Было грустно. Не отъ того, чтобы грустно что нибудь.[1001]1001
Зач.: Чего мнѣ еще? Но мы въ этомъ положеніи не свои бываемъ.
[Закрыть] Но я тебя не видала, а теперь мнѣ ничего не нужно.
Сколько разъ онъ говорилъ себѣ, что ея любовь было счастье. И вотъ она любила его такъ, какъ любятъ женщины, для которыхъ любовь перевѣшивала всѣ блага міра, и онъ былъ гораздо дальше отъ счастія, чѣмъ тогда, когда онъ ѣхалъ за ней изъ Москвы. Тогда онъ считалъ себя несчастливымъ, но счастье было впереди, теперь онъ чувствовалъ, что счастье было назади.
Она была совсѣмъ не та, какою онъ видѣлъ ее въ первое время. И нравственно и физически она измѣнилась къ худшему, и все только вслѣдствіи любви. Онъ смотрѣлъ на нее, какъ смотритъ человѣкъ на сорванный имъ и завядшій цвѣтокъ, въ которомъ онъ съ трудомъ узнаетъ[1002]1002
Зачеркнуто: тѣ черты
[Закрыть] ту красоту, за которую онъ полюбилъ, и сорвалъ его. Онъ самъ не признавалъ это, но думалъ, что если онъ сейчасъ несчастливъ, то только отъ того, что положеніе ихъ такъ тяжело.
Онъ посмотрѣлъ на ея глаза,[1003]1003
Зач.: на свивальникъ,
[Закрыть] на всю ея расширѣвшую фигуру.
– Я часто удивляюсь, какъ ты можешь меня такъ любить, – сказалъ онъ.
– Если бы только мы смѣло могли любить, – сказала она улыбаясь, посмотрѣвъ на него и оставивъ вязанье,[1004]1004
Зач.: взяла его руку и поцѣловала. Онъ всталъ, обнялъ ее за голову и поцѣловалъ въ волосы.
– Анна! это не можетъ
[Закрыть] – скоро, скоро. Ты не можешь себѣ представить, какъ я жду этаго, съ какимъ чувствомъ.
– Анна, ты мнѣ обѣщала поговорить о будущемъ. Ты обѣщала мнѣ.[1005]1005
Зач.: Это не можетъ такъ оставаться.
[Закрыть] Отчего намъ не рѣшить, не обдумать.
Она[1006]1006
Зач.: высвободила свою голову
[Закрыть] отстранилась отъ него, руки ея взялись опять за крючекъ и вязанье, и быстро накидывались указательнымъ пальцемъ петли бѣлой блестѣвшей подъ[1007]1007
Зач.: огнемъ
[Закрыть] свѣтомъ лампы бумаги, и быстро нервически стала подворачиваться тонкая,[1008]1008
Зач.: бѣлая
[Закрыть] нѣжная кисть въ шитомъ рукавчикѣ.[1009]1009
Против этого места на полях написано: сны видитъ, что оба – мужья.
[Закрыть]
– Что ты хочешь говорить? Объ чемъ ты хочешь говорить?[1010]1010
Зачеркнуто: Какое будущее, – заговорилъ
[Закрыть] Что рѣшить? – зазвенѣлъ ея голосъ. – Я знаю, отчего ты это говоришь. Ты встрѣтилъ Алексѣя Александровича, и онъ[1011]1011
Зач.: съ духовной мисіонерской кротостью взглянулъ на тебя и послалъ тебѣ христіанское прощеніе, самое ядовитое изъ мщеній, и ложь, фальшь, ложь, фальшь.
[Закрыть] поклонился тебѣ вотъ такъ.[1012]1012
Против этого места на полях написано: Онъ мнѣ г[оворилъ] ты, Нана. Я бы разорвала.
