Текст книги "Семен Дежнев"

Автор книги: Лев Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Об этих бесчинствах Дежнев был вынужден написать в своей отписке. «И тех ясашных иноземц(ов) Чекчоевых родников он, Юрье, дошед к ним от ясашново зимовья во днишще или как те иноземцы приходили в ясашное зимовье по вся дни, и он, Юрье, обошед ясашное зимовье, тех иноземцев разгромил: корм и всякой их промышлеиой завод поимал, а самим их иных ранил и насмерть у (бил)…»

Так Юрий Селиверстов начинал свою деятельность на Анадыря с открытого разбоя. Подобные самочинные действия наносили серьезный ущерб политике Семена Ивановича Дежнева, стремившегося завоевать доброе расположение юкагирских племен не силой оружия, а миролюбием, доброжелательным обращением.

Прибыв на Анадырь, Селиверстов пытался было претендовать на главенствующую роль, на место анадырского приказчика, хотя и не имел наказной памяти от воеводы, дававшей основания для таких претензий Дежнева и Семенова он называл самозваными приказчиками. Но основная масса служилых и промышленных людей не поддержала его притязаний и осталась на стороне Семена Ивановича.

Селиверстов внешне смирился с этим, но в душе затаил злобу. Внешне сохраняя нормальные отношения с Дежневым, он плел против своего соперника тайные интриги и козни, посылал в Якутск всякого рода обвинительные доносы и кляузы. Прослышав об открытии дежневцами лежбища моржей, Селиверстов сочинил версию, что будто бы не Дежнев, а он, Юрий, вместе со Стадухиным открыл ту знаменитую коргу во время плавания 1649 года. Версия была от начала до конца лживой. Чтобы открыть данную коргу, Селиверстов и Стадухин должны были пройти мимо Большого Каменного носа через Берингов пролив. А этого на самом деле не произошло. Коч Стадухина, на котором находился и Селиверстов, закончил свое плавание, как мы знаем на седьмые сутки после выхода из колымского устья. Стало быть, до Берингова пролива он не доходил. Зачем Селиверстову понадобилось прибегать к столь явному обману? Очевидно, для того, чтобы добиться единоличного, монопольного права промышлять на корге. Лживость селиверстовской версии убедительно раскрыл Дежнев в своей второй отписке. «Писал де он, Юрье в Якуцкой острог, что ту коргу и морсково зверя и заморную кость зверя того… приискал он, Юрье, преж сего как был с Михаилом Стадухиным, а не мы, (служы)вые и промышленные люди. И то он писал ложно, потому, знатно, что в (прош)лом во 158-м (1650) году писал с Колымы реки Михайло Стадухин… бежал де по морю семеры сутки, а реки де не дошли никакой… И он, Михаиле, с товарнщы и з беглыми служивыми людьми воротились в Колыму реку. А он, Юрье, был с ним же, Михаилом, и то он, Юрье, писал лож (но, по) тому, что не доходил он, Михаиле, до Большово Каменново носу».

Посылал ли Селиверстов воеводе свою челобитную с лживым утверждением насчет открытия корги? Сам Дежнев как будто бы убежден в том, что да, посылал: Писал де он, Юрье, в Якуцкой острог…» Если бы Семен Иванович не был в этом убежден, то не посылал бы воеводе свое опровержение. М.И. Белов считает обратное. «Очевидно, Селиверстов не решился послать свою челобитную в Якутск, узнав, что Дежнев собирается ее опровергнуть. В противном случае в архиве Якутской съезжей избы, где сохранились все челобитные Ссливерстова, нашлась бы и эта бумага».

Вынужден был Юрий Селиверстов признать приоритет Дежнева на открытие корги. И все же он не унимается, пишет якутскому воеводе клеветническую жалобу – «Дежнев с товарищы меня Юшка не слушают, не дают на государя промышлять на той корге тое кости моржового зубу». И это была ложь. В действительности Дежнев не препятствовал Селиверстову и его людям промышлять па корге, даже оказывал им всяческое содействие.

