Текст книги "Особая папка «Барбаросса»"
Автор книги: Лев Безыменский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
День третий: реконструкция
День 14 августа был важным для определения позиции советской делегации – но отнюдь не для позиции западных военных миссий. Для последних все было ясно: им было ясно, что не удалось обойти тот «проклятый» вопрос, который Лондон и Париж ни за что не хотели обсуждать. Следовательно, речь шла лишь о том, чтобы максимально оттянуть время, пока в Лондоне и Париже будут искать выход из затруднительного положения.
На первый взгляд, поведение Дракса и Думенка кажется комичным. Сначала Думенк делает вид, что не помнит вопроса Ворошилова. Затем он объявляет, что «на него очень легко ответить», и повторяет уже знакомую нам идею, что «каждому» надо «крепко держаться на своем фронте». Дальнейшие рассуждения Думенка достаточно бессодержательны. Как видно из протокола, он все время советуется с Драксом, а когда этот последний вступает в дискуссию, то роняет два весьма важных замечания. Одно из них гласит: «Если Польша и Румыния не потребуют помощи от СССР, они в скором времени станут простыми немецкими провинциями». На этот раз отдадим должное сэру Реджинальду. Он поистине проявил прозорливость: ведь именно так и получилось в 1939 году!
Конечно, Дракс имел в виду иное: он невольно выдал расчет Англии на то, что вскоре вермахт должен оказаться у советских границ. Но другое замечание Дракса ближе к сути дела. Он как бы вскользь замечает, что «нужно спросить Польшу», согласится ли она пропустить советские войска. В то же время он продолжает уверять К. Е. Ворошилова, будто беспокоиться не о чем, поскольку Польша, разумеется, сама попросит о помощи. Дальше следует пауза: посоветовавшись несколько минут с Думенком, Дракс приходит к выводу, что подобную позицию долго защищать нельзя, и делает, по морской терминологии, «поворот все вдруг». Если он до перерыва был абсолютно уверен в согласии Польши и Румынии, то сейчас объявляет, что это самостоятельные государства и надо выяснить их позицию. В виде большого одолжения он переадресовывает вопрос К. Е. Ворошилова в Лондон и Париж.
Эта ситуация – такая непонятная в 1939 году – сегодня предстает в несколько ином свете. Как нам уже известно из реконструкции первого дня, Дракс знал и ожидал, что вопрос о пропуске советских войск возникнет. Еще лучше об этом знали правительства Англии и Франции, и если бы они серьезно относились к переговорам, то позаботились бы о решении «проклятого» вопроса заранее.
А время для этого было. Впервые вопрос о пропуске советских войск для отражения германской агрессии обсуждался еще задолго до 1939 года. Так, еще в 1935 году советский посол во Франции В. П. Потемкин, обсуждая с французским военным министром Жаном Фабри перспективы реализации советско-французского договора, ставил вопрос о пропуске советских войск в случае необходимости помочь Чехословакии. В 1937 году этот вопрос снова ставил советский военный атташе во Франции Семенов в беседе с генералом Виллеменом[90]90
Assamblee Nationale: I. Legislat., Session de 1937. Annexe de proces-verbal, t. III, р. 2743.
[Закрыть]. В дни рокового чехословацкого кризиса СССР выдвинул к своей западной границе 30 дивизий, готовых прийти на помощь Чехословакии. Среди прочих причин, не позволивших СССР вмешаться, была и невозможность пройти через чужие территории.
В подтверждение того, что Советский Союз давно поднимал вопрос о пропуске своих войск, можно сослаться на такого авторитетного в своем роде свидетеля, как Жорж Боннэ. Само это имя гарантирует, что его носитель не позволит себе сказать доброго слова о Советском Союзе. Так вот в своих мемуарах Боннэ подтверждает, что в 1938 году Максим Максимович Литвинов в беседе с французским послом в Москве ставил вопрос о возможности пропуска советских войск через Румынию. Эту же тему затрагивал Литвинов в мае 1938 года в беседе с самим Боннэ, который тогда занимал пост министра иностранных дел. Речь шла о возможных совместных действиях в защиту Чехословакии, и Боннэ спросил Литвинова:
– Согласен ли будет Советский Союз провести свои войска для противодействия агрессору?