[Закрыть]
И она, вытянувъ лицо и полузакрывъ глаза, быстро измѣнила свое выраженіе, сложила руки, и непостижимо для[1013]1013
Зачеркнуто: Гагина
[Закрыть] Вронскаго онъ въ ея прелестномъ личикѣ увидалъ вдругъ то самое выраженіе лица, съ которымъ поклонился ему на лѣстницѣ Алексѣй Александровичъ.
[1014]1014
Зач.: Гагинъ
[Закрыть]Вронский невольно, хоть и кольнуло въ душѣ, улыбнулся. Она весело засмѣялась тѣмъ милымъ груднымъ смѣхомъ, который былъ одной изъ ея главныхъ прелестей.
Этотъ смѣхъ ободрилъ Гагина. Онъ рѣшилъ, несмотря на то что встрѣчалъ всегда этотъ отпоръ, это странное въ ней отношеніе къ мужу, онъ рѣшился высказать нынче все.
– Всетаки,[1015]1015
Зач.: Нана
[Закрыть] Анна, позволь мнѣ все сказать, что я давно думаю и нынче думалъ. Я не знаю, какъ ты переносишь свое положеніе.
Замѣтивъ, какъ мрачная черта при этихъ словахъ сморщила ея чистый[1016]1016
Зач.: низкій
[Закрыть] лобъ, онъ поспѣшилъ прибавить:
– То есть я знаю въ душѣ. Когда любишь, какъ я, чувствуешь за того, кого любишь; но мое положеніе, право, тяжело, ужасно.
– Что ты упалъ въ обществѣ. Ты карьеру испортилъ. Тебѣ мать сказала, что ты…
– Ахъ, Нана, зачѣмъ нарочно не понимать. Ты знаешь, также какъ я, что я, твоя и моя жизнь, наша любовь есть одно, о чемъ я думаю,[1017]1017
Зач.: что я люблю
[Закрыть] для чего я живу.
– Ну хорошо, я знаю; – но тотъ же веселый, холодный блескъ былъ въ ея глазахъ.
– Такъ я говорю, что мое положеніе ужасно тѣмъ, что я чувствую себя виноватымъ,[1018]1018
Зач.: воромъ
[Закрыть] чѣмъ я никогда себя не чувствовалъ. Совѣсть – не слова. Она мучаетъ меня. Я ее чувствую здѣсь. Очень чувствую.[1019]1019
Зач.: Ты говоришь, что это ложь и фальшь. Но я не вижу этаго, я вижу беззащитную овцу, которая подставила шею, и мнѣ ужасно рубить эту шею.
[Закрыть] Если бы это былъ другой мужъ. Если бы послѣ твоего объясненія на дачѣ онъ разорвалъ съ тобой, если бъ онъ придрался ко мнѣ, вызвалъ на дуэль, – но этаго не можетъ быть.[1020]1020
Зач.: Если бы онъ это сдѣлалъ, то мое положеніе было бы еще ужаснѣе.
– Ничего бы не было ужаснаго,
[Закрыть]
– Такъ чего же тебѣ нужно, – вскрикнула она.[1021]1021
Зач.: – Ужасно бы было только то, что онъ нечаянно могъ бы убить тебя.
– А его убить, его убить?
[Закрыть]
[1022]1022
Зач.: Нана
[Закрыть]– Анна полно. Что ты говоришь…
– Ничего. Говори. Если ты хочешь говорить.
– Я только хочу сказать то, что я мучаюсь и страдаю, ты тоже, онъ тоже.
– Онъ! – съ злобной усмѣшкой сказала она. – Нѣтъ, онъ доволенъ.
– Да мы всѣ мучаемся, и за что? Развѣ нельзя разорвать эти неестественныя отношенія? Я только прошу о томъ, чтобы уничтожить эту недостойную ложь, въ которой мы живемъ.
Она, задерживая дыханіе, слушала то, что онъ говорилъ, и ей сдѣлалось больно въ груди, когда она начала говорить.
