Текст книги "Письма из ссылки"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

В начале лета 1917 года, когда Церетели громил кронштадтцев, я предупредил его, что когда белый генерал станет намыливать веревку, приспособленную для его, Церетели, шеи, то он призовет кронштадтцев-матросов на помощь. Во время восстания Корнилова, как известно, это осуществилось с гораздо большей точностью, чем мы тогда могли предполагать.

Политика нынешнего руководства готовит большие осложнения. Буржуазно-устряловская петля неутомимо плетется для шеи пролетарской диктатуры. Когда дело дойдет до серьезного – боюсь, что это может оказаться ближе, чем кажется,– лучшим элементам нынешнего аппарата придется звать нас на помощь Это мы им предсказываем. Нечего говорить, что мы найдем дорогу и без их зова. Нужно только, чтобы пролетарский авангард изо дня в день слышал наш голос и знал бы, что вопреки кликушеским взвываниям мы живы больше, чем когда-либо. Нужно в то же время, чтобы в любой момент, без всяких перебоев, точно мы и не отлучались ни на час от центров рабочего движения, мы могли включиться в жизнь и борьбу революционного авангарда. А для этого нужна систематическая непрерывная работа над собою и для других на основе правильного разделения труда и крепкой идейной спайки.

Крепко жму руку.

Ваш Л. Троцкий Алма-Ата, 18 сентября 1928 г

ИЗ ОТКРЫТКИ И Н. СМИРНОВУ
18 сентября 1928 г.

Дорогой Иван Никитич, получил только что Вашу открытку от 5 сентября, всего 13 дней Прямо конвейер. Беспокойство Ваше насчет «полемики» вполне понимаю. Отношение мое к нему[Так в тексте – Прим ред -сост] Вы знаете и понимаете, что полемика дается нелегко. Но его московское письмо совершенно невероятно по содержанию и тону: угроза агитировать против подписания заявления, что «старые большевики за Вами не пойдут» (буквально)–и и качестве последнего аргумента: «две партии» и «троцкизм».. Да-да, дело дошло до этого. Угрозу агитировать против подписания я не мог рассматривать как блеф, я отнесся к ней серьезно и ответил контрагитацией.

Задачи слишком грандиозны, ответственность слишком велика, чтобы допускать какие-либо "сантиментальности"– незачем говорить, что при единстве линии я готов на всем этом поставить крест сегодня же, и не только в формальном смысле, но "внутренно". Здоровье шаткое и валкое, но работать можно Насчет Гагр, думаю, враки. [...]

18 сентября 1928 г.

ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО
22 сентября 1928 г.

Дорогой товарищ.

