Текст книги "Пришедшие издалека"
Автор книги: Лев Хват
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
ПО ПЯТАМ ИДЕТ ГОЛОДНАЯ СМЕРТЬ
ДИНСТВЕННЫЙ шанс сохранить жизнь и рассказать человечеству о замечательных открытиях – в быстрейшем продвижении к морю Росса. До зимовки 1200 километров. Если в дороге они не найдут даже одного из своих складов, гибель неизбежна. Все «депо» должны быть обнаружены!
На санях поднят парус. Через два дня отряд подходит к складу и забирает все припасы. Люди торопятся: осталось меньше десяти килограммов сухарей, а до очередного депо 230 километров.
Возвращаясь на север, Шеклтон отмечает в дневнике события минувших суток лишь несколькими фразами. Его мучают боли – обе пятки обморожены, кожа на ступнях растрескалась. Маршалл сделал ему перевязку.
Начался спуск. Южный ветер, мешавший по дороге к полюсу, превратился в союзника. За девять-одиннадцать часов они проходят 33 километра, 42, 46… На дневном привале заметили, что от саней оторвался и пропал одометр – велосипедное колесо со счетчиком, показывающим пройденное расстояние. Но в одном из складов хранился запасной одометр, и спустя полторы недели потеря была возмещена.
Путешественники видят санные следы месячной давности, находят гурии и «депо». Попутный ветер гонит вниз по ледопадам, через трещины. На скользком льду его сильные порывы отбрасывают сани, сбивают с ног.
Люди скатываются по склонам и, задыхаясь, избитые и пораненные, добираются к саням, расшатанным и поврежденным.
25 января доели последние сухари. Осталось немного маиса, горсть какао, чай, соль и перец – из такого ассортимента самый искусный кулинар ничего не приготовит. Два дня брели до склада, устроенного под скалой, в дороге пили чай и какао, проглотили по кружке маисовой похлебки. Изнемогающий Адамс упал ничком в снег, даже не сбросив лямки, но поднялся и продолжал идти. Минутой позже бессильно свалился Уайлд.
Адамс разглядел впереди темное пятнышко флага. Продовольственный склад! До него несколько сот метров, но одолеть их не хватит сил. Маршалл отправился один, принес еду. Наконец-то они получили настоящий завтрак!.. В рационе появилась конина. Запаса провизии на шесть дней, а до следующего «депо» только 80 километров…
Ледник Росса! За день продвинулись только на три километра – внезапная пурга загнала людей в палатку.
Уайлд захворал дизентерией. Он идет с лямками, но тащить сани не может. Нездоровится и Шеклтону. Адамсу и Маршаллу тоже плохо. Ходячая больница! Вероятно, мясо Гризи не годилось в пищу.
У всех четырех острая дизентерия, больше полутора суток они отлеживаются в палатке. «Смертельно устали, голодны и страшно слабы», – записывает Шеклтон. Все разговоры только о еде.
Около 20 километров прошли они 8 февраля, хотя Адамс и Маршалл еще не оправились после болезни. Через пять дней, оставшись без продуктов, добрались до склада, где лежало мясо Чайнамена. Сдерживая себя, начали с маленьких порций печени, крепко сдобренной солью и перцем. Казалось, никогда не едали они такого вкусного блюда. Шеклтон отыскал в снегу твердый красный комок – замерзшую кровь пони. Из нее сварили подобие бульона.
Это было временное подкрепление: спустя несколько суток пришлось опять сократить порции, голод преследовал неумолимо. Все настолько ослабели, что с трудом вытаскивали свои спальные мешки. Чтобы перешагнуть вечером через порог палатки, каждую ногу поднимали обеими руками. У двоих на пальцах вздулись волдыри.
В середине февраля нагрянул 40-градусный мороз. Южный ветер надувал парус, сани мчались, иногда перегоняя людей. При внезапных толчках лямки натягивались и причиняли боль.
От ощущения голода невозможно избавиться, к нему не привыкнешь. С жадностью поедают они остатки конского фуража. Во время жалкого обеда наблюдают друг за другом и чувствуют обиду на того, кому удалось растянуть трапезу. Стараются сберечь кусочек сухаря. Как он вкусен!..
