Текст книги "Псиматы"

Автор книги: Лестер Дель Рей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

17

Полицейский участок был забит до отказа самыми разнообразными типами. Здесь можно было встретить как уличную проститутку, так и респектабельного горожанина. Полицейские, видимо, попривыкнув к новому положению дел, особенного рвения не выказывали. Задержанные часами просиживали в «аквариуме», прежде чем кто-нибудь из детективов удостаивал их своим вниманием.

Появление Бронсона не произвело никакого фурора.

– Заполните вот это. – Дежурный полисмен сунул Аллигатору бланк задержания. – Укажите деньги, ценные вещи, колющие и режущие предметы.

Аллигатор вернул бланк чистым – кроме стареньких часов «Ролекс» да пары сотен баксов у него ничего с собой не было.

Полицейский исподлобья посмотрел на задержанного:

– Вы меня плохо слышите, сэр, – процедил коп сквозь зубы. – Я вам сказал: заполнить бланк!

– Простите, – Бронсон несколько опешил от подобной реакции блюстителя закона, – но…

Склонность к задушевным беседам явно была утеряна копом, когда он в детстве выпал из коляски:

– Ты че, не понял, мистер? Я сказал: пиши.

Аллигатор решил не связываться с неврастеником и зарегистрировал часы и деньги.

– Так-то лучше, мистер. – Плоскостопый выглядел весьма удовлетворенным. – Здесь вам не Манхэттен!

– А что же? – искренне удивился Аллигатор.

– Пятый полицейский депорт! – отчеканил коп.

Когда Бронсона везли в участок, он казался себе чуть ли не первым злодеем человечества. Наручники, крепко сковывающие запястья, здоровенные полисмены справа и слева на заднем сиденье, а также душераздирающий визг сирены наводили Бронсона на мысль о том, что займутся им сразу по прибытии и с пристрастием.

Каково же было изумление Аллигатора, когда вместо того, чтобы допросить, его посадили в железную клетку, называемую в простонародье «отстойником» или «аквариумом». Как объяснил полицейский-ключник: «До выяснения обстоятельств дела».

«Вот те на! – Бронсон аж присел от неожиданности. – Оказывается, они еще собираются что-то выяснять».

В отстойнике собралось великое множество задержанных.

– А вот и новенький! – Огромных размеров негр, расчистив дорогу увесистыми пинками, подошел к Бронсону. – Добро пожаловать в ад.

Вокруг клетки сновали полицейские, кипела ежедневная рутинная работа. Несколько детективов старательно шелестели бумагами. То и дело патрульный наряд притаскивал какого-нибудь беднягу с безумными глазами.

Зверинец же жил своей жизнью. Очевидно, некоторые из подозреваемых томились здесь уже несколько суток.

Бронсону начинало казаться, что небритые озлобленные физиономии сливаются в одну кровожадную харю. Ситуация усугублялась тем, что Аллигатор слышал их мысли и ощущал их чувства. Обрывки чужих воспоминаний, проклятия, страх, вожделение, злоба – переплелись в извилинах Бронсона.

– Замолчите! – Бронсон стиснул голову руками. – Умоляю, хватит!

Вопль Аллигатора потонул во всеобщем гомоне. Кому какое дело до этого идиота, раскачивающегося в углу из стороны в сторону. Однако негра, видимо, касалось все, что происходит у него под боком.

– Повтори, не понял, – пододвинулся афро-американец к Аллигатору. – Ты кого на… послал?

От качка исходила такая ненависть, что Гарри невольно отпрянул.

– Будешь мне ботинки языком полировать, сволочь! – развоевался негр.

Решив доказать свое превосходство делом, гамадрил попытался схватить Гарри за грудки. Лучше бы он этого не делал. Аллигатор перехватил кисть негра и, сделав шаг назад, провел прием в стиле айкидзюцу, так называемый никке. Со стороны можно было подумать, что детина вдруг обрел божественную благодать, отчего в молельном экстазе бухнулся на колени. Однако дело заключалось вовсе не в откровении свыше, а в изуверской боли, пронзившей руку черномазого выродка.

– Ну, ты труп! – рычал он, стучась лбом о бетонную плиту. – Убью гада.

Бронсон жизнь ценил, поэтому вместо того, чтобы отпустить сокамерника (на что тот, видимо, рассчитывал) перешел на удержание нижнего уровня с точечным контролем. Вопли мгновенно стихли – тело негра обмякло и расслабилось.