Пытался Селиверстов настраивать людей против Дежнева, вовлекать в интриги тех, кто почему-либо затаил обиду па Семена Ивановича. Одним из таких оказался беглый казак Евсевий (Еисеп) Павлов, вздорный и недисциплинированный, задиравший товарищей. Его постоянные проступки заставили Дежнева устроить суд над смутьяном. Для этого были выбраны судьи, люди наиболее авторитетные. Евсевий повел себя на суде вызывающе, пререкался с судьями, поносил их непотребными словами, стоял перед ними в развязной позе, опершись на палку. Не сдержался Семен Иванович, хотел малость поучить батогом Евсейку «за невежество». Павлов покинул судилище и в дальнейшем уклонялся от суда, перебежав в лагерь Селиверстова. Юрии охотно принял перебежчика.

По подстрекательству Селиверстова Евсевий Павлов и Василии Бугор составили донос на приказчиков и при первой оказии послали его воеводе Михаилу Лодыженскому. Донос содержал вздорное обвинение в том, что Дежнев и Семенов «не радели государю», разогнали ясачных людей. Видимо, бывшим беглым казакам привыкшим к разгульному образу жизни, не по душе была требовательность Семена Ивановича. Селиверстов использовал для всяких интриг против Дежнева и его писаря Павла Кокоулина, которого перетянул на свою сторону. Это все осложняло обстановку на Анадыри

Дежнев не мог не ощущать, как за его спиной плетутся интриги, как Селиверстов вносит в ряды его отряда раздоры, что писарь, пользовавшийся его доверием пишет клеветнические доносы. И все же Семен Иванович старался не доводить дело до открытой ссоры, пытался, как мог, смягчать постоянно возникавшие трения с Юрием, наладить с ним сотрудничество.

Летом 1654 года Дежнев и Селиверстов вместе отправились на коргу за моржовой костью. Как сообщает Семей Иванович, приказчики снабдили Юрия всем необходимым для промысла. «Да мы ж, Семейка и Микитка, с товарищы с служивыми и промышленными людьми для государевы службы дали ему, Юрью, с товарищы два судна деланы и готовые кочи и со всею снастью и карбас, чтоб у них государева служба без судов и без снасти в год не застоялась и путем бы не испоздать к морскому промыслу, и чтоб государеве казне учинилась прибыль большая». Заботясь об успехе общего дела, о государственной прибыли, Дежнев старался не думать о личных обидах и кознях соперника. Далее из дежневской отписки мы узнаем, что один из кочей Селиверстов «потерял своим небреженьем». По распоряжению Дежнева людей с гибнущего коча, среди которых был и сам Юрий разместили по другим ночам. «И пошол он, Юрья, к тому морскому промыслу с нами вместе». И здесь мы видим, что Дежнев руководствовался не личной обидой и неприязнью к Селиверстову, который никак не мог вызывать у него симпатии, а чувством товарищества, стремлением выручить товарищей из беды.

Первый совместный промысел прошел не совсем удачно. Начался он поздно – на ильин день, 20 июля. По объяснению Дежнева, у берегов корги долго стоял плотный ледяной прибой, и «морж долго с моря не вылегал».

После промысловой экспедиции Дежнев с Селиверстовым неоднократно ходили на чуванцев и ходынцев для сбора ясака и взятия аманатов. А в 1655 году обитатели Анадырского зимовья пострадали от стихийного бедствия. Во время весеннего паводка река разлилась, уровень воды в ней поднялся. Быстрый бурлящий поток, увлекающий коряги, сучья, целые деревья, сметал все на своем пути. Вода залила пойменные луга, прибрежные низины, островки. Не устояли перед напором воды и строения зимовья, не имевшего никаких защитных сооружений против паводковых вод. Смыло, словно пушинки, шесть изб и амбары. В одном из них хранилась моржовая кость, казенная и принадлежащая лично Юрию Селиверстову. Его потери были особенно ощутимы – 40 пудов драгоценного «рыбьего зуба»

