355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Троцкий » Письма из ссылки » Текст книги (страница 6)
Письма из ссылки
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 23:21

Текст книги "Письма из ссылки"


Автор книги: Лев Троцкий


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Срок в три месяца оказался для Антонова-Овсеенко роковым. Да послужит сие, как говорится в прописях, уроком и предупреждением.

Но возвращаюсь к вопросу о "тактических излишествах". У нас не было другой задачи, как доведение своих взглядов до партии. Мы пользовались теми средствами, какие нам оставляла обстановка. Как свидетельствует опыт, мы слишком малое количество своих взглядов довели до слишком малого количества членов партии. Если в этом есть и наша вина, а не только вина объективных условий, то вина эта в том, что некоторые из нас в известные моменты недооценивали разногласий и их опасности и поведением своим давали повод думать, что дело идет о второстепенных и эпизодических расхождениях. В таких случаях величайшей ошибкой и опасностью является равняться по тем, которые недооценивают разногласий, не видят, куда растут процессы, и потому испытывают потребность в покровительственной окраске. В общем и целом мы правильно отстаивали правильную линию Но отдельные срывы, и немаловажные, как показано выше, у нас бывают – и это всегда были срывы вправо, а не влево. Тактически мы пробивали себе дорогу, пока не натыкались на капкан, подготовленный "мастером" [Имеется в виду Сталин – Прим ред -сост] сих дел. Все наши выступления имели пропагандистский и только пропагандистский характер.

Наиболее острым было выступление 7 ноября. Наиболее острым был лозунг: "Повернем огонь направо – против кулака, спекулянта и бюрократа", против кулака и спекулянта, срывающих хлебозаготовки, и против бюрократа -организовавшего или проспавшего шахтинское дело. 7 ноября мы натолкнулись на очередную попытку "мастера" перевести внутрипартийную борьбу на рельсы гражданской войны. Мы отступили перед этим преступным замыслом. Таким образом, тактические зигзаги вытекали из всей обстановки, создающейся как условиями диктатуры вообще, так и специфическими ее особенностями в период сползания.

Кстати сказать, 7 ноября вечером, после демонстрации, мы по телефону вызвали Зиновьева в Москву, чтобы поставить вопрос о тактическом свертывании. Зиновьев ответил письмом с оказией. В приложении к письму было описание событий 7 ноября в Ленинграде. А в письме Зиновьева говорилось: "Описание фотографически точное. Все сведения говорят о том, что все это безобразие принесет нашему делу большую пользу. Беспокоимся, что было у Вас. "Смычки" идут у нас очень хорошо. Перелом большой в нашу пользу. Ехать отсюда пока не собираемся..." и т. д.

Все это писалось, повторяю, вечером или ночью 7 ноября. Мы повторили требование о немедленном выезде Зиновьева в Москву. Что (было по приезде, то есть спустя 24 часа, достаточно хорошо известно.

Но довольно о прошлом. Я, впрочем, касался его в таких пределах, какие нам нужны для настоящего и для ближайшего будущего. Кто говорит, что мы "переоценили", кто говорит это не сгоряча, не случайно, не от импульсивности (этакое со всяким бывает), а обдуманно и убежденно, про того надо сказать: на такой позиции он не удержится и трех месяцев...

Некоторые товарищи ставят вопрос иначе, а именно: оце-нивали мы все в основном правильно, выступали своевременно и ценой больших жертв добились известного поворота, когда наши предвиденья оказались подперты событиями. Этого поворота мы не должны упускать, мы должны его зарегистрировать и мы должны его использовать как некоторый шанс для более нормального и здорового разрешения партийных противоречий. Такую постановку – в этой ее общей форме – я принимаю целиком. Надо только в алгебраическую формулу вставлять более точные арифметические величины. Но в том-то и суть, что эти арифметические величины, пока еще либо совершенно неизвестны, либо близки к бесконечно малым.