Дверь клетки лязгнула, и на пороге появились два полицейских, закованных в защитные костюмы. Проложив путь в человеческой протоплазме при помощи щитов и дубинок, они подошли к отдыхающему на теле недруга Бронсону. Недолго думая, копы воспользовались электрошоком, после чего выволокли бесчувственного Аллигатора за ноги. Очарованный зрелищем, зверинец умолк.

– Ща ему ливер-то отобьют, – прохрипел пришедший в сознание негр. – А я с ним потом поквитаюсь!

Комната для допросов уже была занята, и Аллигатора бросили около стола детектива Боба Дагера.

– Это что? – Детектив вопросительно посмотрел на внутренний наряд. Другого места не нашлось?!

Старший сержант Спенсер вытянулся в струнку и отрапортовал:

– Подозреваемый Гарри Бронсон, задержан по обвинению в убийстве полицейского, сэр.

– А почему без сознания?

– Оказал сопротивление при выводе из следственного изолятора, – не моргнув глазом, соврал сержант.

– Ну, ну… Свободны, ребята.

Наряд щелкнул каблуками и удалился восвояси.

Гарри приходил в чувство медленно и тяжело. Его тряхнуло током настолько сильно, что, приоткрывая налитые свинцом веки, он испытывал прямо-таки физическое страдание. В сознании возник образ сверкающей галогенной лампы. Свет упал на лицо угрюмого полицейского, склонившегося над заваленным бумагами столом. Бронсон неуверенно приподнялся и сел, опираясь на правую руку.

Внутри болела каждая косточка.

– Это что у вас, разнарядка такая? – ощерился Аллигатор. – Вам бы в психиатрию, там, знаете ли, электрические методы лечения в большом почете!

Полицейский вперил тяжелый взгляд во все еще скособоченного Бронсона.

– Это была вынужденная мера, сэр, – сказал он. – Мне только что доложили о вашем поведении.

Аллигатор потерял дар речи от такой несправедливости. Пару раз глубоко вздохнув, он только и вымолвил:

– Ну, знаете ли…

Полицейский не выказывал ни малейшего желания обсуждать эту тему.

– Желаете закурить? – спросил он, переводя разговор в другое русло.

– Спасибо, обойдусь.

– Как знаете.

Зверинец все еще вел себя тихо. Заключенные стояли вдоль железной решетки и с любопытством наблюдали за Гарри и детективом. Стол Дагера находился в каких-нибудь трех-четырех метрах от отстойника – бесплатное кино, да и только.

– Итак, мистер Бронсон, – Боб Дагер решил взять быка за рога, – вы, конечно, знаете, почему здесь оказались.

– Понятия не имею! – совершенно искренне воскликнул Бронсон.

– Ну, конечно же, стоит взять вашего брата за одно место, как тут же выясняется, что имеешь дело со святым во плоти. Раз уж вы потеряли память, я вам напомню: вы оказались здесь потому, что убили полицейского, только и всего.

Бронсон с удивлением посмотрел на офицера:

– Нет, детектив, это какая-то ошибка. Я никого не убивал.

– Ну, мистер Бронсон, – разочарованно протянул Дагер, – не валяйте дурочку. Вы же умный человек. К чему попусту тратить время? Поверьте, его у вас осталось совсем немного…

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, мистер Бронсон, что если вы и дальше будете со мной препираться, то для вас все закончится более чем плачевно.

– А что, если я покажу вам вот это, – Бронсон отогнул средний палец, и сделаю один звонок?

– Куда вы собираетесь звонить, мистер Бронсон? – побагровел полицейский. – Уж не адвокату ли?

– Именно! Я прекрасно знаю свои права!

– Ну, что ж, дело ваше, мистер, только сперва я вам расскажу кое-что. У того парня, которому вы проломили голову на федеральном шоссе, осталась беременная жена и трое малолетних детей. А теперь можете звонить своему адвокату. Только вот что я вам скажу: никакой адвокат вам уже не поможет, мистер!

– Я не убивал полицейского! – закричал Гарри. – Не убивал. Да, я действительно звонил в службу спасения, но это не я…

– Уже лучше, мистер Бронсон, намного лучше! Теперь остается только вспомнить, как вы этого не делали. Как вы не останавливали полицейскую машину, как не спрашивали дорогу у уставшего офицера, как не убивали его. Может быть, расскажете, чего вы еще не делали? И как можно подробнее, мистер Бронсон, как можно подробнее.