Казалось бы, совместные походы, общие невзгоды должны были сблизить Дежнева и Селиверстова заставить Юрия смягчить свою злобу, отказаться от дальнейших козней. Но дежневский недруг не унимался. Селиверстов прибыл на Анадырь с наказной памятью от воеводы. «А велено ему, Михаилу, по той наказной памяти с Анандыри реки высл(ать) служивых людей Семена Мотору с товарищы, да торгового человека Онисимка Костромина, да промышленного человека Ивана Бугра с товарищы». В отношении Моторы наказ терял свой смысл – того уже не было в живых. Бугра и его товарищей могли ожидать якутские застенки и суровый спрос за прежние прегрешения.

До поры до времени Селиверстов помалкивал о наказной грамоте, присматривался, выжидал, чтобы нанести Дежневу наиболее чувствительный удар, раскрыть вовремя свою, так сказать, козырную карту. В марте 1655 года Юрий неожиданно объявил о воеводском наказе и стал настаивать, чтобы Василий Бугор, Федот Ветошка, Никита Семенов, Артемий Федотов Солдат, бывшие беглые, а с ними и торговый человек Анисим Костромин были высланы в Якутск на суд и расправу. Если бы это предписание было выполнено, дежневский отряд был бы серьезно ослаблен, Дежнев лишился бы пяти своих соратников, в том числе ближайшего своего помощника Никиты Семенова, второго приказчика.

Высылка этих людей посеяла бы в отряде смуты и раздоры, недоверие к начальнику – не сумел или не захотел Семен Иванович защитить своих людей. На это и рассчитывал Юрий Селиверстов, понадеявшийся, что теперь-то ему удастся свалить соперника и занять его место.

Дежнев проявил твердость и выдать товарищей категорически отказался. Ведь бывшие беглые усердной сноси государевой службой и суровых условиях Анадыря сполна искупили прежние свои прегрешения, вместе с товарищами делили все тяготы, вместе терпели голод, холод и всякую нужду. «И яз, Семейко, от государевы казны тех людей не отпустил, потому что служили мы государеву службу с ними вместе, и что есть государевы казны в зборе, и мы тое государеву казну и отпровадим вместе ж», – написал Дежнев воеводе. Якутским воеводой был к тому времени уже не Францбеков, благоволивший Селиверстову. Так что все усилия Юрия нанести удар Дежневу, ослабить его отряд казались тщетными. Примечательно, что Семен Иванович вступился за Василия Бугра, который пошел было на поводу у Селиверстова и даже писал кляузный донос. Вот еще один пример того, что Дежневу были в корне чужды мстительность, сведение личных счетов. Надо полагать, что Бугор и его товарищи оценили это качество своего начальника.

За последние годы произошло немало разных событии. Сменилось несколько воевод с тех пор, как Дежнев покинул Якутск. Все новые и новые отряды служилых и промышленных людей уходили к далеким окраинам Восточной Азии. Настало время отчитываться о своей деятельности перед властями воеводства, рассказать о том, что произошло с ним и его товарищами. Семен Иванович составляет свою отписку, емкий, насыщенный богатой информацией документ. Как и другие дежневские документы, они, видимо, писались грамотеем – писарем под диктовку Дежнева. Отписка лишена строгой последовательности изложения. Нередко автор прерывает изложение событий текущего года, возвращаясь в прошлое или забегая вперед. К отписке были приложены челобитные других служилых и промышленных людей, писавших о своих нуждах. Подал челобитную на Селиверстова его человек Данила Филиппов, очевидно, на почве личной обиды. В челобитной раскрывались всякие неблаговидные поступки Юрия. Хотя сам Дежнев говорил в своей второй отписке о злоупотреблениях Селиверстова довольно скупо и сдержанно, челобитную Данилы он принял, приложив к документам, направленным в Якутск. «Послана ж челобитная изветная охочего служывого промышленово человека Данилка Филиппова, который пришел па Анандырь с Юрьем Селиверстовым а охочим служивым, что сказан он Данилко, государево дело на нево, Юрья, послана ж под сею отпискою».

