Текст книги "Тени исчезают на рассвете"

Автор книги: Лев Квин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Выходит, есть тут несоответствие. С одной стороны, завхоз заявляет, что машиной два месяца не пользовался. А с другой стороны, царапина свежая.

– Врет завхоз, это точно, – уверенно сказал лейтенант.

– Врет? – Иван Иванович задумался. – Что ж, вероятно, врет… Ну, лейтенант, большое вам спасибо.

И симпатичному эксперту передайте мою благодарность, когда встретитесь. Пусть акт экспертизы побыстрее составляет.

– Почему вы думаете, что я с ней встречусь? – Лейтенант встал и одернул гимнастерку, пытаясь скрыть смущение. – Ведь мы в разных зданиях работаем.

– Да так, пришло почему-то в голову, – улыбнулся полковник, и глаза его, окруженные сетью морщинок, вдруг стали озорными, как у мальчишки. – Она, думаю, симпатичная, он – холостой и тоже парень хоть куда. Почему бы, думаю, им не встретиться. Ведь так, а?..

После ухода лейтенанта Иван Иванович поднялся на третий этаж к начальнику управления и доложил ему о состоянии дел.

Моложавое лицо генерала с тонкими губами и длинным прямым носом оживилось.

– Это уже кое-что, Иван Иванович… А у меня для вас неважная новость.

– Что случилось?

– В том-то и дело, что ничего не случилось. Ответ пришел из Чкалова. Мать вашего подопечного действительно проживает там и регулярно получает от него письма. Примерно, раз в месяц. И почерк его. Последнее письмо она получила из Южносибирска неделю назад. Заметьте: всего неделю!

– Разрешите посмотреть ответ, товарищ генерал.

– Смотрите, пожалуйста. Но ничего там не вычитаете. Я вам передал почти дословно.

Иван Иванович пробежал бумагу глазами.

– Да, неприятно… Вы знаете что, товарищ генерал, надо затребовать, чтобы они сейчас же, на самолете, выслали нам одно из его писем.

– Уже сделано, Иван Иванович. Завтра или послезавтра письмо будет здесь.

ЗАПИСЬ НА ПЛЕНКЕ

Кто проявляет к нему особенный интерес?

Этот вопрос не давал покоя Алексею. И если вначале ему казалось, что им вообще никто не интересуется, то чем больше он задумывался над этим, тем шире становился круг подозрительных.

Вот, например, Олег Викторович. Разве он не интересуется каждым шагом Алексея? Правда, свое чрезвычайное любопытство завхоз редакции объясняет необходимостью наставлять на путь истинный молодых журналистов. Но кто знает, каковы его настоящие намерения?

Алексей стал приглядываться к Олегу Викторовичу. Да, он действительно какой-то странный. Ходит целый день по редакции, посматривая исподлобья на всех сотрудников. Вмешивается во все разговоры, всех поучает, всех поправляет. Завхозу и в вежливой и в невежливой форме дают понять, что в советах не нуждаются, но это его нимало не смущает.

В редакции смотрят на него как на своего рода достопримечательность. Приезжает новый человек – и у него сразу же спрашивают: "Видели ли вы когда-нибудь такого завхоза?" И в этом вопросе звучит одновременно и своеобразная гордость, и полная уверенность, что такого Олега Викторовича нигде больше нет и быть не может.

Ну а в хозяйственных делах он не знает себе равных. Что-нибудь раздобыть, пусть даже совсем ненужное, но зато редкое, такое, чего нет ни в одном другом учреждении города – это он может! Попробуйте достать в комиссионном магазине старинный хрустальный графин с шестью стаканчиками за безналичный расчет. А Олег Викторович сумел! Графин был им торжественно водворен в кабинет редактора. И хотя редактор категорически потребовал, чтобы хрусталь немедленно возвратили в магазин, что Олегу Викторовичу и пришлось сделать, – все равно среди завхозов Южносибирска до сих пор еще ходит легенда об этом неслыханном подвиге.

Когда Олег Викторович усаживается в кресло возле секретарского столика, твердой рукой снимает телефонную трубку и, многозначительно шевеля кустистыми бровями, басит своим глухим голосом: "Это москательная лавка? С вами говорит редакция. Ре-дак-ция – понимаете? У вас есть мел? Как это нет? Нам он необходим, понимаете, не-об-хо-дим… Вы поняли, кто с вами говорит? Ре-дак-ция!.. Найдете, значит? Вот это другое дело", – вся редакция замирает и прислушивается с восторгом… Да, как достать – этому у Олега Викторовича можно поучиться!

