Текст книги "Особая папка «Барбаросса»"

Автор книги: Лев Безыменский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

НА ПОДСТУПАХ К «БАРБАРОССЕ». Глава 5.

Война началась

Однажды – это было 5 апреля 1940 года – Йозеф Геббельс в узком кругу своих сотрудников решил изложить свои взгляды на методологию нацистской внешней политики. Эти рассуждения сохранились. Вот они:

«До сих пор нам удавалось оставлять противника в неизвестности по поводу подлинных целей Германии – точно так же, как до 1932 года наши внутриполитические противники не замечали, куда мы гнем. Тогда они не заметили, что наши клятвы в верности законности были всего-навсего притворством. Мы хотели легально прийти к власти, но отнюдь не собирались легально с ней обращаться... Нас, собственно говоря, можно было придушить, это было не так уж трудно. Однако этого не сделали. Точно так получилось и во внешней политике. В 1933 году премьер-министр Франции должен был сказать (а если бы я был им, то сказал бы) так: «Ага, рейхсканцлером стал человек, который написал «Майн кампф», где сказано то-то и то-то. Такого человека рядом с нами мы не потерпим: либо он уберется прочь, либо мы начнем воину!». Такой образ действий был бы вполне логичен. Но этого никто не сделал. Нас не тронули, нам дали миновать опасную зону, и мы смогли обойти все подводные камни...

Мы знаем наши цели, но мы их не предаем гласности. Если их облечь в слова, то у нас сразу появятся враги и начнется сопротивление. Сначала нам нужно приобрести мощь, а там мы уже посмотрим, что с ней делать... Цели приходится достигать по этапам. Каждый этап в отдельности понять легче, ибо он кажется достижимым, и любой может полагать, что он пройдет такой этап... Сегодня мы говорим: «жизненное пространство». Пусть каждый понимает под этим, что хочет. А мы заговорим, когда придет время»[184]184
  Н. А. Jacobsen, ор. cit., S. 180.


[Закрыть].

Период, последовавший за Мюнхеном, представил собой наглядную иллюстрацию того, как нацистской Германии удавалось действовать согласно этой методике. Можно сказать – это не методика, а форменный разбой. Но к какому иному средству может прибегать государство, ставящее перед собой разбойничьи цели завоевания мирового господства? Если бы Геббельс произносил свою речь не 5 апреля 1940 года, а, скажем, 5 апреля 1960 года, он, конечно, прибегнул бы к иной терминологии и наверняка применил бы словечко «эскалация». Этот последний термин, пущенный в обращение американскими «политологами» в начале 60х годов, по своему потаенному содержанию мало чем отличается от циничной фразеологии Геббельса. Когда в 1962 году Соединенные Штаты послали военных советников на помощь южновьетнамскому диктатору Нго Динь Дьему, они «уже знали свои цели, но не предавали их гласности». За советниками последовали полки морской пехоты, за ними целые американские дивизии; за действиями на Юге Вьетнама – бомбежки Демократической Республики Вьетнам и Камбоджи («пусть каждый понимает под этим, что хочет»!). Шла эскалация – а на деле это была агрессия.

У нацистской Германии тоже была своя эскалация. Рейх начал ее еще в 1936 году вступлением в демилитаризованную Рейнскую зону, затем продолжил в 1938 году захватом Австрии и Судетской области Чехословакии, а в 1939 году – захватом остальной Чехословакии и нападением на Польшу.

Польская кампания продолжалась недолго. Она закончилась даже быстрее, чем предполагали в немецком генеральном штабе, – и уже надо было думать о следующем этапе. Действия Англии и Франции, хотя и вызвали раздражение фюрера, не причинили вермахту больших забот. Если против Польши было брошено 60 дивизий, то на французской границе были оставлены 23 – к тому же «второклассные» – дивизии.