Вы снова поднимаете в общем виде вопрос о нашем отношении к д[емократическим] ц[ентралистам]. Вопрос, по-видимому, действительно назревает. Я лично надеялся и надеюсь, что вопрос разрешится путем всасывания в общие наши ряды всех жизнеспособных элементов группы ДЦ, а у ней есть, несомненно, очень хорошие и ценные элементы. Процесс идет медленно в этом направлении. За последние полтора года мы идем рука об руку, без малейшего остатка старых "оттенков", с такими выдающимися работниками, принадлежащими к группе ДЦ, как Рафаил, В. Косиор, Дробнис, Богуславский, Николаев, Харламов. За самое последнее время наблюдается явное сближение с работниками ДЦ. Под нашим заявлением подписались С. Ашкинази, подписались и другие товарищи из группы ДЦ. Я получил из Москвы коллективную телеграмму, извещавшую о том, что данная группа ДЦ считает разногласия с нами ликвидированными. Все это явления в высшей степени положительные, и, что касается нас, то мы, разумеется, пойдем именно по этому пути. В. Смирнов является, очевидно, окончательно закостенелым представителем кружкового благочестия. Перечисленные выше факты, несомненно, далеко не все, совершенно выбивают В. Смирнова из колеи, и чем меньше у него есть возможности выдвинуть какую-либо самостоятельную линию, тем более ненавистнический и склочный характер приобретают его писания, судя по последнему его письму, дошедшему до меня на днях. Я думаю, что распространение смирновского письма мы должны взять на себя, так как никто лучше самого Смирнова не покажет идейному и сознательному децисту, что на путях Смирнова искать нечего. Отвечать склокой на склоку было бы, разумеется, нелепо. Мы предъявили Конгрессу документы по всем основным вопросам. Разумеется, эти документы были бы лучше, полнее, точнее, если бы [мы] имели возможность коллективно обсудить их. Но как свидетельствуют письма товарищей, и в нынешнем своем виде наши документы представляют в основном взгляды оппозиции в целом. Этим документам В Смирнов противопоставляет личные взгляды и грубейшие теоретические ошибки в основных вопросах марксизма. Его полное непонимание международной взаимозависимости национальных частей рабочего класса разобрано у меня во втором письме, посвященном Шестому конгрессу. Остается еще обвинение по нашему адресу, что мы ограничиваемся "поправочками", которым он, В. Смирнов, противопоставляет некую радикальную линию. По существу же дела платформа ДЦ является выражением предшествующей коллективной работы, и после прекращения этой коллективной работы мы со стороны руководителей ДЦ не видим никаких документов, которые представляли бы какую-либо теоретическую и политическую ценность. Пережевывается старое и дополняется кляузой против нас. Идейная жизнь политического кружка, утратившего права и самостоятельное существование, непременно получает паразитный характер. Как понимать ту мысль, что мы ограничиваемся "поправочками"? Содержание наших "поправочек" изложено в наших документах; если у В. Смирнова есть серьезные поправки к нашим "поправочкам", пусть он их изложит, и мы их внимательнейшим образом обсудим. По вопросу о двух партиях и Четвертом Интернационале руководители ДЦ как будто солидаризировались с нами. Мы же сегодня, как и вчера, считаем, что восстановление единства ВКП, как и единства Коминтерна, мыслимо и остается нашей задачей, но не в форме верхушечного комбинаторства, идейного отреченства и всяких видов прямого или замаскированного капитулянтства, а только путем предварительного генерального размежевания внутри ВКП и Коминтерна на основе противопоставления пролетарского их ядра оппортунистическому и центристскому руководству Если эту позицию называть "поправочками", тогда надо ей противопоставить знамя второй партии Четвертого Интернационала [В документе ошибочно написано "Четвертого Коминтерна" – Прим ред -сост]. Словом, надо противопоставить нам что-нибудь по существу, притом глубокое, коренное, чтобы оправдать отдельное, сепаратное существование кружка. Одной кляузы недостаточно. Было бы, однако, неправильно переносить наше отношение к историческим писаниям Смирнова и двух-трех других руководителей на всех товарищей, принадлежавших к этой группе. Разумеется, кто захочет солидаризироваться с письмом Смирнова -скатертью дорога. Но каждый товарищ ДЦ должен знать, что мы искренне дорожим совместной работой и готовы самым внимательным образом отнестись ко всякой добросовестной критике, поскольку это может облегчить вступление товарищей в общие ряды. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу. Крепко жму руку.

Ваш Л. Троцкий

22 сентября 1928 года г. Алма-Ата.

О КОЛЛЕКТИВНОЙ ПОДГОТОВКЕ МАРКСИСТСКОЙ ПРОГРАММЫ КОМИНТЕРНА
29 сентября 1928 г.

(Письмо к товарищам по ссылке)

Дорогой друг, за последнее время по рукам ходит или начинает ходить ряд документов, которые, в совокупности своей, могут, как мне кажется, послужить основой для более систематической и планомерной разработки основных вопросов путем разделения труда. Кроме документов, посланных мною Шестому конгрессу и в копиях разосланных ряду товарищей для дальнейшей пересылки, я имею в виду еще письмо т. Раковского т. Валентинову по вопросу о внутренних процессах в рабочем классе и в партии после Октября, и работу т. Лапина, посвященную критике проекта программы. Письмо т. Раковского уже известно ряду товарищей, отнесшихся к нему по справедливости с исключительным интересом и вниманием. Я просил сына разослать это письмо дополнительно по ряду адресов. Точно то же мы сейчас делаем со статьей т. Лапина о программе Коминтерна. Это очень серьезная и ценная работа, захватывающая программу главным образом с тех сторон, которые почти не подвергнуты анализу в моей критике.

Думаю, что всю нашу теоретически-исследовательскую работу, или, по крайней мере, основную ее часть, мы могли бы сосредоточить вокруг критики, иллюстрации, дополнения или изменения текста принятой программы. "Конечной целью" этой коллективной работы должна явиться, на мой взгляд, выработка нового, подлинно марксистского проекта программы для своевременного представления его Седьмому конгрессу Коминтерна. Конкретная фактическая разработка отдельных составных положений программы должна получить характер серьезного научного комментария [к] этой последней. Перечисленные выше работы (документы, посланные Конгрессу, письмо Раковского, статья Лапина) могут, как мне кажется, послужить исходными позициями для всей этой работы.