– Да, это непріятно, – сказала она басистымъ[1023]1023
Зачеркнуто: воркующимъ
[Закрыть] голосомъ, – это тяжело, но.....
Нижняя челюсть ея задрожала, и она замолчала. Она хотѣла сказать: «ты думаешь о томъ, что тяжело и непріятно. Развѣ въ нашемъ положеніи, гдѣ мы играемъ не жизнью, а больше чѣмъ жизнью,[1024]1024
Зач.: жизнью дѣтей
[Закрыть] развѣ въ такомъ положеніи можетъ быть что нибудь тяжело и непріятно? Все равно какъ въ минуту родовъ, – думала она, – думать о томъ, что снять чепчикъ. Для него можетъ быть рѣчь о непріятномъ, потому что онъ не поставилъ всю жизнь на эту игру. А для меня моя жизнь, моя честь, мой сынъ, мой будущій ребенокъ – все погибло. И погибло уже давно, и давно я это знаю, а онъ говоритъ о тяжеломъ и непріятномъ».
Она сама себѣ показалась слишкомъ жалка, и слезы надорвали ея голосъ. Она помолчала и, положивъ руку на его рукавъ, не давала ему говорить, дожидаясь пока будетъ въ силахъ говорить.
Онъ смотрѣлъ на нее, сдерживая дыханье. Ей стало жалко его, она успокоилась и сказала не то, что хотѣла сказать. Она сказала одно то, о чемъ она могла говорить, – о мужѣ.
* № 70 (рук. № 50).Послѣ объясненія съ женой на дачѣ Алексѣй Александровичъ почувствовалъ вполнѣ все значеніе совершившагося съ нимъ несчастія. Онъ понялъ, что его и ея жизнь окончательно разбиты, и ясно, по своей умственной привычкѣ, самъ себѣ изложилъ дѣло и поставилъ вопросы, что дѣлать? Какой путь избрать изъ всѣхъ тѣхъ, которые представлялись: 1) Вызвать на дуэль Вронскаго и убить его или быть убитымъ, 2) Бросить ее и требовать развода. 3) Оставаться въ настоящемъ положеніи, соблюдая приличія. Больше этихъ 3-хъ выходовъ онъ не видѣлъ, такъ какъ не могъ серьезно остановиться на 4-мъ выходѣ, который, какъ ни безсмысленъ онъ былъ, часто представлялся ему съ большой заманчивостью:[1025]1025
Зач.: Убить себя, ее или обѣихъ вмѣстѣ.
[Закрыть] сдѣлать какъ будто ничего не было. Первый выходъ, состоящій въ томъ, чтобы вызвать Вронскаго на дуэль, не особенно занималъ Алексѣя Александровича потому, что нервы его были слабы и онъ безъ ужаса не могъ подумать о пистолетѣ, на него направленномъ и никогда въ жизни не употреблялъ никакого оружія, и поэтому ему казалось, что должно это сдѣлать. Но онъ видѣлъ, что если дѣло это могло быть поправлено чьей нибудь смертью, то чувство говорило Алексѣю Александровичу, что не смерть Вронскаго, а его смерть или смерть его жены могла поправить дѣло, и потомъ это неприлично было. Второй выходъ – разводъ – Алексѣй Александровичъ не могъ выбрать потому, что онъ этимъ позорилъ свое имя и портилъ будущность сына. Оставался одинъ выходъ – соблюденіе приличій и statu quo.[1026]1026
[прежнего положения.]
[Закрыть] Какъ ни мучительно было это положеніе, оно спасало честь имени, будущность сына, и страдалъ одинъ онъ, Алексѣй Александровичъ.
Алексѣй Александровичъ остановился на этомъ рѣшеніи.
Доктора уже давно посылали его въ Карлсбадъ. Въ послѣднее время здоровье его еще болѣе разстроилось, и Алексѣй Александровичъ рѣшился уѣхать на 3 мѣсяца за границу.