Литвинов ответил:
– Советский Союз сделает это только с согласия Польши и Румынии на пропуск советских войск. Франция имеет договор с обоими государствами и, следовательно, может добиться соответствующего разрешения…
Боннэ согласился с точкой зрения Литвинова. Франция запросила мнение румынского правительства (в тот период пропуск войск через Румынию считался наиболее важным). В ответ на этот запрос министр иностранных дел Румьшии Комнен от имени своего правительства ответил отказом[91]91
G. Воnnet, Le Quai d'Orsay sous trois Republiques 1870-1961, Paris, 1961. р. 193-195.
[Закрыть].
Кстати, в одной из бесед с Думенком в период переговоров 1939 года К. F. Ворошилов напомнил ему об этом. Ворошилов сказал:
– Вопрос о военном сотрудничестве с французами у нас стоит уже в течение ряда лет, но так и не получил своего разрешения. В прошлом году, когда Чехословакия гибла, мы ожидали сигнала от Франции, наши войска были наготове, но так и не дождались... У нас не только войска были готовы, но и правительство, вся страна, весь народ – все хотели оказать помощь Чехословакии, выполнить свои договорные обязательства...[92]92
«СССР в борьбе за мир...», стр. 633.
[Закрыть]
Таким образом, глубоко неправы те, кто заявляет, будто у Англии и Франции было мало времени, чтобы решить вопрос о пропуске советских войск – как самим, так и с Польшей и Румынией. На самом деле для решения вопроса имелось не несколько дней, не несколько недель, а несколько лет. Но когда нет стремления что-либо решить, то и вечности не хватит.
По сути говоря, уже в тот день, когда вопрос о пропуске советских войск через Польшу и Румынию был передан в Лондон, отрицательный ответ был очевиден. Это было понятно каждому, кто знал Чемберлена и кто знал полковника Бека. Вспоминая о тех днях, Антони Иден (тогда он не занимал официальных постов и был в оппозиции к «мюнхенцам») в своих мемуарах рассказывает о беседе с Беком в апреле 1939 года. Бек захотел увидеть Идена и приехал к нему домой сразу после беседы на Даунинг-стрит. Он был настроен весьма решительно и уверял, что Польша не подчинится германскому диктату. Когда же Иден спросил его о позиции Польши по отношению к СССР, то Бек ответил примерно так:
– Если вы хотите соглашения с Россией, то это ваше дело. Польша к этому отношения не имеет. Если же Польша и Россия будут сейчас включены в соглашение с западными державами, то на практике это спровоцирует Германию к началу агрессивных действий...[93]93
„The Eden Memoirs. The Reckoning," London, 1965, р. 49.
[Закрыть]
Очевидно, Бек все еще не мог забыть о беседах с Герингом, в ходе которых тот, по словам статс-секретаря Шембека, «предлагал антирусский союз и совместный марш на Москву», в результате чего «Украина станет сферой польского влияния, а Северо-Западная Россияс сферой немецкого влияния»[94]94
H.А. Jасоbsen, ор.cit., S.82.
[Закрыть].
Перспектива союза Польши с Германией против СССР вдохновляла Бека, а перспектива союза с СССР против Германии не входила в его планы. Бек упорствовал и после апрельских разговоров с Иденом. В августе он сказал французскому послу в Варшаве Леону Ноэлю, что Красная Армия «ничего не стоит»[95]95
„Weltgeschichte der Gegenwart", Bd. III, S. 107.
[Закрыть], а начальник польского генерального штаба генерал Стахевич объявил, что «не видит никакой выгоды в том, что части Красной Армии будут действовать в Польше»[96]96
W. Shirеr, Aufstieg und Fall des 3. Reiches, Koln, 1961, S. 495.
[Закрыть].