– Послушайте детектив, я действительно…

– Тогда почему, мистер Бронсон, на орудии убийства найдены ваши отпечатки пальцев, можете объяснить?

– Я споткнулся об окровавленную железную трубу и, наверное, поднял ее. – В голосе Гарри Бронсона прозвучало сомнение. В действительности он не помнил, чтобы брал ее в руки, но он так же не помнил, как оказался у полицейской машины…

Детектив, почувствовав неуверенность подозреваемого, усилил нажим:

– Допустим, мистер Бронсон. Я говорю «допустим», потому что не верю ни единому вашему слову. Тогда как вы объясните, что в полицейской машине обнаружена ваша кровь?

– Какая кровь?!

– Видите ли, – в словах детектива прозвучала насмешка, – полицейский имел наглость защищаться. Прежде, чем вы его убили, мистер Бронсон, он, видимо, расквасил вам физиономию. Или об этом вы тоже не знали?

Полицейский достал откуда-то из-под стола внушительной величины зеркало и поднес прямо к лицу Аллигатора. То, что посмотрело на Бронсона, привело его в ужас. Распухший нос, синяк под глазом и бровь, рассеченная надвое, говорили сами за себя.

– Ну что, убедились? – осклабился Боб Дагер. – Будем давать показания или как?

Внезапная ненависть овладела Бронсоном. Он бросился на детектива и принялся душить его, то и дело прикладывая головой к столу. Боб Дагер уже собирался навестить усопших родственников, когда подоспевший внутренний наряд избавил детектива от путешествия на тот свет. Бронсона шарахнули током и по приказу чуть живого Дагера утащили в камеру, сочтя отстойник недостаточно надежным местом для такого выродка.

18

Сознание вернулось к Гарри Бронсону к тому моменту, когда копы дотащили его до камеры. Слава летела впереди Аллигатора.

– Да это же тот мужик, который отмочалил Лысого! – сказал татуированный орлами и змеями верзила. – Заходи, братан!

Зеки апатично зашевелились, отрывая мозолистые задницы от насиженных мест. Каждому хотелось взглянуть на героя, справившегося с королем уличных дебилов.

– Здорово ты его башкой в пол, – ощерил беззубый рот индивид с подбитым глазом. – Так его, кретина!

Камера выглядела неприглядной и запущенной. В прошлом белоснежные стены теперь приняли неопределенный блеклый оттенок. Гарри пригляделся и с удовлетворением отметил, что предчувствие не подвело его и на этот раз плоды евроремонта были уничтожены поколениями заключенных при помощи продуктов жизнедеятельности. Коричневые и желтые пятна перемежались с матерными надписями, отчего на душе и вовсе становилось отвратно. Пять железных коек, намертво прикрученных к полу, совмещенный санузел, завернутый в пластиковую кабинку, несколько пластмассовых стульев и стол с тремя нормальными и одной покалеченной ножкой придавали помещению колорит съемочной площадки.

– Что-то ты больно задумчив. – Худощавый мужчина с совиными глазами хлопнул по плечу Бронсона. – Я – Ник, задержан за вооруженный налет на бензозаправку. Плевое дельце, конечно, но срок потянет.

– Бронсон, – представился Аллигатор. – Гарри Бронсон.

– Знал я одного Бронсона, – встрял в разговор беззубый заключенный. Урод был еще тот. В сортир без компаса сходить не мог. Ты случайно не его родственник?

– Сынок, должно быть, – нагло осклабился татуированный зек. – Этого тоже все туда-сюда носят. Ты хоть не обгадился?

Бронсон решил с подонками не связываться. Он молча прошел к самой дальней койке и сел на нее. Еще слава богу, что телепатические способности уснули под воздействием высоковольтного разряда, иначе черт знает что могло бы произойти.

Несмотря на миролюбивое поведение Аллигатора, зеки не унимались.

– Ты, может, язык проглотил, – прошипел Ник. – Отвечать надо, когда с тобой Большой Папа разговаривает.

Большой Папа выпятил борцовскую грудь и заявил:

– Ты, сучонок, кончай жбаном трясти. Я быстро из тебя жмура сделаю, будь ты хоть сам крутой мужик во плоти. Ты на воле кем был?