Архитектурное построение программы, принятой Конгрессом, крайне несовершенно. Но условно можно принять его как леса для нашей постройки. Вопросами архитектоники можно будет заняться в последнюю очередь, когда вполне определится материальное содержание программного текста. Каждый вопрос, даже и наиболее частный, такой, который в самой программе формулируется в нескольких словах, должен найти в нашей работе серьезно документированное обоснование.

Разумеется, я совсем не имею в виду ограничить нашу работу рамками программы, хотя рамки эти, по существу, универсальны. Отдельные, особенно боевые и актуальные вопросы, могут рассматриваться сами по себе, хотя и здесь будет небесполезно каждый раз проверять их на тексте программы или, вернее, проверять текст программы на этих вопросах. Думаю, что такой метод подхода обеспечит нашей работе наибольшую плодотворность.

Отмечу тут же, что в работе т. Лапина есть пункты, которые мне кажутся неправильными, сомнительными или по крайней мере требующими серьезного дополнительного обсуждения. Так, неправильным представляется мне лозунг левой "рабочей партии" для Англии. Серьезного дополнительного обсуждения и уточнения требует вопрос о трестах и рабочем контроле. Тщательной статистико-экономической разработки требует вопрос о "госкапиталистических тенденциях" империалистического хозяйства и пр.

Я просил бы Вас обдумать этот вопрос и перекликнуться с другими товарищами насчет возможного распределения тем, не пугаясь чрезмерно параллелизма, в известных пределах неизбежного и полезного. Крепко жму руку, Ваш

Л. Троцкий. Алма-Ата, 29 сентября 1928 г.

ПИСЬМО ЭЛЬЦИНУ
2 октября 1928 г.

Дорогой товарищ Эльцин,

Я давно не писал Вам, в чем и винюсь. Правда, я считал, что Лева держит Вас более или менее в курсе дела. Так оно, конечно, и было. В последнем письме Вы писали главным образом по поводу оппозиционных примиренцев. Вы требуете более решительного выступления против них.

С основной Вашей мыслью, что в этой области не может быть никаких уступок, я, разумеется, совершенно согласен. Но ведь мы и не сделали никаких уступок по существу. Поскольку примиренчество пыталось найти для себя политическое выражение, постольку оно встречало достаточно единодушный отпор. В результате мы очень не плохо выравняли фронт перед лицом Шестого конгресса. За вычетом Серебрякова, все более погружающегося в обывательщину, все остальные товарищи подписали наше обращение к Конгрессу.

Я этим вовсе не хочу сказать, что все одинаково настроены. Несомненно, оттеночки есть и довольно серьезные. Мы видим, как одержимые примиренчеством товарищи начинают не только искать точек схождения с центристами (выдумывая эти точки там, где их нет), но и точек расхождения с нами, причем фатальным образом сбиваются все на те же две роковые темы: две партии и... перманентная революция. Совершенно ясно, что мы имеем здесь дело именно с настроением, т. е. с чем-то таким, что очень туго поддается воздействию аргументов. Предрешать вопрос в том смысле, что эти настроения должны непременно политически оформиться и привести к логическим последствиям, было бы сейчас по меньшей мере преждевременным. Совершенно недопустимо было бы толкать в эту сторону товарищей, одержимых беспредметным примиренчеством или сбившихся с ноги. Мы переваливаем через изрядный исторический ухаб, и колебания настроений у отдельных товарищей, как это ни неприятно, неизбежны. У одних равновесие восстановится, а другие отвалятся. Ясно одно, что политических уступок по этой линии быть не может.

Вы, конечно, читали речь Угланова. Это, пожалуй, наиболее "сочная" из всех официальных речей последнего периода. Особенно хороша та часть речи, которая посвящена "новому вопросу" об оппозиции. Другие сведения дополняют по этой части речь Угланова и свидетельствуют, что крот истории роет свои ходы, несмотря на всякие грозные статьи. Что и требовалось доказать.

