Текст книги "Письма из ссылки"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

9 мая 1928 г.

ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО
14 мая 1928 г.

Уважаемый товарищ,

Вы опрашиваете совета, "о чем сейчас писать", "какие темы более нужны в данное время". Мне очень трудно Вам ответить на этот вопрос уже по тому одному, что я не знаю Вас лично, не знаю круга Ваших наблюдений, объема Вашего жизненного опыта и размера Вашей писательской силы. Таких тем, которые были бы пригодны для всякого писателя, как Вы прекрасно понимаете, не существует. Да и вообще трудно, мне кажется, художнику гоняться за какой-то "наиболее нужной темой". Не правильнее было бы подойти к вопросу с другого конца, именно – вглядеться хорошенько в свой собственный жизненный опыт, начиная с раннего детства и до сегодняшнего дня, и выбрать из этого опыта наиболее значительное, яркое, убедительное, то есть прежде всего то, что лучше всего знаешь и понимаешь. Если у писателя при этом правильная общественная ориентировка и если она не сидит на нем как мундир, а вошла нераздельной частью в его творческое сознание, тогда всякая сколько-нибудь серьезная и значительная тема повернется к читателю "нужным" концом. Вот на первый раз все, что я могу Вам ответить три всей готовности на поставленные Вам,и вопросы.

С товарищеским приветом

([Л. Троцкий]

г. Алма-Ата 14 мая 1928 г.

   ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО
16 мая 1928 г.

Как мы здесь живем?–спрашиваете Вы. На этот вопрос уже приходилось отвечать десятки раз, так как число наших «корреспондентов» очень быстро возрастает. Тем не менее признаю полную законность этого вопроса, так как и сам с наибольшим интересом читаю те письма, в которых товарищи рассказывают о себе, о своем переселении, о том, как устроились, как живут и чем занимаются.

Сообщаю вкратце: недели три прожили в гостинице, после того нам дана была возможность переселиться на квартиру, сперва занимавшую полдома, а ныне "органическим путем" захватившую весь дом. Впрочем, дом этот состоит из четырех комнат. В виде исключения, в квартире имеется электричество. Ввиду крайней слабости электростанции здесь электричество имеется лишь в учреждениях и в квартирах госслужащих. Однако вследствие той же слабости и прямо-таки негодности электростанции электрический ток, который по расписанию должен действовать примерно с семи часов вечера до двенадцати ночи, шутит каждый вечер злые шутки, давая перебои на несколько минут, иногда на полчаса и больше. Квартира остается в темноте, и обитатели оной начинают перекликаться: зажигать ли свечи и керосиновую лампу, или ждать возрождения электрического тока.

В смысле снабжения продуктами здесь также наблюдаются жестокие перебои, особенно в отношении хлеба. Вот уж месяца полтора, как город особенно тяжко страдает от недостатка хлеба: жестокие очереди, крайне ограниченное количество хлеба и в высшей степени плохое качество.

Пуд пшеничной муки был все время на вольном рынке на уровне примерно 20 рублей, а за последний месяц стал подниматься в цене и дошел до 25 рублей. Должен, однако, сказать, что мы, лично, пользуемся на этот счет всякими льготами. Был только один критический момент, когда нельзя было вовсе достать хлеба. Но как раз накануне мы совершенно неожиданно получили из Москвы по почте от П. С. Виноградской посылку прекраснейшей муки и самостоятельно изготовили из нее хлеб самого высшего качества.

Очень большие здесь затруднения также и с мясом, и со всеми вообще продуктами. Из промышленных товаров сюда засылается главным образом брак.

В книжном магазине мне не удавалось найти ни одной нужной книги. Библиотека оказалась здесь не бедной книгами, по крайней мере старыми, но они находятся в полном беспорядке, не каталогизированы, а свалены в хаотические кучи. Я имею, однако, к ним доступ и выбираю то, что мне нужно Новых книг, вышедших за время войны и революции, здесь очень мало, а новых иностранных книг нет совершенно. Журналы также получаются в ничтожном количестве. Все это приходится, таким образом, добывать извне.