Трудным и хлопотливым делом была доставка почты в далекий Якутск. И дорога дальняя, занимавшая многие месяцы, и не исключалась возможность нападения немирных юкагирских князцов на Анюйском камне. Вес же решился Дежнев снарядить в дорогу двух казаков – Сидора Емельянова и Панфила Лаврентьева. Проводником вызвался пойти аманат Чекчой. Из заложника он стал преданным другом русских, вызвавших его расположение к себе добрым, гуманным обращением. В голодное время зимовщики сами голодали, а Чекчоя кормили.

Гонцы с почтой отправились в путь в начале апреля 1655 года. Кроме отписок и челобитных, они везли ведомость с указанием количества добытой моржовой кости. Гонцам было велено передать на Колыму почту служилым пли торгово-промышленным людям, чтобы те с нерпой оказией переправили ее в Якутск. Везли ли с собой Емельянов и Лаврентьев, помимо почты, и партию пушнины и моржовой кости – этого мы не знаем. На этот счет у Дежнева нет никаких упоминаний.

Между тем река очистилась ото льда. Наступал новый промысловый сезон. Торговые и промышленные люди снова вышли на промысел, На этот раз Дежнев оставался в зимовье, а во главе промысловой экспедиции послал Никиту Семенова, своего помощника. Не ходил на промысел и Селиверстов, направивший к Анадырской корге своего человека Павла Кокоулина Заварзу с покручениками. Промысел 1655 года оказался на редкость удачным. Погода благоприятствовала, и зверя было много. Да и экспедиция была хорошо подготовлена. Обе артели заготовили много моржовой кости, загрузив ею корабли. Но удачная экспедиция омрачилась трагическим происшествием. Внезапно налетевший с моря шквал сорвал с якоря коч Селиверстова и унес в море. На коче находились 14 промышленников во главе с Павлом Кокоулиным. Об их дальнейшей судьбе ничего не известно. По-видимому, все они погибли.

С горечью подсчитывал Юрий Селиверстов убытки, нанесенные половодьем и гибелью коча. Отряд его понес большие потери. Уцелевшие люди роптали. Все это заставило Селиверстова принять решение о возвращении в Якутск. Осенью он добрался через Анюйский камень до Колымы и там зазимовал. Следующим летом остатки его отряда смогли дойти на коче до Жиганска на Лене, а оттуда зимним путем, на собачьих упряжках прошли до Якутска.

В центре воеводства Селиверстова ожидали большие неприятности. Его благодетель, прежний воевода Францбеков плохо кончил. Администратор-казнокрад вызвал всеобщее недовольство служилых, промышленных и торговых людей. Выразителем этого недовольства стал ярославец Никита Агапитов Малахов, попытавшийся бороться с воеводой в духе своего времени. Вообще всех воевод он считал ворами и разбойниками с тех пор, как его, без всякой на то причины, истязал и увечил первый из якутских воевод, Головин. Каждому встречному Агалитов стал рассказывать про вещий сон. Во сне ему будто бы явилось чудесное видение – Алексей человек божий, популярный святой, который-де произнес, что воеводу Францбекова не следует пускать в церковь, пока он не прекратит воровства. Многие поверили в правдивость рассказа Никиты и возликовали – уж очень насолил всем воевода. В день святого Алексея с Францбековым случился великий конфуз. Прихожане зашикали на появившегося в церкви воеводу, человека набожного, не пропускавшего обычно ни одной церковной службы, и стали гнать прочь. Ближайшие к воеводе люди пытались защитить его. В церкви возникла свалка. Сконфуженный и разгневанный Францбеков покинул храм. По его распоряжению Никиту Агапитова схватили и посадили в арестантскую избу. Но тот не унимался и продолжал обличать воеводу.