Столь же отрицательно Бек отозвался и о возможности включения Румынии в такое соглашение, поскольку это-де толкнет Венгрию в объятия Германии. Но Иден видел и другую сторону дела – то, что ни Чемберлен, ни Галифакс не хотели заставить Польшу изменить свою позицию. По словам Идена, было очень мало надежд на то, что Великобритания приложит усилия к тому, чтобы включить в соглашение Советский Союз. Французы хотели бы этого, потому что в их традиционную политику входило обращение к России как к противовесу германской военной мощи. Но со времен Мюнхена руководство англо-французской политикой находилось в руках Англии, среди министров которой антипатии к России превалировали над недоверием к нацистской Германии[97]97
„The Eden Memoirs. The Reckoning", р. 54.
[Закрыть]. Иден видел это ясно – например, во время своих попыток уговорить Галифакса поехать в Москву. Галифакс категорически отказался, а когда Иден предложил свои услуги (он, видимо, помнил свой визит в Москву в 1934 году), Чемберлен отверг их. Иден не без иронии замечает в мемуарах: «Я не был удивлен»[98]98
Ibid., р. 55.
[Закрыть].
Чему было удивляться? Например, английский посол в Москве Сидс ничему не удивлялся. Он телеграфировал из Москвы в Лондон о том, что вопрос, поставленный Ворошиловым, «касается фундаментальной проблемы, от которой зависит успех или провал военных переговоров и которая лежала в основе всех наших трудностей с первого дня политических переговоров. Речь идет о такой проблеме: как достичь приемлемого соглашения с Советским Союзом в условиях, когда соседи России упорствуют в своего рода политике бойкота, от которой они откажутся... когда будет поздно»[99]99
DBFP, Third Series, vol. VII, р. 142.
[Закрыть].
Что и говорить, у Англии были умные и прозорливые дипломаты. Но не они решали.
Собственно говоря, в Лондоне и Париже в июле-августе 1939 года понимали неизбежность вопроса.
20 июля 1939 года Стрэнг писал Галифаксу из Москвы о том, что предпосылкой завершения переговоров должна быть «договоренность, например, между Советским Союзом и Польшей о том, что Советский Союз будет иметь право прохода». 25 июля Галифакс писал Сидсу: «Близость военных переговоров делает необходимым выяснение позиции Польши» [100]100
Ibid., vol. VI, р. 476 – 477.
[Закрыть], а в инструкциях Драксу английское правительство заведомо исходило из того, что этот вопрос делегация не должна решать, а должна уйти от него!
Много лет спустя столь солидный авторитет, как тот же Стрэнг, признавал, что «было вполне естественным для Советского правительства испрашивать согласие на транзит своих войск»[101]101
Lord Strаng, Ноте and Abroad, London, 1956, р. 192.
[Закрыть]. Но то, что казалось естественным для людей со здравым смыслом, никак не могли понять люди, ослепленные антикоммунизмом. Ни Бек, ни Чемберлен с Галифаксом не хотели никого слушать не хотели даже слушать французов, которые в этом вопросе были значительно разумнее. Думенк настаивал на том, чтобы оказать давление на Варшаву, но его усилия оказались тщетными.
Итак, ответа на кардинальный вопрос все не было.
День четвертый: протокол
Адмирал Дракс (председательствующий). Объявляю заседание открытым.
После того как мы на вчерашнем заседании получили заявление советской военной миссии, мы передали его нашим правительствам и в настоящее время ожидаем ответа. Мы счастливы, что советская миссия в ожидании этого ответа сочла возможным продолжить работу нашего совещания...
Маршал К. Е. Ворошилов. Советская военная миссия принимает к сведению заявление г-на председателя адмирала Дракса о том, что английская и французская миссии передали своим правительствам наши вопросы и ожидают ответа на них. Я считаю возможным теперь приступить к изложению наших планов и прошу г-на председателя разрешить предоставить слово начальнику Генерального штаба Красной Армии командарму 1го ранга члену нашей миссии Б. М. Шапошникову.
Адм. Дракс. Прошу.