Что происходит: классовый поворот или бюрократический маневр? Такая постановка вопроса, на мой взгляд, слишком упрощает вопрос. В отношении "самокритики", партдемокра-тии, китайских Советов и проч. вполне допустимо предполагать наличие желания отделаться маневрами. Ну а как же насчет хлебозаготовок, хвостов, внешних затруднений и проч.? Авторам политики, разумеется, ясно, что верхушечный маневр хлеба не даст Между тем получить его необходимо, и это есть предпосылка всяких вообще возможных маневров в будущем. Вот здесь-то и получается завязка чего-то, куда более значительного, чем один лишь верхушечный маневр. Авторы политики уперлись в необходимость какого-то глубокого и серьезного поворота. Но по всему своему положению и по всем своим повадкам они хотели бы этот неизбежный поворот, им самим, впрочем, еще не очень ясный в конкретных своих формах, совершить методами бюрократического маневра. Можно не сомневаться (сомневаться в этом может теперь только тупица), что не будь всей нашей предшествовавшей работы – анализ предсказания, критика, обличения, новые и новые предсказания -под действием хлебозаготовительного кризиса произошел бы резкий поворот вправо Сокольников на это твердо рассчитывал, когда снимал свои разногласия. Мы тоже считали это вероятным. Так, в "На новом этапе" говорится о возможности довольно близкого хозяйственного сдвига вправо, под влиянием обострившихся затруднений. Оказалось, что ближайший сдвиг произошел влево. Это значит, что мы сами недостаточно оценили тот крепкий и хороший клин, который вогнали. Да, именно наш клин сделал невозможным в данный момент искать выход из противоречий на правом пути. Это одно уже есть хоть и временное, но крупнейшее завоевание, ибо время – важный фактор политики. Мало того, предпринят ряд шагов, который пока еще в рамках бюрократического маневра намечает поворот влево. Но для оценки этого поворота и не хватает именно основных арифметических величин. Ведь тут дело идет о классах, о взаимодействии партаппарата и госаппарата, госаппарата и разных классов. Слишком опрометчиво утверждать, что море загорелось, раз синица обещала его зажечь. "Иди и гляди", очень уместно применяет к этой ситуации английскую формулу Христиан Георгиевич [Раковский], от которого вчера получил письмо.

Правда, в печати был сделан ряд обобщений, которые кажутся прямо-таки плагиатом из наших документов. Но здесь еще вполне возможен отбой, и, ах, какой отбой. Думать, что правые слабы, значит ровнехонько ничего не понимать Оппортунисты всегда слабы сами по себе в рамках массовой пролетарской партии, они сильны силой других классов. Правые в нашей партии представляют собой то кольцо, за которое держутся новые собственники, а через них и мировая буржуазия. Если это кольцо вырвать из цепи, тогда кольцу, самому по себе,– грош цена. Но при нынешнем положении через это кольцо передается могущественнейшее давление враждебных пролетариату классов. Правые молчат, уступают, отступают без боя, они понимают, что в рамках партии рабочее ядро, даже в нынешнем его состоянии, смяло бы их в два счета. Им нельзя еще слишком открыто высовывать голову. Кроме того, они понимают необходимость маневра влево. Даже Устрялов писал по адресу спецов: "Дадим руководству кредит на маневр влево, без этого руководство не справится с супостатами". Для этих элементов дело идет только о маневрах. Они твердо рассчитывают, что поворота не выйдет, что попытка поворота расшибется о сопротивление хозяйственной материи (то есть собственника), и что тогда, после банкротства попытки поворота, наступит их, правых, очередь. Товарищ Валентинов в только что полученном от него мной письме весьма правильно выдвигает этот момент процесса.