Что касается так называемого "режима", то первоначально наблюдался избыток усердия, который привел к нескольким, очень резким конфликтам. Но сейчас это утряслось, и я по этой линии ни на что жаловаться не могу.

Представление об Алма-Ате, как об южной местности, требует очень серьезных поправок. Во всяком случае, в этом году весна очень поздняя, холодные дни выпадают редко, перемежаясь с дождливыми и даже снежными днями, последний большой снег был в конце апреля. Весь этот район, как и вся, впрочем, Средняя Азия, есть царство ужасающей пыли, особенно солончаковой. Местность малярийная, и наличность у меня малярии сейчас уже не подлежит никакому сомнению. Я аккуратно глотаю по утрам хинин, и это дает свои результаты.

Город расположен уступами, от предгорья к степи, и чем ниже часть города, тем она малярийнее.

Мы живем в средней части – следовательно, со средним коэффициентом малярийности. Летом здесь жить почти невозможно по причине жары, пыли и все той же малярии. Тогда происходит переселение в "горы", вернее, в предгорья, называемые здесь привалками. Там раскинуты самые обширные сады и понастроены деревянные "дачи": помещения барачного типа. Делаются на летнее время помещения из плетеной дранки, которая называется здесь почему-то барданом. Мы тоже обеспечили себя летним помещением.

Сперва предполагали выехать в начале мая, но вот сегодня уже 16-е число, а мы все еще не выезжаем как из-за необорудованности помещения, так и из-за дождей, чрезвычайно понижающих обыкновенную температуру.

Из газет мы выписываем "Правду", "Известия" и "Экономическую жизнь". До последнего времени товарищи посылали бакинские и тифлисские издания. Сосновский посылает часто интереснейшие вырезки из сибирских и иных газет Иностранные газеты получались из Москвы, а главным образом от тов. Раковского из Астрахани. Последнее время мы стали получать иностранные газеты непосредственно из заграницы. Книги для работы я привез в некотором количестве с собой (увы, гораздо меньше, чем врали газеты по поводу знаменитых "ящиков"). Друзья посылают книги из Москвы. Кое-какие книги стали получаться также из заграницы.

За это время я работал главным образом над Китаем, отчасти над Индией И сейчас продолжаю заниматься главным образом Востоком. Однако я не собираюсь ограничиваться Востоком, а хочу попытаться подвести кое-какие итоги послевоенному развитию мирового хозяйства, мировой политики и мирового революционного движения. Свободные часы пишу воспоминания, на что меня подбил Е. А. Преображенский. Кроме того, перевожу кое-что для Института Маркса и Энгельса. Вот, как будто, и полный ответ на вопрос, как мы здесь живем.

Вопрос о поддержке все более требует теоретического рассмотрения, так как согласно официальной доктрине всякая критика, сопровождающая поддержку, тем самым уничтожает эту поддержку и переводит критикующего прямехонько в лагерь контрреволюции. Вопрос ставится альтернативно: или поддержка, но без критики; или критика, но с той стороны баррикады. Правильна ли такая постановка?

Возьмем отношение коммуниста к современному английскому рабочему движению и его организациям. Поддерживали ли мы всеобщую стачку и станку углекопов? Более энергично, чем кто бы то ни было Критиковали ли мы руководство? Крайне недостаточно Но в этом была не заслуга наша, а вина (я говорю об официальной линии). Совместима ли критика с поддержкой? Казалось бы, тут и вопроса нет. В большинстве случаев критика составляет важнейшую часть поддержки.