Жалобы на Францбекова дошли до Москвы. Над якутским воеводой учинили дознание, у него отобрали часть награбленного добра. Выяснилось, что он давал промышленным людям деньги из казны под видом личных средств. Новому воеводе было предписано полностью взыскать в казну деньги с должников среди которых оказался и Юрий Селиверстов. В счет уплаты огромного долга у него отобрали 68 пудов моржовой кости, оцененной в 2281 рубль. После этого за ним осталось долгу около 1400 рублей. Таким образом все результаты экспедиции Селиверстова были сведены на нет. Юрий показал, что примерно такую же сумму равную оставшемуся за ним долгу, он ссудил прежним своим товарищам по промыслам и просил нового воеводу Михаила Лодыженского отпустить его снова на Анадырь с тем, чтобы он мог поправить свои дела и рассчитаться с казной.

Лодыженский разрешил Селиверстову вновь отправиться в Анадырский край, но уже не во главе самостоятельного отряда, а в составе отряда казачьего сотника Курбата Иванова, которому суждено было сменить Дежнева. Сумел ли Юрий выплатить государственный долг, мы не знаем. Известно, что летом 1666 года он появляется на Колыме и продает там моржовую кость. Это последнее известие о нем, которое удалось найти исследователям среди документов якутского воеводства XVII века. По всей видимости, он погиб или умер во время последнего похода, оставив по себе репутацию человека незаурядного, отважного, но непомерно честолюбивого, вздорного, склонного к интригам.

Вслед за Селиверстовым ушли с Анадыри многие соратники Дежнева, в их числе Василий Бугор, Евгений Павлов, Анисим Костромин, Федот Ветошка. Они добыли значительные партии моржовой кости и решили возвращаться в Якутск. Беглые казаки надеялись, что якутские власти примут во внимание их долгую усердную службу на Анадыри и не станут строго спрашивать за прежние проступки. На Павлова Дежнев возложил доставку большой" костяной и соболиной казны, накопившейся за последние годы на Анадыри. Вспомним, этот самый Евсевий Павлов был в сговоре с Селиверстовым и писал на Семена Ивановича донос. По-видимому, после того, как Дежнев не дал в обиду беглых казаков, Евсевий изменил свое отношение к начальнику. И это дало основание незлобивому, незлопамятному Дежневу возложить на него доставку казны.

Не прав писатель Сергей Марков, утверждая, что Бугор, Павлов и их товарищи весь путь от Анадыря до Лены проделали морем, обогнув Большой Каменный нос. «Костяная казна впервые доставлена в Якутск на корабле, – утверждает он. – Почему же биографы Дежнева не заметили этих удивительных свидетельств о плавании от Анадыря на Лену. Ведь в этих походах нельзя было миновать пролива между Азией и Америкой, нельзя было не обойти Чукотского полуострова с востока на запад!» Мы разделяем восхищение писателя мужеством и отвагой славных героев его интересной книги «Подвиг Семена Дежнева». Но вольно или невольно, очевидно, из-за недостаточного знакомства с источниками, автор приписывает своим героям подвиги, которых они не совершали. Бугор, Павлов и другие дежневские соратники не огибали Чукотки, не проходили Беринговым проливом. Такое из ряда вон выходящее событие, если бы оно действительно имело место, вряд ли не нашло бы отражение в документах.

На самом же деле отряд, возглавлявшийся, очевидно, Евсевием Павловым, шел сухим путем вслед за Селиверстовым, перевалил через Анюйский хребет, а с Анюя вышел на Колыму. Этот маршрут подкрепляется документальными свидетельствами. Из Нижнеколымска Селиверстов и Павлов с Бугром и товарищами вышли в море на разных кочах. Корабль Евсевия Павлова и Василия Бугра занесло в Омолоеву губу, где пришлось зазимовать.

На следующее лето казаки добрались до Жиганска. Из отписки Лодыженского известно, что анадырская кость прошла через жиганскую таможенную заставу, Василий Бугор решил замолить свои прежние грехи и сделал богоугодное дело – пожертвование моржовыми клыками на строительство новой часовни. А его разгульный товарищ Ветошка буйствовал и пропивал свою добычу в кабаках Жиганска.