Вот таким видели Олега Викторовича сотрудники редакции. Но Алексей хорошо понимал, что это еще ничего не значит. Ведь маска чудаковатого завхоза очень удобна для шпиона.

Но подозрения Алексея не ограничивались одним только Олегом Викторовичем. Он вообще стал нервным и мнительным. Заметит, что кто-нибудь идет вслед за ним два-три квартала – он уже неспокоен и с тревогой вглядывается в лицо прохожего, будто на нем можно что-то прочитать. Посмотрит на него косо кто-нибудь из редакции – он готов подумать бог весть что.

Словом, настроение у Алексея было неважное. Да тут еще Надя не подавала о себе никаких вестей. Отбросив гордость, Алексей попробовал сам позвонить ей, но оказалось, что это не так просто. Коммутатор завода не соединял цех "Д" с городом. Оставалось сходить к Наде домой. Вечером нельзя – ведь предупреждал полковник! Значит, только в выходной.

По просьбе Петра Петровича, готовившего в эти дни большой материал на экономическую тему, Алексей занялся читательскими письмами. Среди них было немало интересных. Одно особенно привлекло внимание Алексея. Это была заметка о том, что в новом здании строительного техникума, только что сданном в эксплуатацию, множество недоделок.

Алексей вспомнил, что пару дней назад, перелистывая подшивку газеты, он читал статью о новом техникуме. В ней давалась положительная оценка работе строителей. Кто же прав: автор статьи или читатель, приславший письмо?

Алексей решил сам побывать в техникуме. Снаружи здание имело вполне приличный вид. Но внутри Алексей увидел другое. Перила на лестнице висели – балясины не были закреплены. Водопроводные трубы протекали, и на паркетном полу стояли большие лужи. Во многих комнатах штукатурка сыпалась на головы входившим.

Все было ясно. Вернувшись в редакцию, Алексей поправил письмо, вставил несколько ядовитых фраз в адрес строителей и понес Петру Петровичу. Он опасался, что заведующий может не пропустить заметку, и уже заранее приготовился к жаркой схватке.

– Надо бы заказать художнику карикатуру к письму, – предложил он, настороженно всматриваясь в лицо Петра Петровича, читавшего заметку. – Строители в огромной галоше переправляются через лужу в комнате. По-моему, будет хорошо.

Заведующий отделом вернул письмо Алексею.

– Надо проверить…

– Что проверять, что? – нетерпеливо перебил Алексей. Так и есть: "Сухарь" решил зарезать заметку. – Вы считаете, что раз газета в прошлом месяце похвалила, то теперь нельзя сказать о недостатках? Это же лицемерие!

Петр Петрович поднял очки и с удивлением посмотрел на Алексея.

– Что такое?

– Ладно, извините! – продолжал Алексей все в том же возбужденном тоне. – Но я считаю, что так поступать неэтично. Я пойду к редактору. Газета должна иметь мужество признать ошибку.

– Не пойму, о чем вы, честное слово!

– Не поймете? Почему возвращаете мне письмо? Разве плохо написано? А факты я лично проверял – вы же знаете.

– Я хотел только попросить вас сверить название строительной организации, – спокойно сказал Петр Петрович. – Мне кажется, стройуправление названо неточно.

Алексей прикусил язык. Фу, как глупо получилось!..

Оказалось, что автор письма действительно допустил неточность. Алексей выяснил это, поговорив со строительной организацией по телефону. Он исправил ошибку и, превозмогая чувство неловкости, подал письмо заведующему отделом. Тот снова прочитал его и подписал.

– Эти "мелочи" всегда надо тщательно проверять: фамилии, названия, цифры, – сказал Петр Петрович. – Они частенько нашего брата подводят. Особенно цифры. Мы всегда говорим об этом, а проверять забываем. Недавно у меня из-за одной цифры чуть было крупная неприятность не вышла. Хорошо, что редактор заметил. Теперь я даже счеты у бухгалтера беру… Заголовок вот у вас суховат: "Крупные недоделки". Может, поставим "Летит штукатурка"?

– "Берегись, летит штукатурка!" – предложил Алексей.