«Мне нет до них никакого дела, – заставил себя раздельно, по слогам подумать Аллигатор. – Я спокоен, я совершенно спокоен».

– Да придурком он был! – Беззубый вновь подал голос.

– Это дело, – подхватил Папа. – Будешь мне задницу по утрам лизать, чтобы геморрой не образовался.

– Все же надо тебя поучить, чтоб кадыком поменьше стучал. Охаживай его, пацаны!

Первого пацана Аллигатор свалил ударом колена в пах. Большой Папа взвыл, как бешеная собака, и, схватишись за остатки своего мужского достоинства, с матерными проклятиями упал на пол.

– Ну, ты трупак! – орал выродок. – Тебе не жить.

Больше всего на свете Бронсон не любил неотесанных дегенератов с квадратными подбородками. Папа относился к людям именно такого сорта.

– Заткнись, – сказал Бронсон и припечатал говорящую голову кулаком к поверхности пола. – Сперва ты станешь калекой!

Большой Папа затих, как уснувший ребенок. Поняв, что произошло непредвиденное, сотоварищи криминального авторитета бросились на Бронсона с удесятеренной энергией. Аллигатор увернулся от нападавших и с криком «киай!» принялся молотить их ногами. Когда дело близилось к победному финалу, в самом углу камеры что-то зашевелилось.

Маленький японец слез с кровати, казавшейся вертолетной площадкой по сравнению с его габаритами.

– Что так шумишь, однако, – сказал сухонький старичок, подойдя к Бронсону. – Спать мешаешь!

Легким движением руки японец отключил двух громил и как ни в чем не бывало обратился к Аллигатору:

– Прошу тебя, Гарри-сан, дай старику отдохнуть.

Японец резко развернулся и энергично направился к своей неостывшей койке.

– Одну минуточку, э… сэр, – оправился от изумления Гарри. – Я хотел поблагодарить вас.

– Не стоит благодарности, Гарри-сан. – Японец вскарабкался на койку. Мир подобен сну, и нет причин просыпаться.

– Позвольте поинтересоваться, откуда вы меня знаете? – Бронсон с удивлением уставился на старика. – И как вас зовут?

– Называй меня господин Юдзан Цунемото. – Японец проигнорировал первую часть вопроса. – Я мастер меча.

«Встретить живого японца в 2010 году, да еще владеющего тайным знанием предков – все равно что познакомиться с динозавром, придя в зоопарк, подумал Бронсон. – Но от судьбы, как видно, не уйдешь!»

Уголовники, потирая ссадины и синяки, с трудом отскребали себя от пола. Хуже всех было тем, которых успокоил мастер меча.

– Ну ты даешь, мужик, – обиженным тоном произнес Большой Папа, все еще придерживая мозолистой пятерней саднящий ливер. – Шуток совсем не понимаешь, злюка! Мы же только так, для порядку…

– Вот и я – для порядку, – огрызнулся Бронсон. – Еще хочешь?

Здоровяк убрался в дальний угол и прикинулся ветошью.

– Однако нехорошо обижать людей, Гарри-сан. Очень плохо… Седовласый японец отвернулся к стене.

– Позвольте, господин Цунемото, вы же сами…

Японец неожиданно очнулся и сел на койке. Его маленькое личико было напитано таким гневом, что Бронсон невольно отпрянул.

– Ты не можешь меня судить, Гарри-сан. Я поступаю так, как требует текущий момент. Ты же следуешь за своими амбициями.

Японец умолк, всем своим видом демонстрируя крайнее недовольство. Сокрушенно покачав головой, он изрек:

– Ты живешь так, словно бессмертен. Но смерть всегда следует за тобой по пятам. Гарри-сан всегда должен помнить об этом.

– Что вы имеете в виду?

– Один самурай говорил, что взятие врага на поле брани подобно тому, как сокол ловит птицу. Хотя перед соколом пролетают тысячи птиц, он безразличен ко всем, кроме той, которая должна стать его жертвой.

Японец говорил замысловато, и Гарри, признаться, мало что понимал. И без того паршивое настроение окончательно переросло в угрюмую депрессию. «Что он плетет? – с тоской подумал Аллигатор, – Господи, ну за что мне все это?»

– А знаю я твое имя, Гарри-сан, – японец хитро прищурился, – потому, что полицейские сильно тебя ругали. Ты что-то натворил?

– Кажется, я убил полицейского.