Можно сказать, что одно дело Генсовет, а другое дело руководство нашей страной. Но отсюда может вытекать только разница в характере критики, в глубине ее, в остроте ее Это уже вопрос, который каждый раз должен быть рассмотрен по существу. Но вся суть в том, что у нас с 1923 года установилось два принципа, тесно друг с другом связанных: во-первых, всякая вообще критика есть "изм" – "изм" оправа и "изм" слева; во-вторых, всякая критика недочетов, промахов, а тем более ложной линии руководства помогает "буржуазии", и тем самым контрреволюционна.

Из этой незамысловатой "доктрины" (ее вернее было бы назвать глупостью) вытекают, однако, огромные практические последствия: партии Коминтерна усекаются в каждый данный момент справа и слева так, чтобы не оставить места никакой критике. В основе этой практики лежит априорное признание непогрешимости руководства. Конечно, эта "доктрина" не держалась бы и одного дня, если бы руководство было связано с государственной властью. Государственная власть в экономически отсталой стране стоит перед своими специфическими опасностями. Эти опасности порождают сдвиги. Важнейшей гарантией против сползания является международный классовый контроль. На деле же происходит обратное: каждый новый сдвиг внутри ведет к усечению Коминтерна по новой линии.

Официальное возражение гласит, что не всякая критика контрреволюционна, а только та, которая заражена "измом". Превосходно. Но пусть нам укажут один-единственный случай критики, который не был бы подведен под "изм" и был бы признан законным. История Коминтерна за последние четыре с лишком года такого случая не знает.

[Л. Троцкий] Алма-Ата, 16 мая 1928 года

ПИСЬМО СОКОЛЬНИКОВУ
Май 1928 г.

«Воспоминания» Витте я получил и сейчас читаю с интересом. Кое-что полезное в этой книге для меня найдется. Дело в том, что помимо основной своей работы – подведение итогов мирового развития со времени империалистской войны – я работаю еще сейчас над воспоминаниями. Подбил меня на это последнее Преображенский. Воспоминания я хочу взять пошире, то есть на фоне определенной эпохи. Начинаю я «с самого начала», с деревни, затем следует Одесса, далее Николаев, тюрьма, ссылка и проч. Первая часть у меня завершается Николаевом – но до Южно-русского рабочего союза. Старые журналы, начиная с 70-х годов, я здесь разыскал в библиотеке (книг здесь довольно много, но они не каталогизированы, а свалены в кучу). Этими журналами я довольно широко уже воспользовался и впредь буду производить в них раскопки. В качестве вспомогательных источников я разыскиваю сейчас книги самого разнообразного содержания, в том числе, например, «План городов Одессы и Николаева» издания Херсонского губернского земства, народнические и народовольческие мемуары, документы первого периода марксизма, мемуары сановников, статистику развития промышленности, особенно на юге и проч., и тому (подобное... Я совсем не думаю писать «ученый труд». Но самое основное хотел бы дать, а главное, сохранить перспективу, ибо война и революция так отодвинули прошлое, так его спрессовали, что молодые поколения концов не сыщут. Это дает, в частности, возможность грубейших искажений довоенного прошлого.

Таковы общие рамки моей работы. Они и облегчают и затрудняют ответ на вопрос, какие, собственно, книги мне нужны. Я бы многое дал за то, чтобы получить сюда одесские газеты за период 1888–1898 гг., а также николаевскую газету за 1895–1898 гг. Но это, по-видимому, неосуществимо, разве что у кого-нибудь из старых одесситов или николаевцев сохранились комплекты за старые годы; но вряд ли... Разумеется, я бы в аккуратности вернул прочитанное.