Командарм Б. М. Шапошников. На предыдущих заседаниях военных миссий мы заслушали [план] развертывания французской армии на западе. Согласно просьбе военных миссий Англии и Франции, по поручению военной миссии СССР, я излагаю план развертывания вооруженных сил СССР на его западных границах.
Против агрессии в Европе Красная Армия в европейской части СССР развертывает и выставляет на фронт:
120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5000 тяжелых орудий (сюда входят и пушки и гаубицы), 9 – 10 тыс. танков, от 5 до 5,5 тыс. боевых самолетов (без вспомогательной авиации), т. е. бомбардировщиков и истребителей.
В это число не входят войсковые части укрепленных районов, части противовоздушной обороны, части охраны побережья, запасные части, отрабатывающие пополнения (депо), и части тыла.
Не распространяясь в подробностях об организации Красной Армии, скажу коротко: стрелковая пехотная дивизия состоит из 3 стрелковых полков и 2 артиллерийских полков. Численность дивизии военного времени19 000 человек.
Корпус состоит из 3 дивизий, имеет свою артиллерию – 2 полка. (Адмирал Дракс в разговоре с генералом Хейвудом интересуется, записывает ли кто-либо из офицеров сообщение командарма Шапошникова, и получает утвердительный ответ.)
Армии различного состава корпусов – от 5 до 8 корпусов – имеют свою артиллерию, авиацию и танки.
Боевая готовность частей укрепленных районов от 4 до 6 часов по боевой тревоге.
Укрепленные районы СССР имеет вдоль всей своей западной границы от Ледовитого океана до Черного моря.
Сосредоточение армии производится в срок от 8 до 20 дней. Сеть железных дорог позволяет нс только сосредоточить армию в указанные сроки к границе, но и произвести маневры вдоль фронта. Мы имеем вдоль западной границы от 3 до 5 рокад на глубину в 300 км.
Мы имеем сейчас достаточное количество мощных больших паровозов и большие грузовые вагоны, размером в два раза большие, чем были раньше. Наши поездные составы ходят в два раза большими по весу, чем было раньше. Увеличена скорость движения поездов.
Мы имеем значительный автотранспорт и рокады – шоссе, позволяющие произвести сосредоточение автотранспортом вдоль фронта.
Мы выслушали общие соображения о плане действий от главы французской миссии генерала Думенка и ничего конкретного не слышали о плане действий английской армии от генерала Хейвуда. Также ничего не слышали в конкретном изложении о планах действий на море объединенного англо-французского флота.
Я сейчас изложу одобренные военной миссией СССР три варианта возможных совместных действий вооруженных сил Англии, Франции и СССР в случае агрессии в Европе.
Первый вариант – это когда блок агрессоров нападет на Англию и Францию. В этом случае СССР выставляет 70% тех вооруженных сил, которые Англией и Францией будут непосредственно направлены против главного агрессора – Германии. Я поясню. Например, если бы Франция и Англия выставили против Германии непосредственно 90 пехотных дивизий, то СССР выставил бы 63 пехотные дивизии, 6 кавалерийских дивизий с соответствующим количеством артиллерии, танков, самолетов общей численностью около 2 млн. человек.
В этом варианте считается обязательным участие в войне Польши, в силу ее договора с Англией и Францией, всеми ее силами. Причем от 40 до 45 пехотных дивизий Польша должна сосредоточить для главного удара на своих западных границах и против Восточной Пруссии.
Правительства Англии и Франции должны добиться от Польши обязательства на пропуск и действия вооруженных сил СССР, сухопутных и воздушных, через Виленский коридор и по возможности через Литву – к границам Восточной Пруссии, а также если обстановка потребует, то и через Галицию.
Хотя конкретных планов по действию морских флотов Англии и Францни высказано не было, считаю необходимым привести соображения Генерального штаба Красной Армии, одобренные военной миссией СССР
Действия объединенного англо-французского флота должны иметь целью:
1. Закрытие Ла-Манша и прорыв сильной эскадры в Балтийское море для действий против флота главного агрессора в Балтике и против его берегов.