– Так еще лучше… Несите в секретариат.

В коридоре Алексей встретился с редактором.

– Здравствуйте, Воронцов… Зайдите ко мне.

Редактор спросил Алексея, как ему нравится работа в отделе. Алексей ответил уклончиво.

– Как вы смотрите, если мы назначим вас в отдел культуры?

В первый момент Алексей обрадовался. Книги, спектакли, фильмы – это ему по душе… Но тут же он подумал о другом: его уход может быть неправильно истолкован. Что подумает Петр Петрович? Что Алексей в первые же дни понаделал кучу ошибок и сбежал, расписавшись в своей беспомощности… Нет, сейчас он из отдела никуда не пойдет. Он сначала докажет Петру Петровичу…

– Раз я уж начал в отделе промышленности… Нет, я лучше останусь.

– Что ж, неволить не буду…

Домой Алексей пошел вместе с Жаркиным. Дорогой рассказал ему о предложении редактора.

– Чудак ты! Надо было немедленно согласиться. Разве можно сравнить: культура и промышленность. И потом этот Петр Петрович – такой начальничек, что ой-ей-ей! Наплачешься! Он у меня и то снимки бракует. Сегодня опять забраковал.

– Какой? Вечер в технической библиотеке? Правильно сделал, что забраковал. Я бы тоже забраковал. Серая муть – ничего не разберешь.

– Муть?.. Конечно, муть, – сразу согласился Жаркин и рассмеялся. – Я только протолкнуть попробовал. Не вышло – и не надо. Другой сделаю…

У дверей комнаты их ждал сюрприз. Только Алексей вытащил из кармана ключ, как дверь широко распахнулась, и хозяйский сын Вова Савчук проскочил мимо оторопевших от неожиданности квартирантов. У него было такое выражение лица, что никаких сомнений не оставалось – Вова нашкодил!

И в самом деле, только они вошли в комнату, в глаза сразу бросился открытый чемодан Алексея, поставленный среди комнаты. Очевидно, Вова копался в нем.

– Как он в комнату забрался, ума не приложу. – Федя сделал большие глаза. – Ведь дверь-то была на замке.

– Это моя вина, – сказал Алексей, укладывая чемодан на место. – Забыл утром запереть.

– Вот видишь, – расстроился Федя. – Я же тебя просил: обязательно закрывай. Еще хорошо, что он одним чемоданом ограничился. А если бы ему вздумалось покопаться в телевизоре?

Федя опустил шторы. В комнате стало темно.

– Снова будешь снимки печатать? – спросил Алексей. – Когда же ты меня наконец учить начнешь? Давай я хоть сейчас посмотрю.

– Завтра, завтра… Понимаешь, я очень тороплюсь. Зизи знаешь, как злится, если я опаздываю. Это ведь для нее снимки.

– Подумаешь, Зинка рассердится… Не понимаю, что ты в ней нашел.

– Ладно… Я же о твоей ничего не говорю. – Федя взял Алексея за плечи и шутливо подтолкнул к двери. – Иди пока во двор, почитай. Я скажу тебе, когда кончу.

Федя включил старенький хозяйский репродуктор, висевший, на стене. Из него полились хриплые звуки марша.

Алексей сел с книжкой во дворе. Но что-то не читалось. Мысли то вертелись вокруг разговора с Иваном Ивановичем, то перескакивали на сегодняшнюю нелепую сцену в редакции, то снова возвращались к Ивану Ивановичу.

Минут через пятнадцать Федя позвал его.

– Готово. Подсушу отпечатки на солнце – и пойду.

Вернувшись, в комнату, Алексей поднял шторы и выключил голосистый репродуктор. Затем прилег на диван и раскрыл книгу.

Вдруг Алексей уловил тихий шорох. Он прислушался. Шорох продолжался. Он был еле слышен – словно кто-то медленно водил пальцем по бумаге.

Алексей соскочил с дивана и прошелся по комнате, напрягая слух. Вот здесь, как будто, в телевизоре… Нет, телевизор выключен.

Ах, вот оно что – магнитофон! Алексей открыл дверцу столика, где стоял магнитофон. Точно, он! Кто-то включил его, а выключить позабыл. Неужели Федя? Что же он записывал?

Алексей перемотал магнитофонную ленту и включил на звук. Сначала он ничего не услышал. Потом послышались чьи-то глухие голоса и топот бегущих ног.