Товарищей сейчас очень занимает вопрос о моем переводе из Алма-Аты. Я этого не жду. Куда? Раковскому, который ведь был отправлен в Астрахань по линии ЦК, отказано в праве лечиться в Кисловодске, что ему совершенно необходимо. Сейчас, после ряда телеграмм и протестов, руководители считают еще менее возможным пойти на уступки, чем ранее. Ведь тут ребром стал вопрос "престижа", этого фетиша слабых. Сейчас я себя чувствую значительно лучше и снова работаю с нормальной нагрузкой. Насколько улучшение устойчиво, покажет осень. Во всяком случае, я держу курс на дальнейшее пребывание здесь. Товарищи, посылавшие телеграммы и протесты, должны этим и ограничиться. Дальнейшие шаги были бы практически нецелесообразны, не вели бы к цели и могли бы без нужды осложнить положение для многих друзей. Очень крепко на этом настаиваю.

Работаете ли Вы над чем-либо систематически? Меня Конгресс маленько "отвлек" от намеченных планов научной работы. Надеюсь зимою вернуться к ним, если позволит ход событий.

Крепко жму руку и желаю всего хорошего.

Ваш

Л. Троцкий

Алма-Ата

2 октября 1928 года

ПИСЬМО ССЫЛЬНЫМ ОППОЗИЦИОНЕРАМ
4 октября 1928 г.

Дополнение к работе «Китайский вопрос после Шестого конгресса»

История этой работы (Китайский вопрос после Шестого конгресса) такова: я хотел еще в критику программы [Коммунистического Интернационала] включить лозунг Учредилки для Китая в данный период. Потом решил, что лучше в программной работе ограничиться пока общей характеристикой наступившей контрреволюционной и межреволюционной эпохи в Китае, т. е. эпохи известной политической и экономической стабилизации буржуазии ("49-й год", по Ленину). Я считал, что принципиальный спор может идти только о том, наступил или не наступил "49-й год". Если наступил, то лозунг Советов, как практический лозунг, сам собою отпадает. Именно поэтому я рядом с доказательствами реакционности лозунга "демократической диктатуры" доказывал отсутствие в Китае революционной ситуации и необходимость политику согласовать с неизбежным условием стабилизационных тенденций. Признаться, я еще опасался, что если выдвину мимоходом лозунг Учредилки, особенно важный, с моей точки зрения, для характеристики политического перелома, то Бухарин с Мануильским поторопятся запретить Учредилку. Я решил подождать. Но прения на Конгрессе по китайскому вопросу показали, что ждать нельзя. Работа моя была в основных чертах написана, когда получилась резолюция ИККИ, объявляющая лозунг Национального собрания оппортунизмом. Тут я весьма пожалел, что не включил лозунг Учредилки в программную работу. Тем временем я написал ряду товарищей, очень кратенько, о необходимости выдвинуть для Китая демократический лозунг народного представительства. Может быть, излишняя краткость и породила недоразумения. Я получил уже несколько телеграмм, возражающих против этого лозунга. Некоторые товарищи сообщают в телеграммах о посылке ими подробных писем по этому вопросу. Я посылаю свою работу, не дожидаясь этих писем, на которые, вероятно, придется отвечать особо. Должен сказать, что некоторые возражения в телеграммах показались мне совсем-таки невероятными. Так, двое товарищей говорят, что лозунг Учредилки "не классический лозунг" и что поэтому они его отвергают. Такое понимание классового характера требований имеет анархо-синдикалист-ский, а не марксистский характер. Поскольку китайская политика сдвинулась с революционных рельс на рельсы буржуазной стабилизации, причем центральным вопросом уже становится (завтра это обнаружится окончательно) вопрос о Национальном собрании, постольку правильно понятый классовый интерес пролетариата требует доведения демократических лозунгов "до конца". Не забудьте, что в 1912 году большевики в легальной печати сами себя именовали "последовательными демократами". Тот цензурный псевдоним выражал все же очень важную политическую тенденцию тогдашней работы партии. Некоторые телеграммы выдвигают вместо Учредилки лозунг Советов. Это совсем уже несерьезно. Тогда надо пересматривать либо весь вопрос о роли Советов, либо вопрос о характере того периода, через который проходит Китай. Иначе мы только запутаем китайскую партию и самих себя. Но, как уже сказано, обо всем этом придется поговорить по получении писем, если настоящая работа не рассеет некоторые недоразумения, вызванные отчасти краткостью моего письма.