После отъезда Селиверстова, Бугра и других с Дежневым осталось совсем мало прежних соратников. Вместо них на Анадырь прибывали новые торговые и промышленные люди, привлеченные сюда рассказами о богатствах края, об обширных моржовых лежбищах Семен Иванович продолжал ясачный сбор, ходил в походы. Иногда на Анадыри появлялся неугомонный возмутитель спокойствия, князец Мекерка, нападавший на ясачных анаулов, грабивший их становища. В устье реки приходили воинственные неясачные коряки, от которых также немало страдали ясачные. Обиженные и пограбленные шли с жалобами к Дежневу, просили помощи и защиты. Летом отряд отправлялся на промысел к корге и, загрузив кочи моржовой костью, возвращался к зимовью с богатой добычей.

В 1656 году воевода направил на Анадырь казачьего сотника Амоса Михайлова. Он должен был сменить Семена Дежнева и выслать с Анадыря Юрия Селиверстова, с которого власти воеводства намеревались взыскивать большой долг, а заодно произвести там дотошный розыск. В Якутске еще не были осведомлены о том, что Селиверстов уже покинул Анадырь.

Долгое время исследователи придерживались ошибочной версии, что Амос якобы благополучно прибыл в Анадырское зимовье и, наделенный большими полномочиями, принял у Дежнева казну, аманатов и все дела, самого его отстранил от дел и принялся проводить дотошное дознание, нет ли на совести Семена Ивановича и его людей каких-либо злоупотреблений. Напрашивалось предположение, что основанием для такого дознания могли послужить клеветнические доносы Селиверстова и его сторонников. Дознание, которое вел Амос Михайлов, закончилось якобы благоприятным для Дежнева исходом. Если и были какие-либо обвинения в его адрес, то они не подтвердились, никаких злоупотреблений замечено за ним не было. В результате Семен Иванович был восстановлен в своих правах, а Амос через некоторое время уехал с Анадыри. Эту версию подхватил и С. Марков. В версии этой есть, однако, необъяснимое противоречие. Сотник Михайлов направляется якутскими властями на Анадырь, чтобы сменить Дежнева. Но проведя дознание, он восстанавливает Семена Ивановича в правах старшего анадырского приказчика, а сам уезжает (вопреки предписанию воеводы!) обратно, поскольку никаких документальных свидетельств о его дальнейшем пребывании на Анадыри нет. Ошибочность этой версии показал М. И. Белов. В действительности Амос Михайлов не достиг Анадыри. И не только Анадыри, но даже и Колымы. В течение трех лет добирался он морем только до Индигирки. Препятствовали плаванию неблагоприятные погодные условия, да и сам Амос не горел желанием спешить на далекую неласковую Анадырь. Видимо, его назначение анадырским приказчиком на место Дежнева не вызвало у Михайлова большой радости. Медлительность сотника вывела из терпения якутские власти, потерявшие всякое доверие к нему. И Амос был отозван обратно.

Мы очень мало знаем о последних годах пребывания Дежнева на Анадыри. Главой Анадырского острога и приказчиком он оставался до 1659 года, когда его сменил казачий сотник Курбат Иванов. За год до этого Дежнев отослал в Якутск большую «костяную казну» и поручил сопровождать ее ближайшему своему помощнику Никите Семенову. Немало лет делили вместе радости и тяжкие заботы, трудились рука об руку не знали ссор и раздоров, вдвоем несли тяжкий крест ответственности за государеву службу. Жалко было терять надежного товарища. Но именно ему, Никите поручил Семен Иванович ответственное дело, доставку казны надеясь на его исполнительность.