"Вовка!" – догадался Алексей.

Мальчишка включил магнитофон перед самым их приходом, а затем спасся бегством, оставив моторчик включенным.

"Как он в комнату забрался, ума не приложу. Ведь дверь-то была на замке", – услышал он Федин голос. И тут же в ответ раздался его собственный: "Это моя вина. Забыл утром запереть".

Улыбаясь, он прослушал весь последующий разговор, нечаянно записанный магнитофоном. Потом зазвучал музыкальный хрип репродуктора, и остальные звуки уже слышались на его фоне. Отрывистое бульканье – это Федя наливает воду в бачки… Характерный щелчок ручки приемника… Для чего Федя включил его? Репродуктор орет благим матом, а он еще и приемник туда же.

А это что за звуки? Ти-ти… Ти-ти-ти… Да ведь это же морзянка!

В коридоре Алексею послышались осторожные шаги.

– Федя! Иди сюда! – крикнул он.

Никто не ответил. Он подошел к двери, распахнул ее настежь. Нет никого!

А магнитофон все продолжал пищать: ти-ти-ти… ти-ти…

Наконец писк прекратился. Снова раздался щелчок. Приемник выключили. И через несколько минут Федин голос: "…Готово. Подсушу отпечатки на солнце – и пойду".

И все. Магнитофонная пленка кончилась.

Алексей стоял в оцепенении. Значит, Федя! Веселый, бесшабашный фотограф Федя Жаркин! Стиляга по необходимости, который его так дружески встретил!

А может быть, это только случайно? Включил Федя рацию, случайно попал на сигналы, не выключил и занялся своим делом?

Нет-нет! Эти сигналы предназначались ему!

Чем больше Алексей думал об этом, тем сильнее крепла в нем уверенность, что Жаркин – шпион, охотившийся за ним, Алексеем. Кто проявил к нему повышенный интерес? Жаркин! Кто предложил жить в одной комнате – Жаркин! Кто имел возможность следить за каждым его шагом – опять Жаркин!

Он! Точно он!.. Сейчас же задержать его!

Алексей выбежал во двор.

– Жаркин! – крикнул он.

Никто не отозвался. Из-под забора вынырнула потешная рожица Вовы.

– Вы дядю Федю ищете? Он ушел.

– Давно?

– Минут пять. Или двадцать…

Алексей вернулся в комнату. Лихорадочное возбуждение прошло, и он вновь обрел способность рассуждать трезво. Пожалуй, хорошо, что Жаркин ушел, а то он, Алексей, наделал бы сейчас глупостей. Ведь Жаркин не должен ничего знать.

Надо немедленно сообщить обо всем Ивану Ивановичу и передать ему магнитофонную пленку. Это же улика, да еще какая!

Алексей снял пленку с бобины, завернул ее в бумагу и бросился на улицу.

По дороге он заскочил в будку телефона-автомата и набрал номер Ивана Ивановича.

– Слушаю, – раздался знакомый голос.

– Иван Иванович? Это я, Воронцов, – возбужденно заговорил Алексей. – Мне нужно немедленно вас видеть. Немедленно! У меня магнитофонная пленка с важной записью.

– Я закажу вам пропуск, приходите…

Алексей ворвался в кабинет Ивана Ивановича, словно вихрь.

– Знаете, кто шпион? – крикнул он с порога, забыв даже поздороваться. – Жаркин! Наш фотокорреспондент.

Иван Иванович отнесся к этой новости совершенно спокойно:

– М-да… Вы что-то говорили про пленку.

– Вот она.

Алексей положил пленку на стол. Иван Иванович выслушал его сбивчивый рассказ и нажал кнопку звонка. В комнату вошел подтянутый стройный лейтенант.

– Вызовите-ка мне Конюхова из шифровального отдела. И принесите сюда магнитофон… Да, Конюхову скажите, пусть захватит с собой текст перехваченной радиограммы.

– Как? – удивился Алексей. – У вас уже она есть?

– Есть, – улыбнулся Иван Иванович.

Вернулся лейтенант, неся в руках магнитофон. Вслед за ним пришел и майор Конюхов. Полковник поставил пленку, принесенную Алексеем, и Конюхов прослушал её, водя карандашом по листу бумаги, на котором Алексей увидел знаки Морзе.