На горизонте показалась белая шапка Эребуса, над ним повисло дымное облако. До барьера сравнительно недалеко. Но продовольствие кончается, остались кусочки мяса, соскобленные с костей Гризи; много недель пролежали они на снегу, под солнцем, питаться этими обрезками рискованно. А в нескольких переходах расположена страна изобилия – склад возле утеса Минны. Надо крайне бережно расходовать продукты, пока отряд не доберется туда. Конечно, зимовщики пополнили запасы на складе. Что найдется подле утеса? Об этом все помыслы…
«Впереди ждет еда, а за нами по пятам идет смерть», – записывает Шеклтон.
Мороз 55 градусов. Началась буря. В такую погоду не путешествуют, но отряд, подгоняемый голодом, прошел больше 30 километров. Вечером, не утерпев, сварили мясные обрезки. «Превосходный ужин!» – было общее мнение.
В полдень 22 февраля они увидели следы четырех человек и собачьих упряжек. Вспомогательная партия! Она побывала здесь совсем недавно. На ее биваке валяются пустые консервные банки с незнакомыми этикетками. «Нимрод» пришел!
Путешественники рылись в снегу, надеясь отыскать хоть что-нибудь съедобное. Три кусочка шоколада и сухарик были великой наградой. Добычу разыграли по жребию. Шеклтон едва не прослезился от огорчения: сухарик достался не ему…
В этот день они поели, не думая об экономии и рассчитывая найти продовольствие возле утеса Минны. А если нет? Тогда все пропало!..
Уайлд первым заметил небольшую вершину и флаги над ней. Утес! Их ожидает пиршество. Шеклтон забрался наверх, сбросил три жестянки, набитые сухарями, ящики с лакомствами… Мечты претворились в чудесную действительность! С радостным удивлением глядели путешественники на печенье, яйца, чернослив, имбирные пряники, вареную баранину, засахаренные фрукты… А вот и пудинг – английский, традиционный!.. Конец голодовке!
Шеклтон следил за собой и товарищами – переедать опасно! Однако они оторвались от пищи, когда уже не могли больше есть.
До острова Росса меньше 70 километров. У Маршалла возобновились тяжелые приступы дизентерии. Оставив Адамса с больным, Шеклтон и Уайлд пошли к мысу Хижины.
Двигающиеся пятнышки появились далеко впереди. Зимовщики? Нет, это пингвины шествуют гуськом по краю ледяного поля.
Дом «Дискавери» был пуст. Шеклтон нашел письмо: все участники походов вернулись, «Нимрод» будет стоять возле Ледникового языка до 25–26 февраля… Опоздали! Уже 28-е… Невероятно, чтобы зимовщики нарушили инструкцию начальника и не стали дожидаться до крайнего срока – 10 марта…
Окоченевшие Шеклтон и Уайлд несколько часов просидели в доме, временами зажигая лампу и немного согреваясь от ее тепла. Но, быть может, судно еще недалеко? Надо подать сигнал! Подожгли домик, в котором экспедиция «Дискавери» когда-то вела магнитные наблюдения, и подняли флаг… На горизонте выплыл «Нимрод».
Больше пяти месяцев Шеклтон не видел профессора Дейвида, Моусона и Маккея. Удалось ли им достигнуть Магнитного полюса?.. Да, они побывали там, вся научная программа выполнена.
– Думаю, вам есть о чем рассказать… А поход в Западные горы был успешным? – осведомился начальник экспедиции. – Как чувствовали себя наши «юнцы» – Реймонд Пристли и Брокльхёрст в этом путешествии?
– Они показали себя истинными мужами, – ответил профессор. – Возвращаясь на зимовку, Пристли и Брок чуть не погибли в проливе Мак-Мёрдо. Их унесло в море на небольшой льдине с двухдневным запасом провизии. Плавучий островок окружали хищные косатки, почуявшие добычу. К счастью, наших товарищей на мгновение прибило к береговой полосе льда, откуда их позже снял «Нимрод»…
Шеклтон не стал задерживаться и с тремя спутниками отправился на ледник Росса – за Маршаллом и Адамсом. 4 марта вся группа прибыла в дом «Дискавери». Зажгли ацетиленовый фонарь. Вскоре снова подошел «Нимрод». Участники южного похода соединились с товарищами. Обратный путь с 88-й параллели занял на двадцать суток меньше: отряд одолел его за пятьдесят три дня.