* № 71 (рук. № 51).Оставшись одинъ, Алексѣй Александровичъ сталъ уже спокойно обдумывать свое положеніе и въ первый разъ вполнѣ понялъ, что нельзя уже скрывать отъ самаго себя свое положеніе: фактъ какъ бы офиціяльно былъ заявленъ ему – поступило заявленіе въ правильной, опредѣленной формѣ и требовало, какъ входящее, своего соотвѣтственнаго исходящаго. Алексѣй Александровичъ рекапитюлировалъ ходъ дѣла и задумался о томъ рѣшеніи, которое нужно принять.[1027]1027
Зачеркнуто: Въ первую минуту душа его была переполнена злобой къ ней и, вспоминая, съ подробностями вспоминая свои отношенія къ ней и отношенія къ ней Вронскаго, изъ всѣхъ возможныхъ выходовъ ему представлялся желательнѣе всего тотъ, чтобы сдѣлать ей также больно, какъ она ему сдѣлала, – унизить нравственно, даже просто физически бить ее – ему хотѣлось больше всего. Потомъ желалось наказать Вронскаго.
[Закрыть] Ему представлялись слѣдующія рѣшенія: первое – вызвать его на дуэль и убить его или быть убитымъ. Второе: взять ее властью мужа – прекратить ее отношенія съ этимъ человѣкомъ и дѣйствовать на нее властью и увѣщаніемъ и третье: разводъ. Отряхнуться отъ грязи, въ которую наступилъ, и идти своей дорогой.[1028]1028
Зач.: Что будетъ больнѣе для нее, то онъ и хотѣлъ сдѣлать.
[Закрыть] Но кромѣ этихъ 3-хъ выходовъ, представлявшихся ему, – пресѣченія и исправленія и развода, ему въ первыя же минуты наравнѣ съ этими тремя выходами представлялся и четвертый, на который онъ въ первыя минуты не обратилъ вниманія. Выходъ этотъ состоялъ въ томъ, чтобы поступить такъ, какъ поступаютъ съ входящими бумагами, которымъ не желаютъ дать хода, – т. е. отвѣтить исходящей, но такою, которая не измѣнила бы положенія вещей, а заставила бы входящую, исходящую дѣлать вѣчно ложный кругъ.[1029]1029
Зачеркнуто: Первый выходъ – избить, убить ее, вымѣстить на ней свою злобу – оказался невозможнымъ и только выраженіемъ порыва, которымъ онъ не успѣлъ еще овладѣть. И, не доѣхавъ еще до Петербурга, Алексѣй Александровичъ совершенно опомнился и откинулъ эту звѣрскую мысль. «Это животное чувство», сказалъ себѣ Алексѣй Александровичъ, и это разсужденіе было совершенно достаточно, чтобы уничтожить это желаніе.
[Закрыть] Первый выходъ – вызовъ на дуэль Вронскаго[1030]1030
Зач.: не смотря на то, что тоже былъ животный,
[Закрыть] – долго занималъ Алексѣя Александровича въ особенности потому, что нервы его были слабы и онъ безъ ужаса не могъ подумать о пистолетѣ, на него направленномъ, и никогда въ жизни не употреблялъ никакого оружія. Онъ давно и съ молоду боялся, не трусъ ли онъ, но, обдумавъ вопросъ со всѣхъ сторонъ, Алексѣй Александровичъ пришелъ къ заключенію, что онъ не можетъ это сдѣлать[1031]1031
Зач.: но не потому, чтобы онъ боялся; напротивъ, несмотря на свою слабость нервъ въ этомъ отношеніи, Алексѣй Александровичъ сейчасъ вышелъ бы охотно на барьеръ съ Вронскимъ; но сейчасъ этаго нельзя было сдѣлать, a послѣ Алексѣй Александровичъ чувствовалъ – у него не будетъ на это духа. Но это соображеніе не остановило бы его; главное было то,
[Закрыть] во первыхъ потому, что это было невозможно по средѣ, въ которой онъ жилъ, по своему прошедшему, по тому взгляду, который существовалъ на него.