– Молодец Жаркин, – сказал Конюхов, закончив сверку. – Записано точно.

И только сейчас Алексею стало ясно, откуда появилась радиограмма в управлении госбезопасности…

Первое, что увидел Алексей, выйдя на улицу, была ехидно улыбающаяся физиономия Феди Жаркина.

– Наконец-то… – сказал он. – Я думал, тебя уже оттуда не выпустят.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Агентурная разведка донесла – ха-ха-ха!.. Только я вышел из управления, смотрю – мчит на всех парах знакомая личность. Окликнул тебя – какое там! Ты что, шпиона поймал?

Алексей почувствовал себя неловко. Он коротко рассказал о своей ошибке. Глаза Феди заблестели, он кусал губы, с трудом сдерживая смех, но все же не выдержал и расхохотался на всю улицу.

– Ой, не могу… Шерлок Холмс! – бросал он сквозь смех. – Вот это да!.. – И вдруг перестал смеяться. – Послушай, а дверь ты, по крайней мере, запер? Этот Вовка… Ведь у меня там все реактивы…

Алексей остановился.

– Забыл, честное слово, забыл!

Оба рассмеялись и пошли дальше, дружески беседуя. Чувство неловкости, которое испытывал Алексей перед Жаркиным, быстро развеялось.

ЛОВУШКА

Сергей Павлович Семенов вышел из кабинета директора со смешанным чувством удовлетворения и досады. Мокшин беспрекословно согласился выполнить все, что он ему предложил. Это, конечно, очень хорошо. Но почему он вел себя так странно? Почему он не отказывался, не возмущался, не спорил? Это было бы понятно. Кому хочется добровольно ставить под угрозу свое положение, свое благополучие, свою жизнь, наконец!.. А стал бы Мокшин сопротивляться, он бы тогда припугнул его, доказал бы, что нет другого выхода и в конце концов добился своего. Но Мокшин не сделал даже и попытки к сопротивлению. Опустив глаза, молча выслушал Сергея Павловича и сказал чуть слышно: «Хорошо, сделаю». И все!

Так Мокшин ни разу и не взглянул на Сергея Павловича во время разговора. Он словно прятал глаза.

Странно… А не задумал ли Мокшин что-нибудь предпринять? Например, пойти в контрразведку…

От этой мысли у Сергея Павловича мороз пошел по коже… Нет-нет, не может быть! Мокшин не способен на такой шаг. Он трус, а трусы, как известно, не могут бороться. Опасность гипнотизирует их, словно удар кролика, и они, безвольно опустив руки, покорно бредут навстречу гибели…

Эти сложенные на столе пухлые, дрожащие руки… Капельки пота, стекающие с виска к подбородку. Мясистые губы с потрескавшейся, похожей на рыбью чешую кожей… Розовый затылок, усеянный черными точками угрей и втянутый в плечи, словно в ожидании удара… Нет-нет! Мокшин никуда не пойдет. Он вне себя от страха – это же сразу видно…

Как же на него рассчитывать? Он может подвести – и еще как!.. Трус в помощники не годится. Тем более в таком деле.

В кабинете директора послышались шаги. Вошел Мокшин. При его появлении Семенов, как обычно, встал.

– Я в сберкассу. Скоро вернусь.

Иван Васильевич торопливо прошел к выходу. В двери он столкнулся с почтальоном. Тот посторонился, уступая дорогу директору, и удивленно посмотрел ему вслед.

– Здравствуйте, Сергей Павлович, – поздоровался он. – Что это на вашем министре лица нет? Иль головомойку получил?

– Кто его знает, – пожал плечами Семенов.

Он принял почту. Среди писем было одно, адресованное ему. Он вскрыл конверт. В нем лежал билет в кинотеатр. "12 часов, – прочитал на штампе Сергей Павлович, – ложа 4, место 1"…

Ровно в двенадцать Сергей Павлович сидел в полупустом зале кинотеатра – дневные сеансы посещались куда хуже вечерних. Потух свет. Почти сразу же позади себя Сергей Павлович услышал скрип стула. Над ухом раздался едва уловимый шепот:

– Не оборачивайтесь! Говорили с Мокшиным?

Сергей Павлович обеспокоенно посмотрел по сторонам.

– Говорите, не бойтесь, на соседних местах никого нет. Я купил билеты.