В июле 1909 года Эрнст Шеклтон триумфатором вернулся в Англию. Тысячи лондонцев, наэлектризованных прессой, встречали его как национального героя. Корреспонденты и фотографы не отходили от полярника. Его доклады об открытиях экспедиции и путешествии на юг привлекали широкую аудиторию. Отличные диапозитивы и фильмы, показывающие уголки неведомого мира, жизнь пингвинов и тюленей, покорили публику.
Двадцать научных обществ разных стран избрали Шеклтона своим почетным членом, наградили золотыми медалями. Он совершил турне по столицам: Париж, Берлин, Вена, Будапешт, Рим, Копенгаген, Стокгольм. С радушным гостеприимством встретили английского полярника в Петербурге, куда его пригласило Русское географическое общество. Эрнста Шеклтона принимали императоры… Закончив европейское турне, он поехал за океан – в Соединенные Штаты, и Канаду.
Американское общество находилось под свежим впечатлением похода Роберта Пири. Двадцать три года отдал он достижению Северного полюса. Накапливая опыт и совершенствуя снаряжение, Пири неоднократно пытался пробиться в Центральную Арктику и каждый раз уходил по льдам все дальше от побережья Гренландии. 6 апреля 1909 года отряд из шести человек– самого Пири, врача негра Мэтью Хенсона и четырех эскимосов – с сорока собаками добрался по дрейфующим льдам до сердца Арктики, где провел лишь тридцать часов. Научные результаты похода были очень скромны, но американский путешественник выяснил, что в Полярном бассейне есть большие глубины и развеял миф о существовании там земли.
После возвращения Пири домой в Соединенных Штатах встречали англичанина Шеклтона, совершившего поход по ледникам в центральную область Антарктиды. Хотя ему не удалось достигнуть желанной цели и Южный полюс все еще ждет своего победителя, нельзя не поражаться мужеству и упорству этого человека. Американские газеты публиковали интервью с исследователем, помещали портреты Роберта Пири и Эрнста Шеклтона, маршрутные карты двух полярных путешествий.
В печати опять появилось имя Руала Амундсена, первооткрывателя Северо-западного прохода. Знаменитый норвежец готовился к новой экспедиции на судне «Фрам», прославленном арктическим дрейфом Фритьофа Нансена в девяностых годах прошлого столетия[9]9
«Фрам» (норв.) – «Вперед».
[Закрыть]. Амундсен задумал вступить во льды севернее Берингова пролива и вместе с ними дрейфовать через Центральный полярный бассейн. Норвежец берет сотню гренландских собак: они понадобятся для достижения Северного полюса, если судно окажется далеко от него, как это сложилось в знаменитом плавании Нансена.
А где же англичанин Роберт Скотт? Ведь это он в начале века отважился проникнуть в глубь ледяной пустыни и проложил первые сотни километров тяжкого и страшного пути к центру Антарктиды. Последние годы о нем почти ничего не было слышно. В газетах как-то писали, будто Скотт намерен снова уйти с большой экспедицией в Антарктику. Утверждали, что полярные страны таят непобедимое очарование: человека, побывавшего в этих суровых краях, снова манит туда.
И вот из Англии распространилась весть: на шестой континент снаряжается вторая экспедиция капитана Роберта Фалькона Скотта.
Исследователь полон решимости обогатить науку новыми открытиями и довершить то, что не удалось Шеклтону: пройти к самой южной точке, где сходятся все меридианы.
ВТОРАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ РОБЕРТА СКОТТА
ОЧТИ одновременно готовились две экспедиции: норвежская – на север, английская – на юг. Их руководители Руал Амундсен и Роберт Скотт – признанные миром полярные исследователи, чьи походы вошли в историю борьбы человека со стихийными силами, служат примером непреклонной воли, смелости, самоотверженности.