«Дикій человѣкъ, тотъ, который можетъ драться на дуэли, подобенъ кометѣ, блуждающему тѣлу. Но я – я движусь не одинъ, я движусь въ связи съ цѣлой системой, я влеку и я увлекаемъ. Кого я возьму въ секунданты?»
Онъ перебралъ своихъ друзей. Странно было представить кого нибудь изъ нихъ участвующаго въ дуэли.
[1032]1032
Зач.: Оставался выходъ развода. Но какъ сдѣлать разводъ? Уличить, отобрать сына и дать имъ свободу и то самое, чего они желаютъ.
[Закрыть]Вовторыхъ, это было невозможно потому, что Алексѣй Александровичъ зналъ себя. Ежели бы сейчасъ, сію минуту Вронской былъ бы тутъ, онъ смѣло бы вышелъ съ нимъ на барьеръ. Если бы даже послѣ,[1033]1033
Зач.: Вронской вновь оскорбилъ бы его своимъ присутствіемъ въ домѣ, онъ чувствовалъ
[Закрыть] въ подобную минуту раздраженія (Алексѣй Александровичъ чувствовалъ, что онъ будетъ испытывать такія минуты), если бы сейчасъ, въ эту минуту раздраженія, Вронской былъ тутъ на лицо съ пистолетомъ, онъ бы выдержалъ и выстрѣлилъ. Но вызвать и ждать день, ночь (Алексѣй Александровичъ зналъ тотъ ходъ мыслей, который придетъ ему) – онъ чувствовалъ, что не могь этаго. Второй выходъ – пресѣченія и исправленія – былъ лучше по принципу, былъ болѣе схожъ съ тѣмъ складомъ характера, котораго онъ не имѣлъ, но который Графиня Лидія Ивановна и всѣ уважающiе его люди думали, что онъ имѣетъ, но привести его въ исполненіе онъ не видѣлъ никакой возможности. Для приведенія его въ исполненіе нужно было имѣть на нее нравственное вліяніе, а онъ чувствовалъ, что всегда не онъ, а она имѣла на него нравственное вліяніе, не онъ своимъ чувствомъ и умомъ обнималъ ее всю, со всѣми ее свойствами сердца и ума – она всегда была для него тайной, – а она, казалось, безъ малѣйшаго труда понимала его всего, съ его самыми тайными задушевными мыслями и внѣшними мельчайшими привычками характера. И теперь онъ, добродѣтельный, высокопоставленный, главное, совершенно правый человѣкъ, чувствовалъ, что она, преступная женщина, всетаки задавитъ его своимъ нравственнымъ вліяніемъ и что борьбы быть не можетъ. «Съ другой женщиной, менѣе испорченной, менѣе распущенной по породѣ, я бы долженъ былъ поступить такъ, – сказалъ онъ себѣ, – но съ ней не можетъ быть и рѣчи объ исправленіи».
Оставался послѣдній выходъ – развода. Но, несмотря на то что большинство дѣйствій Алексѣя Александровича имѣло своимъ источникомъ разсужденіе, что выходъ этотъ былъ самый разумный, Алексѣй Александровичъ, находясь въ серединѣ этаго вопроса, чувствуя всѣ его стороны, съ ужасомъ обдумывалъ подробности этаго выхода и не находилъ возможности привести его въ исполненіе. Для развода нужно признаніе вины однаго изъ супруговъ. О принятіи на себя вины не могло быть рѣчи, ибо это былъ бы обманъ передъ закономъ Божескимъ и человѣческимъ. Признаніе въ винѣ ея добровольное едва ли могло быть достигнуто: уличеніе ея въ винѣ было дѣйствіемъ низкимъ, неблагороднымъ и нехристіанскимъ. Въ обоихъ случаяхъ разводъ клалъ позоръ на имя и губилъ будущность сына, сына, котораго онъ ненавидѣлъ теперь, но котораго онъ долженъ былъ любить въ глазахъ людей, уважающихъ его. При томъ въ вопросѣ, поднятомъ въ обществѣ о разводѣ, Алексѣй Александровичъ и офиціально и частно всегда былъ противъ.