Я считаю, что необходимо посвятить отдельные работы важнейшим странам – в том смысле, в каком я это попытался сделать для Китая ("Французский вопрос после Шестого конгресса", "Английский вопрос..." и пр., и пр.). Хорошо выполнить такую работу можно было бы только коллективно, например, если бы т. Радек взял на себя Германию, Голландию и Скандинавию, может быть, также и Англию, т. Дингельштедт – Индию (т. Раковский – Францию и, может быть, Англию и т. д.). Другие товарищи могли бы посы-лась мне свои соображения по отдельным вопросам или странам. Необходимо сейчас все вопросы Коминтерна поставить с полной конкретностью, по отдельным странам, и причем вовремя. От тт. Смилга, Палатникова, Лившица и вообще экономистов ждем конкретных тезисов по внутреннему "текущему моменту". Разумеется, я называю здесь товарищей только примерно. Но время не ждет. Крепко жму руку.

Ваш Л. Троцкий 4 октября 1928 г.

ПИСЬМО РАДЕКУ
20 октября 1928 г.

Дорогой К. Б.

Вашу работу о "демократической революции" я получил из Москвы. Как и вообще, с самого начала ссылки, я узнал о Ваших взглядах одним из последних и почти исключительно из вторых рук. Не примите этого, пожалуйста, за претензию. Со своей стороны буду и впредь, как делал до сих пор, посылать Вам в первую очередь все, что пишу.

На этот раз посылаю Вам копию Ваших собственных работ, случайно обнаруженных мною в моих бумагах. Несмотря на то что одной из этих работ 14 месяцев от роду, а другой чуть не два года, злободневность их вне сомнения. Первая работа – Ваш контрпроект тезисов по поводу августовского пленума, противопоставленный зиновьевскому, который был повинен в идеализации партаппарата и в попытках протащить "антитровдшзм" как идейную подготовку ренегатства. Наша группа была солидарна с Вашими тезисами, которые я лично считал превосходными (для тогдашнего момента). Мы согласились, однако, подписать зиновьевские тезисы (с поправками), чтоб заставить Зиновьева рвать на программно-тактических вопросах, т. е. при выработке платформы, а не на искусственно выдвинутых им двух коньках: "две партии" и "троцкизм".

Кроме того, посылаю Вам в приложении цитату из другой Вашей работы "Термидорианская опасность и оппозиция". Ввиду того, что недавно Вы возбуждали вопрос о допустимости аналогий с термидором, небесполезно напомнить, как Вы отвечали на такие сомнения полтора-два года тому назад.

I. Итоги августовского пленума

"Августовский пленум собрался в обстановке серьезных поражений большинства ЦК в области международной политики (поражение китайской революции, вызванное в значительной мере полуменьшевистской политикой Коминтерна, крах Англо-русакого комитета, часть которого оказалась в числе прямых пособников империализма, крах предсказаний Сталина, что англичане не посмеют рвать) –как и в обстановке укрепления позиций (слияние оппозиционного блока в одно целое, выступления оппозиционеров в своей стране в громадном большинстве ячеек, заявление 2500 оппозиционеров).

Несмотря на это, Сталин поставил себе целью на этом пленуме, не признавая ни одной из совершенных ошибок, перейти к бешеному наступлению против оппозиции и добиться ее раскола, ее идейного отступления и, деморализовав таким образом ее ряды, исключить из ЦК тт. Троцкого и Зиновьева. Если бы это ему удалось, он очистил бы путь к серьезной дальнейшей передвижке соотношения сил в партии, а тем самым и в стране. Исключение признанных вождей из ЦК облегчило бы в значительной мере расправу с оппозицией, исключение ее из рядов партии и пуска в ход против нее силы государственного аппарата.

Но Сталин не учел двух моментов: во-первых, того, что поражения его политики значительно подорвали его авторитет в широких слоях партийного актива и партийной бюрократии, и, во-вторых, что и верхушке партии, сползающей на практике с ленинской линии, не легко было идти на акт исключения, сигнализирующий этот "спуск на тормозах" и ставящий вопрос о том, куда идет партийный курс. Он не учел тоже силы единства оппозиции и силы ее сопротивления. В результате обоих просчетов он был принужден к тактическому отступлению. Ошельмовав оппозицию, он отказался от исключения ее вождей. Это отступление только тактическое, ибо Сталин и его группа не отказались от основной цели: исключения оппозиции из партии. Он отступил, дабы тем сильнее ударить. Он надеется на то, что в ближайшие месяцы ему удастся накопить доказательства о фракционной работе оппозиции, и с этим материалом в руках начать наступление, направление которого приготовлено в резолюциях пленума. Это наступление пойдет по следующим вопросам: а) вопрос об опасности термидорианского перерождения партии, б) вопрос об отношении оппозиции к войне, в) вопрос об опасности раскола, или, иначе формулируя, о двух партиях.