Вторая часть воспоминаний: Южно-русский рабочий союз, Николаевская тюрьма, Херсонская, Одесская, Бутырки в Москве, Александровская пересыльная, Усть-Кут и весь вообще период сибирской ссылки. По первой части у меня довольно обширные черновики написаны, а по этой, второй, части я еще к работе не приступал, но начинаю подбирать материалы. Незачем говорить, что как раз в этой второй части твое содействие могло бы иметь для меня незаменимое значение как подбором соответственных материалов, так и личными воспоминаниями. Так, в частности, я хочу восстановить картину того, что читалось нами в тюрьме и в ссылке, какие книги и вопросы волновали и проч. Не знаю, приходилось ли тебе писать воспоминания, относящиеся к тому периоду? Следовало бы. Они, конечно, могли бы быть напечатаны самостоятельно, но еще в рукописи могли бы оказать мне большую помощь в моей работе... Других, столь благоприятных, условий для писания воспоминаний, как в благословенной Алма-Ата, больше уж, пожалуй, не дождешься. Один уговор: книг ни в каком случае для этой работы не покупать, а собирать при счастливой оказии.

Что касается первой моей работы, основной, то я прилагаю при сем краткую оправку о том, какого рода книги мне нужны. Если у тебя окажутся под руками подходящие книги, то, не посылай их мне сразу, пришли мне список их, а я затем напишу, какие из них мне нужны. Таким образом будет избегнута посылка дубликатов из разных мест.

Вот, кажись, и все относительно книг.

Какие книги мне нужны для основной работы. Я работаю над послевоенным десятилетием. Поэтому мне, вообще говоря, нужны книги, относящиеся к:

а) экономике послевоенного десятилетия (мировое хозяй ство, хозяйство отдельных, наиболее выдающихся стран, в том числе и колониальных); порядок важности стран примерно такой: Китай, Индия, Соединенные Штаты, Южная Америка, Англия, Африка и пр.;

б) международной политике и внутренней политике от дельных стран (социальная и политическая статистика всякого рода, в том числе и избирательная); порядок важности стран остается тот же;

в) рабочему движению и колониальной борьбе за тот же период 1917–1928 гг. (Профсоюзы, с.-д., компартия – отчеты к съездам и конгрессам, статистические сборники, журнальные, даже газетные статьи); (Порядок тот же. Книги можно на русском, французском, немецком или английском языках (отчеты, сборники и пр. можно и на других языках: итальянском, испанском (для Юж[ной] Америки), а также на балканских языках).

Необходимы новейшие статистические сборники и справочники иностранных государств (за 1928 год).

Из-за границы книги можно отправлять из магазина заказной бандеролью: я уже получал здесь книги таким путем (например, немецкую книгу Фишера: "О нефтяном империализме", английский роман и пр.).

В частности, необходимы: а) с.-д брошюры и статьи, характеризующие отношения с.-д, к китайской революции, к событиям в Индии и пр.; б) из наших журналов в первую голову "Коммунистический Интернационал", "Мировое хозяйство и мировая политика" (Ком[мунистическая] академия), "Новый Восток" и пр ; в) статья Радека в "Новом Востоке" о китайской истории.

Из русских книг о Китае у меня имеются: Попов-Татива, Ходоров, Ивин, [П.] Миф (Шанхай), Аджаров, Далин, Ржа-нов, Тайгин, Сибиряков, сборники Госиздата, Профинтерна, Партдискуссии и пр.

[Л. Троцкий] [Май 1928 г.]

ПИСЬМО БЕЛОБОРОДОВУ
23 мая 1928 г.

Дорогой Александр Георгиевич,

Получил вчера Ваше письмо от 19 апреля и очень ему обрадовался. Письмо заключало для меня много нового. До меня совершенно не доходили голоса насчет переоценки сползания. "Письмо", о котором Вы говорите, мне совершенно неизвестно. Свое последнее письмо (в пунктах) я писал, не зная ничего о голосах насчет переоценки оползания. Если эти голоса есть, надо с ними посчитаться как следует быть.

Вы пишете: "Наиболее смехотворно горестное покаяние о переоценке нами силы и темпа сползания. Как будто в природе имеется такой аршин, которым можно измерить сползание, а потом отпустить в надлежащей пропорции соответственное количество унций отпора ему. Когда и кем такая пропорция установлена? Драться против него мы были обязаны как большевики. И оценка его целиком оправдалась на хлебозаготовках, на товарном голоде, на посевной кампании, на шахтинском деле, в Китае, на внутрипартийном положении и т. д."