– Это плохо, Гарри-сан, очень плохо. Но почему ты говоришь «кажется»? Разве можно сомневаться в таком вопросе?

Бронсону был неприятен этот разговор – болезненные воспоминания вновь заполнили сознание. Он увидел мертвого полицейского, вывалившегося из машины, и закрыл глаза. Картина была настолько отчетливой, что Гарри с трудом различал грань между иллюзией и реальностью.

– Я тоже совершил преступление, Гарри-сан, но, в отличие от тебя, принимаю ответственность.

– А вы за что здесь?

– В древней книге сказано: «Если самурай решил убить человека, он должен исполниться решимости и действовать. Тогда, даже если он потерпит поражение, такое поражение будет подобно победе». Я владел сетью японских ресторанов в Чайна-таун, когда пятеро глупых мерзавцев ворвались ко мне и стали требовать денег. Говорят, что они разорили множество честных людей. Я отказался – сказал, чтобы убирались. Тогда они подожгли здание. В этом пожаре чуть не погиб мой сын.

– И что вы сделали, господин Юдзан Цунемото?

– В древней книге сказано: «Если самурай решил убить человека, он должен исполниться решимости и действовать безотлагательно». Я убил их при помощи меча, Гарри-сан. Убил всех. Если бы я жил лет триста назад, то господин наверняка приказал бы мне совершить сэппуку. Но теперь не осталось традиций, Гарри-сан, и я здесь! Я знаю, что заслуживаю смерти, но меня оставят жить. Это постыдно!

– Ну… – Бронсон немного стушевался. – Вы, на мой взгляд, несколько переборщили, но, в общем, действовали правильно!

– Нет, Гарри-сан, я не переборщил. Убить человека, нанесшего оскорбление, – это единственная возможность спасти свою честь.

– Тогда почему вы считаете, что должны уйти из жизни?

– Потому что путь самурая – смерть.

– Но…

– Самурай должен быть настойчив. Если ты делаешь что-то без подобающей целеустремленности, то твои действия могут быть сочтены недостаточными. Смерть – это та точка, которая завершает фразу жизни. Эту точку ты не волен поставить когда угодно. Нужно следовать за обстоятельствами, но когда обстоятельства указывают на целесообразность подобного выхода, самурай должен отбросить все сомнения.

– Что же вас в таком случае останавливает, господин Юдзан?

– Поверь, Гарри-сан, я не медлил бы ни минуты, но дайме моего клана, господин Окинара Хогисива, наложил запрет на совершение ритуального самоубийства. Если я ослушаюсь и вскрою себе живот, то навлеку позор как на себя, так и на своих близких. Это очень серьезно, Гарри-сан.

– И что же вы предполагаете делать?

– Я проведу остаток своих дней за тюремными стенами. Существуют предания, из которых следует, что иногда самураи, вместо того чтобы совершить ритуальное самоубийство, становились буддийскими монахами. Тюрьма, конечно, не монастырь, но выбирать мне не приходится.

– Завидую вашей определенности!

– Я просто иду по своему пути. И тебе следует поступать так же, хоть ты и не самурай. Ты должен разобраться в себе, Гарри-сан. Темная сторона влечет тебя, но ты все еще не подвластен злу. Расскажи, почему ты считаешь, что убил полицейского?

– Ну, – замялся Гарри, – дело в том, что я практически ничего не помню. Я ехал по шоссе, когда вдруг частично потерял сознание. Очнулся у полицейской машины. В сущности, больше ничего не помню.

– У тебя было какое-то дело? Почему ты ехал по тому шоссе, Гаррри-сан?

– Ну вообще-то тот полицейский забрал у меня права, и я следовал за ним, чтобы поставить автомобиль на полицейскую стоянку до судебного разбирательства.

– Что же тебя заставило думать, будто ты совершил убийство?

– Полицейские мне предъявили обвинение, содержащее неоспоримые доказательства. На месте преступления обнаружены мои отпечатки пальцев и ДНК, кроме того… Я не вполне обычный человек.

– Что ты имеешь в виду?

– Это долгая история. В общем, я знаю, что при определенных обстоятельствах мог бы совершить нечто подобное.

– Мы не властны над своими желаниями, – сказал японец. – Но они только желания. Возможно, ты хотел убить того полицейского, Гарри-сан, но это вовсе не равнозначно самому убийству.