2. Англия и Франция должны добиться от балтийских стран согласия на временное занятие англо-французским флотом Аландских островов, Моонзундского архипелага с его островами (Эзель, Даго, Вормс), портов Ганге, Пернов, Гапсаль, Гайнаш и Либава в целях охраны нейтралитета и независимости этих стран от нападения со стороны Германии.
3. Перерыв подвоза в Германию из Швеции руды и другого сырья.
4. Блокаду берегов главного агрессора в Северном море.
5. Господство в Средиземном море и закрытие Суэцкого канала и Дарданелл.
6. Крейсерские операции у берегов Норвегии и Финляндии, вне их территориальных вод, у Мурманска и Архангельска против подводных лодок и крейсеров флота агрессора.
Северный флот СССР ведет крейсерские операции у берегов Финляндии и Норвегии, вне их территориальных вод, совместно с англо-французской эскадрой.
Что же касается нашего Балтийского флота, то он, в случае благоприятного разрешения вопроса о временном занятии вышеуказанных островов и портов, будет базироваться совместно с объединенным флотом Англии и Франции на Ганге, Аландском и Моонзундском архипелагах, Гапсаль, Пернов, Гайнаш и Либаве, в целях охраны независимых балтийских стран.
При этих условиях Балтийский флот СССР может развить свои крейсерские операции, действия подводных лодок и осуществить установку мин у берегов Восточной Пруссии и Померании. Подводные лодки Балтийского флота СССР помешают подвозу промышленного сырья из Швеции для главного агрессора.
(По мере изложения командармом Б. М. Шапошниковым плана действий адмирал Дракс и генерал Хейвуд наносят на имеющиеся у них кроки обстановку.)
Второй вариант возникновения военных действий – это когда агрессия будет направлена на Польшу и Румынию. В этом случае Польша и Румыния выставляют на фронт все свои вооруженные силы.
Польша должна защищать Румынию. Польша и Румыния могут быть атакованы не одной только Германией, но и Венгрией. Германия может бросить до 90 дивизий против Польши.
Франция и Англия должны выступить и объявить немедленно войну агрессору.
Участие СССР в войне может быть [осуществлено] только тогда, когда Франция и Англия договорятся с Польшей и, по возможности, с Литвой, а также с Румынией о пропуске наших войск и их действиях – через Виленский коридор, через Галицию и Румынию.
В этом случае СССР выставляет 100% тех вооруженных сил, которые выставят Англия и Франция против Германии непосредственно. Например, если Франция и Англия выставят против Германии 90 пехотных дивизий, то и СССР выставляет 90 пехотных дивизий, 12 кавалерийских дивизий с соответствующей артиллерией, авиацией и танками.
Задачи морских флотов Англии и Франции остаются те же, что указаны в первом варианте. Задачи Северного и Балтийского флотов СССР также остаются те же, что и в первом варианте.
На юге Черноморский флот СССР, заградив устье Дуная от проникновения по нему подводных лодок агрессора и других возможных морских сил, закрывает Босфор от проникновения в Черное море надводных эскадр противника и их подводных лодок.
Третий вариант. Этот вариант предусматривает случай, когда главный агрессор, используя территорию Финляндии, Эстонии и Латвии, направит свою агрессию против СССР В этом случае Франция и Англия должны немедленно вступить в войну с агрессором или блоком агрессоров.
Польша, связанная договорами с Англией и Францией, должна обязательно выступить против Германии и пропустить наши войска, по договоренности правительств Англии и Франции с правительством Польши, через Виленский коридор и Галицию.
Выше было указано, что СССР развертывает 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, от 9 до 10 тыс. танков, от 5 до 5,5 тыс. самолетов. Франция и Англия должны в этом случае выставить 70% от указанных только что сил СССР и начать немедленно активные действия против главного агрессора.
Действия англо-французского военно-морского флота должны проходить, как указано в первом варианте.
Польша должна выставить против Германии не менее 45 пехотных дивизий с соответствующей артиллерией, авиацией и танками.