В 1969 году на английском и западногерманском книжных рынках появилось исследование английского военного публициста Джона Кимхе, наделавшее много шума. Эта книга в английском варианте называется «Несостоявшаяся битва» (под таким заголовком она вышла и на русском языке в 1971 году); в немецком переводе она названа «Могла ли война кончиться в 1939 году?». Джон Кимхе тщательно проанализировал как архивные материалы, так и свидетельства очевидцев, касающиеся начального периода войны, а именно: первых сентябрьских недель 1939 года. Во введении к своей работе автор не без иронии пишет:

«Среди оставшихся в живых английских и немецких генералов существует общее мнение, что вторую мировую войну немцы проиграли вследствие того, что приковали себя к определенным решающим битвам, из которых им следовало бы своевременно выйти. Основная идея данной книги состоит в том, что в действительности в ходе всей войны, на всех театрах военных действий наиболее истребительной и решающей была та битва, с которой не стали связывать себя ни Англия, ни Франция, – «несостоявшаяся битва» периода первых трех недель сентября 1939 года. Она повлекла за собой больше человеческих жертв, чем все другие битвы, вместе взятые, – по меньшей мере двадцать миллионов»[185]185
  Д. К и м х е, Несостоявшаяся битва, М., 1971, стр. 15.


[Закрыть].

Это свое парадоксальное утверждение Джон Кимхе подкрепляет целым рядом фактов, заявляя, что если бы западные державы не пошли на «странную войну», а силами 85 французских и нескольких английских дивизий ударили по 23 слабым немецким дивизиям на франко-германской границе, то Гитлер бы уже тогда проиграл войну. Выводы Кимхе разделяет и другой исследователь этого периода – западногерманский историк Андреас Хильгрубер. В своей книге «Стратегия Гитлера» он пишет, что вермахт не выдержал бы соединенного удара Англии и Франции в сентябре 1939 года. «Тогда бы не только судьба Польши, но и все развитие второй мировой войны пошло по иному руслу»[186]186
  А. Нillgruber, Hitlers Strategic, Politik und Kriegsfijhrung 1940 – 1941, Frankfurt am Main, 1965, S. 34.


[Закрыть]. Но этого не произошло, когда Польшу постигла тяжелая судьба.

Гитлер был доволен развитием событий на фронте. Но он был недоволен поведением Советского Союза: его сокровенным желанием было втянуть СССР в прямые военные действия против Польши, и в адрес Шуленбурга летели одна телеграмма за другой... План заключался в том, чтобы заставить Советский Союз официально вступить в войну, тогда Англия объявила бы войну Советскому Союзу и тот оказался бы изолированным в будущем столкновении с Германией. Однако Советский Союз не клюнул на эту удочку.

Уже 12 сентября 1939 года – когда был ясен успех операции «Вайс» – Гитлер задумался над подготовкой новой операции – против Франции и Англии. 20 сентября Кейтель отдал соответствующее распоряжение ОКВ, причем Гитлер настаивал, чтобы новая операция началась сразу, без промедления, в конце осени 1939 года! Как вспоминал тот же Кейтель, некоторые дивизии были отправлены иа Запад тотчас после взятия Варшавы (то есть после 27 сентября). Кейтель утверждал, что начало новой операции было назначено на 25 октября. Возможно, он ошибался, но то, что в генштабе серьезно думали о нападении на Францию уже в 1939 году, – неоспоримый факт[187]187
  W. Gorlitz, Keitel..., S. 226.


[Закрыть].

23 ноября 1939 года в имперской канцелярии состоялось очередное совещание фюрера со своими генералами. Речь Гитлера опять была очень длинной, но в достаточной мере откровенной. Вот фрагмент стенограммы, который дает нам дополнительную возможность проникнуть в гитлеровскую «лабораторию войны»:

«Цель нашей встречи состояла в том, чтобы вы получили представление о мире моих идей, которые сейчас мною владеют, и чтобы вы узнали о моих решениях... Я в 1933 году пришел к власти. Позади был период тяжелых боев. Все, что было до меня, обанкротилось. Я должен был все реорганизовать снова, начиная с народа и кончая вермахтом. Сначала была предпринята внутренняя реорганизация – устранение явлений распада и пораженчества... В ходе внутренней реорганизации я поставил перед собой и вторую задачу – освободить Германию от ее международных обязательств. Следует обратить внимание на две вещи: выход из Лиги наций и отказ от конференции по разоружению. Это было трудное решение. было немало пророков, которые заявляли, что дело дойдет до оккупации Рейнской области, а число веривших мне было очень небольшим... После этого я дал приказ вооружаться. И здесь было много пророков, которые предсказывали неудачу, и было очень мало веривших. В 1935 году последовало введение всеобщей воинской повинности. Вслед за этим была осуществлена ремилитаризация Рейнской области – еще одна операция, которую никто не считал возможной. Мне мало кто верил. Затем началось создание укреплений по всей территории, в первую очередь на Западе.

Год спустя на повестку дня встала Австрия. И в этом шаге многие сомневались. Однако он принес существенное укрепление рейха. Следующий шаг – Богемия, Моравия и Польша. Но это нельзя было сделать единым духом. Сначала я должен был построить Западный вал. было невозможно достичь цели, не переводя дыхания. C самого начала мне было ясно, что я не мог удовлетвориться Судетской областей. Это была лишь часть решения вступить в Богемию. После этого последовало создание протектората и тем самым была заложена основа для захвата Польши.

Но в это время мне еще не было ясно: должен ли я сначала ударить против Востока и после этого против Запада или наоборот? Мольтке в свое время стоял перед такой же проблемой. События развернулись так, что началось с борьбы против Польши...

Меня могут упрекнуть: борьба и снова борьба. Но я вижу в борьбе сущность всего живого. Никто не может уклониться от борьбы, если он не хочет погибнуть. Численность населения растет, и это требует увеличения жизненного пространства. Моей целью было создать разумное соотношение между численностью населения и жизненным пространством. Для этого необходима война. Ни один народ не может уклониться от решения этой задачи иначе он погибнет. Таковы уроки истории.

...После смерти Мольтке было упущено много возможностей. Решение было возможно только путем нападения на какое-либо государство при удобной ситуации. Политическое и военное руководство несло ответственность за то, что шансы были упущены. Военное руководство всегда заявляло, что оно еще не готово. В 1914 году началась война на несколько фронтов. Она не принесла решения проблемы. Сегодня пишется второй акт этой драмы. Впервые за 67 лет можно констатировать, что мы не должны вести войну на два фронта. Наступило то, о чем мы мечтали с 1870 года и что считали невозможным. В первый раз в истории мы должны вести войну только па одном фронте, а на другом руки у нас должны быть свободны. Однако никто не может знать, как долго так может продолжаться.

Я долго сомневался, где начинать – на Западе или на Востоке. Однако я не для того создал вермахт, чтобы он не наносил ударов. Во мне всегда была внутренняя готовность к войне. Получилось так, что нам удалось сначала ударить по Востоку. Причина быстрого окончания польской войны лежит в превосходстве нашего вермахта. Это славное явление в нашей истории. Мы понесли неожиданно малые потери в людском составе и вооружении. Теперь мы можем держать на Восточном фронте только несколько дивизий. Создалось положение, которое мы ранее считали недостижимым. Положение таково: па Западе противник сосредоточился за своими укреплениями. Нет возможности на него напасть.

Решает следующее: как долго мы можем выдержат такое положение? Россия в настоящее время не опасна. Она ослаблена многими внутренними событиями, а кроме того, у нас с ней договор. Однако договоры соблюдаются только до тех пор, пока они целесообразны... Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе»[188]188
  Н. А. Jacobsen, ор. cit., S. 114 ff.


[Закрыть].

Обратите внимание на фразу: «Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе».

Иными словами: план операции на Западе рассматривался все в том же принципиальном ракурсе – под углом зрения будущей войны против Советского Союза!

Были и другие – дополнительные – соображения в пользу удара против Запада. Так, Гитлер хотел обезопасить Рурскую область, свой главный арсенал.