Но если для правых и для их непартийных хозяев дело сводится только к маневру как подготовке поворота направо, то для центра и идущих за ним широких кругов партии дело сложнее. Здесь есть все оттенки – от бюрократического штукарства до искреннего стремления передвинуть всю политику на пролетарски-революционные рельсы. Вот здесь-то и надо ждать, как определятся в ходе "поворота" составные его элементы. Маленький, но в высшей степени яркий образчик мы "мели в области "самокритики". Я имею в виду дело Блескова – Затонского. Тов. Сосновский широко популяризирует "это дело", придавая ему симптоматический характер. И это, мне кажется, совершенно верно. Есть ли "самокритика" один только маневр? Заниматься на этот счет, то есть на счет намерений, догадками – дело праздное. Но факт таков, что слесарь Блесков принял это дело всерьез и энергией своего добросовестного подхода соблазнил даже невиннейшего Затонского. Затонский разбежался и напором своим распахнул дверь "Харьковского пролетария". В Москве дали сигнал в смысле закрытия двери. Будет ли при этом ущемлен нос Затонского или какая-либо другая часть почтенного "рабоче-крестьянского" тела, этого отсюда не видать. Но ясно, что тут завязался узелок, знаменующий возможность превращения маневра в поворот – при очень энергичной помощи снизу. То же самое относится ко всему новому "курсу" в целом. Если пользоваться аналогиями, не боясь того, что фокусники и мошенники захотят сфабриковать тезис о Клемансо, то можно сказать: из "весны" Святополка-Мирского вышла настоящая весна 1905 года, но никуда не годился тот революционер, который бы норовил уцепиться за хвост первой бюрократической ласточки, считая что сим разрешается проблема весны. Конечно, у нас дело идет не о революции, а о реформе в партии и через это – в государстве. Но в соотношении указанных выше элементов есть аналогия. Все вместе, как видите, представляет собой материал для "тезиса о Святополке-Мирском".

Каков же вывод? Тут я процитирую письмо тов. Валентинова:

"Вывод 1: больше выдержки. Вывод 2: держись по-прежнему политики дальнего прицела. Вывод 3: наблюдай за тем, что делается в верхушке, но еще внимательнее следи за тем, что делается в массах, ибо здесь источник силы обороны революции и отпора термидору". Практический же вывод для ближайшего дня сделан мной в прошлом письме, где я говорю об обращении к Шестому конгрессу Коминтерна.

Однако же пора кончать. Письмо мое и так перешло далеко за намеченные раньше пределы.

[Л. Троцкий] 23 мая 1928 г., Алма-Ата

ПИСЬМО ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ
24 мая 1928 г.

Дорогой Евгений Алексеевич,

Книги я от Вас с великой благодарностью получил – и "Очерки советской экономики" и "Очерки средневековой Европы". От П. С.[Виноградская – Ред.-сост.] получил за последних два месяца изрядное количество книг и брошюр, все мне очень нужных. В довершение всего П. С. прислала нам по почте две посылки со всякой снедью, одна из них с мукой. По какому-то таинственному стечению обстоятельств мука получилась "как раз в тот день, когда в Алма-Ате совершенно прекратили выдачу хлеба. Но надеюсь все же, что П. С. дальнейшие такого рода посылки прекратит, так как это баловство совершенно излишнее, а для нее отяготительное. Впрочем, она, наверное, уже выехала или выезжает из Москвы. А хлеб в Алма-Ате снова начали выдавать.

С собачьим вопросом дело обстоит менее благополучно. Сергей не привез Алы. Все уже было готово, как явился к нему Янушевский и стал уговаривать его не брать с собой собаки: очень-де трудно везти, существо нежное, да еще с будущими щенками и проч. и проч. Сергей оставил Алу в Москве, на квартире невестки, которая пишет отчаянные письма, не зная, что делать с собакой. Подозреваю, что здесь коварный охотничий умысел со стороны шайки Янушевского, желающего поживиться первоклассными щенками. Не могу не признать, что я этой шайке вполне в ее желаниях сочувствую. Но как же все-таки быть дальше? Имеете ли Вы связь с Янушевским, или еще лучше с Лукичом? Самое лучшее было бы отправить Алу до Фрунзе с проводником, дав мне на этот счет телеграмму. Во Фрунзе собаку приняли бы с поезда по моему указанию и переправили бы мне сюда с оказией. На щенков я, так и быть, не претендую, но в качестве гонорара за таковых настаиваю на отправке собаки.