Если бы в войну была втянута Румыния, то она должна участвовать в ней всеми своими силами, и правительства Англии и Франции должны добиться согласия от правительства Румынии на пропуск наших сил через территорию Румынии.
Таковы общие соображения по совместным действиям вооруженных сил Англии, Франции и СССР, одобренные военной миссией СССР.
(Общие оживленные переговоры всех членов английской и французской военных миссий.)
Адм. Дракс. Мы благодарим маршала и начальника Генерального штаба за ясное и точное изложение плана, которое он только что сделал.
У нас будет целый ряд вопросов, которые мы желали бы задать. Мы хотели бы поэтому получить некоторое время для того, чтобы обсудить их и чтобы число этих вопросов не получилось слишком большим. Поэтому мы считаем целесообразным представить эти вопросы на завтрашнем заседании...»
Так и произошло. Остальная часть заседания была посвящена плану военно-морских операций Англии и Франции.
День четвертый: реконструкция
15 августа, четвертый день переговоров. К этому дню «дипломатические фронты» стали достаточно определенными. Но, несмотря па все сомнения и опасения, советская миссия использовала этот день для того, изложить свой план военного сотрудничества с Францией и Англией.
Откровенно спросим самих себя: было ли это нужно? Если исходить из обычных процедурных норм, то у К. Е. Ворошилова уже к утру 15 августа было достаточно поводов, чтобы уклониться от изложения советского военного плана. Может быть, на его месте адмирал Дракс так бы и поступил. Но заявление советской военной миссии, сделанное 14 августа, кончалось формулой: «До получения ответа советская военная миссия считает возможным изложить свои соображения о плане совместных действий против агрессии в Европе».
Я почти уверен, что, слушая начало этой формулы, Дракс и Думенк ожидали слов: «советская военная миссия не считает возможным изложить свои соображения...». Но они услышали иное.
Мы не будем подробно комментировать выступление Б. М. Шапошникова – оно говорит само за себя своей конкретностью, широтой, размахом. Это был настоящий план совместных действий, а не призыв «держаться каждому на своем фронте». Иными словами, СССР еще и еще раз проявлял добрую волю и стремление достичь соглашения. И, судя по тону советских делегатов, можно было не волноваться по поводу хода переговоров. Но это было обманчивое спокойствие.
Хотя особняк на Спиридоновке был окружен тихим садом, мир вокруг него бурлил. Грозовые тучи войны сгущались на европейском горизонте. Немецкая пресса вела разнузданную антипольскую кампанию, а дивизии вермахта медленно выходили в район своего сосредоточения по плану «Вайс». 14 августа в Оберзальцберге Гитлер имел длительную беседу с Браухичем и Гальдером об операциях против Польши. «В течение 8 – 4 дней мир должен понять, что Польша стоит перед крахом», – заявил он[102]102
КТВ Наlder, Bd. I, S. 14.
[Закрыть]. Как видно из записей Гальдера, начало войны было назначено на 1 сентября[103]103
Ibid., S. 15.
[Закрыть]. Эту дату мало кто знал, но она незримо стояла за всем, что совершалось в те августовские дни 1939 года.
Видя, как Англия и Франция тянут переговоры в Москве, Гитлер считал возможным на этом спекулировать. Ведь еще много лет назад – в 1934 году – он говорил в беседе с Германом Раушнингом:
– Вероятно, мне не избежать соглашения с Россией.
Я придержу его, как последний козырь. Возможно, это будет решающая игра моей жизни... Но она никогда не удержит меня от того, чтобы столь решительно изменить курс и напасть на Россию, после того как я достигну своих целей на Западе...[104]104
Н. Rauschning, Gesprache mit Hitler, Zurich, 1940, S. 126.