– У нас есть одна ахиллесова пята, – говорил Гитлер, – это Рурская область. От владения Руром зависит ход войны. Если Франция и Англия через Бельгию и Голландию нанесут удар по Рурской области, мы подвергается огромной опасности. Немецкое сопротивление придет к концу. На компромиссы надеяться нечего: победа или поражение. При этом речь идет не о судьбе национал-социалистской Германии, а о том, кто будет господствовать в Европе...

Как видим, Гитлер все время возвращался к своей генеральной идее, идее господства в Европе. Во имя этой цели и была разработана операция «Гельб» – поход против Франции.

Эта операция началась в 5 часов 35 минут 10 мая 1940 года и развивалась необычайно быстрыми темпами, завершившись к 25 июня. Будущий генерал бундесвера, а тогдашний майор танковых войск граф Иоганн Адольф фон Кильманзегг писал по этому поводу в своей книге «Танки между Варшавой и Атлантикой»: «Мы можем доложить, что выполнили задачу, возложенную на нас историей, Германией и фюрером»[189]189
  J. А. Graf von Kiеlmаnnsegg, Panzer zwischen +arschau und Atlant lс, Berlin, 1941, S. 247.


[Закрыть].

Правда, разгромив Францию, Гитлер не торопился взяться за уничтожение Англии. Ему казалось, что после краха Франции Англия без промедления капитулирует и, более того, присоединится к германо-итальянскому блоку. Именно об этом он говорил 2 июня 1940 года, в разгар французской кампании, когда появился в штабе генерал-фельдмаршала фон Рундштедта в Шарлевиле, чтобы задним числом объяснить свой приказ об «остановке» немецких танковых войск перед Дюнкерком.

По поводу этого приказа до сих пор идет спор. Многие исследователи (в том числе и советские, например, большой знаток этого периода полковник В. И. Дашичев) приводят весьма убедительные соображения в пользу того, что решение Гитлера в основном имело военные резоны, а политические расчеты играли второстепенную роль. Но разве последние можно сбрасывать со счетов? Так, генерал Йодль занес в свой дневник запись, что 20 мая Гитлер во время оперативного совещания заметил: «Англичане могут немедленно получить сепаратный мир, если отдадут колонии»[190]190
  IMT, Bd. XXVIII, S. 431.


[Закрыть].

На следующий день представитель Риббентропа при генеральном штабе Хассо фон Этцдорф доложил Гальдеру: «Мы ищем контакт с Англией на базе раздела мира»[191]191
  КТВ Halder, Bd. I, S. 308.


[Закрыть].

Об этом же впоследствии вспоминал Кейтель: «После краха Франции он [Гитлер] надеялся на быстрое прекращение войны с Англией. И я знаю, что были предприняты соответствующие зондажи...»[192]192
  W. Gorlitz, Keitel..., S. 238.


[Закрыть].

Когда же 2 июня 1940 года Гитлер прибыл к Рундштедту (к которому питал особую симпатию), то он, не упоминая о своих зондажах, говорил о своих целях. По его словам, Англия должна была лишь признать гегемонию Германии на континенте и даже могла не возвращать колонии. Главное: «настало время разделаться с большевизмом»[193]193
  К. Klee, Unternehmen Seelowe, Got tingen, 1958, S. 189.


[Закрыть].

Так по невидимой спирали мысли фюрера возвращались все к тому же пункту – уничтожению большевизма.

Идея, которая не умерла

Проблема создания «общеевропейской» антисоветской коалиции, при помощи которой Гитлер мог бы, как говорится, «в условиях максимального благоприятствования» осуществить свой поход против Советской России, продолжала занимать умы нацистских политиков и после начала польского похода, и в момент нападения на Францию.

Параллельность замыслов нацистских политиков в этом отношении была просто удивительной: с одной стороны, они с подлинно прусской последовательностью воплощали в жизнь один план захвата за другим: Австрия, Судетская область, остальная часть Чехословакии, Клайпеда, Польша, Дания, Норвегия, Франция, причем все эти планы составляли ступеньки к будущему плану «Барбаросса» – главному из главнейших планов немецкого и международного империализма. Но, с другой стороны, обращал на себя внимание парадокс: в перечне «ступеней» числились только капиталистические государствах том числе и те, которые могли бы быть в определенной ситуации военными союзниками и идеологическими партнерами Гитлера в походе против Советского государства. Антикоммунизм Гитлера и других империалистических немецких политиков был весьма своеобразным: он вовсе не мешал им глотать одно капиталистическое государство за другим...