Теперь от муки и собак к политике. Получив Ваши тезисы, я никому о них решительно не писал ни единого слова Свое предложение (точнее сказать, контрпредложение) я послал Вам первому. Не знаю, получили ли Вы. Я всех адресатов просил меня уведомить о получении по телеграфу. Ни одной телеграммы пока еще на этот счет не получил. Третьего дня я получил из Колпашева следующую телеграмму: "Предложения-оценку Евгения решительно отвергаем, ответьте немедленно. Смилга, Альский, Нечаев". Вчера получил телеграмму из Усть-Кулома: "Предложения Евгения считаем неправильными. Белобородов". От Христиана Георгиевича[Раковский – Ред -сост.] получил вчера письмо, в котором он свое отношение к "текущему моменту" выражает английской формулой: "Жди и бди".

Вчера же получил письма от Белобородова и Валентинова. Оба они крайне встревожены каким-то письмом, посланным с северо-востока на запад и проникнутым прокисшими настроениями. Они рвут и мечут. Если они верно передают содержание письма, то я с ними в этом вопросе солидаризуюсь полностью и целиком и потачки импрессионистам давать никому не порекомендую.

Со времени возвращения с охоты, то есть с последних дней марта, сижу безвыездно и безвыходно дома, все за книгой или с пером, примерно, с 7–8 утра до Ю вечера. Собираюсь сделать перерыв в несколько дней: поедем с Наталией Ивановной и Сережей в Илийск на рыбную ловлю, на реке Или. Отчет об этом деле будет Вам представлен своевременно.

Поняли ли Вы, что произошло во Франции с выборами? Я не понял пока ничего. "Правда" не дала даже цифр общего количества участников, сравнительно с прошлыми выборами, так что неизвестно, повысился ли процент коммунистов или понизился. Я собираюсь, впрочем, проштудировать этот вопрос по иностранным газетам и тогда напишу. Если у Вас есть на этот счет какие-либо или общие соображения, сообщите.

В курсе ли Вы любопытного эпизода Блесков–Затонский? Мне Сосновский прислал на этот счет вырезки и интереснейшие комментарии. Блесков, слесарь одного из украинских заводов, беспартийный, принял "самокритику" всерьез и написал Затонскому письмо, которое кажется при чтении выпиской из целого ряда наших документов. Затонский в силу свойственной ему душевной чистоты, а также и некоторого духовного ожирения не уразумел сути вещей и "своеобразия" текущего момента.

В силу вышеозначенных обстоятельств, то есть, главным образом, в силу духовного ожирения, Затонский брякнул в колокола, не поглядев в последние святцы: он потребовал напечатания скромного письма Блескова в постном харьковском "Пролетарии". Редакция, решивши, что все совершается по святцам, требование выполнила, сопроводив письмо Блескова минимумом официозно-мечтательного блеяния (на всякий случай). Но как только глагол Затонского коснулся до слуха чуткого редакции "Рабочей газеты", так оный Затонский немедленно же был сопричислен к нытикам и маловерам. Соль этого замечательного эпизода в том, что Затонский, прошедший, казалось, через огонь, воду и трубы всевозможных диаметров, признал публично, в печати, письмо Блескова "замечательным", "истинно пролетарским", "глубоко искренним", "заслуживающим полного внимания" и проч. и проч. А в "Рабочей газете" нашли письмо Затонского самым доподлинным документом мелкобуржуазного уклона. Такое замешательство вызвано чрезвычайным усложнением административных веяний. Затонский лишь первая жертва усложнений. А блесковых, пожалуй, появится немалое число.

Вот пока и все.

[Л. Троцкий] 24 мая 1928 года

ПИСЬМО ЧЕЧЕЛАШВИЛИ
26 мая 1928 г.

Дорогой товарищ Чечелашвили.