Оба путешественника, преисполненные взаимным уважением и доброжелательством, с интересом следят за планами друг друга: какие цели ставит коллега, какие новые средства и методы собирается он применить? Амундсен считает Скотта более опытным полярным исследователем. В свою очередь, англичанин восхищен необыкновенной энергией, предусмотрительностью, стальной волей норвежца, хотя и сам обладает этими достоинствами.
Английскую и норвежскую экспедиции отличает многое: и объем исследований, и характер снаряжения, и, наконец, избранные ими районы деятельности – Скотт и Амундсен отправляются в противоположные области земного шара. А объединяет их благородная цель – познание неведомого. Не может быть и речи о каком-либо соперничестве. Честолюбие, личная слава? Разумеется, оба полярника не чужды этому, хотя и в далеко не одинаковой степени. Но ведь если удастся осуществить задуманное, славы с избытком хватит на всех участников экспедиций!
Скотт и Амундсен в расцвете сил: англичанину – 42 года, норвежцу – 38 лет. Остается только пожелать друг другу наилучших достижений и заслуженной победы…
Для Роберта Скотта изучение Антарктиды стало жизненной целью. Около шести лет прошло со времени возвращения экспедиции «Дискавери», и все это время его не оставляло стремление снова проникнуть в высокие широты южного полушария. Скотт тщательно анализировал причины неудач полярных исследователей, не забывая и слабые места своего похода. Он оценивал недостатки и качества транспортных средств, снаряжения, различных видов продовольствия, детально изучал маршрут Шеклтона. Что не позволило тому пройти последние 179 километров? Как обеспечить полный успех?
Скотт терпеливо ждал часа, чтобы осуществить замыслы. Всем, что у него было, пожертвовал он ради высокой цели. Когда для снаряжения экспедиции понадобились дополнительные средства, он не колеблясь отдал свое скромное состояние. Не с легким сердцем оставил капитан Скотт молодую жену и маленького сына. Но этот высоколобый человек, с залысинами и сжатыми губами, был фанатиком дела – научных исследований, открытий.
Ровно десять лет минуло с апрельского дня, когда Клементс Маркем предложил лейтенанту Скотту взять на себя командование экспедицией «Дискавери». Есть у него основания жаловаться на судьбу? Были, разумеется, свои обиды, горькие разочарования, но ведь и чувство радости не раз захлестывало его, а счастливое сознание, что он успешно исполнял научный долг, разве не величайшая награда человеку, посвятившему жизнь служению людям, обществу?! Конечно, пережитое оставило определенные следы. Он уже не тот стройный, юношески легкий и воспламеняющийся лейтенант, у которого воля, решительность и знание дела сочетались с безмерной доверчивостью. Впрочем, несмотря на жестокие уроки, он еще не целиком вытравил слепую, порой совершенно наивную доверчивость. Сохранится ли эта черта, когда ему будет за пятьдесят? Хоть и мчится быстролетное время, он не чувствует приближения безотрадной старости. Здоровьем не обижен: недомогания, на которые иногда жалуются сверстники, незнакомы ему, а по выносливости он не уступит даже молодым своим спутникам, кроме Эдгара Эванса, заслуженно называемого богатырем, и немногих подобных ему.
Экспедиция оставила Англию 1 июля 1910 года на трехмачтовом парусно-паровом судне «Терра Нова» («Новая Земля»). По соседству с океанскими пароходами деревянный корабль казался миниатюрным. Англичане шли к Великому барьеру. С Робертом Скоттом отправились шесть офицеров, двенадцать ученых, четырнадцать человек обслуживающего персонала – это береговая партия, зимовщики. Судовую партию из тридцати человек возглавил лейтенант Пеннел – Пенелопа, как именовали его товарищи.
Верный друг по первой экспедиции биолог Эдвард Уилсон, Билл, назначен старшиной группы ученых, от которых зависит успех исследований. На юг идут два шеклтонских зимовщика, бывшие «юнцы» Реймонд Пристли и Бернард Дэй. Они многому могут научить антарктических новичков. Пристли двадцать четыре года, но и в этой экспедиции он один из самых молодых, его называют запросто – Реймонд.