Под этой общей принципиальной формулировкой я подписываюсь целиком. Но в дополнение к ней я хочу конкретно перебрать основные вопросы последнего периода, чтобы проверить, не преувеличивали ли мы разногласий, не забирали ли слишком влево, не переоценивали ли правого уклона и сползания?

1. Стачка углекопов. После срыва всеобщей стачки было совершенно очевидно, что стачка углекопов как затяжная экономическая стачка лишена перспектив. Надо было сразу поставить задачи возрождения на возможно коротком этапе всеобщей стачки против Генсовета. В этом духе был написан резкий документ, предсказывавший неизбежность поражения затяжной пассивно-экономической стачки и неизбежность укрепления на этом Генсовета. Восстал Пятаков: "Мысли мое ли дело, говорить о неизбежности поражения что скажут?., и т. д. и т. д." Как будто вопрос решается тем, что сегодня скажут, а не тем, что завтра покажут события. Но Пятакову были сделаны большие уступки, в смысле мимичности, то есть окраски цвета окружающей среды.

2. Лозунг разрыва Англо-русского комитета, тесно связанный с первым вопросом, мы подняли с некоторым запозданием, преодолевая сопротивление. Здесь, как я в первом случае, была недооценка разногласия и угрожающих последствий.

В результате ошибок гигантское движение дало ничтожные политически-организационные результаты: Генсовет сидит на месте, компартия почти не выросла.

3. Китай. Мы открыто выдвинули лозунг выхода компартии из Гоминьдана года на два позже, чем это диктовалось всей обстановкой и самыми жизненными интересами китайского пролетариата и революции. Хуже того: в заявлении 83-х было демонстративное отречение от лозунга выхода из Гоминьдана, несмотря на решительное (увы, недостаточно все же решительное) сопротивление части подписавших, в том числе мое с Вами. И здесь был страх перед тем, что скажут, а не перед тем, что покажут события. Сейчас только тупица или ренегат может не понимать или отрицать, что подчинение компартии Гоминьдану стоило китайской революции головы. Значит, и тут была ошибка вправо, а не влево.

На анализе опыта и тенденций революции 1905 года сложились окончательно большевизм и меньшевизм, левое крыло германской социал-демократии и проч. Анализ опыта Китреволюции имеет не меньшее, а большее значение для международного пролетариата.

Мы не разъяснили вслух осенью прошлого года, что лозунг демократической диктатуры пролетариата и крестьянства для китайской революции уже ликвидирован всем опытом 1925–1927 гг. и что в дальнейшем этот лозунг будет давать либо отрыжку гоминьдановщины, либо авантюры. Это было ясно и точно предсказано. Но и здесь мы пошли на уступки (совершенно недопустимые) тем, которые недооценивали глубины сползания в китайском вопросе. Мы до сих пор не выступили с необходимой решительностью против насаждения так называемых рабоче-крестьянских партий в Индии, Японии и проч. Мы недооценили всей глубины сползания, выраженного еще в 1924–1925 гг. в безграмотном лозунге двухсоставных рабоче-крестьянских партий для Востока.

Мы не подняли своевременно вопроса о программе Коминтерна. На формулированные по этому вопросу тезисы Пятаков возражал: "Не стоит поднимать, скажут, что у нас есть еще и программные разногласия..." Между тем бухаринский проект есть в лучшем случае лево-социал-демократическая карикатура на коммунистическую программу. Бухарин исходит не из мирового хозяйства и его основных взаимоотношений (Европа–Америка–Восток–СССР), а из типов национального капитализма. Принятие этой или по добной программы после опыта 1923 года в Германии, после событий в Болгарии и Эстонии, наших дискуссий, в частности дискуссий об Америке и Европе, после опыта английских стачек и особенно китайской революции, означало бы идейное крушение Коминтерна как предпосылки политического и организационного крушения. Мы недооценили важности этого вопроса.