Казалось бы, после официального начала второй мировой войны, после того, как Англия открыто объявила войну гитлеровской Германии, в имперской канцелярии должны были расстаться с идеей вовлечения ее в возможную антисоветскую коалицию. Но мы уже приводили слова Розенберга, который сформулировал задачу нацистской дипломатии как умение «делать из невозможного возможное». Как после Мюнхена, так и после нападения на Польшу Гитлер все еще надеялся заполучить Англию в качестве союзника – разумеется, младшего – в антисоветской коалиции.

Посланник Вальтер Хевель, один из немногих дипломатов, непосредственно причастных к стряпне на «дипломатической кухне» нацистской Германии, и бывший личный представитель Риббентропа при ставке Гитлера, впоследствии дал следующее свидетельство на сей счет: «Гитлер сначала думал, что он сумеет изолировать Польшу и после победоносного окончания польского похода сможет достичь соглашения с западными державами. Он был убежден, что будет новое соглашение с Англией.

В беседе с Хессе, который, как можно понять, был обескуражен крахом своих попыток сговориться с сэром Горацием Вильсоном, Хевель, как бы утешая незадачливого участника тайных переговоров, заявил:

– Гитлер был готов продолжать начатые вами, гн Хессе, переговоры, как только будет для этого шанс. Он только хочет иначе сформулировать некоторые положения. Гитлер никогда не откажется от свободы рук в Восточной Европе, так как он убежден, что если он сделает англичанам такие уступки, то не сможет получить возможность для большого похода против России...

Несколько удивленный, Хессе спросил Хевеля:

– Каков же тогда смысл пакта, который он заключил с Советским Союзом?

Хевель отвечал:

– Цель пакта – принудить англичан к нейтралитету. А теперь, когда даже эта цель не достигнута, Гитлер вовсе и не собирается соблюдать пакт![194]194
  F. Hesse, ор. cit., S. 230 ff.


[Закрыть]

Хевель при этом пояснил, что сейчас – а это был период после нападения на Польшу и перед нападением на Францию – Гитлер использует для зондирования английской позиции не только Риббентропа (а следовательно, Хессе), но и профессора Альбрехта Хаусхофера – сына основателя геополитики Карла Хаусхофера и личного друга заместителя фюрера Рудольфа Гесса.

Запомним это оброненное замечание Хевелем – имя Хаусхофера еще встретится нам в совершенно определенной связи – и продолжим изучение той зловещей параллельности, о которой писалось выше.

Нападение на Францию состоялось 10 мая 1940 года. Как известно, эта военная операция длилась недолгого 22 июня, когда была подписана капитуляция Франции. Но еще за 14 дней до окончания военных действий в Берлин поступил от одного из агентов нацистской разведки доклад, в котором содержался отчет о контактах с английской агентурой. Эта агентура, как сообщает Хессе, поддерживала контакты через папского нунция в Берне. Английский агент, действовавший по полномочию английского генерального консульства в 7Кеневе, явился к немецкому генеральному консулу в Цюрихе, а также к тамошнему уполномоченному адмирала Канариса и начал зондаж возможных условий компромисса между Англией и Германией. С английской стороны были сделаны такие предложения:

денонсация советско-германского пакта,

восстановление границ 1914 года на Востоке,

отказ Германии от Эльзаса и Лотарингии,

«гарантии» Польше и Чехословакии,

возврат Германии ее бывших колоний,

создание франко-германо-английской коалиции.