– Нет, дело в другом. Меня воспитывали для убийства, господин Юдзан. Вся моя жизнь – не более чем иллюзия. По большому счету я попросту не знаю, кто я. Кроме того, я обладаю сверхчувственным восприятием. Телепатия и все такое.

– Понимаю, – задумчиво сказал мастер меча.

– Я живу, как во сне, пронизанном бесконечным кошмаром. Я слышу мысли, господин Юдзан Цунемото. Если бы вы знали, до чего они отвратительны, по большей своей части. Я не могу остановить какофонию чужих фраз и желаний, иногда мне кажется, что голова вот-вот разлетится на куски. Тогда я стискиваю ее руками и кричу. Кричу, словно затравленный зверь. Но они не отпускают меня. Они используют мой мозг, чтобы обрести собственную жизнь. Иногда мне кажется, что я всего лишь ретранслятор. Это не вам, господин Юдзан, а мне впору выпускать себе кишки!

Японец задумчиво покачал головой:

– Понимаю тебя, Гарри-сан, но скажи, разве сейчас ты все еще слышишь эти голоса?

– Нет, но это не важно. Самое ужасное в том, что я не умею контролировать этот процесс. Мое сознание живет своей собственной жизнью.

– Думаю, что смогу тебе помочь. – Японец свесил ноги с кровати и надел тапочки. – Сядь в сейдза.

Бронсон с удивлением посмотрел на мастера меча:

– Во что, прошу прощения?

– Положение сейдза состоит в следующем, – объяснил японец. – Ты опускаешься на колени и садишься так, чтобы ягодицы касались пяток. Между коленями должен помещаться один кулак.

Аллигатор принял требуемое положение. Побитые зеки с опаской переглядывались и украдкой, так, чтобы Бронсон не заметил, крутили указательными пальцами у виска.

– Теперь закрой глаза и расслабься, сосредоточившись на дыхании. С каждым вдохом твое тело становится все легче. Вот оно уже как пушинка.

Гарри с удивлением отметил, что производимые им действия не являются для него чем-то новым. У него было такое ощущение, что тело, видимо, руководствуясь некогда накопленным опытом, выполняет упражнение в обход сознания.

– Ты должен отключить мысли, Гарри-сан. У тебя лицо человека, решающего математическую задачу.

Разрешить пустоте завладеть сознанием оказалось, пожалуй, самым сложным. Когда Бронсон справился с этой задачей, не осталось ничего, что тревожило бы его разум.

– Теперь сконцентрируйся на области сердца, – приказал японец, открой себя миру.

Гарри сосредоточился на сердечной чакре и почувствовал, как соки земли проникают в него. Он услышал пение птиц, шум ветра, шелест дождя. Он услышал людей, всех вместе. Но это уже был не клокочущий поток, готовый смести все на своем пути, а журчание горного ручья. Мысли, голоса, чувства людей доносились с некоторого отдаления. Это было похоже на просмотр кинофильма. Гарри не слышал никого и одновременно слышал всех. Он не мог разобрать слов, но знал, о чем говорит каждый человек.

– Не проваливайся, Гарри-сан. – Голос японца звучал так, словно прошел через толщу воды. – Потакать своим слабостям недостойно. Сконцентрируйся на дыхании, очистись.

Переходить к пустоте было мучительно, но Гарри Бронсон справился с этим. Он вновь ощутил себя чистым листом. Голоса изчезли, так, словно их никогда не было.

Японец подошел к Гарри и хлопнул перед ним в ладоши. Резкий щелчок вернул Бронсона к действительности.

В камере стояла такая тишина, что можно было различить дыхание заключенных.

– Теперь, Гарри-сан, ты знаешь, как управлять своим сознанием, сказал Юдзан Цунемото, – и ты можешь попытаться понять, кто же тебя подставил!

– Вы считаете, что я невиновен?

– Да, Гарри-сан, человек с твоим сердцем не может пойти на то гнусное преступление, которое ты описал мне!

– Ха! – донеслось с галерки. – Все мы тут чистенькие, только нимба не хватает.

Гарри резко повернулся и с ненавистью взглянул на Большого Папу. Наглая ухмылка сползла с физиономии идиота, словно скальп с головы жертвы ирокеза.

– Поговори, пока в сознании, – процедил сквозь зубы Аллигатор. – Еще слово…

– Ладно, ладно, – заюлил громила. – Успокойся, мужик.

– Так-то лучше.