Утверждение, будто Ленин "одобрил" программу Бухарина, есть чудовищная неправда. Бухарин хотел, чтобы его проект был внесен от имени Политбюро. По инициативе Ленина ему было в этом отказано, но было разрешено внести проект от собственного имени, как отправной пункт для дискуссии. Зиновьев рассказывал мне, что, прочитав проект Бухарина, В. И. [Ленин] сказал: "могло быть хуже", или "я боялся, что будет хуже", что-то в этом роде. Бухарин очень интересовался отзывом Ленина и допрашивал Зиновьева. "Тут-то я и взял грех на душу,– рассказывал мне Зиновьев,– чрезвычайно смягчив отзыв Ленина".

В основных вопросах политики Коминтерна и его режима мы до сих пор не сказали и третьей части того, что должны были сказать, то есть опять-таки повинны в грехе прямо противоположном преувеличению разногласий и переоценке оползания.

Но, может быть, мы переоценили разногласия во внутренних вопросах? Такие голоса были (Яковлева В. Н., Крестинский, Антонов-Овсеенко и др.). Они рассуждали так: "Внутренние разногласия не так велики, но невыносим партрежим". На это мы им отвечали: "А) Вы не способны оценивать внутренние разногласия в масштабе мировых процессов и мировой политики, а без этого Ваша оценка имеет грубо эмпирический характер; вы видите кусочки, но не видите, куда растут явления. Б) Вы вдвойне путаете, когда осуждаете партрежим, который, по Вашему же мнению, обеспечивает правильную линию политики. Для нас партрежим не имеет самодовлеющего значения – в нем выражается лишь все остальное. Поэтому опытный и серьезный политик непременно скажет: "Если считать, что произошел глубокий классовый сдвиг официальной политики, то как же объяснить продолжающийся экспорт тех людей, которые повинны лишь в том, что раньше поняли и раньше потребовали классового сдвига?" Здесь совсем не вопрос справедливости, еще меньше вопрос "личной обиды" (взрослые люди о таких вещах вообще не разговаривают), нет, здесь безошибочный измеритель серьезности, продуманности и глубины происшедшего сдвига. Незачем говорить, что этот из меритель дает крайне неутешительные показания.

Чтоб проверить, не преувеличили ли мы опасности и не переоценили ли оползания, возьмем все тот же свежий вопрос о хлебозаготовках. В нем как нельзя лучше пересекаются все вопросы внутренней политики. 9 декабря 1926 года, обосновывая впервые наш социал-демократический уклон, Бухарин говорил на седьмом пленуме ИККИ:

"Что было сильнейшим аргументом нашей оппозиции против ЦК партии (я имею в виду осень 1925 года)? Тогда они говорили: противоречия растут неимоверно, а ЦК партии не в состоянии этого понять. Они говорили: кулаки, в руках которых сосредоточены чуть ли не все излишки хлеба, организовали против нас "хлебную стачку". Вот почему так плохо поступает хлеб. Все это слыхали... Затем те же товарищи выступали (C)последствии и говорили: кулак еще усилился, опасность возросла еще более. Товарищи, если бы и первое, и второе утверждения были бы правильны, у нас в этом году была бы еще более сильная "кулацкая стачка" против пролетариата. В действительности же... цифра заготовок уже увеличилась на 35% против прошлогодней цифры, что есть несомненный успех в экономической области. А по словам оппозиции, все должно было бы быть наоборот. Оппозиция клевещет, что мы помогаем росту кулачества, что мы все время идем на уступки, что мы помогаем кулачеству организовать хлебную стачку, а действительные результаты свидетельствуют об обратном" (Стенографический отчет, т. II, стр. 118). Вот именно: об обратном. Пальцем в небо. Наш злополучный теоретик по всем без исключения вопросам свидетельствует "об обратном". И это не его вина, то есть не только его вина: политика сползания вообще не терпит теоретического обобщения. А так как Бухарин не может без этого зелья жить, то ему и приходится возглашать на всех похоронах: носить вам не переносить.