Разумеется, можно быть неплохим знатоком человеческих характеров и ошибаться, однако Роберт Скотт уверен, что не просчитался, подбирая личный состав. «Каждый должен быть не только добросовестным работником, специалистом своего дела, но и сильным, мужественным человеком, хорошим товарищем», – требует он.
Четверо пойдут с ним на полюс. Скотт напоминал спутникам:
– Дело не только в открытии Южного полюса, задачи экспедиции шире и серьезнее. Шестой континент все еще загадка для науки. Даже очертания его мы знаем только приблизительно, а о внутренних областях, климате, поверхности и строении почвы, ледниковом панцире, растительном и животном мире, недрах Антарктиды известно крайне мало. Неправы те, кто думает, будто достижение полюса – это самое важное, а остальное – второстепенное. Все главное! А для каждого главное то, к чему он призван.
Скотт постоянно прислушивался к мнениям товарищей, а приняв решение, настойчиво требовал исполнения. О нем отзывались: в разговоре мягок, в деле тверд, как кремень.
Экспедиция снаряжена превосходно. Основной транспорт дожидается в Новой Зеландии: девятнадцать низкорослых маньчжурских лошадок доставил с Дальнего Востока русский конюх Антон Омельченко; англичанин Сесил Мирз и второй русский – каюр Дмитрий Геров привезли больше трех десятков сибирских собак.
Автомобиль очень мало помог Шеклтону. Скотт взял техническую новинку – трое моторных саней на гусеничном ходу. Ими ведает инженер Дэй, бывший водитель механической колымаги «Джонстон». Возможно, мотосани окажутся полезными, но перевозить грузы в большом южном путешествии придется лошадям. Скотт надеется, что его пони пройдут лучше, чем Гризи, Квэн и другие. На собак он, как и Шеклтон, рассчитывает мало: прошлый опыт подсказывает ему, что упряжки непригодны для переходов по ледникам Антарктиды.
После погрузки в Новой Зеландии судно утратило нарядный вид. В центре палубы стояли большие ящики с двумя мотосанями, а третьи, укрытые брезентом и крепко привязанные, – на корме; остальное пространство занимали пони, собаки, бидоны с горючим, мешки с углем.
«Терра Нова» покинула новозеландскую гавань Порт-Чалмерс 29 ноября. Много мелких судов провожало экспедицию. В кают-компанию, где миссис Уилсон и миссис Эванс, дорожа минутами, оставались со своими мужьями, доктором биологии и лейтенантом, и с их товарищами, вошел Роберт Скотт.
– Пора? – испуганным голосом спросила миссис Уилсон.
– Да, пора…
Сердце ее сжалось… Что это? Предчувствие недоброго? Нет, нет! Просто больно расстаться с Биллом, таким ласковым, заботливым…
За бортом пыхтел буксир. Спустились по трапу. Миссис Уилсон подняла сиреневую вуаль, прижалась губами к голове мужа, он нежно целовал ее руки.
– О Билл! Береги себя!..
– Конечно!.. Не надо плакать, дорогая…
Растроганные Пристли и Дэй отошли в сторону.
А молодой каюр Геров, стоявший с конюхом Омельченко поодаль, сочувственно промолвил:
– Не зря говорят: «Долгие проводы – лишние слезы»…
Уилсон легко взбежал на палубу и с печальной улыбкой крикнул:
– Чуть не позабыл обычного – пиши…
Полным ходом двигалась «Терра Нова» по курсу. Скотт очень тревожился: как перенесут пони путешествие через бурные моря? Лошадок поместили под баком и в средней части судна. Скотт видел: животные страдают от сильной качки и, постоянно напрягаясь, чтобы удержаться на ногах, хиреют. Как они ухитряются отдыхать и спать? Жалость вызывали и собаки: их держали на цепи, и потоки воды, захлестывая палубу, обдавали животных холодным душем. Барометр падал.
Лоуренс Отс, офицер драгунского полка, и Сесил Мирз, их помощники конюх Омельченко и каюр Геров, многие другие старались облегчить участь пони и собак.