[Закрыть]
Есть события, которые легче рассматривать и анализировать с дистанции. Однако случается и так, что многолетнее удаление облегчает некоторым политикам и историкам на Западе фальсифицировать смысл событий. Пакт о ненападении, заключенный 23 августа 1939 года между СССР и Германией, принадлежит к событиям именно такого порядка. Надо воздать должное западной историографии: она приложила максимум усилий, дабы замутить призму исторического восприятия. Во имя подобной цели многие из тех, кто в предвоенное время специализировался на сделках с Гитлером, вдруг «прозрели» и стали обвинять в этом Советскую страну. Буржуазные политики и историки, изрядно «поумневшие» после того, как советский народ положил на алтарь победы 20 миллионов жертв, задают риторические вопросы: «Как можно было заключать договор с гитлеровской Германией?» Почему, вопрошают они, Советский Союз предпочел договор с Германией, а не с Англией и Францией, с которыми он так или иначе стал союзником в 1941 году? Почему не сразу в 1939-м? Действительно, почему? Этот вопрос мы с полным правом можем возвратить тем английским, западногерманским и американским историкам, которые его ставят.
Истории этого периода посвящено много работ. Опубликованы серьезные исследования, принадлежащие перу академиков В. М. Хвостова, И. М. Майского, члена-корреспондента АН СССР П. А. Жилина, профессоров В. И. Попова, В. Т. Фомина и многих других, соответствующие разделы в «Истории Коммунистической партии Советского Союза», «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» и в «Истории внешней политики СССР». В результате изучения этой проблемы уже сейчас можно считать выясненным ряд фактов, проливающих свет на существо дела.
Прежде всего очевидно, что начавшиеся весной 1939 года первые германские прощупывания позиции СССР прошли бесплодно. Немецкий замысел состоял в том, чтобы, использовав торгово-экономические переговоры, выяснить перспективы политических переговоров с СССР. Но «первый тур» зондажа (апрель – май) прошел безуспешно, и немцам не удалось перейти от тем экономических к темам политическим. Кстати, из этого никто не делал секрета. В. М. Молотов подробно охарактеризовал состояние советско-германских отношений в речи 31 мая 1939 года. Он сказал:
«Ведя переговоры с Англией и Францией, мы вовсе не считали необходимым отказываться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия. Еще в начале прошлого года по инициативе германского правительства начались переговоры о торговом соглашении и новых кредитах. Тогда со стороны Германии нам было сделано предложение о предоставлении нового кредита в 200 миллионов марок. Поскольку об условиях этого нового экономического соглашения мы тогда не договорились, то вопрос был снят. В конце 1938 года германское правительство вновь поставило вопрос об экономических переговорах и о предоставлении кредита в 200 миллионов марок. При этом с германской стороны была выражена готовность пойти на ряд уступок... Наркомвнешторг был уведомлен о том, что для этих переговоров в Москву выезжает специальный германский представитель rн Шнурре. Но затем... эти переговоры были поручены германскому послу в Москве г-ну Шуленбургу и... прерваны ввиду разногласий. Судя по некоторым признакам, не исключено, что переговоры могут возобновиться»[105]105
«СССР в борьбе за мир...», стр. 428.
[Закрыть].
Комментируя эти слова Молотова, известный английский публицист Александр Верт писал, что они «на первый взгляд не заключали в себе какого-либо сокровенного смысла. Но это могло быть деликатным предупреждением Западу, в частности Англии, где некоторые из близких доверенных Чемберлена по-прежнему рассчитывали на торговые переговоры с Германией как на лучшее для них средство вернуться к политике умиротворения Гитлера»[106]106
А. Werth, Ruβland im Krieg 1941 – 1945, Munchen, 1965, S. 40
[Закрыть]. Можно лишь добавить, что в Лондоне «деликатное предупреждение» не было услышано.
В конце мая начался «второй тур» германского зондажа. Приведу его характеристику, принадлежащую видному английскому историку Алану Баллоку. Баллок, анализируя ход германского зондажа советских позиций, подтверждает, что попытка, предпринятая статс-секретарем Вайцзекером в мае 1939 года в беседе с советскими дипломатами, оказалась безуспешной. Советские представители вели переговоры лишь в рамках торговли и проявили, по словам Баллона, «недоверие и нежелание связывать себя». Более того: 30 июня 1939 года Гитлер приказал прервать переговоры. Лишь 22 июля чиновник MИД Шнурре получил указание поставить вопрос «более широко». Но с советской стороны не спешили: лишь 3 августа был дан ответ, и ответ по существу отрицательный[107]107
А. Вulloсk, Hitler, Dusseldorf, 1961, S. 519 – 520.