Под давлением тех, которые боялись "переоценивать" и "преувеличить", мы выступали на седьмом пленуме под сурдинкой, во всяком случае, Бухарину на его хлебозаготовительную философию не ответили, то есть не разъяснили ему, что надо не по конъюнктурным эпизодам судить обо всей основной тенденции хозяйственного развития, а, наоборот, в свете основных процессов оценивать конъюнктурные эпизоды.

10. Но, может быть, мы в этом вопросе слишком забежали вперед, тогда как другие своевременно учли "своеобразие" новой обстановки? На этот счет мы имеем неоспоримей-шее и ценнейшее свидетельство Рыкова. На Моссовете 9 марта 1928 года Рыков заявил: "Несомненно, эта кампания носит все типичные черты "ударности". Если бы меня спросили, не лучше ли было бы если бы удалось более нормальным путем, т. е. не прибегая к такой ударной кампании, изжить хлебозаготовительный кризис, я откровенно сказал бы, что это было бы лучше. Необходимо признать, что мы пропустили время, прозевали начало хлебозаготовительных затруднений, не приняли раньше целого ряда мер, которые необходимо было бы предпринять для успешного развития хлебозаготовительной кампании" ("Правда", 11 марта 1928).

Это свидетельство не требует комментариев.

11. В документе "На новом этапе", если помните, говорилось: "Мнимая борьба против двух партий прикрывает формирование двоевластия в стране и формирование буржуазной партии на правом фланге ВКП и под прикрытием ее знаменем".

Этим словам Бухарин давал на февральском пленуме Исполкома следующее толкование: "Троцкий говорит: не мы – вторая партия, а ВКП – вторая партия. ВКП деградировала, у нас традиции, и мы – первая партия, а ВКП – вторая. Этим самым признается существование двух партий" ("Правда", 17 февраля 1928).

Таким образом, Бухарин еще в феврале этого года отождествлял переплет из бюрократов и новых собственников с ВКП. Где у нас говорилось о зародыше второй партии, о полуустряловоком штабе, прикрывающемся знаменем ВКП -благодаря борьбе налево, там Бухарин еще в феврале этого года возражал: да ведь это полуустряловский штаб и есть ВКП. А на хлебозаготовках неожиданно обнаружилось, что у нас есть многочисленные и влиятельные элементы, не признающие классов или желающие осуществить мартыновскую теорию блока четырех классов. По поводу этих элементов дня два пошумели. Но я что-то не заметил, чтобы эти элементы, в руках которых оказались хлебозаготовки не только в центре, "о и на местах, были названы по именам, осуждены и проч. Я уж не говорю о том, что ни один такой элемент в Усть-Кулом не попал.

Во всяком случае, и по линии хлебозаготовок, и по линии полуустряловского штаба, формирующегося под прикрытием ВКП, на стыке ее правого фланга с новыми собственниками, мы ничего не преувеличили, ничего не переоценили.

12. Если, таким образом, политически мы ни разу не оказались повинны в преувеличении переоценки, в чрезмерном загибе или в ультралевизне, а, наоборот, делали ошибки противоположного характера, уступая бесхарактерности, нерешительности, левому центризму или потребности в мимичности, а все это выше доказано, если это вообще нуждается в доказательствах, то не делали ли мы из наших политических оценок каких-либо преувеличенных, организационно-тактических выводов? Ни в малейшей мере. Факты свидетельствуют, что мы не давали никакой подачки тем, которые пытались, хотя <бы> в четверть голоса, объявить Октябрьскую революцию ликвидированной, партию – термидорианской, советское государство -буржуазным. Мы беспощадно разорвали с -прекрасными революционерами, когда обнаружили у них зачатки курса на вторую партию. Причем замечательно, что именно Зиновьев был противником этого разрыва. Мы приняли зиновьевские "Итоги июльского пленума", отнюдь не закрывая глаз на водянистость и прямую неправильность многих формулировок. Основную мысль тезисов – против двух партий мы считали бесспорной и именно поэтому приняли тезисы, несмотря на единичные протесты товарищей, зарывавшихся тогда по этой линии "влево".