Никита Семенов достиг на оленях Колымы, а летом 1658 года продолжал путь морем, а потом Леной Он благополучно прибыл в Якутск с ценным грузом. Воевода поспешил отправить «костяную казну», а также «мягкую рухлядь» в Москву, в Сибирский приказ в сопровождении конвойного отряда. Во главе его был поставлен Михайло Стадухин, возвратившийся к тому времени после многолетних скитаний в Якутск. В стадухинский отряд были включены Никита Семенов и Василий Бугор, оба бывшие беглые, и еще некоторые из старых товарищей Дежнева. Нехватка людей заставляла власти воеводства забыть о прежних прегрешениях беглых и не возбуждать против них какого-либо дела. Более того, Семенову могла быть поставлена в заслугу доставка с Анадыри в Якутск костяной казны.

В Москве Стадухин передал весь груз в Сибирский приказ, а заодно подал на имя царствовавшего тогда царя Алексея Михайловича челобитную. В ней он пространно описывал свои службы – было о чем написать, не забывал упомянуть о своих заслугах и просил награды. Решением боярской думы Михайло Стадухин получил звание казачьего атамана, звание немалое в тогдашней российской иерархии чинов. Возможно, ему помогли личные связи с богатыми торговыми домами.

Шли годы. Семен Иванович старел, его волосы и борода серебрились сединой. Здесь суровые условия жизни, тяжкие испытания заставляли людей рано седеть. Ему шел шестой десяток, а многие из его товарищей не дожили до этого возраста. Кто утонул в бурной пучине Студеного моря, кто пал от меткой юкагирской стрелы, кого сразила черная смерть и голод. Давали о себе знать и старые раны, О них напоминали глубокие шрамы, которых много осталось на теле анадырского героя. Но полагаясь на свое могучее здоровье, поморскую физическую выносливость, Дежнев старался не подаваться хворям, не замечать боль старых ран. Он по-прежнему много работал, ходил в походы и на промыслы рачительно считал соболиные шкурки и тяжелые моржовые клыки. Хлопотная, многообразная служба приказчика тяготила его. Из прежних испытанных соратников остались единицы. Приходили новые люди с разными характерами и норовом. Не со всеми легко налаживались отношения. Семен Иванович хотел бы отдохнуть от административных забот, снять с себя начальственное бремя, остаться рядовым казаком – промышленником. Давно уже писал он якутскому воеводе, чтобы прислали ему замену. Но замены все не было. Амос Михайлов, назначенный было на его место, до Анадыри не доехал. Другого человека на роль представителя власти в Анадырском крае воевода смог подобрать не сразу. Край суров, бремя власти хлопотно – не каждый согласится взвалить его на свои плечи.

Наконец-то якутские власти остановили свой выбор на Курбате Иванове, прибывшем на Лену из Енисейска еще вместе с первым воеводой Петром Головиным. Имел он тогда чин пятидесятника, на якутской службе дослужился до сотника. Человек заслуженный, бывалый, грамотный, участник многих походов, он, казалось, был подходящей фигурой.

Курбат Иванов добрался до Анадырского зимовья весной 1659 года. Возрадовался Семен Иванович – дождался-таки замены. Жадно расспрашивал он Курбата про якутские новости, про знакомых по прежним походам. Сотник, наделенный официальными полномочиями анадырского администратора, записанными в воеводской наказной памяти, принимал дела у рядового казака приказчика выборного, чьи полномочия никогда официально не подтверждались якутскими властями Власти молчаливо признавали в лице Дежнева исполнявшего обязанности главного должностного лица на Анадыри ввиду вынужденных обстоятельств – преждевременной гибели Моторы. Двусмысленность положения Дежнева создавала определенные неудобства, давая повод Стадихину, а потом Селиверстову оспаривать власть у «самозваного» приказчика. Сам же Семен Иванович, по присущей ему скромности, мирился со своим положением, не настаивал на подтверждении своих прав специальной бумагой с витиеватой росписью воеводы. А сами власти не очень-то беспокоились о престиже рядового безродного казака Семейки, отделенного от воеводского центра тысячами верст. Шлет исправно соболиную и костяную казну – и ладно. Что же еще?