– Не годится Мокшин, – тихо произнес Семенов. – Не помощник он, а обуза. Еще крик поднимет, в обморок упадет… А самому мне тоже не справиться.

– Хорошо. Будет другой. Воронцов.

– Этот контрразведчик?

Семенов, нервничая, заерзал на стуле.

– Телок он, а не контрразведчик! – услышал он в ответ. – Воронцов случайно впутался в эту историю… Сделайте вот что…

Человек, сидевший позади, подробно проинструктировал Сергея Павловича.

– Два убийства! – покачал головой тот. – Господи! Это верный расстрел.

– Не беспокойтесь. Ваша пуля еще не отлита. На днях мы с вами будем за пределами досягаемости Советов.

– Дай бог, дай бог…

Некоторое время оба молчали. На экране в это время разыгрывалась немногословная сцена любви, и в зале стояла тишина. Затем понеслись оглушительные звуки музыки, и снова Сергей Павлович услышал шепот:

– Закончите все – отправляйтесь прямо на вокзал. Домой не заходите, слышите? Я к вам подойду.

– Каким поездом поедем?

Никто не ответил. Сергей Павлович обернулся.

Стул позади него был пуст.

Ещё не начинало темнеть, когда Вова появился на пороге комнаты с бумажкой в руке.

– Дядя Федя, – сказал он, – сейчас подъезжало такси. Какой-то дяденька велел передать вам.

– Давай сюда.

Федя Жаркин развернул бумажку и прочитал вслух: "Федор Гаврилович! В половине десятого будьте в редакции. Захватите лампы. Поедем в милицию фотографировать хулиганов. С пр. и пр. зав. отд. Курилов".

– "С приветом и прочее!" – с досадой передразнил Федя. – Днем не предупредят, а потом носись как сумасшедший… Который теперь час? – спросил он у Алексея, лежавшего по обыкновению на диване с книгой в руке.

– Скоро девять.

– Надо собираться…

Он быстро собрал фотоаппараты, лампы, штатив.

– Ну, я пошел. Может быть, поздно вернусь – кто знает, когда хулиганов начнут доставлять. Откроешь, ладно?

Вскоре после ухода Жаркина в дверь постучали.

– Да-да, пожалуйста, Вера Геннадьевна, – сказал Алексей и подошел к столику, где лежали деньги, предназначенные для уплаты за квартиру.

Но в комнату вошла не хозяйка, а незнакомый Алексею пожилой человек, с седыми подстриженными усами и бритой головой.

– Мне нужен Алексей Петрович Воронцов, – сказал он, глядя на Алексея улыбающимися глазами. – Впрочем, я и так вижу, что вы и будете Воронцов. Полковник Печенов описал вашу внешность довольно точно.

– Ах, вы от Ивана Ивановича? Садитесь, пожалуйста, садитесь. – Алексей засуетился, освобождая стул от книг. – Извините за беспорядок.

– Ничего, ничего… Это вы меня должны извинить за неожиданное вторжение… Помощь ваша требуется, товарищ Воронцов. – Лицо гостя приняло серьезное выражение. – Ах да, я ведь вам еще не представился.

Он расстегнул внутренний карман пиджака и достал удостоверение личности.

– "Капитан Логинов Артем Емельянович… Оперативный уполномоченный…", – прочитал Алексей.

– Ну, теперь можно считать, что мы с вами старые знакомые, – улыбнулся Логинов, пряча удостоверение в карман. – Я ведь про вас давно знаю… Так вот, Иван Иванович распорядился, чтобы я взял вас с собой на операцию.

– Сейчас идти?.. Хорошо.

– Хорошо, да не совсем. Операция, понимаете, ответственная – поимка одного бандита. Все должно происходить в полной тишине – иначе можно вспугнуть. Поэтому-то пойдем мы с вами вдвоем. Другие, конечно, тоже будут, но в некотором отдалении.

– Я согласен, – не задумываясь, сказал Алексей.

– Вы, я гляжу, не из робких… И еще не из любопытных – так и не поинтересовались, почему Иван Иванович решил к вам обратиться? Ведь оперативных работников и без вас хватает.

– В самом деле, почему? – с опозданием спросил Алексей. – Видите ли, я никогда еще не участвовал в таких делах, ну и обрадовался, – признался он. Ему показалось, что Логинов смотрит на него с неодобрением.