Однако Ватикан был не единственным посредником в этой хитроумной операции международного антикоммунизма. Из воспоминаний министра иностранных дел Италии Чиано известно следующее обстоятельство: в ночь с 17 на 18 июня 1940 года состоялась очередная встреча между Гитлером и Муссолини в Мюнхене, на которой обсуждались планы расправы с побежденной Францией. Параллельно велись переговоры между министрами иностранных дел обеих стран, причем эти переговоры приняли очень странный оборот. Чиано спросил Риббентропа:

– Вы предпочитаете продолжение войны или заключение мира?

Мы помним, что однажды точно такой разговор уже состоялся между Чиано и Риббентропом – это было на пороге второй мировой войны. Тогда на вопрос Чиано, хочет ли Гитлер захвата Данцига, Риббентроп ответил: «Нет... Нам нужна война». Так было в 1939 году. В июне же 1940 года Риббентроп дал совсем другой ответ:

– Мы предпочитаем мир. Лондон уже установил доверительный контакт с Берлином через Швецию[195]195
  G. Ciano, Diplomatic Papers, р. 373.


[Закрыть].

С чего бы это? Что имел в виду Риббентроп? Долгое время на этот вопрос нельзя было ответить – до тех пор, пока много лет спустя бывший посол Швеции в Лондоне Бьерн Притц не сообщил о беседах, которые он имел в июньские дни 1940 года в Лондоне. В июне 1940 года, то есть как раз перед встречей Риббентропа с Чиано, состоялась другая встреча. Ее участниками были Бьерн Притц и заместитель министра иностранных дел Англии Ричард Батлер. Разумеется, они разговаривали о ситуации, которая складывалась на полях сражений Франции, и Притц не мог не поинтересоваться мнением Батлера о дальнейшем ходе событий. Батлер довольно откровенно сказал, что считает необходимым заключить мир и найти компромисс с Германией. Более того, Батлер заявил, что Галифакс (который в то время все еще был министром иностранных дел) разделяет его точку зрения. На основании этой беседы Притц послал срочную шифровку в Швецию, в которой он довел до сведения министра иностранных дел Швеции Гюнтера о том, что «часть английского правительства стремится к миру с Германией»[196]196
  А. Decaux, Nouveaux Dossiers Secrets, Paris, 1967, р. 88, 96.


[Закрыть].

Был ли это блеф со стороны Батлера? К сожалению, нет. И не только Риббентроп считал дело не лишенным перспектив. В частности, вечером того же 18 июня Гитлер встретил Геринга на франкфуртском аэродроме и подтвердил, что надеется на соглашение с Англией. А 23 июня в беседе с главнокомандующим сухопутными войсками генерал-полковником фон Браухичем фюрер заявил, что «Англия будет вести себя покорно»[197]197
  А. Whеаtlеу, Operation Seelowe, р. 23.


[Закрыть]. Наконец, в эти же дни фон Вайцзекер записал, что «в нынешнем английском кабинете пробивает себе дорогу миролюбивое настроение», и прямо назвал при этом имя Галифакса[198]198
  АDАР, IX, S. 513, 563.


[Закрыть]. Как видим, разговоры Батлера с Притцем дошли не только до Швеции, но и до Германии.

Впрочем, шифровки Притца не были единственным каналом возможного сговора. 22 июня итальянский посол в Стокгольме довел до сведения руководства держав «оси», что «английский посол [в Швеции. – Л. Б.] заявил министру иностранных дел Гюнтеру, что Англия готова вступить в мирные переговоры с Германией и Италией»[199]199
  А. Нillgruber, ор. cit., S. 149.


[Закрыть], и такие же донесения поступили из Венгрии. Итак, речь шла отнюдь не об эскападе Батлера, а о планомерной попытке группы мюнхенцев вернуться на путь, который предложил в свое время сэр Гораций Вильсон!