Японец недовольно поцокал языком и повернулся спиной к Бронсону:

– Ты очень горд, Гарри-сан, – обратился он к стене. – Человеку твоего положения надлежит выказывать скромность. Иначе люди могут отвернуться от тебя.

– Но он…

– Не имеет значения, что происходит вокруг тебя. Ты должен находиться в центре событий, и подобно тому, как мастер меча способен развернуть перед противником трепещущий веер из свистящей стали и не подпустить врага к себе, ты должен быть способен удерживать зло на расстоянии при помощи внутренней силы. Накапливай ее, а не растрачивай, Гарри-сан. В этом и состоит твой путь.

– Простите, мастер!

– Узнай, кто убил полицейского, сделай это!

Бронсон принял положение для медитации и открыл себя миру. Сперва все повторилось, как в прошлый раз.

Голоса и мысли тысяч людей вошли в его сознание. Но через какое-то время он почувствовал, что нечто в этой разноголосице вырывается из общей канвы. Кто-то искал его. Гарри ощущал, как чужое сознание сканирует мир, подобно тому, как это делал он. Бронсон чувствовал, что в мысли людей то и дело вторгалась чужая воля.

Это походило на то, как настраивают волну на аналоговом радиоприемнике – перемещение стрелки приводит к кратковременному звучанию станции, потом приходят помехи…

Бронсон сосредоточился на чужеродном воздействии.

Он старался выделить его среди беспечных мыслей многих людей. И когда ему это удалось, он увидел того, кто искал с ним встречи.

Человек был неотличим от Аллигатора. Лицо, телосложение, осанка – все в точности копировало Гарри Бронсона. И только в глазах, как январский снег на солнце, сияла холодная злоба.

– Теперь ты знаешь, Гарри-сан, что невиновен, – сказал японец, – но это не спасет тебя от наказания. Ты должен бежать.

На галерке злобно захихикали:

– Я, конечно, очень извиняюсь, – Большому Папе все никак было не уняться, – но бежать из полицейского депорта еще никому не удавалось.

Ник, тот, что совершил вооруженный налет, заржал, как жеребец на водопое.

– Да пусть делает, что хочет, братан, а мы на его могиле спляшем.

Бронсон помнил о наставлениях японца и смолчал.

Дебилы, почувствовав безнаказанность, продолжали в том же духе:

– Он вообще у нас особенный: телепат и крутыш.

– А по-моему, по нему дурдом плачет!

Внезапно Бронсон почувствовал, что гнев ушел. У него возникло ощущение, будто он врыт по пояс в землю и ничто на свете не может сдвинуть его с места. Глупые высказывания заключенных больше не беспокоили его.

По всему телу распространились спокойствие и уверенность.

Отморозки, заметив в Гарри некую перемену, приумолкли.

– Да кончай ты, – прошипел Ник, обращаясь к Папе, – не ровен час, опять взбесится.

– Ты прав, старина, с недоумками надо поаккуратней!

Но Бронсон вовсе не собирался давать волю гневу. Он сделался безупречным воином, неуязвимым ни для одного противника. В таком состоянии он, наверное, мог бы стоять на раскаленных углях или блокировать рукой удар клинка.

Японец посмотрел на Бронсона и сказал:

– Молодец, Гарри-сан, ты возобладал над своим гневом. Теперь найди выход.

Решение пришло неожиданно: здание на Второй авеню, назначенное к сносу, через несколько часов превратится в труху, так как один из представителей религиозной секты «Дети Христовы» только что заложил в подвале три киллограмма пластида. «Эти „детишки“ всегда славились подобными выходками, – подумал Бронсон, – и вот что интересно: специализируются исключительно на – домах, и так приготовленных к взрыву. Замечательный вариант террористического акта – отголосок в прессе при отсутствии состава преступления».

– Спасибо вам, господин Юдзан Цунемото, – произнес Бронсон, – теперь я знаю, что мне делать.

Японец внимательно посмотрел на Бронсона:

– Тогда исполнись решимости и действуй. Помни, что смерть следует за тобой неотступно и ты не имеешь времени для сомнений.

Бронсон поклонился и нажал на кнопку вызова дежурного полицейского. Когда дверь с лязгом отворилась, Аллигатор рявкнул:

– Препроводите меня к детективу, я желаю дать показания!

Полицейский завел руки Аллигатора за спину и, надев наручники, отконвоировал из камеры.