Уже первые два дня спустя после пленума полностью разоблачили тактический план группы Сталина и расшифровали смысл его решений о "помиловании" тт. Троцкого и Зиновьева. На московском и ленинградском партактиве дан лозунг: ЦК последний раз проявил уступчивость по отношению к аппозиции, что надо тщательно следить за тем, прекратила ли она фракционную работу, и обрушиться беспощадно в случае малейших признаков продолжения работы. В прессе идет в дальнейшем травля, а что более всего симптоматично: попытки выступления оппозиционеров на партактиве были сорваны малыми организованными группками.

В то время, когда Углановы лицемерно призывали дать высказаться, малые, сплоченные, организованные группы срывали шиканьем и свистом попытки объясниться с партактивом. Это предвещает, что никакой действительной дискуссии, даже в продолжение нескольких недель, фракция Сталина не даст. Травя оппозицию в течение всех предстоящих месяцев, она в лучшем случае даст возможность в продолжение двух-трех недель напечатать несколько аппозиционных статей, которые дадут ей возможность ссылаться позже на то, что "партия имела возможность выслушать обе стороны". Группы же хулиганов постараются "доказать", что партия так "осведомлена и выросла", что она не нуждается в выступлениях оппозиционеров и не хочет их слушать.

Встает вопрос: как же относится к этому партийная масса, почему она терпит это издевательство. В московском активе среди трех тысяч ее участников было много сотен честных партийцев, которые хотели добросовестно разобраться в вопросах. И даже среди низов чиновничьего аппарата сотни людей уже из простого любопытства выслушали бы с интересом оппозиционера. Об этом свидетельствовали разговоры в кулуарах. Но эта часть актива не сумела или не хотела выступить против срывателей. Почему. Она недостаточно обеспокоена положением и поэтому не идет на риск сопротивления крикунам, зная, что за теми стоит партаппарат.

Это заставляет сделать тактические выводы. Совет "пацифистскими методами" искать пути к партийному середняку правилен в том смысле, что мы должны спокойно и настойчиво разъяснять нашу точку зрения, не отбрасывая никого личным и формальным обострением наших выступлений, но было бы глубоким заблуждением думать, что центр вопроса лежит в форме наших выступлений, что от этой формы зависит, пробьем ли мы себе путь к партийному середняку. Партийный середняк хочет слушать, а те, которые ему в этом мешают, для тех дело не в форме. Они не хотят позволить партийному середняку слушать. Мало того, партийный середняк не является центральной фигурой в партии. В партии есть два элемента, имеющие громадный удельный вес. Партаппарат и партийные низы. Партаппарат имеет решающее значение в моменты затишья, низы – в моменты, когда вода приходит в движение под влиянием объективной обстановки. Середняк дает себя запугать аппарату в обыкновенное время и пасует перед настроением партийных низов, в первую очередь рабочих, в критические моменты. Из этого уже следует, что основная наша установка должна быть на партийные низы. Мы можем и должны настойчивой пропагандистской работой вербовать приверженцев среди партбюрократии и т. п. середняков, но архимедовой точкой являются интересы рабочих масс. Для партийного середняка в ближайшие месяцы в центре внимания будет стоять партсъезд. Для рабочих низов партии центральным вопросом ближайших месяцев будет кампания по колдоговорам. Мы должны готовиться с одинаковой энергией и к одному, и к другому.

Что касается кампании к партсъезду, то главным ее орудием будем наша платформа. Ее надо пересмотреть под углом зрения того наступления, которое сталинская группа начала против нас на пленуме. Нельзя придумать ничего более вредного, как защитительная позиция по вопросу о войне, термидоре и расколе. По всем этим вопросам надо в платформе сказать всю марксистскую и ленинскую правду. Всякая условность опасна по двум причинам: во-первых, потому, что она вызывает впечатление нашего колебания, нашей неуверенности и усиливает этим нажим со стороны противника, во-вторых, потому, что Сталин идет зигзагами и отступлениями, но неуклонно к расколу партии, за которым наступит арест руководителей оппозиции, вариантом на пути к этому может быть "дворянская ссылка" руководителей перед исключением из партии, и тогда все зависеть будет от того, существует ли вторая, третья, четвертая смена продумавших до конца тенденции развития страны и партии и вопрос, что делать.