[Закрыть].
Однако Гитлер не оставил своих усилий. Почему? Здесь играл роль целый ряд обстоятельств: во-первых, оценка перспектив грядущей войны, в которой Гитлер хотел «перестраховать» операции вермахта и иметь противником Польшу, но не Советский Союз; во-вторых, понимание фюрером опасности для него тройственного соглашения между Францией, Англией и Советским Союзом; в-третьих надежды на английских и французских мюнхенцев и расчет на имевшиеся некоторые данные о том, что западные державы неискренни в своих намерениях относительно СССР.
Военные аргументы выдвигались, в частности, Кейтелем. Он считал, что вермахт может сокрушить Польшу, но для дальнейших операций сил еще недостаточно. Что случится, если, войдя в Польшу, Германия встретит Советскую Россию в качестве противника? Неужели надо будет сразу продолжать марш на Восток? Гитлеру было ясно, что рано или поздно он это осуществит. Но пришло ли время? Как известно со слов генерала Лахузена, летом – осенью 1939 года Гитлер считал, что положение серьезно и что война будет тяжелой, может быть, бесперспективной. Кстати, если обратиться к оценкам, которые немецкий генштаб давал тогда силам Красной Армии, то они – в отличие от оценок 1941 года! – говорили о Красной Армии как о серьезном противнике. Так, в сводке 12го отдела генштаба от 28 января 1939 года м № 267/39 говорилось: «Русские вооруженные силы военного времени в численном отношении представляют собой гигантский военный инструмент. Боевые средства в целом являются современными. Оперативные принципы ясны и определенны. Богатые источники страны и глубина оперативного пространства – хорошие союзники [Красной Армии]». В этой обстановке генералы были не прочь заполучить еще одну перестраховку.
В Берлине с напряжением следили за обменом мнениями между Англией и Францией, с одной стороны, и Советским Союзом – с другой. В те месяцы советского посла в Берлине не было (что, впрочем, говорит о характере советско-германских отношений того времени). Поверенным в делах был Г А. Астахов. С ним в мае беседовал Вайцзекер, в августе его приглашал на беседу Риббентроп. Что же говорил 3 августа 1939 года Иоахим фои Риббентроп Г А. Астахову? Это были далеко идущие предложения. Риббентроп заявил Астахову, что между СССР и Германией нет неразрешимых вопросов «на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского»[108]108
«История Великой Отечественной войны Советского Союза» (далее: ИВОВСС), т. I, стр. 174.
[Закрыть].
Сейчас в публикациях архивных материалов германского МИД можно прочитать об этих предложениях. Но гораздо меньше известна на Западе оценка, которой Г А. Астахов сопроводил предложения имперского министра. Астахов писал в Москву, что немцы не собираются «всерьез и надолго соблюдать соответствующие эвентуальные обязательства». «Я думаю лишь, – продолжал он, – что на ближайшем отрезке времени они считают мыслимым идти на известную договоренность...» [109]109
Там же, стр. 174 – 175.
[Закрыть]
Москва согласилась с этой оценкой[110]110
Там же, стр. 174.
[Закрыть]. Но это не остановило немцев. В имперской канцелярии, в министерстве Риббентропа на Вильгельмштрассе следили за московскими переговорами с напряженным вниманием. Посол Шуленбург сообщал в Берлин о всех подробностях встречи западных миссий в Ленинграде и Москве, а из Лондона немецкое посольство, располагавшее хорошими связями в Форин оффисе, докладывало свои данные. Все это подстегивало Гитлера. Еще больше подстегивали его сроки намечаемой операции «Вайс». Уже шла середина августа, а полной политической ясности не было.