Принимал Курбат Иванов имущество, строения зимовья, аманатов дотошно, тщательно, выискивал изъяны и упущения. Потом подписал документ о сдаче-приеме заставив поставить свою подпись и Семена Ивановича! За неграмотного Дежнева расписался грамотей. Теперь бывший приказчик и другие анадырские старослужащие получили право вернуться в Якутск. Их служба на Анадыри считалась завершенной. Докладывая воеводе о приеме зимовья, Курбат писал: «А он, Семейка, отпущен в Якутский острог… да с ним же служилый человек Ортюшка Солдат да промышленные: Томилка Елфимов, Титка Семенов, Ивашка Казанец, Тренька Подберезпик, Филька Данилов, а на Анадыре-реке служилых людей 5 человек, да торговых и промышленных людей 32 человека, а живут с великою нужею и кормятся рыбою, делают сетишки из кропивы».

Следует обратить внимание на цифры, приведенные в донесении Курбата, количество русских на Анадыри. Старые соратники Дежнева составляли среди них незначительное меньшинство. В основном это были люди, прибывшие в Анадырский край после ухода Селиверстова, а также спутники самого Курбата Иванова.

Семен Иванович и несколько прежних его товарищей не сразу воспользовались правом выехать на Лену. Дежнев, теперь уже рядовой казак-промышленник, пробыл на Анадыри еще некоторое время. Он ходил на промысел на Анадырскую коргу вместе со старыми соратниками Артемием Солдатко и Фомой Семеновым Пермяком.

Курбат Иванов остался недоволен порядками, заведенными Дежневым. По своему характеру он представлял собой иной тип администратора, жесткого и волевого сторонника неукоснительного единоначалия. Он собирался действовать с размахом, вести с целью увеличения ясачного сбора наступательную политику против неясачных людей: юкагиров, чукчей, коряков, «приискивать новые землицы и реки». Для подкрепления своей политики Курбат просил воеводу прислать ему в помощь полсотни казаков. Он стремился строго централизовать управление всеми русскими людьми на Анадыри и для этого свел их всех в единый отряд, возложив часть правительственной службы также на торговых и промышленных людей. Эта мера вызвала ропот и неудовольствие многих.

Особенно недоволен остался Курбат Иванов состоянием зимовья, небольшого поселения, почти лишенного укреплений. По убеждению нового администратора, русские должны были располагать на Анадыри надежным опорным пунктом с прочными башнями и стенами, способными в случае необходимости выдерживать длительную осаду со стороны неприятеля. Здесь проявились два подхода. Дежнев, сторонник мягких, гуманных методов обращения с аборигенами края, не считал необходимым бряцать без нужды оружием и жил, по мнению Курбата, «оплошливо», не заботясь о возведении укреплений. Как справедливо пишет М.И. Белов: «В годы своего правления благодаря мягкому, но волевому характеру, вдали от опеки якутской администрации Дежневу удалось ладить с юкагирами. Конечно, идеализировать его отношения к местному населению ни в коем случае нельзя, но что оно, несмотря на присущую той эпохе суровость, являлось благожелательным, представляется бесспорным. При этих условиях Дежневу не очень-то нужен был острог. По существу, он был скорее промышленник, чем ясачный сборщик».

Все наличные силы Курбат Иванов мобилизовал на заготовку леса и строительство острога. Возводились новые избы, хозяйственные постройки, крепкие стены с башнями. Как писал Курбат воеводе: «В прошлом 168 (1660) году поставил я, Курбатко, острог и в остроге аманатцкую избу с нагороднею, и со всякими крепостьми, и зимовье построил, и в остроге государев амбар с служилыми и охочими промышленными людьми».

Летом 1660 года Курбат Иванов организовал и сам возглавил большую морскую промысловую экспедицию к северо-восточным берегам Чукотки, В ней приняли участие и некоторые из старых соратников Дежнева. Одной из задач экспедиции были поиски новых Моржовых лежбищ. В этом были заинтересованы и якутские власти. Направляя Курбата на Анадырь, воевода указывал в «наказной памяти», что открытие новых моржовых лежбищ будет поощрено освобождением промышленников от уплаты десятинной пошлины и другими привилегиями.