Оставался одинъ послѣдній выходъ, такъ скромно заявившій себя, но такъ настоятельно требовавшій къ себѣ вниманія, – сдѣлать какъ будто ничего не было – замереть. «Этаго я не могу сдѣлать, – съ чувствомъ оскорбленной гордости сказалъ себѣ Алексѣй Александровичъ. – Я долженъ заявить свою волю, опредѣлить свое положеніе».
И, вновь перебравъ систематически всѣ прежнія выходы и отвергнувъ ихъ, онъ остановился на слѣдующемъ рѣшеніи. «Я долженъ объявить имъ. Нѣтъ, ей, – поправилъ онъ себя. – Я его не знаю и не хочу знать. Я долженъ объявить свое рѣшеніе о томъ, что внутренно я разрываю съ ней всякія отношенія, но что, обдумавъ то тяжелое положеніе, въ которое она поставила семью, всѣ другіе выходы будутъ хуже для обоихъ сторонъ, чѣмъ внѣшнее statu quo, и что таковое я согласенъ соблюдать, но подъ строгимъ условіемъ исполненія съ ея стороны моей воли. Хотя рѣшеніе это было ничто другое, какъ исходящая бумага, дающая ложный кругъ дѣлу, по которому внесена входящая бумага, Алексѣй Александровичъ остановился на этомъ, какъ на нѣкоторомъ открытіи и наилучшемъ и единственномъ компромиссѣ. Рѣшеніе было взято, но успокоенія Алексѣй Александровичъ не испыталъ до тѣхъ поръ, пока онъ не привелъ его въ исполненіе письмомъ, которое онъ послалъ женѣ.
<Главное же успокоеніе въ эти тяжелые дни дала Алексѣю Александровичу та дѣятельность служебная, которой была посвящена вся его жизнь. На другой день послѣ скачекъ, когда явились просители, докладчики и онъ сѣлъ за кипу бумагъ, бойко дѣлая на поляхъ своимъ большимъ карандашомъ привычныя отмѣтки, и потомъ отчетливо передалъ нужныя замѣчанія правителю дѣлъ и почувствовалъ, что все мучительное пережитое имъ и переживаемое всѣми людьми не имѣетъ ничего общаго съ той сферой дѣятельности, къ которой относятся всѣ эти сдѣланныя имъ распоряженія, онъ вздохнулъ свободно. Эта витающая въ отвлеченныхъ высотахъ административная жизнь, правильная, отчетливая, не подверженная случайностямъ жизни, страстямъ, желаніямъ, оставалась и всегда будетъ оставаться его неизмѣнной утѣшительницею.
Въ этомъ мірѣ не было и не могло быть сомнѣній, что нужно и не нужно, что дѣйствительно такъ или не такъ, что хорошо и что дурно… Все было ясно, просто, отчетливо, элегантно въ своемъ отвлеченномъ родѣ и несомнѣнно. Сомнѣваться въ необходимости дѣйствія нельзя было, какъ нельзя сомнѣваться въ необходимости колебаній волнъ воды или воздуха. Данъ толчекъ, дано высшее распоряженіе, и, безконечно дробясь, расходятся повелѣнія, предписанія и волны. И чѣмъ ближе къ началамъ толчковъ, тѣмъ восторженнѣе чувство колебанія. Сомнѣваться въ дѣйствительности фактовъ также мало можно, какъ сомнѣваться въ дѣйствительности ощущеній того, что доходитъ до глаза или уха волна свѣта или воздуха. Спорятъ о теоріяхъ, о способности воспринимать; но волна поражаетъ органы, и явленіе есть. Донесенія, отчеты являются въ условной, непоколебимой формѣ, и есть то, что производить ихъ. Сомнѣваться въ томъ, что хорошо или дурно, тоже нельзя, какъ сомнѣваться въ явленіяхъ высшихъ силъ. Идетъ свыше, и вопросъ о томъ, хорошо или дурно, не существуетъ. Для дѣйствій же, исходящихъ не свыше, для тѣхъ, гдѣ самъ долженъ быть первымъ толчкомъ, для Алексѣя Александровича тоже не могло быть сомнѣній, ибо есть теорія, приложимая ко всѣмъ случаямъ, изложенная въ книгахъ, и стоитъ только держаться разъ навсегда, и не будетъ сомнѣній.