– Тяжелая жизнь у этих бедных созданий, – сказал Скотт.
– Будем надеяться, что море утихнет, – ответил Мирз.
Но налетел шторм и к полуночи забушевал вовсю. Судно вздымалось на гигантских белесых хребтах и низвергалось в пучину. Волны перекатывались через палубу, увлекая собак. Цепи, прикрепленные к ошейникам, натягивались, животные задыхались. Прочнейшие веревки рвались, мешки с углем и ящики с бидонами превратились в опасные тараны.
Всю ночь люди спасали пони и собак, помогая им удержаться, выбрасывали за борт мешки, заново привязывали ящики. Скотт приказал убрать паруса и остановить машину. «Терра Нова» дрейфовала.
– Насосы засорились, вода в трюме поднимается, она проникает в машинное отделение, – доложили Скотту.
Старшина кочегаров Лэшли, стоя по горло в бурлящем потоке, безуспешно пытался прочистить насос. Судно заметно погружалось.
– Потушить огонь в топках, – отдал команду главный механик.
Матросы, выстроившись цепочкой, быстро передавали друг другу ведра с водой и выплескивали ее за борт. К вечеру шторм немного утих. Удалось исправить насосы.
– В машинном отделении и в трюме вода убывает, – донесли начальнику экспедиции, бледному, с запавшими глазами, насквозь промокшему.
Развели огонь в топках, поставили паруса, и «Терра Нова» пошла вперед.
Шторм принес немало бед. Две лошади околели, одну собаку сорвало с привязи и унесло. Смыло десять тонн угля, триста литров керосина, ящик спирта для научных препаратов.
– Не ожидал я такого шторма в это время года, – сказал Скотт доктору Уилсону. – Мы еще легко отделались.
– Да, могло бы кончиться очень печально.
– Хочу еще раз осмотреть наших животных. Пошли, Билл?
Лошадки понуро стояли за своими загородками, измученные, с отекшими ногами. Омельченко знаками показал, что пони ничего не едят. Выразительно жестикулируя, Уилсон обнадежил русского конюха. Скотт склонился над ворохом сена, в котором лежал Осман, лучшая ездовая собака, она чуть вздрагивала. «Что, бедняга, плохо?» – тихо произнес начальник. Во время шторма Геров нашел Османа полумертвым, унес его и укрыл сеном. «Пропадет!» – горевал каюр. Однако пес выжил, на другой день начал есть, оправились все собаки. Вернулся аппетит и к лошадям, они повеселели.
Скотт совещался с товарищами: не устроить ли зимовку на мысе Крозье, южнее острова Росса? Ученые одобрили проект: прекрасное место для исследований – до барьера недалеко, путь полюсной партии сократится. Но удастся ли подойти к мысу Крозье, выгрузить лошадей и моторные сани?
7 декабря в кают-компанию вошел боцман:
– Виден лед.
Лучи солнца, пробившиеся сквозь облака, осветили плавучую ледяную гору. На другой день экспедиция встретила еще два айсберга, а спустя сутки подошла к паковому поясу. «Терра Нова» двигалась по разводьям, обходя полосы многолетнего льда. В середине декабря антарктический пак задержал судно. Сберегая уголь, погасили топки.
Люди спустились на лед. Молодой норвежец Трюгве Гран начал тренировать лыжников. Гидрологи исследовали морские течения, брали пробы воды, измеряли температуру на разных глубинах. У полярного круга дно «нащупали» почти в 4000 метров. Мирз и Геров вывели две упряжки; к перевозке саней приучали четырнадцать собак, они отвыкли от работы.
Пошел сильный дождь. Льды медленно расходились. В кочегарке развели пары. «Терра Нова» пошла дальше, но через несколько часов снова очутилась в непроходимых льдах.
До конца месяца экспедиция отыскивала лазейки в белых полях, останавливалась, пробивалась на юг.
Появились исполинские синие киты – блювалы. Над судном проносились антарктические буревестники и большие птицы скуа, напоминающие чаек. Тралы приносили биологам много нового для познания жизни подводного царства.