Накануне и в период Пятнадцатого съезда потребность в мимичности, то есть в покровительственной окраске, прямо-таки захлестывала нас с правого крыла. Это сказалось на ряде заявлений, бессодержательных или прямо фальшивых. С трудом и с ущербом для партии мы исправили этот загиб вправо.

13. В Европе мы также решительно вели борьбу против линии на две партии. Это, в частности, ярко выражено в "Двух документах", напечатанных в "Правде" от 15 января 1928 года, которые целиком посвящены конспективному обоснованию нашего курса за партию, через партию. В связи с имевшими недавно место событиями приведу два пункта, 8-й и 9-й, напечатанные без искажения:

Приведенные выше соображения, как и свежий опыт в Германии (Альтона), говорят против выставления само стоятельных кандидатур. Нельзя ломать всю линию из-за проблематичных мандатов. Ошибочным является создание "союза левых коммунистов". Имя оппозиции достаточно популярно и имеет между народный характер. Имя "союза" ничего не прибавит, но может стать псевдонимом второй партии.

В связи с этим необходимо разъяснить эпизод с последней телеграммой тов. Радека, напечатанной в "Правде", с редакционной пометкой о том, что Троцкий отказался подписать телеграмму. На самом деле я ответил Радеку, что посылка телеграммы представляется мне излишней и нецелесообразной – тем более что заявление наше по этому самому вопросу уже напечатано и в "Правде", и в "Роте Фане", стало быть, если официальное руководство захочет в интересах дела использовать наше мнение против сторонников параллельных кандидатур, то оно имеет полную возможность сделать это. Посылать особую телеграмму только по поводу немецких выборов было тем более неправильно, что, по сообщению "Правды", Трэн и другие выставили будто параллельные кандидатуры во Франции. Если бы редакция "Правды" не сыграла на противопоставлении мне Радека, то она сыграла бы на том, что мы молчим о французских выборах или о самом существовании "Ленинбунда" и еще о тысяче и одной вещи. Словом, было абсолютно ясно, что если "Правда" напечатает нашу телеграмму, то только для внесения какой-либо дополнительной смуты. Это подтвердилось целиком. Те условия, в какие мы поставлены, исключают для нас возможность "эпизодической" политики. Для отдельных вмешательств у нас не хватает даже информации, как, например, я до сих пор не знаю, действительно ли Трэн выставлял свою кандидатуру. Вот почему, с моей точки зрения, телеграмма тов. Радека была промахом, не бог весть каким, но все же промахом.

В связи с этим вспоминаю любопытный эпизод. Каменев, проезжая через Берлин, благословил левых на выставление параллельных кандидатур. Один из русских товарищей написал мне по этому поводу возмущенное письмо, причем высказывал то предположение, что Каменев с такой легкостью толкает левых на путь параллельных кандидатур исключительно потому, что заранее решил при первой оказии отмежеваться от них "с максимальной прибылью". Тогда эта гипотеза показалась мне неправдоподобной и даже циничной. А теперь...

14. Может быть, мы зарывались тактически, в смысле формы выступления? В этом нас обвинял Крестинский. Я ему в свое время ответил на это обстоятельным письмом (Крестинский там фигурирует как X), но у Крестинского не было понимания существа разногласия, как и у Антонова-Овсеенко, по поводу которого я писал, что в его позиции "беспомощность и обывательская путаница находят свое наиболее законченное выражение. На этой позиции нельзя держаться и трех месяцев. На каком шути разучившийся по-марксистски мыслить Овсеенко найдет выход из обывательской путаницы, покажет ближайшее будущее (23 ноября 1927 года)".