Притомъ же въ этомъ мірѣ три вопроса: что, каково, знаніе, что нужно, необходимо и что хорошо, добра – неразрывно связаны и всегда проходятъ одинъ общій кругъ. Чтобы узнать, въ какомъ положеніи находится дѣло или обстоятельство, дается толчекъ, дѣлается вопросъ. Отражаясь по волнамъ, толчекъ доходитъ, развѣтвляясь, до послѣднихъ предѣловъ и тѣмъ же путемъ передаетъ обратно, и получается несомнѣнный отвѣтъ на какой бы то ни было сложный или и кажущійся неразрѣшимымъ даже всѣми мудрецами міра вопросъ. Получается отвѣтъ точный, опредѣленный за №, подписомъ компетентныхъ лицъ и изложенный однимъ опредѣленнымъ, пригоднымъ для своей цѣли языкомъ. Становится извѣстнымъ то положеніе, въ которомъ находится дѣло, о которомъ нужно знать. Является вопросъ – что нужно? Опять, если нѣтъ рѣшенія свыше, исключающего вопроса, дѣлает[ся] запросъ. Получается опредѣленный отвѣтъ. И также рѣшается вопросъ – хорошо ли? Но опредѣленность, ясность, несомнѣнность, возвышенность этаго міра не заключала еще всего того, что видѣлъ и чѣмъ жилъ въ немъ Алексѣй Александровичъ. Кромѣ этаго вѣчнаго, возвышеннаго круга дѣятельности, среди этаго круга, переплетаясь въ немъ въ самыхъ причудливыхъ сочетаніяхъ, находится еще другой сложный міръ, живущій въ 1-мъ, составляющій его двойной интересъ, какъ сочетаніе мелодіи въ фугѣ или канонѣ. Это міръ личныхъ интересовъ, характеровъ, связей людей, живущихъ и дѣйствующихъ въ этомъ кругу. Кромѣ того, дѣлать такъ или не такъ, или нужно и не нужно, хорошо и дурно для извѣстныхъ лицъ этаго міра вообще, въ этомъ мірѣ есть еще то, что такъ или не такъ, нужно и не нужно, хорошо и дурно для извѣстныхъ лицъ этаго міра. Такъ что не вообще такъ, или нужно, или хорошо для однаго лица этаго міра, чтобы ему было хорошо, должно быть не такъ или не хорошо, и вслѣдствіи этаго безпрестанный переходъ хорошаго въ дурное, нужнаго въ ненужное, смотря по интересамъ лицъ, и вслѣдствіи этаго двойной интересъ, тѣмъ болѣе что каждое движеніе нужнаго, ненужнаго, хорошаго, дурнаго проходятъ полный кругъ и составляютъ сложнѣйшее сочетаніе круговъ въ родѣ видимыхъ путей планетъ, но въ которыхъ человѣкъ, искушенный въ тайнахъ этой жизни и стоящій на извѣстной высотѣ, какъ Алексѣй Александровичъ, видитъ согласіе, смыслъ, стройную гармонію и глубокій, поглощающій всю жизнь интересъ. Для Алексѣя Александровича эта вторая жизнь этихъ усложненныхъ круговъ представляла особенно завлекающій интересъ особенно потому, что онъ, какъ то умѣютъ рѣдкіе, умѣлъ въ кругу этихъ личныхъ интересовъ свой личный интересъ ставить всегда подъ одно, казавшееся другимъ опредѣленнымъ знамя и скрывать его за общимъ и всегда, какъ называли другіе и онъ самъ, либеральнымъ направленіемъ.