Микроскопические водоросли служат пищей мириадам маленьких креветок, а те, в свою очередь, – некоторым видам тюленей, пингвинам и рыбам. Вот пингвин схватил трепещущую рыбку, но не успел насладиться добычей, как сам стал жертвой морского леопарда. Но и у этого сильного, проворного тюленя, весящего полтонны, есть грозные враги – косатки.
Зубастый морской хищник с изогнутым в виде косы спинным плавником водится повсюду – от Арктики до Антарктиды. Длина его 7—10 метров. Мореплаватели разных стран наградили косатку выразительными прозвищами: «кит-убийца», «тиран всего живого», «кит-разбойник», «ужас морей», «кит-каннибал».
Жадное и свирепое чудовище пожирает все, что попадается ему на пути: моллюсков, рыб, тюленей, пингвинов. Разинув пасть с полсотней больших конических зубов, косатка хватает миролюбивого тюленя Уэдделла и, не уменьшая хода, рассекает его пополам и проглатывает. «Тираны всего живого» небольшими группами нападают даже на огромного синего кита.
Участники экспедиции Роберта Скотта стали свидетелями необычайного происшествия. Шесть-семь косаток плавали вдоль кромки ледяного поля вблизи стоявшего судна. Они казались чем-то взволнованными и быстро ныряли, почти касаясь льда плавниками. Вдруг хищники появились за кормой, высовывая рыла из воды. На льду, толщиной 80 сантиметров, находились две упряжные собаки, они были привязаны.
Не предполагая грозящей им опасности, Скотт позвал фотографа Понтинга. Обрадованный, тот помчался с аппаратом к кромке льда, но хищники уже исчезли. Внезапно ледяное поле всколыхнулось, приподнялось и треснуло. Его взломали косатки! На одном из обломков остались Понтинг и собаки. Теперь хищники ныряли под раздробленным белым полем, то и дело поднимая морды метра на полтора-два над водой; люди видели их маленькие блестящие глаза и страшные зубы. Испуганные лайки визжали и рвались с цепи – косатки проносились совсем близко.
– Бросьте Понтингу веревку! – приказал Скотт. – Несомненно, эти чудовища хотят посмотреть, что стало с живыми существами на льду.
Фотограф подтянулся к судну, собак спасли.
– Пожалуй, только очевидцы и поверят, что хищники раскололи ледяное поле с намерением свалить человека и лаек в воду, – заметил доктор Уилсон.
– Не думалось мне, что косатки способны на такую хитрость, – проговорил побледневший фотограф.
– Да и кто мог помыслить об этом! – поддержал Скотт. – Ясно, косатки очень сообразительны, и впредь мы будем относиться к ним с должным уважением.
Как только «Терра Нова» останавливалась у кромки льда, где располагались пингвины Адели, Уилсон спускался с судна и, словно волшебник, приманивал их. Доктор ложился ничком и начинал петь. Нелеты вприпрыжку сбегались на его голос. В часы вынужденных стоянок с кормы доносилось хоровое пение:
У нее колокольчики на пальцах рук,
Кольца у нее на пальцах рук,
И едет она на слоне…
Стаи восхищенных пингвинов внимали дружному хору.
– Любое пение слушают они с довольным видом, но стоит затянуть гимн «Боже, храни короля», и вся компания улепетывает, бросается в воду, – пробасил Сесил Мирз. – Мотив, что ли, им не нравится?
– Вот уж не скажу, но так бывало несколько раз, – улыбнулся Скотт.
– Вообще-то они благодарная публика, – заметил кавалерист Лоуренс Отс.
– Послушай, Титус, – обратился к нему лейтенант морской пехоты Генри Боуэрс, – можно ли выучить пингвинов аплодировать?
– Не выйдет, Пташка, ручки у них коротенькие.