В трех центральных вопросах, которые будут предметом идейной борьбы в ближайшие месяцы, надо поставить точки над "i" следующим образом:

А. В вопросе об термидоре как центральном вопросе. Тенденция к термидорианскому перерождению партии и ее руководящих учреждений выражается в следующих моментах: а) клич, что часть пролетариата, олицетворяемая оппозицией, хочет грабить крестьянство (это подготавливает использование крестьянской нашей армии против части нашей партии и нажим на пролетариат вообще за "неумеренность" его требований); б) линия на поднятие производительных сил вообще, без учета того, в каком направлении оно идет, в социалистическом или в капиталистическом; в) линия развития промышленности без постоянной заботы об улучшении положения пролетариата и усилении его действительного участия в руководстве промышленностью; г) линия увеличения веса партаппарата в противоположность к низовым партийным организациям, нашедшая свою классическую формулировку в заявлении Сталина на пленуме, что: эти кадры могут быть сняты только гражданской войной, которое (заявление) является классической формулой бонапартистского переворота; д) во внешней политике, проектируемой Сокольниковым,– эти тенденции надо открыто назвать термидорианскими, указать сферу их влияния в партии ("звенья") и сказать открыто, что они находят в ЦК полное выражение в правом его крыле (Рыков, Калинин, Ворошилов, Сокольников) и отчасти в центре (Сталин).

Надо открыто сказать, что термидорианские тенденции растут, осознают себя, хотя не выступают еще с общей продуманной формулировкой. Вывести их наружу – прямая обязанность оппозиции, ибо первые сильные кулацкие движения или война могут привести в кратчайший срок к их кристаллизации, т. е. поставить вопрос ребром о таких социальных и политических сдвигах, которые привели бы к изменению социальной природы нашего государства.

Б. В вопросе о войне надо повторить в платформе вещи, сказанные в разных наших выступлениях, и свести их воедино, а именно: государство наше есть государство рабочее, хотя сильные тенденции работают над изменением этого его характера. Защита этого государства есть защита пролетарской диктатуры. Она идет по трем руслам: защиты от наступления мирового капитала, от наступления остатков раньше господствовавших в России классов в лице белогвардейцев и, наконец, растущих термидорианских тенденций.

Мы будем беспрекословно, с оружием в руках, независимо от положения, в котором может очутиться оппозиция, защищать пролетарскую диктатуру от мирового капитала, но именно эта защита требует самой энергичной борьбы против всех элементов, на которые в стране попытается опереться мировой капитал или которые своей политикой сознательно или несознательно ухудшают условия победы.

Мировой капитал рассчитывает не столько на помощь деклассированных элементов русского дворянства или старой русской буржуазии, сколько на помощь кулака, нэпмана, спеца. Кулак должен поднять против нас значительную часть деревни. Спец и нэпман, проникающие в наши государственные аппараты, должны разложить нашу боеспособность. Борьба с этой опасностью не может быть только негативной, чекистской, она должна состоять, в первую очередь, в экономической и политической поддержке деревенской бедноты и низших середняцких слоев. Поэтому борьба против сползания на кулацкую политику части нашего партийного руководства имеет самое непосредственное отношение к защите страны. Она, и только она, гарантирует укрепление тыла и повышение революционного размаха армии.

От вопроса, который сталинская группа поднимает, искажая упоминание тов. Троцким о Клемансо, не надо отмахиваться, а надо на него ясно ответить: мы будем защищать диктатуру пролетариата и при неправильном руководстве нынешнего большинства, как мы это заявили, но залог победы в исправлении ошибок этого руководства и принятии партией нашей платформы.

В. В вопросе о двух партиях надо перейти от обороны к наступлению. Никогда революционное крыло рабочего движения не представляло идеи раскола в рабочем движении, ибо принципы революционного марксизма и принципы ленинизма есть единственная почва, на которой может быть объединен пролетариат для исполнения своей исторической роли и на которой могут быть объединены вокруг пролетариата плебейские части нации.