При этом Гитлер рассчитывал не только на Галифакса и Батлера: он ставил, в частности, на престарелого английского политика Дэвида Ллойд Джорджа, который в свое время посещал фюрера, а также на герцога Виндзорского, отрекшегося от престола и тоже в свое время посещавшего Гитлера в его баварской резиденции. Опираясь на все эти расчеты, германское правительство вступило в прямой контакт со шведским правительством для того, чтобы искать компромисса с Англией. Другими посредниками были Швейцария, Ватикан и Соединенные Штаты. Что касается папы Пия XII, то он действовал решительно, открыто обратившись к правительствам Германии, Англии и Италии с предложением о компромиссном мире. Как пишет известный знаток ватиканской политики Саул Фридлендер в своей книге «Пий XII и третий рейх», «Пий XII сделал это в тихой надежде на то, что мир между Берлином и Лондоном даст рейху возможность обратиться против Советского Союза и ликвидировать в нем атеистический коммунизм»[200]200
  S. Friedlаnder, Pius ХII und das Dritte Reich, Hamburg 1965, S. 53.


[Закрыть]. Коротко и ясно!

В игру вступил и сам Гитлер, давший американскому журналисту Карлу фон Виганду интервью, в котором прямо намекал на возможность мира с Англией. Более того, в речи, произнесенной 19 июня в рейхстаге, он также дал понять Англии, что готов к соглашению. Хотя речь давала очень мало исходных посылок для возможного компромисса и практически предлагала Англии капитулировать, тем не менее она была использована в «мюнхенском» направлении. Папа Пий ХП передал через своего представителя в Лондоне послание, в котором прямо указывалось, что лорд Галифакс должен использовать возможность, которую предоставил ему 19 июня фюрер в своем предложении мира, и попросить об уточнении немецких мирных целей[201]201
  А. Нillgruber, ор. cit., S. 152.


[Закрыть].

В последующие дни весь Лондон был полон слухов о предстоящем «компромиссе». В Берлин поступали сведения о том, что герцог Виндзорский собирается сделать серьезный демарш перед королем Георгом VI. Такого же демарша ожидали от Ллойд Джорджа. Описывая обстановку тех дней в Лондоне со слов ирландских политиков, немецкий посол в Дублине констатировал: «К быстрому заключению мира на сравнительно приличных условиях, основанных на базе нынешних немецких успехов, склонны следующие лица: Чемберлен, Галифакс, Саймон, сэр Сэмюэль Хор, посылку которого в Испанию следует рассматривать именно в этом плане, а также консервативные круги (Асторы, Лондондерри и другие), высшие чиновники (Вильсон), Сити, «Таймс»[202]202
  АDАР, Х. S. 216, КТВ Holder, Вd III, S. 31.


[Закрыть]. Знакомые все лица!

Не удивительно, что Берлин пришел в состояние политической эйфории – вплоть до того, что руководитель иностранной разведки СС Вальтер Шелленберг по приказанию Риббентропа составил поистине фантастический план – выкрасть направившегося в то время в Португалию герцога Виндзорского и использовать его в качестве немецкого ставленника. В мемуарах Шелленберга, вышедших после войны, этому плану посвящена целая глава[203]203
  W. Schellenberg, Memoiren, Koln, 1959, S. 108.


[Закрыть]. Но мы не будем заниматься анекдотами. Были планы и посерьезнее. В частности, глава крупного голландского авиационного концерна КЛМ Альберт Плесман появился 24 июня 1940 года у Геринга и предложил ему план, на основе которого должен был произойти раздел сфер влияния между Германией и Англией. Сферой влияния Англии должна была быть ее империя, Соединенных Штатов – американский континент, а Германии – континентальная Европа. Планом Плесмана предусматривалось сохранить германскую гегемонию во всей континентальной Европе, слегка смягчив ее формы в Польше и Чехословакии, а также включить Африку в сферу немецкого влияния. Это предложение было передано как в Лондон, так и в Берлин[204]204
  W. Angel, Hitler confronts England, Durham, 1960, р. 157


[Закрыть].