Вот уж не ожидал я, что Вы в такой короткий срок окажетесь нашим соседом, хотя и на довольно все же приличном расстоянии. Карточку Вашу и Аракела я получил вместе с Вашим письмом и был очень обрадован Вашей дружеской памятью. В день получения карточки я телеграфировал Вам об этом в Тифлис и написал Вам туда письмо. Очевидно, не только письмо, но и телеграмма уже не застала Вас в Тифлисе. Вы пишете, что братья [М. С. и Н. С] Окуджава, старший и младший, находятся вместе с Вами. Очевидно, речь идет не о Михаиле Окуджава, который выехал, по-видимому, в Крым вместе с Кате [Котэ] Цинцадзе. Я получил от них телеграмму с пути из Баку и телеграфировал им в Новороссийск до востребования. Не знаю, получили ли они мою телеграмму. Еще совсем недавно я переписывался в Тифлисе с товарищем Вирап[ом]. Он выслал нам сюда прекрасную аптечку, снабженную всеми необходимыми материалами и медикаментами. Аптечка шла очень долго, так что получили мы ее дней десять тому назад. Я известил тов. Вирапа о получении аптечки телеграммой. Но телеграмма не застигла его уже в Тифлисе, так как его еще в конце апреля отправили в Ирбит. Оказывается, что люди передвигаются гораздо быстрее, чем их посылки, письма и даже телеграммы.

Я очень рад был прочитать в Вашей открытке о Вашем бодром настроении. Каков для Вас климат Самарканда? Можете ли рассчитывать там на получение какой-либо работы? Имеются ли у Вас необходимые книжки? Получаете ли тифлисские газеты? Я получаю аккуратно – "Зарю Востока" так же, как и бакинские издания.

Каспарова, как Вы, вероятно, знаете, находится в Кургане. Ее молодого сына отправили из Москвы на Кавказ. До нее дошел слух, будто ее тоже собираются переправить на Кавказ к сыну. Но до сих пор это, очевидно, не подтвердилось, иначе она меня известила бы по телеграфу о перемене места. Настроена т. Каспарова прекрасно, много занимается и читает, хотя северный климат для нее, как для южанки, вреден.

Что касается здешних условий в Алма-Ата, то можно было бы не жаловаться, если бы не малярийный климат и не чрезвычайная удаленность от железной дороги.

Т. Раковский проживает в Астрахани, много работает и над практическими задачами, и над теоретическими вопросами, но, к сожалению, за последнее время схватил там малярию, как я здесь. Преображенский ведет большую теоретическую работу в Уральске. По-видимому, к нему скоро прибудет туда семья, так как жене его также предложено покинуть Москву. От Н. И. Муралова правильно получаем письма из Тары (Сибирь). Он работает там в Окружной плановой комиссии. Настроен, разумеется, твердо и бодро и об Антоновых–Овсеенко пишет в тоне нравственной брезгливости и политического презрения.

Позвольте этим на первый раз ограничиться.

[Л. Троцкий] 26 мая 1928 г.

ПИСЬМО БРОВЕРУ
26 мая 1928 г.

Очень рад был получить письмо от Вас и карточки. Знаете ли Вы уже сейчас адрес тов. Владимирова? С Альским и Валентиновым я связан, с Валентиновым довольно часто переписываемся. Адрес его: Усть-Кулом, область Коми. За последнее время он получил там должность заведующего метеорологическим пунктом. Шутя он пишет, что если революция сделала его редактором газеты, то термидор обещает превратить его в метеоролога. Адрес Альского: село Колпашево, Нарым. С товарищем Альским вместе живет еще целый ряд товарищей, в том числе Смилга, который, правда, получил разрешение переехать в Минусинск. Вместе с Валентиновым в Усть-Куломе проживает Белобородов. Усть-Кулом страшная дыра, много хуже Вашего Ирбита, там даже керосин трудно достать.

В Алма-Ата, кроме нашей семьи, никто из Москвы или других пунктов еще не появлялся. Мы живем здесь уже пятый месяц, так что можем считать себя старожилами. Главное неудобство Алма-Аты – это малярийный характер местности, с одной стороны, и оторванность от железной дороги, с другой. За все время здесь проездом был один только товарищ: жена товарища Лангера, которая ехала из Москвы к мужу в Джаркент. Это отсюда верст около 300-х на северо-восток, у самой китайской границы. Вообще же в центральной Азии рассеяно очень большое количество товарищей, почти везде уже имеются группы, с которыми мы в большинстве находимся в переписке. Я за последнее время "акклиматизировался" в том смысле, что стал маляриком и живу на хинной диете. Пока не могу, однако, жаловаться на то, что малярия лишила меня работоспособности. Я получаю в достаточном количестве книги и газеты, русские и иностранные, и это дает мне возможность следить за экономической и политической жизнью. Так как здесь никакая текущая практическая работа не мешает, то я пытаюсь подвести кое-какие итоги экономическому и политическому развитию капиталистического мира за последнее, то есть послевоенное, десятилетие, разумеется, под углом зрения основных задач международного пролетариата. Я начал эту работу с Китая, Индии, вообще с Востока, которым мне в прошлом меньше всего приходилось заниматься и с которым я поэтому был меньше знаком. Более серьезное знакомство с историей Китая и его хозяйства убедило меня в том, что мы не только были безусловно правы в основных вопросах китайской революции, но что мы недостаточно решительно, недостаточно рано поставили эти вопросы ребром. Что касается Индии, то там грозят те же самые опасности, которые свернули голову китайской революции 1925–1927 гг. ...