– Да, молодость, молодость… Так вот, мы должны взять того самого бандита, который нападал на вас – не забыли еще?.. Вам придется его опознать… Сумеете?

– Не знаю, – нерешительно сказал Алексей. – Я ведь видел его один короткий миг… Курносый, широкоскулый… Рука волосистая, шершавая с мозолями ладонь, – стал припоминать он вслух.

– Сумеете, сумеете, конечно… Пошли! – Логинов обеспокоенно посмотрел на часы. – Время не ждет.

Во дворе Логинов пошел не к воротам, а по направлению к сараю.

– Куда вы, Артем Емельянович? Нам сюда.

– Нет-нет, я верно иду, не беспокойтесь. Здесь есть выход. Так ближе будет.

Дворами они вышли на соседнюю улицу.

– А теперь давайте разделимся, – предложил Логинов. – Я пойду вперед. Только смотрите, не теряйте меня из виду. И возьмите на всякий случай вот это. – Он сунул в руку Алексею тяжелый металлический предмет. – Положите в карман. Обращаться с ним, надеюсь, умеете?

– Умею. Мы пистолет ТТ в университете изучали…

Алексей обождал, пока Логинов пройдет немного вперед, а затем двинулся вслед за ним. Логинов шел быстро, приходилось крепко нажимать, чтобы не отстать от него.

Так они прошли по незнакомым Алексею улицам на окраину города. Стало уже совсем темно. Наступила сибирская ночь, прохладная и прозрачная, словно хрусталь.

На соседней улице пели две девушки. Их голоса – один звонкий, высокий, другой тягучий, грудной – то сплетались, то расходились далеко-далеко. Перед Алексеем возникло видение величавой неторопливой реки, медленно катящей темные густые воды мимо отлогих, теряющихся в ночи берегов. А над рекой несется чайка, то вонзаясь в темное небо белой точкой, то опять устремляясь вниз, к черно-бархатной поверхности воды и продолжая над ней свой удивительный полет.

Девичьи голоса замолкли вдали. Разрушая волшебные видения, где-то заверещала болтливая гармошка, торопливо переходя от пронзительного визга к хриплому гудению.

Они вышли на пустырь. Идти стало трудно – под ногами сплошной песок. Алексей оглянулся. Золотые строчки окон, цепочки фонарей на центральных улицах остались далеко позади. Долго ли еще идти? Они уже и так почти за городом.

Логинов остановился.

– Смотрите, – произнес он тихо, когда Алексей подошел к нему. – Впереди домик. Он нам и нужен. А справа кусты, видите? Там мы с вами устроимся и будем ждать.

– Долго?

– Это уж как придется. Давайте скорей! С минуты на минуту сюда могут прийти.

Они устроились за кустами. Впереди черным силуэтом на темно-синем звездном небе вырисовывался домик.

– Он зайдет туда? – шепотом спросил Алексей.

Логинов утвердительно кивнул головой и приложил палец к губам – молчание!

Алексей сидел, боясь шелохнуться. Сколько уже времени прошло? Но только он поднес к глазам часы, стараясь рассмотреть в темноте циферблат, как Логинов схватил его за плечо. Алексей быстро взглянул в сторону домика. Да, там что-то мелькнуло. Вот снова!.. Послышался тихий шорох, звякнуло железо, и опять все стихло.

– Он уже там, – беззвучно, одним дыханием, произнес Логинов. – Обождем здесь еще немного и пойдем в дом.

– А если он нас услышит? – также беззвучно, едва шевеля губами, спросил Алексей.

– Не услышит. Он в погребе. Там проходит старая канализационная труба. Он полезет в нее.

– Зачем?

Но Логинов не ответил. Он поворачивал голову из стороны в сторону, напряженно вслушиваясь в темноту.

Так прошло еще полчаса. Наконец Логинов сделал Алексею знак подниматься. Стараясь ступать как можно тише, они подошли к дому. "Бульвар Девятого января, 197", – напрягая зрение, прочитал Алексей на ржавой табличке и удивился. Оказывается, здесь еще город.

– Стойте, – шепотом приказал Логинов. Сбросив ботинки, он ловко и без шума прыгнул в окно. Алексей услышал легкий скрип половиц и крепко сжал в кармане рукоятку ТТ.

Но нет, всё тихо.

Логинов снова появился у окна.

– Сюда!