Крепко сдружились будущие зимовщики за месяцы плавания, многие получили прозвища. Общего любимца и советчика, веселого умницу, 38-летнего доктора Уилсона величали Дядей Биллом и Дядюшкой. Лоуренс Отс, рослый, отлично сложенный, получил три новых имени: Титус, Солдат и Фермер. Неунывающего, подвижного, неизменного запевалу Генри Боуэрса называли Пташкой, метеоролога Симпсона – Солнечным Джимом, биолога Нельсона – Мэри, фотографа Понтинга именовали Понко, зоологу Черри-Гаррарду оставили первую половину фамилии…
Роберта Скотта радовала эта дружба. Что может быть хуже разлада, ссор, вражды! Каждое испытание, выпадающее экспедиции, убеждает, что в выборе спутников он не ошибся. Люди увлечены делом до самозабвения, все проникнуты духом терпимости, благожелания. И так складывается при убийственной монотонности дрейфующих льдов. А в то же время какая это раздражающая игра! Никогда не знаешь, что произойдет через полчаса, через десяток минут. Единственное спасение в подобных условиях – работа, его товарищи понимают это…
Вряд ли капитан хвалил их в глаза, но, оставаясь наедине со своим дневником, не скрывал восторга: «Все вместе взятые представляют удивительный подбор… Каждый силится помочь остальным, и никто не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы».
Скотт воздавал по заслугам не только своим соотечественникам. «Я убедился, что нашим русским молодцам подобает не меньше похвал, чем моим англичанам», – отметил он в дневнике. «Наш вечно бдительный Антон… Ну, не молодчина ли этот Антон!.. Славный малый…» – писал капитан о конюхе Омельченко. «Славным и очень сметливым малым» находил Скотт и каюра Дмитрия Герова. «Антон и Дмитрий всегда готовы прийти на помощь, оба они прекрасные малые».
Не только события в жизни экспедиции, но и надежды, сомнения, радости, сокровенные мечты доверял Скотт своему дневнику: «Слишком было бы злой насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не свершив».
Двадцать суток пробивалась «Терра Нова» через паковые льды и в конце декабря вошла в море Росса, а накануне нового, 1911 года вахтенный офицер доложил:
– Виден берег.
В ясном прозрачном воздухе четко выделялась пламенеющая вершина горы Сабина, хотя до нее было 200 километров. Солнце светило почти непрерывно. Любители возобновили купание на палубе, прерванное три недели назад. Достали забортную воду и вымылись, под солнцем тело быстро высыхало. Генри Боуэрс с иронической улыбкой глядел на дрожащих товарищей. Он-то ни на один день не прекращал обливаться холодной водой и убеждал других: «Это лучшее средство от всех болезней…»
Утром Скотта разбудили голоса: спутники смеялись, спорили, часто упоминая имя унтер-офицера Томми Крина. Его крольчиха Хэппи принесла семнадцать детенышей, и Томми, заранее обещавший их двадцати двум товарищам, растерялся…
Высадиться на мысе Крозье не пришлось.
– Жаль, но мы вынуждены отказаться от нашего плана, – сказал Скотт товарищам. – Здесь нет ни одного укрытия, чтобы разгружаться, не опасаясь волн. Уйдут недели, пока удастся перетащить на берег экспедиционное имущество. А что делать с лошадьми и моторными санями?! Да, мыс Крозье – отличное место, обидно с ним расставаться.
Доктор Уилсон расстроился: как и в прошлый раз, на «Дискавери», не доведется ему наблюдать жизнь здешней колонии императорских пингвинов. Эти птицы не откочевывают на север, в более теплые края, как пингвины Адели, а зимуют у побережья материка.
– У вас, Билл, будет возможность совершить сюда путешествие, – обнадежил друга Скотт.
– Интереснее всего проследить за императорскими пингвинами в разгар зимы, когда они насиживают яйца, выводят потомство.
– Как вы знаете, зимние переходы в Антарктике опасны, их еще никто не совершал. Впрочем, успеем обдумать ваши планы…
«Терра Нова» пошла к острову Росса и остановилась невдалеке от мыса, названного именем лейтенанта Эванса.
На полосе темного песка начали строить зимовку. Она появилась в 25 километрах от мыса Хижины, близ которого некогда стоял «Дискавери», и немного южнее мыса Ройдса, где жила экспедиция Шеклтона.
Трудно далась выгрузка лошадей: некоторых матросы вынесли на руках. Все облегченно вздохнули, когда семнадцать пони и моторные сани оказались на льду.