Послѣ объявившагося несчастія съ женой Алексѣй Александровичъ испыталъ удесятеренную прелесть этаго непоколебимаго и возвышеннаго міра, въ которомъ онъ жилъ, и съ большею, чѣмъ прежде, энергіей и смѣлостью отдался ему.
Въ то самое время въ серединѣ лѣта въ этомъ мірѣ разсматривался вопросъ объ устройствѣ одной изъ окраинъ Россіи, о которомъ были самыя разнородныя мнѣнія.[1034]1034
Зачеркнуто: Комисіи, составленной изъ однаго весельчака сенатора, двухъ генераловъ и двухъ людей, нашедшихъ выгоднымъ назначеніе, была задана программа – описать край съ административной, финансовой, этнографической, географической, геологической сторонъ, изложивъ причины такихъ и такихъ то явленій. Комиссія пріѣхала черезъ годъ, и на всѣ пункты былъ ясный и опредѣленный отвѣтъ. И хотя Алексѣй Александровичъ, какъ образованный человѣкъ, зналъ, что въ два столѣтія избранные ученые и генералы не могутъ исполнить 1/10 того, что было спрашиваемо, онъ всетаки принялъ зa основаніе своихъ дѣйствій донесеніе комисіи.
[Закрыть] Одни говорили, что тамъ все дурно и нужно все перемѣнить. Другіе находили, что все хорошо, и у Алексѣя Александровича его направленіе совпадало съ тѣмъ, чтобы было все хорошо, но партія сильныхъ людей дѣйствовала въ томъ кругу, гдѣ надо было, чтобы это было дурно, и данъ былъ толчокъ, давшій полный кругъ. Были сдѣланы распоряженія, распоряженія дали донесенія. При разсмотрѣніи донесеній были споры, и Алексѣй Александровичъ видѣлъ, что тактика его враговъ состояла въ томъ, чтобы, принявъ его мысль, преувеличивъ ее, этимъ самымъ ихъ компрометтировать. Понявъ эту тактику, Алексѣй Александровичъ тотчасъ же рѣшилъ составить повѣрочный комитетъ, принялъ предсѣдателя и съ энергіей, удивившей его противниковъ, вызвался лично ѣхать на мѣсто.>
Слѣдующая по порядку глава.
Въ первую минуту послѣ объясненія съ женой, въ то самое время какъ лицо его показалось страшнымъ по своей мертвенности для Анны, Алексѣй Александровичъ испытывалъ странное для него самого животное чувство: жилистыя руки его невольно сжимались, зубы стискивались, и у него было одно страстное желаніе – бить ее – ее, такъ унизившую его, такъ жестоко оскорбившую, бить ее по лицу, по щекамъ, выдрать своими руками эти вьющіяся вездѣ наглые черные волосы. Отъ этаго онъ не смотрѣлъ на нее и не шевелился.
Онъ всѣ силы души напрягалъ на то, чтобы остановить въ себѣ жизнь; ибо онъ зналъ, что всякое выраженіе жизни будетъ животное и гадкое.
Но когда онъ, высаживая ее изъ кареты, произнесъ тѣ слова, которыми онъ выражалъ ей свое намѣреніе опредѣлить въ послѣдствіи будущія отношенія, слова эти безсознательно вылились въ приличной формѣ. И онъ, одинъ сѣвъ въ карету, почувствовалъ успокоеніе.