И вот они оба уже в комнате. Луч фонарика, включенного Логиновым, ощупал стены, пол и остановился на крышке, прикрывавшей вход в подполье.

– Откройте, – прошептал Логинов.

Алексей осторожно поднял тяжелую деревянную крышку. По лестнице они спустились в тесный подвал.

В одном его углу виднелась груда кирпичей, а за ними – зияющая дыра.

– Труба, – шепнул Алексею Логинов. – Он ушел по ней. Мы его здесь обождем. Вот фонарь. Как только он будет вылезать из трубы – направьте свет прямо ему в лицо. А я наброшусь на него сзади и скручу руки.

– Понятно…

В погребе водворилась тишина. Алексей старался даже не дышать. Он понимал, как важно не вспугнуть бандита. И в то же время ему казались несколько странными приемы, к которым прибегал Логинов. Для чего нужно было лезть сюда, в этот погреб? Ведь гораздо безопаснее обождать преступника там, наверху. Тем более что дом, вероятно, окружен – ведь говорил же Логинов, что они не одни… Но, в конце концов, Логинову виднее. Раз делает, значит, так надо. А бояться совершенно нечего. Они вдвоем, и потом у него в руке пистолет.

Алексею показалось, что он услышал какой-то звук. Он насторожился. Откуда шел этот звук? Из трубы? Он прислушался. Звук повторился снова. На этот раз Алексей слышал отчетливо – вверху!

– Товарищ Логинов! – шепотом окликнул он. – Вы слышите?

– Что такое? – встревоженно спросил тот.

– Там, наверху! Как будто кто-то кра…

Он не успел закончить фразу. Крышка с шумом взлетела вверх, и в погреб ворвались лучи карманных прожекторов.

– Руки вверх, Семенов! – услышал Алексей знакомый голос Ивана Ивановича. – Не вздумайте стрелять – это вам дорого обойдется!

Человек, назвавшийся Алексею Логиновым, быстро поднял руку. Раздался негромкий звук, похожий на щелчок. Один из прожекторов наверху тотчас же погас.

"Пистолет с глушителем!" – мелькнуло у Алексея. Не раздумывая, он бросился на Семенова. Тот повернулся к нему, но выстрелить не успел. Алексей схватил его за руку и с силой повернул. Семенов, охнув, разжал пальцы и выронил пистолет. Рот его был полуоткрыт, по лбу крупными каплями медленно стекал пот.

Утром прошедшего дня, придя на работу после короткого отдыха, Иван Иванович первым долгом позвонил начальнику шифровального отдела.

– Как дела, товарищ майор? Расшифровали радиограмму?

– Нет, – последовал неутешительный ответ. – Но мы как раз сейчас пробуем еще один вариант.

Через некоторое время майор Конюхов пришел к полковнику. Глаза у него были красные, лицо небритое, измученное. Он и его работники просидели над радиограммой всю ночь.

– И все без толку, товарищ полковник. Не удалось пока ее прочитать.

Иван Иванович помрачнел.

– Плохо, товарищ Конюхов. Очень плохо. И никакого просвета?

Конюхов покачал головой.

– Нет… Вот разве только одна деталь. Но это мелочь.

– Ну-ка, скажите, – оживился полковник.

– Посмотрите! – Конюхов положил перед полковником радиограмму. – Все цифры расположены группами по четыре в каждой. А вот в этой группе три цифры – единица, девятка и семерка.

– Что это значит?

– Точно не могу сказать, но мне кажется, что эти три цифры – действительно цифры, в то время как остальные – зашифрованный текст.

– Один, девять, семь… Сто девяносто семь… Гм… – полковник прошелся по комнате, наклонив вперед покрытую пушком голову, словно собирался бодаться. – Один, девять, семь… Послушайте! – Он внезапно остановился. – А не может ли это быть номер дома – 197?

– Мне тоже приходило в голову, – тотчас же ответил Конюхов. – Дома с номером 197 имеются у нас на шести улицах – на проспекте, на Гоголевской, Речной, бульваре Девятого января, Сибирской и Заводской.

– Вы уже смотрели? Хорошо! План города у вас? Принесите его, пожалуйста…

Конюхов принес план, развернул на столе. Иван Иванович склонился над ним.

– Сто девяносто седьмые номера я отметил красными кружками, – сказал Конюхов. – Посмотрите, товарищ полковник, вам ничего не бросается в глаза?