В том же направлении работала мысль упоминавшегося выше профессора Хаусхофера. 8 сентября состоялась его беседа с заместителем Гитлера Рудольфом Гессом, результатом которой было составление специального меморандума под заголовком: «Существуют ли возможности германо-английского мира?». Рудольф Гесс прямо поставил вопрос ученому мужу: существует ли возможность передать «серьезные предложения Гитлера ведущим деятелям Англии?». Гитлер де «не желает разрушения Британской империи» и поэтому ищет соответствующих деятелей в Англии, которые поняли бы его намерения. Хаусхофер сразу назвал целый ряд людей: например, английского посла в Венгрии О'Малли, затем посла в Испании сэра Сэмюэля Хора, английского посла в Вашингтоне лорда Лотиана, наконец, молодого герцога Гамильтона, который «в Лондоне в любой момент имеет возможность встретиться с Черчиллем и королем». Гесс уполномочил Хаусхофера уточнить все эти предложения. Выполняя поручение, Хаусхофер доложил, что наиболее реальной кандидатурой является герцог Гамильтон, которому он 23 сентября 1940 года и написал письмо, предложив встретиться в Лиссабоне[205]205
  ADAP XI, S. 78.


[Закрыть].

...Сейчас, много лет спустя, когда мы регистрируем закулисную сторону событий лета 1940 года, все это выглядит по меньшей мере невероятным. Ведь шла война, причем Гитлер вовсе не оставлял попыток военного покорения Англии. Именно в это время началась знаменитая «воздушная битва» над Англией, в которой гибли сотни мирных жителей страны. Именно в эти дни разрабатывались планы разрушения Лондона и Ковентри. Именно в эти дни готовилась операция «Зеелеве» – план высадки гитлеровских армий в Англии. Но все это не мешало роковой параллельности действий немецких и английских антикоммунистов!

Нам остается ответить лишь на один вопрос: почему же все-таки сговор не состоялся? Это немаловажный вопрос, и у него есть два аспекта – немецкий и английский. Сначала разберем немецкую позицию. Например, что могли думать в имперской канцелярии, получив предложения Вильсона, переданные Фрицу Хессе и предлагавшие Германии сделку – но на явно не выгодных для нее условиях?

Все это происходило в период между 8 и 13 августа 1939 года, В это время завершались приготовления к войне против Польши. Как мы знаем, в это же время нацистское руководство рассматривало самые различные внешнеполитические акции, и именно в это время шли англо-франко-советские переговоры. Разумеется, принятие английских предложений обещало в дальнейшем создание того самого «священного антибольшевистского союза», о котором так мечтал Гитлер. Но цена, запрошенная Англией за это, была довольно велика. Англичане прямо намекали гитлеровской Германии, что она должна стать «младшим партнером» и заручаться английским согласием на свои действия в Европе. Это, разумеется, ни в коем случае не мог принять Гитлер.

Когда же началась война, ситуация переменилась: на немецкие предложения не могла согласиться Англия. Безусловно, если бы у власти находился Чемберлен, то Батлер и Галифакс вполне могли бы заручиться его согласием на те предложения, которые шли через шведского посредника и по другим каналам. Но в этот момент у власти находился уже не Чемберлен, чья «мюнхенская» политика умиротворения агрессора потерпела крах и завела Англию в тупик. Правительство возглавлял Черчилль – представитель совсем иной фракции английской буржуазии, той ее части, которая при всем своем антикоммунизме трезво понимала, что уступки Гитлеру только приведут Британскую империю к катастрофе. Недаром Черчилль в эти дни в своих официальных речах в палате общин 4 и 18 июня категорически подтверждал, что Англия будет продолжать войну и не собирается капитулировать.

Мюнхенцы по обе стороны фронта переоценили свои возможности. Они полагали, что мир – и в том числе английский народ – уже покорились Гитлеру. Но это было далеко не так. Не в последнюю очередь решимость английского народа к отпору нацизму заставила правящие круги Британской империи отказаться от политики умиротворения. Черчилль был не меньше антикоммунистом, чем Чемберлен, – и в этом едва ли можно было сомневаться, зная политическую биографию нового премьер-министра. Но он обладал достаточным чувством политического реализма, чтобы понимать, куда ведет мюнхенский путь. Война продолжалась, и Гитлеру так и не удалось включить Англию в свою антисоветскую коалицию.