В свободные часы я пишу воспоминания, подбил меня "а это тов. Преображенский, живущий в Уральске (мы с ним находимся в самой живой переписке). Цель этих воспоминаний – дать младшим революционным поколениям картину идейного развития старшего поколения на фоне основных материальных и идейных процессов развития страны. Обе намеченные мной работы находятся, разумеется, в самом начале, так как за эти четыре месяца я больше читал, чем писал. Но торопиться нет основания, так как я не думаю, что "новый курс" знаменует собой близкое изменение в нашем положении, если не будет каких-либо непредвиденных обстоятельств. Поскольку новый курс намечает задачи, он несомненно приближается по ряду вопросов (далеко не по всем) к нашей постановке. В политике решает, однако, не только что, но и как.

Между тем "новый курс" делает попытку разрешить новые задачи (как не половинчато поставленные) старыми приемами и методами, несостоятельность которых совершенно очевидна. Здесь Вы совершенно правы, когда говорите о невозможности проводить новые задачи через тех людей, которые нового курса не хотят и будут в лучшем случае действовать не за совесть, а за страх. Тем не менее новый курс вызовет крупнейшие последствия. Он снова ставит, независимо от желания авторов нового курса, перед партийной массой ребром все основные вопросы. Нельзя, конечно, надеяться на то, что проработка этих вопросов пойдет очень быстрым темпом, но она пойдет. Мы всегда считали, и не раз это говорили (например, на февральском пленуме 1927 года), что процесс сползания никак нельзя себе представлять в виде сплошной линии, спускающейся вниз. И сползание происходит ведь не в безвоздушном пространстве, а в классовом обществе с глубокими внутренними трениями. Основная партийная масса совсем не монолитна, она просто представляет собой в огромнейшей степени политическое сырье. В ней неизбежны процессы внутреннего оформления и дифференциации под давлением классовых толчков как справа, так и слева. Мы входим сейчас в глубоко критический период партийного развития. Те острые события, которые имели место за последний период, и последствия, которые мы с Вами несем, являются только увертюрой к дальнейшему развитию событий. Как оперная увертюра предвосхищает музыкальные темы всей оперы и придает им острое и сжатое выражение, так и наша политическая увертюра только предвосхищала те мелодия, которые в дальнейшем будут развиваться в полном объеме, то есть при участии медных труб, контрабасов, барабанов и других инструментов серьезной классовой музыки. Развитие событий с абсолютной бесспорностью подтверждает, что мы были и остаемся правы не только против шатунов и сум переметных, то есть Зиновьевых, Каменевых, Пятаковых, Антоновых-Овсеенок и ему подобных Смердяковых, но и против дорогих друзей "слева", то есть демократических централистов, поскольку они склонны были увертюру принимать за оперу, то есть считать, что все основные процессы в партии и государстве уже завершились... Нет, мы партии еще очень и очень понадобимся. Не нервничать по поводу того, что "все сделается без нас", не теребить зря себя и других, учиться, ждать, зорко глядеть и не позволять своей политической линии покрываться ржавчиной личного раздражения на клеветников и пакостников -вот каково должно быть наше поведение. Из Вашего письма совершенно ясно, что Вы и не нуждаетесь в этом совете.

Крепко жму Вашу руку и желаю всего хорошего.

[Л. Троцкий] 26 мая 1928 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю